Акулина сидела на кровати в комнате, которую ей любезно предоставила баба Аксинья. Черноволосая женщина стояла напротив и пристально рассматривала гостью, уткнув руки в боки. На ней было темно-синее благородное одеяние, но оно совсем ей не шло. Цыганка, в глазах которой полыхало пламя чувств, блекла в скромном платье, пусть даже из очень хорошей ткани. Как рояль в чехле: все знают, что под тканью находится прекрасный музыкальный инструмент, но возникает вопрос: пригоден ли он для воспроизведения прекрасных композиций?

Шанита устроила допрос Акулине и почти час ее пытала, задавая различные вопросы.

— Ты пришла за моим сыном? — с волнением спрашивала женщина.

— Я же вам говорю: он мне помог на улице. Я была почти без чувств, и если бы не ваш Сашенька…

— Зачем ты называешь его по имени! Остановись, смерть! Застынь! Оставь моего мальчика в покое!

Данное обращение очень задело Акулину, она чувствовала себя подавленной и хотела поскорее сбежать прочь из дома, который был приветливый и теплый, но мигом остыл с появлением цыганки — Шанита охладила его ледяным недоверием.

— Послушайте, просто дайте мне уйти прочь! — умоляла гостья. — Мне ничего не нужно ни от вас, ни от вашего сына! Я благодарна вам. Вы сумели воспитать такого… удивительного человека! Неравнодушного к чужому горю!

Последние слова немного смягчили вспыльчивую цыганку, похвалу любимому ребенку она не могла игнорировать, потому как души в нем не чаяла и считала его самым лучшим сыном на свете.

— Я не зверь, — произнесла Шанита спокойно. — И не выгоню тебя на улицу, зная какой недуг в твоей голове.

Акулина покорно склонила голову и готова была рассыпаться благодарственными словами, но женщина запретила ей что-либо произносить, продолжив:

— Ты можешь находиться здесь. Но тебе придется играть по моим правилам…

— Но я не играю…

Лицо цыганки приблизилось к Акулине так близко, что она почувствовала ее дыхание.

— Если ты не играешь — то тебе нечего бояться. Ты ведь благодарна той женщине, которая тебя приютила? — произнесла Шанита, а после того как напуганная Акулина кивнула, продолжила: — Я ей тоже благодарна! Очень! Как ты думаешь, много ли человек захотели когда-то взять в дом оборванную цыганку, держащую за руку светлоглазого мальчика? Эта святая женщина впустила нас и отказалась от оплаты. А сейчас она попросила меня быть доброй к тебе. Так оно и будет. Ты останешься здесь, но я за тобой буду наблюдать.

Входная дверь хлопнула, и женщина распрямилась, обрадовавшись, на ее глазах выступили слезы счастья. «Мой сын», — выдохнула она и ринулась к двери, но, прежде чем покинуть комнату, она остановилась у двери, обернулась и негромко произнесла:

— Знаешь, что я вижу, глядя на тебя? Ты — неплохой человек, но у тебя есть темные тайны и это меня беспокоит. А еще я чувствую опасность. Вместе с тобой в наш дом вошла смерть. Я это почувствовала сегодня утром и поспешила приехать. Отдыхай, но мы еще поговорим.

Дверь захлопнулась, и напуганная Акулина уставилась на противоположную стену, некоторое время она сидела не двигаясь. Слова Шаниты: «Вместе с тобой в наш дом вошла смерть», постоянно кружили в ее голове, как заевшая пластинка. Она знала, что это связано с чертовым колье, проданным Зинаиде. Видимо и Акулина стала частью проклятья.

— Что же мне делать? — шептала девушка в пустоту комнаты. Она слышала, как в коридоре любящие мать и сын осыпают друг друга благодарностями за то, что имеют счастье видеться. Это было трогательно до слез, и в свете их восторга Акулина отчетливо видела пустоту своей жизни.

В ее голове снова возникли мысли бежать прочь. Неважно куда — главное, подальше от этого очага благополучия, который своим теплом растапливал ее, превращая в жидкий воск. Акулина боялась превратиться в маленькую безысходную лужицу, не пригодную к дальнейшему употреблению. «Но куда я побегу? И что, если мое проклятие всегда будет со мной?». Девица вспомнила, как баба Аксинья предположила, что мать Сашеньки сможет помочь разобраться ей в ситуации неведенья. Возможно, Шанита была ее единственным шансом, благодаря которому она сможет «прозреть».

Ночь никак не заканчивалась. Акулине казалось, что за три дня страданий, вызванных уходом Василия, она выспалась на всю жизнь вперед, поэтому, ворочаясь с боку на бок, молодая женщина мучилась на облаке-перине, тихо ворча: «Даже рай может стать приторным!».

Завтрак прошел в тишине. Все чувствовали себя в чем-то виноватыми, даже Шанита. Она сидела, как царица во главе стола и не сводила глаз с незваной гостьи.

— Сашенька, как твои успехи? — произнесла, наконец, цыганка. — Вчера мы так и не поговорили, было поздно!

— Константин Александрович меня похвалил! — радостно заявил юнец, просияв.

— Мой сын мечтает стать артистом, — улыбнувшись, произнесла она, не сводя с Саши ласкового взгляда. — Берет уроки у знаменитого на весь Петербург артиста из Александрийского театра. Вы, наверняка, слыхали о великолепном комике Константине Варламове! Вы бывали в театре? — произнесла Шанита, пронзительно глядя на Акулину, у которой от этого внимания холодело все внутри.

— Не могу ответить на этот вопрос, — выдавила гостья, подавившись кашей. Ей казалось, что она ежеминутно сдает экзамен придирчивой цыганке.

— Все забываю, что вы в каком-то смысле калека, — с громким вздохом подметила Шанита и, повернувшись к бабе Аксинье, уточнила: — Как там в народной мудрости… Если Бог хочет наказать человека, он лишает его разума, верно?

— Кто хочет кофию? — уточнила старушка, не желая нагнетать обстановку. Крутой цыганский норов своей квартирантки она знала, но, несмотря на него, не переставала ее любить нежной материнской любовью.

— Не кофию, а кофе! — подключился Саша. Он сидел по левую руку от матери и периодически пожимал ее кисть, будто проверяя: настоящая ли она? Живая ли?

Акулина же сидела поодаль — на другом конце недлинного прямоугольного стола. Казалось, что она была одна против команды, состоящей из троих человек.

— Однажды, на занятиях я что-то рассказывал Константину Александровичу и не заметил, как вместо кофе, сказал кофию! Вы бы слышали, какую он мне взбучку устроил! — подключился к разговору Саша и тут же попытался изобразить человека с одышкой, произнесшего: «Если будешь сорить дурными словами — оборву уши! Только тебе придется самому ко мне подойти на раздачу оплеух!».

Все, кроме Акулины, рассмеялись. Она озадачено посмотрела на Сашу и заметила:

— Ты так изобразил, словно этот человек очень толстый!

Ее слова вызвали еще большее веселье, причина которого ей не была понятна.

— Теперь я тебе верю! — бросила Шанита через стол, глядя на растерянное лицо Акулины. — Ты действительно лишилась памяти, коль не понимаешь, кого показывает мой талантливый сын.

— В газетах его называют царем русского смеха! — подхватил ее юноша. — А на спектакли, где он появляется, — не достать билетов. Он почти все время играет сидя, но все равно доводит публику до слез от смеха!

— Ты куришь? — резко уточнила Шанита, желая все же донести до бестолковой Акулины у какого великого человека обучается ее любимый сын.

— Нет, — отозвалась растерянно девушка, думая, что в вопросе цыганки снова подвох. — Наверное, не курю… По крайней мере мне не хочется.

Оказалось, что в Петербурге были выпущены папиросы «Дядя Костя» с портретом любимого публикой комика, а в городе висели огромные рекламные портреты. Акулина вдруг вспомнила, что однажды они с Василием были на каком спектакле, где одному из артистов, почти не встающему со стула, хлопали практически после каждой реплики. Из-за неуместных оваций и слишком громкого хохота, ей почти ничего не удалось расслышать, поэтому спектаклем девица осталась недовольна. Она с грустью рассматривала крупного человека, утратившего способность передвигаться, выжидая окончания первого акта. А в антракте Акулина услышала разговор двух зрителей, которые сочувствовали любимому артисту, много лет страдающего от слоновьей болезни. Тот поход в театр запомнился тем, что на вторую часть спектакля они с Василием не вернулись, но прихватили с собой из гардероба чужие дорогие одеяния, изображая благородную пару.

Завтрак был окончен, и все ждали, пока Шанита объявит дальнейший распорядок дня. Она захотела уединиться и поговорить с сыном об успехах на недешевых театральных уроках с самым знаменитым актером Петербурга, Акулина же вызывалась помочь убрать посуду бабе Аксинье.

— Она не прислуга! — как бы защищаясь, произнесла Шанита.

— Я просто не знаю, чем еще заняться, — пояснила Акулина свое желание.

Цыганка кивнула, поправила пестрый халат, похожий на те, что любила носить бывшая соседка гостьи — певичка Зинаида — и с громким смехом принялась щекотать сына, словно он был малое дитя.

— Она его очень любит, — подытожила Акулина, проводив взглядом непохожих друг на друга родственников, и принялась собирать посуду со стола.

— Души не чает! Как я в своем сыночке! Упокой, Господи, душу раба Твоего, и прости ему вся согрешения и даруй ему Царствие Небесное! — торопливо протараторила старушка и перекрестилась.

Некоторое время обе молчали, освобождая стол и перенося все на кухню. У Акулины было много вопросов, но задавать их она не решалась. На ее счастье баба Аксинья сама заговорила первая:

— Тебе, наверное, интересно, почему они так непохожи?

Акулина пожала плечами, не желая выдавать свое любопытство, и как бы между прочим заметила:

— Жаль, я не помню своих родителей… Может, и у меня мать — цыганка!..

Ее шутка не понравилась добродушной старушке, впервые в ее взгляде проскользнуло осуждение. Акулина спохватилась и торопливо попросила прощения за то, что взболтнула не подумавши.

— Знаете, что объединяет и похожих, и непохожих людей? — извинительным тоном произнесла девица.

— Что же?

— Любовь! Нет любви — нет смысла в жизни.

Акулина через силу улыбнулась и почему-то подумала о Василие. Сердце ее затосковало. Баба Аксинья активно закивала, ее взгляд вновь наполнился приятным теплом. Они перебрались на кухню, старушка принялась за мытье посуды, а девушка села рядом с полотенцем, помогая вытирать все, что покидало тазик.

— У этой цыганки очень тяжелая судьба, — выдохнула баба Аксинья. — Материнское сердце всегда болит за родных кровиночек… У тебя пока нет своих мальцов, но придет время и ты поймешь, что это значит: быть матерью. Шанита любит своего сына больше жизни!

Хозяйка квартиры начала свое повествование о красавице-цыганке, которая влюбилась в молодого барина, жившего в поместье неподалеку от места, где остановился их табор. Это была роковая любовь, сразившая обоих с первого взгляда. В сильных мужских руках молодая строптивая кобылка превращалась в податливую воркующую голубку. Ни ее, ни его родители, никогда не согласились бы на подобный союз, поэтому они встречались тайно посреди леса — там же где и случайно повстречались. Потерявшая голову девушка пошла дальше, чем позволяли приличия, отдавшись чувствам не только душой, но и телом. Она забеременела. Молодой барин пообещал жениться на ней, даже если его родитель будет противиться. Он был единственным сыном, поэтому надеялся умаслить своего старика и вымолить благословение. Влюбленные встречались в старой хижине в лесу и условились увидеться на следующий день, но молодой барин так и не явился. Прошло несколько дней, а от него не было ни весточки. Несчастная будущая мать была вынуждена рассказать обо всем своему отцу, однако пожилой цыган, чтящий традиции народа, не смог принять того, что его дочь спуталась с инаковерующим и ее со страшным позором изгнали из табора. Идти ей было некуда, и молодая цыганка отважилась явиться в поместье, надеясь, что возлюбленный сжалится над ней и будущим малышом. Однако ее ждал настоящий удар — молодого барина не было в живых с того самого дня, как он пообещал все рассказать отцу. Молодой мужчина так спешил домой, окрыленный счастьем, что случайно угодил в капкан в лесу и там же умер от потери крови и зубов диких зверей. Безутешный старик-отец принял брошенную всеми девушку, носящую под сердцем единственного внука. Когда родился младенец, радости пожилого владельца поместья не было предела — мальчик был копией молодого барина: белокурый и светлоглазый.

Когда малышу исполнился год, его забрали у матери и вверили в руки нянек. Цыганка снова оказалась на улице без средств к существованию. Она бродила по близлежащим деревням и зарабатывала гаданием, но иногда приходила к поместью и подолгу ждала, когда ее маленького сына выведут на прогулку. Плача, она наблюдала за ним и удивлялась, как сильно мальчишка похож на ее умершего возлюбленного. Устав бродить, молодая женщина даже пыталась наложить на себя руки — бросилась с обрыва в реку, но течение вынесло ее тело на берег, и цыганка выжила. В тот момент она решила, что это божий промысел, и поклялась вернуть себе сына, чего бы ей это не стоило. Мать выкрала ребенка, которому на тот момент было почти пять лет, и бежала в Петербург.

— Сашенькой его назвал дед — отец молодого барина. Имя она так и оставила, — заканчивала свое повествование старуха, — А раз мальчонка — Князев сын, она такую фамилию ему и дала.

— Саша Князев, — вторила Акулина задумчиво. — Неужели мальчик вспомнил ее после стольких лет?

— Конечно, он ведь память не терял! — прозвучал насмешливый голос Шаниты. Акулина вздрогнула, и чуть было не выронила тарелку из рук. Героиня истории стояла за ее спиной и хищно улыбалась.

— Что ж, теперь ты обо мне все знаешь, — произнесла цыганка серьезно. — Теперь моя очередь узнать тебя поближе!

— Но я ведь… совсем… ничего не помню! — заикаясь, пробормотала Акулина, уставившись на бабу Аксинью в надежде, что та отгонит надвигающуюся тучу. — Мне нечего вам рассказать!

— Ты молчи. Карты скажут! — зловеще произнесла Шанита. В это мгновение раздались раскаты грома, и напуганная лгунья уставилась на окно, в котором увидела почти черное небо. На дрожащих ногах Акулина направилась за цыганкой, мысленно читая «Отче наш», в надежде, что Бог не оставит ее.