Молвила брату сестрица: «Ваня, не пей из копытца!» Молила Ивана Марья: «Не тронь только горницу дальнюю!» Велел Бог Адаму: «Дети! В саду сем пребудьте веки — Не трогайте дерево смерти, — Познав его, станете смертны!» Ослушался братец сестрицы, Испил он студеной водицы — Запрыгал козленком, заблеял: «Аленушка, что я наделал!» Иван не послушался Марью — Открыл он ту комнату дальнюю — На горе себе Кощея Он отпустил, жалея. Яблоко съела дева, Адам искусился Евой, И Бог их прогнал из рая: «Свет познавайте, сгорая!» Но в сказке герой воспрянет: Вновь облик вернется Ване, Царевич Иван Кощея, Конечно же, одолеет. А я все книги листаю — С древа того ль — не знаю: Познания сладок яд: И рай в нем сокрыт, и ад.

Напояешь ты землю            медом горько-зеленым, Ты — медаль,            что гордится двумя сторонами, Как лукаво ты даришь            надежды влюбленным, Как играешь, смеясь,            их слепыми сердцами! Сеешь страх            и мешаешь уснуть суеверу… Не вставай в изголовье у спящего мужа, В мою дочку не целься —            ей дар твой не нужен. Я на голову нимб от тебя не примерю. Я безлунья дождусь — и выйду из дому, И на ощупь приму            млечный путь за дорогу, Обойду твой бесовский,            магический омут, Чтобы душу отдать одному только Богу.

Высота неведомого свода, И окрест ликующая мгла: Вот она, желанная свобода — Ни тепла родного, ни угла! Разве где-нибудь еще на этом свете Ноша есть блаженней ноши той? — Здравствуй, брат мой, непутевый ветер, Погуляем в поле мы с тобой! И пускай не ждет своей подруги В горьком доме сладостная ложь, Если сердце подхватили вьюги, Если душу охватила дрожь…

Неужели мы с тобою стали стары, — Для чего, скажи, воспоминанья? — В смутном сне оставленные чары, И тревожный хаос подсознанья… А быть может, было всё не с нами? — Так давно, что упускаю что-то… Вот мы дома, а на этом фото Вид с окна — он так же в Лету канет… Все события смешались в хороводе, Окружив нас, и куда-то всё несется… Соломон изрек однажды:                        «Все проходит!» — Я не верю — что-то все же остается.

Хорошо бы дом купить, Но на это денег нету, Вот и бродим мы по свету, Ищем, где бы нам прожить… Бесприютен мир и пуст Для того, кто прост собою, Нет в нем места нам с тобою, Под ногами снега хруст. Подождем пока еще — На земле не будет места — Может, примет Царь Небесный, И Он там нам даст жилье…

Вот тяжелые двери современного храма Открываю, как будто бы древнюю книгу, И в прошедшие леты вхожу осторожно: Там читают часы, как прежде, все те же Голосами далекими нужд и успехов. И незримо для всех            там стоят средь знакомых В драгоценных уборах цари и царицы. А когда вынимает священник частицы, В золотом алтаре, поминая усопших, Они вместе со всеми поют «Аллилуйя!» Потому что нет мертвых:            все живы на небе, Потому что с Христом            мы проходим сквозь время! И над нами тогда парят херувимы, И житейское чуждо нам попеченье…

Перевернутый мир отражают иконы: Золотые просторы в них странно близки: И глаза у святых безмятежно спокойны, А ведь многих из них на мученья влекли! Там живут по иным абсолютным законам: Поношенья, побои, принимая за честь, И бегут похвалы, и дают незнакомым Все последнее, что за душою ни есть. Отвергая соблазны пустого кумира, Деньги, славу и к власти кривые пути, Жить в миру, отрешившись от этого мира, Чтобы душу для жизни грядущей спасти.

Куда ушел, и где душа твоя? Мытарствуя, минует ли потёмки? И держит ангел ли тебя за пояс тонкий Несут молитвы ль в светлые края? Ты вел всегда нас смело через тьму… Но вот шагнул за грань ее впервые, Мы без тебя стоим от слез слепые: Дорогу, верно, торишь нам к Нему!..

Имеет ли свой цвет и вкус         земная суета? — Людская сутолока и бешеная гонка         за временем?.. Из дома выйдешь и всегда забудешь         что-нибудь…. Не знаешь никогда, каким оттенком         заблестят глаза У неприятностей         меж бледных коридоров… У всех деревьев         серые стволы и листья серые, Такие ж, как дорога,         ведущая всегда В одну и ту же сторону…

Ты ушел, и теперь я тебе не смогу         никогда позвонить… Никогда. И позвать ко столу         и сказать на прощанье: Дочь былá очень глупой,         ее бесполезно винить — Упорхнула голубкой,         оставив одни обещанья… Беспощадно звучат         уходящие эти шаги, Одиночество кутает их,         словно вата, Если б можно вернуть,         чтоб сказать: «Ты прости, Только я лишь одна         и во всем виновата!»

Уйдем от соблазнов: От сказочных красок,               сияющих в окнах, — То образ страстей,               безобразных, бесплотных. Уйдем от прилавков скорее китайских, От дорогих бутиков на пути, Всего все равно, дорогой, не купить… А копить               не стоит вообще: Все мирское вотще… Уйдем от соблазнов: Ироний всегдашних,               не нужно сарказмов, Живущих на башни,               на вавилонской у самого неба — Уж лучше просить на паперти хлеба… Просить и прощать всех               без всяких причин… Однако, как труден подобный почин. Уйдем от соблазнов: Вот так вот все разом — От разговоров пленительно-праздных От теле-…               и прочих приятностей разных… Бежим, а не то наших душ               не спасти, Готов ли сказать ты мирскому               «прости»? А я не готова. Прости.

Нет, в суете мы тишины не ценим: Гремят-звенят земные наши цепи… И мы не слышим: друг наш при двери. Он с нашей совестью о чем-то говорит. Но нам не нужен друг —                         не вовремя пришел: У нас дела, у нас… все очень хорошо И знать мы не хотим о Высшем Судии, Потом когда-нибудь, и лучше не ходи… А для того, кому есть Бог — любовь, Тот сам бежит от шума городского, Он слышит о призвании сынов И для него открыто Слово.

Бесы носятся по кругу, Весь сочельник топчут снег, Зазывая в гости вьюгу, Оставляя грязный след. Ветер воет, вьюга злится, И нещадно холод жжет. Но Иисус Христос родится, — К нашим душам путь найдет.

Наверное, мы все, как тот Улисс, Стремимся в дом, что называют                                    Вечность, — С рождения спускаясь только вниз По лестнице, ведущей прямо                                    в Млечность… В стране, откуда воды не текут, И ветры вспять откуда не уносят, Где наши праотцы нас тихо ждут И нежная свирель о чем-то просит. Играй свирель — ветр перестанет выть, Река Забыть пусть успокоит воды — Земную жизнь не просто разлюбить — Как самолеты, пролетают годы… Гляжу, как звезды гаснут поутру, Их разглядеть бессмысленно пытаюсь, И об ушедших плачу и печалюсь, Хоть живы, и сама я — не умру!

Здесь — обещанье Ушедшего лета! Здесь — предвещанье Грядущего света. Здесь — только стремленье, Там — вечный предел Здесь — только терпенье… Там — мирный удел.