Когда- то жизнь была совсем другой. К концу восьмидесятых Владимир Крупин превратился в настоящего номенклатурного писателя -не только секретарь правления Союза писателей, но и главный редактор толстого журнала. В 1989 году Михаил Алексеев ушел на пенсию с должности руководителя ежемесячника «Москва», преемником Алексеева стал Крупин.
- Долго меня Сергей Михалков, Юрий Бондарев и Владимир Карпов уговаривали взять «Москву». Я согласился и много раз об этом жалел - тяжелый был хомут.
«Москва» наряду с «Нашим современником» и «Молодой гвардией» в те годы считалась рупором консервативной части советского писательского сообщества. Но если «Наш современник», что называется, жег, публикуя «Русофобию» Игоря Шафаревича или «Россию распятую» Ильи Глазунова, то «Москва», кажется, нарочно сторонилась любых сколько-нибудь скандальных публикаций. Даже мода на перепечатку ранее запрещенных книг обошла «Москву» стороной - когда в 1986 году Михаил Алексеев опубликовал «Защиту Лужина», член редколлегии Петр Проскурин назвал это некрофилией (в смысле - нужно печатать живых советских писателей, а не мертвых эмигрантов), и больше ничего такого журнал себе не позволял. Единственным исключением стала публикация «Истории государства Российского» Карамзина - ее пробивал через ЦК еще Алексеев, а заканчивал издание уже Крупин.
- С тем, что «Историю» в Советском Союзе напечатать можно, не спорил никто еще с начала восьмидесятых. Я помню, после 600-летия Куликовской битвы, в начале 1981 года, мы, большая делегация писателей - Залыгин, Астафьев, Белов, Лихоносов, Личутин, я и другие, - ходили вначале в Госкомиздат, а потом в Совет министров просить напечатать Карамзина. Мы были такие идеалисты, нам казалось, что как только Карамзина напечатают, Россия будет спасена. Нам отвечали, что принципиальных возражений нет, но в стране дефицит бумаги, и как раз именно Карамзина печатать не на чем. Тогда мы заявили, что готовы отказаться от публикации всех наших книг, только бы Карамзин был напечатан. Это не помогло, и стало ясно, что после 600-летия Куликовской битвы, когда на Куликовом поле собралось несколько сот тысяч человек, пришедших отпраздновать годовщину, враги России просто испугались этого подъема русского духа, поэтому тогда нам никто не дал напечатать Карамзина.