Так что же делать? Как жить и служить желторотому лейтенантику - в системе всеобщего надувательства?

Нет, не через неделю или месяц получен был ответ. А в той необозримости, которая называется жизнью.

Адмиралы, прошедшие через огонь, воду и медные трубы, потому в мирное время играют в бирюльки, что знают абсолютно точно: война, бой - это не «орел или решка», а уму непостижимая разновариантность, и ничто ни угадать уже, ни предугадать нельзя, а психика человека претерпевает изменения, весьма близкие к помешательству.

В хронике Северных конвоев описан следующий случай. Немецкая бомба на куски разносит транспорт, американский матрос оказывается в воде, температура которой такова, что через десять минут - остановка сердца. Вокруг ничего спасательного, ни круга, ни деревянного бруса, волны и волны. Но матрос тужится, матрос не чудом уцелевшую шлюпку высматривает, а пытается снять с пальца обручальное кольцо, сдергивает его наконец и закидывает куда-то подальше, что абсолютно бессмысленно. (Именно такие «закидоны» освещают темные закоулки нашего сознания. И если глянуть на войну чуть диковатым и скошенным глазом, то к нам придут великие открытия, большая правда войны явится, ликуя и страдая.) Это - война, а на войне случается то, чего быть не может, и подготовить человека к войне невозможно, исходя из опыта прошлого, которое вообще невоспроизводимо. Единственное, что позволительно и нужно, - обучить человека безрассудно исполнять некоторые стандартные действия, что-то вроде «ать-два!». И убаюкивать себя надеждой, что среди тысяч втянутых в бой людей окажутся несколько недоразвитых или необученных воинов, которые невероятное воспримут как реальное и ожидаемое. Которые будут настроены встречать опасность как избавление от тягот скуки. Которые радостно наполнят воздухом грудь, оглядят бесстрашными глазами мир и со вздохом облегчения произнесут: «Наконец-то - война!» Она, родимая, где каждый эпизод неповторим, уникален и специфичен.

Такие люди не попадут впросак ни при каких обстоятельствах. Такие люди командуют кораблями без подсказок свыше. Такие рассчитывают на самое-самое худшее - и почти всегда побеждают.

Так что же случилось с Пархоменко 6 октября 1943 года? Почему он потворствовал показухе?

Лидер «Харьков», эсминцы «Способный» и «Бесстрашный» обстреляли южный берег Крыма и взяли курс на Туапсе, не имея надежного воздушного прикрытия. Дав полный ход и запросив авиации побыстрее и побольше, они кое-как добрались бы до базы, но война есть война, наш истребитель сбил немецкий самолет-разведчик, оба летчика его выбросились на парашютах, благополучно приводнились, и командир отряда кораблей не мог отказать себе в удовольствии подобрать и пленить фрицев, чтоб с хорошим уловом прийти в Туапсе, этой добычей оправдав неудавшийся налет на Феодосию. Лидер и оба эсминца застопорили машины и упоенно наблюдали, как благородные советские моряки выдергивают из воды захватчиков. Мостики всех трех кораблей облеплены ротозеями, зрелище, конечно, небывалое, уставами и наставлениями не предвиденное. И никому в голову не пришло, что самолет-разведчик мог сообщить по радио координаты русских кораблей. Десять минут лупили глаза на немцев, ни разу не глянув в небо. А «юнкерсы» тут как тут. И после дурацко-героической гибели трех кораблей - никаких, по приказу Ставки, выходов в море.

Капитан 2-го ранга Пархоменко побарахтался в морской воде, наглотался ее - чтобы, уже вице-адмиралом и командующим Черноморским флотом, вновь убедиться: война, то есть реальная жизнь со смертями, взрывами и непредвиденными казусами, много шире и объемнее всех планов и учений.

Через двенадцать лет после гибели «Беспощадного» и через три года после описанного водевиля на мостиках линкора «Севастополь» - в Северной бухте взорвется линкор «Новороссийск», до сих пор идут споры: кто взорвал и как. Пархоменко ступил на борт корабля, который ну никак не мог утонуть: берег рядом, глубина незначительная, вокруг корабли эскадры в полной готовности и вся мощь АСС, аварийно-спасательных средств флота, личный состав линкора только что сдал нормативы по борьбе за живучесть.

Но - перевернулся, за собой потянув около полутора тысяч матросов и офицеров. По прибытии на корабль командующий обнаружил вопиющие несуразицы. Командира корабля нет, он в отпуске. Старпом руководит спасательными операциями, но находится почему-то не в ГКП, то есть не на ходовом мостике и не в боевой рубке, а в носовых отсеках. На сам линкор, мухами на труп, слетелись все адмиралы флота - для «присутствия». Надо бы две трети личного состава отправить на берег, но Пархоменко опасался обвинений в паникерстве. Как и двенадцать лет назад, выловлен был.

Кстати, кое-какие выводы из трагедии с «Новороссийском» сделали, запретили офицерам покидать боевую рубку, то есть хотели частный случай возвысить до общего - и обожглись: лет через пятнадцать затонул эсминец «Отважный», загорелась ракета. Старпому спуститься бы на шкафут, выяснить, что там дымится, но - нельзя, довольствуйся мониторами боевой рубки.