Наблюдатель Панько сидел на нижней ступени, пощупывав ногу в лубке и свирепо ругал невесть кого. Он только что слезал со сторожевой башни и оступился на ровном.

— Ох же растяпа — сказал ему дед Овсей — даже лазить по-людски не умеешь.

Наблюдатель хотел сказать что-то гневное, но сдержался. С дедом заводиться не стоило. Мало того, что тот старше и тоже остер на язык, так еще и Илья Муровец за ним во всем тянет руку…

Поэтому наблюдатель закатил штанину и, стиснув зубы, смотрел, как отекает его нога.

Дед Овсей пощупал ее и сочувственно покачал головой.

— Без доброго костоправа не обойтись — крякнул он и позвал — эй, ребята, а сгоняйте-ка кто к деду Никитке!

Тогда поплевал на руки и полез по шаткой лестнице на башню. Витька с завистью наблюдал, как дед, почти не наклоняясь к лестнице, ловко преодолевает ступень за ступенью. За какое-то мгновение дед уже стоял на наблюдательной площадке и, приставив ладонь к лбу, внимательно смотрел за Сулу.

Однако, видимо, ничего подозрительного не обнаружил, потому что через минуту глянул вниз и позвал:

— Мирко, где ты там? А лезь-ка сюда…

Витька стал рядом с дедом и у него перехватило дыхание.

В своей жизни он взлезал на наивысшие скирды, крыши и деревья, но забираться на такую высь ему еще не приходилось. Темно-зеленоватые камыши, обильно испещренные прошлогодними желто-коричневыми скалками, покачивались так далеко внизу, что от них не было слышно и шороха. Да что там камыши — даже утки, которые иногда перелетали с одного плеса на другой — и те летали ниже него, Витьки!

А уж видно! К самой Суле, которая в настоящей Витькиной жизни была в семи километрах (если обходить болото) от Вороновки.

— Ну, как — красиво? — переспросил дед Овсей.

— Класс! — искренне выдохнул Витька.

Вдруг сторожевая башня покачнулась от резкого дуновения ветра, и Витькино сердце замерло.

«А вдруг она не выдержит и упадет»? — подумал он и уцепился в поручни с такой силой, аж побелели косточки на пальцах.

А вот дед Овсей лишь удовлетворено фыркнул, когда его полотняная рубашка наполнилась ветром и стала похожей на парус.

— Видишь Змееву нору? — тихо спросил он.

Витька присмотрелся. Между Сулой и тем местом, откуда он выбрался в этот мир, не спеша разъезжало двое всадников.

— Они там разгуливают на тот случай, когда нора откроется опять — в пол голоса, как будто доверяя какую-то тайну, сказал дед Овсей.

Витька почувствовал, как в его душу хлюпнуло теплом. Следовательно, не чужой он этим хорошим людям! Они хотят ему добра. Они хотят вернуть его домой. К маме и папе. Даже несмотря на то, что тетка Миланка и слушать не хотела о следующем Витькином исчезновении.

— Благодарю, — едва слышно говорил он.

Дед Овсей будто не услышал. Он не отводил взгляда от необозримой степи, которая раскинулась далеко за Сулой. Витька тоже некоторое время смотрел в ту сторону, однако ничего не особенного заметил. Разве что на горизонте медленно передвигалось несколько маленьких крапинок. Вскоре они исчезли, и Витька от нечего делать перевел взгляд туда, где должна была быть Лящовка. В его двадцать первом веке между ней и Вороновкой зеленели небольшие дубравы, обильно испещренные лугами и пастбищами. Но сейчас перед его глазами появились такие густые леса, что и просвета между ими не было. Разве что кое-где между деревьев проглядывала узкая извилистая дорога.

Такие же необозримые леса раскинулись и по левую руку, где должно было быть село Мохнач.

Витька уже хотел опять перевести взгляд за Сулу, как вдруг заметил на мохнацкой опушке какое-то движение. А еще за мгновение из леса вырвалось несколько всадников и галопом помчались к Римову. За ними выплеснулось еще с десяток всадников. И еще…

— Деда — сказал Витька — Гляньте вон туда. Что это за люди?

Дед Овсей глянул и его аж передернуло.

— Илька! — воскликнул он — Какая-то группа вылетела из леса и чешет к восточным воротам. О, еще одна! Целая орда!

— Тревога! — прогремел Илья Муровец и тяжелой трусцой направился седлать своего Гнедка. Его обогнал Олешко.

Застучали била, заржали кони, гарцуя под всадниками. Дед Овсей поразительно быстро скатился по ступеням и прыгнул на первого коня, который попался ему под руку.

— Эй, деда, это же мой конь! — воскликнул наблюдатель Панько.

Однако за дедом лишь пыль поднялась.

Когда Витька пришел в себя, в Городище уже никого не было. Лишь Панько ругался приглушенным голосом, силясь стать на больную ногу.

— Парень, поймай-ка мне какую-то клячу — попросил он Витьку, когда тот слез из башни — там, у Байлемова пруда, их несколько пасется. Потому что я не могу — ишь, как ерепенится проклятая нога.

Панько не ошибся. Несколько спутанных коней, время от времени подпрыгивая, паслись на берегу пруда. Витька взлетел на ближайшего, однако его руки, вместо того чтобы направить коня к сторожевой башне, развернули его вслед за дружинниками. Конь ударил копытами по мосту и вихрем взлетел наверх.

В Римове творилось что-то несусветное. Ревели коровы, блеяли овцы, отовсюду доносились всполошенные голоса матерей, что друг поперед друга созывали своих детей. А те, кто мог держать луки или меч — пешие и конные, старые и парни — быстрее спешили кто к воротам, кто к Городищу. Они должны были стать на место дружинников.

— Мирко, ты куда? — крикнул Витьке кто-то из ребят.

Витька не ответил. Его рубашка лопотала на ветре, и земля будто сама бросалась под копыта коню. За какую-то минуту он уже догнал задних всадников. Те как раз подъезжали к воротам, и кое-кто уже вытягивал стрелы из колчанов.

Впереди Римовской дружины возвышался Муровец. С его правой руки свисала на ремне кованая булава. Левую он приложил к лбу и всматривался во что-то, видимое лишь ему.

— Кажется, это не половцы — наконец сказал он — Нет. Это… это же князь Владимир Мономах!

— Ху-х — с облегчением выдохнул дед Овсей. Затем оглянулся, его глаза остановились на Витьке, и дед сказал:

— Ну, Мирко, спасибо тебе!

— За что? — удивился Витька.

— Как за что? За то, что спас всех нас от стыда!

— Я? От стыда?

— Да. Потому что если бы не ты, то князь Владимир запросто ворвался бы в Римов, понимаешь? И тогда бы мы получили на орехи за то, что проворонили его появление. Потому что на его месте могли быть половцы. Да что там князь! Хуже всего то, что его гридни-злыдни драли бы нос и называли всех нас лопухами, как вот лубенских. А так — кукиш им! — и дед не удержался, прижал Витьку к костлявой груди — Молодец, парень!

— Хватит, деда — откликнулся Муровец — готовимся к встрече.

Всадники были за десяток шагов от ворот, когда те отворились. Передний, приземистый воин в красном плаще-корзне влетел во врата и на полном скаку остановил своего белого, как снег, коня. Его левая бровь удивленно дернулась вверх. Похоже, он не ожидал, что Римовские дружинники так быстро соберутся у ворот, да еще и вооруженные.

— Это князь Мономах — прошептал Витьке дед Овсей.

Витька пораженно смотрел на всадника. Так вот какой он, Владимир Мономах, о котором в Римове было сколько разговоров! Например, Олешко, утверждал, что таких справедливых людей, как Владимир Мономах, на всей Руси еще поискать надо. Вот наделили ему киевские князья черниговской земли, а он взял, да и уступил ее в пользу другого князя, потому что тот имел на нее больше прав. А уж храбрый! С двенадцати лет участвует в битвах. И, как говорил дед Овсей, всегда был впереди своего войска.

А еще он мудр. Несколько лет назад Переяславскую землю непрерывно терзали половецкие орды. И ничего нельзя было сделать, потому что на каждого переяславского воина приходилось семь половецких. Но когда в Переяславе стал княжить Владимир, он заключил с ханами соглашение о ненападении. Правда, ханы его время от времени нарушают — втихаря посылая за Сулу своих разбойников, а сами делают вид, что ничего не знают. А вот Мономаху переходить за Сулу нельзя, потому что он был вынужден по требованию ханов отдать в заложники своего любимого сына Святослава. И если что — ему первому половцы снесут голову…

А что знал Витька о нем в своем двадцать первом веке? Лишь то, что князь носил тяжелую шапку, которая так и называлась — шапка Мономаха. Но правда это или нет, Витька сказать не мог, потому что князь был простоволос и его русые волосы перехватывала лента.

Илья Муровец шевельнул поводья своего Гнедка и выехал вперед.

— Здрав будь, князь, в нашем Римове!

Мономах ответил не сразу. Он провел пристальным взглядом по дружинникам — видимо, хотел убедиться, что все они были при мечах — и только потому обернулся к Муровцу.

— Приветствую тебя, Илья Иванович — сказал князь густым, едва хрипловатым голосом — О, деда, и ты здесь! — прояснел он лицом, увидев деда Овсея.

Витька увидел, как дед Овсей расцвел в улыбке. Он тоже был рад этой встрече. Они с князем старые знакомые. Дед сам рассказывал, как, будучи еще переяславским дружинником, он учил молодого тогда княжича Владимира всевозможным воинским хитростям и как охотиться на крупного зверя. И кое-чему-таки научил, потому что ныне князь Владимир — один из лучших переяславских охотников.

— Добрый день тебе, княже — сказал он.

А вот когда Мономах сравнялся с Олешком, его быстрые серые глаза на мгновение заслала пелена печали. И Витька понял, почему. Очевидно Попович напомнил ему о сыне Святославе. Олешко был ему за товарища в детских, а потом и в юношеских забавах. Мономах видел их всегда вместе. Святослав очень хотел, чтобы Олешко сопровождал его в половецкой степи, однако ханы не позволили. Потому что мало что могут сотворить двое переяславцев, даже когда с них глаз не спускать!

— Добрый день, княже — склонил перед ним голову Олешко.

Князь едва заметно кивнул. Затем распрямился, еще раз обвел взглядом две шеренги Римовцев и сказал:

— Вижу, что службу свою знаете… — тогда прищурил глаз и поинтересовался — только как это вам удалось так быстро собраться у ворот?

Лицо Ильи Муровца расплылось в удовлетворенной улыбке. Обычно князь Владимир был скуп на похвалу. Поэтому эти его слова стоили много.

— А мои люди, княже, заметили тебя, только ты выбрался из мохнацкого леса.

— Молодцы — Мономах улыбнулся самими глазами — И кто же это такой остроглазый?

— Гм-мм… — Муровец оглянулся — Вот этот парень… племянник мой — он указал на Витьку, который выглядывал из-за спины деда Овсея.

— Племянник? — пристальный взгляд Мономаха прикипел к Витькиному лицу — Что-то не похож он на вашу семью. У вас же все, словно боровики, а этот на опенек похож.

— Ничего, еще вырастет — заверил Муровец.

Мономах все не отводил взгляда от Витьки, и Муровец просительно мигнул деду Овсею: помогай, мол!

— В детстве Илька тоже был таким же — не отказал дед Овсей в помощи.

И Витька понял, они оба не хотят, чтобы Мономах знал о нем правду. Потому что он, чего доброго, возьмет и заберет его, Витьку, к себе в Переяслав. А там нет Змеевой норы, сквозь которую Витька мог бы вернуться свое время.

— Может быть — согласился князь — И как же ты меня заметил? — обратился он к Витьке — Видимо на дереве сидел?

Витька запнулся. Он еще был не приучен так запросто разговаривать с князьями.

— Н-нет… я это… с наблюдательной башни…

— С башни? — переспросил князь и обернулся к Муровцу — Ты что, заставляешь детей лазить на сторожевые башни?

Лицо Муровца начало покрываться красными пятнами. Хотя князь Владимир приказал создать при каждой сторожевой заставе младшую дружину, однако горе было тому ратнику, который переложил свои обязанности на детские плечи!

— Я… — начал он.

— Это я виноват, княже — перебил эго дед Овсей — это я попросил парня…

Но ему не удалось продолжить, потому что тут вмешался Олешко.

— Когда позволишь, княже, я расскажу, как оно произошло — и, не ожидая разрешения, продолжил далее с таким видом, будто рассказывал интересную быль — Тут такое дело. Полез деда Овсей на башню, чтобы посмотреть, что оно делается вокруг. А тут подул ветер и сорвал с дедовой головы шляпу. Мы и глазом не успели моргнуть, как этот вот Мирко — он кивнул на Витьку — подхватил шляпу и полез к деду на башню. И пока деда благодарили его за то, что Мирко не дал шляпе закатиться в болото, и ругали, что тот вскарабкался на башню без разрешения, Мирко успел заметил, как ты, княже, выезжаешь из мохнацкого леса.

Говорить неправду Мономаху было тоже опасно.

Однако Олешко смотрел на князя такими честными глазами, что даже Витька поверил, будто так оно и было.

А вот князь, кажется, в чем-то сомневался. Он перевел взгляд с Олешка на простоволосого деда Овсея и насмешливо прижмурил глаз.

— Красиво повествуешь — сказал вон — только почему же я не вижу шляпы на дедовой голове? Что, опять ветром сорвало?

Этот вопрос касался уже деда. Но поскольку дед никогда не говорил неправды, то ему оставалось только опустит голову, чтобы не встретиться с насмешливым взглядом князя Владимира.

Вдруг Мономах посмотрел куда-то за спины дружинников и его глаза перестали улыбаться.

— Ну, что же — сказал он — за то, что вовремя заметили пришельцев, хвалю. Но оставил ли ты, Илька Иванович, кого-то на сторожевой башне, перед тем как ринуться с дружиной к воротам?

Илья Муровец почувствовал, как по его спине сыпнуло морозом. Да, кажется, на башне сейчас никого нет. Последними там были дед Овсей и Мирко. Но они здесь… А за такой недосмотр князь Владимир стыдит так, что не приведи Господь! И есть за что. Половец, он такой — то и духу его не слышно, а за миг уже под воротами! Вот как князь…

Муровец поспешно оглянулся в сторону сторожевой башни, но ничего не увидел, потому что ее закрывало несколько разлогих деревьев.

— Я… — начал он — Княже, мы со степи глаз не возводим. И над Сулой мои люди ходят, и на краю леса есть сторожевой дуб. Там тоже двое сидят…

— Что следят, это хорошо. Но я спрашиваю тебя о сторожевой башне — остановил его Мономах — Или напомнить тебе еще раз, что на той башне денно и нощно должен стоять человек?

Князь сердито пошевельнул густым усом и не ожидая ответа отъехал в сторону, чтобы открылась сторожевая башня. Вдруг одобрительно кивнул головой и сказал:

— Что же, хорошо службу несете. Где Муровец — там все ладно.

Теперь на холм выехали все. Муровец облегченно вздохнул: на башне виднелась крошечная фигура наблюдателя.

— Это, видимо, дядька Панько — виновато прошептал деду Витька — вылез на башню и меня высматривает, я же пообещал ему пригнать коня и не пригнал.

— Ничего, подождет — ответил дед и не удержавшись взлохматил Витькин чуб — тебя, хлопче, нам сам Бог послал!