Глава 32
— Вот и он. — Ангус осторожно вынул лимонный пирог из пластикового контейнера и показал его присутствующим. — Остается, конечно, сделать карамелизацию.
Марк, Рик и мойщик посуды, работающий в рамках программы обучения безработной молодежи, стояли и любовались блестящей желтой поверхностью пирога со слегка волнистым, чуть подрумяненным краем. Ни одной трещинки не было видно. Кажется, это лучший из тех, что случалось печь Ангусу.
— Замечательный пирог, Ангус, ничего не скажешь, — отметил Рик.
— И лимонный флан у вас тоже неплох, — добавил Марк.
— Хо-хо-хо, — засмеялся Ангус с невозмутимым лицом, держась за бока. — Да вам просто нужно выступать дуэтом. Однако помните, что флан готовила моя девушка, а у нее черный пояс по едким замечаниям. И никогда не шутите о моем tarte аи citron, если не хотите потерять работу со следующей недели.
— Есть, сэр! — рявкнул Рик.
— И, хоть мне самому и не стоит это говорить, — продолжал Ангус, отлично изображая мать Айоны, — мне кажется, что у самого Габриэла лимонный пирог не вышел бы лучше. — Это и было самое главное.
Марк, не желая рисковать своей должностью, издал звуки, выражающие явное согласие.
Ангус бросил на лимонный пирог последний нежный взгляд и поставил его в холодильник. Ему пришлось подвинуть все то, что приготовил Габриэл, но это его не огорчило.
— Так что, Габриэла нет? — спросил он. Поскольку Тамары тоже не было, это казалось вполне закономерным, но Рик и Марк, когда им внезапно задавали такие вопросы, вполне могли случайно проговориться, а не сказать то, что их просил Габриэл.
Ангус бросил на Марка тот взгляд, который всегда лишал стажеров присутствия духа, однако Марк смотрел на него все с той же хитринкой, — да Ангус к этому уже привык.
— Он пришел пораньше, чтобы разобраться с новой партией овощей, а примерно час назад снова ушел. Передал, чтобы не беспокоились, он вернется еще до того, как нужно будет обслуживать посетителей.
Ангус сердито фыркнул. Господи, да он распустился дальше некуда.
— Ведь он сегодня на кухне за главного на время ланча, разве нет?
Рик кивнул.
— Мне это кажется, — спросил Ангус, — или у нас тут каждый день — пятница без галстуков?
Рик и Марк непонимающе посмотрели на него.
Ангус вздохнул. «Пятница без галстуков» — это нечто из другого мира. Оба этих парня не были в офисе, наверно, с тех пор, как оформлялись на работу.
— Ну ладно. А где Нед? — Он знал, что этим утром Нед не должен был приходить, но он часто появлялся даже в такое время, если погода не позволяла пойти за грибами. Ему чего-то не хватало, если он не возился с продуктами. Ангус подозревал, что отсутствие грибов не раз избавляло Габриэла от необходимости готовить бекон.
— Так что? — спросил он, не услышав ответа. — Где Нед?
Марк что-то ковырял лопаточкой, а Рик бросился к огромной кастрюле с картошкой, на которой как раз застучала крышка.
— Хм… Нед не…
— Ну ладно, пойдем дальше. — Ангус потер одной ладонью другую. Не стоит на них срывать свое недовольство, особенно перед самым ланчем. — Кто-нибудь из этих двоих потрудился подготовить меню, чтобы Айона его переписала?
— Э, да, Габриэл оставил меню… — сказал Марк, откладывая ненадолго лопаточку. — Но он его, кажется, сделал не до конца. Как я понял, из-за этого он и ушел, — что-то он там говорил насчет того, что нужно раздобыть побольше базилика.
— Хотя я и предлагал сходить вместо него, — добавил Рик, упредив вопрос Ангуса.
— Замечательно, — сказал Ангус. — Ну, давай его тогда сюда.
Марк отколол с деревянной доски помятый листок А4 и отдал его Ангусу. Меню Габриэл написал на обратной стороне бланка рыбного магазина, и, как и сказал Марк, оно было не закончено. То есть в нем присутствовало пять сладких блюд и ни одного горячего.
Ангус покрутил языком во рту, стараясь не дать себе ни на кого наорать. Он с трудом сглотнул и постарался улыбнуться Марку (тот вздрогнул от этого неожиданного оскала), после чего нарочито спокойно прошел из кухни в бар.
Айона умеет его успокоить. Ей это всегда удается. От ее милой улыбки ему сразу станет легче. Айона так нежно помассирует ему шею своими длинными пальчиками, что все напряжение тут же улетучится…
— Дорогая, — сказал он, стараясь, чтобы голос его был слышен у другого конца стойки, где он ее в последний раз видел, — она резала лимоны, — ты не могла бы мне сделать кофе?
Когда он вышел из-за угла, то увидел, что Айона стоит лицом к полкам с бутылками, сжимая невидимый руль, и кусает нижнюю губу, двигаясь задним ходом в сторону двух пивных бочонков. Правда, сама того не зная, руль она поворачивала не в ту сторону, куда надо было бы, чтобы двигаться так, как она изображала. Услышав голос Ангуса, она резко повернула голову, и на лице ее появилось виноватое выражение. С самого утра она была какая-то нервная.
— Когда у тебя найдется свободная минутка… — запинаясь, договорил Ангус.
Господи, вот он и дошел до такой жизни, что уже ждет не дождется, когда из «Оверворлд» вернется Джим, — в этой неразберихе он произвел бы впечатление единственного нормального человека.
В половине третьего Нед и Айона в последний раз перед экзаменом сели в «мини» и подъехали к автошколе. Они сидели так уже минут десять. Айона услышала, как что-то тикает, — не часы, потому что они сломались. Может быть, мотор, а может быть, ремни привода вентилятора, или ржавое крыло, или…
— Ладно, Айона, иди заниматься, — сказал Нед, нарушив наконец тишину. — Полтора часа инструктор тебя погоняет, и запросто сдашь экзамен.
— Да я разобью машину еще на выезде из экзаменационного центра, — угрюмо возразила она. — За три минуты. Или еще быстрее, если меня в самом начале попросят припарковаться задним ходом.
Нед положил ей руку на плечи и крепко обнял. От него пахло базиликом и сигаретами.
— Да брось ты, будь оптимистом. У тебя же с собой скунс, правда? А с ним ты еще не завалила ни одного экзамена, ведь правда?
Нед позвонил Макси и попросил ее выслать по почте старый Айонин талисман, приносивший ей удачу на экзаменах, — игрушечного скунса. Скунс оказался совсем не таким большим, каким Айона его помнила; она сшила его еще на уроке труда во втором классе; теперь она, сама того не желая, думала, почему не попросила Тамару заговорить ее талисман на удачу. Освежить его магические силы, что ли. Скунс лежал сейчас у нее в сумочке, вместе с временным разрешением на вождение, сертификатом, подтверждавшим стопроцентный результат на теоретическом экзамене, и экзаменационным листом, кроме того, там находились ее паспорт (взятый якобы в целях идентификации личности, но пригодится на случай, если придется бежать из страны, спасаясь от Ангуса в случае провала на экзамене), два пакета сладостей и справочник с картами Лондона. Чтобы посмотреть, как удобнее будет вернуться домой на автобусе.
Айоне хотелось бы, чтобы под кожей не так сильно покалывало там, где пальцы Неда касались ее голого плеча. Чтобы это покалывание не растекалось по всему тепу. Хотелось, чтобы, пусть и такое приятное, это покалывание вообще прекратилось. Оно мешало ей переживать по поводу предстоящего экзамена.
— Надеюсь, ты не сказал Макси, зачем он мне нужен? — многозначительно спросила она. — Потому что если моя мать узнает о том, что…
— Конечно нет, — возмутился Нед. — Макси поняла, что я просто искал повод ей позвонить и завести разговор, чтобы пригласить ее на свидание в следующий раз, когда приеду в Карлайл.
— Хмм. — Эту тему Айона решила пока не обсуждать.
— Так ты, мм… — Нед нерешительно замолчал.
— Что?
«Я так не хочу вылезать из этой машины».
— Ты так и не передумала и не стала рассказывать Ангусу про…
Айона с виноватым видом повернулась к нему, — некоторое время она терялась в догадках по поводу смысла вопроса и только по обеспокоенному лицу Неда догадалась, что речь шла всего-навсего об экзамене, а не о личных переживаниях. Она покачала головой.
— Я отпросилась с дневной смены, чтобы порисовать. Остается только надеяться, что Ангус не собирается вернуться домой пораньше, чтобы неожиданно принести мне бутылку вина и диск с какой-нибудь романтической музыкой.
— А с ним такое бывает?
— Нет.
— Хм.
Снова пауза, и только что-то тикает в машине и покалывает под кожей.
Наконец, ценой огромных усилий, Айона заставила себя наклониться и отстегнуть ремень безопасности.
— Молодчинка, — ободряющим тоном сказал Нед.
— Не надо со мной разговаривать как с овчаркой, — ответила она, проверяя напоследок, есть ли у нее в сумке все необходимое.
— Ладно, ладно. Послушай, ты думай обо всех своих знакомых, которые умеют водить. Обо мне, о Тамаре, о Джиме, — если мы смогли сдать экзамен, значит, все не так уж и сложно?
— Мы все отлично знаем, как сдала экзамен Тамара, — насмешливо сказала Айона. — Но, если ты внимательно приглядишься, на мне сейчас джинсы и туфли на низком каблуке, так что эта тактика исключается.
— Айона…
— Мало кто сдает экзамен, одевшись в джинсовые мини — шорты, но в некоторых случаях это срабатывает. Ну ладно. — Она вдохнула поглубже.
— Не забывай все время смотреть в зеркала.
— Да, извини, — сказала Айона, прижав палец к щеке, — я была не права насчет шортиков, — Тамара, наверное, сдала, потому что не могла не посмотреть в зеркало.
— И не превышай скорость.
Айона бросила на него изумленный взгляд.
— Это, по-моему, твоя привычка, а не моя?
Нед в отчаянии воздел руки.
— Да, и не пытайся умничать в присутствии экзаменатора. Я за тобой заеду. Да у тебя все будет в порядке. У тебя всегда все получается. — Он погладил ее по коленке, чтобы успокоить.
— Ты снова со мной обращаешься, как с овчаркой. И, слушай, не надо на меня нажимать, а?
Нед засмеялся и достал баночку колы из своего вместительного бокового кармана.
— Послушай, позвони мне, когда все закончится, и я за тобой заеду.
Айона ощутила совершенно неоправданный приступ паники, поняв, что он не собирается сидеть на этом самом месте и ждать, когда она вернется. Ангус наверняка бы так и сделал. Но, с другой стороны, Ангус вполне мог потребовать разрешить ему сесть на заднем сиденье во время экзамена, чтобы исключить любого рода нарушения со стороны экзаменатора, и начал бы спорить с ним по поводу ее водительских промахов.
— Пожалуйста, держись подальше от экзаменационного центра во время экзамена, — умоляюще попросила Айона. — Я не вынесу, если в момент, когда я пытаюсь разобраться с односторонним движением в Кэтфорде, в зеркале заднего вида появится твоя ухмыляющаяся физиономия.
— Не волнуйся. Я сегодня утром беседовал с приятелем, и он сказал, что нашел на кладбище место, где есть белые грибы, — сказал Нед неожиданно оживленным тоном. — Для них еще рано, но выглядят они отлично. Я собираюсь пойти посмотреть. Ну, я полагаю, что это белые. Они вполне могут оказаться… — Он вспомнил, с кем разговаривает, и, учитывая нетерпимое отношение Айоны к грибному кайфу, вернулся с небес на землю.
— ОК. — Айона выдохнула через нос. Вот оно как. Она посмотрела на Неда, — он сидел на пассажирском сиденье, упираясь ногами в полку, отхлебывал колу и смотрел на нее, подняв брови.
Насколько проще было бы разобраться со всем этим в семнадцать лет. И с экзаменом по вождению, и с Недом. И сейчас можно было бы не думать ни о том, ни о другом.
— Ну вот, пора. — Внутри у нее снова что-то полетело под откос.
Странно, она как-то и не заметила, как все вернулось на место после первого обвала. Вот уже пятнадцать минут, как они остановились здесь, и все это время она как будто летает на американских горках.
— Ну, я пошла. — Может, сказать это еще раз, чтобы он поцеловал ее и пожелал удачи? Они никогда не целовались — они были хорошими друзьями.
Айона дернула ручку на двери, но ничего не произошло. Она повернулась, потянула ручку двумя руками, но дверь так и не открылась.
Вот так выразительный уход со сцены.
— Нед, мне не выбраться, — сказала она, с каждым словом повышая голос, а поскольку она уже успела припомнить все экзаменационные приметы из средней школы, Айона тут же зажала себе рот и прокричала сквозь пальцы: — Господи! Это же дурной знак! Я не могу даже выйти из машины! Я попалась!
«Я попалась в ловушку Ангуса! Хочу я этого или нет!»
— Пропусти-ка. — Нед наклонился и слегка пошевелил ручку двумя пальцами. Дверь распахнулась, со скрежетом зацепив поребрик: Айона припарковалась слишком близко. — Тебе пора бы уже помнить, что в моей машине с дверью такое случается. — Он еще не успел отодвинуться, и Айона чувствовала тепло его тела через футболку с изображением группы «Терапи».
Момент снова был упущен, как когда-то случалось с ними и в школе.
— Удачи, — сказал он и поцеловал ее в щеку.
Айона закрыла глаза, надеясь, что совесть вполне можно успокоить и не стоит принимать каких-то активных мер, чтобы предотвратить дальнейшее развитие событий в таком духе.
По крыше «мини» постучали.
— О, привет, Айона! — раздался знакомый голос. — А это, должно быть, твой молодой человек, да, приехал с тобой, чтобы пожелать тебе удачи?
Айона открыла глаза и увидела, что над машиной склонился Рон, ее инструктор, и в руке у него планшет с зажимом. По выражению его лица было понятно, что он нашел наконец объяснение некоторым незамысловатым уловкам, к которым она иногда прибегала. Например, езде без стеклоочистителей во время дождя, — она к ним просто не привыкла. Или привычке сильно давить на газ перед тем, как тронуться, опасаясь, что двигатель заглохнет.
— Это… да, — пролепетала Айона. В груди у нее снова все затрепетало, и она в который раз ощутила приступ парализующей паники. Если бы она только разобрала тогда с карточками, как делать повороты! Как бы вспомнить все эти дурацкие углы для парковки задним ходом? Рон с явным интересом смотрел на Неда, — а ведь меньше всего ей хотелось бы провести последние полтора часа перед экзаменом, рассказывая о своих отношениях с Недом, когда можно свернуть на ближайшую тихую улицу и снова попытаться овладеть секретами парковки задним ходом.
— Замечательно! — воскликнул Рон. — Замечательная старая машинка! У меня тоже когда-то был «мини»! Забавная машинка!
— Ну ладно, — Нед повернулся напоследок обнять Айону. — Позвони, — весело сказал он. — Если будет уже совсем поздно, то мне, наверное, придется вернуться в паб, но в любом случае, если я наберу достаточно белых, я приготовлю тебе потрясающее ризотто.
Айона вышла из машины, впервые ощущая отчаянное желание приступить к занятиям.
— Сам их только не ешь, — предостерегающим тоном сказала она, пока Нед перешагивал через рычаг переключения передач и садился за руль. — Ты ведь повезешь нас домой, помнишь?
— Да-да, сдаст она или нет! — дружелюбно добавил Рон. — Хотя я не сомневаюсь, что она сдаст! Потому что иначе она нарушит мою серию! У меня уже сорок девять учеников сдали с первого раза! Ах-ха-ха! Нет, Я на тебя не давлю, Айона! Я тоже надел свитер, который приносит мне удачу!
— Айона ни разу в жизни не проваливалась на экзамене, — сообщил ему Нед, заводя двигатель.
Айоне больше всего хотелось, чтобы сейчас не сработала сигнализация. Может, Рон подбросит ей что-нибудь вроде джокера, чтобы она могла отыграться в сложный момент экзамена.
— Увидимся, лапочка! — попрощался с ней Нед, перекрикивая шум маленького двигателя, у которого не работал один цилиндр, — впрочем, ни Айона, ни Нед об этом не догадывались. — Я буду думать о тебе!
— А сейчас? — крикнула она ему вслед. — Ладно, Рон, где машина? Я все еще неуверенно паркуюсь задним ходом.
— Потише, Айона! — воскликнул Рон, воздев руки в притворном ужасе. — Не говори только, что ты на самом деле хочешь сесть в машину и поехать! О небо! Что это с тобой?
— Боюсь провалиться, — сказала Айона, сжав зубы. — Очень боюсь.
В пятницу паб всегда начинал наполняться уже в пять часов вечера: пришедшие на ланч не торопились побежать обратно в офис, как в остальные будние дни, а поскольку главным на кухне сегодня был Габриэл, то, несмотря даже на ожесточенные пререкания с Ангусом, в меню значилось только четыре горячих блюда, но зато семь видов сладкого и сыр. Как бы то ни было, такой богатый выбор сладких блюд заставлял посетителей задержаться подольше.
В баре царила почти та самая теплая и непринужденная атмосфера, которую всегда мечтал создать в «Виноградной грозди» Ангус, — свет падал на витражи, ложась на деревянные столики разноцветными островками, из кухни доносился восхитительный запах горячего шоколада и апельсинов, слышалось гудение негромких разговоров. Лишь одно мешало Ангусу совершенно войти в роль гордого трактирщика. Так что сейчас он ощущал в душе леденящее оцепенение и наблюдал, как Габриэл раскладывает на блюде различные шоколадные сладости и театральным жестом, высоко подняв руку, посыпает их сахарной пудрой, а Тамара терпеливо ждет у окошка для готовых блюд, слегка приоткрыв ротик. Трудно было сказать, что ей в тот момент казалось более сладким.
Еще большее раздражение вызывали три дамочки, как показалось Ангусу, журналистского типа, — воркующими голосами они явно обсуждали эту сцену, несомненно собираясь упомянуть ее в статье с обозрением пабов и ресторанов, а может быть, обдумывали, не пригласить ли Тамару на одну из главных ролей в документальном фильме, посвященном головокружительным достижениям Габриэла.
— Поторопись, детка! — услышал он голос Тамары, мурлыкавшей, как котенок.
— Почти готово, милая!
Фу-уу.
Ангус пожалел, что не находил в себе сил лучше относиться к Габриэлу, но ничего не мог с этим поделать. И ему было совестно признаваться себе в том, почему это так. Немного утешало то, что Джим явно робел при виде Габриэла (но ведь комплекс неполноценности у Джима проявлялся отнюдь не только в присутствии ярко одетых поваров, от которых женщины сходят с ума), кроме того, не особенно удачно складывались у Габриэла и отношения с Риком и Марком, судя по всему, не имевшими привычки враждебно встречать окружающих, — ее у них отбили еще на тех кухнях, где они работали раньше. Но, хоть Ангус и не признавал за Тамарой умения разбираться в людях, в этом парне явно было что-то особенное, а то как бы ему удалось превратить такую женщину, как она, — женщину, настолько не обращавшую внимания на Джима, что тот почти готов был броситься перед ней на колени, — в некое подобие куклы Барби, вожделенно пускающей слюнки.
Хватит, хватит, — убеждал себя Ангус, стараясь настроиться на спокойный тон и рассуждать, как Айона. Есть немало причин хорошо относиться к Габриэлу. Пусть так сразу в голову ничего и не приходит, но…
Сам того не замечая, Ангус прищурился, глядя, как на кухне Габриэл тряхнул своей светлой гривой, завязал ее в хвост потуже, а затем зажег горелку, чтобы нанести глазурь на пирожные «каталинас», которые заказали за третьим столиком. Он напоминает красавцев образца 1972 года, — а может, он просто ничтожество?
Ангус нахмурился. В том-то и заключалась проблема — он не мог ничего возразить Габриэлу. Казалось, что от его замечаний происходит некая цепная реакция, и другие люди так к этому относятся, что возникает напряженная атмосфера, еще более невыносимая, чем неприятные стороны характера Габриэла.
Трудная управленческая задача, — думал Ангус, вытирая стойку чистой тряпкой, — ведь будь у него такая возможность, он бы уже давным-давно уволил Габриэла, хотя бы потому, что тот действует на нервы как минимум половине сотрудников, но даже он, — а с ним Габриэл практически не разговаривал, поскольку он не был поваром, — вынужден был признать, что на кухне этот человек им очень нужен, и хотя бы поэтому его нужно оставить здесь работать.
«И вот на таких решениях и держится это заведение, — грустно думал он, — иногда мне кажется, что кроме меня никто не чувствует, что работать с приятелями или работать под руководством своих приятелей — совсем не одно и то же».
Ангус вздохнул и достал книгу, в которой записывал недостачу. А теперь еще и Айона опаздывает. Но ей же надо поскорее доделать тот заказ, так что не стоит на нее сердиться. Так что ему стоит сделать это за нее, пока не начался вечер и не пришли толпы посетителей. Он достал из посудомоечной машины большую стеклянную банку и начал выливать в нее содержимое подносов, подставленных под пивные краны.
«Спеклед Хен» — четверть пинты.
«Кроненберг» — одна пинта.
«Кроненберг 2» — одна пинта.
Ангус нахмурился. Многовато проливалось пива. Тамаре явно следует еще разок показать, как обращаться с краном.
В последнее время, когда работать вместе перестало уже быть для всех чем-то новым и интересным, а Тамара все дольше начала задерживаться после обеденного перерыва, он задавался вопросом: понимают ли остальные, насколько все это важно для него. Его длительный отпуск заканчивался через три недели, и пора было возвращаться на работу, и, хотя он не рассказывал об этом Айоне, он получил уже пару писем из офиса, в которых его просили сообщить о своем предстоящем возвращении в фирму. И сейчас у него в кармане лежало такое письмо, — речь шла о выплате взносов государственного социального страхования. Но он не хотел возвращаться. Он действительно не хотел возвращаться, и это был не просто рефлекс, типа «Не хочу в школу после каникул». Управлять пабом часто оказывалось сложнее, чем разбираться с делами, которые ему поручали в фирме, но зато впервые в жизни он чувствовал, что ему удается достичь того, ради чего стоит уставать, терпеть неудачи, вести непростые разговоры.
Единственным, что заставляло Ангуса задуматься о возвращении на рабочее место, — и в последнее время он часто напоминал себе об этом, — была необходимость обеспечить себе уверенность в завтрашнем дне для того, чтобы жениться на Айоне. Он понимал, что это кажется очень старомодным, но у кого-то из них двоих должна быть надежная, постоянная работа, — а Айоне, такой талантливой, обязательно нужно продолжать заниматься живописью.
Но, что еще важнее, кто же сможет нормально вести дела, если он уйдет? Если оставить заведение на Джима, то парнишка станет руководствоваться тем, что ему нагадает на таро Тамара, — и все сотрудники, само собой, должны будут одеваться в соответствии со своим знаком зодиака. И это было бы смешно, если бы в результате неудачи не остались бы без работы Айона, Нед, Рик и Марк. Если «Гроздь» не будет приносить прибыль, то «Оверворлд» может закрыть ее в любой момент, а Ангусу было невыносимо даже подумать, что однажды он придет сюда и увидит, что всем, что он здесь сделал, управляет теперь новый менеджер, поставленный начальством из фирмы Джима, — и на нем будут такие же ботинки, как на всех этих агентах по недвижимости. Это все равно, что быть вынужденным отдать в приемную семью собственного ребенка.
«Фостерс» — полпинты.
«Гиннесс» — полпинты.
У меня так мало времени, чтобы решить, что же все-таки делать, — думал он, и в груди у него все трепетало.
Он так устал постоянно принимать решения, а сейчас был не тот случай, когда можно обратиться за советом к Айоне. Ну да, он мог спросить совета, но было бы не по-мужски просить ее принять за себя решение, зная, что от этого зависят их отношения. Если бы все не делалось ради Айоны… — думал он и улыбнулся от одной мысли о ней. Но улыбка на его губах исчезла так же быстро, как появилась. Ангус знал, что она переживает из-за паба, хотя он изо всех сил старался не перекладывать свои заботы на ее плечи, — ей и так было о чем волноваться, — и из-за Мэри, и из-за всего остального, что творилось вокруг. Это было бы нечестно — заставить ее решать его собственные проблемы.
— Поторопись, красавица, — услышал он; это Габриэл обращался к Тамаре, которая расставляла у себя на руке тарелочки с готовыми «каталинас», посыпанными пудрой и украшенными сахарными кружевами. Она ответила ему воздушным поцелуем и почти спиной направилась к седьмому столику, будто не находила сил отвернуться или даже оторвать от Габриэла влюбленный взгляд.
Ангус призадумался, не крикнуть ли ему что-нибудь из-за стойки в ее адрес, но с болью в сердце понял, что от этого его просто примут за старика, который завидует их счастью, кроме того, в течение остатка вечера Тамара будет после этого работать не более эффективно, чем каменная статуя.
Не удивительно, что при мысли о Габриэле у него подскакивало давление. Входная дверь хлопнула, и влетела Мэри; она тут же опустила на стойку сумку, с которой пришла из школы. Ноготки у нее были ярко-красные, — казалось, что она или только что сделала маникюр, или разорвала ногтями какую-нибудь маленькую зверюшку.
— Я скоро буду, — сказала она, тяжело дыша. — Я только приму душ и немного наведу порядок, да…
Ангус с удивлением посмотрел на нее.
— Да что ты, Мэри, до шести тридцати тебе выходить на работу совсем не обязательно. А сейчас еще и пяти нет.
— Да, конечно. — Она откинула со лба темные локоны. — Но ты знаешь, я просто подумала… — Она окинула бар торопливым взглядом. — Я просто думала, что приду пораньше… — Она снова посмотрела на Ангуса. — Ну что ж, ладно. Душ, волосы, и через минуту спущусь, ладно?
— Ладно, — сказал Ангус, — но не паникуй ты так, сейчас ведь не…
Он услышал, как Мэри бежит наверх, шагая через две ступеньки.
Странно.
Он снова посмотрел на часы, — вдруг настенные отстают, но его догадка не оправдалась — они шли нормально. Айона говорила, что будет к пяти тридцати. Он надеялся, что она придет пораньше, чтобы они смогли побыть вместе, пока в пабе еще тихо.
«О Господи, — мысленно воскликнул Ангус, — если Тамара и Габриэл, как всем известно, ведут вполне активную личную жизнь прямо в пабе, то почему не можем мы?»
Как обычно, он подумал о погребе; насколько надежно стоят пивные бочки? Айона очень гибкая, недаром она ходила с Тамарой на тренировки по йоге. И ведь когда-то, когда между ними все еще начиналось, они перепробовали все позиции — от «электрического кузнечика» до «отдыхающей улитки», какие только нашлись в приложении к журналу «Нью Вумен», который читала Айона, а потом они придумали и свои собственные варианты. Например, особенно замечательной была поза «овцы породы Хердвик», пусть и уставали задние мышцы бедра. «Когда все это начиналось»! А когда это было, пять, шесть лет назад?
Ангус окинул взглядом бар и оценил ситуацию. Большинство посетителей пили кофе; наплыв начнется после закрытия офисов. У него есть время немного поговорить по телефону. Он улыбнулся, вспоминая, как когда-то Айона звонила ему в офис, едва выпадала свободная минута. А если разговор примет пикантное направление, то он сможет продолжить беседу, перейдя в кабинет, поскольку Джим тоже не появился в то время, когда обещал…
Их домашний номер был записан в трубке. Слушая гудки, Ангус думал, взяла ли она с собой в сарай переносную трубку. Когда Айона просила отпустить ее с дневной смены, ему показалось, что она очень нервничает, и вполне возможно, сейчас не захочет, чтобы ее отвлекали.
Телефон все звонил и звонил, и трубку никто не брал.
Ангус нахмурился. Возможно, она уже едет сюда. Ну ладно. Он повесил трубку и осмотрел бар, отыскивая глазами новых посетителей. За столик номер 21, у окна, сели три человека; они все не могли решить, кого отправить к стойке. Возможно, журналисты, — на всех были модные очки. Но Тамара так упорно разъясняла ему, что в необычных очках ходят и архитекторы, и телевизионщики. Ну, он не станет настаивать, — все равно не может угадать, кто это.
Продолжая поглядывать на них, он оценил ситуацию с кадрами на текущий момент. Айоны нет, Джима нет, Тамара настроила восприятие исключительно на одну волну, Габриэл готовил так, как будто находился на огромной сцене «Мэдисон Сквер Гарден». Но есть и хорошие моменты, — Мэри, хоть и в странном расположении духа, пришла очень рано, в шесть тридцать будет Лайам, который оказался весьма компетентен, а горячие блюда сегодня готовит Нед.
Лучше или хуже сегодня уже не будет. Сегодня вечером, — вдруг подумал Ангус. Что бы ни случилось, сегодня вечером я приму решение.
В квартире наверху, завернув волосы в полотенце, стояла Мэри; она разглядывала всю свою обувь, которая была расставлена на коробках возле окна, — краска на шкафу еще не подсохла. Любой наряд надо подбирать, начиная с обуви. Перед тем как она приступит к обязанностям соблазнительницы, ей надо было еще отработать смену за стойкой, и не стоит превращаться в Джину Лоллобриджиду, — пусть это и произвело бы должное впечатление на подростка, родившегося уже после смерти Элвиса, — если к концу вечера каблучки-иголочки, совершенно необходимые для этого образа, придут в негодность. А еще хуже, если она так натрет ноги, что Лайаму придется нести ее наверх на руках.
Не давай ему поднимать тебя.
Он не должен видеть твои бедра.
Сделай так, чтобы, снимая с тебя лифчик, он не увидел складок жира.
Не разрешай…
Мэри постаралась задвинуть эти мысли в голове куда подальше и включила магнитолу. Она превратилась в сплошной комок нервов, — причем в таком состоянии пребывала с самого вечера среды, если не дольше. Даже выбрать музыку в этом взвинченном состоянии, к которому примешивалось и чувство вины, было непросто (нельзя ставить ничего, что напоминало бы о Крисе, ничего, что заставило бы почувствовать себя уже немолодой, ничего из того, что было записано вроде бы и недавно, но до рождения Лайама, и т. п., и т. п.); в итоге она поставила «Битлз». Группа, которая распалась до того, как и он, и она появились на свет.
От громкой музыки пульс начал успокаиваться; опытным глазом Мэри отвергала одну пару обуви за другой. Она сразу исключила кроссовки и обувь, которая напоминала ортопедические ботинки, и из того, в чем она могла работать, оставалась только пара ботинок, купленных в «Маркс энд Спенсер», — она так часто носила их, что у них не было даже коробки.
Так что придется отказаться от нарядных блузок в цветочек.
Хорошо. Ладно, не так-то у нее их и много. Да и Лайам, наверное, насмотрелся на них в колледже.
В колледже. Внутри у Мэри что-то дрогнуло, и ее кожа тут же порозовела.
Итак. Белье. Мэри выдвинула ящик и прикусила губу. Тут так просто допустить оплошность, а ей не приходилось даже задумываться об этом… ох, уже почти шесть лет. Крис предпочитал «практичное» белье, поскольку его можно стирать вместе со всеми остальными вещами. (Ну, это чисто теоретические рассуждения.)
«Прекрати!» — возмущенно сказала она себе, глядя на сваленные в кучу трусики грязновато-белого цвета. «Я просто в ужасе!» Как она только может так хладнокровно осуждать отношение Криса к белью, когда сама собирается, словно ненасытная развратница, соблазнить молодого человека? Еще и над пабом?
Когда она думала об этом, ей начинало казаться, что все слишком напоминает сюжет для «Обитателей Ист-Энда».
Но потом она вспомнила — нет, всей кожей ощутила то потрясение, которое охватило ее, когда рука Лайама коснулась ее подбородка и нащупала нежную впадинку за ухом, — ее будто ударило током. А как нежно он прижимал ее к себе…
«Ну кого я пытаюсь обмануть, — подумала Мэри; сердце ее бешено колотилось. — Я никого не пытаюсь соблазнить. Я за всю свою жизнь не испытывала ничего подобного». Она достала лиловый лифчик и такие же трусики и с силой задвинула ящик. С тех пор как она купила этот комплект, чтобы отметить пятую годовщину со дня их свадьбы, она их так ни разу и не надела. В пакете все еще лежал чек из «Маркс энд Спенсер».
Мэри мысленно перебрала несколько возможных прикидов — с учетом ботинок, лилового белья и далеко не идеального гардероба.
Она одевалась на свидание, и это навеяло приятные воспоминания о начале 90-х годов, — как она трепетала, заранее подбирала в голове остроумные фразы, и были установлены строгие границы, и она их обязательно нарушала. Но теперь радостное предвкушение омрачалось чувством вины, которое грозило ей пальцем, напоминало о Крисе, мешало намазывать тело блестящим кремом, наносить дезодорант интенсивного действия. Ее охватило странное стремление уколоть себя, сесть на гвоздь или что-нибудь в таком роде. И речи не могло быть о том, чтобы бесконечно примерять один наряд за другим.
Ну что ж, придется подойти к делу в духе старой рекламы «Ливайз», — решила она, привычными движениями размазывая по влажной коже детский лосьон: Мэри давно уже смирилась с тем, что кожи у нее много, так что остается сделать кожу мягкой. Хорошее белье, старые джинсы, неброское обаяние. Даже если эту рекламу еще показывали тогда, когда Лайам пошел в начальную школу, то он все равно не почувствует, какое это избитое клише.
Рука, размазывавшая лосьон по бедру, замерла: Мэри осенила гениальная догадка по поводу отношений с противоположным полом. «Вот как это удается Мику Джагеру», — подумала она.
У Мэри громко заурчало в животе, и она посмотрела вниз, туда, где тело было сковано самыми тесными из всех ее джинсов. Бурчание в животе — не особенно привлекательная штука. Обеденный перерыв она провела в ближайшем салоне красоты, размахивая руками, чтобы поскорее высушить лак, и Мэри отлично знала, что ей, в отличие от тощих красоток, которые перед страстным свиданием и думать не могут о еде, обязательно нужно что-то поесть до начала смены, иначе она просто не выдержит.
Если бы она постоянно ощущала такое напряжение — казалось, что от натянутых как струны нервов калории сгорают сами собой.
В холодильнике обнаружилась лишь банка майонеза и банка кукурузы с истекшим сроком годности. На дверце стояла бутылка шампанского и обезжиренное молоко.
«Что же, — подумала Мэри, захлопнув дверь холодильника. — Ты же живешь над пабом. Нед найдет тебе что-нибудь на кухне. А похудеть ты все равно уже не успеешь», — сказала себе она, вдруг вспомнив, что сегодня Ангус должен был испечь лимонный пирог.
Мм, как быстро настроение стало совсем пятничным.
Без пяти минут шесть, когда как раз начинался суматошный вечер пятницы (хотя и днем посетителей было немало), Нед вошел со стороны черного хода, — на нем были старые солдатские штаны, а в руке он нес полиэтиленовый мешок, полный грибов. Выглядел он, как показалось Ангусу, каким-то отрешенным, но Ангус не мог на него отвлекаться, потому что в тот момент как раз наливал кружку пива Безумному Сэму и выслушивал рассказ о том, как Сэм собирается разорить страховую компанию, получив страховку за то, что у него болит спина, но диагноз ему так и не поставили. Отойти было нереально.
Нед скрылся на кухне, — вот это Ангуса вполне порадовало, — и тут зазвонил телефон, висевший на стене.
— Если есть к чему придраться, нужно с иском обращаться, — речитативом произнес Сэм. — Понимаете? У меня и доказательства есть…
— Сейчас возьму трубку, — тут же сказала Мэри и пронеслась через бар, оставив за собой ароматный шлейф духов.
«Что это у нее на лице, — спросил себя Ангус. — Кроме подводки для глаз? Паника? Удивление?» Сегодня вечером Мэри казалась особенно яркой — красные губки, белая блузка, черные ресницы. Он посмотрел на кружку, в которую в тот момент наливал пиво, и подумал, что, возможно, такой ход мысли совсем хорош, ведь в первую очередь ему пришло в голову сравнить Мэри с кружкой «Гиннесса». Может, ему нужно почаще отдыхать?
— Алло, «Виноградная гроздь», — бодро сказала она. Тут выражение ее лица резко изменилось, и она отвернулась от Ангуса и встала лицом к бутылкам. — Да, он здесь, я сейчас… Где? Что…
— Кто звонит? — спросил Ангус, поставил перед Сэмом его «Гиннесс» и повернулся к кассе, чтобы положить в нее десятку.
— Это… хм, звонят Неду. Я его сейчас позову.
— Да, очень хорошо. Он как раз вовсю сейчас готовит. Очень вовремя. И кто это? Один из его приятелей-поваров, любитель веселых грибочков? И Неда дожидается целая партия поганок?
Мэри бросила на него какой-то непривычный взгляд.
— М-м, да. Да. Нед! — крикнула она.
Ангус посмотрел на нее округлившимися глазами.
— Он же тебя оттуда не услышит, а?
— Нед! — прокричала Мэри чуть громче, прижав трубку к груди.
Ангус пожал плечами.
— Думаю, что и за нарушение слуха, которое у меня началось, когда рядом с моим домом строили дорогу, я смогу получить кругленькую сумму от муниципального совета, так что можно будет съездить в этом году в отпуск, понимаете? — Сэм скорчил гримасу и с многозначительным видом постучал по левому уху.
— Ты не слышал про конкурсы страшных рож, Сэм? — спросил Ангус. — Потому что у тебя к этому потрясающие способности.
— Ты не мог бы позвать Неда? — попросила Мэри.
— Нет, как видишь, мне тут нужно обслужить очередь из трех человек, — сдержанно ответил Ангус. — Кроме того, сейчас Сэм объясняет мне, как заработать состояние на частичной глухоте.
Мэри посмотрела на телефонную трубку, прижатую к груди, потом в сторону кухни, обдумала возможные варианты, а потом проревела: «НЕД!» — таким голосом, от которого детишки мгновенно сматывались с игровой площадки и шли в класс.
Все присутствовавшие в баре содрогнулись, — за исключением Сэма.
Нед прибежал из кухни, — на плече у него было полотенце, а в левой руке он держал картофелемялку.
— Кто звонит? — спросил он.
Мэри отвернулась от Ангуса и закатила глаза, глядя на Неда.
— Черт, — сказал Нед. — Слушай, — пробормотал он, — ты не могла бы его на минутку отвлечь?
— Что случилось? — шепотом спросила Мэри.
— Потом, — прошептал ей в ответ Нед. — Просто отвлеки его.
Мэри нахмурилась.
— Но если тут дело нечисто… — Лицо ее помрачнело. — Если это имеет какое-то отношение к тем грибам, которые ты принес на кухню…
— Прекрати, а? И нейтрализуй на десять секунд Ангуса. — Нед посмотрел на нее теми самыми умоляющими глазами, от которых когда-то растаяла Тамара, — правда, смотрел он тогда не на нее.
— Потом мне все расскажешь, — тихо сказала Мэри. — Ангус? Ангус, миленький, ты не посмотришь, там все в порядке с биттером? Идет одна пена. Спасибо. Кого ты сейчас обслуживал? Ладно…
Неда несколько удивило, что Мэри не так настойчиво пристает с вопросами, как обычно, но, как только до него донесся звук открывшейся двери погреба, отбежал от бара настолько, насколько позволяла длина провода, и убедился, что его не слышат ни Габриэл, ни Тамара.
— Айона! Что случилось? Я подумал, ты уехала. Я пришел и ждал полтора часа, и администратор сказал мне, что ты, скорее всего, уже уехала.
— Господи, Нед. — Айона говорила очень слабым голосом, чувствовалось, что она перепугана.
— Так что? — Нед не хотел спрашивать, сдала она или нет. По ее голосу ему показалось, что это уже не имеет значения.
— Айона, лапочка, где ты?
— В больнице Дальвич.
— Что?! — Нед увидел, как мимо прошла Тамара, — в руках у нее было меню, которое он составил ровно за три минуты, ведерко с кока-колой, которой она протирала доску, и кружка с намокшими мелками, которыми она собиралась написать меню.
— Нед, приезжай, пожалуйста, и забери меня.
— Я сейчас приеду, лапочка. Не волнуйся. Я уже выхожу.
— Нед!
Уже вешая трубку, Нед успел услышать ее перепуганный крик.
— Что?
— Если Ангус будет бушевать, я беру всю ответственность на себя, я не хочу, чтобы ты…
— Айона, помолчи и выпей чаю с сахаром, ладно?
Нед повесил трубку как раз в тот момент, когда Ангус возвращался из погреба, и успел проскользнуть на кухню, так что тот просто не успел ничего сказать.
— Мэри, ты знаешь, как менять бочонки? — спросил Ангус. — Там ведь все в полном порядке. Нужно было просто вылить пару кружек, — вначале всегда идет много пены, потому что… Может, мне лучше объяснить. В первых кружках, которые ты наливаешь из новой бочки, оказывается много воздуха, а значит, образуется много пены, потому что ты выпускаешь газ из…
Мэри продолжала наливать сидр и кивала, — краем глаза она увидела, что Нед выходит через черный ход, натягивая свою видавшую виды куртку. Должно быть, она слишком выразительно посмотрела на него, потому что Ангус вдруг прекратил разъяснения и уставился на закрывшуюся дверь.
— О Господи, да он совсем не изменился! — свирепо заорал Ангус. — Это Нед ушел, да? Это был он?
Мэри неохотно кивнула, и Ангус в порыве бессильной ярости развернулся на каблуках на 360 градусов. Вначале Габриэл смылся, а теперь и Нед. Дома он в такой момент нашел бы, чем запустить в другой конец комнаты, — пультом дистанционного управления, мобильным телефоном, — и хоть так в какой-то степени «выпустил пар». Здесь у него подобной возможности не было, и он знал, что рискует кого-нибудь ударить, особенно сейчас, когда рядом нет Айоны и успокоить его некому.
— Да что за черт! — проорал он. — Как раз тогда, когда я только было подумал, что на него наконец можно положиться! Его совсем не волнует, что через пару минут нужно будет обслуживать посетителей? Он вообще имеет хоть малейшее представление о такой вещи, как ответственность? Господи, мне следовало бы… — Ангус схватил с подноса для фруктов лимон и раздавил его руками.
— Анг, успокойся, — сказала Мэри, с извиняющимся видом улыбаясь посетителям у стойки. — Я не сомневаюсь, что он просто вышел ненадолго, чтобы… Мм, он ведь знает, что вот-вот начнут заказывать ужин, поэтому он не собирается куда-то далеко, да? И он уже составил меню, а остальные трое сейчас на кухне.
— Не в этом дело! — взвыл Ангус, кидая лимон в раковину. От удара лимон окончательно превратился в бесформенную массу.
Мэри была потрясена не столько внезапной вспышкой гнева, — такое с Ангусом случалось, — сколько непривычной горестной нотой, прозвучавшей в его голосе.
— Я на него полагаюсь! Мы все на него полагаемся! А какой смысл чем-то заниматься, если ты не можешь доверять тому, что тебе говорят? Меня уже достало, что… — Он замолчал, уперев ладони в стойку.
Эти руки могут убаюкать или задушить. Айонин большой мишка. Мэри вздрогнула.
— Послушай, Мэри, — продолжал он уже тише, — меня беспокоит то, что если… — Он посмотрел на нее и снова умолк. — Я просто беспокоюсь. Для меня очень важно, чтобы здесь все было так, как следует.
Крикливого трактирщика никто не воспринимает всерьез. Это он прочитал в журнале для рестораторов. И выглядит это неприятно. Ангус закрыл глаза и попробовал снизить давление одним только усилием воли. Он представил себе комнату с белыми стенами, прохладный родник и всю прочую ерунду, — этому их учил в прошлом году менеджер из отдела кадров, проводивший для сотрудников тренинг по релаксации.
Но Нед, пусть, возможно, и не намеренно, — Нед, ради которого все это и затевалось, — только что внес еще один важный пунктик в список причин, по которым следует все бросить и вернуться на нормальную работу.
Мэри погладила его по руке. Он дрожал.
— Не надо так переживать, Ангус. Габриэл прекрасно справится. Просто выйди и прогуляйся вокруг здания. Подыши свежим воздухом, и тогда уже возвращайся, ладно? — Она пристально посмотрела на него. — Ты в последнее время слишком много здесь находишься, понимаешь? Ты имеешь право иногда отдохнуть. Мы вполне справимся.
На лице Ангуса появилась неуверенная улыбка. Хоть Мэри имеет на все свое мнение и свободно его высказывает, но она очень спокойно все воспринимает. Может быть, она научилась так невозмутимо относиться к вспышкам гнева, работая с маленькими детьми. Она не утешала его так, как это делала Айона, инстинктивно чувствовавшая, как одними кончиками пальцев помочь ему прийти в себя, — но Мэри умела расставить все по своим местам, и это тоже был настоящий дар.
— Так я и сделаю, — сказал он. — Скоро вернусь.
Мэри улыбнулась; она сказала бы еще что-нибудь, но в этот момент распахнулась дверь, вошел Лайам, и она растаяла.
— Привет! — поздоровался он, скидывая куртку и проходя к дальнему концу стойки.
— Отлично, — произнес Ангус, стараясь говорить как можно более бодрым тоном. — Две пары умелых рук. Ну, я на секунду.
— Добрый вечер, Мэри, — сказал Лайам. — Великолепно выглядишь, — чуть тише добавил он.
В тот же момент Мэри будто позабыла, что умеет быть невозмутимой. Она ощущала себя девочкой лет четырнадцати, — и это, кажется, было вполне уместно. Но она действительно чувствовала себя очень красивой, — как будто в тот момент, когда он сказал ей об этом, к ней прикоснулись волшебной палочкой, и она вся засверкала.
— Мм, спасибо, — тихо произнесла она.
— Тебе спасибо, — сказал он и улыбнулся так, что по всему ее телу, уже совершенно растаявшему, прокатился электрический разряд.
Ангус быстрыми шагами шел по улице, вдыхал прохладный вечерний воздух, прислушивался к звукам шумного веселья, которые были слышны на Лэдброк-Гроув, — начинались выходные, — и надеялся, что прогулка поможет ему сбросить напряжение.
Мэри была права, они справятся. Все будет хорошо. Он мысленно поставил большую птичку в воображаемом списке, где перечислял причины не бросать работу в пабе: Мэри. Она ведь такая замечательная! Разумная, трудолюбивая и ответственная. Единственная ее проблема — заморочки с Крисом. Ангус нахмурился и перешагнул валявшийся на дороге лист салата-латук, — недавно в меню были котлеты с салатом. Сейчас Мэри кажется такой спокойной, но тогда вечером, когда она пришла поговорить с Айоной, она была просто вне себя от горя. От мыслей об этом у него начало покалывать шею; Ангус покраснел.
Но юридические вопросы будет решить достаточно просто, если она решит дать Крису развод. Ни детей, ни дома, ни имущества. Ангус фыркнул носом. Что за никудышным мужем был все-таки этот подонок Крис, а? И проблем никаких не может быть, если найти приличного адвоката. Хью — как его фамилия? Играл в регби. Валлиец. Хью… Причард, да, — вместе учились на юридическом, — сейчас он занимается семейным правом. Он мог бы направить Мэри к Хью.
Ангус перешел дорогу, — от одной мысли, что с чем-то смог разобраться, он чувствовал себя уже лучше, — и пошагал обратно в паб. Когда он проходил мимо черного хода, ведущего на кухню, его заставил остановиться грохот, доносящийся со стороны мусорных баков. Ангус повернулся, чтобы выяснить, в чем дело. Если там бегают крысы, то придется снова растолковывать Неду санитарные правила, а если в этом переулке решили заняться своими гнусными делами наркоманы…
— Эй! — крикнул он, шагая к бачкам. Там что-то зашевелилось, и, к ужасу своему, в желтом свете уличного фонаря Ангус увидел, как мелькнули худые ягодицы, — их обладатель тут же натянул джинсы, — а персона, находившаяся под ним, сдавленно взвизгнула.
— Что за … тут происходит? — проревел он.
— Ну, ты в некотором роде сам ответил на этот вопрос, приятель, — произнес знакомый голос.
— О Боже, — простонал Ангус, не в силах решить, какому из обуревавших его чувств дать волю первым. Он сжимал и разжимал кулаки.
— Ангус, это не то, что… — начала было Тамара, — по крайней мере, Ангусу показалось, что это была она. Он галантно уперся взглядом в кирпичную стену, дав любовникам возможность одеться. Габриэл, само собой, и не думал торопиться.
«Господи, такое впечатление, что ему это нравится», — подумал Ангус.
— То есть, ты хочешь сказать, что на кухне сейчас пусто, — сказал он, все так же устремив взгляд на стену, — он решил начать с фактов, а не бросаться сразу в бурные воды ярости.
Габриэл вышел из тени; на лице его было недоброжелательное и самодовольное выражение, грива золотых волос растрепана, на рубашке расстегнуты четыре верхние пуговицы.
Просто Роберт Плант.
Видела бы его сейчас Айона.
Ангуса затрясло.
— Да я просто поверить не могу, что можно быть до такой степени безответственным! — завопил он. — Как раз тогда, когда ты больше всего нужен на кухне, и…
— Ангус, ну какого черта ты устраиваешь сцены? — заговорил Габриэл агрессивным тоном. — Мы с Тамарой…
— Я совершенно не хочу знать, что вы с Тамарой делали! — проревел Ангус. — А теперь возвращайся на кухню, пока мне не пришлось сказать тебе чего-то, о чем ты потом очень пожалеешь!
Он повернулся на каблуке и бросился обратно в паб.
За стойкой были Лайам и Мэри; они прервали подозрительно интимный разговор тет-а-тет и начали яростно протирать чистые кружки. «Господи, теперь я это повсюду вижу, — подумал Ангус. От смятения и гнева сердце его бешено колотилось. — Вот они чем все занимаются, а я так много работаю, чтобы дела шли, как следует, что я…» Может, будет все же лучше послать все к черту и вернуться в офис. Там, по крайней мере, не бывало такого, чтобы он пошел отправить факс из кабинета с копировальной техникой, а секретаршу пришлось бы отвлекать от любовных утех. И с Айоной он проводил бы больше времени.
— Ангус, с тобой все в порядке? — спросила с обеспокоенным видом Мэри.
— Габриэл, — прошипел Ангус. — И Тамара. Прямо в переулке за пабом, как парочка… — Он сморщился, стараясь не путать своим видом посетителей.
— Фу-у, — сказала Мэри. — Как некрасиво.
— Я не потерплю, чтобы у меня здесь такое устраивали, — затараторил Ангус. — Что им тут у меня, клуб знакомств? Или публичный дом?
Мэри что-то пробормотала и бросилась к другому концу стойки.
— Это так не похоже на Тамару, — изумился Лайам. — Она всегда боялась испортить свои наряды.
Ангус пристально посмотрел на Лайама и отметил, что человек, который с детства дружит с братом Тамары, вполне сможет впоследствии дать свидетельские показания о ее моральном облике.
В семь часов, когда набралось уже множество заказов, а четырех клиентов даже попросили подождать, Нед вернулся с Айоной. Он набросил ей на плечи старый пиджак и провел в кабинет так, будто защищал от навязчивых журналистов.
Ангус, который в тот момент смешивал «Кровавую Мэри», увидел спину Неда, осторожно вошедшего с черного хода, и пролил в раковину томатный соус. Неустойчивое равновесие, которого он с трудом достиг после того, как прекратил возмутительное шоу, тут же улетучилось, как пена с «Фостерса», и у него снова поднялось давление.
— Минуточку, — сказал он ничего не понимающему посетителю и поспешил в кабинет. Он ощущал, как обжигает пустой желудок выпитый им за последний час кофе.
— Где ты болтался, черт возьми? — спросил он, когда до двери кабинета оставалось еще метра три, — ему хотелось высказать как можно больше, пока Нед не начал отпираться. — Не будь ты моим другом, и не будь ты лучшим другом Айоны, я бы… — Он замолчал, увидев, что за столом, сгорбившись, сидит Айона, опустившая голову между колен, а Нед держит ее так, как будто она только что пришла в себя после обморока. По крайней мере, Ангус надеялся, что происходит именно это.
Неужели сегодня вечером может случиться что-то еще похуже?
— Айона? — Ангус подбежал и увидел, содрогнувшись от ужаса, как растрепались ее темные волосы, которые она заплела в косички, пока они ехали на работу, — шею закрывали всклокоченные пряди. Она была очень бледной.
Нед поднял глаза, и на лице его, вместо обычного веселого выражения, читались злоба и тревога.
— Так что? — спросил он. Настолько на северный манер, что слова вылетели, как плевок.
— Что происходит? Айона, что случилось? — Ангус судорожно обнял ее. — С тобой все в порядке? Нас ограбили? Ты попала в дорожное происшествие? Дорогая, я не стану злиться, только скажи, что… — Он провел пальцами по ее лбу, над бровями, но вместо ответа последовали только тихие стоны, — и он испуганно посмотрел на Неда. — На нее напали? Нед, что происходит? Она же днем была дома и рисовала?
Нед присел на корточки, и глаза его оказались на уровне ее глаз.
— Айона, ты хочешь, чтобы я ему рассказал?
Она кивнула.
— Что рассказал?
Нед поднялся и посмотрел Ангусу в глаза.
— Сегодня утром она сдавала экзамен по вождению. Вот где она была, но…
— Айона! — сокрушенно воскликнул Ангус. — Как же так! Почему ты мне ничего не сказала? Я мог бы…
Мужчины посмотрели друг на друга поверх ее головы и решили, что не стоит вести разговор в таком духе. Ангус побагровел от досады. Почему она ему ничего не сказала? Ему было обидно и как-то стыдно перед Недом, который стоял сейчас на коленях и старался заглянуть ей в лицо. Лицо, которое она все так же закрывала руками.
— Айона, пожалуйста, не молчи. Расскажи нам, что случилось, лапочка. Как получилось, что ты оказалась в больнице?
— В больнице! — потрясенно повторил Ангус. — О Господи… Так вот где ты был, Нед?
Тот кивнул, даже не обернувшись.
— Да что же ты, господи! — взорвался Ангус. — Почему ты не сказал мне? Как же ты мог мне не сказать? Ведь я ее люблю!
По голосу Ангуса казалось, что он вот-вот разрыдается, и Айона отняла руки от лица и сказала:
— Я не ранена, это… — но продолжить она не могла, потому что ее голос захлебнулся икающими всхлипами.
Ангус и Нед вдвоем бросились обнять ее. Получилось у них это весьма неуклюже, но ни один не желал уступать, и они почти что обнимали друг друга, что не особенно нравилось Ангусу. Айона прижалась к ним и заливалась слезами.
Так прошло минут пять: Ангус гладил ее по спине, а Нед держал за руку, и наконец она прекратила всхлипывать.
— Я была немного… в шоке, — осторожно сказала она.
— Бренди, — немедленно отреагировал Нед. — Сейчас принесу тебе бренди.
Он вскочил, но Ангус сказал:
— Не бери бутылку из бара. В шкафчике для документов есть кое-что получше, — достань бутылку из нижнего ящика, она спрятана под рулонами кассовой ленты. Джиму ее сунул один подрядчик, в качестве взятки. А он всегда говорил, что ему теперь стыдно пить из этой бутылки.
Нед резким движением открыл ящик, нашел бренди и, рассмотрев этикетку, произнес:
— М-м, неплохо.
Ангус сжал руки Айоны в своих ладонях.
— Айона, — сказал он тихо, — милая, почему ты не сказала мне про экзамен? Я же хотел тебе помочь. Мы могли бы вместе позаниматься. Я бы освободил тебя сегодня от работы на целый день, чтобы ты могла подготовиться. Я закрыл бы паб, если бы это было необходимо.
Айона посмотрела на него, — в глазах ее стояли слезы. Ангус чувствовал себя так, как будто ему врезали под дых.
— Я не хотела тебя огорча-а-а-ать … — прорыдала она и закрыла рот рукой, снова сотрясаясь от икающих всхлипов.
— Выпей вот это. — Нед дал ей бокал для вина, в котором было примерно на дюйм налито бренди, и Айона осторожно отпила глоточек, пока оба мужчины смотрели на нее. Съежившись, она производила бы в тот момент очень трогательное впечатление, если бы в животе у нее не раздалось громкое урчание.
Айона обессиленно улыбнулась.
— Я не ела со вчерашнего вечера. Умираю от голода.
Ангус встал, оживившись от мысли, что может что-то для нее сделать.
— Отлично. Я знаю, чего бы тебе больше всего хотелось. В холодильнике тебя дожидается твое любимое блюдо.
— Лимонный пирог? — Лицо Айоны просветлело, то есть вместо трупного цвета приобрело оттенок просто смертельно бледный.
— Ага. А Габриэл приготовил какой-то невообразимый крем для компота… — Ангус с отвращением вспомнил про распутника Габриэла, но не в силах был думать еще и об этом. И не хотел думать о его сверкающей тощей заднице.
— Мне его принести? — предложил Нед.
— Нет, я сам принесу, — твердо сказал Ангус. — Я его приготовил, и все такое. Я мигом.
Айона услышала, как он прошел в кухню и рявкнул в ответ, когда Габриэл громко возмутился и сказал, что нельзя есть блюда, включенные в меню. Она постаралась отключить слух. Не хотела услышать, как ссорятся на кухне. Но меньше всего ей хотелось сидеть в тишине. Слезы снова подступили к горлу.
— Айона?
Она сфокусировала взгляд на Неде. На лице его отражалось неподдельное беспокойство, и сердце Айоны так и потянулось к этому мужчине. Ей казалось, что она почти видит, как сердце предательски рвется из груди и манит его. Ей снова стало нехорошо, но уже совершенно по-другому, и она снова закрыла глаза.
— Айона, ты мне скажешь, что случилось, или нет? — Когда она слушала его голос, ей казалось, что Неду все еще восемнадцать. Голос был тот же; он не начал выговаривать гласные на лондонский манер, как она. Его голос так и не окутала паутина чужих голосов.
Она покачала головой.
— Не могу. Мне все еще сли-и-ишком…
А потом вернулся Ангус. Точнее, она открыла глаза и увидела перед собой одну из огромных белых десертных тарелок, в центре которой красовался большой кусок лимонного пирога, желтого, как сливочное масло, — кусок был вдвое больше стандартной порции, поверхность сверкала карамельным золотом, а вокруг был густой крем.
Айона с удивлением почувствовала, как потекли у нее слюнки в предвкушении этого пикантного, плотного сладкого блюда. Ей так хотелось, чтобы в голове остался только этот вкус, а все остальное развеялось бы и исчезло.
Ангус дал ей вилку, и она отломила острый кончик ломтя, обмакнула его в крем и отправила в рот, не дав крему потечь. Она закрыла глаза, а вкусовые сосочки на языке у нее начали приплясывать от ликования в мексиканском ритме. Лимонный пирог, испеченный Ангусом, был превосходен, — просто кулинарный триумф: легкий и сытный одновременно; чувствовалась кислинка лимона и бархатистая текстура яйца. Пирог несказанным образом возвращал душевное равновесие. Лучше транквилизаторов. Лучше секса. Она открыла глаза и улыбнулась: оба, Нед и Ангус, все еще с тревожными лицами, смотрели на нее, как на телку-победительницу выставки, привязанную в загоне.
— Пирог нормальный? — с беспокойством спросил Ангус. — На этой неделе я решил приготовить его немного по-другому, взял другой сорт лимонов и положил больше белка, и…
— Он классный, — сказала Айона, отправляя в рот следующий кусок. — Он замечательный.
— Можно попробовать? — спросил Нед.
— Пожалуйста. — Ангус беспокойно наблюдал за Недом, пока тот отламывал вилкой большой кусок. — Скажи мне, не слишком ли он сладкий.
— М-м! — промычал Нед полным ртом. — Пирог хорош. — Он сделал одобрительный жест, подняв большой палец. — Отлично. Айона, можно мне еще немножко?
Когда они прикончили эту порцию (примерно за четыре минуты), Айона вытерла рот и выпила половину от оставшегося в бокале бренди. Потом она сделала глубокий вдох.
— Что случилось? — нежно спросил Ангус.
От прямолинейности вопроса в ней тут же пробудилось инстинктивное стремление не отвечать, но Айона заставила себя.
— Я пошла на урок вождения, как и планировала, — с дрожью в голосе начала она, — и поначалу все было хорошо, — я пару раз припарковалась задним ходом, и получилось даже лучше, чем обычно, а потом мы подъехали к экзаменационному центру, и я сделала разворот на дороге… — Айона сглотнула и заставила себя продолжить. — Я так неудачно развернулась, что обоими колесами въехала на тротуар. И я чуть не сбила женщину с коляской, потому что так старалась успеть поставить машину на ручной тормоз и потом снять с него. А ведь обычно у меня так хорошо получаются развороты, правда?
Она посмотрела на Ангуса и Неда, и оба с сочувствующим видом кивнули. Ангус на какое-то время позабыл о прозвучавшем слове «больница» и начал постепенно приходить в себя. Если она скажет, что завалила экзамен, потому что не справилась с разворотом в три приема…
Айона отпила еще глоток бренди и продолжила свой рассказ.
— Ну так вот, мы пришли, и я зарегистрировалась, и мне назначили экзаменатора, который не нравился Рону, — то есть не повезло с самого начала. Мистера Кинга. Как я поняла, когда Рон только начал работать в автошколе, мистер Кинг оценивал его навыки, и им пришлось взять в машину Колина, и тот испачкал салон, — а как же могло быть иначе, ведь Рон тогда еще не успел приучить Колина к поездкам в машине, и…
— Айона, милая, это ведь уже анекдот какой-то, — мягко попенял ей Нед.
— Кто такой Колин? — спросил Ангус.
— Э, ну, да, может быть, так вот, тогда мистер Кинг… — Айона выглядела взвинченной; она покрутила в руке бокал с бренди, вспоминая, что собиралась сказать.
— Это его пес, — пробормотал Нед.
— А, — выдохнул Ангус. — Тогда ладно… А то я было подумал… Дыши глубже, Айона. Молодец, хорошая девочка.
— И вот мы поехали, — уверенным голосом продолжала Айона, не обращая внимания на то, что Ангус обратился к ней, как к умненькой овчарке, — и он начал с того, что сказал мне заехать в автопарк задним ходом, а я этого никогда не делала, но я решила попробовать, и мне удалось припарковаться как раз на линии, и на этом ему меня завалить не удалось, но я поняла, что с того самого момента он только и ждал, когда сможет на чем-нибудь меня подловить. Он заставил меня проехать по самым узким улочкам, где сплошные «скоростные кочки», а по сторонам в два ряда припаркованы машины, и по улице, на которой две школы, а потом он велел мне поехать обратно, туда, где я тогда делала этот ужасный разворот…
Она подняла глаза в поисках понимания, и оба мужчины сочувственно закивали.
— Разве не вышло какое-то новое распоряжение Евросоюза о том, что разворот в три приема нужно называть по-другому? — непринужденно спросил Ангус, стараясь помочь ей расслабиться, — как же она сама себя накручивает. Как будто он разозлился бы из-за того, что у нее не получился разворот. Ну да, это бы его огорчило, но ведь она никого не задавила…
Нед внимательно смотрел на нее и сжимал ее ладонь.
— Продолжай, лапочка, — сказал он.
— Мне кажется, я сама виновата, — я забыла проверить мертвую зону, — сказала Айона, — но я подала машину вперед, медленно отпуская сцепление, и вывернула руль до предела, поставила на ручной тормоз, включила передачу заднего хода, отпустила сцепление, вывернула колеса до упора… Ну так вот… — Она увидела, что Нед смотрит на нее слегка остекленевшими глазами, и встряхнулась. Она становится такой же невыносимой, как Ангус. — Так вот, я развернулась в три приема, но не смогла поехать, потому что на дороге оказалась высокая горка, так что я еще раз развернула машину, и заметила, что мистер Кинг сидит совсем тихо, но, как мне кажется, с экзаменаторами такое бывает, и я повернула голову к нему, чтобы извиниться — как ты мне сказал, Ангус, чтобы произвести приятное впечатление, и я увидела, что… — Айона зажала рот ладонью. Ее внезапно сильно затошнило.
— И? — хором спросили Нед и Ангус.
— У него закатились глаза, и он весь побагровел! — запричитала она. — Я подумала, что у него, наверное, сердечный приступ, поэтому…
— Блин! — нечаянно вырвалось у Ангуса.
— …и я постаралась вспомнить, где я сегодня утром видела больницу, и я все ездила и ездила кругами, и никто, кажется, не замечал, что с ним случился приступ, и…
— Айона, почему ты не остановила машину и не позвала на помощь?
— Ааууфф! — сердито простонала она. — Что бы ты сделал, если бы у твоего экзаменатора случился сердечный приступ? Попросил бы его подсказать, где взять сборник решений Суда королевской скамьи, составители Адольфус и Эллис? Я же не могла нормально соображать! Я же сдавала экзамен по вождению! Я не хотела останавливаться, потому что боялась, что он может продержаться только несколько минут, и я думала только о том, чтобы не превысить, черт возьми, ограничение скорости, — боялась получить штрафные баллы, ведь на пятнадцатом экзамен автоматически не засчитывается, а я была уверена, что к тому моменту набрала их уже около десяти!
— Успокойся, голубушка, сейчас уже все в порядке, — сказал Нед, поглаживая ее по руке. Он бросил раздраженный взгляд на Ангуса. — И ты благополучно привезла его в больницу, да?
— Ну да, привезла в конце концов, — подтвердила Айона. Она почувствовала, что вот-вот снова начнет икать. — Я не могла вспомнить, как припарковываться между линиями разметки, и три раза попыталась это сделать, но тут мимо проходили медсестры и увидели его, сидящего на пассажирском сиденье. Им пришлось внести его внутрь — он весь как будто окоченел. — Глаза ее затуманились. — Они не смогли вынуть у него из рук планшет с зажимом, поэтому я так и не увидела, завалилась я или нет.
Ангусу пришло в голову, что она могла бы и сама поставить галочки в нужных местах бланка, пока несчастного мистера Кинга с трудом высвобождали с его места, снабженного двойным управлением, и он чуть было это не ляпнул, но остановила некая внутренняя цензура.
— А я приехал в автошколу, чтобы отвезти тебя домой, но тебя там не было, — объяснил Нед. — Я перепугался, а дурная старуха-администратор не желала говорить, что случилось. Я подумал, что ты, должно быть, вернулась сюда.
Лицо Ангуса дрогнуло: все встало на свои места. Так вот почему Нед показался ему тогда таким отрешенным. Но на его месте должен был быть он! Он должен был ждать ее у автошколы. А вместо этого он был здесь, прерывал «последнее танго на задворках».
Он виновато обнял ее. Бедный Айончик. Какой кошмар!
— Сейчас все уже позади, все закончилось, — успокаивал он ее, дыша ей в волосы. — Как ты храбро поступила, милая! — Он немного ослабил объятия, чтобы взглянуть на ее заплаканное лицо. — Я тобой так горжусь. Ты так хорошо справилась. И они, конечно, сказали тебе, что ты сдала экзамен, да? Ты же спасла жизнь инструктору?
Айона шмыгнула и вытерла нос об футболку.
— Нет. Ублюдки. Они и не подумали. Я позвонила в экзаменационный центр, чтобы сообщить, что случилось, и они сказали мне… — Она сморщилась от досады, к которой примешивалась ярость. — И вот этот законченный бюрократ заявил мне, что экзамен недействителен, поскольку я не все компоненты выполнила под наблюдением инструктора!
— Не может быть! — возмутился Нед.
— А еще он сказал, что я большую часть экзамена провела без наставника… И меня могли за это задержать! — запричитала она.
— Да, очень хорошо! — Ангус вскочил на ноги и схватил телефон, стоявший на столе. Лицо его побелело от ярости. — Где их номер? Где номер экзаменационного центра? Он у тебя в сумочке? Айона? Где он?
— Ангус, не надо, — попросила Айона, снова икая. — Не имеет смысла.
— Нет, имеет! Им это даром не пройдет! Идиоты недоделанные! Ты же спасла человеку жизнь! — Он умолк. — Ты успела вовремя его привезти, да? То есть, он выживет?
Айона громко расплакалась.
Нед встал и забрал у Ангуса телефонную трубку.
— Успокойся, Ангус, — сказал он. — Сейчас ты ничего не сможешь сделать. Уже почти восемь часов. Там уже никого не будет, ведь сегодня пятница. Мы позвоним им утром, и …
Он вдруг замолчал, потому что Айона начала издавать странные звуки.
— Ведро! — только и смогла выговорить она, зажимая руками рот.
Нед подставил мусорное ведерко, и ее тут же стошнило.
— Пошли наверх, — решил Ангус после того, как превратившийся в жижу лимонный пирог расплескался по выброшенным листовкам с рекламой мебели для пабов. — Давай я отведу тебя наверх, и ты приляжешь в квартире у Мэри? Ты пережила такое потрясение, что внизу тебе быть не стоит, — здесь слишком шумно.
Айона обессиленно кивнула.
— Очень хорошо, — сказал он, поглаживая ее кругами по спине, как младенца. — Ладно. Нед, я думаю, Рик начал уже готовить горячие блюда, но я был бы благодарен, если бы ты пошел и попытался что-то спасти в этом хаосе.
— Хорошо.
— И не разговаривай с этим подонком Габриэлом. — Ангус вздрогнул от собственных слов. — Как мне кажется, он уже слишком вышел за всякие рамки.
Нед с любопытством поднял брови, но Ангус покачал головой.
— Потом объясню. Вначале отведу ее в тихое местечко, а потом… Пошли, милая, — сказал он, помогая ей подняться, и она, пошатываясь, как Бемби, пошла к двери, все еще держа в руках пластиковое ведерко для мусора.
Ангус пошел вслед за Айоной, которая осторожно поднималась по лестнице к квартире Мэри, и обратил внимание, насколько приятнее стала выглядеть тоскливая облупленная стена, когда на ней самым удачным образом разместились открытки с красными герберами, вставленные в рамки. Может, Джиму стоит нанять Мэри оформлять жилье для студентов. Они же могут на этом сколотить состояние.
— Секундочку, ключ у меня, — сообщил он, когда они поднялись на самый верх.
Айона посмотрела вопросительно.
— Разве тебе полагается иметь ключ от этой квартиры?
— А почему нет? Вдруг пожар или что-нибудь подобное? У меня ко всем дверям есть ключи. Мэри не будет возражать, если ты приляжешь у нее минут на пять.
Айона пожала плечами, и он отпер и распахнул дверь, пропуская ее войти первой. Она пошла прямо в спальню, по пути прихватив из ванной полотенце, чтобы постелить его на кровати. В животе у нее все еще оставалось неприятное ощущение.
Во всей квартире, где раньше пахло плесенью и сыростью, царили теперь запахи Мэри: свежая краска, горячая ванна, много духов, а еще — запах чужих детей. Когда глаза Айоны привыкли к полумраку спальни, ее поразило, насколько там было аккуратно по сравнению с привычным состоянием жилища Давенпортов. Стены были синие, на окнах висели длинные синие шторы, на полу не валялось никакой одежды. Правда, у окна был выставлен довольно устрашающий ряд разной обуви. В результате можно было подумать, что находишься в сказке — про трех медведей и семерых Белоснежек.
— Разувайся, милая, — сказал Ангус, наклоняясь расстегнуть молнии на ее ботинках. На какое-то мгновение он с удивлением смотрел Айоне на ноги. Не могла же она сдавать экзамен по вождению в ботинках, которые кто угодно счел бы чересчур тяжелыми и неуклюжими?
Айона села на двуспальной кровати и тут же почувствовала, что вот-вот вырубится. Она и не представляла, что настолько измотана, пока не повалилась на мягкий новенький двуспальный диван Мэри.
Ангус снял с нее ботинки и закинул ее ноги на одеяло. Айона уже чувствовала, что проваливается, летит, как камень, брошенный в колодец. В голове ее не было ни одной мысли.
Ангус наклонился к ней и убрал пряди волос с ее лица. Она казалась такой крошечной, усталой и красивой. И немного напоминала зомби.
— Я зайду попозже, посмотрю, как твои дела, — прошептал он и поцеловал ее в лоб. Лоб был мокрый. — Послушай, рядом с кроватью стоит минеральная вода. Я оставлю тебе вот здесь стакан, нужно будет только руку протянуть.
Около кровати Мэри случайно оказалась полная бутылка «Малверн спринг» и коробка одноразовых платочков. Ангус вытащил один и вытер Айоне лоб, а потом, будто о чем-то вдруг догадавшись, взял ее сумочку и открыл.
Как он и предполагал, с собой она захватила «Лед Зеппелин» IV, который он тихонько включил на стоявшей возле кровати магнитоле Мэри, после чего осторожными шагами удалился.
Нельзя было сказать, что атмосфера внизу изменилась к лучшему, но стало значительно более шумно. Паб был уже полон посетителей, а когда Ангус посмотрел список заказов, то с неудовольствием обнаружил, что вычеркнуты пока только первые четыре столика. Он окинул бар взглядом, ища глазами Тамару, которая в тот вечер должна была подавать заказы. Она оживленно разговаривала с компанией в дальнем углу, на которую он до этого обратил внимание, — Тамара размахивала руками туда-сюда и неестественно хохотала.
Если до восьми тридцати все заказы на окажутся в кухне, то блюда запоздают и, как он знал, начнется бунт. По мнению Ангуса, единственным недостатком их заведения было медленное обслуживание, а Тамара своим видом как раз показывала тем, кто будет гнобить их паб в своих обзорах, почему дела обстоят таким образом.
Ангус проверил список заказов, проигнорировал просьбу Сэма порекомендовать ему хорошую юридическую компанию, принял заказы с ближайших двух столиков и отправился на кухню, чтобы посмотреть, что происходит.
Как правило, в такое время там бывало шумно: выкрикивали распоряжения, шутили, гремели кастрюлями, что-то мыли, но в этот вечер все были молчаливы: никто не разговаривал, если не считать односложных распоряжений, не смеялся, не прикалывался над остальными. Нед переворачивал на большой сковородке радужную форель, от которой поднимались ароматные струйки пара, и попивал из кружки апельсиновый сок. Рик и Марк, непривычно молчаливые, неистово готовили салаты, — они резали на мелкие кусочки поблескивающую печень и лисички так, как будто выполняли задание на время. Габриэл, как и можно было предположить, с мятежным видом опустил глаза в миску с кремом, который взбивал. Даже парень, мывший посуду, сосредоточенно старался ничего не разбить.
Усталый Ангус положил листочки с заказами и пошел принять остальные.
— Лайам, ты не нальешь Неду еще кружку апельсинового сока, пожалуйста? — попросила Мэри, когда Лайам вышел из погреба с ящиком минеральной воды. Она с точностью до долей секунды наливала одновременно два лагера, один биттер и один «Гиннесс», — краники были рядом.
— Еще одну? Сколько же он уже выпил?
— Четыре или пять. Иногда здесь становится очень жарко, а пил он всегда как бочка. Вот почему у него такая хорошая кожа, несмотря на все его попытки фармацевтическими методами добиться противоположного эффекта. Мэри один за другим перекрыла пивные краны, — кружка «Гиннесса» была наполнена на две трети. — Спасибо, — сказала она, взяв у посетителя купюру, и пробила пиво в кассе. К тому моменту, когда она дала сдачу, «Гиннесс» уже достаточно отстоялся, и его можно было доливать.
— Мне так нравится, как ты это делаешь, — восхитился Лайам. — Ты просто талант.
Мэри почувствовала приятное смущение. Неужели она успела настолько отвыкнуть от комплиментов, что даже малейший намек на похвалу заставляет ее умиляться и чувствовать себя не такой, как все?
— Уметь так четко чувствовать время — это очень эротично, — добавил он, понизив голос. — Начинаешь задумываться, что ты еще так ловко умеешь делать. В смысле точно рассчитывать время.
Слова «рассчитывать время» прозвучали не совсем приятно, но Мэри не стала обращать на это внимание, оправдав его юным возрастом.
— Лайам, не взял ли ты себе за привычку заговаривать зубы пожилым женщинам в пабах?
Он рассмеялся в ответ.
— Нет, да ты и не пожилая.
— Я замужем.
— Да-да… — саркастически протянул Лайам. Он с многозначительным видом обвел глазами паб, а потом посмотрел на нее пронзительным взглядом. — Замужем за человеком, который додумался оставить тебя здесь и свалить куда-то ради собственного удовольствия.
«Ну, вообще-то это правда, — подумала Мэри. — С этим не поспоришь».
— Какого же ты дурного обо мне мнения, если могла такое заподозрить, — продолжал он. — То есть, если бы мне нравились женщины постарше, я бы уже много лет назад увлекся Тамарой, не так ли?
Мэри пришлось согласиться, что вполне естественно в этом случае сделать именно такой выбор.
— У меня никто никогда не вызывал раньше такого чувства, честно. Это такое странное ощущение. Как будто от наркотика. — Он посмотрел на нее, и какое-то мгновение Мэри никого больше кругом не замечала. Перед ней оказалось столько волнующих деталей: его глаза в обрамлении длинных темных ресниц, ямочка в вырезе его рубашки, мускусный запах его лосьона после бритья, — она слышала, как стучит в ее жилах кровь.
Потом до Мэри дошел смысл слов, которые он только что произнес, и она громко прыснула.
Лайам, надо отдать ему должное, тоже рассмеялся и скорчил рожицу.
— Но это правда.
— Очень хорошо, — раздался голос Ангуса, и она обернулась.
Он поставил на стойку несколько кружек.
— Эй, это бар, а не игровое шоу, черт возьми. Но все равно даю подсказку. Если вы обратите внимание, то увидите: за спиной у вас ни одной кружки. Почему бы кому-нибудь из вас не пройти по залу и не собрать немного кружек? Если это не слишком затруднит? Простите, простите, простите, — он воздел руки. — Простите, я не ору, я не ору, я просто немного беспокоюсь по поводу состояния кухни, да и сотрудников у нас, кажется, с каждым часом остается меньше, и… — Ангус ушел, все так же бормоча себе под нос.
— Он не всегда такой, — попыталась защитить друга верная Мэри. — Ну, может, он и такой, но сейчас он слишком о многом переживает.
— Как и все мы, — промурлыкал ей в ухо Лайам. Его рука скользнула на ее копчик, — как удачно, единственный участок ее тела, на котором не было целлюлита, — и нежно погладила.
Мэри с удивлением думала: как же получается, что Лайам говорит такие вещи, от которых она при обычных обстоятельствах смутилась бы и закричала от возмущения, но, когда их произносит он, те же слова кажутся невероятно очаровательными.
«Возьми себя в руки, женщина», — прокричал голос у нее в голове.
Но тут же Мэри в голову пришло, как берет ее в свои руки Лайам, и ей пришлось опереться на стойку, чтобы не пошатнуться.
Так они около часа ходили кругами друг вокруг друга, задевали друг друга, направляясь к кассе, пока бар был переполнен, успевали быстро ухватить друг друга, так, чтобы было не видно из-за стойки, и около девяти часов Лайам подошел к Мэри сзади, пока она усердно пробивала в кассе заказ с одного из столиков.
— Мэри, я не знаю, смогу ли так долго ждать, — пробормотал он ей на ухо.
В ответ она смогла только взвизгнуть, — Лайам прижался к ней, и через джинсы она чувствовала, как к ней прикоснулось весьма ощутимое подтверждение его слов.
Мэри закрыла глаза и позволила себя захлестнуть волне пугающего вожделения, после которого пришло болезненное чувство вины. Но, как бы строго ни отчитывала она себя, Мэри ничуточки не сомневалась, что она отчаянно, отчаянно рвется подняться с этим юношей наверх и позволить ему сделать с собой все, что ему заблагорассудится.
— Сейчас совсем тихо, — настойчиво продолжал Лайам.
Да, это правда. Кажется, посетителей действительно немного.
— Мы могли бы просто заскочить к тебе наверх минут на пять, и я бы мог, как бы, мм… — И он пробормотал что-то, что она не совсем уловила, но по реакции собственных джинсов она поняла, что это было нечто весьма развратное и манящее.
Господи! Он же хочет заняться со мной любовью дважды за вечер!
«Нет, — сказала себе Мэри. — Нет, он слишком юн, а ты слишком замужем, и обоих вполне может уволить свирепый начальник — Ангус…»
— О’кей, — прошептала она. Что это — ее голос? Или ее джинсы начали разговаривать сами по себе? — Пошли скорее, а через десять минут нам нужно будет вернуться, а то Ангус убьет нас обоих.
Лайам быстро поцелован ее сзади в шею, отыскав там нежное местечко, от которого она вся затрепетала, — Крис не отыскал эту точку за пять лет, и повернулся. — Извини, приятель, — услышала она его слова, обращенные к посетителю, — сидр закончился. Придется подождать.
Потом она услышала, как он открыл перегородку, которая закрывала стойку, а потом — дверь, ведущую на лестницу, на второй этаж.
У Мэри заколотилось сердце. Такого она не делала со студенческих времен, а внутри у нее все трепетало, как никогда в жизни. Пусть он иногда бывал неловок, пусть ни один разговор с ним не обходился без того, чтобы она не захихикала или не почувствовала себя девяностолетней; он был так красив и так желал ее. Мэри была настолько взволнована, что происходящее казалось не имеющим никакого отношения к ее реальной жизни, — возможно, именно поэтому ее совесть, обычно активно вмешивающаяся в таких ситуациях, позволила ей сделать то, чего хотелось.
А возможно, это ее джинсы не просто обрели собственный голос, а начали массированную атаку, подавляя в ней всякое сопротивление и захватывая полную власть над телом.
Не важно.
Она посмотрела на свое отражение в зеркале на полке с бутылками: губы были красные, не только по контуру, подводка для глаз все еще не размазалась, волосы лежат пышными волнами, щеки пылают, как у Джейн Рассел, приглашая: «Поймай меня на сеновале, милый!» Ну, ничего другого в ее распоряжении сейчас нет.
Мэри подтянула топик так, чтобы побольше открыть ложбинку между грудей, и выскользнула из-за стойки.
Лайам ждал ее на лестнице; он прислонился к стене и опирался одной ногой на перила, не давая ей пройти. Мэри мельком увидела мускулистый живот игрока в регби, и в ту же секунду юноша притянул ее к себе и страстно поцеловал, запустив одну руку ей в волосы, а другой скользнув по спине и пробираясь под ее лиловые трусики.
Он был так же великолепен, как и в тот раз, о котором она все время вспоминала, — а ее все чаще мучили подозрения, что память обманывает.
«Уааах! — мысленно восхитилась Мэри, чувствуя, с каким воодушевлением реагируют ее джинсы на прикосновение сильных пальцев Лайама. — Кла-а-ассно! Так вот почему все пожилые мужчины заводят себе молоденьких фотомоделей!»
Но внутри, в животе, у нее что-то неприятно зашевелилось, и она подумала, что знает, что это.
Вот и начала ответные действия ее совесть. Как это ни печально, совсем не подвенечные клятвы, а глубоко укоренившееся чувство вины.
Лайам оторвался от нее и откинул с глаз темные локоны. Он тяжело дышал, а зрачки его расширились так, что глаза казались почти совсем черными.
— Поднимайся, — хрипло сказал он. — Сейчас же.
— Ты пойдешь первым, — ответила Мэри, и впервые она думала при этом не о том, что ее зад будет представлен под самым недопустимым углом зрения, — она просто хотела увидеть сзади поднимающегося Лайама в его облегающих «Леви». У нее сильно кружилась голова, не только потому, что голос разума пытался перекричать голос ее джинсов, но и по более материальным причинам, — со вчерашнего вечера она съела только большой кусок лимонного пирога и выпила примерно девять чашек кофе.
— Нет, сначала ты.
— Тик-так, тик-так, — произнесла Мэри, махнув в его сторону рукой с часами.
— Хорошо. — Лайам подхватил ее на руки, как пожарник, выносящий людей из горящего дома, и поднялся по ступеням.
Мэри еле сдерживалась от возбуждения. Такой гибкий мужчина, к тому же еще и такой сильный и настолько галантный, что ни словом не упомянул ее ужасный вес!
От сильной встряски голова стала кружиться еще сильнее, и при других обстоятельствах она прилегла бы вздремнуть, надев на глаза повязку.
— Ооо, Лайам, — прошептала она, держась за перила, когда он поставил ее на площадку. — Мне кажется, что мне сейчас придется…
— Прилечь? — договорил он за нее, приподняв бровь с потрясающе джеймс-бондовским видом, и она невольно испустила стон вожделения, и тогда Лайам снова начал целовать ей шею, находя все те местечки, при прикосновениях к которым она трепетала от пронзительного удовольствия. Где он только этому научился? Может, сейчас в старших классах проходят курс профессионального соблазнения?
Она чувствовала, что в голове давит все сильнее, — к ужасу своему, Мэри почувствовала, что у нее начинается мигрень.
Господи, в самый неподходящий момент!
— Заходи, — выдохнула она, возясь с ключами, — моя спальня вот там. Первая дверь направо. — Она распахнула входную дверь, и они, на нетвердых ногах, вошли, жадно целуя друг друга. Лайам уже вытащил ее футболку из джинсов и расстегивал ей ширинку, — пальцами он уже гладил ее трепещущий животик.
«Странно, — подумала Мэри, пока расстегивала рубашку Лайама и целовала его в шею, ощущая губами слегка соленый вкус юной мужской кожи, — разве я не выключила проигрыватель?»
— Сюда. Скорее, — простонал Лайам, прижимая ее к ближайшей двери и расстегивая свои джинсы.
Мэри как раз успела принять соблазнительную позу, — джинсы наполовину спущены, футболка снята, посмотрите, какая я фигуристая, и в тот же момент он обхватил ее за талию, дверь распахнулась от тяжести их веса, и они влетели в ее спальню.
В другое время она не знала бы, куда скрыться от ужаса, думала бы только о том, что он надорвался, поднимая ее, но от нескрываемой страсти Лайама ей становилось удивительно легко, и она, обхватив его, начала раскачиваться туда-сюда, как какая-нибудь развратная девица.
— Боже, Мэри, какая ты красивая, — простонал Лайам. Голос его невероятно возбуждал, — такой сильный и насыщенный. — Ты такая теплая и близкая, и я так тебя хочу…
Мэри закрыла глаза и откинула голову, представляя, как в приглушенном свете из прихожей по-лебединому белеет сейчас ее вытянутая шейка. Она чувствовала себя красивой. Ей было не по себе, но она действительно чувствовала себя красивой. Она чувствовала…
И в тот момент до нее дошло, что а) у нее не было ни одного диска «Лед Зеппелин», а сейчас она уже не сомневалась, что слышит именно их, и b) на нее кто-то смотрит.
Глаза ее широко распахнулись.
— Я сейчас залезу с головой под одеяло, — сказала Айона, резко приподнявшись на диване, — вид у нее был очень нездоровый, — и сделаю вид, что ничего не видела, ладно?
И она натянула на голову новенькое лиловое одеяло Мэри, египетское, хлопчатобумажное, и начала считать до десяти.
«О Боже, — подумала Мэри, перепуганная и покрасневшая от стыда. — Она расскажет Ангусу, что я соблазнила беззащитного подростка, а Ангус расскажет ей, как я его по ошибке поцеловала, и обо мне начнут думать, как о разведенной нимфоманке, Господи, а может, так оно и есть! Да есть ли кто-нибудь, в чьи объятия я не брошусь? В какую тварь я превращаюсь?»
Мэри прижала пальцы к вискам, — голова уже болела по-настоящему, и тут она вспомнила, что купила в аптеке три упаковки презервативов, но не взяла таблеток от мигрени.
К половине десятого Ангус уже подал посетителям почти все горячие блюда, которые были приготовлены, — оставалось только полдюжины теплых салатов. Габриэл уже отправил в зал несколько десертов, и, несмотря на атмосферу на кухне, которая была одновременно и холодной, и раскаленной, казалось, что все снова вернулось в свое русло.
Ангус ходил от раздачи к столикам на автопилоте, так как одна половина его мозга тревожилась об Айоне, а вторая обдумывала, как поступить с Габриэлом.
Почему она не сказала ему про экзамен? Как ей только пришло в голову, что он не хочет об этом знать? Что он, по ее мнению, сделал бы, завали она экзамен, — бросил бы ее? Сердце его ныло. Она наверно все еще в шоке, раз ее так вырвало; как же это в стиле государственного здравоохранения — выставить человека за дверь, не предложив даже чашечку чаю с сахаром. Очень хорошо.
— Это не наше.
Ангус посмотрел на тарелки с жареным скатом и с бараньими котлетками, — их он как раз собирался поставить на стол, а потом на посетительницу, которая утрированно закатывала глаза, повернувшись к своему спутнику.
— Простите?
— Мы поменяли заказ и попросили пирог с птицей, — я это девушке сказала.
— Какой девушке?
— Блондинке, той, хорошенькой.
Ангуса так и подмывало спросить: «А что, была еще и страшненькая блондинка?» — но он сдержался. Вместо этого Ангус изобразил самую радостную улыбку, на которую только был способен, хотя напрягать мышцы щек в этот вечер становилось все более болезненно.
— Извините, я думаю, что заказ по ошибке не попал на кухню. Я сейчас схожу и разберусь.
А как вообще можно руководить заведением, если приходится работать с таким негодяем, как Габриэл, который приходит и уходит, когда ему только вздумается, превращает Тамару в существо еще более бесполезное, чем в его отсутствие, вводит Джима в состояние странного оцепенения, — каждый раз, когда Джим видел собранную в конский хвост гриву Габриэла, он превращался в мальчишку, разыгрывавшего из себя солидного менеджера…
— Рик, за девятым столиком поменяли заказ, — сообщил Ангус, поставив тарелки обратно на окошко для готовых блюд. — У тебя сохранился листок с тем заказом?
— Вот там, на штырьке наколот, — сказал Рик, не отрывая глаз от фруктового мороженого, — он поливал его рубиново-красным малиновым соком из коробки из-под маргарина. — Если его уже приготовили.
Ангус перебрал листки с заказами и нашел тот, на котором несколько строк были перечеркнуты. Так это он и есть? Прочесть почерк Тамары было практически невозможно.
— Может, ее отправить куда-нибудь поучиться? — произнес он, обращаясь к самому себе.
— Это кого? — поднял глаза Рик. — Тамару? Она сегодня все путает, как никогда, — такое впечатление, что она работает по какому-то другому меню.
— Или же действует по указанию звезд, — предположил Марк. — Вы Телец, и вам полагается говяжья голень.
— А ну заткнулись, — огрызнулся Габриэл, возвращаясь от холодильника с огромной банкой мороженого. — Не сметь так говорить о моей цыпочке, поняли?
— О твоей цыпочке? — не сдержался Ангус. Может быть, его и Тамару сближает одинаковое отсутствие чувства юмора. Потом он вспомнил, что, начни он сейчас ссориться с Габриэлом, в той части мысленного списка, где подбирались поводы вернуться на старую работу, наберется столько пунктиков, что вопрос окажется решенным, и воздел руки. — Извини, извини, извини! Считай, что я ничего не говорил. Где Нед?
— Вот там, — показал Габриэл с двусмысленной улыбкой.
Нед стоял, прислонившись к стене; выглядел он страшнее смерти.
— Нед, с тобой все в порядке? — Только не это! Ангус почувствовал, как от одного взгляда на Неда у него самого кровь отхлынула от лица. Он бросился к Неду и положил ему руку на лоб. Ему показалось, что он потрогал рыбу. — Марк, принеси Неду воды! Ладно, дожарь эту проклятую форель! Рик! Рик! — Он махнул рукой в сторону гриля. — Оставь пирог и иди доделать то, что готовил Нед!
— Но это же…
— Наплевать, это сладкое, пусть подождут. Попроси Мэри подать им пока десертное вино. — Ангус обхватил Неда за плечи и повел его к выходу из кухни через черный ход. — Ты что же, Нед, дружище, тебе надо подышать свежим воздухом. Тебя не…
Вместо ответа Нед поднял крышку мусорного бака, и его стошнило.
— Господи, Ангус, я себя чувствую просто… — Он покачнулся и закрыл рот рукой.
Ангус тактично отвел глаза. Может, у него развилась паранойя, поскольку ему уже начала мерещиться некая связь между тем, что стошнило Неда, стошнило Айону, и тем, что оба держали в секрете ее экзамен, и… Господи, да что же за этим стоит?
В животе у него снова зашевелился ужас, но он отогнал его. Нет. Если он хоть в чем-то уверен насчет Айоны, так это в том, что она ему не лжет.
Если не вспоминать об экзамене в автошколе.
— Ангус!
— Ну, что еще случилось? — Он повернулся и увидел Тамару, вошедшую на кухню с самодовольным выражением лица.
— Знаешь, кто сидит в углу, Да?
— Не знаю и знать не хочу. Послушай, Неда вырвало. Может, ты нам что-нибудь объяснишь, Нед? Что ты мог такое съесть, отчего тебе стало плохо? — Ангус наклонился к нему, и Неда снова стошнило в мусорный бак.
Тамара с ужасом глянула на пирог с птицей, который несла на блюде.
— Что ты ел, Нед? — спросил Ангус. — Скажи сейчас же, потому что если оно включено в меню, то нам надо немедленно забрать его назад.
Нед сделал неопределенный жест в сторону рабочего стола около холодильника.
Все они посмотрели в ту сторону: на столе стояла коробка из-под маргарина, полная песочного печенья в виде сердечек, большая миска с кремом, лимонный пирог, мешок с грибами и пароварка со сливочной карамелью, только что вынутой из духовки.
— Разве все это не нужно убирать в холодильник? — запальчиво спросил Ангус. — Надо же соблюдать санитарные требования, или как? А здесь микробы и все такое.
Рик понюхал миску с кремом.
— Странный запах, — сказал он. — Может, крем испортился?
— Тебя этому научили в кулинарном колледже? — насмешливо ответил Габриэл. Он схватил миску и попробовал крем. — Все в порядке. А вкус у него, как ты красиво выразился, странный, потому что это, черт возьми, creme au beurre mousseline!
Нед с трудом поднял голову, и в его стальных серых глазах, чуть налитых кровью, светилось негодование профессионала.
— Я тебе уже говорил про французские штучки, мерзавец. У нас здесь современная британская кухня, а не всякий выпендреж… — Продолжение его фразы заглушил поток рвоты, но основную мысль Габриэл вполне уловил.
Его красивое лицо помрачнело, как предгрозовое небо, и он окинул взглядом кухню.
— Ну, блин, совершенно очевидно, отчего все сейчас блюют!
— Отчего? — спросил Ангус. Он видел, как съежились Рик и Марк, стараясь скрыться из его поля зрения, и понял, что от них поддержки ждать не приходится. Во всем теле он ощущал выброс адреналина. Разбираться с людьми Ангус умел. Он же юрист. Его этому прекрасно научили! Что самое главное, его уже не волновало, что думает о нем Габриэл, поскольку иметь с ним дело, скорее всего, придется теперь совсем недолго.
— Да это все из-за твоего гребаного любительского лимонного пирога, а то как же? — Габриэл презрительно скривил губы. — В чем дело? Ты положил туда яйца, у которых истек срок годности? Или ты не до конца разобрался в рецепте?
— Заткнись! — проревел Ангус, глядя на него через стоявший между ними стол. — И все забери!
На лице Тамары читался ужас, — она уже подумывала, не побежать ли ей за Айоной, которая всех успокоит и не даст Ангусу перекроить симпатичное лицо Габриэла. Хотя у Габриэла были хорошо видны накачанные мускулы, она знала, что в ярости Ангус преображался, как древний кельтский герой.
Мэри вошла на кухню из бара, — лицо ее было пепельного оттенка, и она не замечала, что творится вокруг.
— Ангус, у тебя в кабинете не найдется обезболивающего? — спросила она. — Мне так плохо.
— Вот оно! — Габриэл округлил глаза с самодовольным видом. — Я же видел, что она тоже его сегодня ела.
— Что? Что я ела? — спросила Мэри, потирая виски. У нее никогда еще не было такой сильной головной боли, а ведь ей так хотелось доработать до конца смены. — Тамара, у тебя нет какой-нибудь гомеопатической ерунды, которую ты обычно берешь с собой?
Все, кроме Мэри, уставились на пирог. От него осталась только половина, и она аппетитно поблескивала в свете неоновой лампы.
— Сегодня из всех сладких блюд больше всего заказывали именно его, — отметил Марк, будто в защиту своего босса. — И все эти женщины в углу тоже его взяли.
— Да, ведь из-за того, что сразу после него начинает тошнить, его можно считать достаточно низкокалорийным, — издевательским тоном пошутил Габриэл.
— С лимонным пирогом все в полном порядке, — повторил Ангус. Голос его прозвучал на угрожающе низкой ноте. — Я приготовил пирог поменьше, который мы с Айоной съели вчера, и с нами было все в порядке.
— А с Айоной все в порядке? — спросила Мэри, будто не воспринимая ничего из того, что творилось вокруг. — Я ее только что видела, и, как мне показалось, ей… — Но тут она вспомнила, что ей совершенно не полагалось подниматься сейчас наверх, а по свирепому взгляду Ангуса она почувствовала, что эту тему лучше не обсуждать.
— Мэри, ты ужасно выглядишь, — только и сказал он. — Наверное, тебе стоит пойти прилечь на полчасика. Лайам справится в баре один, не так ли?
Мэри нервно кивнула.
— Отлично, в таком случае нам придется обходиться только без троих. — Ангус закатил глаза. — Как я думаю, в баре не найдется никого, кто хорошо разбирается в кулинарии, или как?
— Да-да, там как раз есть такие люди, — с готовностью сообщила Тамара. — У нас сидят Фэй Машлер и Чарльз Кэмпион. Они пишут что-то типа путеводителя по лондонским пабам, или вроде того. Кажется, им у нас нравится, и…
— Все, приехали, — провозгласил Ангус, воздев руки. Он слышал об этих людях. Вот и последний пунктик — он возвращается на старую работу. Теперь уже все не важно. Можно уже не обращать внимания на крики. Или на то, как надули губки Габриэл и Тамара. — Тамара, немедленно пойди и забери у посетителей все сладкие блюда — все, где есть сливки, яйца, да-да, и лимонный пирог тоже забери.
— Но… — произнесла Тамара с перепуганным лицом.
— Меня не волнует, что ты им скажешь, — просто принеси все обратно, а ты, — бросил он взгляд на Габриэла, — либо найди взамен что-нибудь из холодильника, либо можешь уже сегодня призадуматься о том, что будешь делать дальше, со своим недействительным допуском к работе.
На лице Габриэла тут же появилось совершенно другое выражение.
— А при чем тут мой допуск к работе? Тут же…
— Об этом мы поговорим позже, — мрачно сказал Ангус. — Так вот. Марк…
Марк посмотрел на Ангуса с таким выражением, как будто от него вот-вот потребуют приготовить и подать в качестве горячего блюда собственную печень.
— Ангус! Мне нужно сейчас же с тобой поговорить! — Джим прошел через кухню и направился в кабинет. Он выглядел свирепым, что для него было совершенно не характерно, и размахивал пачкой бумаг. Узел галстука болтался у него примерно посередине груди. — Я… Я… просто в ярости!
— Давайте же! — приказал Ангус, обращаясь к потрясенной компании на кухне. — Делайте, что я сказал! — И он пошел в кабинет вслед за Джимом.
К своему удивлению, он увидел, что Джим наливал себе приличную порцию бренди в кофейную чашку.
— Я думал, что ты не притрагиваешься к подношениям нечестивцев! — удивился Ангус. Он не понимал, почему до сих пор не разрыдался. В какой-то момент сегодняшнего вечера, — он не заметил, когда именно, — трагедия превратилась в настоящий фарс. Буквально солнечным сплетением он с мрачной убежденностью ощущал, что придется вернуться работать в офис. — Мне-то казалось, что ты считал взятки в виде бренди под Рождество ниже достоинства добропорядочного коммерсанта? Или эти заявления делались в пользу Тамары?
Джим залпом выпил бренди, крякнул с бесстыдным видом и еще больше ослабил галстук.
— Налей мне тоже! И где ты вообще был, а? — продолжал Ангус, стараясь не обращать внимания на то, что Джим вел себя точь-в-точь как персонаж из мыльной оперы. — Если ты сейчас скажешь, что обрюхатил Чарм, и именно поэтому она ушла с работы, то это будет как раз то, чего мне не хватало. Да нет, можешь даже сказать, что от тебя забеременела моя девушка, и…
— Я был в офисе, мы с Ребеккой подбирали материалы, которые можно использовать в качестве доказательства. — Джим постукивал по зеленой папке, в которую Ребекка подшила для него документы. Выглядел он именно так, как выглядит милый парень, который решил, что «хватит быть милым парнем».
— Что подбирали? — Ангус решил, что по поводу Ребекки разберется потом. Если наступит такое «потом».
— «Оверворлд». Сборище негодяев, только и знают, что строить коварные планы, — выпалил Джим. — Я узнал, почему они так рвались выделить нам все эти деньги.
— Не может быть. — Ангус бессильно рухнул в кресло. Кр-чинк — начертался последний крестик в его воображаемом списке. Та часть его мозга, в которой обитал Ангус-юрист, давно уже поджидала чего-то в этом роде. А та, которой управлял Ангус — счастливый трактирщик, не обращала внимания на тревожные звоночки, веря, что все будет хорошо… — Давай, начинай с самого плохого.
— С чего же мне начать? — риторически воскликнул Джим. На лице его была ярость — никогда раньше Ангус не видел его таким. — Начнем с того, что Мартин дал мне возможность заняться этим проектом вовсе не потому, что наконец, когда я отработал уже несколько лет, он начал относиться ко мне серьезнее, — все было сделано лишь ради того, чтобы уклониться от уплаты налогов. Они хотели, чтобы я потерпел огромные убытки, потратил кучу денег и в этом году, и в следующем, и они решили доверить проект именно мне, потому что все они убеждены, что я обращаюсь с деньгами хуже трехлетнего ребенка. Негодяи! Здесь распечатаны электронные письма и все прочее! — Он ткнул пальцем в свою папку. — Они потешались над моими рубашками!
— Господи, — произнес Ангус, и сердце его ухнуло в пятки. Теперь и его начинало тошнить. — Так вот почему они уговаривали нас купить канделябры баварского хрусталя. И нанять побольше работников. Конечно же.
— А потом! — стукнул кулаком по столу Джим. — Потом они собирались заявить, что все убытки говорят о том, что паб не оправдывает себя с финансовой точки зрения, поэтому они смогут, несмотря на то что против этого возражали местные власти, через какое-то время перестроить его и сделать полностью жилым домом, а на том, что когда-то это был паб, они тоже смогут нажиться! Саймон даже название придумал для этого проекта — «Виноградник в большом городе»! Господи! Я просто не понимаю, как я мог об этом не догадываться!
Ангус понимал, как, но ничего не говорил. Ему просто хотелось найти укромный уголок и заплакать. Боссы из «Оверворлд» всегда просчитывали вперед на пятнадцать ходов дальше, чем они. А он-то предполагал, что все продумал.
— Ты знаешь, что они уже скупили половину домов на этой улице? — продолжал Джим. — Для них это, черт возьми, игра вроде «Монополии». — Он запустил руки в волосы и со свирепым видом уставился на стену. Потом он сорвал с доски для объявлений все листки с проектами их финансовых достижений, которые повесил только вчера, и выкинул их в корзину для мусора.
— Откуда ты обо всем этом узнал? — полуобморочным голосом спросил Ангус.
— Мне рассказала Ребекка. Кажется, об этом знали все, кроме меня. Я просто поверить не могу, что надо мной все это время только потешались! Да меня просто тошнит от того, что все меня считают ходячим анекдотом! Ну, это уже последняя капля. — Джим посмотрел на него, и Ангус увидел в его глазах такую пугающую решительность, с которой ни разу не сталкивался с тех самых пор, как они бежали кросс для юниоров, и Джим пришел к финишу с гипотонией и сломанным ребром.
«Черт возьми, наконец-то», — обрадовался Ангус.
— Я собираюсь как-нибудь собрать средства и заставить их продать это заведение мне, а иначе вот эта небольшая подборка ляжет на стол в налоговом управлении. И это еще не все материалы, которые у меня на них собраны. — Он фыркнул, и Ангусу было приятно видеть, что Джим казался несколько вышедшим из себя. Может, есть еще на что надеяться. — Один Бог знает, что у меня на них припасено. Так что, Ангус, ты согласен этим заниматься?
Ангус не ответил. Он представлял себе, как будет просыпаться утром и не беспокоиться о том, что Габриэл снова начнет скандалить с поставщиком овощей. Как будет приходить домой в семь часов вечера, а не в час ночи. Как его отношения с Безумным Сэмом будут ограничиваться кивком в знак приветствия.
— Ангус? — повторил Джим.
— Ангус? — На этот раз к нему обращалась Айона. Он резко поднял голову и увидел ее в дверях, — она опиралась на косяк.
— На кухне настоящий бунт, и я услышала, как вы здесь кричите, и…
Ангус встал.
— Так вот, Джим, ты остаешься за главного.
— Но… — начал было Джим, и на лице у него появилось всем знакомое запуганное выражение.
— Ты за главного. Ты собираешься руководить этим заведением, так давай, начинай. Разберись с марионетками, которые скандалят на кухне, а мне нужно выйти и поговорить с Айоной.
Ангус увидел, что Джим, пусть и задергался, был настроен решительно; оставив его, он схватил Айону за руку и повел ее к выходу из паба. Он слышал, как у него за спиной, из кухни, раздается голос Джима, который перекрикивает Габриэла, и мрачно порадовался. А сам он хотел только уйти отсюда. УЙТИ.
Для такого крупного мужчины, как он, Ангус шел очень быстро и нечаянно наступил на ищейку, привязанную к табурету, — собаку привел приятель Безумного Сэма, Дэн, и Айоне, которую он все так же тащил за руку, пришлось торопливо извиняться.
Ангус распахнул стеклянную дверь и бережно усадил Айону на одну из выставленных на улице старых скамеек. Потом присел перед Айоной на корточки, взял ее за обе руки и попытался отдышаться. Почему-то, хотя на поверхности у него все бушевало, внутри Ангус ощущал удивительное спокойствие. Стоявшие у дверей три женщины в деловых костюмах отошли, то и дело оглядываясь на них, как будто боялись пропустить что-то интересное.
Ангус вдохнул всей грудью прохладный ночной воздух и посмотрел Айоне в лицо. Кожа у нее казалась слегка зеленоватого оттенка, а волосы были примяты с одной стороны, и на футболке торчала засохшая капля блевотины, но ему она казалась красивой, как никогда, потому что он уже приготовился к прыжку в неизвестное.
— Айона, — начал он, сам еще не зная, что говорить, и чувствуя, как слова так и лезут ему в голову, оттесняя друг друга. Только-только ему казалось, что он наконец придумал удачную фразу как та тут же улетучивалась, и вместо нее оставались жалкие юридические клише.
— Айона, все катится псу под хвост, — сказал он. — На кухне бунт, а «Оверворлд» собираются закрыть заведение, чтобы уклониться от уплаты налогов. Если этого не сделает Джим, то они найдут кого-нибудь другого. Ты слышала, что он решил? Он хочет, чтобы мы купили паб. — Ангус пожал плечами. — Но я думаю, что мне не следует этого делать. Не знаю, смогу ли я и дальше иметь дело со всеми этими идиотами, и, конечно же, я не хочу доверить им наше с тобой будущее. Я не могу поставить на карту наши отношения. Я скажу Джиму, что не буду этого делать.
— Нет! — закричала Айона. На лице ее был ужас. — Так нельзя! Ты же столько вложил в этот паб! Конечно, Джим должен найти возможность его выкупить! Но если ты не будешь вести дела, то все просто рухнет! Джим не сможет дать отпор Габриэлу — да Джим не в состоянии даже разобраться в расписании смен!
Ангус закрыл глаза костяшками сжатых пальцев.
— Но меня достало постоянно быть в роли свирепого надзирателя, всеми командовать, разыскивать поставщиков, оставлять тебя одну, потому что надо успеть разобраться с проклятыми ведомостями с кухни. Я посмотрел на весь этот кошмар, который творился сегодня вечером, и спросил себя: а стоит ли этим заниматься? — Он поднял на нее глаза, налитые кровью. — Так что? Стоит?
— Да!
Он покачал головой.
— Знаешь, я как-то неуверен. Мы с тобой почти не бываем вдвоем. Я даже не знал, что ты сдаешь на права! Да и тебе не нравится, что я командую тобой в баре, и я терпеть не могу тебе что-то приказывать…
— Ангус, — Айона взяла его за руки, — ты нашел дело, которым тебе очень нравится заниматься, и у тебя все хорошо получается. Это видно даже по нашим бухгалтерским ведомостям. — Она потрясла его за руки, как малыша. — И тебе нельзя все бросать из-за одного неприятного вечера, — то есть, я хочу сказать, Габриэл ведь не первый раз уже устраивает на кухне такие вещи.
— Почему ты раньше мне не сказала об этом, дурочка?
— Почему мы с тобой до сих пор об этом не разговаривали, Ангус? — тихо спросила она.
Так они некоторое время сидели и молчали, и каждый из них думал, как дальше действовать в этих опасных водах; они чувствовали, что разговор становится с каждой минутой все серьезнее.
Ангус посмотрел на нее и решил рискнуть — будь что будет.
— Хм, Айона. Все происходит совсем не так, как мне этого хотелось, но раз уж так получилось, то слушай. — Он сжал губы и постарался привести в порядок слова, перепутавшиеся в его голове. Он перебирал их, как будто тасовал дрожащими руками колоду карт: фразы и мысли то и дело куда-то пропадали. — Для меня в жизни имеют значение только две вещи — сделать так, чтобы этот паб успешно работал, и быть с тобой. Да что я, нет, конечно, — тут же поправил он себя, видя, как красноречиво поднялись Айонины брови, — важно для меня только одно — быть с тобой. Но, как ты знаешь, мой длительный отпуск почти закончился, и очень скоро мне придется принять решение, и…
— Ангус, ты же знаешь, какое решение тебе следует принять, — оборвала его Айона.
Он вдохнул поглубже.
— Ну да. Я знаю. Я думал, что позанимаюсь этим шесть месяцев, а потом пойму, словно по волшебству, как мне устроить всю свою дальнейшую жизнь. Но, э-э… это было немного наивно с моей стороны. То есть, не все так просто, — я не могу позволить, чтобы этот паб просто пришел в упадок и гребаный «Оверворлд» воспользовался этим для уклонения от налогов, — ведь нам столько удалось сделать, и за такой короткий срок. Но если я и придумаю, как выкупить заведение, с помощью Джима и с твоей помощью, то я хотел бы, чтобы все было сделано как следует, с нормальной инвестиционной поддержкой, и тогда… — Он замолчал и посмотрел в пространство перед собой. — Тогда я начал бы что-то получать за то, что вкалываю не покладая рук, а не просто сидел бы в офисе и пялился на то, как растет стопка документов в ящике для исходящих бумаг. — Он посмотрел на нее, надеясь на лучшее.
— Но? — сказала Айона, и ее голос помог ему собраться с силами и сделать решительный шаг.
— Но я не смогу это сделать, если не буду совершенно уверен, что ты этого хочешь. Только если ты захочешь, чтобы мы это сделали вместе. Только если ты не станешь возражать против того, что будущее наше уже не так ясно спланировано, как это у нас было раньше. Я вообще не захотел бы этим заниматься, если бы со мной не было тебя. Без тебя я вообще ничего не захотел бы делать.
Глаза Ангуса наполнились слезами, и Айона протянула руку и взяла его за подбородок, на котором уже начинала пробиваться щетина.
— Почему это я не захочу быть с тобой? — спросила она. — Где мне еще быть, как не с тобой?
Ангус постарался не вспоминать, с кем она предпочла быть, когда отправилась сдавать экзамен в автошколе. Может, так все и начинается… И она начинает понимать, что обойдется без него… — Но, Айона, подумай, сколько придется вложить усилий, времени и денег!
— Ангус, ты как будто пытаешься меня отговорить. А я хочу этим заниматься! Я хочу, чтобы мы вместе это сделали!
Достаточно ли этого? Ангус взял ее руку со своего подбородка и переплел свои пальцы с ее пальчиками, такими нежными. Он надеялся, что Айона не заметит, как от волнения у него дрожат руки.
— Айона, — сказал он и прочистил горло. — М-м, я хотел подождать до того, ну, до того момента, когда буду точно знать, как пойдут дела, но мне уже кажется, что этого никогда нельзя предвидеть. — Он замолчал, подождал, когда она посмотрит на него, и после этого постарался не дать ей отвести глаз. — Ты согласна выйти за меня замуж? — спросил он. — Сейчас? И тогда мы сможем сделать все это вместе?
Вот и наступил тот момент, о котором Айона так мечтала, но в той же степени и боялась. В голове замелькали отдельные кадры: Мэри и Крис, ее родители, несколько свадеб членов королевской семьи, клип к песне «Ганз’Н Роузез» «Ноябрьский дождь», все планы, которые она когда-то строила, — все это пролетало в ее голове, как продукты в миксере, и откуда-то пришло неотчетливое паническое сопротивление.
— Ангус, а разве сейчас мы живем не так же, как если бы были женаты? — спросила она с неуверенной улыбкой. — Разве свадьба что-то изменит? Это же ничего не гарантирует, правда?
Внутренний голос Айоны отчаянно запричитал от того, как неромантично она рассуждает.
— Я же адвокат, — устало напомнил Ангус, — так что, поверь мне, я знаю, что никаких гарантий быть не может. Ничто не может длиться вечно. Но иногда мне кажется, что ты не знаешь, как я люблю тебя, — наверно, я забываю тебе об этом говорить, и мы начинаем воспринимать наши отношения, как что-то само собой разумеющееся. И я знаю, что это страшно — пообещать и выполнять обещание до конца своих дней, если ты понятия не имеешь, какой будет твоя жизнь уже к концу этого года. Но когда я начинаю представлять, какой будет моя жизнь без тебя, то понимаю, что хочу сделать так, чтобы ты всегда была со мной… если ты этого хочешь. Да ты же меня знаешь, я не люблю рисковать. Я выбираю только совершенно надежные варианты.
— А как же паб, Ангус, — спросила Айона, чтобы разобраться, понимает ли он сам, на что решился. — Разве это не рискованное дело?
— Я делал это для тебя — если бы не ты, мне даже в голову не пришло бы заняться этим делом, — сказал он, не обращая внимание на то, что ноги у него уже начинали затекать. — Если бы не ты, я сейчас реализовывал бы свой карьерный план, расписанный на двадцать лет вперед, сидел бы в офисе, умирая от скуки, и жалел бы, что мне не хватает смелости бросить это все и сделать что-то стоящее. А чем мы рискуем, если поженимся? Закон совершенно не обязывает тебя превратиться в стерву, а меня в подкаблучника.
— Или в Криса и Мэри, — машинально добавила Айона и не смогла не вздрогнуть от смущения, потому что в голове у нее всплыла сюрреалистическая картина: Мэри и Лайам, вваливающиеся в обнимку в спальню. Теперь эта картина будет еще долго стоять у нее перед глазами.
— Даже в Криса и Мэри. Почему вообще что-то должно измениться? Айона, ты же знаешь, я люблю тебя, люблю уже много лет. Я хочу сказать, — он очень серьезно посмотрел на нее, — что ты помогаешь мне стать лучше, чем я есть, а ради этого, как я думаю, и стоит создавать семью. Два человека, которые помогают друг другу радоваться жизни. Я не хочу, чтобы мы превратились в одинаковые половинки, — я люблю тебя такой, не похожей на меня, — черт возьми, если бы я хотел найти копию самого себя, — а это было бы так скучно. — я познакомился бы с кем-нибудь на работе. То есть, вот почему я освободил для тебя сарай, дал тебе возможность иногда побыть в уединении, иметь свою собственную жизнь…
Упоминание о сарае пробудило у него в голове пугающий образ: черная картина, которую Айона делала в подарок на свадьбу, — и Ангус вдруг замолчал. Боже всемогущий. Как же он мог забыть эту страшную, безумную картину, пусть в пабе и творился настоящий хаос? И правда, он слишком много думает об этом заведении, оно превратилось в навязчивую идею.
Но это когда-нибудь закончится, — горячо пообещал себе он, стараясь провернуть сделку с собственной судьбой. Если они с Джимом купят паб, он обязательно сделает так, что он и Айона смогут больше времени проводить вместе, гулять по Ричмонд Парку, ходить в музеи, завтракать в постели. Совсем как раньше.
Ангус посмотрел Айоне в лицо так, как будто они только что познакомились, и тут ему пришло в голову, что она может ответить ему «нет». А ведь она так и не сказала «да». И отреагировала на все без особого восторга. Ангуса охватила паника, и тогда он, чувствуя, что терять больше нечего, задал вопрос, который так его мучил.
— Айона, та картина у тебя в сарае… — начал он.
Глаза ее тут же стали настороженными и смущенными.
— Картина? Мм, а как ты…
— Айона, скажи мне, что это не заказ к свадьбе, который ты делала для той женщины с командным голосом, правда? — поторопился спросить он, пока Айона не стала узнавать, зачем он заходил в сарай. — Ты не пыталась передать в этой картине свое отношение к браку?
Айона ответила не сразу. А вдруг это и было ее представление о замужестве? Не об этом ли она думала, когда размазывала краски по бумаге? О том, как она в ужасе чувствует, что не властна что-либо изменить в собственной жизни и не в состоянии решить все эти проблемы, от которых она задыхается, — и свои, и чужие. И разве страха перед замужеством не было среди прочих страхов?
«Я просто не хочу его огорчать, — внезапно подумала она. — Я не хочу быть тем единственным, на что он полагается, когда все выходит из-под контроля, — я ведь сама не могу на себя положиться. Как это непросто».
Она закрыла глаза и постаралась отключить свое сознание, послушать, что ей подскажет инстинкт, а не вспоминать миллионы страниц из журналов с полезными советами и неудачный опыт других людей.
В голове у нее возникла Мэри: она стояла, уперев руки в боки, возмущенно фыркала, и пуговицы ее блузки готовы были вот-вот расстегнуться.
«А чем же, по-твоему, твоя жизнь после вступления в брак будет отличаться от того, как ты живешь сейчас? — раздался у нее в голове сердитый голос. — Вот ты, и вот он, и хотя вы, возможно, частенько бесите друг друга, с кем же ты еще хочешь быть, если не с ним? Нельзя вечно оставаться девочкой-подростком, порхающей среди множества мимолетных увлечений, пусть это и обещают иллюстрированные журналы».
Но…
«И не пытайся предъявлять Неда в качестве примера своей неверности. В него можно было трогательно влюбиться совершенно ничем не рискуя. Да, тебе нравится Нед, а кому он не нравится? Такой красивый и обаятельный, неисправимый холостяк. Но ты не любишь Неда по-настоящему, ты любишь только то, что он для тебя значит — твою юность, беспечную жизнь и все то, от чего приходиться отказаться когда выходишь замуж».
Но…
«Он для тебя — просто юношеское увлечение, Айона, такое же, как Джимми Пейдж. Ведь когда ты пылко фантазируешь о том, как проводишь время с Джимми Пейджем, ты не считаешь это поводом не выходить замуж за Ангуса, верно? А разве ты прекратишь мечтать только потому, что на пальце у тебя появилось кольцо? Такие безумные увлечения не имеют отношения к тем, в кого ты влюбляешься для тебя важно то, что стоит в твоем представлении за этими людьми. Это может быть свобода, поверхностные переживания, недосягаемость; иногда привлекают отзвуки эха, напоминающего о том, о чем отчаянно мечтали сами объекты фантазий».
Но…
«Любовь — настоящая любовь — это нечто совершенно другое, и ты понимаешь, что ради любимого человека всегда необходимо от чего-то отказаться и тебе нужно смириться с тем что теперь придется без чего-то обойтись. Сколько людей готовы были бы руку дать на отсечение в обмен на то, что существует между тобой и Ангусом. И вот ради такой жизни вместе, счастья, которое становится частью существования, ради спокойствия и понимания люди и знакомятся в барах, а потом отправляются на свидания в рестораны. А ты все это уже получила. Ты выиграла.
Дурочка ты эдакая».
— Айона, послушай, извини меня… — жалобно попросил Ангус. Она раньше никогда не слышала у него такого голоса — повзрослевшего и немного грустного, и Айона поняла: он говорит с ней о том, чего они никогда не касались все эти годы, ни разу за все долгие разговоры друг с другом. Он не высказывал свое мнение, и ей не нужно было бездумно соглашаться с ним. По сути, если не считать шизофренического внутреннего диалога, сейчас она думала о совместной жизни с ним более рационально, чем, как она себе представляла, это бывает в такие моменты.
Кто бы мог подумать?
— Не нужно было мне ничего говорить, — продолжил он, вставая. — Я понимаю, что все уже выходит за рамки, и я не хочу заставлять тебя…
Ему показалось, что она говорит «спасибо» и вежливо отказывает ему.
— Да нет же, послушай, — сказала Айона, закрывая ему рот рукой (о, какие мягкие у него губы!). Когда он обратил на нее свои голубые глаза, полные тревоги и отчаяния, она почувствовала, как растаяло в груди сердце. Как же она могла бы жить без этого человека? Иногда она не понимала, где заканчивается он и начинается она.
— Ангус, я просто нарисовала то, что… — Она попыталась выдумать убедительную тему, а потом решила, что не стоит. Для него же главное, что картина не о нем. — Я слушала «Кашмир» и пыталась изобразить звук. Я была чуть-чуть выпивши. Дело происходило глубокой ночью.
— Наверное, от «Лед Зеппелин» тебя можно как-нибудь вылечить, — пробормотал Ангус. По лицу его было явно заметно, насколько ему полегчало.
Айона постаралась взять себя в руки. Говорить очень нелегко, но об этом нужно сказать, и именно сейчас, если они не хотят писать друг другу злые письма на листах с эмблемами какой-нибудь фирмы и разъезжаться в разные концы Европы, чтобы доказать правильность своих взглядов на супружескую самостоятельность.
Внутренний голос спрашивал ее: «А когда же еще заговорить об этом, если не сейчас? Когда они уже станут рассылать приглашения?»
— Я… Меня беспокоит то, что стоит за вступлением в брак, — сказала она. — И это никакого отношения не имеет к моим чувствам к тебе, — быстро добавила она, увидев, как погрустнело его лицо. — Меня тревожит брак как таковой. Понимаешь, я вижу, как люди обещают то, в чем они не могут быть абсолютно уверены, а потом они невероятно мучаются от боли, когда обстоятельства вынуждают их нарушить обещания. Если бы у меня были Тамарины карты, и я могла бы узнать, как пойдет дальше наша жизнь, и увидела бы, что буду тебе хорошей женой, то я прямо сейчас вышла бы за тебя замуж.
— Хорошо же Тамаре помог ее хрустальный шар, — отметил Ангус. — Или тебе кажется, что она знает о Габриэле что-то такое, чего мы не понимаем?
— Ангус, замолчи, я же с тобой говорю. — Она легонько шлепнула его по колену. — Я к тебе обращаюсь. Я пытаюсь объяснить, что мне невыносима даже мысль о том, что я могу обидеть человека, которого люблю так, как тебя. Я не говорю, что наверняка сделаю это, но такое может произойти. И мне больно думать о том, что я сделаю тебе больно. То есть, пусть мы иногда будем препираться по поводу того, как менялся состав «Блэк Саббат», но… — Она не стала снова заводить разговор об ужасной истории семьи Давенпорт.
— Да что ты, Айона, разве не это мы называем жизнью? — Ангус почувствовал, что ситуация теперь носит совершенно не романтический характер и их беседа приобретает характер философской дискуссии. Он встал с коленей и сел на скамейке напротив нее, широко расставив ноги. — Никто не может знать наверняка, что произойдет в будущем, — даже я, при всем моем стремлении к надежным вариантам. И я хочу попробовать, что у нас получится.
— Да, — Айона опустила глаза и глядела себе на руки.
— Как же так получается, что сейчас я должен тебя в этом убеждать, — ведь когда у всех остальных доходило дело до такого безобразного мероприятия, как свадьба, ты просто сияла от радости? — обиженно спросил он. — Просто объясни, что бы за этим ни стояло. Я слушаю.
Айона посмотрела на него, — вот мужчина, с которым она вместе уже семь лет. Сколько браков разваливаются гораздо быстрее. За это время ребенок мог бы вырасти и пойти в начальную школу. За это время можно было бы проследить, как в сериале «Обитатели Ист-Энда» появляются и исчезают целые семьи. За это время вполне можно понять, стоит оставаться вместе или нет.
Ей не нужно было ни у кого об этом узнавать или спрашивать совета — ни у экстрасенсов, ни у медиумов, ни у кого. Если она сама сейчас этого не знает, то кто же может знать?
— Сейчас все по-другому, потому что теперь для меня все происходит по-настоящему, — тихо произнесла она. — Я же не выдаю тебе заранее подготовленные фразы, — я рассказываю о том, что я давно чувствовала, но до сих пор не осознавала. И я хочу быть во всем уверена. Если ты хочешь всю оставшуюся жизнь провести со мной.
Ангус некоторое время молчал, и в это время два пьяных риэлтера вышли из паба и с трудом двинулись по тротуару.
— Эй! Только не на стену! — закричал он, видя, что один из них начал расстегивать ширинку.
— Извини, приятель! — невнятно пробормотал его товарищ, махнув рукой.
— Можете на задворках, если невтерпеж! — Ангус указал рукой в сторону мусорных баков.
Он обернулся к Айоне, взял ее за руки и затаил дыхание.
— Так что же?
Айона видела только его тревожные глаза, чувствовала только, как стучит у нее сердце. Как будто прыгаешь со скалы, как в детстве, когда она ныряла с мостика в глубокий ручей: так быстро летишь, что не успеваешь почувствовать, каково там — в пространстве между одним спокойным местом и другим.
— Да, — сказала она. — Можешь продолжать.
Она успела только почувствовать, как на лице ее засияла улыбка, и почти в тот же момент Ангус обнял ее, и они прижались друг к другу так крепко, будто хотели слиться воедино.
