Всё-то вы мне верили, друзья веселые, граждане московские, а ныне такое совру, что и не поверите. Про московского беса. (А почему бесу не быть в нашем повествовании? Святой у нас есть, и бес должен быть.) Что за бес - узна́ете, а пока - про всё бесовское воинство и духа зла.
Вот вы-то, милостивые граждане, почтенные товарищи, в чертей, небось, не верите и еще смеетесь надо мной, стариком. А меж тем мы, люди московские, с чертями давно переведываемся, и есть у нас средь них знакомых множество. Потому что осаждает нас со всех сторон сила неисчислимая, имя же ей - легион. Бесы-то, они в нас сидят и нами руководят. Во всех помыслах и хотениях нас бес одолевает. Множество их, бесов. Есть бес умственный, сиречь мечтательности, есть бес гордыни, сиречь славолюбия, есть бес стяжания, сиречь сребролюбия, а самый злой бес и самый коварный, из всего воинства наистрашнейший - бес блудный, сиречь сластолюбия. В западном мире целая наука разработана, демонологией рекомая, всем бесам там имена дадены, ну а мы, русские, без наук бесов определяем, на глазок. И скажу я вам, граждане хорошие, что не токмо с сим воинством брань не ведем, но сами себя добровольно отдаем в полон и всю свою многогрешную жизнь в бесовском море купаемся.
Скажете вы мне: что ж, мол, как это так нас бесы одолевают, когда мы их не зрим?
Отвечу: тем-то и силен князь мира сего, что имеет облик незримый, а власть наивысшую, столь великую, что не токмо мы, грешные, но и наисвятейшие угодники не могли от его происков уберечься.
А Бог-то на что смотрит, спро́сите?
Отвечу: так наш несовершенный мир устроен; рядом с Богом соприсутствует дух зла, диавол, и наречено ему, искусителю, быть врагом рода человеческого и враждовать за сердце человеческое, но победа всегда за Богом. Заметьте это себе, товарищи-сударики: за сердце человеческое идет борьба! Вот он чего, диавол-то, хочет - он тебя и властью, и умом наделит, только полюби ты его! Мало того, чтоб род человеческий ему поклонился (и так уж клонимся!), нет, надо, чтоб его возлюбили. И вот не выходит у него с этим ничего! Чует человек, что есть Бог и есть Любовь совершенная, а что диавол и бесы искушения, в сколь ни соблазнительных обличиях являются, а внутри мерзки. Но силен князь мира сего, и знаем мы от Иоанна Апостола, что будут времена последние, когда придут лжепророки и явится антихрист, и возлюбят люди его, и ему отдадут свое сердце, и тут-то, братцы, видя такое неустройство, вмешается Сам Господь Бог, и наступит Страшный Суд, и каждому будет воздано по делам его, и преобразится весь наш несовершенный мир, и станут новая земля и новое небо.
Но заболтался я совсем и в сторону ушел. Стал говорить про беса зримого и незримого, а дошел до антихриста, тьфу на него! прости меня, Господи! Бес он, братцы мои, незрим и формы собственной не имеет, а имеет одну злобную сущность. Самого беса, как духа зла, никто не видал, но его воплощения видели многие, да и мы сами не раз видели, только что бес это - не подозревали. Известно ведь, как бесы святого Антония обольщали - голыми бабами прикидывались. Да что Антония - самого Господа Христа в пустыне диавол искушал! А в старину видеть беса в образе хвостатого черта с рогами удавалось многим - форма у него такая была. Понятно, тогда вера была крепче, и чуял человек греховные сети обольстителя. Не то что видели, а иные беседовали с бесами и бранью переведывались.
Знаем мы про Иоанна, архиепископа Новгородского, иже победи беса и летай на нем в Иерусалим. Писатель наш великий Гоголь Николай Васильевич, которому памятник на бульваре поставлен, любил про беса вспомнить. Другой сочинитель наш знаменитый Достоевский Федор Михайлович преудивительный роман о бесах написал, разговор с чертом сумел изобразить. Философ наш любимый Соловьев Владимир Сергеевич многократно в жизни чертей лицезрел и даже соизволил им стишки посвятить, про антихриста предрек глубины таинственные. Потому как от глубины внутреннего взора всё зависит. Видеть беса дано немногим, а испытывать его искушения - всем.
И вот какое дело, братцы-товарищи разлюбезные, велико бесовское воинство, и есть в нем бес особенный, назову его московским бесом. Летописные предания о нем скудны, но частенько он появляется в разных исторических моментах. То в царя Грозного вселится, кровь невинную льет (Филипп-то, наш святитель московский, разглядел того беса и заклял его, да Малюта Скуратов, бесов выкормыш, удавил страдальца), то Гришку Отрепьева подобьет на дерзостное самозванство, и было от этого беса московским людям вечное неустройство.
Ведь вот какой наш город Москва: так посмотришь - вроде город как город, а этак приглядишься - словно бес в ней бесится. И странно помыслить, ребятушки, развелось ноне по всей Москве этих бесов и бесиков превеликое множество. Так они и мельтешат в глазах, так и мельтешат.
Иду третьего дни мимо одного учреждения, которое и назвать-то страшно, гляжу - выходит сам этот ихний главный трепач, в пенсне, с бородкой клинушком, и к машине. Открывает дверцу и говорит кому-то незримому: «Садитесь, пожалуйста!», - и вроде бы кто-то туда - шмыг! Потом сам садится, а дверца чудом на весу держится, и кто-то второй незримый за ним следом - шмыг! - и хлопнула дверца, покатил он в свой Совнарком, а с ним два обязательных беса. Вишь, я давно слышал, что при нем два беса состоят, да непостижимы они, потому как те два беса не наши и против них православная молитва не помогает.
Ну да что, братцы, всё бесы да бесы, надоели они мне, пойду-ка я лучше от греха, а то такое соврешь, что и сам не рад будешь; про беса-то московского не зря поминаю - велико его воинство и промеж нас трется, да и средь вас, друзья веселые, не все лица мне знакомы... Разве что водочки для храбрости и куража... ох, хороша, зараза! крепка, как воинство бесовское... ну, да мы его одолеем... Ваше здоровье, мои любезные!
Да... о чем бысть речь шла? О московском бесе? Так вот. Садится тот большущий начальник в автомобиль и едет с двумя бесами в свое главное учреждение на заседание, а на том заседании решаться предстоит, кому наиглавнейшему быть. Едет и радуется: два беса с ним, всегда помогут, и бесы веселятся, его морду своими мохнатыми лапками гладят: «Не сомневайся, - говорят бесы, - быть тебе наиглавнейшим».
Но московский наш бес тоже не дремлет и измышляет, как бы напакостить поосновательнее. «Гришку, - думает, - сейчас бы, эх, и устроил бы я суматоху!» Стал присматриваться к большим людям, соображать: и этот хорош, и этот неплох, ко всем в душу слазил и нашел-таки одного, самого среди них замухрышистого - плюгавый, рябой да косорукий, - но злобы и гордыни в нем, что у царя Навуходоносора; хоть собой неказист, да усом пушист и вдобавок инородец. Возликовал московский бес, шмыг в трубу и, минуя всех охранников-чекистов, прямо к этому человеку явился. «Знаю, - говорит, - твои тайные помыслы и целиком их одобряю. Едет сейчас в автомобиле твой супротивник, а с ним два ненашенских беса, ну да я черт русский, их живо обману. Времени у нас нисколько, давай сразу уговариваться. Ты мне, как водится, душу, а сам проси что хочешь». - «Власти хочу, страшной и грозной, больше, чем у царя Иоанна было. Быть мне на Руси набольшим!» - «Будешь. Есть такая Черная книга в Сухаревой башне, твои чекисты не могли ее добыть, я добуду, и будет власть твоя отныне и долго». - «А сколь долго?» - спрашивает. «Жить ты будешь семьдесят лет и три года. Потом умрешь смертью непостыдной. Оплакивать тебя будут три года, а потом - извини...» - «Ну, - говорит, - мне и этого много-предостаточно». - «Давай договор заключать. Кровью расписываться некогда, а ты унизься до последнего скотства и дело с концом». Тому делать нечего, видит - черт не шутит, а автомобиль с его супротивником и двумя его бесами к самому крыльцу подкатил. Взял и приложился. А черт ему... прямо в нос, и наполнил всю его утробу бесовским смрадом. Был он замухрышистый и человек никудышный, а тут преобразился от духа бесовского, смрадного: неистовым огнем взгляд вспыхнул, осанка царственная проступила и твердость характера окрепла. Встал он с колен, вытер усы и смело пошел навстречу своему супротивнику.
А московский бес видит двух чертей супротивника и говорит им: «Здравствуйте, господа добрые! Как поживать изволите?» - «Да плохи дела, совсем плохи...» - «Давненько не видались, поговорить бы надо». - «Ах, мы спешим, в другой раз с удовольствием...» - черти-то рассыпаются. «Эх вы, - наш бес говорит, - знаю, с чем пришли, да и я не прост. Давай силой мериться. Чья возьмет, того и победа». - «Ладно, - говорят, - только чтоб не больно было». - «Совсем не больно, - отвечает московский. - Будем хвосты мерить: чей хвост длиннее, тот и выиграл. Сначала вы промеж себя смерьтесь, а потом, чей хвост длиннее, со мной будет состязаться. Вынайте хвосты, а я рассужу». На это черти согласились, вынули хвосты, а бес московский - не будь дурак - взял и связал их хвосты троекратным узлом, плюнул на узел с заклинанием и срослись хвосты, как у крыс.
Завопили черти: «Обманул ты нас! Отпусти, что угодно сделаем!» - «Нет, - говорит, - теперь шабаш!» Мухой обернулся, в комнату сквозь замочную скважину влетел, к своему другу сел на ухо и всему его научил, что говорить. А два-то оставшихся беса вот хвосты распутывают, дергают в разные стороны, кричат как поросята резаные, друг дружку колотят, а ничего сделать не могут; потом додумались, сели под трамвай, он им вмиг хвосты оттяпал, света белого черти невзвидели и понеслись в свою преисподнюю, там свои культяпки в кипящую серу опустили, сидят, лечатся. А их покровитель вышел с заседания невеселый - разгромил его недруг с помощью московского беса. Но еще не сдается и думает: «Ничего, вот у моих бесов культяпки заживут, тогда посмотрим, кто кого!» Но и московский наш бес тоже не дремлет...
Вот спасибо тебе, догадливый, а то совсем в горле пересохло... Расскажу, расскажу еще про беса, мне самому его проделки интересны, уж больно ловок, проклятый! Да... не дремлет наш враг, московский бес - очень ему Черная книга нужна, чтоб своему другу власть над миром предоставить. Знает он, где она в Сухаревой башне лежит, да взять своими погаными лапами не может - заклята книга, и может взять ее только великий праведник. Вот и отправился попервоначалу московский бес к старцу Иринарху.
Понятно, к святому старцу просто так черт явиться не может, но он-то хитер! Взял и скинулся православным попом, без креста только. Под камилавкой рогов не видно, а хвост рясой скрыт, а чтоб меньше серой пахло, вылил на себя целый пузырек духов Коти. И вот такой раздушенный, красивый, чернобровый - все бабы, на него глядя, млели, пока шел по улице, а старушки под благословение подходили, а он им фигу совал - и заявился бес к старцу Иринарху.
«Радуйся, говорит, честно́й старец!» - «И ты, честно́й иерей!» - старец отвечает. Возликовал бес, что его за честно́го попа приняли, садится на указанное место, заводит сладкоречивый разговор. «Как же это так, - говорит, - благочестивый старец, что живете вы в затворе, и сколь прискорбно, мол, что такой светильник веры скрыт от чающих живой воды учительского слова».
«Ошибаетесь, - отвечает старец и всё гостя разглядывает, - я - великий грешник и не способен нести утешение». А черт разливается соловьем, говорит по-ученому, нипочем не угадаешь, кто такой. «Да, - говорит, - тяжелые времена переживает русская Церковь, мало в ней осталось праведников и подвижников. Одни на Соловках, другие продались большевикам. Вы один, отче, достойны быть пастырем русской Церкви».
«Странно сие слышать, - говорит старец. - Да кто вы такой?» - «Я, - отвечает бес, - из церковного управления. Высокие иерархи рассудили, что после кончины святейшего Тихона нет в русской Церкви более достойного избранника в патриархи всея Руси, чем вы, отче».
Улыбнулся старец и стал читать из Евангелия: «Опять берет Его диавол на весьма высокую гору, и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если падши поклонишься мне...» - «Не надо, - вдруг бес как запищит, - знаю...» А старец продолжал: «Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана; ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи». Тут бес, видя, что разоблачен, окончательно сник.
Алеша тем временем в комнатку вошел и видит - корчится в углу кто-то невыразимо мерзкий. Сотворил Алеша крестное знамение, и в келейке серой запахло. «Не гоните, - бес-то кричит, - помилосердствуйте, святые люди! Давайте сговоримся! Быть тебе, старец, патриархом, быть тебе, Алеша, у сердца его в любви и чести. И немногого прошу - со мной пойти и взять в Сухаревой башне Черную книгу. Пусть хоть Алеша со мной сходит, я и место знаю, и идти рядом». - «На что тебе сия книга, бес?» - «В ней вся тайна власти над миром». - «Или мало власти вашему бесовскому воинству?» - «Мало, мало, честной старец! Чем больше власти, тем больше ее хочется». - «И мало тебе власти над миром сим, и ты хочешь купить власть над святой Церковью, Телом Христовым?» - «Книгу мне надо, старче, всего лишь книгу. Оченно она мне нужна, а взять не могу - заклятье на ней такое дурачье, зарок такой - только праведный человек может ее взять. А кроме тебя кто ж праведнее? - все в миру жили, а ты вне мира, оттого и чист, тебе и книгу взять». - «И смел ты подумать, бес, что монаха славой мира сего прельстишь?»
«Ах, - отвечает бес, - я о вас очень высокого мнения. Но подумайте, святые люди, так ли уж вам бес бесполезен? Вспомните-ка, кто на бесе в Иерусалим летал? Видите, как-никак, и бес пользу принес и святому делу послужил. Ну а что ныне никто из ваших с нами дела не имеет, в это тоже не поверю. Иерархи ваши, сколько из них нам душу продали? Иные-то в простоте думают, что Богу служат, а на самом деле - нам! Так что ты, старче, не артачься! Не скрою от тебя: книгу эту отдам самому главному, а он тебя сделает патриархом. А патриархом быть - что царем! Куда там - еще выше! Так-то славно: на Троицу пройдешь из храма Сергия, под руки келейниками ведомый, в зеленой ризе, под ноги тебе алый ковер расстилают, цветами путь осыпают - куда лучше! Все тебе кланяются, всех ты благословляешь и для ближних можешь сделать доброе дело. Ведь куда лучше, если патриархом будет достойный человек, чем недостойный? Нужен ты, старче, русской Церкви, не то совсем подпадет она безбожной власти!»
«Древлен ты, бес, а так-то глуп!» - смеется старец. Бес нисколько не думает обижаться, переходит на Алешу:
«Может быть, ты, Алешенька, согласишься? Меня твой старец дураком засчитал, я не обижаюсь, привык, что меня, беса, все шпыняют, а без меня тоже обойтись не могут. Очень я тебя люблю, Алешенька! Жалко мне тебя прямо до слез: надел ты монашескую рясу, принял духовный постриг, по-настоящему-то никто тебя в монахи не стриг, сам себя наказал, жизни лишил и всех ее радостей, да еще девицу на бесплотный путь совратил. Знаю, Богу хочешь послужить, да разве Богу нужно умерщвление плоти? Легче Ему, сидящему на престоле, от этого? Бесплодна жертва-то. А всё потому, юноша, что книг-то ты новых не читал, сидел взаперти. Плоть-то, она святая! - вот как нынешние богословы толкуют. А ты хочешь быть человеком лунного света? Вздор полнейший! И еще бы в монастыре жил при строгом уставе, а то сам себя изводишь. Брось ты это, парень! Хочешь, сладко жить будешь? женщин плотски любить - а уж лучше этой отравы ничего нет! - семья твоя будет счастлива и умножен твой род. Хочешь, можешь по научной части пойти, в ученые или инженера выйти? А коль бесплотная жизнь интересует, то не так, чтоб задаром, могу и по церковной части помочь преуспеть: епископом будешь, потом митрополитом, на склоне дней - святейшим! Мало? Не отвечаешь? Но я в твоих мыслях читаю: полноты Бога тебе надо. Ах, миленький, - бес-то смеется, - недостижима она, эта-то полнота. Да еще разобраться следует, есть ли Он, Бог-то!»
Алеша, изумленный бесовой наглостью, хотел было прогнать его, но старец удержал юношу, шепнул: «Пусть его, и не такие вещи в миру услышишь. Укрепляйся сердцем». А бес вот заливается: «Если принять, что душа ваша проходит через плотяную форму, то почему б это формой той не воспользоваться? Душа-то свое личное теряет - форма-то в земле остается. Да и неувязочка у вас в христианстве, замечу: если душа вечна, то должна она и прежде рождения существовать и, пройдя плоть, к первооснове вернуться - предрождение где? У индийских мудрецов куда складнее. Во как! Я мимоходом такие важные истины кидаю! Я уж бессмертия души не отвергаю, лучше меня это сделали. Да и вас, полагаю, бессмертье души не очень-то занимает, вам бы здесь прожить праведно. Верно я вас понял?»
Не получив ответа, бес решил, что смутил святых людей, и совсем рассыпался мелким бисером: «Ах, до чего ж я вашего брата, святых, люблю!» Бес даже подпрыгнул от удовольствия. «Черт побери меня, черта, - ведь настоящие люди! Приятно поговорить. Ведь если рассудить, то мы с вами очень похожи. Только вы со знаком плюс, а я - с минусом знаком. Да и что бы вы без меня делали-то, вы, чистые, без нечистого? С кем бы боролись, как бы спасались? Перед кем бы отличались? Нужен я, очень вам нужен. Посудите сами, святые люди, если я бес, то, стало быть, существую в силу Божьего произволения? Миру-то дьявол нужен, как и Бог. А? Логика-то, логика какова? Признайтесь, друзья мои, неотразима! Святым нужен бес! Красиво! Люблю этакие антиномии. Канта очень почитаю. "Чистый разум" в свое время собственнолапно конспектировал. Нужен я вам, нужен, святые угоднички. Вы меня умаляете, меня побеждаете, а сами возвышаетесь. "Мы немощны, а вы крепки, вы в славе, а мы в бесчестии..." - как это там у вас? Ну почему бы нам не заключить с вами, святыми, мир или перемирие временное, сесть вместе за один стол, попировать, ведь мы столько друг дружке хорошего сделали! Поверьте, черт умеет бывать великодушным. Да, да! Люблю я вас обоих, и тебя, старец, и тебя, Алеша! Ведь последние вы угодники московские, пос-лед-ние! Я - бес московский, вы - святые московские. И душа у меня тоже широкая, русская. Долой национальные различия! Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Иринарх с Алешей продолжали сдержанно наблюдать за проделками беса. А он заливается: «Склонность имею к философскому анализу. Недавно с одним богословом западным беседовал, презабавные вещи он утверждал: Бог, говорит, умер!»
Тут наш бес уселся на табурете поудобнее, ногу на ногу закинул и полез в карман за папиросами-гво́здиками, но понял, что не получится его наглость, и тон сменил: «Так и сказал богослов этот: "Распятие, - говорит, - было, а Воскресения - никакого". А ведь прав он! Опять же если историю взять. Всегда так было: боги рождались и умирали. У египтян были боги с песьими головами, у греков да римлян разные соблазнительные Венусы, а боги их были бражники и блудники. У каждого народа свой бог, с которым и живет он в истории. Придет пора, народ исчезает, а с ним и боги его. Как культура кончается, она переходит в цивилизацию, а свершив круг свой, вянет цветку подобно. Премудрый философ, западный кумир Освальд Шпенглер в своей книге "Унтерганг дес абендландес" (так и сказал по-немецки, враг!) прехитро о сем толкует. Крышка, - говорит, - скоро западному миру, а с ним - и вере его. О фаустовской душе толкует. А уж Фауста мы знаем, давно его душу купили!»
Оглядел московский бес победно старца с юношей и продолжал без передышки: «Нет, вы посмотрите, бес-то ваш какой начитанный! Я от времени не отстаю, нет. Я все по науке. Потому и в Бога не верю. В двадцатом-то веке в Бога верить - от времени отстать! А я - черт передовой! В последнее время диалектическим материалистом стал. Карлу-Марлу - назубок. "Религия есть опиум для народа и вздох угнетенной твари". Очень это мне по душе. Истины такие приятные. Всё в мире изменчиво. Материя первична, дух вторичен. Бытие определяет сознание. Количество переходит в качество. Насилие есть повивальная бабка истории. Бога нет, а дьявол есть. Всё очень просто. И звучит убедительно, а главное, научно. Хотите спорить? Я готов. Не хотите, значит, презираете? Снизойти до меня зазорно?.. Так-так... О чем бысть мы говорили? О Боге? А стоит ли о Нем говорить, коли нету Его? Фикция всё. Дым. Мираж. Жизнь человеческая - единственная реальность, неповторимый раз она дается, и больше ничего не будет - ни того света, ни Страшного Суда. Всё это ваши попы попридумали, чтоб народ запугивать. Жилось людям плохо, наук они не знали, вот и придумали Бога, и, замечу, прескверно придумали. Зато теперь человек стал всемогущим, о смерти не думает, без Бога живет - славно! Живет-то живет, а зло остается, а искушения остаются, значит, и дьявол остается! Боги-то проходят, один дьявол вечен. Боги-то у разных народов были разные, а дьяволы все одинаковые. Иные-то только дьяволам и поклонялись, знают нашу силу! А я, - нечистый вздохнул, - всего-то бес московский и уж явно не вечен. Как Москва сгинет, и я сгину».
«Нет, - не выдержал Алеша, - устоит Москва, а ты сгинешь! Уходи, бес богохульный!» - «А вот и не уйду! А вот над вами еще поиздеваюсь. Теперь моё время пришло, я - над всем господин, все мне кланяются. Черт с вами, без книги обойдусь, но я вам это так не оставлю: и тебе, несчастный девственник, и тебе, старый хрен. Жалко мне тебя, Алешенька, ну прямо до слез, - стал издеваться бес, - потому что ни за копейку твоя молодость пропадает и девственность твоя никакому черту, вроде меня, и под хвост не нужна».
Но святые люди никак не поддались на бесову провокацию, еще больше бес озлобился и свою подлинную сущность выявил. «Нет, вы послушайте только, - издевается, - "от сих кротких и жаждущих уединенной молитвы выйдет, быть может, еще раз спасение земли русской". Ничего-с от вас не выйдет, я вам точно говорю. Обреченные вы люди, самоубивцы несчастные! Не задевают вас мои поносные речи? Ишь, какие терпеливые! А может, вам все равно, и за веру заступаться не хотите? Да и чего за нее заступаться? Христианство ваше - сказка дурачья. Глупость в ней с самого начала. Библию написали евреи, а вы их вере враги. Рождение возьмем, Рождество по-вашему, Спасителя вашего - сколько таких-то мифов было еще художественнее, а ваш совсем не оригинален. Во-первых, научно доказано, что никакого Христа не было, а если и был, то так, задрипанный пророчек, которого распяли по ошибке...»
«Богохульствуешь, червь?» - строго сказал Алеша. «У-у! Ненавижу Христа и вас, христосиков!» - зашипел бес.
Старец встал и, сотворив на врага крестное знамение, возвысив голос, прочел страшное заклятие: «Заклинаю тебя именем Бога Живаго, Господа моего Иисуса Христа, сгинь и рассыпься в прах!»
И исчез враг, словно его и не было, только запах серный остался.
Вот он, бес, каков: и умный, и начитанный, и где только всего набрался, лукавый, и спорщик великий, и говорун, потому что - бес-то он московский, наш, нашенский, и кто на кого похож: он на нас или мы на него, поди разберись! Сами думайте, а мне пора. Устал язык чесать. Спасибо за компанию. Счастливо оставаться.