Уже серело, а вместе с ночной темнотой исчезли и зеленокровки. После того как Мило не вернулся, Шрак решил, что надежнее будет встретить предков как можно дальше от поляны. Он не подал виду, что боится засевшего в башне мага, но Дорн видел сомнения на лице тролля. Шрак то и дело украдкой поглядывал на Воронью башню.

Тролли всегда боялись волшебников. По силе и скорости эти великаны намного превосходили лучших воинов всех остальных народов, но против магии были бессильны. Шрак не дожил бы до своих лет, если бы не принимал этого в расчет. Зеленокровки пользовались такой тактикой, что использовать против них магию было тяжело. Народы Хадара не группировались в правильные отряды, атаковали быстро и безжалостно, как только подворачивалась такая возможность. Поэтому у применяющих магию оставалось мало времени для того, чтобы плести заклинание. Зеленокровки в первую очередь занимались разобщенными или более слабыми врагами, которых можно было победить без особого труда. Многие из товарищей Дорна утверждали, что зеленокровки трусливы, но это было не так. Зеленокровки были эффективны, хотя возможно, никто из них даже не подозревал, что означает это слово. И соотношение убитых врагов к оркам и гоблинам показывало, что они правы. То и дело всплывали истории о побежденных и убитых троллях, но те, кто рассказывал их, по большей части говорили и о морских драконах, и рубинах размером с голову ребенка. В любом случае Дорн не знал никого, кто бы сражался с троллем и мог бы потом об этом поведать. К счастью, троллей, как и великих магов, было немного.

Чем светлее становилось, тем громче звенела битва. Это могло означать лишь одно: ожившие мертвецы постепенно гонят зеленокровок обратно на поляну. Если правда то, что сказали разведчики Шрака, на тысячу зеленокровок приходилось около десяти тысяч предков. Если же еще учесть то, что оживший мертвец не падал наземь только от того, что в его тело вонзали фут стали, и не испытывал страх только от того, что вокруг него перебили его товарищей, можно было представить себе, насколько неравен был бой. И эти десять тысяч — лишь первая волна.

Дорн сидел в центре зарешеченной повозки. Шрак послал обоих полуросликов к башне, а его оставил погибать за решеткой. Дорн был голоден, ему хотелось пить, он был безоружен — оставалось только сидеть и ждать конца. Если немного повезет, один из предков насадит его на копье, а не разорвет живьем на части. Но все это лучше, чем то, что сделал Шрак с братом Мило. Он отлично видел малыша сквозь прутья решетки. Он стоял на северо-востоке поляны, привязанный к колу, который тролль лично воткнул в землю голыми руками. Полурослик оказался достаточно умен, чтобы не кричать всю ночь и не звать на помощь. Если что-то и могло заставить живых мертвецов стать еще более кровожадными, так это такие беспомощные малыши, которые так громко ревут. Подобное действовало на них примерно так же, как курочка в военном лагере, которая громко кричит: «Съешь меня!»

Дорн задумался над тем, какие еще у него есть возможности, когда треск невысокого кустарника напомнил ему о том, что время для размышлений миновало. Он встал на колени, повернулся в ту сторону, откуда доносился треск, и вгляделся в залитый утренним светом лес. Потребовалось совсем немного времени, чтобы найти его источник. Что-то запуталось в зарослях ежевики и все пыталось выбраться. Дорн мог с уверенностью утверждать, что это не зверь. А что это такое точно, можно было только гадать.

— Выходи уже, мерзавец! — зарычал Дорн.

И словно в ответ на его слова из кустов вывалилась одетая в темное фигура. Это был человек среднего роста, худощавый, одетый во что-то темное, причем часть ткани лоскутками висела на кустах. У мужчины не было одной ступни, и после каждого шага обрубком ноги он покачивался и готов был вот-вот свалиться, однако мертвец принимался махать руками, и равновесие восстанавливалось. Сразу за ним ковыляла девушка, по крайней мере, Дорн так решил потому, что на ней было порванное домашнее платье. Волосы, которые когда-то были волнистыми, грязными прядями свисали на ее лицо. Оба они были мертвы, и судя по всему, не первый год.

— Безоружные, — разочарованно прошептал он.

Он-то надеялся, что к нему придет мертвец с оружием из стали, оружием, достаточно крепким, чтобы сломать замок на двери клетки. А эти два наполовину разложившихся экземпляра были даже не в состоянии вскрыть деревянный ящик, не поломав себе при этом руки. Дорн отодвинулся чуть-чуть дальше к центру повозки. Без оружия они его не достанут, но у него тоже не будет шанса выбраться из темницы.

Оба оживших мертвеца быстро приближались, привлеченные запахом живой плоти. Они вцепились руками в прутья решетки, принялись трясти ее, затем стали просовывать руки внутрь, насколько хватало сил. Дорн сидел всего в нескольких дюймах от тянущихся к нему рук и изо всех сил пытался не замечать их. Мертвецы с каждой секундой приходили во все большую ярость. Они стонали и хрипели, колотили клетку руками и пинали ногами. Это была не просто нежить. Это были неконтролируемые бестии, отравленные кровью Младшего, которым хотелось только одного: разрушать все живое.

Вскоре из зарослей выбрались другие ожившие мертвецы. Судя по всему, их привлекли громкие звуки. К повозке направилось с полдюжины этих существ. Они стонали и сопели, пробираясь к клетке с пленником. Двое из них были достаточно проворны, да еще и одеты в нагрудники и половинчатые шлемы — и опять же, безоружны.

— Идите сюда, идите, полусгнившие трупы! — заорал на них Дорн. — Давайте уже покончим с этим. Меня в этом мире уже ничто не держит.

Своими громкими угрозами Дорн привлек внимание других оживших мертвецов. Он видел, как они выходят на край поляны и целенаправленно устремляются к нему. Какая разница, десять их или сто? Он в ловушке.

Внезапно на севере поляны показались двое орков, которые выскочили из-за деревьев и принялись колотить нежить, которую выгнали из лесу. Несколько точных ударов — и они повалили существо. Не обращая внимания на удары, их жертва тянула руки к обоим зеленокровкам и пиналась. Один из орков позаботился о том, чтобы их противник никогда больше не встал на ноги, второй отделил голову ожившего мертвеца от туловища двумя точными ударами. Затем зеленокровки ринулись обратно в лес в поисках следующей жертвы.

Дорн опустил голову и задумчиво уставился на потрепанные доски, на которых сидел. Сквозь прутья решетки тянулось все больше и больше мертвых рук, пытавшихся ухватить его. Злобное рычание и стоны усиливались. Похоже было на звуки ветра перед грозой. Повозка с пленником раскачивалась из стороны в сторону, как до этого во время бешеной скачки через лес, вот только ни на дюйм не двигалась с места.

В душе у Дорна разлилось спокойствие. Подобные мирные моменты были ему знакомы. Не по собственному опыту, а из рассказов товарищей, с которыми сражался бок о бок. В такие мгновения сознание прощалось с телом. Дух понимал, что наступил конец, и только тело все еще боролось. Однако бой был безнадежный. Сознание брало контроль над телом и постепенно отрезало все, оставляя только сердце. А потом замирало и оно.

Дорн готовился к тому, что ожившие мертвецы опрокинут повозку. Тогда он перекатится на бок, к нему потянутся гнилые руки и порвут его на кусочки. После этого сердце перестанет биться. Он часто представлял себе, как именно погибнет. Он мысленно представлял себе тысячи вариаций гибели и всегда считал, что знает все возможные варианты. Но судя по всему, смерть полна сюрпризов.

Что-то с силой ударилось о повозку. Боковые колеса вдруг поднялись в воздух. Дорн зажмурился, покатился по толстым деревянным половицам и ударился плечом о решетку. Вот сейчас его схватят жадные руки и разорвут на части. Он взмолился Регору, чтобы тот даровал ему милость встретить смерть достойно, а не кричать, словно старая баба. Но никто к нему не потянулся. Затем повозка опрокинулась обратно и с грохотом встала на массивные деревянные колеса. Сломалась задняя ось, повозка несколько раз качнулась из стороны в сторону. Послышались жалобные стоны, звук разрываемой ткани и кошмарные чавкающие звуки. А потом шум стих, до ушей Дорна доносились лишь отдаленные звуки битвы. Его не коснулась ни одна рука.

Наемник медленно открыл глаза. Перед ним лежала оторванная рука, сгнившая до самой кости. Между локтевой и лучевой костью застрял обрывок ткани. Рука почти ничем не отличалась от похожих на выделанную кожу остатков плоти у других мертвецов. Робкие лучи утреннего солнца, выползавшие на поляну, закрывали мрачные тени. Дорн поднял голову. От нежити, окружавшей повозку, осталась только куча рук и ног, разбросанных по истоптанной траве. Дорн не мог определить, что от кого отлетело. И среди всего этого стоял Шрак. Генерал троллей дрожал от ярости. Глаза его сверкали, словно в них сияло солнце, встававшее у него за спиной. Изо рта капала вязкая слюна, под похожей на кору кожей подрагивали длинные волокна мышц.

Шрак ухватился за прутья повозки для пленников и раздвинул их, словно тоненькие ивовые прутики. Затем отступил на шаг и устало застонал.

Дорну не приходилось задумываться над тем, что делать. Ему было все равно, сражаться против тролля или против оживших мертвецов, он просто хотел сражаться. Любой конец лучше, чем беспомощное сидение в клетке, когда тебя съедают заживо, а ты не в силах защититься. Несмотря на все это, он хотел знать, что его ждет.

— Почему ты вернулся? — спросил он Шрака, вылезая меж погнутых прутьев решетки.

По глазам тролля Дорн видел, что тот изо всех сил пытается сохранить спокойствие. Нижняя челюсть задрожала, изо рта потекло еще больше слюны. Шрак отвел руку за спину, извлек откуда-то зазубренный клинок орков, нижняя часть которого была похожа на пилу, и бросил оружие под ноги наемнику.

— Такие воины, как ты, должны погибать в бою, — засопел Шрак. — Смерть нам знакома, но мы должны иметь возможность взглянуть ей прямо в глаза, а не быть разорванным на куски, не отправив в царство мертвых добрую дюжину врагов. Надеюсь, ты оценишь этот жест и вспомнишь мои слова.

Дорн подобрал клинок с мокрой от росы травы. Когда он снова поднял голову, тролль уже изменился. Потрескавшаяся темная кожа посерела, лишилась того слабого блеска, который у нее был. Он застыл в движении, лишь на искаженном гримасой лице темными пятнами сверкали два глаза. Слюна матовыми сосульками застыла прямо в падении из широко раскрытого рта. Шрак превратился в камень. Дневной свет стал для него проклятием.

Теперь Дорн понял, что хотел сказать ему Шрак. Предстоявшая ему судьба теперь угрожала и массивному зеленокровке. Если верно то, что говорят о троллях, Шрак останется каменным до наступления темноты. И только потом дыхание жизни вернется к нему, если кто-нибудь не воспользуется возможностью и не расколет его на куски. Казалось, тролль надеялся, что Дорн избавит его от подобной судьбы, так же как спас его он.

Наемники далеко не были людьми чести, и убийство тролля наверняка принесло бы ему уважение в определенных кругах. Дорн взвесил клинок в руке. Один точный удар, и он сделал бы то, о чем мечтали многие его товарищи, хоть это и не принесет ни единой монеты. Он занес клинок, размахнулся, чтобы нанести удар, — и снова опустил его. Может быть, он и не человек чести, но если и есть что-то общее у них с Шраком, то это страх погибнуть смертью, недостойной честного воина.

Окончательно убедил его пощадить тролля голос полурослика.

— Не смей приближаться, ты, суповой набор на ножках! — кричал Бонне. — Я скормлю тебя Нубертовой шавке. Она обгрызет с твоих костей все мясо, а потом разделает и закопает между головок цветной капусты на грядке. И все, не будешь ты больше спотыкаться и стонать.

Цепь, которой Бонне приковали к колу, была туго натянута. Полурослик пытался отойти от подкрадывавшегося к нему ожившего мертвеца как можно дальше. На вид чудовище было похоже на крестьянина с севера. Он слегка прихрамывал, руки вяло свисали вдоль тела. Одежда, темно-зеленый или коричневый плащ, была вся в дырах. Сгнившие до колен штанины открывали две лишившиеся плоти икры. И только кожаная шапочка, покрывавшая голову существа, все еще выглядела безупречно.

Дорн поглядел на окаменевшего тролля и коснулся его лба орочьим клинком.

— Если появится гном с топором, мертвый или живой, я отгоню его от тебя. Но есть и другие, кто так же беспомощен, как и ты, и к которым я испытываю некоторую привязанность. Так что стой тут.

Дорн побежал на помощь Бонне. К малышу, прихрамывая, приближались еще двое представителей нежити, привлеченные криками полурослика.

Бонне плясал вокруг кола, как дикий пони, не желающий, чтобы его обуздали. Он обнажил нож, вроде тех, кто полурослики всегда носили с собой, чтобы собирать грибы или резать яблоки. В качестве оружия против предков он был, конечно же, бесполезен.

Оживший крестьянин даже не видел, как Дорн подбежал к нему. Наемник взмахнул на бегу мечом и одним-единственным ударом отрубил существу голову. Шапочка все еще была на голове, когда та покатилась по траве. Дорн увидел еще трех предков, вышедших на поляну. У двух из них были длинные мечи и кольчужные доспехи. И двигались они заметно проворнее.

Значит, правда то, что говорили об оживших мертвецах. Они могли перейти на другую сторону только с тем, что вошло у них в плоть и кровь. Поэтому глуповатый крестьянин и в смерти не станет другим, а боец останется бойцом — и до, и после смерти. Конечно же, все это было справедливо только тогда, пока тело играло в эту игру. Но похоже, в случае с облаченными в доспехи мертвецами дело обстояло именно так.

Дорн подбежал к Бонне, который просиял от радости.

— Классный удар, — заявил он. — Я бы тоже с ним справился, но это было бы ужасно.

— Не болтай, — рыкнул Дорн. — Обмотай цепь дважды вокруг кола и натяни ее. Я попытаюсь перерубить ее.

Бонне сделал так, как ему велели. Дорн размахнулся, чтобы нанести удар, и обрушил всю свою силу на железные звенья. Во все стороны брызнули искры, но цепь устояла.

— Проклятая гномская работа, — простонал Дорн, осмотрев зарубки на цепи. Он снова замахнулся, чтобы нанести удар, но застыл в движении, не доведя его до конца.

С юга на поляну вышла стройная фигурка. Грязные длинные черные волосы закрывали лицо. Синий плащ был порван в нескольких местах и пропитан кровью — Дорн знал это. Женщина опиралась на длинную палку. Она двигалась неловкой шаркающей походкой. Движения умершей.

— Сенета, — прошептал Дорн.