И приказ врагам хатавам я послал, составив строго: "Всемогущий царь индийцев — царь, ниспосланный от бога. Тот, кто голоден, но предан, — от него получит много, Тот же, кто ему изменит, — ищет сам к беде предлога. Господин и брат на троне! Чтобы рознь была забыта, Приезжай ко мне немедля — ты и царственная свита. Не приедете, так сами к вам мы явимся открыто, И тогда своей вы кровью напитаетесь досыта". Я возрадовался духом, лишь гонец отъехал прочь. Потушив огонь смертельный, ликовал я день и ночь. Мне судьба тогда давала все, к чему я был охоч, А теперь со мной, безумцем, зверь способен изнемочь! Рвался в путь я, но рассудок заставлял меня смириться, Предо мной моих собратьев пировала вереница, Я ж, охвачен пылкой страстью, был не в силах веселиться. Проклиная мир мгновенный, снова начал я томиться. Раз вернулся из дворца я, удостоенный почета. Истомленного мечтами, не брала меня дремота. Перечитывал письмо я, ждал я жизни поворота. Вдруг слугу привратник кликнул и ему промолвил что-то. Прибыл посланный рабыни. Вновь писала мне Асмат, Чтобы я, пронзенный в сердце, приходил немедля в сад. Радость душу озарила, развязала цепь преград. Взяв слугу, я в путь пустился, нетерпением объят. Сад был пуст. Войдя в ворота, здесь не встретил никого я. Вдруг Асмат, сияя, вышла из заветного покоя. "Извлекла, как видишь, витязь, шип из сердца твоего я; Расцветающая роза ждет любимого героя!" Подняла она завесу. Я увидел трон из злата, Бадахшанскими камнями изукрашенный богато. И на нем сияло солнце, не познавшее заката, — В душу мне смотрели очи, как озера из агата. Так стоял я, но ни слова не сказала дева мне, Только ласково смотрела, как на близкого вполне. "Уходи, — Асмат шепнула, — здесь с тобой наедине Говорить она не будет". И ушел я, весь в огне. До ворот меня рабыня в этот день сопровождала. Я роптал: "Судьба, не ты ли здесь меня уврачевала? Отчего же, дав надежду, ты еще суровей стала?" Но наперсница царевны в утешенье мне сказала: "Не горюй, что вы ни словом обменяться не успели! Затвори приют страданья, пригласи к себе веселье! Пред тобой она смутилась — дева, гордая доселе, И девическую скромность предпочла в любовном деле". "О сестра, — сказал я деве, — для меня лишь ты бальзам! Заклинаю, будь мне другом, я за все тебе воздам. Шли ко мне свои посланья и, со мною пополам, Благосклонное вниманье прояви к моим делам". На коня я сел, поехал, не обласканный приветом, До утра в опочивальне просидел я нераздетым, Я, кристалл, рубин и роза, стал синей индиго цветом, Утешался тьмою ночи, унывал перед рассветом. Тут посланцы от хатавов возвратились налегке. Изъяснялся хан подвластный на враждебном языке: "Мы, хатавы, не трусливы, наша крепость на замке. Что нам царь земли индийской? Разве мы в его руке?"