Кэт сразу же направилась в свою комнату, захлопнула за собой дверь и поставила будильник на семь. Пораньше, чтоб уйти из дому, пока все спят, забиться в какую-нибудь галерею или парк, где можно провести весь день. Все выходные, если понадобится.

Она стояла и минут пять смотрела на часы. Перед глазами были только цифры и подергивающаяся минутная стрелка. Ей и не хотелось, чтобы перед ней вдруг всплыли другие образы. Никогда у нее не было такого сильного желания выбросить все содержимое из своих мозгов, но она не могла. Пульс бился учащенно. Несмотря на ночную прохладу, она была покрыта потом. Одна и та же мысль крутилась в ее голове, гладя ее совесть, как сама она гладила бы Крыскиса, если бы он снизошел до нее: пока она в своей комнате, заводит будильник, стоит на полу, все будет хорошо. Опасность пройдет и не затронет Кэт.

Она слышала, как Гарри возился в кухне, наливал воду в кофеварку, открывал и закрывал буфеты. Каждый звук приглашал присоединиться к нему, но Кэт стояла, как ледяная статуя, сжимая маленький будильничек. Ночной воздух полностью отрезвил ее, но остатки алкоголя еще путали ее мысли. Они сталкивались друг с другом. Почему ты убегаешь? Почему ты влюбляешься? Чего ты боишься? Почему ты думаешь, что мир остановится ради тебя?

Кэт представила, что Гарри стоит под дверью, ждет, когда она выйдет, думает, что она делает, почему она расстегнула ремень безопасности и бросилась вверх по лестнице так, словно в машине пожар. Как объяснить ему, что это безумное влечение к нему заставило ее бежать и прятаться, а не броситься ему на шею? Может, его решимость испарится так же быстро, как и ее, и удобный случай больше никогда не подвернется. Возможно ли, чтобы два человека хотели друг друга с одинаковой силой в одно и то же время? Кэт застонала от боли.

«Иди и поговори с ним, — подумала она сердито. — Расскажи, что ты чувствуешь». Голос старосты класса соединился в голове с голосом Лауры. Могучее сочетание. Кэт верила в теорию самоанализа, но ей не всегда удавалось придерживаться ее. Она могла бесконечно долго перетряхивать слабые стороны своего характера, но часто думала — а воспринимает ли она это всерьез?

«Он вряд ли откажет тебе, — убеждал внутренний голос. — А Джайлс скоро возвращается. К тому же Гарри узнает, что ты сделала с шедевром Крессиды. Это способно убить любую страсть. Время летит. Может, это твой единственный шанс».

«Что же я чувствую?»

Кэт опустилась на постель, все еще сжимая будильник. Взгляд ее упал на фотографию у кровати, и она положила ее на тумбочку изображением вниз. Впервые она видела, как человек проделал это в жизни, а не в кино. «Я не знаю, что я чувствую. Я знаю, что не хочу быть неверной подругой, даже если я не…» — она отбросила эту мысль. Слишком сложная.

«И я знаю, что не хочу быть второй после Крессиды.

И я знаю, что мне, правда, хотелось, чтобы он меня поцеловал».

«Твоя проблема в том, что ты не управляешь собственной судьбой», — заявил голос Лауры.

Кэт вздрогнула. Это было очень похоже на одну из сцен в «Розах смерти». Девочка поджигает дом родителей, потому что голоса поведали ей, что нужно избавляться от злых духов.

«Ты просто позволяешь разным событиям происходить с тобой, а потом жалуешься на их последствия, — безжалостно продолжал голос. — Если ты сделаешь неверный выбор, то, по крайней мере, это будет твой выбор, а не пассивная покорность. Почему ты в Лондоне? Потому что Джайлс решил за тебя. Почему ты в „Эклипс"? Потому, что Лаура решила за тебя. Почему ты…»

«Я сама решила жить здесь, — напомнила она себе. — Я выбрала этот дом, я решила обмануть Крессиду, значит, я могу выбрать Гарри».

Не успев понять, что она делает, Кэт взялась за ручку двери. Она совершенно не представляла, на что же она решилась. Собираясь распахнуть дверь и предложить Гарри приготовить ему кофе, она услышала знакомый стук во входную дверь.

Дант вернулся. Пьяный вдрызг, и не может открыть замок. Или просто не удосужился взять с собой ключ.

Кэт выругалась и прижалась лбом к двери.

Она услышала, как Гарри опустил что-то на стол. Кружку? Ручку, которой писал ей страстную записку? Игрушечный пистолет? Он пошел к двери, отпер все замки и впустил спотыкающегося Данта.

— Дружище! — воскликнул Гарри.

Кэт расслышала интонацию очень четко, но не хотела задумываться, что она значит. Ясно лишь одно: она не предвещала долгой беседы.

«О, ради бога, — думала Кэт, — не говорите мне, что я не должна подслушивать!»

— Дружище! — отозвался Дант.

Последовало молчание. Наверное, они пожимали руки, или бодались, или открывали еще одну бутылку.

Словно охваченная паранойей, Кэт приникла ухом к двери. Вдруг они, вопреки традиции, заведут разговор о ней шепотом, в стиле старинных трагедий?

Ожидание Кэт было вознаграждено мелодической отрыжкой Данта и аплодисментами Гарри. Очевидно, спектакль удался.

Обычный вопрос, мучающий подслушивающих, начал терзать Кэт: бросить ли вызов тому, что она услышит, или заранее сжаться в предчувствии его рассказов: где они были, что он чувствовал, какая она дуреха. Мысль, что Дант узнает все подробности этого вечера, оказалась сильнее ее воли. Кэт рванула дверь и направилась в кухню, так и не успев понять, что же делает.

— А, привет, — сказал Гарри и покраснел.

— Гм, привет.

Кэт подошла к столу и села.

— Хочешь кофе?

Дант переводил взгляд с одного на другого.

— Да, пожалуйста, — ответила Кэт, сосредоточенно глядя на кофеварку и стараясь, чтобы голос звучал приятно. — Очень мило с твоей стороны.

— Вы можете использовать и более сложные английские фразы, — саркастически заметил Дант. — Это мой родной язык. Или наш разговор синхронно переводят на болгарский для службы новостей?

Кэт никогда не думала, что может обрадоваться насмешкам Данта. Это задавало другой тон ситуации. Она сердито посмотрела на его самодовольно поднятые брови.

— Парадокс употребления алкоголя в том, что чем больше пьешь, тем остроумнее, как тебе кажется, становишься. А выговаривать остроты становится все труднее, — сказала Кэт. — А ты, кстати, чем больше пьешь, тем больше тупеешь, но, к несчастью, с речью у тебя все в порядке.

Гарри выглядел смущенным.

— Не волнуйся, Кэт. — Дант подошел к холодильнику и вылил в пивную кружку ее дорогой апельсиновый сок. — Это было просто колкое замечание. Я предупрежу тебя, когда дело дойдет до остроумия. — Одним махом он выдул весь сок и уставился на нее пугающими черными глазами. — Я не виноват, что ты не отличаешь одно от другого. Полагаю, сказывается недостаток интеллектуальных бесед.

— О, да, с тех пор, как я здесь поселилась.

Кэт слишком поздно спохватилась, что должна ради Гарри изображать образчик очаровательной женственности, а не сварливую ведьму.

Закипел чайник, и все обернулись на него.

Гарри беспомощно махнул в его сторону, но, овладев собой, достал из посудомоечной машины две кружки и насыпал в каждую по ложке кофейных гранул.

— Гарри заваривает кофе, — протянул Дант. — Смотрите, как он его мешает! Чувствуете, какая горячая вода?

— В чем проблема, Дант? — поинтересовалась Кэт. — Если, конечно, мы в состоянии ее постигнуть.

— Никаких проблем.

Дант, как фокусник, показал пустые ладони. Его глаза сверкали. У Кэт мурашки побежали по коже. Что-то с ним случилось сегодня. Трезвым он бывал просто насмешлив. Пьяный же казался более опасным, и Кэт думала, что предохранитель может в любой момент сломаться. Она не могла этого понять. Может, Дант боялся в пьяном виде потерять самообладание и показать свою тайную уязвимость. А может, детские годы, когда он делал что хотел, чтоб оправдать худшие ожидания окружающих, оставили совершенно неизгладимый след. Кэт не могла сказать.

Вдруг ей стало ясно, что те фотографии сделал не Гарри. Кэт подумала, что с Кресс они поступили действительно подло. Эти мысли черной тенью легли на ее совесть. Дант внушал страх. Не так, как книжный негодяй Камерон. Но по-своему. И эта отъединенность от общества… Кэт не хотелось соглашаться с Кресс, но она начала понимать, что это может быть интересной, если не в высшей степени привлекательной, чертой мужского характера.

Гарри плеснул в кофе молока и протянул одну из кружек Кэт.

— Гм, — неуверенно начал он, — уже очень поздно, и мне надо… гм… ложиться спать, так что… э-э, до завтра.

— Спокойной ночи, — ответила Кэт.

Она надеялась, что ей удавалось выглядеть спокойной, и что он понял больше, чем она могла сказать.

Он неопределенно пожал плечами и зашаркал спать.

Кэт окатило холодным душем разочарования.

— О, не повезло, — съязвил Дант, видя выражение ее лица. — Сунь эти трусы сразу в стирку, поможет.

— Замолчи, Дант, я не в настроении, — огрызнулась Кэт, направляясь в свою комнату.

— И Гарри не в настроении, судя по всему.

Кэт медленно повернулась и откинула со лба волосы. Ночной ветер превратил их в путаницу имбирных завитков, в беспорядке торчащих вокруг головы. Глаза ее сквозь закипавшие слезы сияли ярко-зеленым огнем. Несмотря на внутреннюю боль, она выглядела разгневанным ангелом. Сжав руки в кулаки, Кэт навалилась на поцарапанный мрамор стола. Во рту у нее был кислый винный привкус.

— У меня был очень тяжелый день, — отчетливо проговорила она. Сердце ее щемило, не только от разочарования, но и от жестокости Данта. Сегодня ей не удавалось пропустить его колкости мимо ушей. — И твой эгоизм мне сейчас нужен меньше всего. Ты что, совсем не знаешь меры? Я не Кресс. На мне не надо отыгрываться. Гарри не один из твоих стильных дружков, чтоб унижать его. Почему ты хоть себя иногда не слушаешь? Мы же здесь реальные люди. Это не диалог из книги, — она поправилась, — или колкие замечания.

Дант развел руки, изображая виноватого человека. Оба знали, насколько неубедительно это выглядело.

Кэт открыла рот и хотела еще что-нибудь добавить, но в последнюю минуту решила не утруждаться.

— Спокойной ночи, — бросила она и пошла к себе.

— А ты не спросишь, где я был?

Кэт остановилась и задумалась. Какое ей дело, где был Дант? Уже два часа ночи. У нее есть планы на выходные. С другой стороны, фраза прозвучала зловеще, точно ей непременно надо это знать. Может, он разговаривал с адвокатом насчет их предполагаемого контракта с Кресс.

Кэт вздохнула и, не оборачиваясь, спросила:

— Ну, и где же?

— Дома у Кресс. Мне сегодня звонили из больницы, — он сделал паузу с расчетом на эффект, но Кэт поборола желание повернуться, чего он, очевидно, хотел бы. — У нее, похоже, проблемы.

Кэт, в ужасе раскрыв глаза и открыв рот, резко развернулась:

— О, боже! Дант, нет! Что с ней? Что случилось?

Она схватилась за голову, облила живот горячим кофе, но почти не заметила боли. Вереница кающихся католиков пронеслась в ее мозгу, и хлынули долго сдерживаемые слезы. Чувствуя их жаркие потоки на щеках, Кэт понимала, что дело не в Кресс, а в ней самой, в том, что Гарри ужаснут эти новости, а Данту придется разбираться со всем этим. От этой мысли слезы потекли сильнее.

Дант мягко взял у нее кружку и усадил на диван.

— Она… да, не буду притворяться, с ней все плохо. — Он хрипло вздохнул. От него пахло виски. — Ее врач рассказал мне, что с ней случился истерический припадок, когда… — он замолчал и горестно улыбнулся, но улыбка тотчас пропала, — когда она получила плохие известия из Англии. Им пришлось успокаивать ее. Да, можно думать, что именно этого ей и хотелось — немного химических препаратов. Но она не могла ни говорить, ни есть, ни пить лекарства. Они установили за ней круглосуточное наблюдение, опасаясь самоубийства. И заставили позвонить ближайшим родственникам. А в данных обстоятельствах это, как ни печально, я.

Кэт прикрыла рот рукой.

— Черт…

Дант, передразнивая, тоже выпучил глаза.

— Точно. «Моя жизнь разбита». «Ты сволочь». «Ты разбил мои мечты». «Ты и Кэт отняли у меня самое драгоценное и разбили вдребезги». Это кратенько, основные пункты. Кресс была весьма изобретательна. Но она и вправду несчастна. Это не была ее обычная паранойя. Думаю, на этот раз что-то действенное. Очищающая ярость. Прости, что говорю, словно о лечении.

Кэт закрыла лицо руками. В голове звенело. Ответственность за это лежит на ней. Только на ней. Очень много в ее жизни свершалось, потому что она просто пускала события на самотек. Но теперь из-за нее пострадал кто-то другой. Из-за нее разбита чья-то жизнь. Кэт хотелось плакать от стыда и страха.

Дант скользнул к ней на диван. Он не обнял ее за плечи, как это сделал бы Гарри, но от него исходила надежность. Виновата не только она. Он никогда не сделает вид, что он ни при чем. Кэт молча подняла искаженное страданием лицо. Его выражение было более чем красноречиво.

Минуту они смотрели друг на друга.

— Кэт, у нее это не первый срыв, — сказал Дант.

— Ты так говоришь, словно она закоренелая наркоманка.

Кэт содрогнулась. А еще она считала Данта безжалостным.

Ему хватило великодушия не обратить внимания.

— Я знаю, что это прозвучит страшно, — Дант кусал ногти, — но, честно говоря, это, наверно, единственный способ исцеления для нее. Я хочу сказать, — он смотрел прямо в окно, где в тумане мерцали далекие огни города, — я знал, что это рано или поздно случится. Подозреваю, она кое-что поняла насчет себя самой, и меня, и мамы, и окружающих людей. Поняла, что не может переделать жизнь так, чтоб ей было удобно. Жить приходится с тем, что имеешь.

— Но, Дант, мы поступили с ней… жестоко.

— Да. Нет. Не жестче и не мягче, чем еще раньше поступила с нами она. Думаю, до нее это дошло, поэтому она и удрала. Кресс не хочет брать на себя ответственность. Никто не хочет. Она не понимает, как ее действия могут повлиять на других людей. Она привыкла оправдывать свои поступки тем, что когда-то с ней обошлись жестоко. Всю нашу жизнь мы ругали друг друга за то, что не можем быть лучше, не можем реализоваться, но в то же время безмолвно обходили стороной тот факт, что недостатки-то у нас общие.

— Близнецы, — вставила Кэт.

— Да, мы тоже это заметили.

Последовала пауза.

— Она выкарабкается?

Маленькая частичка ее души умоляла Данта не говорить, что Кресс возвращается и будет жить с ними.

— Выкарабкается. Она явно получила от нашего разговора все, что хотела. Она требует навестить ее в больнице и привезти красивых пижамок. — Дант фыркнул. — Надеюсь, это завуалированное желание увидеть меня и поговорить, как следует. А может, и действительно хочет влезть в какую-нибудь соблазнительную ночнушку. — Он повернулся к Кэт. — Я хотел спросить, ты можешь отвезти меня завтра утром в Хитроу? Я бы попросил Гарри, но это значило бы рассказать о том, что произошло с Кресс, а следовательно — о книге, о Дэвиде, о любви двух мужчин, о…

— Хорошо, хорошо, я тебя отвезу. — Кэт нахмурилась. — Но на чем? Не можем же мы взять «ровер» Гарри?

Дант продемонстрировал ей связку ключей:

— Я нашел это сегодня у нее дома.

— Она разрешила тебе взять машину?

Голос Кэт прозвучал сурово. У Кресс была «мини-кулер». Кэт никогда не ездила на ней. Она всегда стояла в гараже. Либо ее ремонтировали, либо просто оберегали от любопытных глаз. Кресс любила свою машину так, что почти никогда не ездила на ней.

— Да.

— Но она знает, что ты не умеешь водить.

— Гм.

Их глаза, полные недоверия, встретились.

— А, она думала, что я или Гарри отвезем тебя в аэропорт.

— Да, именно так Крессида всегда и поступает, — сказал Дант. — Не надо чересчур сокрушаться из-за нее.

Зазвонил будильник. Кэт лежала несколько минут, пытаясь выстроить по порядку события вчерашнего вечера. Потом перевернулась на бок и включила радио. Восторг и паника мешались в ее душе, и она с трудом могла определить, с какими событиями связано каждое из этих чувств.

После шести месяцев поисков Кэт выяснила, какое радио надо слушать, чтоб услышать три хорошие песни, а потом такую, от которой немедленно выпрыгнешь из кровати. Много было разных радиостанций, но ни одной такой, чтобы можно было нежиться в постели все утро. Для этого приходилось вставать и ставить диск или кассету, а, встав, она уже не хотела снова ложиться.

В это утро, пока Кэт разбиралась со своей совестью, благополучно закончились две песенки, но едва началась третья, как она подскочила и потянулась за кассетой.

Дант уже оделся и уплетал вареные яйца.

— Здоровый завтрак, — заметила Кэт, затягивая халат потуже и оглядывая полки шкафчика Гарри в поисках склада сухих завтраков. Ей ужасно хотелось чего-нибудь сытного. — А вдруг что случится в самолете? Нехорошо по отношению к другим.

— Что нехорошо? Портить воздух в замкнутом пространстве или заставлять брата тащиться через всю Европу, чтобы заполучить ворох развратных трусов?

— Дант, тебе же не хотелось так говорить.

— Разве?

Кэт взглянула на его пылающие глаза, на черный элегантный джемпер и джинсы. Он снова прячется за маской грубости. В конце концов, ведь часа через три придется попасть в окружение людей.

— Не хотелось.

Кэт вылила все оставшееся молоко в миску овсяных хлопьев и поставила в микроволновку. Внезапно в мозгу всплыло воспоминание: мама разогревает сухой завтрак, провожая ее в школу. На маме сине-белая юбка в складочку, она кипятит молоко в кастрюльке и добавляет туда патоки, чтоб было вкуснее. Кэт вытащила миску и задумчиво размешала кашу. Ее всегда удивляло, что другие мамы не носили таких юбочек, как ее. Но теперь простая арифметика, так огорчавшая ее раньше, подсказала, что маме тогда было всего тридцать, и ей все еще хотелось хвастаться своими ножками. «Дети — просто банда фашистов», — подумала Кэт.

— Во сколько самолет?

— В одиннадцать.

— А сейчас?

Кэт поднесла ко рту полную ложку.

— Примерно девять.

Термоядерная приторная овсянка обожгла ей рот.

— Почему ты мне вчера не сказал? — спросила она, обмахивая рот рукой. — Дант, боже мой, нам же еще надо идти за машиной Кресс. Нужно было вставать раньше!

— Успокойся, Златовласка. Если мы выйдем в ближайшие пятнадцать минут…

Кэт с сарказмом на лице провела рукой по своему халату. Надо помыть голову, накраситься и надеть контактные линзы.

— Или можно подождать, когда встанет Гарри.

Кэт насупилась и оттолкнула тарелку с овсянкой.

— Можешь доесть, бабушка. — Она облизала перепачканный в каше палец. — Только объясни мне, почему я не отправила тебя на такси, как обычного человека?

Дант подпер пальцем подбородок.

— Потому что… ты же водишь такси до Хитроу?

— Э-э… нет.

— Потому что… ты хочешь поддержать меня в момент семейной трагедии?

— Отлично. Повторяй это раз в десять минут, пока мы не добрались до аэропорта, идет?

Кэт ворвалась в ванную и простояла под душем ровно столько, сколько надо, чтоб вымыть подмышки. Правда, она дала себе дополнительных тридцать секунд намылить округлившийся живот. Что ж, для долгой зимы несчастий запасы жирка пригодятся.

Холод заставлял одеваться быстро. Кэт натянула теплые брюки и облегающую шелковую кофточку, которую Изабель заставила ее купить во время январской распродажи. К счастью, ей удалось не измазать ее дезодорантом. Сверху Кэт натянула просторный свитер. «Я похожа на большую летучую мышь», — решила она. Прекрасно. Вытащив волосы из-за шиворота, она оглядела себя в зеркале.

— Поторопись!

Дант шел мимо ее комнаты в ванную и постучал в дверь.

— Дант! — крикнула она. В голову ей пришла замечательная мысль. — Мы не успеем доехать до Кресс на метро, вызови такси! Карточки на холодильнике.

Он буркнул в знак согласия.

Кэт пробежалась по списку необходимых утренних дел со всей возможной скоростью. Высушить волосы. Пригладить волосы. Расчесать волосы. Одеться. Найти обувь. Кэт посмотрела на свое отражение в зеркале и подумала, стоит ли возиться с макияжем. Ее кожа, наверное, была единственным элементом внешности, которым Кэт была довольна: чистая, гладкая, очень белая. От этого ее губы и глаза казались яркими и без толстых слоев макияжа. Она нанесла немного коричневых теней на веки и подкрасила ресницы. Но тут Кэт вспомнила, что всего лишь отвезет Данта в аэропорт и вернется. Рука с тушью сама опустилась.

— Боже, — пожаловалась она своему отражению, — работа в офисе сделала меня зависимой от косметики!

Решительно сунув тушь назад в сумочку, она нацепила на нос очки, бросая вызов своему же тщеславию.

— Что ты там делаешь? — раздался голос Данта из-за двери.

Кэт распахнула ее. На одном его плече висел небольшой рюкзак, на другом — матовая черная сумка, очевидно принадлежавшая Кресс.

— О, простите. Что вы здесь делаете, Ронни Баркер?

— Жду, когда ты появишься и начнешь один из твоих скучных монологов, тупица. Ладно, я готова. — Она посмотрела на часы. — Ты вызвал такси?

Дант сбросил сумки на пол и закатил глаза.

— Конечно, вызвал. Они немедленно выслали машину.

— Она уже приехала?

— Стоит на кухне.

— Позвони им снова и… Нет, — Кэт бросилась мимо Данта в коридор. — Нет, я позвоню сама, я тебе не доверяю. Ты неправильно укажешь, куда подъехать.

Она влетела в кухню. Телефон стоял на гладильной доске. По гудку в трубке Кэт поняла, что на автоответчике есть сообщения.

Не обращая на это внимания, она набрала номер вызова такси и попросила их поторопиться. Она старалась подражать голосу Дженифер Спенсер. Затем Кэт нажала кнопку прослушивания сообщений.

— Вам. Пришло. Одно. Сообщение. Чтобы…

Кэт немедленно нажала единицу.

— Первое сообщение.

Голос… ошибиться невозможно. Взволнованный голос.

— Кэти, это Джайлс. По вашему времени сейчас примерно шесть. Наверно, ты еще не вернулась с работы. Я звоню сообщить, что сегодня ночью сажусь на самолет. Буду в Хитроу примерно в полдень в субботу. Если хочешь, приезжай встречать меня. Гм, это только короткое сообщение, я хотел сделать тебе сюрприз… Если не сможешь приехать, я могу заехать к тебе, — голос его прервался. Джайлс явно не ожидал, что такую новость придется сообщать машине. — Ну, до скорого. Я просто думал, что если ты сможешь приехать, то мы немного побудем вместе, пока мои не потребуют меня домой. Мы могли бы… поговорить. — У Кэт захватило дух от этой паузы: за ней таилась бездна хаоса. — Ну, или встретимся позднее. Ладно. До встречи.

Кэт медленно опустила трубку и посмотрела на часы. Как раз в эти минуты самолет все ближе и ближе подлетает к Лондону. Она попыталась вызвать в себе дрожь волнения, но ничего не получалось. «Вот и оборотная сторона всех ночных усилий убедить себя, что он не существует», — подумала Кэт. Ироническая улыбка появилась на ее губах, хотя в душе она не улыбалась.

Кэт осмотрела беспорядок в кухне. Он казался теперь таким родным. Каждая кипа грязной одежды и стопка книг, которые непривычному глазу показались бы беспорядком, на самом деле лежали на строго предусмотренных для них местах. Джайлс никогда не был здесь. Это место казалось ей отвратительным и чужим, когда он уехал. Теперь это был дом. Не будем изображать семейку Уолтонов. Джайлс на этом диване… Это все равно, что представить, будто к ним на кофе зайдет кто-нибудь из «Жителей Ист-Энда». Что-то знакомое, но нереальное.

За окном послышался автомобильный гудок.

— Эй! — произнес Дант ей прямо в ухо. — Не могла бы ты вернуться со своей отдаленной планеты и спуститься к такси?

Кэт встряхнулась.

— Почему ты не проверил вчера автоответчик?

Он уставился на нее.

— Прости, может, ты не расслышала? Потому что я был у Крессиды, весь вечер собирал ее вещи. А счастливое семейство за домашним ужином изображали вы с Гарри.

— Откуда ты…

Кэт остановилась, боясь сболтнуть лишнее.

— Я видел ваши тарелки, которые вы не удосужились поставить в посудомоечную машину, — Дант возвел глаза к потолку. — Цыпленок с чесноком и лимоном. Pièce de résistance Харви.

Кэт открыла рот, чтоб задать как минимум три вопроса, но снова закрыла его. На мгновение.

— Джайлс возвращается. Он прилетает через час после твоего отлета. — Она хлопнула себя по щекам. — О, боже мой! Я не могу его встречать в таком виде! — она кинула свою сумку Данту. — Спускайся вниз и жди в такси. Я приду, как только найду одежду получше!

— Мы не можем ждать, пока ты перероешь весь гардероб, — сказал Дант тоном крайнего раздражения. — Даже если это займет три минуты. Просто возьми что-нибудь и переодевайся. Время еще есть.

— Хорошо. Хорошо.

Кэт кинулась в свою комнату и распахнула шкаф. Что бы понравилось Джайлсу? Она перебирала плечики. Зеленое платье.

Она вытащила его и посмотрела на свет. Соблазнительное, конечно, если она сможет его натянуть. Но не подходит для обеденного времени в Хитроу. Она знала, что это любимое платье Джайлса, и отложила его с неохотой.

Кэт быстро перебирала более строгую одежду. Все ее красивые платья были летними, а сейчас на улице мороз. Вдобавок, она с самого приезда в Лондон не покупала одежды, чтобы носить не на работе. Главным образом потому, что если она шла не на работу, то значит в боулинг, в пивную или на гидрошейпинг.

Серый костюм, который Кресс заставила ее купить через Интернет.

Она уже наполовину вытащила его из шкафа. Но тут ее поразила нелепость идеи: встречать парня после восьми месяцев разлуки в сером костюме.

— Что со мной произошло? — взвыла Кэт, глядя на забытую Мэнди полку для обуви.

На улице снова раздался сигнал машины.

Кэт бросила костюм на кровать и взглянула на кучу чистой, но еще не выглаженной одежды в углу. Что на ней было, когда она приехала в Лондон в июле?

Джинсы.

Кэт вытащила из угла шкафа свои голубые джинсы. На работе было столько стрессов, может, она похудела, даже не заметив этого. Она осмотрела джинсы — не видны ли на них пятна шоколада. Тут до нее дошло, каков ответ на ее отчаянный вопрос.

— Толстуха! — воскликнула Кэт.

Вытащив ящик с бельем, она вывалила его содержимое на кровать. Потолстела — это пока не главное. Главное — как это скрыть. Лаура подарила ей на Рождество пару утягивающих трусиков. Вот это пойдет. Если надеть еще и бюстгальтер с твердыми чашечками, может, Джайлс и не заметит животика, нависшего над ремнем джинсов. Или выглядывающего сквозь разъехавшуюся молнию.

Кэт схватила эти трусики, выудила из кучи белья бюстгальтер, схватила флакон с дезодорантом и запихала все в косметичку. Уже почти выйдя из комнаты, она вспомнила про туфли на высоких каблуках без задников и вернулась за ними.

Гудки теперь смешивались с ревом мотора.

Спотыкаясь, Кэт помчалась вниз по лестнице, еле успев сунуть вещи в большой пакет из «Теско». Дант с унылым видом ждал ее на заднем сиденье «ниссана».

Она распахнула дверцу и влезла к нему. В салоне громко играл диск Боба Марли. Кэт содрогнулась. Она любила разную музыку, но только не такую. В противоположность его влиянию на всех остальных, в Кэт рэгги будило темные инстинкты — ей хотелось закидать гранатами невинных прохожих. Такси тронулось со скоростью гоночных машин в компьютерной игре.

«Хуже не придумаешь», — решила Кэт.

Они катили в сторону Кромвель-роуд.