Поженились мама с Себастианом быстро и скромно – в городской ратуше. Свидетелями были тетя Люся и Питер, Себастианов коллега, тот самый юрист, который помогал маме разобраться с видом на жительство. На деньги, которые продули мне Мемет и Микель, я купил свадебный подарок. Долго не знал, что выбрать, и наконец посоветовался с тетей Люсей. Когда мы впятером сидели в ресторане, мама разрезала серебристую бумагу с розовыми ленточками и извлекла оттуда альбом для фотографий и рамку с сердечками.
- Ой, Женька, - растрогавшись, проворковала она. – Иди сюда, я тебя поцелую.
Нежно-голубое платье до пола и подаренная Себастианом диадема делали ее так похожей на королеву, что мне захотелось преклонить перед ней колено.
В свидетельстве о браке записали новую мамину фамилию: Люкке. Она была уверена, что семейное имя Себастиана принесет нам всем счастье, и убедила меня тоже стать Люкке. Я, в общем, особо не возражал. Лишь бы в новых паспорте и медицинской страховке вместо Евгения стояло Джек.
Переезд к Себастиану мать решила отложить на конец июня. Как раз начнутся каникулы, а с нового учебного года меня записали в школу Брюрупа – так назывался тот городок, где находился дом нового отчима. Накануне дня Х я покидал шмотки в видавшую виды спортивную сумку и пошел прощаться с друзьями.
Мемет и остальные уже были на месте – из-за шиповника у железки доносился речитатив «Моего ниггера». Я плюхнулся на горячие плиты рядом с разморенными солнышком ребятами.
- Раскурим трубку мира, бро? – лениво предложил Мемет.
- О, мы сегодня богатые, - обрадовался я, и косяк пошел по кругу.
Я задержал дым в легких, чтоб получше вставило: неизвестно еще, когда в следующий раз представится случай.
- Ты когда уезжаешь? – поинтересовался Мемет, сплевывая в пыльную траву.
- Завтра утром.
- И я тоже завтра, - объявил Микель, хихикнув. – С предками в Таиланд.
Мы его проигнорировали. Он часто вякал не в тему, а под травой так у него вообще башню сносило вместе с фундаментом. Один раз мы его едва от рокеров оттащили – он им фак показал, а они потом за нами еще полквартала гнались, хорошо не на байках, тогда бы мы нам полный пипец.
- Где там этот Зажопинск находится, куда тебя отчим увозит? – Мемет перевернулся на спину и засунул в рот соломинку. В его расширенных зрачках отразилось небо с пушистыми ватками облаков.
- Зажопинск зовется в миру Брюрупом, - напомнил я. – Двадцать пять км примерно отсюда. Туда, кстати, автобус ходит, я узнавал. Устроимся, приезжайте в гости.
Пацаны покивали, но без особого энтузиазма.
- Если что, я могу попросить Себастиана вас на мерсе забрать. Скажем, в пятницу, когда он с работы поедет. Завалитесь ко мне на все выходные. Там озеро прямо под окнами. Покупаемся, рыбу половим.
- Чо, правда озеро, мэн? – оживился Ибрагим. – А лодка у твоего отчима есть? А какая там рыба? А спиннинг занять можно?
- Не знаю, - растерялся я. Вот уж не подозревал в нашем молчуне рыболовный ген.
- А комната для гостей у вас есть? – глаза у Микела косили больше обычного, но он умудрился сфокусировать на мне взгляд.
- Не знаю, - признался я. – Но если что, в моей комнате заночуете.
- Как это, не знаешь? - нахмурился Мемет. – Ты чо, мэн, еще в своем факниг Зажопинске ни разу не был? Вроде уже со свадьбы недели две прошло. Хотя какая это на хрен свадьба... Так, бумажку получили жопу подтереть. Фиктивный брак, мэн.
Я не обиделся. По мнению Мемета, свадьбой называлась недельная обжираловка с участием не менее трехсот гостей, включая родню с обоих сторон, начиная с третьего колена.
- Ну, в общем, нет, - я надвинул бейсболку на глаза, чтобы не слепило вынырнувшее из-за облака солнце. Оказалось, дело было не в нем: даже когда я закрывал веки, на зрачках висели лохматые оранжевые привидения. – Сначала мать с Себастианом неделю были в Париже. Свадебное путешествие. Ма давно мечтала в Париж слетать, вот отчим и купил билеты.
- Увидеть Париж и умереть, - продекламировал Микель, растягивая губы в дебильной улыбке.
- А когда вернулись, - продолжал я, словно ничего не слышал, - до каникул уже неделя оставалась. Вот мать и решила меня не дергать, чтоб доучился.
- А что в выходные? – Ибрагим закинул с края плиты воображаемый спиннинг и чуть не нырнул следом, Мемет едва успел его за майку ухватить. Микель заржал, как конь, на худой шее смешно задергался кадык. Меня тоже начало накрывать, я захихикал, с трудом вспоминая нужные слова:
- Да на выходные... ма туда ездила. Они комнату мне готовили. Хотели этот... сюрприз сделать.
- Наивный ты, бро, - Мемет хлопнул меня по плечу и утянул вниз, на плиты. Я повалился рядом с ним, и по нам запрыгали нестрашные оранжевые барабашки. – Комнату они готовили. Знаешь, что твои старики там делали? Пацаны, покажите!
Микель с Ибрагимом заржали и принялись скакать по бетону, наддавая взад-вперед бедрами. Микель при этом виртуозно имитировал женские стоны.
- А сюрприз тебе будет, - проорал Ибрагим, приставив локоть к низу живота и крутя «хобот». – Через девять месяцев.
Я почувствовал, что краснею, но светящиеся призраки танцевали вместе с ребятами, и я поддался поднимающемуся откуда-то из живота ярко-синему смеху.
Когда я собрался уходить, уже стемнело, хотя закат состоялся по-северному поздно. В свете фонаря пацаны подписали мне бейсболку – когда-то бежевую, а теперь выгоревшую до грязно-белого цвета. Наверное, Мемет задумал это дело с самого начала, потому что в кармане у него нашелся жирный несмываемый маркер. Им-то он и нарисовал наш тэг там, где еще пару лет назад красовалась эмблема какого-то спортклуба.
- Бывай, бро, - обнял он меня на прощанье и сунул что-то в ладонь. – Вот тебе косячок. Заскучаешь там, или будет плохо, курни и полегчает.
У меня аж горло сжалось. Я пообещал звонить и не пропадать, и побрел к дому, запретив себе оборачиваться.
Там меня уже поджидал сюрприз – Ибрагим, сволочь, накаркал. Пропала моя сумка с вещами. Всю квартиру перерыл – нету.
- Что ты ищешь-то, Жень? - наконец не выдержала мать, отрываясь от маникюра. – Так мечешься, прям сквозняк по комнате.
- Ты не видела мою сумку? Синюю?
- Конечно, видела, - ма критически осмотрела только что накрашенный ноготь. – Я эту рухлядь сама на помойку выкинула, раз ты не можешь.
- Как выкинула?! – я так и сел.
- Руками, - она вскинула на меня укоризненный взгляд. – Жень, я же тебе столько новой одежды привезла из Парижа, модной, красивой. А ты все шляешься в своих обносках, как гопник какой. Вот я и решила – не дам тебе в новый дом лохмотья тащить. Взяла – и выкинула.
- Погоди, - я лихорадочно пытался представить себе размер причиненного урона, - но там же не только тряпки были. А диски мои?! А нож, который Мемет на днюху подарил?! А...
- Вот только ножа тебе бандитского и не хватало! – внесла свои пять копеек в дискуссию тетя Люся, высунув голову из кухни.
- Да он же карманный был! – взвился я с дивана. – От друга подарок! Что вы все тут, совсем с дуба рухнули?!
- Твои личные вещи в новом рюкзаке, - холодно сообщила мама. – И последи за своим языком.
Я выскочил на лоджию, хлопнув дверью. «Последи за своим языком». Это она что, от Себастиана нахваталась? Или от французов? Хорошо, что я не успел запихнуть в сумку косяк или бейсболку с автографами друзей, а то бы и они сейчас на помойке валялись. Я полез в карман за сигаретой, но обнаружил только кусочек пластика от упаковки – пустую пачку выкинул еще вчера.
Сунул руку под подоконник – там скотчем была прилеплена заначка на черный день. Скотч есть, заначки нет. Так. Ма что, произвела сегодня тотальный шмон? Мля, весь мир против меня!
Откинулся на табуретке так, что затылком об стену треснулся. Матюгнулся в голос.
- Что, все так плохо?
Сосед. Я даже не услышал, как он на балкон выполз. Странно, мужик обычно в это время на работе. Может, отгул?
- Курево кончилось, - пожаловался я.
- Мне бы твои проблемы, - за перегородкой щелкнула зажигалка, потянуло дымком. На этот раз обычным. Издевается он, что ли? В темноте за окном замаячила белым пятном пачка «Принца».
- Угощайся.
- Спасибо, - я жадно прикурил от воняющей бензином зажигалки. – А что, у вас что-то случилось?
Турок немного помолчал, покашлял.
- На работе сократили.
Я быстро прикинул: жена у него сидит дома с ребенком. Кроме орущего младенца, фамилию Аюдемир по моим наблюдениям носят еще кудрявая девчушка лет пяти и пацан с вечно сопливым носом. Выходит, дело соседа совсем табак. Я не знал, что сказать, поэтому брякнул первое, что в голову пришло:
- А мы переезжаем. То есть, я и мама.
- Это хорошо, - турок стряхнул пепел, и в темноту полетел оранжевый рой искр. – Ведь так?
- Наверное, - сказал я, немного подумав.
За стенкой приглушенно завопил младенец. Сосед зашуршал, отстрелил пальцами бычок, чиркнувший по коробку ночи падающей звездой.
- Удачи тебе, пацан.
Скрипнула, притворяясь за ним, дверь. Я посидел еще немного, а потом пошел смотреть, что из моего добра смогу найти в ботанском рюкзаке с Эйфелевой башней.
Первое, что я сделал, продрав глаза утром, засунул руку под подушку. Ура! Косяк на месте, тряпки тоже. Я так боялся, что мать ночью вышвырнет переделанные из старых джинсов шорты и линялую майку, что спал бы в них, если бы не стоявшая в крошечной квартирке удушливая жара. Я спустил ноги с надувной кровати для гостей, на которой спал с тех пор, как мы сняли угол у тети Люси, и принялся натягивать вытертые до белизны штаны.
- Это что за порнография?!
Мать стояла надо мной, уперев руки в боки. Из одной из них свисало что-то вроде джинсов цвета детской неожиданности.
- Ну, я не знаю, - сонно пробормотал я и кивнул на желтый кошмар. – Ты же их покупала.
Ма недобро сузила глаза:
- Ты нарочно издеваешься, да? Я говорю вот об этой гадости, - она ткнула в злосчастные шорты наманикюренным пальцем. - Ты в этом собираешься к Себастиану ехать?!
- Ну да, - я тупо моргнул, пытаясь сообразить, чего она от меня хочет. – А что? Жарко же.
- Дай сюда! – она выжидающе вытянула руку, губы сжались в упрямую линию. Я понял, что, если я их не отстою, шорты разделят судьбу своих не менее потрепанных собратьев.
- Не дам, - твердо заявил я и просунул ногу в штанину.
- Нет, дашь, - ма ухватила мою собственность за ширинку и дернула на себя. Я повалился на спину, но шортов не выпустил.
- Не дам!
- А я говорю, лучше отдавай по-хорошему!
Еще один рывок, и выношенная ткань не выдержала. С громким треском шорты порвались пополам. Я улетел с одной штаниной под стол, а мама запричитала плачущим голосом:
- Ай! Смотри, что ты наделал! Я ноготь из-за тебя сломала!
Желтый ужас из Парижа шлепнулся на пол рядом со мной:
- Вот, надень это. И футболку поприличней. Твою порнографию я выбрасываю.
- Кто тут говорил о порнографии? – тетя Люся возникла из дверей своей спальни, кутаясь в халат. Она давно сидела на пенсии по инвалидности, так что наши с мамой перепалки были в ее жизни одним из немногих развлечений. Наверное, когда мы съедем, она совсем заскучает.
- Да вот, понимаешь, переезжаем в кои-то веки в приличный район, - жаловалась мама, роясь в заранее упакованной сумке в поиске ножниц. – Соседи у нас врачи, преподаватели, банкиры. С некоторыми я уже познакомилась – чудесные люди. А мое чудовище снова собралось вырядиться, как беспризорник с Ленинградского вокзала. И ладно бы, надеть было нечего, а то... – и понеслось.
Под шумок я тихонько проверил карман шортов под столом. Фух, на этот раз пронесло. Косяк остался именно в моей половинке. На радостях я вылез на свет и попер в ванную, прикрываясь новыми джинсами. Все-таки хоть живем мы по-семейному, а в одних труселях перед тетей Люсей я разгуливать не привык.
Себастиан позвонил в дверь ровно в десять. Свежевыбритый, сияющий улыбкой и белоснежной футболкой, сменившей рубашку с галстуком по случаю отпуска. Мама с тетей Люсей расцеловались и всплакнули друг у друга на плече.
- Ты приезжай к нам обязательно, - всхлипывала ма в бумажный платочек. – Дом большой, места для всех хватит. Даже пожить у нас можешь, если хочешь, Себастиан не против.
Отчим кивал, по-прежнему улыбаясь, хотя не понимал, конечно, ни шиша.
- Я сумки вниз отнесу, - буркнул я и поволок наши пожитки вниз по лестнице. Терпеть не могу женских слез.
Всю дорогу до Брюрупа ма щебетала о том, какая меня ждет замечательная комната с видом на озеро, и какая расчудесная моя новая школа. Я сидел молча, стиснутый непривычно узкими джинсами, на которых, казалось, появлялись пятна, стоило на них посмотреть. Себастиан, периодически поглядывавший на меня в зеркальце заднего вида, наконец не выдержал:
- Джек, ты чего такой угрюмый?
- А ты вот ее спроси, - перевел я стрелку и уставился в окно. Мы уже съехали со скоростного шоссе, и дорога углубилась в лес, ныряя с одного холма на другой, так что в животе то и дело прохладно потягивало, как это бывает, когда сильно раскачаешься на качелях. Между деревьями, курчавившимися зеленью раннего лета, то и дело проблескивали синие оконца воды – знаменитые озера.
Себастиан спросил, и ма принялась объяснять, то и дело спотыкаясь в датском:
- Он злой, потому что я выбросила его одежду.
- Выбросила? – удивленно повторил отчим. Наверное, думал, что неправильно понял.
- Ну да. Она старая была. С дырками. Некрасивая. Линялая, - последнее слово ма сказала по-русски и повернулась ко мне, блестя темными очками. – Жень, как будет по-датски «линялая»?
Я пожал плечами:
- Забыл, - а сам думаю злорадно: ей надо, пусть сама и объясняет, как хочет.
- Я так понимаю, Джек не хотел, чтобы ты выбрасывала? – уточнил Себастиан, косясь в зеркало на мой ботанский прикид.
- Нет, конечно, - ма раздраженно взмахнула руками. – Ему нравится одеваться, как... Жень, как сказать «бомж»?
Я изобразил глухонемого.
- Как бездомный, - справилась с языковым барьером мать.
- А тебе не кажется, что мальчик имеет право самому решать, что ему носить, а что нет? – отчим мягко положил руку на мамино бедро. – Может, то, что ты ему купила, просто не в его стиле? Ты же знаешь эту молодежь, - и он незаметно подмигнул мне в зеркальце.
- Стиль?! – ма хмыкнула скептически, но по ее голосу я понял, что она уже улыбается. – Нет, это не стиль. Это лень и... Жень, как по-датски разгильдяйс... – Себастиан наклонился и накрыл ее рот поцелуем.
Я поспешно отвернулся. Мы ехали по мосту над какой-то рекой, в неподвижной воде которой отражались зеленые острова и бурые тушки уток, застывших, будто чучельные. Мама рассмеялась незнакомым грудным смехом, а отчим сказал весело:
- Хватит дуться, Джек. Хочешь, завтра отправимся с тобой по магазинам? Купим только то, что сам выберешь. Как тебе такой вариант, а?
Я буркнул что-то согласно-невразумительное, нашарил в тесном кармане «таблетки» и воткнул их в уши. Выбрал в плей-листе Ника и Джея.
- На ступеньках сидят четверо мужчин,
Пустые взгляды, героин.
Город растет, отбрасывает тень.
Он твою жизнь разобьет в хрень.
Откуда оно берется и где кончается?
То, что ты видишь на пути вверх,
На пути вниз тоже встречается.
Смогу ли я сделать все лучше,
Когда приду сюда вновь?
Скажи, поставили ли мы достаточно
На любовь?
Дом Себастиана действительно оказался на берегу озера. Городок Брюруп раскинулся на другой стороне, отражаясь в спокойной воде белой башенкой церкви и зданием школы, примыкающей прямо к песчаному пляжу. Вот бы пацаны увидели это безобразие! Да они бы от зависти кипятком ссали! Пока я возбужденно дышал, приклеившись к окну, мы прошуршали шинами по подъездной аллее и встали на усыпанной гравием парковке под какими-то буками. Я застыл на сиденье, не в силах поверить своим глазам. Вместо виллы из красного кирпича, вроде Микелевой, на меня смотрел длинным рядом окон дом из темного камня, двухэтажный, увитый с одной стороны чем-то зеленым и вьющимся. Апофеозом стала башенка, торчащая над островерхой крышей, кое-где покрытой мхом.
- Вау, - выдохнул я, не смея поверить, что мы приехали по адресу.
- Нравится? – усмехнулся отчим. – Ну, вылезай. Пойдем осматривать владения.
Ухватив рюкзак за одну лямку, я захрустел гравием к парадному входу. В просторной прихожей с огромным зеркалом я сковырнул с пяток кеды и зашарил взглядом в поисках тапок. Таковых не находилось.
- Ты так проходи. Тут чисто, и пол теплый, - пояснила мама, поняв мое замешательство.
Я послушно потопал за ней следом, чувствуя на себе беспокойный взгляд Себастиана. Будто кошку на порог нового дома запускает, ей-богу. Зайдет или убежит?
Из прихожей мы попали на огромную кухню. Я сначала даже не понял, что это кухня. Плиты нету, просто стоит посреди комнаты черный зеркальный куб – то ли стол, то ли тумба. Ни холодильника тебе, ни шкафов-буфетов. А дальше сразу гостиная с белыми диванами, на которые и присесть-то страшно, и стеклянные двери во всю стену – а за ними оно. Черное там, где на него бросают проткнутые камышом тени деревья, и ярко-синее под солнцем, перечеркнутое инверсионными стрелками чаек, снующих между облачными армадами лебедей.
Озеро счастья.