Еще снег не сошел и чернеет, Днем капель — гололед по утрам, Но заботливей солнышко греет, Значит, скоро конец холодам! Значит, будет веселье в апреле, Будет май и июнь, как во сне, Родилась ты не зря, в самом деле, Долгожданная весть о весне! И пускай суетится и плачет Ветер северный, встав на пути — Родилась наша девочка — значит: Будут теплые дни впереди!

Ты, Москва, не ждешь меня, конечно, — Много самозванцев на Руси Обивают ноги о крылечко, Но меня, незваную, впусти! Электрички мчатся до конечной. Я же в бесконечность с ними мчусь. Тают в небе купола, как свечки, И молитвы излетают с уст. Потому что все, что человечно, Что люблю и чем всегда горжусь, — Вобрала ты все в свое колечко. Как колечко, бесконечна Русь!

Когда о Вас моя молитва, Мне не ответствует толпа: Незрима ангелов тропа, Она с небесной синью слита. Но ангелом мне были Вы, Когда пробили час куранты, — Вели, будто Вергилий Данте, Не слушая людской молвы. Вот и сейчас идете Вы Над пропастью сует и злобы, Людские сокрушив хворобы, Слегка касаясь лишь земли.

Какое чудо эти зимы: И свет, и блеск, и чистота, И этот воздух тайно-синий, И праздно-белые снега. И даже холод — дух надмирный Нас испытует и ведет, Как будто шаг — и ангел смирный Тебе обитель распахнет.

Это царство люблю несказанное, Эту жесткую власть без властителя, Эту странную страсть бесстрастную Красоту ослепительно-чистую… Светит снег под луной таинственно, И сверкает, и рассыпается… Звездопад из снежинок искренних В бесконечности растворяется…

Дом оставив, шел крестьянин долго Посмотреть на Радонежского старца, Позади остались Дон и Волга, До обители еще-то дён двенадцать. Вот до места он с трудом добрался И хотел увидеть чудо тотчас, Но, взглянувши, странник рассмеялся:      «Видно, бес меня решил морочить:      Нищих и бродяг я навидался      (Как еще живым сюда добрался)!      Да неужли этот-то убогой      Заслужил любовь и милость Бога?      Сей простак — и храма основатель? —      Что в земле копается некстати?!      Кто сподвигнул Дмитрия на битву?      Кто творил победную молитву?      В ком видал преемника Алексий?! —      Лучше б провалиться мне на месте!      И о нем идет такая слава! —      Нет! Для этого годится лишь канава!» Вот труды окончив в огороде, Отче пот отер с простого лика, И ему навстречу по дороге Со своей дружиной князь великой. Князь, убогого завидев, в ноги прямо Пал, прося одно благословенье, По кустам рассыпались, по ямам Драгоценные его каменья… Догадался странник: «Сей есть Сергий! — Видно, бес мне очи отуманил!». И упал, сраженный, на колени, С полными раскаянья словами:      «Отче Сергий! Пощади за дерзость:      Не признал тебя я поначалу —      За одеждой не заметим мерзость,      А души за наготой не чаем!      Думал, что смиренней всех на свете      Только Бог, а ты — воображаешь…». Улыбнулся старец и ответил:      «Обо мне один ты правду знаешь».

У моря, у Черного моря — Вдали от роскошного мира Древний стоит Илори, А рядом с ним — Очамчира… В абхазских домах забытых Гуляет ветер столетий, Да бегают резвые дети В руинах, плющом увитых. Там, где стоит Илори, Лагерь разбил когда-то Победоносец Егорий… Источник с тех пор благодатный Струится с копья святого… Илори, Илори, Илори, Сердце мое устроил… Там, в храме осьмого века, Миро течет, как млеко. И кипарисы, как свечи, Там освещают вечность… Илори, Илори, Илори, Ты — лучше любого моря, Ты — лучше любого дома. В сердце стучишь любовно.

Сколько менялся пейзаж заоконный — Но в памяти детства один: Снежное поле под небом суконным, Трубы за полем и дым. И все пространство с лунною дрожью Он превращает в едкую мглу, Гонит прохожих по бездорожью. Вижу: отец мой идет по нему… Вот он заходит за край Парашютки, — Там, за пригорком, потише метель. Он уже близко. Считая минутки, Я у плиты завожу канитель. Свет зажигаю. Гонимый из комнат, Сумрак сливается с уличной мглой, И пропадает пейзаж заоконный, Чтоб навсегда оставаться со мной.

Во всем, что есть, есть смысл: В простом сложенье числ, В пустом полете звезд, Упал ли тихий лист, Иль взмыл он до небес. Его ищу во всем, Мой взгляд вотще скользит, Но счастье, видно, в том, Что этот смысл сокрыт…

Где низ и где верх — облака под ногами. Где утро, где вечер — туман за бортом. Мы входим из завтра в сегодня кругами, Не зная законов пространств и времен. Хабаровск — Москва. Я лечу, улетаю. В окно самолета тоскливо смотрю: Я маму и землю свою покидаю, Где выросла я, и где я не умру… И вот, растянувшись полоскою белой, По небу с Амура до Лены, рукой Урал обниму, и сосны´ не задену, И слезы пролью над Москвою-рекой. Я и там, я и тут — я почти невесома, Парю в поднебесье, не зная, где я. Как прежде в пути             и как прежде бездомна, Зато вся Россия — мама моя.