Василий пристроился в табачный магазинчик Шаниты. Из-за участившихся ночных разбоев она позволила ему ночевать в каморке при лавке, и он отказался от слишком просторной для него одного квартиры, которая, к тому же, была ему не по карману. Хозяин невостребованных апартаментов оказался весьма порядочным и понимающим человеком и вернул часть суммы. С цыганкой у Василия сложился неплохой тандем, в котором они по-дружески дополняли друг друга и проводили вместе много времени.

Шанита отказалась от фотографических экспериментов с мертвецами, предпочитая общение с живыми покупателями. Как и прежде, к ней заходили трудяги-мужчины, жаждущие полюбоваться на красавицу-цыганку, и представительницы слабого пола, желающие узнать свою судьбу благодаря гаданию. В основном прибегали незамужние девицы, мечтающие о счастливом замужестве. Всем им Шанита гарантировала успех в ближайшем будущем.

— Хочешь, и тебе погадаю? — шутила она, глядя на хмурого Василия.

— И что ты мне скажешь? Что меня ждет любовь в ближайшем будущем?

— Возможно, эта любовь уже рядом, но ты никак не можешь ее рассмотреть, потому что так увлечен своим страданием! — многозначительно произнесла цыганка, сверкнув глазами. Ей нравился Василий, и не раз она пыталась заговорить с ним о том, чтобы их отношения стали теплее и ближе, чем просто приятельство. Но он игнорировал ее знаки и просто плыл по течению. Толку от него в лавке было немного, однако разговорчивый мужчина мог урегулировать любой конфликт, возникающий при различных обстоятельствах. Не раз гадальщицы оставались недовольны результатом гадания и затевали скандал, отказываясь платить. В эти моменты помогал доблестный Василий, который, целуя кисти рук, пояснял разгоряченным дамам, что лучшие мужчины, годные в мужья, — товар дефицитный и попадаются редко. «Можно ошибиться и стать женой первому встречному, но после не горевать, утирая слезы от горя и побоев, а смириться с тем, что есть».

— Ты никогда не рассказываешь о прежней жизни, Шанита! — насмешливо произнес Василий. Рабочий день был окончен, и они по уже сложившейся традиции собрались ужинать в трактире.

— О тебе я тоже ничего не знаю! — парировала она. — Кроме того, что сердце твое разбито.

— Нечего рассказывать! Она ушла и счастлива с другим! Я был дураком и жалею обо всем, чего не сделал.

В дверь лавки постучали. Через стекло цыганка увидела своего поставщика товаров — Хлебное рыло. Грубый и неотесанный здоровяк старался как можно чаще приходить в табачную лавку, чтобы полюбоваться красавицей продавщицей. Он всегда краснел перед ней и глупо заикался, с трудом преодолевая стеснение.

— Я начала скучать! — воскликнула Шанита, наслаждаясь его поклонением. — Заходи скорее, мой мальчик!

Хлебное рыло вошел и, заметив Василия, смутился еще больше.

— Это мой друг, — пояснила цыганка, заметив, что здоровяк начал нервничать. — Он мне помогает. Время нехорошее — опасное. А я просто хрупка женщина. Что там у тебя?

«Поставщик» отдал ей тюк с украденными вещами, и Шанита принялась перебирать ношенное тряпье, среди которого увидела драповое пальто Акулины, весело заметив, что оно попадает к ней уже в третий раз.

— Где ты его взял? — обеспокоился Василий, тоже узнав вещь.

— Нашел. Выбросили, видать, за ненадобностью, а я подобрал! — врал Хлебное рыло, вытаращив глаза.

— Значит, у нее все хорошо! — утешал себя Василий и поспешил покинуть лавку, пришла его очередь смутиться, и он объявил, что желает покурить.

Шанита выдала скромную оплату за принесенные вещи и, прежде чем здоровяк покинул табачную лавку, расспросила его о своем знакомом, которого на «Горячем поле» знали, как Артиста.

— Ты передавал ему мое послание? — с волнением уточнила женщина.

— Он сказал, что не хочет больше тебя знать, — смутившись, сознался Хлебное рыло. — Сашка и мне сказал не верить цыганкам. Но я не считаю тебя обманщицей!

Детскость Хлебного рыла умиляла Шаниту, она хотела сказать ему что-либо приятное, но поостереглась его дальнейшей привязанности и предпочла остаться на расстоянии.

— Наверное, Саша никогда меня не простит, — с горечью произнесла она, после чего, сославшись на дела, выдворила бродягу из своей лавки.

Все дела были сделаны, и Шанита вышла на улицу, где, скукожившись от холода, дымил уже второй сигаретой Василий.

— Трудно принять, что она счастлива без тебя? — спросила цыганка, запирая дверь.

— Я слышал ваш разговор, дверь не была закрыта, — произнес Василий, с любопытством глядя на расстроенную женщину. — О ком вы говорили?

— Это грустная история. Если ты попытаешься меня напоить, возможно, я тебе ее расскажу! — посмеялась цыганка, гордо вскинув голову. Глаза ее слезились, но она сдерживала соленую воду, не желая, чтобы кто-то наслаждался ее слабостью.

В кабаке было шумно. За Василием и Шанитой за их постоянство закрепили угловой столик, и они направились прямо к нему. Торговцы из соседних лавок, а также фабричные работяги прожигали здесь часы благословенного отдыха. «Странно, — размышлял Василий, оглядываясь по сторонам. — У многих есть семьи, но они предпочитают сидеть в затрапезном трактире вместо того, чтобы идти туда, где их преданно ждут жены и дети». Вдруг его душу всколыхнула фантазия о том, как они живут с Акулиной в хорошем доме, растят пару-тройку детей. Она заботится о нем и о потомстве, и каждый день просыпается с улыбкой, благодарит его за комфорт и спокойствие, в котором счастливая женщина пребывает ежедневно.

— Когда у тебя такое глупое лицо, это значит, что ты думаешь о ней! — усмехнулась Шанита. — Я всегда удивлялась тому факту, как легко любовь превращает людей в глупцов.

— Ты злишься! — констатировал Василий. — Ты не прощаешь мне моих светлых мыслей, потому что сама прозябаешь в темном царстве дум. Кажется, этот здоровяк тебя расстроил.

— Я обидела человека, — призналась, наконец, Шанита. — Он был мальчишкой-беспризорником, и я когда-то пообещала ему хорошую интересную жизнь. Но не смогла выполнить обещание и подвела его.

— Как знакомо. Теперь я понимаю, почему нас свела судьба. Мы слишком похожи: обещаем своим близким то, что не можем предоставить, а затем разрушаем их жизнь. А после жалеем себя.

— За искренность приходится платить дорого, — с грустью произнесла цыганка.

Наконец, принесли заказ — тушеное мясо, щедро засыпанное пряностями. По вкусу сложно было разобрать, какое именно животное в тарелке, но половой утверждал, что это крольчатина. И Шанита, и Василий уткнулись в тарелку, но не потому, что были голодны, просто не желали говорить на щепетильные темы, заставляющие чаще биться сердце.

Акулина придумала «непыльный» способ заработка: она притворялась, что ей плохо возле ресторанов «среднего пошиба» и почти всегда получала помощь от благовоспитанных мужчин, желающих помочь красивой молодой особе, оказавшейся в затруднительном положении. Как правило, она придумывала различные истории: то она вошла домой и застала своего неверного мужа в постели с другой женщиной, или ее прогоняла злая мачеха (сестра, татка, бабка). Во всех историях был один финал: она осталась без средств к существованию и не имела возможности добраться до добрых родственников, живущих в Москве. Обычно ее одаривали небольшой суммой на железнодорожный билет и иногда даже кормили в хорошем ресторане. Акулина получала удовольствие от этих маленьких спектаклей. Иногда правда ей приходилось терпеть непристойные предложения, но на этот случай у нее был запасной план — договоренность с Хлебным рылом, который за свежие булки с молоком охранял ее на расстоянии и при малейшей опасности мог защитить хрупкую девицу от обидчика. Однажды слишком навязчивый господин вместо того, чтобы одарить рублем скорбящую, потащил ее к своей карете. Трусливый прохиндей даже не пискнул, когда перед ним выросла гора — Хлебное рыло, и отдал все деньги, которые имел при себе. Акулина разделила добычу со своим защитником пополам, и оба остались довольны.

— У тебя дела идут неплохо, — завистливо произнесла Танька-Тыква, заметив новую добротную одежду, купленную на Александровском рынке. От серого истрепавшегося платья не по размеру Акулина избавилась и облачилась в скромный теплый наряд практичного темного цвета. Также она купила удобные сапожки по размеру и почти новое пальто. Заработок позволял Акулине посещать раз в несколько дней баню, поэтому выглядела она вполне благопристойно.

— Нечему завидовать, уверяю тебя! — сухо ответила молодая женщина Таньке. Акулина была наслышана, что ее соседка по койке коварна и способна на многое ради легкой наживы. Рассказывали однажды, что толстуха подружилась с попавшей в ночлежку деревенской девицей, у которой была густая длинная коса, а через несколько дней после их знакомства, Танька-тыква отрезала новой знакомой волосы и выручила за них хорошие деньги, причем вырученным заработком не пожелала поделиться с обиженной простушкой. Графиня предупреждала, что за пару рублей Танька-Тыква может и покалечить. Она была добра к неимущим и проявляла заботу, но если кто-то начинал подниматься из грязи, делала все, чтобы стащить «победителя» обратно в выгребную яму, жительница ночлежки не переносила чужого успеха.

— Куда ты прячешь деньги? — поинтересовалась у Акулины предприимчивая жительница ночлежки, стараясь выглядеть непринужденно, словно это совсем ее не интересовало.

— А что тебе до чужого заработка?

— Я хочу, чтобы ты платила за мои ночевки здесь! Не забывай, кто пригрел тебя и помог встать на ноги, — нагло заявила круглолицая женщина, а когда Акулина рассмеялась, приняв ее слова за шутку, тихо прибавила: — Когда наступает ночь, то просыпаются голодные пороки. И они требуют, что их накормили. Смерть на Горячем поле ничего не значит. Здесь живут отбросы — мусор к мусору. Никто и не заметит, если, скажем, исчезнет какая-нибудь жадная девица…

— Что ж, спрошу у Хлебного рыла, что он думает о том, чтобы делиться с тобой заработком! — пожав плечами, ответила на угрозу Акулина. Она вышла из ночлежки и огляделась. Падал первый снег. В нескольких местах полыхали костры, пожирающие человеческие отходы. Она знала, что возле одного из очагов тепла можно было найти Хлебное рыло. Он любил смотреть на пламя, его оно успокаивало.

Возле самого высокого костра послышался громкий смех. Молодой человек что-то красочно рассказывал нескольким бродягам, вызывая гогот у своих зрителей.

— А мамзель припала к фонарю, глазки закатила и оттопырила зад, как наживку, вроде как ловит на него! Я, не будь дураком, подхватил ее под локоток, усадил в пролетку да и повез к себе поразвлечься… А там баба Аксинья, царствие ей небесное, говорит: помыть барыньку для начала надо бы…

Все захохотали, требуя подробностей. На подошедшую Акулину никто не обратил внимания. После того как парень произнес слова «баба Аксинья» ее словно пронзило током, она вспомнила милую старушку с теплым взглядом и себя в красивом голубом платье с саквояжем в руках, держащуюся за столб и почти теряющую сознание от голода, а также лицо молодого человека, которого она окрестила ангелом, посланным с небес. Почувствовав приятное озарение, она вдруг воскликнула:

— Саша Князев!

Он воровато оглянулся, побледнел при виде героини своего рассказа, большая часть которого была выдумана и искажена, затем объявил, что концерт окончен и пошел прочь.

— Постой, — окликнула его Акулина, но Артист не оборачивался, он торопливо шагал, не желая беседовать с ней. — Я прошу тебя, удели мне немного времени… Ты можешь мне помочь!

— Однажды я тебя помог, и вот во что превратилась моя жизнь. Ниже опускаться некуда, разве только в ад. Я не хочу! Ты приносишь несчастья!

— У меня есть немного денег! — воскликнула Акулина, зная, что это — весомый аргумент для жителей «Горячего поля». — Я могу накормить тебя, и мы поговорим.

— Я люблю поесть! — воскликнул гордо Артист и остановился.

Она кивнула, пообещав предоставить ему вкуснейшие блюда, и они договорились встретиться утром на крыльце польской столовой, находящейся в паре кварталов от ночлежки, там готовили нежные зразы, так обожаемые Сашей. Акулина предвкушала интересную беседу, которая, возможно, могла бы пролить свет на ее темное прошлое.