«Солнце! Богу так угодно, чтобы солнцем ты свободно Лил лучи. Терзанье сродно с тем, кто от тебя вдали. Кто вблизи, тобой сжигаем. До планет ты восхваляем. Глянешь, — сердце дышет раем. Увидал тебя, — хвали. Ты посмотришь, — где угрозы? В сердце свет влюбленной грезы. Ты красивый стебель розы. Трепетать бы соловью. Лик твой — цвет садовый ранит. И моя краса здесь вянет. Если луч твой не достанет, жизнь иссушишь ты мою. Бог свидетель, с словом-лаской я иду, полна опаской. Но терпенье стало сказкой, — нет его, и в сердце тьма. Вечно ль в муках быть повторных — от ресниц, от копий черных Помоги, без слов укорных, а не то сойду с ума. До тех пор, пока ответа на мое посланье это Нет, — не знаю, ждать ли света, ты убьешь иль дашь мне жить, — Все ж еще я существую, но терплю я пытку злую. О, часы, когда тоскую! Жизнь иль смерть? Нельзя решить». Это к витязю признанье Фатьма шлет, полна терзанья. Он читает то посланье как сестры или родной. «Ей искать меня не стыдно. Сердце ей мое не видно. И сравнить ее обидно с той, возлюбленною мной. Разве ворон, пролетая, нужен розе? Здесь живая Не достанет, воспевая, песнь хваленье соловья. То, что сделать непристойно, бесполезно и нестройно. Что за вздор тут пишет знойно! Что за речь, чтоб слышал я Предаваясь размышленьям, так он думал с осужденьем. И с таким он был решеньем: «Можешь мне лишь ты помочь. Если, в путь пойдя, ищу я той, кем друг горит, тоскуя, Чтоб найти, все совершу я. И другие мысли — прочь». Здесь проходит путь-дорога. Эта женщина здесь много Видит всяких. У порога путник — ей желанный друг. Пусть изведаю горенье, — к ней явлю соизволенье, Нить найду в ней для стремленья. Долг ей мой отдам я вдруг». Молвил: «Женщина, влюбляясь, с милым сердца не стесняясь, Все расскажет, открываясь. Что ей стыд, и что позор. Так. Для этого влюбленья дам свое соизволенье. Может, вдруг оповещенье проскользнет в наш разговор». Сам себе слова совета молвил: «Ежели планета Ворожит, свершится это. Нужно, — нет; не нужно — вот. Так со мной, и я в тумане. Мир весь в сумеречной ткани. Чтобы ни было там в жбане, опрокинь, и потечет».