Судьба престижного поселка

Капитальный двухтомник «Наша Николина Гора», собравший воспоминания никологорцев о жизни в легендарном дачном поселке русского мира, доходчиво объясняет, почему было так хорошо и отчего стало так плохо, кто виноват и что делать.

А было действительно хорошо. В 20-е годы, когда кооператив работников науки и искусства, в то время называвшийся «Хуторок», поселился на высоком берегу реки Москвы, Николина Гора представляла собой нетронутый лес. Первые участки - их владельцами, вопреки расхожему заблуждению, были совсем не деятели культуры, а ученые, преимущественно медики - так вот, эти первые участки были огромными - по гектару. Николина Гора стала третьим местом, где пытался поселиться кооператив: из Барвихи новоселов выгнали тамошние крестьяне, осесть в Усово помешал - во всяком случае, так утверждается в книге - Сталин, не желавший странноватого полубогемного соседства. Николина Гора, к которой в то время не было даже моста, оказалась спасительным вариантом. Гигантские размеры своих изначальных участков старые никологорцы объясняют так: на гектаре с большей вероятностью найдется естественная полянка для дома, а вырубать под строительство лес тогда считалось делом стыдным, невозможным.

Постепенно поселок РАНИС становится знаменит. Сюда переезжают писатель Вересаев, композитор Шебалин, музыковед Ламм, поэт Безыменский, нарком Семашко, полярник Шмидт. Две выдающиеся певицы оставляют след в истории кооператива. Антонина Васильевна Нежданова по первому зову соседей готова исполнять на общественной веранде виртуозные рулады. Она объезжает с концертами все деревни Звенигородского уезда - поет охотно и с удовольствием, невзирая на погоду. Не такова оказалась Валерия Владимировна Барсова со своим мужем - «Барсиком». Петь за просто так не любила, в поселке не прижилась и в конце концов продала дачу Сергею Прокофьеву.

Первое серьезное испытание выпало на долю благословенного места в годы сталинских репрессий. Существует карта кооператива, на которой черным цветом вымараны участки репрессированных - это треть (!) поселка. Самая чудовищная история произошла с большевиком Серебряковым. Вышинскому настолько приглянулся участок Леонида Петровича на берегу реки, что он посадил владельца и ровно на следующий день забрал дачу себе. Для соседей Вышинского - Лидовых - эта история, напротив, оказалась спасительной. Когда репрессии коснулись их семьи, Вышинский, по-соседски, приказал: дачу не трогать. Эта информация шла настолько вразрез с общей идеологической установкой на Вышинского-палача, что в книгу не попала. Меж тем дачные истории - это всегда торжество компромиссов и полутонов. Даже и совершеннейших чудовищ дача может сделать человечнее. А некоторые глубоко порядочные люди именно в дачном быту проявляют себя как самые отъявленные свиньи.

Вообще «Наша Николина Гора» - это, в первую очередь, рассказ о человеке во всей его красоте и неприглядности. Николина Гора - мистическое место, по которому проходил и проходит незримый водораздел между «хорошо» и «плохо». Кто по какую сторону баррикад, иногда было вполне очевидно. Многие, скажем, отказывались вступать в члены кооператива на «вымаранные» участки - а многие ведь соглашались. Сейчас, когда кооператив раскололся на два неравных лагеря в споре о том, стоит ли вырубать остатки девственного леса, многие делают вид, что эта граница не столь понятна. Что ж, это вполне в никологорских традициях.

Следующей проверкой на прочность для поселка стала война. Немцы были совсем рядом с Николиной Горой, во многих домах были организованы походные госпитали. Пока одни хозяева занимались спасением от сожжения буфета ценных пород, другие носили раненым воду и учились перебинтовывать раны. Война пощадила чудесное место. Все дачи уцелели, на участке Михалковых появилась Могила неизвестного солдата, существующая и поныне. Жизнь входила в привычное русло, в кооперативе работали детские группы, на общественной веранде играл Рихтер, читал стихи Безыменский.

Те, кто хочет, но не может поселиться на Николиной, найдут в книге мощный позитивный заряд. Попасть на Николину было сложно всегда. Выдающиеся деятели науки и культуры десятилетиями ждали очереди на вступление в кооператив, снимая закутки у своих более удачливых друзей. На даче Кравченко одновременно жили Прокофьевы и Мясищевы. Мясковский квартировал на даче Ламма. Сдавал комнаты академик Кобленц. Маленький домик в глубине участка для тех же целей выстроили Островитяновы. Дамиры, Бахи, Качаловы - пожалуй, только Михалковы никогда ничего никому не сдавали. В книге собраны свидетельства не только тех, кто владел дачами на Николиной, - но и тех, кто любил это место и был, что называется, «вечным съемщиком». Это широкий жест со стороны правления кооператива по отношению к людям, за счет которых всегда жили никологорские хозяева.

И тут мы подходим к грустной теме - концу Николиной Горы, который, по мнению большинства авторов книги, даже настроенных оптимистично, уже состоялся. Анемоны вытоптаны. Сосны срублены. Заборы-уроды возведены и покрыты колючей проволокой. Проспект Шмидта из тихого проселка превратился в вонючую магистраль. Берег Москвы-реки усижен гастарбайтерами с их первобытными представлениями о гигиене. Масловский лес застроен. На месте «окон» - чудесных аксиньинских болот - ведут личное подсобное хозяйство члены садового товарищества «Конник». Из последних сил «министр культуры Николиной Горы» Наталья Васильевна Фельдт (между прочим, ученица композитора Старокадмского, тоже никологорца) организует концерты на знаменитой веранде - но и на них, я тому свидетель, теперь хлопают между частями. В общем, мрак.

Одна из особенностей никологорского характера состоит в том, чтобы происхождение всех неприятностей списывать на «превосходящие силы противника» - и никогда не замечать собственного в них участия. Коллективный враг всех никологорцев - «новые русские», даже сейчас, когда их почти не стало. Враги - везде. В администрации. Среди соседей. В проезжающих мимо иномарках. В газетах. В журналах. На ТВ.

Меж тем никто не причинил Николиной Горе столько зла, сколько сами никологорцы. Еще один автор из семидесятых заметил, что вынужден был «дуть с горы», потому что хозяина арендуемого им домика «охватила строительная лихорадка». На некоторых никологорских участках по шесть-семь домов - и это не считая сараев, которые в теплое время года тоже идут в арендное дело.

Никологорцы сокрушаются: новые русские вырубают наши сосны, не уважают традиций и наполняют дефицитной водой необъятные бассейны. Но ведь кто-то продал им эти сосны. Даже самые ярые сторонники сохранения великих никологорских традиций не устояли перед соблазном больших, «живых» денег. Даже от участка Елены Борисовны Криль, которую называли совестью Николиной Горы (она была одним из инициаторов возвращения дач реабилитированным и привела в кооператив множество замечательных людей), отрезан - слава Богу, хоть хорошему человеку - солидный кусок.

Никологорцы упорно не желают смотреть правде в глаза: покупатель, способный заплатить по 100 тысяч долларов за сотку, не будет строить 100-метровый дом, тщательно обходя вековые сосны - он возведет дворец, и, по-своему, конечно, будет прав. И если, между поло и гольфом, он добредет до субботнего концерта на веранде, то обязательно станет хлопать между частями.

Года два тому назад на Николиной Горе продавался небольшой участок. И хозяину предложили сделку: он сбрасывает цену, а будущий владелец подписывает обязательство не рубить лес. Хозяин отказался. Новый владелец участка, заплативший полную стоимость, вырезал более 100 вековых сосен и елей, построив дом-дворец ровно по границам участка. Между алчностью и расточительством есть довольно приличный зазор - и если все-таки его нащупать, вытоптанных анемонов, пятиметровых заборов и джипов охраны, так раздражающих никологорцев, станет чуть меньше.