Веселое настроение царит в бывшем Новоспасском монастыре. Свыше 60 женщин и девушек сидят у швейных машин. Они шьют белье и покуривают папиросы. У некоторых мальчишеские головки, у других на голове темно-серые платки. У некоторых лица бледные и морщинистые, у других напудренные, и видно, что по губам прошелся карандаш. У некоторых брошки, серьги и другие украшения. Иные носят мужские воротники с галстуками. Кое-где видишь ноги в домашних туфлях, иные же в телесного цвета чулках и изящных туфельках. Все поют. Одни умолкают при входе посетителей, другие начинают петь еще громче.

В углу комнаты - прилавок. Здесь выдается полотно и здесь же принимается готовое белье. Заведующий мастерской и обучающая шитью имеют свое место. На доске записано число занятых в мастерской: у машин - 58, на ручной работе - 14 (это старые женщины, сидящие кружком у двери) и добровольных работниц - 16. Добровольные работницы?! Неужели остальные, поющие и курящие здесь, пришли сюда не добровольно? Трудно поверить, что ты находишься в помещении, где люди отбывают наказание, ибо здесь ничто не запрещено, здесь нет определенной тюремной формы, здесь нет ни одного надзирателя.

И все же это заключенные. Девушка подходит к заведующему, сопровождающему посетителя. Она только что вернулась с похорон отца и теперь сквозь слезы рассказывает, что дома все пойдет ко дну, если ее не помилуют или не отпустят на некоторое время на свободу. У нее мало надежды. Она присуждена к двум годам заключения и пробыла здесь всего четыре месяца. Другая женщина, с желтым морщинистым лицом, просит, чтобы ее перевели в сельскохозяйственную трудовую колонию, так как она не переносит городского воздуха, особенно зимой. Ее ходатайство тоже трудно удовлетворить. Она - заключенная первой категории, осуждена за жестокое обращение с детьми. О переводе в лазарет она и слышать не хочет.

- Идите к тюремному врачу, - говорит ей в заключение заведующий, - пусть он проведет наблюдение за состоянием вашего здоровья.

Двадцатилетняя девушка в красном платочке спрашивает, могут ли две ее подруги получить здесь работу. Заведующий отвечает, что в ближайшее время это невозможно: и так слишком много добровольных работниц, а к тому же пять взрослых детей стали получать теперь жалованье. (Некоторые заключенные живут здесь вместе с детьми, и в течение всего времени отбытия матерью наказания дети работают здесь же, в мастерской, или гуляют во дворе.)

Всего девять лет тому назад во всем этом здании помещался Новоспасский монастырь, известный со средних веков своими богатствами. Князь Иван Калита основал его в 1330 году, цари приглашали сюда придворных священников, некоторые Романовы, например царица Марфа, были здесь похоронены. Девять больших церквей, в том числе собор, были в этом монастыре. Однако отвесные стены и огромные зубчатые башни в углах, стоящие здесь от «смутных» времен Лжедмитрия и окружающие все эти церкви, говорят о том, что обитатели монастыря мало полагались на бога. Из этих бойниц в 1812 году обстреливали французских солдат, а среди мраморных гробниц монахов в монастырском саду есть и гробница дьякона Гавриила, который был расстрелян по приказу Наполеона.

Одна из церквей превращена в театр, в котором 400 мест. Заключенные ставят здесь драмы и смотрят в неделю раз кинокартины. В остальные дни кино открыто для посторонней публики: это побочная доходная статья дома заключения. И не единственная. Хлеб, который пекут здесь, также идет в продажу.

В свободное время заключенные женщины сидят в клубе у старой трубы старого граммофона или у нового рупора радио. Они играют в шашки, читают газеты, пишут письма и так проводят время до 10 часов вечера. Рабочее время, как и на всяком другом предприятии, длится 8 часов. Заключенные получают 20 рублей в неделю, из которых 25 % высчитывают за содержание. К завтраку - чай и хлеб, к обеду - суп, мясо и каша, а вечером снова чай. Ежедневно каждый получает полтора фунта хлеба. Сахар можно покупать на свои средства, на которых вообще две трети могут быть израсходованы по собственному усмотрению, только не на спиртные напитки. Остальную треть можно получить лишь по выходе из дома заключения.

В самой строгой стадии заключения можно иметь свидание только раз в две недели, в средней стадии - раз в неделю, а в самой легкой, которая является, так сказать, преддверием освобождения, заключенный имеет право каждое воскресенье уходить в два часа дня домой и являться на работу только на следующий день, в понедельник.

Получать и посылать письма можно в любое время. Письма просматриваются цензурой. Заключенные средней и легкой категории имеют право на отпуск, как и всякие другие рабочие. В течение восьми лет существования этого дома заключения не было ни одного случая, чтобы заключенный воспользовался отпуском для побега. Только в двух или трех случаях заключенные явились с некоторым опозданием. Как рассказывает т. Ширвиндт, начальник всех мест заключения, в прошлом году 10 120 заключенных были отпущены на три месяца на поденные работы, и из них только 70 не явились своевременно или вовсе не явились.

Каждая заключенная женщина должна обучаться чтению и письму, грамотные получают дальнейшее образование. Женщин обучают здесь шитью белья и платья.

Максимальный срок заключения в исправительных домах - 5 лет. Женщины, которые осуждены на более продолжительные сроки (10 лет - высшая мера наказания по уголовному кодексу), содержатся в так называемом изоляторе. Суд, давая наказание, определяет, по какой категории должен содержаться заключенный. В строгой изоляции заключенный остается не более половины срока наказания. Вторую категорию составляют отбывшие четверть срока наказания. К третьей, самой легкой группе относятся случайные преступники и те, которые проявили больше всего признаков исправления. Этим два дня засчитываются за три, и они могут быть отпущены условно, а в случае полного социального оздоровления - совершенно освобождены.

Вопрос о переводе из одной категории в другую и о внеочередных отпусках и освобождении разрешает наблюдательная комиссия, которая каждую субботу является в исправдом. Она состоит из представителя дома заключения, представительницы производственной комиссии и одного из народных судей судебного участка, в котором находится дом заключения. Комиссия имеет право принимать срочные или временные меры, а в более серьезных случаях входит со своими предложениями в губернский суд или Комиссариат юстиции.

195 женщин, в возрасте от 16 до 60 лет, находятся в настоящее время во 2-м московском женском исправтруддоме, в то время как все эти огромные помещения со своими угрожающими башнями, так не похожими на монастырь, могут вместить 400 человек заключенных и 68 человек обслуживающего персонала. Несмотря, однако, на наличие свободных помещений в этих комнатах, в которых когда-то жили монахи богатого монастыря, заключенные женщины плотно придвигают одну кровать к другой, так как большинство из них, особенно пожилые, не хотят проводить заключение в одиночестве. Они штопают свои чулки, ласкают своих кошек и рассказывают друг другу о днях своей красоты и молодости.

Большинство находящихся здесь осуждены за кражу. В царское время более 20 % заключенных женщин содержалось в тюрьме за убийство детей, в первые годы после революции число их снизилось до двух процентов, благодаря уравнению в правах брачных и внебрачных детей и организации учреждений, заботящихся о младенцах.

В настоящее время в исправдоме вовсе нет детоубийц. Нет сейчас и тайных акушерок (в дореволюционное время они составляли 6 % заключенных), так как аборты производятся сейчас во всех клиниках. Значительное число осужденных за мошенничество. Вот одна бывшая актриса, которая гордо рассказывает о своих гастролях в Париже, Берлине и Вене, которая выписывает и сюда «Иллюстрасьон», осуждена на два года за мошенничество.

Эти камеры выглядят уныло, точно комнаты какого-то приюта для старух. Убого выглядят и складные кровати с тонкими матрацами, набитыми соломой, тонкие подушки, жесткие серые простыни из грубого полотна, покрывающие кровать. Но что тут удивительного! Ведь это все-таки тюрьма…

1926 г.

Подготовила Мария Бахарева