Здравствуй, дорогой наш брат Иосиф, Ты не зря пророчил перемены, — С той поры, как минула та осень, Изменились краски во вселенной… Пишешь, что живешь, ничем не мучась, Что «не нужно лебезить и торопиться», — Скольким здесь завидна твоя участь: И не гонят, а горят желаньем смыться! Что продажность жалкой потаскухи, О которой ты забыть, увы, не волен, — Тут страной торгуют — и все сухи, И народ по-прежнему безмолвен. Кто травил тебя, Иосиф, сам отравлен, И безумство, вид приняв Ликурга, Правит бал. (У случая нет правил, Но невольно прозреваешь демиурга!). Вся страна в разрухе, а столица Иностранцами полна, и толпы нищих… Разум — буриданова ослица, А блаженного осла никто уже не ищет! Брат Иосиф, где же божья милость? Где библейский дух прощения и света? Притча об Иосифе забылась… Сам Господь остался без ответа.

И новый сеятель посмеет На камень обратить свой труд, — Стараясь семя в нём посеять, И ждать, когда ростки взойдут! …………………………………………………… Посев взошел — рабы воспряли, И каплей правды мир спасен! Но что ж ты, сеятель, смущен? — Не залежались семена ли? И твой напрасен труд всегда ли? Не нужно ни чудес, ни неба, Им зрелищ острых — не молитв! С земной неправдой не до битв, Когда останешься без хлеба. …………………………………………………… И вторить хочется вослед: «Паситесь, мирные народы»: Ничто не изменит природы, — Ах, что наделал Ты, Поэт!

И ропщет раб: У Бога Власть убога, — Я буду рад — Хозяину — в морду. Народу — свободу! Свободу — тебе! Свободу — жене! Свободу — тле! Свободу — вше! Свободу — вору! Свободу — мору! И s’il vous plait [1] , Свободу — сопле! Не плачь, сопля, что не выросла, а плачь, что воли не вынесла!

Не ходил в казино и другие места, Там где жизнь и крута и лиха, Но при том никогда не носил он креста, Он решил, что и так                        можно жить без греха — Проживет он легко без Христа! Он на дев не глядел — он жену обожал, И на службу ходил, словно в храм, Его ум был — кинжал!                        Им он всех поражал, И гордился он тем, что не Хам! Он и сам без Христа — Авраам! И во всем красота, и во всем чистота, И он всюду любим и вхож! Ведь его голова — это знаний тома, А какие слова, — так хорош! (А на Бога Христос не похож!) Отошла суета, и пришел сатана И сказал: «Наконец-то мой, брат! Ты был верный мне раб! Тебя ждет уж зла-тая страна!» Без Христа она, друг, сторона!

Кто пьет на брудершафт с богами, Тот баловень самой судьбы, И все дороги и пути Его ведут к бессмертью сами. И вот смотрю на твой портрет, А слезы почему-то душат: Зачем, отзывчивый поэт, Ты продаешь за славу душу? Обманываясь вновь и вновь, Мечтаешь, как мечтают дети, О том, что на твою любовь Тебе взаимностью ответят.

Живет по старинке писатель сегодня: Пером и чернилами правя строку. Он в клубы не ходит, машин не заводит, Не едет в Париж, чтоб развеять тоску… Копаясь прилежно в своем огороде, Он вырастит овощ на зависть друзьям — Который шедевром окрестят в народе, В Париж привезут, чтоб скопировать там.

Среди толпы чужой и темной Ты был мне — книжный идеал, И этот мир серо-нескромной Тебя к себе не принимал. И впрямь, как медвежеподобен, Как неуместно странен ты, И как громоздко неудобен Ты для квартирной высоты! Как не летать небесной силе В краях подводных, в глубине, Так и твои тяжелы крыле — Ты гость случайный на земле. И потому вдали сраженья С земною косною судьбой: Победы ль будут, пораженья? — Но, как в стихах: «И вечный бой…» Как страшно, друг!                   Сбежать бы в детство, — В звучащий сладко твой рассказ — В старозаветный, старосветский В провинциально-тихий час.

Черно-синие зимние тени из окон Наплывают —            и день народившийся меркнет… И свечного огарка мерцающий кокон… Гонит мрак, будто            в давнем и праведном, веке. Как попал ты сюда —            в мир уснувших, застывших, Цифр бездушных            и снежно-пустынных событий, И сограждан беспамятных,            землю забывших, Чем согреться            в искусственно-созданном быте?! И одно остается — сбежать и закрыться От навязчивых дел, что вокруг ворохами. Согревать свою душу —            молиться, молиться, И, оттаяв, пролиться слезами-стихами…

Когда лист чистый, белоснежный Внимал моим страстям земным, С небес являлся ангел снежный Унять пожар, рассеять дым. И устремляясь в мир чудесный, Искала истины я твердь, Чтобы отблеск звуков поднебесных В своих стихах запечатлеть. Но Промысла рукою твердой Мир изменился на иной, И вместо белых крыльев — гордый Сонм темных духов надо мной! Ужель старания ничтожны И замыслов чудесный сад Лишь только воплотится — Боже! — Ведет прямой дорогой в ад!

Дуэли,           Дуэли,                     Дуэли… В метели,           дожди, жару… К снежной постели Мы не успели —           Ой, не к добру! Веками на помощь бегу           По следу,                     по слуху,           Хватило бы духу                     На том берегу… Дуэли,           Дуэли… Дуло и дым: Отдана дань           дамам и дням —                     и многим другим… Вот она, грань! Дуэли,           дуэли,                     дуэли… Два секунданта, шаги… День покачнулся на древней качели:           «Дети.                     Не отдал долги…                                  Как тошно…» Губы дрожат у друзей,           Кровит на снегу морошка. Дантесы всегда у цели,           Лишь я опоздала немножко…

Москва. Марина. Как давно С тобой мы мерили проулки сквозные, торопясь в кино, Стучали каблуками гулко. Оставивши Тмутаракань, О славе грезили и счастье: Любые временны ненастья И чудом разрешится брань… Стоит Москва, как и всегда, А ты во Сергиевом Посаде, Да во церковной спишь ограде И видишь, как шумит Москва…