Мы стояли в аэропорту Каструп: я, Камилла Андерсен и Денис. Мне здесь находиться было совсем не обязательно. Привезти Дениса в Копенгаген и посадить на самолет – это забота Камиллы из органов опеки. Я тут не по работе, а потому, что не могу иначе.

Денис делает вид, что целиком поглощен разглядыванием полицейского с наркособакой – черным лабрадором, равнодушно трусящим мимо сумок и ног пассажиров. И у паренька лицо такое же – равнодушное, отрешенное, будто не ему предстоит сегодня лететь в Россию к совершенно незнакомым людям. Будто это он пришел сюда провожающим.

Камилла суетится, в сотый раз проверяет бирку с именем на единственной сумке Дениса – слишком тяжелой, чтобы взять с собой как ручную кладь. Слишком маленькой, чтобы называться багажом. Сумку подарил ему я – когда парень решил не подавать апелляцию. В убежище ему отказали на основании того, что он слишком мало прожил в Дании, а в России у него есть родственники – которые, кстати, не хотят иметь с ним ничего общего. Но главное, отпал наш главный аргумент. Ян не мог больше Денису угрожать. Его опознали – кажется, по ДНК – в обугленном теле, извлеченном из сгоревшего остова машины недалеко от Эсбьерга. Наверное, все-таки бог есть. Не седой старик, восседающий со скипетром на облаках – в него я никогда не верил. Но какая-то высшая справедливость, единый для всего сущего закон, имеющий мало общего с прописанным в параграфах, которые мне надо учить.

Хотя иногда я сомневаюсь. А потом начинаю верить еще сильнее. Даже высшей силе нужен посредник. Нога, давящая на педаль. Рука, не до конца вывернувшая руль. А может, направившая нож.

Мать обнаружила, что мой скаутский ножик пропал, во время весенней уборки – она всегда затевала ее перед Пасхой. Перетряхивала мои старые вещи и хватилась – нет его. Ремень есть, а ножа нет. Весь дом перерыла, задала выволочку Майку, но он клялся, что ничего не брал, и вообще, что он – фрик что ли, с ножиком по лесам бегать? И видел он этих скаутов в гробу в белых тапках. Мать потому и позвонила мне: сообщить, что мой подопечный – вор. И возможно, опасный преступник. Ну кто еще мог позариться на нож, как не мальчишка, грабивший честных граждан в магазинах? И зачем только я рассказал ей про ту несчастную сумочку?!

Денис к этому времени давно уже жил в интернате. Его переезд я воспринял со странной смесью сожаления, печали, гнева и – удивительно – облегчения, неразрывно связанного с муками больной совести. Да, я винил себя в том, что случилось с Денисом той ночью. Зачем только я поддался на уговоры и потащил его в тот клуб?! Почему, перебрав лишнего, выпустил мальчика из виду?! Конечно, новость о гибели Яна и о бесследно исчезнувшем ноже представила события в несколько ином свете. Но сколько я ни говорил себе, что случившееся, возможно, рано или поздно все равно бы произошло, несмотря на все предосторожности, это не облегчало бремени вины, тяжелым грузом легшего на мое сердце. Я чувствовал себя несостоятельным и несостоявшимся как профессионал, а потому неспособным дать Денису в высшей степени необходимые ему заботу и защиту. Да, я подвел мальчика именно тогда, когда между нами наконец установились доверительные отношения, и оставалось только надеяться, что под попечением более зрелых и опытных педагогов он сможет снова обрести веру в людей и лучшее будущее для себя. Но довольно обо мне и моем самокопании.

Место в интернате нашлось довольно далеко от Эсбьерга, но Денис все равно часто приезжал на выходные, или я навещал его. Да и каникулы парень всегда проводил у нас. Малена не возражала. Отчасти именно благодаря ему мы теперь вместе. Та безумная ночь, когда мы разыскивали его по всему городу, боясь найти развороченный пулями труп – та ночь сблизила нас, как не сблизили бы и сотни лет, прожитых бок-о-бок. Да, мне пришлось рассказать ребятам из боксерского клуба, на что – и кого – мы можем нарваться. Как иначе я мог объяснить им, почему отвергаю их предложение о помощи? Как я мог согласиться на него, когда они не знали, чем, возможно, рискуют?

Я рассказал про траффикинг, про литовскую мафию, но они все равно пошли со мной в ночь, постепенно трезвея на ходу – все, кто был с нами в «Гаване», все до одного. Даже Фарез, который тоже винил себя: ведь он прозевал тот момент, когда мальчик вышел из клуба. Господи, да разве мог охранник знать?!..

Конечно, я заявил в полицию об исчезновении Дениса. Но там не восприняли это всерьез. Еще один беглый малолетний нелегал. Что в этом такого? А времени ругаться с ними не было. Да, я допускал возможность, что мальчик мог и сбежать. Не выдержали нервы. Или я набрался и ляпнул что-то обидное. Но вдруг все не так? Вдруг случилось то, чего парнишка боялся даже во сне?

Я вспомнил рассказы Дениса о бродяжничестве, и мы разделились на пары. Кто-то прочесывал близлежащие дворы, кто-то вокзал, кто-то стройки, кто-то – главные улицы. Я был в паре с Маленой и проклял себя тысячу раз за то, что не раздобыл для мальчика мобильник. Да, со стипендии не пожируешь, но ведь тогда он смог бы мне позвонить. И даже если не смог бы – насколько проще найти человека по сигналу телефона!

Стало совсем светло, когда Малена наконец уговорила меня пойти домой, немного передохнуть. Конечно, я уже несколько раз забегал туда. Проверял: вдруг Денис все-таки решил вернуться и нашел дорогу к моей квартире? Адрес я заставил его выучить.

Да я даже мать на уши поднял. Вдруг бы он к ней забрел, чудная душа? Хотя мама, кажется, ему совсем не понравилась. Семейство со стороны отчима, кстати, тоже.

Сначала я, конечно, проводил Малену. В конце концов, у нее маленький ребенок, о нем прежде всего думать надо. Оказалось, мы жили не так далеко друг от друга. На машине так вообще десять минут. Поднялся по лестнице на свой этаж – а там Денис. Сидит на верхних ступеньках, чуть краше покойника, причем умершего насильственной смертью. Весь в крови, волосы слиплись бурыми сосульками. Лоб в порезах, как будто его головой стекло вышибли, одна рука лежит на коленях бережно – вывихнута, сломана? Одежда рваная, грязная, то ли в земле, то ли в саже какой-то.

Я его в охапку и в машину – от школы ее давно забрал, хоть и рискованно под градусом ездить было. Но лучше права потерять, чем ребенка. По пути в больницу расспрашивал: что случилось? А он – молчок. Замкнулся в себе, взгляд отсутствующий, обращенный в себя, лицо без всякого выражения. Я тогда очень испугался. Денис так не выглядел, даже когда я его в первый раз в СИЗО встретил. Что могло произойти такого, что весь прогресс пошел насмарку? Его избили? Кто? Этот сутенер? Или просто какие-то отморозки? А может, не только избили? Я умолял его поговорить со мной, сказать хоть слово. И запекшиеся губы вдруг шевельнулись.

– Все будет хорошо, – сказал он. – Не волнуйся. Все будет хорошо.

Мы тогда так ничего от Дениса и не добились: ни я, ни врачи, ни психолог – уже в интернате. Мне пришлось удовлетвориться правдоподобной догадкой: мальчишка запьянел, вышел на улицу подышать, там на него напали какие-то подонки, избили до потери сознания и бросили где-нибудь в соседнем дворе. Оттуда он сам каким-то чудом добрался до дома. А из-за удара по голове и выпитого плохо помнил, что произошло. А может, стыдился этого.

И вот вдруг несколько месяцев спустя всплыл этот нож. Я тогда даже спрашивать Дениса не стал. Ему и так досталось. Ну взял и взял. Не утерпел, такое искушение для мальчишки. Может, он бы и попросил, но только не после той ночной выходки, когда он американского психопата изображал у меня в спальне. А потом из полиции сообщили о Яне. Боже, какое облегчение я тогда испытал! Подонок мертв! Он больше не причинит вреда ни одному ребенку! И тогда голос в мобильнике произнес что-то о времени аварии и трудностях с идентификацией тела. И тогда мне пришлось опуститься на пол. Бандерас обрадовался – наконец-то он мог лизнуть меня в лицо. А я впервые подумал о высшей силе и орудии. Может ли быть, что им стал простой скаутский нож?

Я так никогда и не задал этот вопрос Денису. Не задам и сейчас. Если это сделал он, то поступил правильно. Значит, он не мог иначе. Как я могу его осуждать?

На световом табло зажглась зеленая строчка. Объявили посадку на Петербургский рейс.

– Как ты? – Я смотрел на его профиль, поднятый к расписанию рейсов. – Волнуешься?

За прошедший год Денис здорово вырос, наверное, сказалось полноценное питание. Он стал похож на обычного пятнадцатилетнего подростка. Только очень сдержанного. Со слишком взрослым взглядом. Уголки его губ дрогнули в смущенной полуулыбке:

– Кажется, я боюсь летать.

И только-то? От этого можно принять таблетку. Но какое лекарство поможет от страха будущего? Когда ты знаешь, что через пару часов окажешься в тысячах километров от всего, что успел узнать и полюбить? Среди чужих людей, взрослых, а потом и детей, которые могут быть так жестоки, особенно в массе. Я читал кое-что в рунете о детдомах. Даже посмотрел несколько передач. Оставалось только надеяться, что то, о чем шла речь – очень преувеличено и раздуто скандальной прессой. И все же я подстраховался. Списался с директором интерната, где должен был жить и учиться Денис. Послал туда спонсорскую помощь и обещал организовать еще – лишь бы они там присматривали за мальчиком. Для этого пришлось побегать по местным компаниям, но думаю, партия почти новых офисных компьютеров и планшетов придется детдомовцам очень кстати. Денису я, конечно, ничего не сказал. Он бы никогда на такое не согласился. Уж я-то его знаю.

– Это совсем не страшно, – я старался излучать уверенность и бодрость. – Полчаса взлет, потом кормежка, и полчаса посадка. И не заметишь, как уже окажешься в Пулково. А к лету я пришлю на твое имя приглашение. Каникулы, как всегда, проведешь у нас с Маленой. Как тебе такой план, а?

Про то, что мы с Маленой серьезно думали над возможностью усыновления, Денис тоже не знал. Так оно и лучше – парень избежал еще одного удара. Ведь мне пришлось бы рассказать, что все наши усилия зашли в тупик. Россия не позволяет усыновлять детей в Данию. Даже имей я Российское гражданство, это было бы исключено. Закон Димы Яковлева вступил в силу год назад. К тому же неофициально мне объяснили, что прошение было бы обречено в любом случае – ведь в Дании разрешены гомосексуальные браки.

– Пора сдавать багаж и на паспортный контроль, – Камилла явно была из тех людей, кто приезжал на вокзал за час до отхода поезда. Нервозное нетерпение потом выступило у нее лбу, щеки жирно блестели. – Денис, документы не потерял?

Парень безропотно вытащил забившийся за полу куртки пластиковый кармашек на шнурке и сунул его под нос сопровождающей. Российского паспорта у него, конечно, не было. Но посольство выдало временное разрешение на выезд. Я пошел с Денисом на контроль, чтобы помочь, если возникнут проблемы. В этом тоже не было необходимости. Камилла следовала за нами, печатая шаг. Это ее работа – убедиться, что подопечный действительно сел на самолет.

– Не забывай писать мне, да? И по скайпу звони, – я шагал рядом с ним, уже чувствуя себя ненужным, лишним. Денис закрылся, запаковался в свою раковину, бесстрашный черепашка-ниндзя. Глупый, думает, что так расставание причинит меньше боли. – И Асе пиши тоже, не пропадай. Потому что тогда она начнет названивать мне! Вот видишь, как мы тебя со всех сторон обложили, – натужно пошутил я.

Он остановился в двух шагах от очереди на контроль. Развернулся ко мне лицом. Его ресницы дрогнули:

– Ник, я... Я должен сказать тебе кое-что. Кое-что очень важное.

Что важное, мог бы и не говорить – я и так понял. Не зря же он перешел на русский. Значит, не хотел, чтобы поняла трущаяся рядом Камилла. Наверное, я должен был просто заткнуться и выслушать его. Но я испугался. Да, просто позорно струсил. Одно дело, когда ты догадываешься о чем-то... страшном. Другое дело, когда твоя догадка бесповоротно становится фактом. С которым надо что-то делать. А может... может, уже не надо? Он что, поэтому решился все рассказать именно сейчас? Потому что через полчаса самолет поднимется в воздух?

В руке что-то зашуршало, и я спасительно выставил перед собой пакет:

– Черт, Денис! У меня же тут подарок для тебя, а я о нем чуть не забыл, растяпа!

Он только головой покачал, уже сдаваясь:

– Опять? У меня же только что был день рождения!

– А это не от меня, – мне даже не надо было выдумывать оправдание. – Это ото всех ребят из боксерского клуба.

Его губы уже не просто дрогнули, они расползлись в настоящей улыбке. Он вытащил из пакета упакованную в яркую бумагу коробку. Поднес к уху, потряс. Лицо осветилось совсем детским любопытством.

– Что там?

– Не открывай сейчас, – я напустил на себя таинственность. – Распакуешь в самолете.

– Контроль, – прошипела Камилла, беспокойно переминаясь на месте.

У Дениса здорово получалось ее игнорировать.

– Спасибо, Ник. Спасибо тебе за все.

Он позволил мне обнять себя. Жест получился неловким, между нами мешалась большая коробка, шуршал пакет.

– Так что ты хотел мне сказать? – Будто сейчас вспомнил я.

– А... – он оглянулся в сторону редеющей очереди. – Это так... Передай привет Малене. И ребятам из клуба. Спасибо за подарок.

Он тряхнул коробкой, в которой что-то тихонько брякнуло. Запихнул ее в мешок и положил на ленту транспортера. Следом легли куртка и мобильник. С документами никаких проблем не возникло.

За желтую черту пустили только Камиллу – у меня разрешения не было, я ведь только провожающий. Но я продолжал сидеть в аэропорту, пока не взлетел его самолет. Я следил взглядом за тем, как тяжелая серебряная птица поднималась все выше и выше в пасмурное небо, пока совсем не пропала за тучами. Я представлял себе, как пятнадцатилетний мальчишка на месте номер 17 В, борясь с тошнотой, разрывает оберточную бумагу. Как на его обычно невыразительном лице вспыхивает восторг, а губы расходятся в беззвучном вздохе.

Да, деньги на этот подарок собирали всем клубом, но выбирал его я сам. Учебный трехмачтовый барк «Дания». Модель из дерева, в собранном виде 90 см в длину и 60 в высоту. В магазине сказали, что у новичка на его сборку может уйти много месяцев. Детали только обозначены рисунками, их нужно выпиливать и выгибать самому. Даже паруса придется вырезать из ткани и шить. Но я почему-то уверен – Денис справится. Пусть это будет первый маленький шаг к его мечте. Первый построенный им корабль. И кто знает, быть может, Денис когда-нибудь уйдет на нем в плавание. На барке «Дания» вместе с другими ребятами и девчонками, мечтающими о свободе и жизни, где все нелегко, но чисто и просто.

– Он улетел, – я и не заметил, как Камилла появилась рядом со мной. – Пойдемте, я отвезу вас домой. Надо успеть до пробок на дорогах.

Я в последний раз глянул на серое облачное одеяло, над которым где-то далеко вечно сияет солнце. И пошел к выходу.

Вайруп, Дания, 2015-2017 г.