Плача, с дрожью поцелуя, воздыхая и тоскуя, Вот любимому пишу я. Кто любимою зажжен, Кто, простившись с бирюзою, распален в огнях грозою, Он единственной слезою той любимой освежен. Слов закончено теченье. Кто постигнет их значенье, В сердце примет он пронзенье. Розы дух излился весь. «О, мой милый! Я писала. И пером мне было жало. Как чернила, кровь бежала. Закрепилось сердце здесь. Что есть мир, ты видишь, милый. Весь простерся он могилой. Самый свет — мне мрак унылый. Я стенаю, здесь, скорбя. Мудрый видит смысл мирского. Шаткость счастья в нем основа. Ах, как трудно, как сурово жить, любимый, без тебя. Милый мой! Ты видишь бремя. Кто-то злой здесь сеял семя. Перекрученное время между нами как стена. Нет тебя и всюду дымы. Где твой путь неисследимый? Сам ты знаешь все, любимый. Только в сердце глянь до дна. Это горе как я скрою? Сердце порвано тобою. Без тебя с своей борьбою сердце может ли дышать? Жив ли ты, ведь я не знала. Тьма кругом не отвечала. Но напрасно тьма молчала. Ты сорвал ее печать. Ныне знаю, солнце живо. Силен бог, и я счастлива. Я смиренная как нива. Грусть светла. Тебя люблю. Ты живешь — и мне довольно. Сердцу больно и не больно, Я любовь взрастила вольно. Я любовь мою кормлю.
Милый мой! Рассказ алой длинный. Речью связной и картинной Расскажу ли путь пустынный, где вела меня судьба? В Фатьме было мне спасенье от волшебного плененья. Ныне вновь судьбы веленье, чтоб была я как раба. Рок велел, чтоб в нашей доле горе к горю, боли к боли Накоплялись, и в неволе мы томились долгий срок. Беды — рост морского вала. Снова к каджи я попала. Все, в чем мы узнали жало, присудил нам это — рок. В замке я сижу высоком. Глубины не смеришь оком. Не проникнешь ненароком, всюду стражи, их не тронь. Днем и ночью к смене смена. Охраняют путь из плена. Все пред ними словно пена, — облекают как огонь. Ты не думай, что такие все они, как и другие. Я терплю терзанья злые,—да не встречу больше зла. Если ты с мечом предстанешь, если ты убитым глянешь, Насмерть ты мне сердце ранишь. Будь же твердым как скала. Отрекись! Луна златая все равно твоя, сияя. Я у самого здесь края скал, — камням себя предам. Только верность не нарушу. Брошусь, как волна на сушу, И, тебе предавши душу, улечу я к небесам. За меня моли ты бога, чтоб смягчился он немного, И откроется дорога до желанья моего. Даст он крылья, полечу я, на пресветлое взгляну я, Взором жадным утону я в солнце, в золоте его. Без тебя не будет солнца, ибо ты частица солнца. Здесь есть светлое оконце. В зодиаке светит Лев. Там тебя я видеть буду. Там прильну к тебе, как к чуду. В смерти эту жизнь избуду, и зажгусь тобой, сгорев. Смерть уж больше не страшна мне, коль в тебе она дана мне, В сердце я, как в крепком камне заперла мою любовь. Колебаться я не стану. Но не множь за раной рану. Если жить я перестану, сердце скорбью не суровь. Пусть же в Индию дорога поведет тебя. Немного Сил в отце. Ему подмога будешь ты в борьбе с врагом. Он грустит, в тоске немея, обо мне. Его, жалея, Ты утешь. А я здесь, рдея, буду плакать об одном. Все судьбинны огорченья. Рок пошлет им завершенье. Правда есть в его решеньи. Сердце с сердцем — как звено. Чрез тебя, тобой дышу я. Для тебя в плену умру я. Но пока еще живу я, о тебе скорбеть дано. Вот тебе как знак, как слово, лоскуток. Он от покрова, Что от друга дорогого получила в сладкий час. О, любимый! Дар желанный — все, что есть мне в скорби странной. Колесо тоски туманной повернулося на нас». Вот письмо она свернула, где печаль переплеснула. И с очей слезу смахнула. И обрезала кайму От покрова. Дух небесный от волос исшел чудесный, Волос к волосу так тесно веял воронову тьму. Отбыл раб. В одно мгновенье—в Гуляншаро. Достиженье Не узнало промедленья. Он пред Фатьмой. Автандил, Видя, как его дорога до желанного порога Довела, сердечно бога, как разумный, восхвалил. Фатьме молвил: «Так стремленье довело до завершенья. В чем возможно награжденье? В этом медлю я пока. Не в другом. Нет больше срока. Буду с ним в мгновенье ока. Каджи всех, решеньем рока, поразит его рука». Фатьма молвила: «Могучий! Пламень вдвое ныне жгучий! Без тебя, как лес дремучий будет жизнь. Но не жалей. А не то сойду с ума я. Если каджи сила злая Подойдет, оплот скрепляя, будет вдвое вам трудней». Он назвал рабов Фридона. «Мы здесь знали звуки стона. Были трупы. Ныне — звона животворного волна. Весть, которой ждали, с нами. Посмеемся над врагами. Страх промчится их рядами. Мощь их будет сражена. С этой вестью поспешите. Все Фридону расскажите. Туго, крепко свиты нити. Нагоняю цель мою. Сильный голос силен в кличе. Я лечу дорогой птичьей. Всей богатою добычей вы владейте. Отдаю. Долг велик, скажу по чести. Но, когда с Фридоном вместе Будем, я не словом лести, делом долг отдам сполна. Все, владели чем пираты, вам даю как часть отплаты. Дар еще вам дам богатый, да не здесь моя казна». Тот корабль, что ведал волны, а теперь стоял безмолвный, Всех вещей красивых полный, слугам верным отдал он. Полноценное даянье. «Вот мое еще посланье. В нем прочтет повествованье побратим и друг Фридон».