Читатель, наверное, удивился, дочитав биографию Николая Павловича почти до конца и не найдя на ее страницах до боли знакомого еще по школьным учебникам «Николая Палкина», Николая – душителя всего передового и прогрессивного в общественной жизни и литературе. Автор постаралась показать «другого» императора с незнакомой или малознакомой для многих современников стороны – как зиждителя законов, создателя современного облика Петербурга, строителя железных и шоссейных дорог, последовательного сторонника отмены крепостного права. Есть ли основания для того, чтобы объявить императора Николая I «душителем свободы» в собственном отечестве?

Малый кабинет императора Николая I в Зимнем дворце. Художник К. А. Ухтомский.

События 14 декабря 1825 г. имели прямым следствием создание специального Комитета 6 декабря 1826 г., призванного освоить наследство предшествовавшего царствования в виде множества проектов и замыслов по преобразованию России, в том числе принадлежавших перу осужденных декабристов. Но происшедшее на Сенатской площади вплотную поставило перед новоиспеченным монархом и проблему образования, система которого отличалась «слабостью и неустроенностью», что Николай считал одной из основных причин декабрьского бунта. Об этом он возвестил в манифесте от 13 июля 1826 г. по случаю окончания следствия и суда над декабристами: «Не просвещению, но праздности ума… недостатку твердых познаний должно приписать… источник буйных страстей… порыв в мечтательные крайности, коих начало есть порча нравов, а конец – погибель». Так, помимо двух важнейших дел – приведения в порядок законодательства и решения крестьянского вопроса, на повестку дня в самом начале царствования была поставлена задача создания такой системы образования, которая бы способствовала воспитанию молодежи, ориентированной на традиционные православные ценности и проникнутой духом преданности престолу и Отечеству.

Сергей Семенович Уваров. Художник В. Голике.

Сразу несколько человек самых различных убеждений получили высочайшее предложение составить записки о проблемах воспитания молодежи и путях их решения. В отзыве на записку Пушкина «О народном воспитании» царь писал: «Нравственность, прилежное служение, усердие предпочесть должно просвещению неопытному, безнравственному и бесполезному» (так выглядит эта фраза целиком, но исследователи часто предпочитают заканчивать ее на слове «просвещению», отчего ее смысл полностью меняется). Император заключал: «На сих-то началах должно быть основано благонаправленное воспитание».

Наиболее соответствующими представлениям Николая Павловича о системе образования и воспитания стали идеи президента Императорской Академии наук, товарища министра народного просвещения С. С. Уварова. В 1833 г. он стал министром (он занимал этот пост до 1848 г.). При вступлении в должность Уваров распорядился разослать по учебным округам циркуляр, подчеркивающий, что новая идеология для вверенной ему отрасли освящена именем императора: «Общая наша обязанность состоит в том, чтобы народное образование, согласно с Высочайшими намерениями Августейшего монарха, совершалось в соединенном духе Православия, Самодержавия и народности». Эти три понятия, по мнению Уварова, в концентрированном виде представляли собой живительные источники силы и могущества России, «последний якорь спасения» и «вернейший залог ее силы и величия». На этих-то началах и предлагал он императору построить все воспитание подрастающего поколения, внедряя их в качестве основополагающих принципов отечественной литературы, искусства, науки и просвещения. Они должны были поставить «умственные плотины» на пути либеральных идей из Европы, полагал министр просвещения.

Православие, выдержавшая многие испытания вера предков, объединяет русский народ морально и духовно. Это ощущение внутренней общности целого народа возвышает Россию, по мнению Уварова, над Западной Европой, где христианство расколото на протестантов и католиков и много атеистов. С точки зрения министра, которую разделял и император Николай I, православная вера для России – первое и основное. С ее ослаблением творческие силы народа обречены на угасание, вся отечественная культура рано или поздно выдохнется. В 1833 г. Уваров категорически заявлял: «Без любви к вере предков, народ, как и частный человек, должен погибнуть; ослабить в них веру – то же самое, что лишить их крови и вырвать сердце. Это было бы готовить им низшую степень в моральном и политическом предназначении». В «искренней, непритворной набожности народа» видел император «вернейший залог величия России и в настоящем, и в будущем».

К слову, император Николай, православный русский царь, встречался с папой римским, главой католической церкви. Встреча произошла в Ватикане, 1 декабря 1845 года, и продолжалась более часа. Николай даже поцеловал понтифику руку, как полагалось по этикету. Папа пытался уговорить российского монарха допустить к петербургского двору папского нунция (посла), но император отказал ему.

Самодержавие является оптимальной формой нашего державного бытия, полагал Уваров, оно «представляет главное условие существования России». Любые попытки к его ограничению неминуемо повлекут ослабление могущества и нарушение спокойствия страны. «Русский колосс упирается на самодержавии, как на краеугольном камне», – писал министр. Ответственный только перед Богом, государь является защитником, судьей и опекуном всех подвластных ему людей и народов. Неограниченная власть монарха, с точки зрения Уварова, оправдана в России тем, что она осознает и осуществляет все необходимые улучшения в государстве. Император Николай I был убежден, что «Россию наиболее ограждает от бедствий революций то обстоятельство, что у нас со времен Петра Великого всегда впереди нации стояли ее монархи». Подобные идеи высказывали и русские общественные деятели из другого лагеря, например, П. Я. Чаадаев, а Пушкин отмечал, что «со времён возведения на престол Романовых… до Николая I правительство у нас всегда впереди на поприще образованности и просвещения», «что и составляет силу нашего самодержавия», добавляя, что «народ следует за ним всегда лениво, а иногда и неохотно».

Народность означала ощущение национальной самобытности. В словаре В. И. Даля народность – это «совокупность свойств и быта, отличающих один народ от другого», в нынешнем научном лексиконе – «этнокультурное самосознание». Это понятие оставалось достаточно неопределенным, Уваров сознательно не стремился очертить его смысловые границы, будучи уверенным, что народное самосознание существовать само по себе не может: оно должно идти под руку с православной верой и чувством верноподданнического долга перед царем-самодержцем,

Народность требовала особой символики, и по инициативе императора в 1833 г. в России появился знаменитый русский гимн «Боже, Царя храни!». Автором музыки стал А. Ф. Львов, а стихи подобрал, выбрав из своего старого стихотворения «Молитва русского народа», Жуковский:

Уваровская «триада» подверглась критике еще в бытность министром того, кто дал ей имя. По словам историка С. М. Соловьёва, Уваров внушил Николаю Павловичу мысль, что он, Николай, является «творцом какого-то нового образования, основанного на новых началах, и придумал эти начала, то есть слова: православие, самодержавие, народность». В исторической литературе «триада» получила наименование «теория официальной народности». Термин этот появился не во времена Николая, а гораздо позже – в 1870-е годы, и до сих пор широко используется. Между тем он всего лишь «маскирует» понятия, существовавшие и до Николая Первого, и до Уварова, и после них: это перефразированный лозунг: «За Веру, Царя и Отечество!».

Как бы то ни было, эти три постулата создали идеологическую подоплеку системы просвещения при Николае I. Эта система базировалась на двух принципах. Первый принцип – правительственный контроль, позволявший направлять образованные кадры туда, куда больше всего требуется государству. Для его реализации Уваров предлагал «собрать и соединить в руках правительства все умственные силы, дотоле раздробленные, все средства общего и частного образования», «усвоить развитие умов потребностям государства», обеспечив таким образом «будущее в настоящем». В этом духе он и принялся за дело на посту министра народного просвещения.

Новый университетский устав 1835 г. значительно ограничил автономию университетов, существовавшую с 1804 г., и ввел более строгий государственный контроль со стороны попечителей. Даже в частном образовании вводилась государственная аттестация домашних учителей. Однако правительственный контроль означал и правительственную ответственность. В 1833–1839 гг. финансирование российского образования увеличивалось за счет снижения военных расходов. Повысилось жалованье учителям, с благословения императора за границу отправляли учиться студентов, в массовом порядке строились новые и ремонтировались старые учебные здания. Лучшие выпускники университетов направлялись на стажировку в Европу, с условием, что после они будут преподавать в российских университетах (среди таких стажеров – Н. И. Пирогов, знаменитый хирург). Открывались новые учебные заведения, например, Училище правоведения (1835 г.) в Петербурге, ставшее источником кадров для реформ 1860-х гг.

Император Николай I. Художник Е. Ботман.

Вторым принципом системы образования стало сохранение в нем сословных барьеров, что обуславливало неизменность общественного устройства и поддерживало старую идею служения сословий к общей пользе, но – каждого на своем месте. Система: уездное училище – гимназия – университет «сужалась» кверху, постепенно отсекая возможности дальнейшего обучения для «нижних» социальных слоев. Уже на уровне уездных училищ доступ на эту лестницу был закрыт крепостным крестьянам. Для поступления в гимназию представителям «среднего сословия» требовались специальные разрешения от обществ, к которым они принадлежат. В университет дорогу «сужала» намеренно поднятая плата за обучение.

Император Николай I чувствовал личную ответственность за все, что происходило в его владениях. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что постоянный контроль для российского чиновника обязателен, плохо, потому что монаршее желание видеть и слышать все, что творится в империи, было утопично при ее размерах и тогдашних средствах связи. Стремление «замкнуть» систему управления на себя неизбежно должно было привести к повышению личной роли императора в разработке и принятии решений. В результате усложнился механизм центрального управления: создавалось большое количество либо новых департаментов в старых учреждениях, либо новых комитетов и комиссий для решения какого-либо государственного вопроса. В этом ряду – и расширение Собственной Его Императорского Величества канцелярии (СЕИВК), которая до этого выполняла функции собственно личной канцелярии императора (она была создана при Павле I). При Николае I она «приросла» новыми отделениями, ее «старая» часть получила порядковый номер один, затем, как отмечалось выше, было образовано Второе отделение, законодательное, и в том же 1826 году основано пресловутое Третье, хорошо известное даже тем, кто не увлекается отечественной историей. Его первым начальником стал А. Х. Бенкендорф, задолго до его создания разработавший проект политической полиции в России. Сохранилась легенда, по которой в ответ на просьбу Бенкендорфа дать инструкцию для III Отделения Николай протянул ему платок со словами: «Вот тебе моя инструкция; чем больше утрешь им слез несчастных, тем лучше исполнишь свое назначение». В функции Отделения входило «охранять спокойствие общества и предупреждать беспорядки и преступления», изучать общественное мнение (его результаты находили отражение в ежегодных отчетах Отделения для императора), бороться со всевозможными злоупотреблениями – со взяточничеством и казнокрадством в государственном аппарате, с произволом помещиков по отношению к крестьянам, рассматривать жалобы, в том числе на личные оскорбления и нарушение супружеских обязанностей. Как видим, большую часть забот чиновников Отделения составляли совсем не дела борьбы с революционным духом, а более приземленные и жизненные проблемы.

Число чиновников Отделения было небольшим, при его создании их было 16, к концу царствования Николая I – 40. Исполнять указания Отделения призван был созданный тогда же Отдельный жандармский корпус. По стране создавались жандармские округа, подчинявшиеся не губернаторам, а своему начальству в Петербурге, которые должны были не только следить за спокойствием на местах, но и пресекать злоупотребления местных властей и помещиков.

Выше уже рассказывалось о создании Четвертого (благотворительного) и Пятого (созданного для проведения реформы казенной деревни) отделений СЕИВК. Шестое отделение, временное, было образовано в 1842 г. для учреждения Кавказского наместничества.

В целом собственная канцелярия императора была достаточно эффективным органом сбора и анализа информации, а также контроля императора за пульсом общественной жизни Она делала возможным осуществление ряда важнейших государственных дел «напрямую» в личном контакте с представителем верховной власти, минуя многочисленные бюрократические инстанции.

Так, отгородившись от внешних бурь и потрясений «умственными плотинами», жила Россия, а вместе с ней и ее властелин. Но грянул 1848 год – Европу сотрясла волна революционных выступлений. Она докатилась и до России, но преград, выставленных против нее, преодолеть не смогла. Началось «мрачное семилетие» или, по выражению одного из литераторов того времени, «царство мрака».

Манифестом от 14 марта 1848 г. объявлялось о том, что «дерзость, которая угрожает в безумии своем» России, не разрушит ее, поскольку «древний наш лозунг: за Веру, Царя и Отечество и ныне предукажет нам путь к победе». Выезд за границу император совершенно запретил, въезжать в Россию было разрешено только с высочайшего разрешения и «за личной ответственностью министров». Но главным делом в борьбе за спокойствие умов стало усиление контроля за печатью, санкционированное монархом. 27 февраля 1848 г. был создан временный Комитет «для рассмотрения действий цензуры и соблюдения журналами их программы», а 2 апреля Комитет «для постоянного надзора за духом и направлением книгопечатания», просуществовавший до 1855 г. Они вошли в историю как негласные цензурные комитеты. Их задачей стал контроль не только за содержанием всей печатной продукции, но и надзор за цензурой в составе министерства народного просвещения, которой император перестал доверять. Исследователи видели в Комитете 2 апреля комитет «обезумевших варваров», полностью лишивших «общество печати, как средства самовыражения». Распространению печатной крамолы был поставлен надежный заслон. Н. А. Некрасов писал:

Продолжает же он так:

Поэт видит в членах Комитета «честных» людей, могущих остановить произвол своего излишне ретивого начальника. Д. П. Бутурлин был первым председателем Комитета 2 апреля, который поэтому часто называют «бутурлинским». Он прославился тем, что предлагал исключить несколько фраз из акафиста Покрову Божьей Матери XVII века, таких как «Радуйся, незримое укрощение владык жестоких и зверонравных» или «Советы неправедных князей разори; зачинающих рати погуби». Такие формы принимала профилактика революций в России.

Жертвой ее стали и участники «заговора идей» – члены кружка М. В. Петрашевского-Буташевича, среди которых был и Ф. М. Достоевский. Они собирались и обсуждали острые проблемы российской жизни, знакомились с идеями утопического социализма, вели литературные споры. О действиях против власти не помышляли, во всяком случае, таких действий не планировали. Но, напуганная революционным движением в Европе, власть увидела в этих молодых вольнодумцах реальную угрозу для себя. Из 122 человек 21 был приговорен к расстрелу (в том числе Достоевский). Николай использовал право монарха миловать преступников. О помиловании им будет объявлено уже на плацу, когда первые трое приговоренных, облаченные в саваны, будут уже привязаны к столбам и раздастся команда «Прицель!» Достоевский и его товарищи по несчастью получили душевную травму на всю жизнь. Казнь была заменена каторгой и другими наказаниями.

Царь с семьей предпринял поездку в Москву для участия в освящении Большого Кремлевского дворца (архитектор К. Тон). Древняя столица встретила своего царя восторженно. Когда 27 марта 1849 г. в сопровождении наследника и младших сыновей Николай прошествовал в Успенский собор, «народ со всех сторон бросался к нему навстречу» с криками «ура!» Он по-прежнему обожал своего монарха, который в очередной раз убедился, что «политические бури и ураганы не досягают и никогда не достигнут наших пределов».

В этом же году Николай пережил личное горе – от апоплексического удара (инсульта) умер младший брат, великий князь Михаил Павлович. Он пролежал в неподвижности 16 дней и ночей, все это время император не отходил от постели брата. Он сокрушался, что этой смертью нарушен порядок очередности, и был уверен, что скоро наступит его очередь. Для него, наверное, было бы лучше закончить свой земной путь тогда, в 1850 г., когда достижения его эпохи еще были у всех на слуху и не были заслонены тяжелыми событиями времен Крымской войны; впереди было крушение всех упований и крах мира, выстроенного на принципах рыцарских отношений между братьями-королями и императорами. Рыцарство в отношениях кануло в Лету, осталось в прошлом. Николай стал «последним рыцарем Европы». Наступил канун Восточной войны, поставившей печальную точку в жизни и царствовании императора Николая I.