Никогда еще Айоне не казалось, что неделя пролетает так быстро. И никогда в ее жизни не было такой неприятной поездки, как эта, — казалось, что Ангус везет ее в Бромли, пытаясь заодно заработать рекордное число штрафов за превышение скорости.
Само собой, они опоздали. Все из-за новых туфель, хотя Айона подозревала, что тут не обошлось без ее подсознания, — оно пыталось взять на себя контроль над ситуацией, и в результате она необычно долго не могла решить, что надеть с новыми туфлями на низком каблуке, которые она из принципа возненавидела, хотя те смотрелись очень неплохо. И, само собой, ее медлительность пробудила в Ангусе стремление вести машину как на гонках, в предельной степени проявляя при этом водительскую нетерпимость. Ей казалось, что ее заперли в машине, где за рулем сидит автогонщик, страдающий синдромом Туррета.
— Только не вздумай вот так сделать во время урока, — снова подчеркивал он, догоняя на полосе обгона трепещущую «сиерру», — а то я тебя знаю.
— Или вот так, — сказал он, обгоняя огромный трейлер, а потом обернулся и ответил водителю тем же непристойным жестом, который тот показал ему сразу двумя руками.
— Или вот так, — позвонив по мобильному инструктору, чтобы предупредить о небольшом опоздании, и обгоняя при этом школьный автобус. — Водить всегда нужно внимательно. Ну е-пе-ре-се-те, когда же ты уберешься, черт побери, с этой полосы! Она для машин, а не для детских колясок! Проклятье… Ты смотришь, как я переключаю передачи, Айона?
Айона никуда не смотрела. Она закрыла лицо ладонями.
— Ну вот, Айона, — сказал приятный мужчина в свитере платочной вязки, на чье милосердие оставил ее Ангус, которому надо было еще успеть, не снося на своем пути звукоизоляционные ограждения, вернуться в центр и встретиться с представителем пивоваренной компании.
Звали ее нового инструктора Рон. Он говорил с ней так, как обращался бы массовик-затейник к нахмуренному малышу — своему единственному зрителю. Айона подумала, что за его почти сверхъестественным спокойствием и жизнерадостностью может скрываться что-то нехорошее. Вполне вероятно, пристрастие к транквилизаторам. Она вежливо улыбнулась и стала нервно возиться с ремнем безопасности. Она предпочитала с самого начала проверить, что ремни в порядке.
Рон издал сдавленный смешок:
— Ах-ха! — и подтянул рукава свитера. — Не торопись, скажи, когда будешь готова. — И он откинулся на сиденьи так, как будто ему сейчас будут делать расслабляющий индийский массаж головы.
Айона быстро глянула на него и постаралась, чтобы в ее глазах не отразилось недоверие. Большинству инструкторов по вождению, с которыми ей случалось сталкиваться, — всех их рекомендовали ей друзья, рассказывавшие об их хладнокровии и особенной доброте так, как будто представляли их на получение «Золотого сердца» из рук Эстер Ранцен, — так вот, большинству инструкторов приходилось через силу влезать в машину и пристегиваться для того, чтобы тут же не убежать, уже перед началом третьего занятия с ней. То, что она чаще всего не записывалась на четвертое занятие, вызывало у них только благодарность.
Айона не понимала, каким образом Рону удалось заманить ее на водительское сиденье. Она что-то не припоминала, как согласилась поменяться с ним местами; обычно ей удавалось оттянуть этот мрачный момент минут на пятьдесят пять, задавая вопросы, один сложнее другого, о системе управления двигателем в опеле «Воксхолл Корса». И она была уверена, что знает об этом лучше, чем инструктор. Благодаря лежавшим у Ангуса в туалете журналам она могла не менее двадцати минут рассуждать о доработке каналов и камер сгорания или о дифференциале повышенного трения.
Айона вцепилась в руль и в очередной раз поразилась, насколько она любит автомобили, пока находится на пассажирском сиденье, и насколько ожесточенно их ненавидит, оказавшись в трех футах оттуда, по другую сторону коробки передач. Было бы порядочнее сразу предупредить этого человека.
— Пока мы не начали, я должна сообщить, — сказала она, делая медленные вдохи через нос, как советовал Тамарин учитель рейки, — что я очень ненавижу вождение и очень его боюсь. — Вдохи через нос звучали по-лошадиному шумно, но Рон как будто этого не замечал.
К тому же на лице у него появилась изумленная улыбка — почти так же улыбался Ангус, как только они начинали «обсуждать», как Айона «боится водить машину».
— Ну, Айона, ах-ха-ха! Если бы я получал фунт стерлингов за каждого ученика, который мне это говорит…
«А если бы мне давали один фунт за каждую избитую фразу, которую я слышу от инструктора, то хватило бы на то, чтобы нанять личного шофера, на полный рабочий день», — желчно подумала Айона. Но она все же продолжила, стараясь говорить как можно более приятным голосом.
— Моя подруга Тамара… — Тут она остановилась и поправила себя. — Мои друзья искренне полагают, что мне следует пройти курс специальной терапии перед тем, как учиться водить, но, как вы знаете, мой парень вбил себе в голову, что я должна научиться водить, и возможности выбора у меня практически нет… — Голос ее замер, и фраза так и повисла в тишине.
Рон просто все так же ободряюще улыбался. С учетом того, насколько не смешной была эта ситуация, он производил на нее впечатление человека слегка помешанного.
Айона вздохнула и бросила взгляд на часы, а в животе у нее что-то бурлило, как это бывает при пищевом отравлении. На то, чтобы отвезти ее в этот удаленный район Лондона (настолько удаленный, что она здесь раньше никогда и не бывала, общественный транспорт оставался очень далеко, а на многих машинах, казалось, было установлено что-то типа глобальной системы определения координат), ушло только шесть минут от урока.
Милейший Рон улыбнулся еще шире, глаза его теперь просто переполняла симпатия, и пролистал ее новенькую зачетную книжку. Все графы, начиная с «Для чего предназначены эти кнопки?» и до «Умелое вождение с включенным радиоприемником», были воодушевляюще пусты.
«Десять пунктов обвинения, — подумала Айона. — Десять уровней, через которые предстоит тупо продираться. Сколько же для этого понадобится времени?»
— Так вот, Айона, как я говорю всем своим ученикам, которые так волнуются, я и не рассчитываю, что ты уже все знаешь. Зачем бы ты здесь сидела, если бы и так умела водить? Ха-ха! Ну а теперь я умолкаю, а ты мне покажешь все, что умеешь, чтобы мы могли понять, с чего начать.
Ангус слишком многое поведал Рону. Айона жалела, что сказала Ангусу, сколько инструкторов у нее уже было, — точно так же, как она жалела каждый раз, когда сама предоставляла ему оружие для словесной атаки. У него была ужасная привычка запоминать все, что она говорила, а потом использовать это против нее, — так загораются глаза у уличного грабителя, когда ты бесцельно крутишь на пальцах руки ключи от автомобиля, как будто стараясь отполировать костяшки. Беда была в том, что количество инструкторов, не справившихся со своей задачей, она в том разговоре преувеличила, чтобы убедить Ангуса в том, что она а) приложила большие усилия, чтобы научиться водить и б) была необучаема. Однако Ангус и Рон увидели в этом достойный вызов для педагогических способностей Рона.
Айона подумала, не изобразить ли ей, пока не поздно, полное невежество в данном вопросе.
Она почувствовала накатывающую из живота тошноту еще тогда, когда поменялась местами с Роном, и не думала, что это чувство вызвано исключительно тем, что тот забыл на водительском месте липкую на ощупь подушечку. Сейчас она уже серьезно задумывалась, не вырвет ли ее; как бы отчаянно ни пыталась она определить, откуда взялся этот животный ужас, это ей так и не удавалось. Айона чувствовала себя беспомощной четырехлетней малышкой, и ей хотелось просто выйти из машины, отдать свое временное водительское разрешение и поехать домой на автобусе.
— Айона? Мы с тобой будем заводить мотор?
— Мне этого очень не хочется делать, — сказала Айона, и голос ее предательски дрожал.
Да пусть мне придется ездить на общественном транспорте! И пусть мне придется ждать поезда в метро на Северной линии! Да я не против заплатить и за такси, когда поеду на южный берег! Или буду ездить на мини-кэбах!
— У нас включена передача? — спросил Рон, размахивая правой рукой.
Айона повернулась, чтобы посмотреть на него, но не отрывала рук от руля. То ли он собирался отсчитывать по пальцам все действия, которые необходимо произвести перед тем, как тронуться с места, то ли решил провести весь урок, изъясняясь на языке глухонемых.
Она сглотнула и покачала рычаг переключения передач туда-сюда.
— Нет.
— А что могло бы произойти, если бы, когда мы завели мотор, была включена передача?
— Сработает сцепление, и машина, если она не стоит на ручном тормозе, дернется вперед, как только включится зажигание.
— Очень хорошо! — воскликнул Рон. Айона заметила, что на его добром лице было написано облегчение и благодарность. Казалось, что его так и тянет наградить ее шоколадкой. — Я вижу, что это мы уже проходили!
— О да, — невесело сказала Айона. — Проходили.
Айона была твердо убеждена, что инструкторы по вождению — совершенно не глупые люди, если не считать того, что они решили зарабатывать себе на жизнь, позволяя возить себя по Лондону на машине тем, кто, по собственному признанию, водить не умел. И это объяснялось то ли христианским человеколюбием в сочетании с отважной верой в загробную жизнь, то ли обыкновенной самонадеянностью.
Глупые люди не могли бы, для начала, брать по двадцать фунтов за час занятий.
Рон, как она быстро обнаружила, был не только образцовым учителем — чем-то вроде послушного пони для начинающих всадников, — но исповедовал особую философию, «учение инструктора по вождению». Для Рона жизнь представляла собой бесконечный ряд вопросов, и он знал на них ответы, но тем не менее считал необходимым спросить у Айоны. Он объяснил, хотя она и не спрашивала, что намеренно непрерывно с ней болтает, потому что это поможет ей подготовиться к поездкам по городу в компании подруг, — то есть вовсе не для того, чтобы внушить ей мысль сделать аварийную остановку и проверить надувную подушку безопасности со стороны пассажира. Потому что он сам, при необходимости, заменит подушку безопасности. Когда она будет водить получше, пообещал Рон, он разрешит ей включить «Столичное радио».
Айона не стала говорить ему, что на таком расстоянии от центра города эта станция, скорее всего, ловиться не будет.
— Что может оказаться вот там, за углом? — говорил он, обрывая на полуслове очередную забавную историю про то, как водил своего пса на общий курс послушания. («Бедняга Колин! Откуда ему было знать, что это вовсе не его пищащая игрушка! Он никогда еще не видел такой маленькой собачки! Хорошо, что у меня с собой были пассатижи!»)
«Откуда же мне знать, что там за углом», — думала Айона, пытаясь избавиться от мучительно нарушенного восприятия: ей все казалось, что она не ведет машину, а упражняется на игровом тренажере. Машина никак не хотела стать настоящей. Может быть, Рон что-то подсыпал в кондиционер воздуха, но ей было ни на чем не сосредоточиться.
— Айона? Как ты думаешь, что может оказаться за углом?
В голову ей тут же пришло сразу три варианта раздраженного ответа на этот вопрос, а именно: «Уэльс?», «Как далеко мы уже уехали?» и «Я что, экстрасенс?».
Но, не обладая наглостью и уверенностью Мэри, она решила включиться в игру и сказала:
— Э, ну, старушка может переходить дорогу в самом неподходящем месте.
— Вот именно! — Рон снова подтянул рукава. — Или слон! Или мой Колин сорвется с поводка и прибежит сказать тебе: «Привет, Айона, хорошо ли работают эти тормоза с вакуумным усилителем?» Ха-ха! Там может оказаться все что угодно! Ну так что же нам делать?
— Мы сбросим скорость.
Наступила пауза.
— Конечно. Айона, мы сейчас в Кэтфорде, а не на автодроме, правда? Поэтому мы снижаем скорость, так? Тебе помочь? Великолепно. Ну а что мы делаем, когда видим припаркованные машины?
В изложении Рона мир представлял собой набор катастроф, которых еле-еле удается избежать.
К счастью, за час Айоне их повстречалось не так уж много.