Свадьба справлена Фридоном. Честью честь им, с белым троном, Словно в брызгах окропленным в желто-красный самоцвет, Автандилу желто-черный также дан престол узорный. Ждет толпа. В ней вздох повторный. Вижу, тут терпенья нет. И певцы там не молчали. Песни льются без печали. Свадьбу весело сыграли. Был шелков роскошный дар. Нежный блеск необычаен. Добрый тот Фридон хозяин. Лик улыбки как изваян в ворожащей Нэстан-Джар. Счет даров сполна ли нужен? Дар с подарком явно дружен. Девять царственных жемчужин, как гусиное яйцо. Яхонт также драгоценный, в солнцесвете несравненный, Ночью в блеске неизменный, — хоть рисуй пред ним лицо. Также дал им ожерелье, чтобы шее быть в веселье, — Уж какое рукоделье: гиацинты — нить кружков. Автандилу льву дал чудо, — и поднять то трудно, —блюдо. Не пустым унес оттуда это блюдо враг врагов. Все хозяин жемчугами уложил его с краями, И с пристойными словами эта дань дана была. Весь чертог обит парчою, тканью нежно-золотою. Тариэль к нему с хвалою, стройно сложена хвала. Восемь дней, с усладой верной, свадьбы праздник беспримерный. Ток даров, струей размерной, каждый день им как венец. И конца нет узорочью. Арфа с лютней днем и ночью. Глянь, увидишь ты воочью: юный — с девой наконец. Тариэль сказал, смягченный, до Фридона: «Брат рожденный Ближе быть не мог. Взметенный, ранен насмерть, по волнам Я бродил, — явил ты сушу. Клятву сердца не нарушу. И как дар отдам я душу — брату, давшему бальзам. Сам ты знаешь Автандила, как его служенье было. Преисполненное пыла и готово до всего. Я хочу служить взамену. Положил конец он плену. Сам пусть знает перемену. Жжет костер, — гаси его. «Брат, — скажи ему, — милуя, как за службу заплачу я? Бог, дары свои даруя, света жизни даст твоей. Коли я твое хотенье не явлю как исполненье, Не хочу отдохновенья даже в хижине моей. Будет в чем моя подмога? Пусть — нам смело, с волей бога, До Арабии дорога. Ты мой вождь, а я твой друг. Нежных мы смирим речами, а воинственных мечами. Ты к своей жене с дарами, иль моей я не супруг». Чуть услыша Тариэля это слово, —словно хмеля Вдруг сказалася неделя, — Автандил в веселый смех. «Мне помощник? Где ж печали? Каджи в плен мою не взяли. Я не ранен, не в опале. Розе снов — во всем успех. Солнце светит на престоле. И царит по божьей воле. Не в Каджэти, не в неволе, не во власти колдунов. Все к ней с лаской и приветом. Помогать ей, что ли, в этом? Не дождешься тут, с приветом, от меня ты лестных слов. Если хочет провиденье, так небесные виденья Принесут мне утешенье в этой огненной пещи. И тогда по смерти буду льнуть я к солнечному чуду. Счастья здесь искать повсюду, — хоть ищи, хоть не ищи. Передай ответ правдивый: «Чувства, царь, твои красивы. Был слуга я твой радивый — прежде, чем я был рожден. Пусть же я перед тобою буду только лишь землею, До тех пор, как ты, с хвалою, не получишь царский трон». Ты сказал: «Хочу слиянья твоего с звездой сиянья». В том благое пожеланье. Но не рубит здесь мой меч. И не властно здесь реченье. Лучше буду ждать свершенья От небес и провиденья. Даузнаю радость встреч. А чего теперь хочу я? Чтоб ты в Индии, ликуя, Власть на тронах знаменуя, воцарившись, поднял стяг. И чтоб этот свет небесный, облик с молнией чудесной, Был с тобой в отраде тесной. И чтоб был сражен твой враг. Совершится, — жизнь восславлю, и тебя тогда оставлю, Путь в Арабию направлю. Ближе к солнцу. И она Мир души моей упрочит. И загасит, коль захочет, Тот пожар, что сердце точит. Речь, как видишь, не длинна». Четко все в словах ответа. Тариэль, услышав это, Говорит: «Зима не лето. Лета я ему хочу. Он нашел зарю златую, чем живу и кем ликую. Жизнь и он пускай живую встретит, мной ведом к лучу. Той заботой мысль объята. Да явлю в том доблесть брата. Вот скажи: «В путях возврата, до приемного отца Твоего — мне возвращенье. Попросить хочу прощенья За рабов, их убиенье. Умягчить хочу сердца». Молви: «Завтра в путь мне нужно. Больше медлить недосужно. С словом: «Если» жить содружно — смерть для сердца моего». Царь Арабский — он уважит сватовство мое, и скажет То, что ум ему прикажет. Буду я молить его». Весть пришла через Фридона. В этой речи звук закона. Сердце вновь его спалено. В сердце дым и головни. «В путь, и тщетно промедленье». В сердце витязя боренье. Так, владыкам — уваженье. Да велят сердцам они. Автандил пришел смущенный. И коленопреклоненный Тариэлю, как сраженный, обнимает ноги он. Говорит он: «Сердцу больно. Пред Ростэном хоть невольно, Вин моих уже довольно. Дане буду раздвоен. Быть хочу односердечным. Ты не сможешь перед вечным В этом миге скоротечном — правосудным быть с плеча. В сердце старца-властелина обо мне теперь кручина. Не могу на господина я, слуга, поднять меча. Будет тут зерно раздора, между мной и милой ссора, Из разгневанного взора будет жжение огня. Без вестей мне быть случится, от нее вдали томиться. Кто прощения добиться здесь сумеет для меня!» Солнцеликий, смехом ясным, Тариэль с лицом прекрасным, Руку взяв движеньем властным, Автандила поднял вдруг. «Ты мне сделал все благое. Чрез тебя мой дух в покое. Дай же быть счастливым вдвое. Знать, что счастлив брат и друг. Ненавижу опасенья, в друге чопорность, сомненья, Лик оглядки, охлажденья. Тот, кто друг сердечный мой, Пусть меня к себе он тянет, предо мной открыто станет, Если ж нет, разрыв не ранит, он с собой, а я с собой. Сердце я твоей желанной знаю в чаре необманной. Мой приход не будет странный. Чрез меня придет жених. А царю скажу я разно то, что нужно и приязно. И желанью сообразно вид желанный встречу их. Сердце старое покоя, лишь скажу царю одно я, — Чтоб, чертог блаженства строя, доброй волей отдал дочь. Если цель есть единенье, для чего ж вам разлученье? Вам друг в друге озаренье. Нужно вам цвести помочь». Автандил, увидев ясно, что препятствовать напрасно, Поступил во всем согласно, с Тариэлем отбыл он. А Фридон отряд отборный выбрал свитой им дозорной. Сам он — с ними. Друг бесспорный, с ними должен быть Фридон.