Витька проснулся, когда еще даже не серело.
Он лежал с закрытыми глазами и ожидал того мгновения, когда загромыхает мотор. Затем сосед оседлает своего мотоцикла и рванет на работу. Тогда можно будет еще немного поспать, пока мама проведет перышком под его носом и скажет: «Вставай, соня».
Однако сосед почему-то не спешил. А вот петухи — те горланили так, как никогда до этого. Неподалеку, за стеной, мягко мычала корова. Потом отозвалось теленок.
Витька от удивления открыл глаза: этим летом теленка у них не было.
И только теперь до него дошло, что он не у себя дома. Каким-то чудом его занесло в другое время. И уже не подойдет к нему мама, не пощекочет перышком у носа. И не назовет соней… Потому что матери здесь, в этом времени, нет. А есть тетка Миланка и Росанка. Есть Илья Муровец и Олешко Попович…
А мамы нет. И сейчас она, наверное, сидит в своем двадцать первом веке и горюет за ним, Витькой. А он вот разнежился в чужой постели. Вместо того, чтобы прокрасться к Змеевой норе и через нее перебраться назад в свою Вороновку…
Витька быстро оделся и вышел на улицу. Вокруг клубился густой и белый, как будто молоко, туман. И в том тумане плавал голос тетки Миланки. Она уговаривала корову не махать хвостом. Весело рассмеялась с чего-то Росанка. А с той стороны, где должна была быть хата деда Овсея, долетало покашливание и недовольное ворчанье:
— Поймаю — ноги повыдергаю — угрожал кому-то он — вот же песиголовцы!
— Чего это вы, деда, ни свет ни заря ругаетесь? — спросила невидимая тетка Миланка.
— Да разве не заругаешься — сердито ответил дед — огороду кого-то носило, вот что! Ноги б ему выкрутило.
— А как вы увидели в таком тумане?
— Да не увидел я! Лбом треснулся о вишневую ветку. Она же была на локоть выше. А теперь пощупал — ее кто-то отломил. Ну ничего, попадется мне тот тать — со смерти будет помнить!
— Доченька, здесь никого не было? — обратилась тетка Миланка к Росанке — Ты ничего не слышала?
— Ну Олешко почему-то слонялся, Попович — ответила Росанка и опять рассмеялась — Говорил, как хорошо ему живется в Переяславе при князе Мономахе. Вот и жил бы там… А больше никого не было.
— Неужто это его работа? — все не мог успокоиться дед Овсей — Так передай ему: если поймаю, не посмотрю, что такой верзила.
— Да нет. Он к вашим черешням будто не подходил.
— Будто — передразнил дед — А ты видела?
— Вот еще! — возмутилась Росанка — Делать мне больше ничего!
Тем временем туман понемногу спадал. И уже видны были деревья и камышовые крыши над хатами. С той стороны, где должно было всходить солнце, повеяло теплым ветром.
Что-то мягко тыкнуло Витьку под колено. Он поглядел вниз и едва не подпрыгнул в воздух: Бровко! Однако у пса было хорошее настроение. Он приязненно поглядел на Витькина и громко, с подвыванием, зевнул.
Из тумана вынырнула тетка Миланка. Она несла глубокую крынку, доверху наполненную молоком.
— Поспал бы, сынок, еще немножко — сказала она — или, может, молочка захотелось?
Витька не отказался. Он с наслаждением отхлебывал из глазурованной крынки теплое шумное молоко. Оно было замечательно, а вот кусок коржа, который отломила ему тетка Миланка, оказался немного горьковат. Однако ничего, с таким молоком все можно есть. Да и недолго Витька собирается есть те коржи! Ему бы только добраться до Змеевой норы. А за ней на Витьку ожидают пышные караваи…
Но как ему незаметно выбраться из Римова? Потому что, кажется, тетка Миланка просто так его отсюда не отпустит.
Из хлева вышла рыжая корова. За ней шаловливо частил такой же рыжий теленок. Корова степенно направилась к воротам, а теленок, задрав хвост быстро рванул по дворику. Около Витьки он остановился и ткнулся мягкой мордашкой в ладонь — просило чего-то вкусного. Витька разделил остатки коржа надвое, одну половину макнул в молоко и отдал теленку. Другая половина досталась Бровку. Теленок благодарно замахал хвостиком. Бровко же решил, что такие телячьи нежности ему не подходят. Он лишь глянул на Витька, и в том взгляде Витька прочитал: «неплохой ты парень, Мирку, или как там тебя. Видимо, с тобой стоит иметь дело…»
— О, вы уже познакомились? — улыбнулась Росанка и легонько хлопнула теленка ладонью — Может, погоним вместе в череду?
Витька долго не размышлял. Лучшего случая, если бы незаметно выбраться из Римова, все равно не было.
По улице густой вереницей тянулись овцы и коровы с телятами. Между них весело перекликались погонщики. К Росанке сразу же подбежала девочка лет десяти. И затарахтело о том, которая же вреднючая у них корова Манька.
— Маму слушается, а меня не хочет — жаловалась девочка, так и стреляя в Витькину сторону оживленными глазками — Маме дает полный подойник молока, а меня хлещет хвостом. Выбивает подойник и прыгает в шкоду.
Корова Манька шла впереди, бодро встряхивая головой. Очевидно рассуждала, как бы ей быстрее вскочить в шкоду.
Вдоль ворот скучающе прихрамывал на костыле лысый дедуган. Он выдернул оглоблю из проушин и череда бегом направилась на луга, где на нее уже ожидала тройка конных пастухов.
За воротами дороги расходились. Одна бежала лугами все дальше и дальше, другая заворачивала к лесу. Вреднючая корова Манька избрала третью — рванула под оградами. Девочка с криком бросилась за ней, Росанка кинулась ей на помощь, а Витька, недолго думая, свернул к лесу.
Сначала он шел медленно, вроде бы прогуливался. И постоянно чувствовал на себе пристальный взгляд хромого деда. Лишь тогда, когда вороновские ворота спрятались за высокими шиповниковыми кустами, Витька перешел на галоп.