Роман с попсой - непременное приключение детства и отрочества. В любой культурной резервации (забор, бонны, - а что такое телевизор? - Рахманинов, двенадцать приборов на тарелку) «естество свое берет» - и организм потребует своей дозы «пародии на катарсис» (Т. Адорно), что же говорить про наши хрупкие жилища. Дитя грязи найдет - можно не сомневаться. Девочки в этом смысле намного уязвимее мальчиков - кич как «сентиментализация обыденного и конечного до бесконечности» совпадает прежде всего с девичьим (мелодраматическим) строем души, мальчики же больше ориентированы на брутальные субкультуры. У девочек же засада на каждом шагу: не музыка - так поганые книжки, не телевизор - так журналец с рассуждениями Ксении Собчак о духовности.

Но чего мы, собственно, боимся? Не эгоистично ли наше отвращение? Ведь попса по большей части своей - благопристойна и целомудренна, ее преобладающая тематика - в рамках вечной «любви и разлуки», тоски и преданности, одиночества и встречи. Если пересчитать на деньги Серебряного века, всходит та же Дева-Заря-Купина, через речку несут Вечную Радость, а я с гордостью ношу его кольцо. Но тягота в том, что нынешние селебритиз оказались практически монополистами в роли романтических героев времени и лиц эпохи. Нам, подросткам начала 80-х, жилось, как ни странно, много проще: помимо попсы (тяжеловесной советской и смутно представляемой западной) был пантеон идеологических, исторических и литературных героев - было из чего выбирать. Лица Гули Королевой, Олега Кошевого, Зои Космодемьянской и Рубена Ибаррури - право же, были не худшими лицами (может быть, их и канонизировали, среди прочего, из-за романтического потенциала). Пугачева, опять-таки, существовала не во вред здоровью, проявлялась по выходным и праздникам, функцию девичьих глянцев выполнял журнал «Работница» с рубрикой «Подружка». Уже умерла Анна Герман, но дурманом сладким все равно веяло, и из каждого второго окна звучало «Эхо любви». Комсомольский дуэт Рузавина-Таюшев откровенно признавался: «Звенит высокая тоска, не объяснимая словами». Типажи мужественности и женственности были на удивление разнообразны, мода задавала направление, но не стандарт, настоящее же (искусство, музыка, красота, литература) было где-то за кадром, его достраивали воображение и вечная неудовлетворенность, стремление в «иные области», знаки и частные приметы альтернативного языка культуры (рока, западной литературы, интеллектуальных и религиозных учений, недоступных - и от этого по-настоящему значительных - книг). Еще незрелые для разрешенных Гоголя, Толстого и Достоевского, но уже переросшие «ешь что дают», советские старшеклассники вечно пребывали в состоянии «эстетического поиска», - иногда комического, иногда болезненного, но очевидного, кажется, для всех.

Нынче что ж: плюрализм, принципиальная внеиерархичность, интеграция классических образов в эстрадное хозяйство. Например: «И невозможное возможно», - утверждает Дима Билан, бедный крепостной мальчик (недавно Савеловский суд отказал ему в праве выбирать продюсера), - «сойти с ума, влюбиться так неосторожно». По естественному ходу вещей, Билан должен лечь на Блока, тогда будет забавно и безобидно. Но у ребенка нет культурной памяти, и Блок для него станет эпигоном Билана. Рэп-группа «Многоточия» забавно вплетает в речитатив цветаевские «рас-сто-яния, версты, мили», - но что взрослому постмодернизм, то ребенку - путаница, и уродливые отражения забивают оригинал.

Печаль даже и не в том, что нынешняя «звездная» женственность, за немногими исключениями, - шлюховата, а мужественность - гоповата либо педерастична. И не в том, что ликвидированы многие табу (культура - единственная сфера, где утвердились подлинная свобода и демократия). По-настоящему задевает антиромантичность и антилиричность нынешней попсы. Ее ценностный императив травой прорастает сквозь иллюзорное разнообразие типажей и посланий: это en masse потребности юного жлобья, желающего приобретать и наслаждаться, наслаждаться и приобретать - любовь, секс, красоту, Лондон-Париж, черный бумер, ветер с моря, нежность и страсть. Это пропаганда недорогих гедонистических практик и бодрой, задорной, животной легкости бытия.

Да, конечно: так и должно быть, «так во всем мире», такова онтология попсы. Но это не детское питание.