Кэт бросила сумку на кухонный стол, а рукопись — на кучу носков Гарри. Он предусмотрительно свалил их поближе к стиральной машине. Кэт давно догадалась: Гарри и Дант верили, что, если положить грязное белье достаточно близко к машине, оно постепенно станет чище. Как бы там ни было, рукопись была так же тошнотворна, как грязные носки. Гоблинов и их междоусобицы Кэт никогда не любила. Кроме того, она потеряла девять страниц. Когда автобус резко без предупреждения затормозил, они исчезли под сиденьем. Но в эпосе, где двести пятьдесят тысяч слов, пятнадцать тысяч из которых — авторские нововведения, отсутствие девяти страничек вряд будет заметным.

Кэт налила в кофеварку воды и принялась сочинять в уме письмо с отказом. Оно переходило все границы сарказма. Включив кофеварку, Кэт заглянула в холодильник в поисках холодного пива.

Из духовки тянуло ароматом чего-то вкусного. Подойдя поближе, она с удивлением увидела, что это не пицца.

Хлопнула входная дверь.

— А может, ты предпочла бы поужинать где-нибудь не дома? — спросил Гарри, заходя в кухню.

— Не-а. У меня Гэндальф Владыка воинственный со всем своим Царством духов. Нужно придумать отказ. А потом еще ирландская романтическая история о безнадежно влюбленном астрологе из Лимерика. Прочесть и завтра отослать обратно агенту.

— Откуда ты знаешь, что придется вернуть, если ты еще не читала рукопись?

Гарри открыл пачку масла, и Кэт заметила на столе цыпленка, связку чеснока и пучок зелени.

— Если бы это было что-нибудь хорошее, мне не дали бы читать, — объяснила Кэт. — Например, если бы к вам в гараж поступил великолепнейший «астон мартин», позволил бы тебе начальник прокатиться на нем вокруг квартала?

— Вряд ли, — Гарри вытянул из пучка веточку петрушки и сунул в рот. — Мы оба знаем, что я наверняка его разбил бы.

— Ну, тем же принципом руководствуется Дженифер Спенсер. Правда, при таком темпе работы я бы и не распознала книгу класса «астон мартин». — Кэт пролистала непрочитанные страницы романа «Варк в драконьей шкуре-2». Вся рукопись была напечатана шрифтом, напоминающим плохой почерк. Какой тогда был смысл печатать? — Но про эти два можно сказать уверенно: они как твои старенькие фиаты «Панда».

Гарри порезал масло на кусочки и достал из посудомоечной машины два бокала. Затем взглянул на рукопись.

— Не так давно ты зачеркивала в календаре дни, оставшиеся до момента, когда сможешь указать Дженифер Спенсер, куда послать Варка в драконьей чешуе и всех его дружков-гоблинов. А теперь — смотри-ка, можно подумать, что ты всегда хотела здесь остаться.

— Что ж, то было раньше, а сейчас — это сейчас.

Кэт вновь ощутила укол совести, взглянув в блестящие голубые глаза Гарри. Последнее время она не разделяла желание и чувство вины. Они всегда приходили вместе. Кэт сосредоточилась на усилиях открыть бутылку, которую он ей вручил.

— Рада, что осталась?

Она пожала плечами. Три ответа, один непристойнее другого, вертелись в ее голове, но она промолчала.

— Я вот рад.

Кэт вскинула голову. Гарри засовывал кусочки масла под кожу цыпленка. Рукава его изящной рубашки были небрежно закатаны. Светлая прядь волос упала ему на глаза. А цыпленок был нафарширован маслом так, что хирурга, наверное, передернуло бы.

Кэт не отвечала, и он тоже поднял голову:

— Ты первый человек, который выжил у нас с Дантом больше шести месяцев, начнем с этого. И единственный, научившийся пользоваться посудомоечной машиной. И… — он замолчал, подкидывая в руке перечницу.

Если бы Кэт уже выпила полбутылки вина, она опустила бы ресницы и пролепетала: «Продолжай». Но она еще не пьяна и не способна на это. Кроме того, ей не хотелось выслушивать, как здорово она помогла ему разобраться с чувствами к Кресс. Это могло вынудить ее рассказать, во что Кресс превратила эти чувства. А Кэт дала себе слово, что от нее Гарри этого не узнает. И она молча налила ему бокал «Мерло».

— Ну, за тебя, — ответил он, поднимая бокал.

— За тебя! — Кэт отпила глоток и сказала: — Я тоже рада, что осталась. По разным причинам. — Она снова глянула на Гарри, но он втискивал в цыпленка цельный лимон. — Тебе помочь?

— Если хочешь, нарежь чеснок. Не знаю, сколько его надо класть по рецепту. Однажды я готовил цыпленка для ребят и переборщил с чесноком. — Он нахмурился. — Наверное, одной головки достаточно.

— Более чем. — Кэт потянулась за разделочной доской. — Мы что-то празднуем? Или ты хочешь пленить меня и Данта своим кулинарным искусством?

Она старалась говорить беззаботно, но желудок внезапно болезненно сжался. Еще бы. Флиртовать с мужчиной, влюбленным в другую, — это мазохизм в чистом виде.

Гарри покачал головой:

— Нет, просто решил приготовить что-нибудь необычное. Я недавно основательно затарился. В овощном отделе не удержался и накупил чесноку.

— Ах, романтического ужина не получится?

Кэт закончила резать чеснок и отпила еще вина.

— Э-э… нет. Не совсем, — Гарри посыпал цыпленка чесноком и поставил в духовку. — Хотя, наверно, мы будем вдвоем. Не знаю, куда подевался Дант. Он последнее время странноватый.

Кэт про себя удивилась, с чего это Гарри так решил. Дант всегда странноватый. Взяв бокал, она с неохотой принялась листать легкое ирландское чтиво. Гарри нанизывал на шампуры небольшие картофелины.

Кэт не могла сосредоточиться на мелко набранных строчках. Взгляд ее блуждал по квартире. Когда он упал на диван, где все еще лежало одеяло Гарри, Кэт вспомнила о Майке. Как это она раньше о нем не подумала? Скверно, что она так безразлична к семейной драме брата.

— А Майк был здесь, когда ты вернулся?

Гарри оторвался от готовки и хлопнул себя по лбу:

— Боже, вот я тупица. Он кое-что оставил для тебя. Прости, я должен был тебе сказать. — Он передал ей записку, нацарапанную на обороте счета за газ. — Я не читал, честное слово.

Кэт развернула листочек.

— Ничего, если бы и прочел. Майк обычно не затрагивает личных подробностей.

Как она и ожидала, записка была краткой и деловой.

«Спасибо за поддержку. Ушел домой разбираться с ситуацией. Скоро позвоню. НЕ ГОВОРИ МАМЕ».

Кэт сложила записку и сунула в боковой кармашек сумки. Она не думала, что Лаура тоже уже дома. Тогда в парке ее отчаяние было почти осязаемым. Казалось, под спокойной поверхностью бешено крутились сотни колесиков и шестеренок. Кэт всегда считала, что брак Лауры и Майка был очень важной составляющей ее жизни. И ей не хотелось вторгаться в их дела небрежно, будто заскочив по дороге домой из магазина.

Еще одна проблема на ее голову. Кэт убеждала себя, что ничего не может сделать, но в глубине души чувствовала кислый привкус паники.

— Плохие новости?

— Гм, не знаю. Я думала, брак Майка — как бетонная плита. Похоже, я заблуждалась. Я считала, что Лаура такая же тупая корова, как и он.

Тут Кэт прикусила язык. Это было не то, что она думала, ее слова прозвучали раздраженно и наплевательски. Почему она не умеет сдерживать свой сарказм? Откуда это всепоглощающее желание всех забавлять?

Еще один результат тлетворного влияния Лондона на ее характер. Кэт подвинула рукопись ближе к себе.

— Как, по-твоему, хорошо или плохо, если имя героини невозможно выговорить? — спросила она Гарри, пока предыдущая фраза не успела зависнуть в воздухе.

— Что за имя?

— Не могу произнести. Одно из дурацких ирландских имен — сплошные согласные. Тдж? Трж?

— Знаешь, — ответил Гарри, размахивая шампуром, словно дирижерской палочкой, — когда я читал «Ловушку-22», я не мог выговорить имени главного героя. Про себя я называл его просто Джоном. Наверно, это нарушало замысел автора, но мне было удобно. — Он сложил пустые шампуры на блюдо. — С девушками тоже срабатывает.

— Прости?

Кэт с изумлением заметила, что выпила весь бокал, и налила еще. Гарри свой едва пригубил.

— Ну, понимаешь, — Гарри покраснел, — можно встречаться с одной девушкой, но про себя называть ее другим именем. Именем другого человека.

Кэт надулась.

— Вы с Дантом просто шокируете. Вам еще везет, что кто-то соглашается встречаться с вами. Ты не пьешь? А вино очень… как бы сказал Дант?

— Заглотибельное.

— Да, заглотибельное. Я не думаю, что мы возьмем это печатать, — Кэт пробегала глазами последнюю страницу. — Тут в конце три непроизносимых имени, а герои сидят на лугу и обсуждают лунное затмение.

— А что, это можно выдвинуть как предлог для отказа?

— Нет, в отказах обычно пишешь: «Представляется совершенно невозможным отдать должное этой многообещающей рукописи в связи с перенасыщенностью книжного рынка Великобритании». Но когда «Эклипс» выпустит специальную серию про войны гоблинов, нам придется придумать какое-нибудь новое оправдание.

— Интересно, а это будет срабатывать с девушками?

— Что? — Кэт пристально посмотрела на него. — Ты будешь их бросать, потому что «не можешь воздать им должное в условиях жесткой конкуренции на бурлящем рынке» вашей с Дантом личной жизни? — Кэт нацарапала несколько строк про переполненный рынок на обороте рекомендательного письма. — Ну, попробуй. Не гарантирую результатов.

— Ну, может, ты и ошибаешься, — ответил Гарри. Он засек на таймере время — один час. — Мне нужно устроить весеннюю чистку в отделе застарелых романов. Мне через месяц исполняется двадцать восемь. Пора определяться в жизни.

— Не вытирай руки о штаны, — автоматически сделала замечание Кэт. — Что-то ты сегодня разоткровенничался.

— Возраст. Тебе не понять.

Он отпил глоток вина.

— Я вполне зрелая для своих лет! — возразила Кэт. Она подумала о Майке. Он был старше Гарри, женат, а до сих пор не мог пройти мимо дорожного конуса и не пнуть его. Пока женат. Кэт вздохнула. — Когда же цыпленок оптимально пропитается чесночным ароматом?

— Примерно в восемь. Есть время сыграть в гонки. — Гарри потер руки. — Дам тебе фору на старте, раз уж ты девушка.

Наступило восемь часов. Дант не появился. Кэт допила вино и открыла новую бутылку. Гарри с некоторой грустью на лице вынул цыпленка из духовки.

— Только взгляни на это. — Он отодрал кусочек поджаристой корочки и с хрустом стал жевать. — Лучшая цыпочка, которую мне доводилось приготовить.

Кэт таинственно хихикнула. Она уже достигла стадии хихиканья. Сказывалось вино на пустой желудок.

— Просто чудесно, — продолжал он. — Что ж, у Данта был шанс. Балбес. Доставай тарелки, Кэт.

Кэт вынула из посудомоечной машины две тарелки и поставила на стол. Потом пошла обратно в гостиную переменить диск. Гарри, в отличие от Данта, предпочитал играть в гонки, отключив саундтрек. Так ему лучше был слышен гул мотора. Из-за этого игра теряла для Кэт всякий смысл, хоть она серьезно нравилась Гарри. Поэтому они слушали «Невер-майнд» очень громко. Кэт сменила его на «Револьвер».

— Ножку или грудку? — крикнул Гарри из кухни.

Кэт наткнулась на подлокотник и рухнула в кресло. Нужно двигаться осторожнее. Она прекрасно знала, как ведет себя в пьяном виде. Сперва отключался участок мозга, следящий за тем, чтоб не все мысли обретали звуковую форму. Потом тот, который отвечает за связность мыслей и действий. Поэтому не надо думать о том, как ей нравится Гарри. Это может привести к осложнениям. И нет смысла притворяться, что думаешь о Гарри, а подразумеваешь Джайлса. Кэт уже знала, что это не так.

Она встала. Чтобы не шататься, пришлось вцепиться в полку. Хватит вина. Побольше еды. Это все уладит. Играя, Кэт не замечала действия алкоголя. Она справлялась с управлением лучше обычного. Если что и мешало ей, так это гладкая шея Гарри. Он лежал на полу рядом с Кэт, расстегнув вторую пуговицу рубашки. Случайно наклонившись к нему и вдохнув его запах, Кэт врезалась в переполненную трибуну. Она пыталась понять, есть ли у нее красные винные усы.

В кухне Гарри ловко разрезал цыпленка. С содроганием Кэт осознала, что он совершенно трезв. Он зажег свечи на столе. Теперь, когда кипы грязного белья потонули в полумраке, кухня впервые показалась ей почти сносной.

— Держи. — Гарри протянул ей тарелку. — Цыпленок, запеченный картофель, брокколи.

Душистые кусочки курицы плавали в озерках растаявшего масла. Кэт подумала, что у Джайлса случился бы сердечный приступ, если бы он это видел. Вероятно, самый настоящий приступ.

— Сколько же масла ты вылил на бедную птичку?

— А, с этими курами из супермаркета не нужно скупиться, — ответил Гарри. — Надо же придать им хоть какой-нибудь вкус.

Он наполнил свою тарелку и сел за стол.

— С тех пор как я сюда переехала, я поправилась. — Кэт рассеянно посыпала картошку солью. — Сперва ела, чтоб утешиться, теперь вот соседи угощают.

— Ты выглядишь теперь гораздо лучше. Мне не нравятся худышки. Не понимаю их. Они пилят тебя, требуют сводить в чертовски дорогой ресторан, а сами ничего там не едят. Или наедаются до отвала, после кофе бегут в уборную, а когда возвращаются, то от них так и несет освежителем дыхания. — Гарри помахал вилкой с кусочком цыпленка. — У меня две сестры, я дома в туалете всегда читал «Космо», так что эти штучки знаю.

Кэт старательно жевала, слушала «Битлз» и наслаждалась чесночным ароматом, способным враз исцелить грипп.

— Тебе нравятся «Битлз»?

Идиотский вопрос. Если он скажет «нет», это ее страшно разочарует.

— Угу. Хотя, наверно, не так сильно, как тебе.

— О, я их обожаю, — призналась Кэт. — Каждый альбом для меня — нечто особое. Но «Револьвер» — это аннул… анали… — язык пьяно споткнулся на слове, и Кэт вспыхнула. Должно быть, это звучало очень глупо. — Ну, обезболивающее. Знаешь, всегда, когда меня бросают, когда мне одиноко или грустно, я ставлю этот диск. И вспоминаю, как слушала его впервые. Мне было восемь. Все песни были незнакомыми. Они будили волнение ожидания — предчувствия взрослой жизни. Когда я услышала это, — она махнула рукой в сторону музыкального центра, — «Здесь, там и всюду», впервые, я подумала: «Ух ты, вот что значит влюбиться». Мелодия идеально подходит к словам. Конечно, в жизни никогда так не было. — Кэт осознала, что говорит, задумалась и остановилась. — У меня никогда не было двадцатичетырехлетнего Пола Маккартни, поющего мне песни.

— А с Джайлсом?

Гарри пристально смотрел на ее подбородок.

Кэт осторожно провела по нему — смахнуть то, на что он так уставился.

— Нет, — честно призналась она. — Но я все надеюсь, что однажды…

— Да, — сказал он. — Точно.

Кэт не поняла, было ли это «Да-аточно» или просто «Да. Точно». Она ужасно не любила напиваться до того, что теряется способность верно воспринимать вещи.

— Лучше всего, — продолжала она, — что с этой песней у меня не связано никаких других воспоминаний. Она целиком моя. Поэтому, если меня бросают, я могу возвращаться к этой прекрасной музыке. И вспоминать время, когда я не знала скучной реальности взрослой жизни и верила в рождественские волшебства. — Кэт взглянула на Гарри и растерялась. Он смотрел на нее с нежностью. Неужели она болтает ерунду? — А у тебя разве нет подобного альбома?

— Только «Вкус к разрушению». Это первая кассета, которую я купил в школе. Я был в восторге. Я впервые слышал, чтобы в песне употреблялись ругательства.

— От меня, должно быть, несет чесноком, — сказала Кэт.

Гарри наклонился поближе, и ее сердце учащенно забилось.

— Думаю, от нас обоих…

Он смотрел на нее каким-то странным взглядом. Кэт провела пальцем по верхней губе. Вдруг у нее и вправду были винные усы? Джайлс обычно вытирал ей их уголком салфетки. Гарри открыл рот и хотел было что-то сказать. Но тут грянула первая строчка «Желтой подводной лодки».

Кэт никогда в жизни не ненавидела Ринго Старра так сильно, как в эту минуту.

— Единственное преимущество дисков, — криво улыбнулась она.

Гарри вопросительно склонил голову.

— Порядок песен, — объяснила она, глядя в бокал. — Его можно поменять на правильный.

Гарри засмеялся. Наверно, он понял, что она имела в виду. И не возразил…

Кэт опустила пустой бокал и велела себе больше не пить.

— Бутылка почти пуста, — заметил Гарри, взяв ее в руки. — Тебе долить?

— Да, спасибо, — бездумно согласилась она.

Он взглянул ей в глаза и улыбнулся, словно прочитав ее мысли. Кэт ощущала, что ее все сильнее засасывает теплая трясина чувств.

Горели три свечи, пел Элвис Костелло. Разговор зашел о машинах.

— Какую бы машину ты купила, если бы выиграла в лотерею? — спросил Гарри, раскачивая чашечку кофе.

— «Ягуар ХК-120».

Кэт старательно выговаривала слоги. «Ах, ради бога, — подумалось ей, — он видел тебя гораздо более пьяной. Тебя тошнило на его ботинки».

— А почему?

— Знаешь, они выглядят как Джейн Мэнсфилд на колесах, — серьезно ответила Кэт. Никто никогда не спрашивал ее об этом, а ей всю жизнь хотелось дать такой ответ. — Кремовые изгибы и внутри красная кожа. Очень сексапильная машина. — Кэт кивнула с мудрым видом.

— Ты когда-нибудь каталась на «астон мартин»?

— С чего ты взял? — Кэт вертела в двух пальцах бокал. — Думаешь, он стоит у меня за домом, и я езжу на нем за покупками?

Гарри отодвинулся от стола и взял пиджак с крючка на кухонной двери.

— По-моему, самое время попробовать.

— Но мы же пили! Ты не можешь вести машину! — язык Кэт заплетался.

— Нет, Кэт, это ты пила. Я выпил всего один стакан за весь вечер, а ты почти две бутылки. Буду признателен, если не испортишь внутреннюю обивку, — Гарри усмехнулся, стоя у самой двери. — Давай, надевай пальто.

— Но уже почти два часа!

— Не думай меня переубеждать.

Он бросил ей кофту, и, фыркнув, Кэт натянула ее и сверху куртку.

— Ключи?

— Здесь, — ответил Гарри и запер за ними дверь.

Кэт стояла на ступеньках крыльца и дрожала.

— Подожди здесь, — сказал Гарри, — я вернусь через минуту.

Он завернул за угол. Кэт поежилась. Ей казалось, она трезвеет. Было поздно, но она не чувствовала себя усталой. Этот вечер так похож на сон. Кэт надеялась, что это будет достаточным оправданием, если случится нечто ужасное. После такого денька много чего ужасного может случиться, а нарушение равновесия в их отношениях с Гарри было бы последней каплей.

Кэт словно ходила по канату. Она боялась обронить слово, которое нарушит положение вещей, выдаст ее чувства, и ее поведение уже не будет походить на легкий флирт. Она боялась заговорить о чем-нибудь, что заставит его вспомнить Кресс. Тогда совесть не позволит ей не упомянуть Джайлса. И придется признаться самой себе: она не верна ему в мыслях, если не на деле. Хорошо, что Кресс и Джайлс равно далеко отсюда.

Послышался приглушенный рев мотора, и из-за угла показалась темно-зеленая спортивная машина. Гарри изнутри открыл дверь для Кэт и поманил ее.

С освещенного крыльца Кэт были хорошо видны женственные изгибы машины. Гарри за рулем выглядел очень уверенным. Словно знал, что делает. Где тот привычный неуклюжий мальчишка? Кэт подошла к машине и села. Гарри крутил ручку настройки радио. Сейчас было включено «Радио-4». Кэт сделала вид, что в «ровере» обычно играло не оно.

— Не знаю, кто последним ездил на этой машине. Мне никогда не удается с этим справиться, — сказал Гарри. — Это самая непонятная техническая деталь. Ты можешь его настроить?

Кэт нашла какую-то волну с гитарной музыкой. Гарри плавно выруливал на главную дорогу.

— Отлично, — одобрила Кэт.

Машина набрала скорость, и ветер заиграл выбившимися из ее косы прядками.

— Почему бы тебе не распустить волосы? — предложил Гарри. — Спортивные машины для того и созданы.

— Это поэтому на них ездят так много парикмахеров?

— Эх, женщина! — Гарри притворился обиженным. — Знай же, что за эту машину дерутся несколько потенциальных покупателей. Шеф разрешил мне ее взять только потому, что поручил завтра утром проверить на ходу.

— Куда мы едем?

Кэт распустила растрепавшуюся косу. Свежий ночной ветер развевал ее шевелюру.

— Куда хочешь.

— Но я почти ничего не знаю, кроме дороги на работу. Ты забыл, что я не большая поклонница Лондона.

— Знаю. Думаю, пора тебе по-настоящему познакомиться с ним. — Гарри повернул к центру города. — С таким, каким я его вижу. Просто молчи и смотри.

Кэт откинулась на спинку черного кожаного сиденья. Гарри обгонял множество такси. Все они везли куда-то каких-то людей — бизнесменов, парочки и тех, кого и не разглядишь, слишком глубоко утонули они в креслах. В каждом такси — особая жизнь, особое окончание вечера или его начало. Белые лица, как звезды, появлялись и исчезали в боковом зеркале.

Гарри заметил, что Кэт смотрит на окна такси.

— Интересно, куда они едут? Или, скорее, где они были?

— Тебя это не пугает? Город, полный незнакомых людей.

— Никогда об этом не задумывался. — Гарри обогнул Гайд-парк на большой скорости — точнее, Кэт увидела на спидометре, что скорость высока, хотя она ее не чувствовала. — Мне нравится, что здесь свободно. Можно делать что хочешь. На улицах полно людей, занятых какими-то делами, идущих куда-то. Посмотри, даже в это время, ночью. Такое чувство, словно день в Лондоне никогда не кончается. Понимаешь, о чем я?

— Вроде бы да.

Вопреки ожиданиям Кэт, улицы не были пусты, а в витринах еще горели огни. Мимо «Харви Николз» медленно шла возвращающаяся домой парочка. Кэт с внезапной гордостью заметила, что они остановились и посмотрели на их машину. Наверно, придумали романтическую историю про нее и Гарри, так же как она придумала про них.

Они ехали молча, слушая радио. Кэт наблюдала за их отражением в пролетающих витринах. Ей казалось, что они попали в музыкальный клип. Вспыхнули огни Оксфорд-стрит, единственного места, которое она узнала, и эта улица, свободная от дневной толкучки, вдруг показалась Кэт красивой.

— Я спросила, куда мы едем, а ты так и не ответил.

— Я хочу отвезти тебя в старый город. Там действительно тихо сейчас. — Непринужденным движением, увеличив скорость, Гарри легко обогнал грузовичок. Кэт вздохнула, наслаждаясь внезапным ускорением. — Это мое любимое место. Смесь архитектурных стилей и темные аллеи. Тебе с твоим филологическим образованием должно понравиться. Очень в стиле Диккенса.

— Хорошо.

Кэт отбивала на коленях зажигательный ритм песенки, но она смолкла, полилась медленная романтическая мелодия, и настроение незаметно изменилось.

Вновь воцарилось молчание, но оно было приятно. Настолько приятно, что Кэт почувствовала безрассудное желание нести околесицу, чтобы прогнать ощущение близости, охватившее обоих. Когда Гарри переключал скорость, она могла ощутить тепло его руки. Скоро он, наверное, почует запах пота, выступившего у нее под мышками. Они так близки. Разве не об этом мечтала она все эти месяцы? Ну, не о запахе пота, конечно.

Кэт бросила быстрый взгляд на отражение Гарри в зеркале заднего вида. Глаза с длинными ресницами сосредоточенно смотрели на дорогу. Очертания скул казались резче при свете уличных огней. Сладострастная дрожь пробежала по ее спине. Кэт призналась себе, что о такой поездке она даже и не мечтала.

По указателям она заметила, что они проезжают Клеркенвелл. Огней стало меньше. Желтые фонари освещали вывески круглосуточных фотомастерских и восточных кафе, неземное бледное свечение исходило от затемненных окон модных ресторанов. Улицы стали тише, и гортанный звук мотора казался громче. Гарри петлял по улочкам среди высоких офисных зданий в викторианском стиле. Их высокие громады с потухшими окнами, казалось, нависают над открытой машиной.

— Запрокинь голову и посмотри в небо, — сказал он. — Как прекрасна эта ночь.

Кэт не стал возражать, что за городом были бы видны звезды. Она запрокинула голову и взглянула наверх. Со всех сторон дорогу окружали темные дома. Линии их крыш непрерывно менялись, а иногда между ними мелькали воздушные очертания деревьев. В свете луны и фонарей ветви казались изящной сетью тонких кровеносных сосудов. Кэт казалось, что она плывет на подушке по морю выпитого красного вина.

— Красивые дома, правда? — заметил Гарри. — Знаешь, наверно, тебе покажется глупым, но, когда я здесь проезжаю, мне чудится, что это метины истории. Навеки застывшие напоминания о своем времени. Пока они стоят, можно представить, как к ним подъезжали кареты, а не велосипеды курьеров. А перед дамами в кринолинах нужно было широко распахивать двери. И все в таком духе.

Кэт в изумлении повернулась к нему. Ее всегда поражала чувствительность Гарри, прикрытая неуклюжим мальчишеским подшучиванием. А его поведение с Майком изумило ее до крайности. Но такого она от него еще не слышала. Он, наверное, покраснел. Ей было не видно из-за темноты. Внезапно Кэт поняла, насколько личной была для него эта поездка. Гарри показывал ей город, который любил, но которого она не замечала все это время, замкнувшись в своем несчастье. Кэт всегда была настроена против Лондона. Сначала потому, что он олицетворял незнакомую могучую силу. Потом потому, что воспринимала его как наказание, подтверждение того, что Джайлс так мало любит ее.

Но Гарри показал ей нечто другое. Кэт подняла глаза. Полицейский вертолет с красными и белыми огоньками скользил по темно-синему небу. Вот он исчез за высоким зданием — и снова появился над самой головой, подобный огромной стрекозе. Сияли крошечные ясные звездочки. Лицо обдал порыв свежего ветра. Впервые Кэт увидела красоту города.

Она никогда не была на улице так поздно. Никогда не проезжала по таинственному спящему Лондону, свободному от людей и шума. Кэт поняла теперь, что Гарри, наверное, с первого же дня заметил ее одиночество, боязнь затеряться в пугающем городе, и пожалел ее. Наверно, с помощью гамбургеров и прогулок по улицам он старался, чтоб она полюбила это место, не чувствовала себя здесь одиноко.

— Ты прав. Это прекрасно, — прошептала Кэт.

Гарри не ответил.

А может, страдая от болезненной тяги к Кресс, он почувствовал и ее кровоточащее сердце, глядя, как она слоняется по квартире и наклеивает фотографии Джайлса на внутренние стенки буфета. Кэт ощущала, как сильно давит ремень джинсов на живот, и окончательно решила, что все попытки не есть шоколад, были лишь тратой времени. Встретились двое брошенных. Может, ему самому нужно было снова влюбиться в город.

Кэт медленно повернула голову к Гарри, не поднимая затылка с кожаной подушки. Она чувствовала приятную слабость. Кэт понимала, почему он может быть так красноречив в темноте машины, когда шум мотора приглушает слова. В машинах было нечто неопровержимо сексуальное. Кэт увидела вдали оранжевый огонек светофора. Ей хотелось, чтоб он превратился в красный. Тогда Гарри остановится, повернется, увидит ее белую шею и, может, поцелует ее.

На пути ее мечтаний возникла совесть, и сердце учащенно забилось.

Зажегся красный, но Гарри увеличил скорость и пролетел перекресток. Кэт охватило ощущение упущенной возможности.

— По какому мосту ты хотела бы проехать?

— Все равно. По ближайшему.

— Этот подойдет?

Кэт выпрямилась и затаила дыхание. Они ехали через реку. В воде отражались изогнутые ожерелья белых фонарей на набережной. В небо поднимались знакомые башни и шпили, словно коллаж из открыток. Переливающаяся крылатая скульптура на галерее «Хэйвард», красные огни башни Оксо, сюрреалистическая зеленая подсветка собора Святого Павла. Это было прекрасно. Кэт засмеялась, любуясь этой красотой. А потом засмеялась над собой.

— Спасибо, что показал мне это, — сказала она и, забывшись, положила руку ему на колено. — Да еще таким замечательным способом.

— Мне только в радость.

Гарри накрыл ее руку своей ладонью и не отнимал ее, пока они не доехали до развязки Ватерлоо. Здесь ему пришлось переключать скорость. Руке Кэт сразу стало холодно.

Еще теплыми пальцами она расчесала кудри и собрала их в пучок на макушке.

— Я чувствую…

Ей хотелось подобрать слова поточнее.

Гарри остановился на светофоре. Повернувшись, он положил палец ей на губы.

— Не надо. Просто наслаждайся поездкой. Не считай себя обязанной что-то описывать.

Закончился выпуск радионовостей. В ночном воздухе громко зазвучали начальные фортепианные аккорды песни «Возьми мое сердце». Желудок Кэт сжало, словно у собачки Павлова: на школьных дискотеках это была ее любимая медленная мелодия.

Голова ее закружилась. Реальность превращалась в сон, где сбываются мечты. Еще мгновение, и он…

И он…

На светофоре все еще горел красный. Машин поблизости не было. Гарри смотрел ей в глаза и немного, совсем капельку наклонился к ней. Кэт инстинктивно чуть запрокинула лицо. Губы его раскрывались, на щеках золотилась легкая щетина. Кэт почти лежала на сиденье. Она чувствовала его близость, опьяняющий аромат «Армани», и глаза ее закрылись.

Неизбежный рефлекс на песенку со школьной дискотеки.

В ту же секунду Кэт осознала, что не может поцеловать Гарри. Как бы ей ни хотелось. Она никогда не могла слушать песню, не вслушиваясь в слова. Теперь же знакомый текст прозвучал будто впервые. Кэт внезапно поняла, что вызвало ее влюбленность в Гарри: ее собственная тоска по Джайлсу нашла отражение в его отверженной любви к Кресс. Пораженная, она глубоко вздохнула. Перед ней был человек, страдавший сильнее ее, готовый год за годом резать свое сердце на куски. Точно так же Кэт готова была чувствовать превосходство Джайлса. Притворяться кем-то другим. Позволять ему превращать ее в кого-то, кем ей не хотелось быть.

Не надо делать вид, что она такая, какой Гарри хочет видеть Кресс. В глубине души он знает, что в его мечтах она лучше, чем в жизни. Нужно, чтоб он четко осознал это. Раньше Кэт была решительно настроена хранить верность Джайлсу. Теперь она готова быть пластырем на чьем-то истерзанном сердце. Это делало все ожидание, всю жизнь в Лондоне бессмысленными. Кэт поняла, что надо хоть раз в жизни послушаться голоса рассудка.

Она широко раскрыла глаза. Как ужасно не прикоснуться к лицу Гарри! Боже, как ужасно. Его глаза были закрыты. Его ресницы, длиннее и чернее, чем ее, какой бы тушью она ни пользовалась, лежали на мужественной скуле. У Гарри не было классической красоты Джайлса. Но он был более реальным. Не найдя губами ее губ, Гарри открыл глаза и, смущенный, посмотрел ей в лицо.

— Ты не можешь произносить «Кэт», а думать о Крессиде, — грустно шепнула она.

Кэт надеялась, что он поймет по выражению ее лица боль, которую она не могла выразить словами.

Гарри заморгал и вздохнул.

— Но я и не думаю.

Испуганные, они глядели друг на друга. Тут зажегся зеленый. Позади недовольно засигналил черный «гольф». Гарри выпрямился и включил первую скорость. «Астон» рванул к Ватерлоо.