— Тормози! Тормози! — завопила Мэри. — Да что такое, черт возьми! Здесь ограничение тридцать миль в час! Кругом дети!

— Мэри, может, хватит? — Айона посмотрела в зеркала и включила поворотник. — У тебя блузка треснет.

— Да ты сам мечтаешь о парочке лесбиянок, приятель! — Мэри завершила свою речь непристойным жестом из трех пальцев, подняла стекло со своей стороны и с силой откинулась на сиденье. — Терпеть не могу, когда вот такие мужики ведут себя на дороге так, как будто двигатель подключен у них прямо к яйцам. Все они так водят. То есть объясните мне, как получается, что большинство женщин не тратит столько времени на депиляцию, как мужчины — на полировку машины воском и обработку защитными средствами, и откуда у них это странное убеждение — чем больше зеркал они собьют с чужих машин, тем они круче? Ублюдки. Можешь поехать быстрее, если хочешь.

— Мэри. — Айона не отрывала глаз от дороги. Принадлежавший Мэри «гольф» ехал гораздо бодрее, чем «мини» Неда. Кроме того, машина Мэри двигалась пугающе прямо. — Мэри, я вижу перекресток.

— Да, знаю. Не паникуй только, но, если присмотреться, там рядом еще и офис службы миникэбов.

— А-а-а-х-х-х! — Айона почувствовала, как от животного страха у нее сжимаются бедра. Вот уже три месяца, как она учится водить, но до сих пор ей не удавалось взять под контроль инстинкт самосохранения, который пробуждался при виде всякой сложной ситуации на дороге. Ангуса особенно возмущала ее скунсоподобная реакция на большие кольцевые развязки.

— Музыку я выключу, хорошо? — Мэри наклонилась, — красная блузка так и натянулась на ее широкой груди, — и выключила «Лед Зеппелин» II, с помощью которого старалась успокоить Айону после транспортных развязок Клапам-Коммон.

— Мэри, ты мне только скажи, — дрожащим голосом спросила Айона, — я нормально все делаю?

В этой части Лондона она была впервые, и казалось, что дороги состоят из сплошных «кочек» для снижения скорости. Последние две мили походили не столько на престижный жилой район в Уондзуорте, сколько на полосу препятствий для молодежных мотогонок, кроме того, ездили здесь в основном на «Ниссан Блюберд» или «Тойота Лендкрузер», и водители каждого из этих двух видов машин пугающе долго отвлекались на перебранку с пассажирами в салоне.

— Да у тебя отлично все получается, дорогая. Я бы не успевала кричать на этих подонков, если бы беспокоилась о том, как ты ведешь машину, правда?

— Я просто боюсь, что все время делаю не то, — запричитала Айона. — И даже когда все в порядке, я переживаю, что если возникнут какие-то проблемы, я не соображу, что надо делать, потому что начну напряженно вспоминать, какую педаль нужно в первую очередь нажать в случае экстренной остановки.

— Все почти как и в жизни, правда? — сказала Мэри, голос которой прозвучал вдруг будто издалека. С расстояния примерно трех миль.

Айона нахмурилась. В последнее время у Мэри появилась привычка выдавать самые неожиданные аналогии, — Айоне в этом виделась ее попытка рационализировать отношения с Крисом. В какой-то степени ее радовало то, что Мэри ей об этом рассказывает, так как с остальными та держалась очень скрытно, но все эти сравнения становились настолько причудливы, что в них уже было сложно разобраться, особенно работая со сцеплением и стараясь соблюдать ограничения скорости.

— В каком смысле, как в жизни? — спросила она, поскольку в тот самый момент зажегся красный свет, а перед ней были два велосипедиста. По звуку казалось, что двигатель очень мощный, — было относительно тихо, и эта бездействующая сила как-то пугала.

— Да ты отлично знаешь. — Мэри подперла голову рукой, высунув локоть в окно. — Тебе кажется, что твоих знаний вполне хватит на то, чтобы что-то сделать, у тебя составлен план развития отношений на ближайшую пятилетку, ты считаешь себя вполне взрослым человеком, ну, по крайней мере больше не считаешь калории, как Бриджет Джонс, и тут — бабах. — Эту мысль она подчеркнула, хлопнув себя по лбу основанием ладони. — Все идет не так, как надо, и тебе не удается ничего сделать так, как ты собиралась. Ты нажимаешь на обе педали сразу, забываешь посмотреть в зеркало и не понимаешь, почему у тебя прямо на перекрестке заглох двигатель, а с обеих сторон в твоем направлении так и едут машины.

До Мэри постепенно начало доходить, что направление для развертывания метафоры она выбрала не самое удачное, в свете того, как боялась Айона четырехсторонних перекрестков с желтой разметкой, но сейчас с Мэри творилось то же, что часто с ней случалось в последнее время на уроках: она рассуждала довольно бессвязно, потому что, пусть в мыслях все осознавала совершенно четко, то, что произносила вслух, не вполне поддавалось ее контролю.

— Лично я в этом виню журналы, — сказала Айона, все так же беспокойно поглядывавшая на поток машин. — Они создают неверное мнение о том, чего следует ожидать от окружающих. И ты начинаешь думать, что со всем справишься, потому что прочла все нужные статьи. Ха! В реальной жизни все не так, как на картинках журналов, где позируют супермодели. Так сказала Айона, двадцати семи лет, официантка и барменша.

— Айона, двадцати семи лет, художница.

— Не важно.

— Ты будешь смотреть на меня или на светофор? — обратилась Мэри к водителю стоявшего рядом «ниссана», после чего она повернулась к Айоне и прокричала: — Вот и зеленый свет! Машина поехала!

Айона отпустила сцепление, и машина рванула вперед, — мотор тянул ее за собой, как будто дог на коротком поводке. Очень боясь заглохнуть, она переключала передачи как можно быстрее, — только бы скорее выбраться с перекрестка с желтой разметкой. Айона слишком много видела роликов по безопасности движения, — по дороге ехали нарисованные машинки, и тут их хватали внезапно спустившиеся с небес гигантские клещи, — поэтому даже в самых удачных случаях она не могла спокойно воспринимать четырехсторонние перекрестки с желтой разметкой.

Двигатель заверещал, выражая свое недовольство.

— Увеличивай обороты перед тем, как включить третью передачу! — рявкнула Мэри, причем голос в тот момент неприятно напоминал компьютерный, выдающий сообщения в игре «Формула-1», которая была у Ангуса.

— Мэри, судя по звуку, двигатель сейчас взорвется!

— Все в порядке, его просто немного отрегулировали, вот и все. Если хочешь, ты можешь поехать быстрее.

— Да нет, мне и так хорошо, спасибо. А с каких пор у тебя так отрегулирован двигатель?

— С тех пор, как рядом нет Криса, который убедил бы меня этого не делать, и с тех пор, как я месяц назад потратила в автосервисе деньги, которые мне подарили на день рождения. Давай-давай, если ты не прибавишь скорость, тебя сейчас обгонит вот та подметальная машина. А мой автомобиль здесь хорошо знают. Ну, представь, что я — Нед, и произведи на меня впечатление. Представь себе, что здесь сидит не твоя жирная подруженция, а тощий, похабный, голый шеф-повар.

— Что это ты этим хочешь сказать? — Айона повернулась к ней с удивленно-виноватым выражением лица, машина дернулась в сторону, как раз туда, куда направлялся ехавший навстречу «Ниссан Санни», который, к счастью, шарахнуло в противоположную сторону, поскольку водитель в тот момент повернулся к сидевшему на заднем сиденье пассажиру, державшему в руках книгу с картами города. Что Мэри знает насчет Неда? Как она догадалась?

— Ну, что ж, ты уже упустила свой шанс, — спокойно заявила Мэри, откидываясь назад так, как это только было возможно в спортивных сиденьях.

— Что?!

— Ты упустила шанс пойти на обгон. Перестраивайся в скоростной ряд.

Айона глянула через плечо, и тут ее, будто мокрым полотенцем, накрыл ужас. Все мысли о Неде будто ветром сдуло, как только она оказалась среди этого дорожного кошмара. Сердце у нее колотилось.

— Ты хочешь, чтобы я проехала через поток машин.

— Боюсь, что да. Если ты, конечно, не решила заехать еще дальше на юг Лондона. Ты успеваешь вовремя приехать в паб, или хочешь, чтобы это сделала я, и тогда мы еще засветло туда доберемся?

В школе начались короткие каникулы, и Мэри вызвалась на несколько дней немного разгрузить Неда на инструкторском фронте, чтобы он смог всецело сосредоточиться на разработке более богатого меню, — как это было предусмотрено в плане развития на пять лет, составленном Ангусом. Айона, в соответствии с жестким графиком, который, по мнению Ангуса, обеспечит ей успешную сдачу экзамена с первого раза, должна была как минимум три часа в неделю отзаниматься с инструкторами-любителями, а инструктору-профессионалу отводился всего час, чтобы подкорректировать то, чему те успели ее научить.

Айона постаралась вспомнить, что говорил ей Рон, инструктор из автошколы, по поводу пересекающихся потоков движения, но тут же поняла, что машинально заняла позицию, которую рекомендовала Мэри: как раз посередине потока.

Само собой, подход этот отличался от того, что одобряла инспекция дорожного движения.

— Ты, кажется, говорила, что у тебя сегодня вечером смена? — Айона робко махнула рукой в знак благодарности водителю, который пропустил ее. Выбора у него в общем-то и не было, если учесть, что она была практически на другой стороне дороги. «Надо или водить нахально, или ездить на автобусе» — так звучал водительский девиз Мэри.

— Да, у меня сегодня смена, — сказала Мэри. — Быстро, быстро, быстро! Влезай за этим фургоном! То есть либо я буду работать у Ангуса, за стойкой, либо буду этажом выше красить для Джима ванну. Я как будто в рабстве.

— Так оно и есть, — заявила Айона. — И тебе это нравится. А Джим платит тебе за это зарплату.

— Ох. — Айона, взглянув в аксессуарное зеркало, увидела, как Мэри вскинула брови. — А стоит ли мне предложить, чтобы другие рабы спали со мной в квартире наверху?

— Секс с ними обоими не сможет вполне компенсировать то, что тебе придется слушать автомобильную порнуху в исполнении Марка все те пять часов, пока их не заставляет трудиться до изнеможения Нед. Он и Ангус подменяют в этом деле друг друга. «Оргия, в которой примет участие невообразимо большой шпиндель! Старые двухместные автомобили трепещут от страсти!» А Рик, как я знаю, играет на гитаре, — когда он только поступил на работу, то пытался произвести впечатление на Тамару и исполнял для нее классические вещи из «Радиохэд».

— И что она на это сказала?

Айона скорчила рожу, сверхъестественно точно передав выражение, которое появилось бы на лице у Тамары, если бы та заметила жевательную резинку, прилипшую к своим кожаным штанам. — Как мне кажется, она вообще ничего не сказала. Зачем связываться с костлявым поваренком, играющим альтернативную музыку, когда едешь на «харлее» Джима Мориссона прямо в небеса?

— Само собой.

Айона подъехала к веренице неподвижно стоявших машин и рванула ручной тормоз. Она увидела, что Мэри оценивающе рассматривает дорогу впереди, — путь преграждали синие мигающие огоньки. Айона любила застревать в пробках. Водительские возможности оказывались самым приятным образом ограничены. Она устроилась на сиденье поудобнее и решила, что эта пробка — отличная возможность расспросить Мэри о том, не звонил ли снова Крис. Мэри не сказала, что намерена делать, и Айона не давила на нее. Они обе не произносили слова «развод», — однако Мэри записалась на стрижку в парикмахерскую и хотела, чтобы Айона составила ей компанию и оказала моральную поддержку.

Айона все еще не в силах была поверить, что Крис смог предпочесть благотворительную работу такому необыкновенному человеку как Мэри. Да он еще миллион лет не сумеет найти другую такую женщину, и тем более не сможет убедить такую женщину выйти за него замуж. Как может работа, пусть и сколь угодно благотворительная, оказаться важнее этого? Но, напомнила она себе, с другой стороны, Ангус практически работает в пабе по две смены, чтобы не нанимать новых работников в бар, — однако тут же отбросила эту мысль. Недостойно так рассуждать. Она, по крайней мере, точно знала, где Ангус. И знала, с кем он.

Вот эта мыслишка и докучала ей, крутилась где-то в глубине сознания каждый раз, когда она видела Мэри. Может быть, есть еще что-то, что влечет Криса в Косово?

Она виновато пришла в себя, услышав голос Мэри, посмотрела на дорогу и в ужасе поняла, что стоит так близко за машиной впереди, что может прочитать заголовки в газете, лежащей там под задним стеклом.

— Отсюда можно выбраться, если ты вернешься тем же путем, что мы сюда приехали, и поедешь по… — Мэри пробежала глазами по автомобилям впереди них, и Айона увидела, что ноги у Мэри повторяют те движения, которыми нажимают педаль. — Выверни колеса до упора и делай разворот на сто восемьдесят градусов…

Со стороны водителя раздался невольный пронзительный вопль, и Мэри обернулась. Сама того не желая, Айона снова окаменела за рулем.

— Ох, придется вести мне, а то пока мы доберемся, Ангус будет уже в термоядерном настроении. — Мэри вздохнула, а Айона не стала ее спрашивать, из-за чего.

Айона понимала, что в пабе все идет более-менее благополучно благодаря ударной работе Мэри. Айона и Джим чахли на глазах, совмещая две тяжелые работы, вспышки гнева у Ангуса стали уже совершенно непредсказуемыми, а Мэри, несмотря ни на что, работала больше любого из них: полный рабочий день в школе, потом прямиком в паб, или же на эти маниакальные тренировки по силовой аэробике (Айона как-то раз сходила посмотреть, что это такое, а потом три дня ходила как кроманьонец).

Что же касается остальных, то Тамара, казалось, расцвела в лучах постоянного внимания (вот уж удивила так удивила, кисло подумала Айона, но тут же в раскаянии прикусила губу) как ее дружка — кухонного виртуоза и божества серфинга, так и всего потока ленивых журналистов, которые приходили, чтобы написать статью об их заведении. Нельзя было отрицать, что кухня у них с каждым днем становилась все лучше, и даже Айона была вынуждена признать, что в этом есть немалая заслуга Габриэла. Нед был таким же, как и всегда, но изнутри его озарял странный, нечеловеческой силы свет, который, возможно, сжигал его мозг, — а возможно, и нет. И с тех пор, как Тамаре наконец удалось заставить Келли в ужасе удалиться, — Айона не стала говорить Ангусу, что устное заявление Келли с просьбой об увольнении было связано с тем, что карты таро предсказали ей что-то недоброе, связанное с пивными бочками, — замену девушке так и не нашли, хотя Тамара и обещала кого-нибудь подыскать. Но это не помогло утихомирить мятежные настроения в команде, особенно если учесть, что Тамара с Габриэлом, судя по всему, на собственном опыте испытывали взятые из какого-то журнала рекомендации по поводу секса в самые неожиданные моменты.

— Остановись вот здесь, и я сяду за руль, — сказала Мэри.

— Где остановиться? — По обеим сторонам дороги были припаркованы машины, и Айона не видела между ними ни единого свободного места, а поток машин двигался со скоростью тектонической плиты.

— А, ну тогда вылезай, и я сяду на твое место.

— Мэри, нет… — Айона попыталась было протестовать и уже хотела было рассказать о том случае, когда машина Ангуса и мопед Тамары слились в экстазе, как персонажи любовного романа (в весьма извращенном вкусе) из жизни транспортных средств, но Мэри уже перешагивала правой ногой через ручной тормоз, — коротенькая джинсовая юбка задралась, обнажив ее пышное бедро. Айона безропотно открыла дверь и вылезла из машины.

Вот и она, самая низкая оценка за вождение, — думала она, когда понуро обходила машину спереди, опустив глаза вниз и видя только свои наводящие тоску «шоферские» туфли без каблука. Ты сообщаешь всем окружающим водителям, — точнее, подтверждаешь то, что они и так уже подумали, — что ты не в состоянии справиться с этой сложной новой ситуацией. Каждый урок с ее отцом заканчивался именно так. А последний (как потом оказалось) урок с ним закончился тем, что они вышли из машины вдвоем, и маме пришлось прийти и отвезти их домой. Хорошо, что доехали они только до конца своей улицы.

Айона пристегнулась, а Мэри завела машину и стала набирать обороты. Когда Айона ездила с Недом, пусть иногда у нее волосы вставали дыбом, но она чувствовала себя крутой, привлекательной и даже вполне компетентной. В машине с Мэри ей начинало казаться, что они оказались в фильме «Тельма и Луиза», — не потому, что они были беззаботны и свободны, а потому, что их наверняка уже преследовала группа захвата.

Хотя от одной только мысли о Неде щеки ее покраснели от стыда, а по всему телу прокатилась волна возбуждения, Айона напомнила себе о своем нравственном долге — помочь Мэри разобраться с той проблемой, которую та выражала весьма сложными литературными средствами.

— Ну, это тоже в своем роде напоминает жизнь, да? — попыталась она начать нужный разговор, пока Мэри включила поворотник, высунулась из окна, чтобы глянуть в глаза водителю машины, двигавшейся сзади, и вывернула руль до упора — все это одновременно.

— Это как? Спасибо, приятель, очень мило с твоей стороны! — иронично сказала Мэри, невероятным образом вырываясь из плотного потока; она стала поворачивать машину в обратном направлении.

«Как же люди умудряются так водить? Может, есть какая-то автошкола, где учат ездить по центру Лондона, и ей стоит пойти учиться туда?»

Айона обратила внимание, что Мэри, в отличие от Рона, имевшего все необходимые дипломы, не пользовалась ручным тормозом и явно не смотрела на «мертвую зону» тогда, когда это полагается делать. Кроме того, руль Мэри держала снизу, выигрывая в силе за счет большего рычага, — Айона подумала, что это выглядит круто, и постаралась запомнить этот прием, чтобы щегольнуть им перед Недом на ближайшем занятии.

— Напоминает тем, что, — Айона отчаянно импровизировала, — иногда ты застреваешь в пробках своей жизни, не можешь двигаться вперед и не видишь, что преграждает путь, и лучшее, что ты можешь сделать, — это выбраться оттуда и найти другую дорогу.

— Если ты можешь выбраться.

— Мэри, — обратилась к подруге Айона, забыв о метафоре и испытывая досаду, — на пассажирском месте уже можно спокойно порассуждать, — если бы ты объяснила мне, что делать, я бы наверняка с этим справилась.

— Айона, ослица ты моя, ты же не хуже меня знаешь, что совершенно не умеешь слушаться советов.

Айона устремила на нее изумленный взгляд. Такое ей случалось слышать о себе впервые.

— Зато ты классно даешь советы, — внесла поправку Мэри. — Никто не умеет это делать лучше тебя. Но надо сказать, что ты никак не относишься к числу людей, легко обучаемым в силу их природных качеств.

— Но…

Мэри дюйм за дюймом пробиралась через казавшийся сплошной стеной поток автомобилей.

— И пусть я и не считаю себя учителем от Бога, хотя получила все необходимые дипломы, но я с первого взгляда узнаю трудного ученика. Роль пассажира тебе дается намного лучше, чем роль водителя. Видишь ли, тебе не хватает уверенности.

— Не могли бы мы вернуться к тебе и поговорить о том, что метафорически мы назвали дорожной пробкой твоей жизни? — спросила Айона.

— Что-что?

— О тебе и о пробке на дороге твоей жизни. Ты, кстати, что, снова ходишь в литературный кружок?

— Да нет, мы занимаемся метафорами на уроке чтения и письма. Но забавно, что ты такое подумала. — Мэри махнула рукой в дюйме от ее носа. — Как мне кажется, мы задели гораздо более интересный клубок обнаженных нервов. В данный момент особенно чувствительна у нас ты, — тебе никто еще об этом не говорил?

— Нет. — Айона фыркнула. Да, дела ее были плохи, но она ни в коем случае не собиралась признаваться в этом Мэри.

В голове Айоны зашевелилась непонятно чем вызванная паника, и она попыталась придумать, как бы получше выбраться из того тупикового положения, в котором оказалась, но не разбираться при этом со всеми этими голыми нервами, — Мэри задела их, будто струны, и теперь они звенели удивительно стройно, как валлийский мужской хор.

Вот это и есть самое трудное, когда так постыдно влюбляешься: о своей проблеме ты не можешь рассказать даже самым близким и дорогим друзьям.

Лицо Айоны окаменело.

Что это она имела в виду под постыдными влюбленностями! Но раз уж Мэри начала интересоваться ее проблемами, то это хороший знак, верно?

— Крис не связывался с тобой после того, как ты написала ему о переезде? — непринужденно перешла в контратаку Айона.

Мэри уже подъезжала к мосту Баттерси, запросто перестраиваясь из одного ряда в другой. Последние белые лучи весеннего солнышка отражались на поверхности мрачных вод Темзы, прорывались через просветы между облаками и ослепительным серебром сияли на окнах офисных зданий. Айона опустила солнцезащитный козырек, стараясь не глядеть в аксессуарное зеркало.

Постыдные увлечения.

— Мм, да. Я думала тебе об этом рассказать, когда мы вернемся в паб. — Мэри почесала нос. — Не хотела портить тебе настроение перед занятием. Пару дней назад мы совсем немного поговорили, — он позвонил из автомата в волонтерском центре, около трех часов ночи.

— Очень мило с его стороны.

— Я бы и не услышала звонка, если бы не встала, чтобы пойти на горшок. — Это была ложь. Мэри уже не один месяц не могла нормально спать ночью и почти не надеялась, что когда-нибудь сможет. Для себя она решила, что если так и будет спать четыре часа за ночь, то начнет ощущать себя Маргарет Тэтчер.

— И что он сказал? — «Узнаю Криса, — подумала Айона, — он наверняка, скрестив пальцы, загадывал, что Мэри не проснется, а он решит про себя, что вполне добросовестно пытался дозвониться. А что он вообще мог сказать, после такого письма?» — Точнее, что он хотел от тебя услышать? — «А что написала ему Мэри в ответ? Не могла же она просто сообщить о том, что у нее сменился адрес?»

— Э… — Мэри снова включила радио.

Айона заметила, что ногти Мэри, которые были обычно аккуратно наманикюрены в тон к блузке, сейчас казались неухоженными, даже обгрызенными.

— Да почти ничего. Почти ничего, что не относилось бы непосредственно к поставкам зерна и прививкам для малышей. Не знаю, очевидно, он считает, что в этом я большой специалист, — добавила она.

Тут Айоне пришло в голову, что Крис, возможно, вообще не звонил, и сейчас Мэри все это сочиняет, чтобы хоть как-то спасти его репутацию, — но вслух она ничего не сказала.

— И он что, совсем-совсем без тебя не скучает? — Айона сказала об этом легкомысленно, чтобы дать Мэри отшутиться в ответ, но все же внимательно всматривалась в ее профиль, опасаясь прочесть на лице подруги огорчение или ярость.

Мэри засмеялась, и в смехе ее слышались тревожные истеричные нотки; она достала из бокового кармана солнечные очки типа «кошачий глаз», в стиле пятидесятых, и тут же одной рукой надела их.

— Хм, он об этом не говорил, раз уж ты решила спросить.

— А ты как… ну, понимаешь. Ты скучаешь без него?

Мэри снизила скорость, встала в ряд машин, собиравшихся повернуть налево, и посмотрела на Айону поверх очков.

— Ты хочешь, чтобы я ответила честно? Или была верной своему долгу?

— Всегда будь со мной честной.

— Нет, — сказала Мэри. — Я не особенно без него скучаю. Теперь, когда уже оправилась от потрясения. Да у меня же начинались приступы паники, когда я лежала ночью в кровати и думала, что мне придется провести остаток жизни вместе с ним. А теперь…

Она пожала плечами, как бы оправдываясь.

— Не говори только Ангусу, но квартира без мужика — это просто сказка. Я навожу порядок, и комнаты остаются в порядке. Я готовлю ужин, и никто не ноет по поводу того, насколько натуральные продукты я использовала. Я покупаю бутылку вина и не выслушиваю лекций о том, как эксплуатируют работников на виноградниках. И мне никто не делает замечаний, когда я допиваю эту бутылку. Айона, у меня в холодильнике лежит плитка «Дэри милк» такого размера, что можно было бы покрыть тонким слоем шоколада стадион «Уэмбли», и я могу съесть столько, сколько захочу. Честно скажу, я снова могу распоряжаться собственной жизнью. Знаешь, сколько места на двуспальной кровати, когда спишь в ней одна? Проклятый Стинг пел: «Кровать без тебя слишком велика», — все это чепуха, кровать без тебя оказалась потрясающе просторной, спасибо, а еще не приходится вылавливать из-под одеяла его брошенные трусы.

— Да уж. — Айона попробовала вспомнить, как ей жилось раньше, и поняла, что не жила одна с тех пор, как поступила на первый курс. Убирать брошенное Ангусом в кровати нижнее белье было таким же привычным делом, как мытье унитаза. Она немного обрадовалась, что и другие мужчины оставляют в кровати трусы.

Что, собственно, еще важнее, надевают на ночь трусы. Тут ее потрясла неизбежная эротическая мысль о том, каково спать в одной кровати с мужчиной, который не надевает трусов. Она не могла представить, что Габриэл спит в трусах. Интересно, можно ли об этом спросить у Тамары? А надевает ли на ночь трусы Нед?

Она нахмурила лоб. А нужно ли ей это знать?

Мэри мигнула фарами, приветствуя мать с ребенком, которые шли по другой стороне улицы.

— Может быть, у меня сейчас пошла вторая волна шока. Может, на следующей неделе мне снова станет намного хуже. Не знаю. Мне нравится уже то, что я перестала постоянно плакать. Очень помогает, когда все время занимаешь себя какими-то делами, — пусть я сейчас говорю совсем как моя бабуля и мне это совершенно не нравится. В эти выходные я поставила перед собой масштабную задачу — покрасить гостиную… Думаю, что покрашу ее в темно-красный, как у тебя на кухне.

— А Джим знает, что ты покрасишь ее красным? — спросила Айона, на мгновение забыв о вопросе ночного облачения Неда. В последний раз, когда он с ней занимался, на заднем сиденье лежало выстиранное белье. А были ли там трусы-боксеры?

Мэри издала совершенно не подобающий леди саркастический звук.

— Я не думаю, что он станет возражать. Да пусть он даже решит, что я собираюсь у себя устроить самого высшего класса притон. То есть, я хочу сказать, он так и не принес никаких штор, и из окна его спальни можно прекрасно видеть, что у меня творится. Хорошо еще, что я не расхаживаю по квартире, одетая только в сапоги по колено…

Айона вздрогнула.

— Пока не расхаживаю, — добавила Мэри.

Айона на мгновение зажмурилась. Это совсем не та убитая горем брошенная жена, рыдающая над свадебным альбомом, которую все себе воображали. Да наверно и в начальной школе Святого Ансельма не такой представляют Мэри Давенпорт в ее свободные часы.

— Ну, я могу спросить у Ангуса, не осталось ли у него краски, чтобы ты могла вначале попробовать и посмотреть, как это будет выглядеть. Он всегда сохраняет остатки краски на случай, если придется что-то подновить. — Она замолчала, сомневаясь, насколько уместно говорить об умельце Ангусе, мастере на все руки, поскольку просто напрашивалось сравнение с абсолютной бесхозяйственностью Криса.

Внутренний голос тихо намекнул ей, что она-то хотела покрасить кухню в белый и голубой, под веджвудский фарфор. Но Ангус решил придать кухне вид скотобойни, — для чего вылез из постели в три часа ночи, чтобы к тому моменту, когда она встанет и возмутится, все было уже сделано. Ну, все выглядело так здорово, что она не стала особенно злиться, выйдя с утра на кухню, но при этом ей все-таки показалось, что по ней слегка проехались паровым катком.

Еще более тихий голос у нее в голове запоздало спросил: а не слишком ли невозмутимой кажется Мэри, но эту мысль тут же захлестнуло значительно более увлекательное перечисление всех черт Ангуса, которые напоминали о Гитлере.

— Разве тебе не следует убедить меня, что я не имею права быть в столь радостном расположении духа? — бодро спросила Мэри.

— Зачем? Мне кажется, ты не сомневаешься в своих взглядах. — «Зачем он вообще так заморачивался, предлагал мне самой выбрать цвета по таблице, если все равно всегда красил в тот цвет, который сам считал нужным?» — все еще клокотала Айона.

— Ну, ты же у нас передовик в области семейного счастья.

Что? Айона снова переключила внимание на Мэри и подняла руки. Ей казалось, что она ступает по тонкому льду.

— Кто же может знать, что происходит в чужой семье? И кто я такая, чтобы утверждать, что брак — это не отжившая средневековая традиция, совершенно не соответствующая психологии человеческого поведения?

Брови Мэри загадочно выгнулись, поднимаясь над оправой очков.

— Хорошо бы ты за рулем делала такие крутые повороты, подруга.

— Что?

— Да так, ничего.

— Что? — Айона повернулась в своем ковшеобразном сиденье, насколько могла. На лице Мэри, под солнечными очками, сияла широкая алая улыбка. Как мило. А чему же она все-таки улыбается? — В чем дело? Над чем ты сейчас скалишь зубы? Или у тебя в сиденье что-то встроено, а я не знаю?

Мэри на мгновение оторвала взгляд от дороги и опять столь же таинственно вскинула бровь. Она казалась веселой и хитрой и выглядела такой хорошенькой, какой ее давно уже не видели.

— Так что? — взвыла Айона. — Теперь я понимаю, что чувствует Тамара, когда до нее не доходят шутки! К чему именно ты клонишь, а?

— Ой, Айона, не надо так остро все воспринимать. Я просто имела в виду… — Мэри, все так же улыбаясь, выдохнула, как бы говоря: «Не стоит больше об этом», и махнула руками. — Чувствуешь такую невероятную свободу, когда делаешь то, что тебе не следует делать, и признаешь, что тебе это нравится. Когда Крис уехал, мне было поначалу так плохо, — ну ты же видела, на что я была похожа. Я ни с кем не могла разговаривать, не хотела рассказывать об этом родителям, не могла признаться самой себе в том, что очень рада его отъезду, потому что, как мне казалось, признаться в этом означало самой стать другим человеком, а я уже забыла, какой я могу быть. Но я была рада. Очень рада. У меня как будто гора с плеч свалилась, скажу я тебе. А еще я сбросила примерно пол-стоуна, — добавила она уже более непринужденно. — Ты заметила?

— Это вредно для здоровья, — сурово сказала Айона.

— Да не беспокойся, я уже снова все набрала. Господи, что за чудо это мороженое «Уоллз»!

— Мэри, ты сейчас врежешься в эту машину.

— Не врежусь. Я все время так радуюсь, мне кажется, что кругом столько замечательных возможностей, о которых я успела забыть…

От слов Мэри насчет возможностей Айоне почему-то стало нехорошо.

— А что он сказал по поводу твоего переезда? — спросила она, испытывая какое-то ужасное стремление заставить Мэри так же запутаться в своих чувствах, погрузиться в ту же сумятицу, которая бушевала в груди у нее самой.

Улыбка исчезла с лица Мэри.

— Он ничего не сказал. Я же говорю, мы беседовали совсем чуть-чуть. Он не вдавался в подробности, все время зевал и говорил мне, какой у них там уже поздний час.

— А ты сообщила ему, что и у тебя час был весьма поздний?

— Да. Но мне же не пришлось таскать мешки с зерном, следовательно, с моей стороны это был просто эгоизм.

— Мерзавец, — с чувством сказала Айона.

— Не стану тебе врать — немного я о нем все-таки скучаю, — призналась Мэри, поворачивая в Гайд-Парк, где они оказались в хвосте еле двигающейся колонны машин. — Но длится это не больше минуты. Сейчас, зная, что он не вернется, я часто вспоминаю времена, когда нам было очень хорошо вместе. Правда, у нас ведь были не одни только проблемы и скандалы. Были еще и приятные мелочи, которых окружающие не замечают, например, как он дожидался меня, когда мы бегали вместе. А еще, знаешь, он великолепно пек лепешки. В конце концов, он все еще мой муж, так ведь? По крайней мере, пока что.

Айона промолчала.

Они ползли по парку медленно, как ленивая змея.

— Ты смотришь, как я обращаюсь со сцеплением? — спросила Мэри, указывая на свои ноги.

Айона кивнула и подумала, насколько удастся прозондировать почву, раз уж Мэри в таком расположении духа.

— И тебе совершенно не хочется поехать туда и присоединиться к нему? — спросила она вместо ответа. — Если бы он хотел, чтобы ты это сделала во имя спасения вашей семьи?

— Айона, если бы Ангус решил, что хочет поехать и открыть паб в Грозном, ты поехала бы с ним?

Айона задумалась.

— Да, думаю, поехала бы.

— Хорошо. Если бы Ангус сказал, что ты должна поехать с ним, и если ты не поедешь, это будет означать, что ты сознательно обделяешь население Грозного, оставив их без своей монументальной живописи, и что ты просто еще один представитель среднего класса, ненавидящий город Грозный, который не заслужил такого хорошего образования, как у тебя, ты бы все равно поехала?

— Не может быть! — Айона вспыхнула. — Это Крис тебе такое сказал?

Мэри молчала, сосредоточенно ожидая, когда появится возможность вписаться между машинами и повернуть на Бейсвотер Роуд.

Айона тоже молчала; она думала, что раз уж она любит Ангуса, то поехать за ним на край света — это нечто само собой разумеющееся, — а ведь Мэри это, судя по всему, даже в голову не приходило.

— И, что самое главное, если бы сразу после его отъезда, — внезапно заговорила Мэри снова, — тебя вдруг осенило, что ты уже не меньше года Ангуса ненавидишь, но сама не могла себе в этом признаться, потому что какой-то тип в венке из цветов сказал, что ты должна любить его вечно, хотя Ангус заставляет тебя чувствовать себя ползучей тварью, и хотя он явно считает, что спасать мир приятнее, чем иметь дело с тобой, а также с учетом того, что вот уже полтора года вы не занимались сексом, ты все же собрала бы вещи и отправилась бы вслед за ним?

— Мерзавец! — снова повторила Айона. — О Боже! Я думаю… — Она сильно покраснела и не могла найти слов, которыми можно было бы выразить сочувствие в такой ситуации. Ведь Мэри не выносила, когда ее жалели.

— Думаю, не стоит больше об этом говорить, — твердо заявила Мэри. — Сейчас я пойду подавать блюда современной британской кухни, и это мне поможет подготовить проект для учеников, что-нибудь о животных, выращиваемых на ферме, и о блюдах, которые из них готовят.

— Господи, Мэри, — сказала Айона и закрыла эту тему, испытывая облегчение, слегка омраченное чувством вины.