Любовь Рябикина

ХОЗЯЙКА РАЙОНА

повесть

Анна отошла от окна, подошла к большому письменному столу, опустилась в стоявшее там кресло. Подняла голову и со вздохом произнесла:

— Многое изменилось, Юсуф. И я давно уже не та девочка, которую ты когда–то знал. Ведь почти двадцать лет прошло.

Черноволосый, смуглый мужчина по другую сторону стола с заметным акцентом произнес:

— Я знаю, Анна.

Она сурово взглянула на него поджав красивого выреза губы. Собаки–охранники настороженно посмотрели на ее свисавшую с подлокотника руку, но сигнала не последовало и они опять выжидающе уставились на гостя. А женщина продолжила резко:

— Не перебивай! Я стала убийцей по вине твоего соплеменника, азербайджанца…

Голос с каждым словом твердел, глаза засверкали злобой, и собаки угрожающе встали.

— …больше черным не жить в этом городе, я буду уничтожать и выгонять вас из района, пока не вышибу всех до единого или пока меня не убьют. Не я начала это, не я! Это начали вы — наглые, беспардонные, считающие себя господами. Этому не бывать! Здесь — Россия и это — моя земля!

Он беспомощно взглянул в ее бледное, злое лицо, которое когда–то так любил и тихо спросил:

— И меня убьешь?

Она от этого вопроса вздрогнула, недоумевая взглянула ему в лицо, и почти спокойно произнесла:

— Нет. Если не будешь вмешиваться. В память о прошлом. Уезжай от греха, Юсуф!

Он вскочил, но собаки шагнули к нему и он снова опустился в кресло:

— Неужели нельзя простить? Или решить как–то иначе?

Анна от этих слов вскочила, собаки следом, и мгновенно очутилась возле Юсуфа. Схватилась за подлокотники его кресла, приблизила свое лицо к его вплотную, и, еле сдерживаясь, прохрипела:

— Иначе?!? А как поступил бы ты, увидев своих родителей избитыми?

Анна, уже не сдерживаясь, кричала ему в лицо:

— Как поступил бы ты, когда твою сестренку, чистую и нежную девочку, изнасиловали? Они издевались над моими, ты понял — МОИМИ! — родителями, когда те просто пришли все выяснить. Я не жалею, что убила. Мразь не должна жить! Да, в тюрьме не сладко, но отсидела, от звонка до звонка отсидела! Следователь считал, что убийство не преднамеренное, но тебе скажу — я убивала зная, что убиваю! У вас, на Кавказе, месть — святое дело. Что ж, видимо и нам, русским, придется этому научиться.

Юсуф отшатнулся от нее в кресле, схватился за голову руками, поднял лицо, искривленное в мучительной гримасе и простонал:

— Анна! Что ты говоришь? Ты же мать и ты была такой нежной когда–то.

Она оттолкнулась от его кресла, отошла в сторону и, полуобернувшись с горькой усмешкой произнесла:

— Была когда–то… Твои сородичи до основания разрушили мою жизнь и заставили забыть об этом. Теперь я — Хозяйка Района и в нем нет больше места кавказцам.

Она махнула рукой куда–то в сторону и продолжила:

— Передай Мансурову, он сделал не тот ход, вызвав тебя. Прошлое не воротится. Я войну не отменяю, пусть ко мне не суются!

Анна на долю секунды замолчала, пристально взглянув ему в глаза:

— А ты постарел, Юсуф. Жаль, что встречаемся при таких обстоятельствах. Ты уезжай, Юсуф, уезжай.

Он не успел ничего сказать, а она уже нажала на кнопку селектора и четко произнесла:

— Охрану сюда!

В дверях, скрытых голубыми бархатными шторами, сразу же появились два молодых крепких парня и встали, молча глядя на Анну. Она указала рукой на Юсуфа:

— Отвезите за пределы района. Он скажет куда. И чтоб даже пальцем не трогать! Возьмите еще ребят и оружие.

К Юсуфу она больше не повернулась, а он тихо произнес:

— Я не хочу уезжать. Зачем тебе эта война? Ты же женщина. Хочешь, я стану посредником между тобой и Мансуровым.

Анна приподняла глаза на Юсуфа и зло улыбнулась:

— Чтобы он мог снова сделать попытку меня схватить? Это уже было.

Она дернула нетерпеливо головой в сторону Юсуфа и парни сразу же направились к нему. Он медленно встал, тяжело опершись на подлокотники. Уже у дверей обернулся:

— Прощай, Аня!

Она ничего не ответила. Дверь закрылась. Анна подошла к окну и немного отодвинула тяжелую штору в сторону. Машинально поглаживая другой рукой прижавшуюся к ноге собачью голову, отчего псина даже глаза прикрыла, задумчиво смотрела в окно. Она видела и не видела, как шел к машине Юсуф с ее личной охраной. Память вдруг вернула ее в прошлое…

Весна стояла ранняя и дождливая. Подкрадывался вечер, но еще не стемнело. Идти никуда не хотелось и Анна, забравшись с ногами на диван, в очередной раз перечитывала «Алые паруса». Старшая сестра, Лидия, вертелась у зеркала, то заплетая, то расплетая тяжелую русую косу. Свивала ее в корону, делала «конский хвост» и каждый раз спрашивала Анну:

— Мне хорошо так? А так?

Девушка на секунду отрывалась от книги, глядела на сестру и кивнув согласно головой, снова продолжала читать. Младшая сестренка, семилетняя Ирка, строила возле дивана дом для кукол и с любопытством поглядывала на старшую сестру. Из кухни доносились приглушенные голоса родителей, постукивание чугунов и ведер. Лидия наконец–то устроила на голове нечто замысловатое и села рядом с Анной.

— Да брось ты эту книгу! Неужели не надоело? Скоро Толиб придет, с другом.

Анна удивилась:

— А друг–то зачем?

Лидка захохотала:

— Тебя хотим познакомить, а то ты целые вечера, как схимник сидишь.

Стук в окно заставил ее подскочить. Лидка резво рванулась к окну, отодвинула занавеску и махнула рукой, приглашая:

— Заходите.

Обернулась к сестре:

— Это они.

Взглянула на себя в зеркало еще раз и выпорхнула на кухню. Анна растерянно взглянула на младшую сестренку, а та подмигнула ей и, хихикнув, тоже скрылась на кухне. Там раздались оживленные голоса. Говорила в основном Лидка. Анна быстро сбросила ноги с дивана и поправила распахнувшийся халат. Дверь открылась и на пороге появился высокий симпатичный парень, друг Лидии, Толиб. Анна его уже не раз видела и с улыбкой поздоровалась:

— Привет, Толиб!

Следом, слегка пригнув голову, шагнул еще один солдат. И Толиб и незнакомец были в «хэбэ». «Значит в самоволке», — подумала Анна и подняла глаза. Парень был просто невероятно красив — иссиня–черная густая шевелюра, черные глаза, мягкий овал лица и чуть тронутая загаром белая полупрозрачная кожа. Анна сразу же опустила голову, а Лидка рассмеялась:

— Анька, хватит смущаться! Знакомься — это Юсуф.

Парень переминался с ноги на ногу. Взглянул на нее и с сильным акцентом произнес:

— Можно Юрой звать. А вас — Аня?

Лидка снова захохотала:

— Чего это ты так официально?

Парень смутился и вдруг покраснел:

— Я русский плохо знаю.

Анне вдруг стало жаль его и она слегка подвинулась на диване:

— Садись, чего стоять–то.

И он послушно сел рядом.

В дверь постучали и Анна обернулась:

— Войдите.

Вошел секретарь, Олег Звягинцев:

— Анна Николаевна, звонит начальник милиции. После обеда хочет подъехать. Что сказать?

Она подошла к столу, полистала ежедневник:

— Что же, пусть приезжает.

Парень вышел, а Анна села за стол и обхватив голову за виски ладонями снова начала вспоминать…

…Тот летний вечер был теплым, звезд не было и над городом стоял кромешный мрак. Анна и Юсуф, обнявшись, сидели на лавочке возле дома. Фонарь на углу бросал на землю желтоватый свет, но густая крона тополя надежно защищала влюбленных. Говорил Юсуф:

— Мой отец умер, когда мне было всего четыре года. Я его почти не помню. У мамы, кроме меня, никого нет. Знаешь, Баку — красивый город и я тебе его покажу.

Его рука осторожно скользнула на грудь Анны, но она отбросила ее сразу же и твердо произнесла:

— Не смей!

И услышала в темноте обиженное сопение:

— Я люблю тебя! И почему я должен постоянно быть с тобой сдержанным? Я хочу жениться на тебе, а ты, как сосулька. Не любишь?

Анна осторожно взяла его руку в свои и тихо–тихо проговорила–прошептала, устроив голову на его плече:

— Не знаю.

Он мгновенно вскочил так, что она едва не упала на землю и забегал возле скамейки:

— Не знаешь?!? А когда знать будешь? Мне полгода осталось до конца службы! Лидка с Толибом заявление подали, а ты все не знаешь! Ну и оставайся! Когда узнаешь, с Толибом передашь!

Юсуф резко развернулся и исчез в темноте. Анна, ошеломленная, минуты три сидела не шевелясь, потом вскочила, подбежала к углу дома, отрывисто крикнула в ночь:

— Юрка! Вернись!

Мгновенно сильные руки обхватили ее за талию, прижали к себе и закружили. Торжествующий голос уверенно произнес над ухом:

— Ага–а–а! Значит все–таки любишь! Или нет?!?

Его лицо приблизилось к ее, Анна попыталась вырваться:

— Да ну тебя, дурак!

Но его губы жадно прильнули к ее рту и она обняла его крепкую шею руками…

Ход воспоминаний снова оборвался, на этот раз звонком телефона. Она взяла трубку:

— Иноземцева слушает.

Взволнованный мужской голос произнес:

— Это из Демидовки… Анна Николаевна, к нам тут из соседнего района на пост двое пришли. Наши, русские. Интересные вещи рассказывают. Мансур ночью собирается на машинах к нам нагрянуть.

Лицо Анны посуровело:

— Где точно? Они знают?

— Да у нас, через Демидовку собираются проскочить.

— Откуда такие сведения?

— Один из их села долго на Кавказе жил, понимает о чем говорят. Он и сказал.

— Сколько у вас патронов осталось?

— Пока хватит.

— Ну все. К вечеру сама к вам приеду.

Анна положила трубку на рычаг и сразу же нажала кнопку селектора. Услышав ответ Олега, сказала:

— Олег, обзвони ребят — у кого есть телефоны, к остальным кого–нибудь отправь. Сегодня надо усилить заслон возле Демидовки. Мансур собирается в гости к нам пожаловать.

— Сделаю!

Анна выключила селектор и снова задумалась…

…Встречали новый год. В маленьком клубе части собрались все свободные от дежурства солдаты и офицеры. Пестрой стайкой столпились в углу приглашенные городские девушки. Солидно сидели возле стены жены офицеров. На маленькой сцене двое солдат и прапорщик «колдовали» над аппаратурой. Наконец из динамиков полилась «космическая» музыка «Спейс». К Анне моментально подскочил какой–то солдат:

— Разрешите?

Но возникший неизвестно откуда Юсуф начал оттирать его в сторону:

— Это моя девушка!

Солдат не собирался сдаваться, а Лидка, стоящая рядом, «подлила масла в огонь», сказав:

— Он же первый пригласил, пока ты «спал».

Юсуф повернулся и к ней:

— Но она моя девушка!

Солдат отошел, с угрозой взглянув на Юрку. А тот подхватил Анну за талию со счастливой улыбкой. Она рассмеялась:

— Тоже мне, собственник нашелся!

Он ревниво взглянул по сторонам:

— Сегодня ты весь вечер танцуешь со мной!

Анна резко остановилась:

— Это еще почему?

— Ты моя невеста и я не хочу, чтоб тебя еще кто–то обнимал в танце, как я.

И крепко прижал к себе.

В перерыве солдаты вышли курить на улицу. К Анне вдруг подбежала Лидка с перепуганным лицом:

— Там, Юрку твоего, избить собираются!

Анна, как была в босоножках и безрукавном платьице, бросилась из клуба, не чувствуя, как снег обволакивает ноги. Выбежала за угол и увидела Юсуфа в плотном кольце солдат. Кинулась к ним, растолкала и встала впереди Юрки, раскинула руки в стороны и крикнула:

— Не сметь!

А солдаты растерянно глядели на ее ноги в снегу, из–за которого даже босоножки не были видны. Юсуф быстро опомнился, схватил ее в охапку, солдаты расступились и он бегом понес ее назад, в клуб.

Стихла музыка, оборвалась на высокой ноте. Пары с удивлением глядели на сцену, а ведущий — на стоявшего в дверях солдата с ревущей девчонкой на руках. Потом уже все молча глядели, как он усадил ее на табуретку возле печки, как судорожно стаскивал с ее ног босоножки и обтирал ей ноги носовым платком, пока кто–то не протянул ему полотенце…

Анна оборвала свои мысли, нажав на кнопку селектора.

— Олег, узнай обстановку в соседних районах. Она нам сегодня потребуется. Сведения какие–нибудь поступали?

— Соседи жалуются на Мансура, говорят, что вконец обнаглел. Молодых ребят избивают, на рынке из русских никого нет, девчонкам путным ни днем, ни ночью выхода нет.

— А что же милиция?

Было слышно, что Олег усмехается:

— Такие же, как у нас. Сквозь пальцы смотрят и ни во что не вмешиваются.

Анна задумчиво побарабанила по столу пальцами:

— Так, значит… Ладно. Будут новости из Демидовки, немедленно сообщи. Все!

…В тот вечер Анна бежала на станцию к Юсуфу, намереваясь удивить его своим появлением. С трудом преодолела колючую проволоку, поднялась на две ступеньки ведущие внутрь радарной установки и тихонько открыла дверь. То, что она увидела, потрясло ее до глубины души. На узеньких нарах лежала в одних трусиках Ленка Шпакина — самая известная в городе шлюха. А рядом, по пояс раздетый, сидел Юсуф. Когда дверь отворилась он резко повернулся. Их глаза встретились. Анна резко развернулась на ступеньках, прыгнула вниз и не разбирая дороги, кинулась назад. Мгновенно проскочила, даже не задев, под проволокой и побежала к дому. Слез не было, но тяжело и пусто было на душе. Тихонько войдя в окутанный тишиной дом, она легла на кровать и почти мгновенно погрузилась в черный, без сновидений, сон…

Анна бушевала, бегая по комнате, как сумасшедшая. Красное от злости лицо и сжатые кулаки постоянно были направлены на стоящего посреди комнаты Юсуфа. Парень был в парадной форме. А Анна вопила:

— И после того, что я видела, ты смеешь явиться ко мне и просишь выйти за тебя замуж? Ты считаешь, что я дура?

Он возразил:

— Нет. Это я дурак. Ты умная девушка.

Она остановилась перед ним и подняв голову, почти спокойно спросила:

— Как ты мог так поступить со мной? Ведь я тебе верила!

— Пойми, ничего не было. Клянусь тебе!

— Ну, конечно! И Ленки рядом с тобой не было…

Слезы выступили на глазах и предательски покатились по щекам:

— …почти голой. И ты не был по пояс раздет? Знаешь что? Катись отсюда и больше не появляйся!

Анна пинком распахнула дверь комнаты:

— Убирайся!

Во время этого монолога Юсуф все ниже и ниже опускал голову, а когда Анна распахнула дверь, он кинулся вон и ей показалось, что он тоже плакал. Не успела дверь за ним захлопнуться, как девушка повалилась на диван и уткнувшись в жесткую подушку в голос заревела. Благо, что в доме никого не было…

…Заработал селектор. Голос Олега произнес:

— Анна Николаевна, начальник милиции приехал.

— Пусть заходит.

— Да он еще только из машины выбирается. Я тут в окно смотрю.

— Хорошо, Олег. Спасибо.

Анна подошла к стене и раздернула легкие атласные шторки, скрывавшие подробную карту района. Нашла деревню Демидовка и задумалась: «До границы района от Демидовки и полкилометра не будет. Надо жителей предупредить, чтоб не высовывались. Мало ли чего случится…». Собаки вдруг ощетинились и зарычали у ее ног. Она положила руки на головы своей четвероногой охраны:

— Лежать!

Псы послушно улеглись рядом с креслом. Дверь без стука распахнулась и в проеме показалась крупная фигура начальника районной милиции капитана Коломенцева. Хлопнув дверью, он, не здороваясь, прошел к дивану у стены и ухнулся на него, отчего тот жалобно заскрипел, повернул лицо и сразу начал разговор:

— Это как же, Анна Николаевна, получается? Вы войну, самую настоящую, ведете, а мне как быть? Целых две недели уже командуете в районе, мой кабинет заняли, ваши боевики мне в лицо ржут! Если так дальше пойдет, я сам в область съезжу за помощью. Вы не имеете права так поступать. Если есть вопросы — подайте заявление.

Анна усмехнулась, глядя в его красное лицо:

— Никуда, вы, Валерий Евгеньевич, не обратитесь. Это не в ваших интересах. Вы и сами это понимаете, раз уж две недели бездельничаете. С тех пор, как мои ребята охрану несут — ни в городе, ни в районе даже краж нет. Так что выходит, я вам карьеру делаю.

Коломенцев шутки не принял:

— Может и нет, только как на пороховой бочке живем. И как быть с трупом Захарова? Может скажете, он своей смертью помер?

Анна помрачнела: Борис Захаров был убит в перестрелке два дня назад. И она, уже жестко, произнесла:

— Не скажу. Но мы теперь умнее будем. И без разведки никуда больше не сунемся. А разведчики у меня уже есть. И не плохие. Афганцы.

— Вы обязаны вернуть нам оружие. Все же оно за нами числится, за милицией.

Анна спокойно спросила:

— А зачем вам оружие, капитан? Ведь вы все равно никого не защищаете.

Коломенцев тяжело уставился на нее:

— Не много ли на себя берете, Анна Николаевна? Милицию разоружили, военкомат без оружия оставили, этих олухов военных, — ведь я их предупреждал! — ограбили, даже школьный тир не обошли стороной, не говоря уж о лесничестве и частных ружьях.

— Вы прекрасно знаете, Валерий Евгеньевич, у кавказцев оружия и денег полно, а нам его купить негде, да и не на что. Сидели бы вы лучше тихонько, мой вам совет. Ведь случись что — нас люди поддерживают. Вот вы сказали — живем на пороховой бочке, а ведь не жили бы, если б вы так рьяно не защищали своих черножопых протеже. Большинство ваших людей сейчас со мной. И поверьте, они знают — на что идут. Район я не сдам и мы будем его удерживать всеми силами. Капитан, не хотели бы вы послушать, что в других районах делается?

Коломенцев хмуро буркнул:

— Да уж там–то не воюют.

Анна улыбнулась:

— А это как сказать…

Она нажала на клавишу селектора:

— Доложите обстановку у соседей.

Голос Олега ворвался в кабинет:

— Собираются последовать нашему примеру. Уже вооружаться начали. В Меленках одного черного задавили — девчонку изнасиловал. Люди считают, что раз у них в горах места для русских нет, то и здесь им делать нечего.

— Хорошо, Олег.

Повернулась к Коломенцеву:

— Ну как, Валерий Евгеньевич? Не кажется ли вам, что люди устали от того, что все вокруг куплено южными наци? Это ведь Россия. Почему наших они повыгоняли из своих республик, не дали людям жить? А теперь и нашу землю к рукам прибирают. Не слишком ли на жирный кусок нацелились?

Капитан вытащил пачку сигарет. Закурил:

— И все же не стоит воевать. Вам что: Афгана с Чечней мало?

— Но нам тоже дорога наша земля, как и им их горы. Пусть убираются вон отсюда!

— А не думаете ли вы, что дойдет до правительства и на вас отряд ОМОНа бросят? Ведь это может… В прошлый раз вы три года сидели, а в этот — вам «вышка» светит.

— Может и так, только не собираюсь я на полдороге останавливаться. А насчет ОМОНа — навряд ли. Правительство сейчас слишком поглощено предвыборной грызней, чтобы о нас, грешных, думать. И Чечня еще идет… А я из своего района ни одного мальчишки в Чечню не отдам! С военкомом тут поговорили «по душам». Он и остальных, тех что отправлены уже, вернет. По крайней мере обещал сделать все, что в его силах. Хватит за чужую землю головы складывать!

— Я тут говорил с мэром. Уборочная на носу, а горючего нет. К железке–то теперь не пробиться по вашей милости.

Анна усмехнулась:

— Все–то вы знаете, Валерий Евгеньевич. Одного не знаете, что мои ребята еще вчера под прикрытием БТРа и наших незваных гостей шесть полных наливников пригнали. Так что горючим обеспечены.

Капитан недоверчиво потер нос:

— И где же вы БТР‑то взяли с наливниками?

— Командир части человек необычайно понятливый, а водители у меня и свои есть. А чтоб не пожгли нас, в кабины посадили родного брата Мансурова, племянника и еще четверых кавказцев. У нас их в камерах сидит двенадцать человек. Машины шли вплотную друг к другу. Я была в колонне и видела, как Мансуров провожал нас глазами.

Коломенцев вскочил и нервно забегал по кабинету. Собаки сразу же поднялись и не мигая следили за ним. Анна какое–то время наблюдала, потом спросила:

— Никак не могу понять вас, Валерий Евгеньевич, вы–то за кого?

Капитан резко остановился:

— Я за закон!

Анна откровенно усмехнулась:

— За какой закон? Который нас грабить позволяет? Позволяет избивать стариков? Насиловать девчонок? Скажите честно, сколько дел вы прикрыли, получив энную сумму? Я уверена, что в большинстве случаев страдали невинные люди, а виновные с деньгами откупались.

— Это что, вы о своем преступлении вспоминаете? Так вы же сами сознались в убийстве.

— Верно. Но до сих пор не могу понять, почему те, кто бил моего отца, ничего не получили? А ведь я тогда убила только Алима Мансурова, а остальных двух ранила. Или вы посчитали, что им ранения хватит? Почему изнасилование моей сестренки просто замяли? Почему вы не стали расследовать дело об убийстве моего мужа и сына? Не прислушались к словам Порецкого? Зато мое дело вы тогда «раздули» крепко! Если бы не мой адвокат, думаю, что вы — лично вы! — «помогли» бы мне сесть лет на десять. А знаете, я ведь тогда просто не захотела давать вам деньги.

Коломенцев грузно опустился в кресло напротив:

— Я решительно против ваших действий… И хотел бы связаться с областью.

— За чем дело стало?

— Ваши молодцы за каждым моим шагом следят. На телеграф не пропустили, выезд из города перекрыли, а домашний телефон просто обрезали. Мэр к вам не приходил?

— Был. Тоже хотел в область наябедничать, еще неделю назад.

— Как я понимаю, вы отказали?

— Правильно думаете, но теперь мне самой любопытно, что думают по поводу двухнедельного молчания наши областные начальнички? Ну как, хотите позвонить? Надеюсь, вы не будете возражать против моего присутствия при разговоре? Я мешать не буду, можете все говорить, как считаете нужным.

— Что ж, слушайте.

Анна нажала кнопку:

— Олег, соедини меня с областным управлением внутренних дел.

Через минуту голос Олега ответил:

— Соединяю.

В комнату сразу же ворвался хриплый голос:

— Старший лейтенант Светлов, почему так долго молчали?

Коломенцев недоуменно ответил:

— Товарищ подполковник, это капитан Коломенцев…

Голос рявкнул:

— Что у вас в районе творится, товарищ капитан? Где старший лейтенант Светлов?

— Не знаю.

— Как это не знаете?!? Я его четыре дня назад к вам отправил.

Голос в трубке вдруг замолчал, а потом уже спокойно продолжил:

— Ну так что там у вас?

Коломенцев мрачно взглянул на Анну:

— Бунт у нас. Милиция разоружена и разогнана. Связаться с вами не мог, так как практически сидел под домашним арестом. Мэр тоже отдыхает, власть лишь у председателей бывших колхозов и совхозов, да у той, что все это начала.

Голос снова «взорвался»:

— Как вы могли такое допустить?!? Кто командует в районе?

Коломенцев вздохнул:

— Все произошло настолько неожиданно. В общем, мы не успели ничего предпринять. Помните дело Иноземцевой?

— Кое–что. При чем здесь это?

— Да ведь это Анна Николаевна всю кашу заварила! Она и командует в районе.

— Та–а–ак! Но у вас есть еще воинская часть.

Валерий Евгеньевич скривился:

— Их они разоружили в первую очередь и командир части сохраняет нейтралитет.

Область какое–то время молчала, потом устало выдохнула:

— Какое положение на данный момент в районе?

— На всей территории нет ни одного лица кавказской национальности. Иноземцева со своими боевиками всех вышибла. Есть, правда, заложники и среди них, как я слышал, брат Мансурова.

— Кого?

— Того самого. Его младшего брата Анна Николаевна восемь лет назад убила. Вот с того времени все и тянется.

Голос в трубке задумчиво протянул:

— Та–а–ак!.. А криминала много?

— Ни одного, даже кражи прекратились. Но в перестрелке погиб один парень. Хотите поговорить с Иноземцевой? Она рядом стоит.

— Нет. Найдите старшего лейтенанта Светлова, пусть возвращается.

— А что делать мне?

Голос резко гаркнул:

— Ждать! Раз удержать власть не сумели…

Область отключилась. Анна поглядела на ссутулившиеся плечи капитана, на склоненную, тронутую сединой голову, спросила:

— Хотите я разыщу Светлова? На данный момент у меня возможностей больше.

Коломенцев взглянул ей в лицо:

— Не возражаю, если вы дадите мне возможность поговорить с ним.

— Хорошо. Я пришлю за вами машину, как только разыщем Светлова.

Капитан кивнул головой и вышел не прощаясь. Анна сразу же нажала на кнопку селектора:

— Олег, выясни, может кто–нибудь из ребят задерживал старшего лейтенанта Светлова. Он послан к нам из области четыре дня назад.

— Сейчас выясню.

Буквально через несколько минут он сам влетел в кабинет и посмеиваясь, сказал:

— Он четвертые сутки у нас в КПЗ «загорает»! Отказывался предъявить документы и сопротивление оказал. Привести?

— Да нет. Лучше я сама спущусь. Коломенцев уже уехал?

— Только что, все фасад милиции разглядывал.

— Пойдем, взглянем на этого опера…

Сразу же после разрыва с Юсуфом Анна переехала жить в деревню к бабушке. Дни стояли жаркие, работы было много, но она не жаловалась. Косила, полола, поливала, сушила сено, таскала воду на коромысле с дальнего колодца. Иногда бегала в лес, приносила ягоды, грибы. Варила варенье, компоты, мариновала и солила. Косила всюду, где только можно, сушила и перетаскивала к дому. Бабушка часто спрашивала ее:

— Зачем столько сена? Ведь у нас даже козы нет.

Анна улыбалась загадочно и продолжала косить. В колхозе начинался второй сенокос и, поговорив с председателем, она отправилась на колхозные угодья. В конце августа привела пятнистую корову, сказав изумленной старушке:

— Ну вот, теперь молочко свое будет!

Целый месяц она мучилась с пальцами — соски у коровы оказались на редкость тугими и знала она лишь машинную дойку, но Анна не сдалась. Постепенно дело наладилось. В конце сентября, со свинокомплекса, она притащила двух маленьких поросят. Их розовые пятачки забавно выглядывали из корзины. Поросята были суточными, но с помощью бабушки, девушка выходила их. Освободилось место библиотекаря в сельском клубе и Анна устроилась работать туда. Она умела шить, а так как читателей днем было не так много, перетащила в библиотеку ручную швейную машинку и принимала заказы на шитье. Деревенским это было очень удобно и работы прибавлялось с каждым днем. Председатель не возражал, теперь деревенские бабы не отпрашивались по три раза «на примерку в город». Анна снимала мерки в крохотной комнатушке–чуланчике и записывала книги в зале.

Прошла зима, отелилась телочкой в начале марта корова. Поросята уже выросли и в апреле зарезали одного на мясо. Бабушка на Анну только дивилась, а она в конце апреля купила двадцать цыплят и столько же утят. Возилась с ними, как с детьми: кормила творогом, тертой морковью, крошеными яйцами и не потеряла ни одного. В деревне сначала охали и ахали, глядя на ее трудолюбие, а потом привыкли. Внимания на ребят Анна совсем не обращала, да и времени на гулянки не оставалось. Поздно вечером она мгновенно засыпала, чтобы рано утром снова вскочить.

В июне в библиотеку неожиданно заглянул председатель. Внимательно оглядел аккуратно расставленные на полках книги, потом взглянул на сидевшую за столом Анну:

— Здорово! Я к тебе с просьбой.

Анна поздоровалась в ответ и молча глядела на главу колхоза, а он продолжал:

— Рук на сенокосе не хватает. Решили мы на правлении всех мобилизовать на заготовку кормов. Ты согласна хотя бы пару недель в поле поработать? Заплачу, как и колхозникам, осенью зерна дадим, соломы. Ну как?

Анна поднялась из–за столика:

— Хорошо. Но по воскресеньям библиотека будет работать. Согласны?

Председатель хлопнул ладонью по столу:

— Вот и ладно! Завтра в полседьмого к магазину. Да ты и сама знаешь.

Сразу же исчез за дверью библиотеки.

Светлов лежал на шконке, закинув руки за голову. Когда в замке повернулся ключ, он лениво посмотрел на открывшуюся дверь, но увидев вместо охранника женщину, медленно сел. Поправил рубашку. Она молча остановилась напротив и внимательно оглядела его с ног до головы, заметив про себя: «Крепкий парень, недаром мои архаровцы с фингалами». Вслух произнесла:

— Здравствуйте, Павел Юрьевич! Прошу прощения за задержание. Надеюсь, вы понимаете, что сами виноваты в случившемся? Почему не объяснили, кто вы и зачем прибыли?

Он настороженно разглядывал ее, но ответил спокойно:

— Здравствуйте. Я бы хотел узнать, что здесь происходит? Почему меня задержали? Где капитан Коломенцев?

Она перебила его:

— Вы все узнаете, а сейчас может выйдем отсюда?

Анна пошла к двери, но Светлов не тронулся с места и она оглянулась:

— Вы идете?

— Куда и зачем? Кто вы такая?

Анна улыбнулась:

— Обо мне вы уже слышали, я уверена. Что ж, представлюсь — Иноземцева Анна Николаевна. Я, на данный момент, Хозяйка Района.

Светлов, не веря, разглядывал ее. Затем шагнул следом, легко подхватив левой рукой джинсовый пиджак с нар.

Анна предупредила:

— Минуточку, у меня тут особая охрана за дверью. Сначала выйду я.

Павел провел рукой по щетине на подбородке:

— Побриться бы, себя в порядок привести, а то я здесь совсем опаршивел.

— Хорошо, ребята сейчас вам все организуют.

— Тогда может вы узнаете у них, где моя машина? В ней осталась сумка с бельем и бритвой.

— Машина здесь, в гараже стоит. Сами хотите сходить или пусть парни принесут? Предупреждаю — не делайте глупостей. Уйти мы вам не дадим, по крайней мере в ближайшую неделю. Можете выходить.

Светлов вышел и уставился на собак, а те, в свою очередь, разглядывали его. Он хмыкнул:

— Н-да! Такого я не ожидал. Я арестован?

— Нет. Просто мне не выгодно отсылать вас в область, когда вы ничего не знаете. Первое знакомство со мной и ребятами, признайтесь, оставило не лучшее впечатление? Разговор с Коломенцевым еще больше укрепит вас в вашей правоте. Но Коломенцев реальной силы сейчас не имеет и он многого не знает. А знает он лишь то, что дает ему выгоду. Остальное он «забывает» сказать. Не скрою, мы с ним старые противники.

Разговаривая, они дошли до дежурного. Анна кивнула парню за столом:

— Отдай ключи от машины и документы и проводи в гараж. Помоги Павлу Юрьевичу, если он что–то попросит.

Повернулась к Светлову:

— Даю вам час. Потом приходите ко мне в кабинет, ребята проводят. Побеседуем.

Светлов кивнул в ответ, собирая со стола документы и ключи. Анна поднялась наверх вместе со своей четвероногой охраной.

С запада медленно наползала свинцовая туча, а сена на поле было еще много. Стог, на котором стояла Анна, еще только начали метать. Люди торопились успеть до дождя. Работали сосредоточенно, лишь изредка раздавался чей–нибудь крик. Женщины быстро сгребали сено, мужики подтаскивали к стожарам и забрасывали вилами наверх. Анна принимала сено, утаптывала его, выравнивала стог, граблями показывая, куда положить очередной навильник. За неделю ее кожа обветрилась и потемнела от солнца, ноги и руки покрылись царапинами и порезами от травы, но она не жаловалась. Лишь по вечерам, обливаясь в огороде теплой от солнца водой, стонала от боли, так сильно щипало ранки от воды и ныло от усталости тело.

Стог был уже почти закончен, Анна выкладывала верхушку, с трудом удерживаясь за качающийся стожар. Наконец подали вики — большие ветки с листьями, чтобы пригнести сено сверху от ветра. Анна едва успела повесить их, как крепкий и резкий порыв ветра сбросил ее со стога. Она, падая, ухватилась за вику и молча висела на стоге, ожидая помощи и лихорадочно соображая, высоко ли до земли. Но все уже разбежались, первые крупные капли ударили по голове и спине. Снизу неожиданно раздалось:

— Отпускай вику, я тебя поймаю!

Кто говорил, Анна не поняла, но руки разжала и заскользила вниз. Мужские руки подхватили ее у самой земли и прижали к себе на мгновение. Спиной Анна почувствовала крепкую, мокрую от пота и дождя грудь, резко развернулась и увидела перед собой Андрея Иноземцева. Парень серьезно смотрел на нее:

— Чего не кричала? Ведь я случайно увидел, как ты висишь. Мужики уже разбежались. Бежим до шалаша, тут ближе. Быстрее!

Он схватил ее за руку и потащил за собой. Анна бежала и чувствовала, как по спине потоком льется вода и болят свежие царапины. Когда они влезли в шалаш, на них не было и сухой нитки. Внутри сидело двое мужиков, Андрей накинулся на них:

— Вы что ее бросили? Чуть со стога не упала девка! Ну–ка, дайте ей что–нибудь укрыться, а то простынет еще.

Анна попыталась отказаться, но парень настойчиво накинул ей на плечи чью–то рубашку.

…Андрей Иноземцев был лет на восемь старше ее. Сразу после школы он уехал в город учиться на шофера. Отслужил в армии и снова работал в города, а этой весной вдруг вернулся в деревню. Все его ровесники уже давно имели ребятишек, а он все ходил холостым. Бабы в деревне долго судачили по этому поводу, а он, когда спрашивали, усмехался:

— Свою судьбу еще не нашел, вот и не женюсь.

Андрей слегка подвинулся к Анне:

— Замерзла?

Колька Игнатьев за спиной хихикнул:

— А ты б согрел! Мы и уйти можем. Правда, Серег?

Андрей развернулся к нему как пружина:

— Заткнись!

Смешок мгновенно смолк. Андрея в деревне побаивались после того, как на танцах в клубе он сильно избил двух пьяных городских ребят, пристававших к девчонке.

Андрей искоса глядел на загорелую девичью шею уже начавшую облупаться, на выгоревшую прядь волос, выбившуюся из–под мокрой косынки, на четкий профиль со слегка вздернутым, «упрямым», подбородком, на длинные, тоже выгоревшие, ресницы полуприкрывшие глаза. Девушка сидела молча, съежившись под чужой рубашкой и вздрагивала всем телом при раскатах грома. Гроза бушевала, с неба лились целые потоки воды, молнии освечали небо. В шалаше тоже начало капать. Мужики в глубине завозились, недовольно матерясь вполголоса:

— Надо было в машину, под брезент бежать. А теперь…

Андрей, заметив как Анна вздрогнула, спросил:

— Ты чего так вздрагиваешь? Замерзла?

Она ответила тихо, не поворачивая головы:

— Я с детства грозы боюсь.

Что–то укололо его в сердце и он сказал, про себя улыбнувшись:

— Ну, давай руку, что ли. Не так страшно будет!

И протянул ей свою. Анна осторожно положила на нее свою ладонь. Андрей почувствовал жесткие ладони и подумал: «Девчонка совсем, а руки–то уже бабьи, натруженные». Так они и сидели, молча, держась за руки. Гроза вскоре ушла дальше, дождь прекратился, снова выглянуло солнце, засверкали алмазами капли воды на траве. Стали выбираться наружу попрятавшиеся от грозы люди. Вылезли из шалаша и Андрей с Анной. Он вдруг предложил:

— Может в кино сходим сегодня?

Она быстро взглянула на него и сразу опустила глаза:

— Некогда мне. Скотина ждать не будет.

И сразу пошла вперед, а Андрей, покусывая травинку, задумчиво глядел ей вслед. Рядом остановился Колька Игнатьев, проследил за взглядом Андрея и усмехнулся:

— Королева! Хозяйство отгрохала, как будто семеро по лавкам. Уж не на нее ли нацелился, Андрюх?

Андрей сверху вниз взглянул на него:

— Может и на нее. Твое–то какое дело?

— Так ведь у нее на гулянки времени нет. Хозяйство!

— Вот я ей и помогу.

Андрей отшвырнул травинку и широкими шагами пошел к машине.

Вечером, натаскав воды и дров, сказал родителям:

— Ну ладно, вы тут справитесь и сами, а я пошел.

Мать спросила:

— Куда это ты на ночь глядя? В клуб, что ли?

— Да нет. К Анне схожу, к Тихоновой.

— Зачем это?

— Дело есть.

Андрей спокойно зашел в сени и постучался. Старческий голос ответил:

— Кто там? Заходите, не заперто.

Он толкнул дверь и оказался в чисто убранном доме, с цветами на окнах. Из кухни выглядывала бабушка Анны. Андрей встал у двери:

— Здравствуйте. Мне бы с Анной поговорить.

Старушка приглядывалась к нему:

— А она только–только корову ушла доить. А ты кто будешь–то? Что–то не признаю чей.

— Иноземцев я, Андрей.

— А–а–а… Ну ты проходи, проходи. Подожди ее.

Старушка засуетилась:

— У меня тут на плите варится, ты уж не обессудь, посиди пока один.

— Да вы не беспокойтесь.

Андрей прошел вперед и огляделся. Как и в любом деревенском доме стояла в углу двуспальная кровать с никелированными шариками на спинках и ворохом подушек, покрытых кружевной накидкой. Стол, стулья у окон, телевизор на тумбочке, горка с посудой, на стене ковер, фотографии, зеркало. Возле печки стоял еще один столик с электрической ножной машинкой, весь заваленный тканями и выкройками. В кухне звякнуло ведро, старушка вышла и направилась к дверям, говоря Андрею:

— Ты посиди пока, а я за водой схожу.

Андрей встал:

— Давайте лучше я схожу за водой. Где второе ведро?

— На мосту, на лавке. И коромысло там.

Парень вышел, подхватил второе ведро, заглянул в бак — тот был пуст. Взял коромысло и ушел к колодцу. Принес ведра, вылил в бак и снова ушел. Принес вторые и нос к носу столкнулся с Анной. Она запирала дверь в хлев на вертушку. Удивленно взглянула на Андрея:

— А ты что здесь делаешь?

Он спокойно ответил:

— Тебя жду. В кино сходим.

Она упрямо взглянула на него:

— Я же сказала, что мне некогда.

— Помогу с делами разобраться и сходим. Еще успеем не один раз. Вот сейчас воды наношу.

Анна ушла в дом. Андрей довольно улыбнулся. Когда он вошел в дом снова, Анна составляла процеженное молоко в погреб. Он прошел на кухню и поставил ведро с водой на скамейку:

— Там полный бак. Еще надо? Может еще что–нибудь помочь?

Отозвалась Анна:

— Спасибо, но я и сама справлюсь.

— Может все же сходим в кино?

Анна не ответила, выручила парня бабушка:

— Сходите–сходите. И Анютка отвлечется, а то только и знает работу. Идите, а я тут и сама управлюсь. Сегодня поливать не надо.

Девушка тряхнула головой и слегка улыбнулась:

— Ну ладно, идем. Напали на меня с двух сторон. Только переоденусь.

Выскочила за дверь. Андрей двинулся следом, но бабушка остановила:

— Сейчас придет. В терраску убежала, летом–то она там живет и наряды ее там.

Анна появилась через несколько минут в модном платье и туфельках–лодочках:

— Пошли.

Повернулась к бабушке:

— Бабуль, я сразу же после кино приду. Ты только верхнюю дверь запри. И сейчас ничего не делай, я и завтра сделаю.

Бабушка Аня долго глядела им вслед из окна, а они шли рядом и молчали. Андрей нарушил молчание вопросом:

— А почему ты из города уехала?

Она пожала плечами и опустила голову:

— Да так, обстоятельства. А здесь хорошо, просторно.

— Странно, деревенские девки почти все в город укатили.

— Не стоит об этом.

— Хорошо. А что же ты тогда парней сторонишься?

Она подняла голову:

— А что же ты не женился до сих пор?

— Счастье свое еще не встретил.

— Вот видишь! И мне только потому, что все гуляют, не хочется гулять–то.

Андрей решился:

— А со мной? Может погуляем немного после кино?

Анна улыбнулась, качнув головой:

— Берешь быка за рога?

И уже серьезно добавила:

— Устала я, Андрей!

Они подошли к деревенскому клубу. Молодежи у входа столпилось много. К Анне сразу же подошли две молодые девушки. С любопытством посмотрели на Андрея. Одна спросила:

— Ань, ты мне платье не сошьешь? Я тут ткань купила.

— Забегай. Ткань захвати и вместе над моделью подумаем.

Девушки отошли, а Анна вдруг схватила его за руку:

— Извини, я сейчас…

Андрей видел, как она подошла к парню из соседней деревни и что–то начала ему говорить. Парень явно пытался оправдываться. Остальные ребята откровенно разглядывали ладную фигурку девушки. Он заметил и их завистливые взгляды, когда она вернулась к нему. В голове пронеслось: «Никому не отдам!» Зашли в зал. Фильм оказался детективом с целой серией убийств. В темноте Андрей взял ее руку в свои, Анна не возразила, только повернула голову и мгновение смотрела на него. Для Андрея фильм прошел очень быстро и он с досадой посмотрел на загоревшиеся в зале лампочки: «Побить бы вас из рогатки!» Они вышли из клуба и медленно шли по улице. Андрей чуть приотстал, чтобы сорвать ветку китайской сирени в палисаднике у Комковых и теперь шел сзади. Не отрываясь смотрел в спину Анне, машинально обдирая с ветки листья. Она вдруг обернулась:

— Долго ты меня разглядывать собрался?

Вместо ответа он шагнул вперед, положил свои руки ей на плечи, притянул вплотную и тихо спросил:

— Замуж за меня пойдешь? Я завтра сватов пришлю.

Анна вдруг расхохоталась в его руках:

— Господи–и–и!!! И вечера не гуляли, а он уже сватов собрался заслать! Не пойду! И не подумаю даже!

Она решительно рванулась из его рук и побежала. Андрей сумел догнать ее лишь у дома. Схватил за руку, прижал к стене и задыхаясь от бега стал целовать жадно, исступленно, страстно. Она отбивалась, отчаянно пытаясь вырваться. Молотила кулаками по его плечам и спине, но вдруг затихла разом. Андрей замер, почувствовав эту перемену. Отпустил ее и присев на корточки рядом, заговорил:

— Люба ты мне! Ни одна девчонка еще души не задевала, как ты. Не обижу, Ань! Честное слово жить будем, ведь тяжело тебе одной. Ну что ты молчишь?

Анна стояла, прислонясь спиной к стене и думала, глядя на его склоненную голову: «И зачем только я согласилась в клуб идти?» А вслух сказала:

— Не люблю я тебя, Андрюш.

Он вскочил на ноги:

— Полюбишь! Вот увидишь, я все сделаю, чтоб полюбила! Давай поженимся побыстрее!

— К чему такая спешка?

— Боюсь, уведут тебя более молодые. Видел я сегодня, как они на тебя смотрят.

И яростно добавил:

— Так бы морды и поразбивал всем!

Анна тихонько засмеялась и подошла к двери:

— Пойду я, а то завтра рано вставать.

Запираясь, услышала:

— Завтра сватов пришлю! Жди!

Боевики, не мудрствуя, отвезли Светлова в баню. Через сорок минут, побритый и посвежевший, он снова появился в здании милиции. По дороге на все его вопросы ребята или отмалчивались, или отвечали односложно. За эти сорок минут Павел Юрьевич не узнал ничего и сейчас поднимался на второй этаж, надеясь получить ответы от самой Иноземцевой. Ему все еще казалось, что это розыгрыш. Когда ехали по городу он видел спокойно идущих по своим делам людей, работающий рынок, магазины. Все было таким же, как и в других городах, но оружие на плечах сопровождающих его ребят было реальным и вот это–то несоответствие никак не укладывалось в голове Светлова. Ему было всего тридцать два года и в подобных переделках бывать еще не приходилось. Он надеялся получить указания от областного начальства, но позвонить ему не разрешили и сейчас он никак не мог сообразить, что делать дальше. И только поднимаясь по лестнице к нему пришло это спасительное решение — выяснить все самому.

Олег Звягинцев что–то писал за столом, когда в секретариат вошел высокий, красивый парень в серых брюках и голубой рубашке с короткими рукавами. Олег насторожился:

— Вы к кому?

— Я Светлов, вас должны были предупредить.

— Минуточку…

Нажал на кнопку селектора:

— Анна Николаевна, тут Светлов появился. Мне его пропустить?

В ответ раздалось:

— Пусть проходит. Олег, через час я еду в Демидовку.

— Понял.

Повернулся к Павлу:

— Проходите.

Анна сидела за столом и читала какие–то бумаги. Как только Светлов вошел собаки встали по краям ее кресла и не спускали глаз с него. Павлу стало не по себе от такого внимания: «Ну и чудовища, где она только «выкопала» таких. Одно резкое движение и…» Додумывать, что будет за этим «и» не хотелось, но плечи сами собой передернулись. Женщина заметила его взгляд и просто сказала:

— Не бойтесь, они не тронут, пока я им знак не подам. Присаживайтесь, где вам удобно.

Павел опустился в кресло напротив и сразу же спросил:

— Почему мне не разрешают позвонить в областное управление внутренних дел?

— Я так приказала и уже говорила почему. Мне бы хотелось, чтоб вы сообщили не предвзятое мнение капитана Коломенцева, а свое собственное. Но если вы беспокоитесь о жене или родителях, я не возражаю. Лишь одно условие, ни слова о происходящем в районе.

— Ну, об этом можно не беспокоиться. Я разведен, а родителям перед командировкой отправил письмо.

— Чтобы вы хотели узнать?

Павел хмыкнул:

— Для начала, где меня поселят? Опять в камере? Скажу честно — ночью холодно.

Анна слабо улыбнулась и он подумал: «А ведь ей, наверняка, нет сорока. Улыбка печальная и вид усталый». Женщина прервала его мысли:

— Поселитесь у меня, если не возражаете.

— Ваш муж не будет возражать?

Она встала, подошла к окну и не поворачиваясь, тихо сказала:

— У меня остались только сестры и родители, но они живут не здесь. Здесь, рядом со мной, им находиться опасно.

Павлу почему–то стало не по себе от этих слов и он пробормотал:

— Я бы не хотел вас стеснять.

Анна повернулась:

— Вы и не стесните. Дом большой, к тому же там всегда находится двое охранников и мои собачки.

Она взглянула на часы:

— Не хотите со мной съездить в Демидовку? Там сегодня ожидается заварушка, Мансуров решил визит нанести. Или хотите отдохнуть?

— Наотдыхался уже в камере. Я еду с вами!

— У вас есть во что переодеться? Этот наряд вы очень быстро уляпаете.

Павел задумался, потом честно ответил:

— Джинсовый, но он грязный.

— Ладно. Сейчас найдем во что переодеть. Едем.

Они вместе вышли из кабинета. Собаки шли следом, беззвучно показывая клыки. Иноземцева это заметила и тут же сказала:

— Граф, Барри — это свои.

Псы мгновенно перестали обращать на Павла внимание:

— Где вы взяли этих зверюг?

— В Москве. В питомнике. Их натренировали и они прекрасные охранники. Не бойтесь, теперь они станут относиться к вам спокойнее. Но гладить не советую, это позволено лишь мне.

Они спустились вниз. Возле дежурного Анна остановилась:

— Павел Юрьевич, едем на моей машине. Вашу останавливать будут слишком часто. Отдайте ключ дежурному, он загонит ее в гараж. Не волнуйтесь, с ней ничего не случится.

Светлов бросил ключи дежурному на стол. Вышли на крыльцо. Иноземцева подошла к стоявшему под липой «джипу», отключила охранное устройство и распахнула заднюю дверцу:

— Граф, Барри — вперед!

Псы спокойно запрыгнули на заднее сидение и сели там. Анна приглашающе махнула рукой:

— Садитесь!

Андрей явился домой далеко за полночь. Он долго бродил по проселочной дороге, потом сидел на жердях возле дома и думал: «Хороша девка! Хозяйка! Лучше и не надо». Вспоминал губы Анны, ее загорелую шею, жаром обдавало от этих воспоминаний. Наконец он зашел в дом и разбудил родителей. Отец выматерился, но все же встал. Андрей взглянул на них и объявил:

— Ну вот что… Завтра Анну Тихонову сватать пойдете!

Он не успел договорить, как «взвился» отец:

— Напаскудил уже, стервец, что ли!?!

Андрей положил ему руку на плечо и заставил сесть на стул:

— Успокойся, батя! Ничего между нами не было, не такой я… Боюсь уведут, а она мне одна по сердцу.

Иван Андреевич внимательно взглянул на сына:

— Это когда же ты ее успел разглядеть–то? Ведь ты никуда не ходишь, да и она, как я слышал, домоседка.

Андрей сел на стул:

— Сегодня на работе и разглядел. Лучше ее нет! Ну, пойдете сватать или нет?

Отец повернулся к матери. Та задумчиво покачала головой:

— А не откажет? Ведь на всю деревню позор выйдет. Бабы–то все языки сотрут, обсуждаючи.

Ответил Андрей:

— А пусть чешут! Язык без костей. А я и во второй раз посватаюсь — Сам! — если вы не пойдете.

Отец почесал за ухом:

— Так значит? Ну что ж, сходим завтра. Анна девка хорошая, да и ты у нас не плох уродился вроде. Она–то тебе хоть что сказала? Или ты и не спрашивал?

Андрей опустил голову:

— Спрашивал, да она убежала…

Отец подытожил:

— Значит ничего не сказала. Ладно! Мать, завтра собираемся к Тихоновым! Будь что будет!

И все трое отправились спать.

Утром Анна рассказала все бабушке. Старушка заохала:

— Да где это видано, чтоб так торопиться? Ну кто уведет–то? Путевых ребят в деревне один он. Вон мать–то его, Игнатьевна, хвалит сына — и хозяйственный, и не пьет. Не лодырь какой–нибудь. А может и вправду, Анютк, пойдешь за него?

— Ой, баб, не знаю! Не люблю я его!

— Так в старину–то совсем девок не спрашивали ни о какой любви, а ведь жили. И меня безо всякой любви отдали за Степана, потом ни разу не пожалела. Добрый он был, Степа–то мой. Если б не война, так бы и жили.

— Сейчас другое время, бабуль!

— А чем другое–то? Бабы что ли не такие или мужики? Все тоже самое! И хорошего мужика так же трудно найти. А я вчера вот посмотрела на Андрюху–то — он сам за дела будет браться, без понуканий. А это ой как хорошо для путевой бабы!

Анна молчала и старушка продолжала:

— Будь моя воля, я бы пошла за такого. Ну чем он плох? И лицом пригож и сам видный. Ну всем парень взял! Так что делать–то? Пироги печь, да в магазин идти или не колготиться? Если что, то родителям звонить надо.

А Анна думала: «Юсуф не вернется больше. Может и действительно слюбится?» Вслух сказала:

— Собирай стол. Я пойду за Андрея. И маме с папой позвони сегодня. Ну я побежала.

Иноземцева вела машину уверенно, чувствовался большой опыт. Светлов смотрел в окно и молчал. Анна остановилась возле двухэтажного особняка с садом и металлическими «кружевными» воротами. Из калитки сразу же показался охранник:

— Здравствуйте, Анна Николаевна! С кем это вы?

Иноземцева улыбнулась:

— Здравствуй, Саша! Это старший лейтенант милиции из области Павел Юрьевич Светлов…

— …ну а это мой домашний охранник Саша Кошкин. Нина Васильевна была? Ты поел?

— Была. Сготовила, убралась, меня накормила.

Анна снова улыбнулась:

— Что это ты такой недовольный?

Кошкин обиженно проворчал:

— Она меня опять лук заставила чистить.

Светлов рассмеялся, протягивая ему руку:

— Павел. А ты лук не любишь, да?

Молоденький охранник улыбнулся:

— Я от него, как девчонка, реву.

Иноземцева тихонько рассмеялась:

— Луковая напасть! Саша, Павел Юрьевич поживет здесь немного, так что смело пропускай его в дом и Нину Васильевну предупреди.

— Хорошо, Анна Николаевна.

— Идемте, Павел Юрьевич.

Крикнула псам:

— Граф, Барри! Гулять!

Собаки сразу же скрылись между деревьями в саду. Павел и Анна вошли в дом. Иноземцева с явным удовольствием скинула туфли и босиком прошлась по паркету до двери под лестницей:

— Располагайтесь здесь.

И сразу же ушла. Павел вошел в комнату и огляделся. На стене висел большой портрет мальчика в джинсовке и сомбреро на голове. Он был похож на Иноземцеву и Светлов понял, что это ее сын. У окна стоял компьютер. В шкафу у стены из–за стекла выглядывали корешки книг, а наверху стояла большая модель парусника. На многочисленных полочках были разложены разные камни и минералы. На столе находился аудиоцентр «Панасоник» и несколько кассет и дисков. В дверь постучали:

— Разрешите?

— Да.

Вошла Иноземцева с джинсами, клетчатой рубашкой и кожаной курткой в руках:

— Это вам. Переоденетесь и приходите на кухню.

Аккуратно сложила вещи не кровать и снова ушла. Павел начал раздеваться. Натягивая джинсы почувствовал легкий запах лаванды, лавандой пахла рубашка и даже куртка. Павел догадался, что их давно не одевали. Переодевшись он вышел в гостиную и по запаху жареного мяса нашел кухню. Иноземцева что–то вытаскивала из микроволновки. Она обернулась на шаги, побледнела, но быстро справилась с собой.

— Мойте руки и садитесь к столу.

Светлов только тут почувствовал, что голоден и не заставил себя упрашивать, отдав должное и борщу, и картошке с мясом, и салату. Иноземцева с удовольствием наблюдала, как он ест, потом спросила:

— Наелись?

— Да. Спасибо.

— Сок или квас?

— От холодненького кваску не отказался бы.

Анна встала и Павел только тут заметил, что она в джинсах и тенниске. Отметил про себя: «Фигурка, как у двадцатилетней, только лицо да глаза возраст выдают.» Спросил:

— Простите, а как мне вас называть? Хозяйка района — слишком необычно. Товарищ Иноземцева — отошло.

— Анна Николаевна. Вне рабочей обстановки можно Анной.

— А меня зовите просто Павел. Идет?

Она усмехнулась:

— Идет. Допивайте квас. Захватите куртку, сейчас едем в Демидовку. Захватите что–нибудь из холодильника в карман. Не стесняйтесь, кто знает, когда еще поесть придется. Я вам в коридоре кроссовки приготовила, а то ваши туфли слишком сильно «топают». Размер должен подойти. Ну а уж если не подойдут, тогда езжайте в своих. Я сейчас…

Павел услышал шлепанье ног по лестнице, стук металлической дверцы, хлопок двери и снова шлепанье. Когда Анна снова появилась на кухне широкий ремень с пистолетом и обоймами обвивал ее талию. В руке она держала бронежилет, который бросила Павлу:

— Одевайте. В Демидовке, возможно, стрельба будет.

— А вы?

— Я давно уже не пользуюсь им.

— Тогда и я так поеду.

— Одевайте и не геройствуйте тут! Я приказываю вам одеть бронежилет! Мне нужно сберечь вас живым, чтобы вы смогли рассказать в области правду о том, что здесь происходит. Но я хочу, чтобы вы увидели все своими глазами, а не со слов капитана Коломенцева. Поняли?

От стали, вдруг зазвучавшей в ее голосе, несло такой неукротимой силой, что Светлов перестал спорить и надел бронежилет. Он оказался удивительно легким, по сравнению с теми, что он одевал раньше. Но застежка никак не застегивалась. Иноземцева, немного понаблюдав за его попытками справиться самому, подошла и сама защелкнула кнопки:

— Идите, обувайтесь. Я только свою куртку захвачу и еще кое–что…

Этим «кое–чем» оказалась спортивная сумка. И довольно увесистая, так как левое плечо Анны стало значительно ниже правого. Светлов предложил:

— Давайте мне сумку. Вам же тяжело.

Она неуверенно протянула ему свою поклажу:

— Только осторожно, здесь гранаты и тол.

— ?!?

Иноземцева смутилась, как девчонка:

— Вдруг пригодятся.

Собак на этот раз с собой она решила не брать, хотя потребовала у Светлова:

— Дайте слово, что не попытаетесь сбежать! Я ведь понимаю, справиться со мной один на один, вам будет очень легко. Видела я, как моим ребятам от вас перепало.

Павел улыбнулся:

— Обещаю. Да и не удобно мне с женщиной, которая меня накормила, драться.

Лес тянулся по обе стороны дороги сплошной стеной, создавая плотную тень. Лишь один раз, на перекрестке с проселочной дорогой, Светлов заметил машину и двоих парней возле. Один из них помахал им рукой и Иноземцева махнула в ответ, объяснив:

— Мои ребята дежурят. Дорожка–то прямиком выходит в соседний район.

Павел искоса взглянул на нее:

— Откуда у вас такая ненависть к кавказцам?

И тут же пожалел о заданном вопросе, увидев, как потемнело ее лицо. Иноземцева глухо ответила:

— Это долгая история и как–нибудь я расскажу вам ее. Но не сейчас. Вы не обижайтесь.

Для деревенских известие о свадьбе было, как гром среди ясного неба. Бабы, собираясь в магазине, обсуждали это событие и строили догадки насчет скоропалительной женитьбы Андрея Иноземцева и Анны Тихоновой. И весь месяц до свадьбы он каждую свободную минуту проводил с ней. Рассказывал об увиденном, о своих планах на их общее будущее. Анна, неожиданно для себя, рассказала ему о Юсуфе. Андрей долго молчал, а потом крепко прижал ее к себе, так и не произнеся ни слова.

Свадьба состоялась в конце августа. Дни стояли погожие и столы вынесли прямо на улицу. Председатель ради такого события выделил бычка и принародно пообещал помочь молодым со строительством нового дома. Двое суток не смолкала музыка и танцы. Гуляла вся деревня. Андрей весь светился от счастья и не отпускал от себя молодую жену ни на шаг. Анне, к ее же удивлению, это нравилось. Нравились его ласковые руки, слова, поцелуи.

Молодые решили поселиться с бабушкой Аней. Старушка не возражала, только посетовала:

— Тесно! Да и понравится ли вам со старухой жить.

Ответил Андрей:

— До весны поживем, а там, на этом же самом месте, новый дом построим!

Баба Аня испугалась:

— А я‑то куда?

Анна и Андрей обняли ее с двух сторон:

— С нами жить будешь! Мы тебя не оставим. Холить да лелеять будем.

Слово молодые держали крепко. Бабушка Аня дивилась, глядя, как они слаженно работают по дому и ворчала, что «ей и делать нечего». Андрей посмеивался и обнимая старушку за худенькие плечики, говорил:

— Отдыхай! За свою жизнь ты уже наработалась. Вот телевизор посмотри или к подругам сходи, проведай их.

Зимой он притащил трактором несколько пучков сосновых бревен и в свободное время начал рубить пятистенный сруб для будущего дома. Приходили его родители, помогали со строительством. Приезжали и родители Анны. Отец вместе с сыном рубил пазы, а Анна со свекровью ошкуривали бревна. Иногда выходила и бабушка Аня, чтобы набрать крупных щепок для маленькой печки. Работали весело, дружно и в конце января трехметровый сруб уже сверкал на зимнем солнышке янтарными бревнами. Осталось срубить несколько верхних венцов и три нижних — для терраски.

Анна забежала в дом попить, но не успела в сени зайти, как раздался страшный крик. Кричала мать Андрея, Мария Игнатьевна. Анна бросилась назад: возле самого сруба, на спине, лежал Андрей и не шевелился. Она кинулась к нему. Упав на колени, приподняла его непокрытую голову и растерянно поглядела на остолбеневшего свекра:

— Пап, что с ним? Что произошло?

Тот шумно вздохнул и ответил:

— На щепке поскользнулся, да видно о чурку головой. Аннушка, хоть живой он?

Анна наклонилась к губам Андрея и обрадовалась:

— Дышит!.. Он дышит!

И прижав к себе, заревела навзрыд. Андрей очнулся, поднял руку и погладил жену по мокрому лицу:

— Пошли домой, пообедаем.

Крик моментально стих. Анна и плача и смеясь целовала его лицо, не обращая ни на кого внимания. Помогла подняться и прижавшись к нему, повела в дом. Мария Игнатьевна и Иван Андреевич переглянулись и вошли следом за ними.

Ночью Анна тихо сказала Андрею:

— Ты был прав.

— В чем?

Она приподнялась на локте. Провела пальцем по его бровям, переносице, губам. Погладила ладонью скулы и ответила:

— Я люблю тебя!

Он тихонько рассмеялся и крепко прижав к себе, прошептал:

— Я знаю.

Лес неожиданно оборвался деревней. Демидовка со всех сторон была окружена лесным массивом. Подъехали к двум машинам, стоявшим в конце деревни. Не успели остановиться, как из–за них вышли четверо боевиков с автоматами наперевес. Двое так и остались там стоять, а еще двое подошли к ним. Один из них, еще издали, начал говорить:

— Здравствуйте, Анна Николаевна! Докладываю — пока все тихо. Жители предупреждены и на улицу после восьми вечера никто не выйдет. Кто это с вами?

Коренастый крепыш в камуфляже с любопытством разглядывал Павла. Второй грыз спичку и лишь скользнул взглядом по нему. Иноземцева представила ему своих ребят:

— Юра, Сережа, а те двое — Николай и Валентин. Ну, а это наш гость из области. Старший лейтенант милиции Светлов Павел Юрьевич.

После этих слов, грызший спичку высокий парень демонстративно сплюнул и повернулся к нему спиной, процедив сквозь зубы:

— Гость… Да все они одинаковы! Ненавижу!

Сразу же ушел к машинам. Анна повернулась к Павлу:

— Не обижайтесь. Горин прошел Афганистан. Вернулся — ни царапинки! С друзьями встречу отметили. Милиция его сцапала на пути домой. Якобы за попытку сопротивления избили… Зверски избили! Самим пришлось «скорую» вызывать. Перестарались блюстители порядка! Ребра сломали, переносицу, почки задели. Три месяца парень в больнице пролежал! Вот так…

Светлов внимательно слушал, тихо спросил:

— А что же Коломенцев?

Анна усмехнулась зло:

— А ничего! Врач со «скорой» подтверждал, что Горина он нашел в милиции избитым, со свежими ранами, а Валерий Евгеньевич сказал, что они его по дороге подобрали в таком виде. Юру никто даже слушать не стал. Так и прошло.

Парень, которого Иноземцева назвала Сергеем, вымолвил:

— Юрка даже с теми ребятами, что к нам из милиции перешли, почти не разговаривает. Здрасьте–досвиданья и все…

Светлов помрачнел и крепко задумался. Снова подошел Горин, за ним шли и остальные:

— Анна Николаевна, мы тут план с ребятами придумали, как Мансура остановить малыми жертвами.

Иноземцева сразу же заинтересовалась:

— Ну–ка, ну–ка! Выкладывайте!

Павел подошел ближе, прислушался. Боевики покосились на него и замолчали. Анна усмехнулась:

— Давайте–ка побыстрее! Нечего коситься друг на друга.

Юрий заговорил:

— Мансур ведь не знает, что нам известно о его планах, так?

— Так!

— Так вот. Тут не далеко болото проходит, а по нему как раз вот эта дорога идет. И слева и справа глубокие канавы с водой. Мы проверили сегодня. Если на дороге заложить заряд…

Анна резко перебила:

— Я не собираюсь их всех уничтожать!

Горин терпеливо объяснил:

— И не надо! Мы взорвем его перед машиной, метрах в десяти–пятнадцати. А второй заряд разместим метрах в ста пятидесяти от первого и рванем, когда их машины в этот отрезок въедут. Ну как? Объезд по лесу исключен и до деревни далеко! Если даже стрельба будет, пули в деревню не залетят. Их деревья задержат.

Вмешался Светлов:

— План не плох, но если они не сдадутся сразу. Тогда что? Перестреляете? Это ночью–то?

Горин неприязненно взглянул на него:

— А у тебя что, встречный план есть? С чего это ты нам помогать решил?

— Не хочу кровопролития напрасного. В ваших арсеналах есть гранаты со слезоточивым газом и противогазы?

Горин сразу же «ухватил» идею:

— Гранаты есть и противогазы, думаю, что найдем.

— Тогда так! Машины останавливаются, бросаем гранаты. Сразу с двух концов колонны, выжидаем пару минут и в противогазах вперед! Им будет не до стрельбы.

Юрий взглянул на него очень внимательно:

— А ты не дурак, хоть и мент! Давай знакомиться — Юрий!

И протянул руку. Светлов, сжав ему ладонь, ответил:

— Павел.

Остальные молча смотрели на них. Горин опомнился:

— А вы, что скажете, Анна Николаевна?

Павел отметил про себя — с Иноземцевой ребята обращаются очень уважительно, признавая ее главной беспрекословно. Анна кивнула головой:

— Согласна! Молодцы, ребята! Кто пойдет ставить заряды? Тол я привезла.

Крикнула отошедшим в сторону двум парням:

— Валя, Сергей! Берите мою машину и в город! Привезете слезоточивые гранаты и противогазы. В школе есть, я знаю. Сторожа школьного, хоть из–под земли достаньте, а противогазы чтоб к ночи были! Гранаты заберете в моем гараже, там увидите. Держите!

Бросила им ключи от «Джипа». Один из парней поймал их на лету:

— Сделаем, Анна Николаевна!

— Сумку осторожно поставьте на обочину и куртки бросьте рядом.

Ребята кивнули в ответ и ушли. Светлов подошел к Иноземцевой:

— Можно, я сам поставлю заряды?

Анна опешила от такого предложения и не знала, что ответить. Спас ее Горин:

— Вместе пойдем.

Юрий внимательно наблюдал, как Павел копал ямки для взрывчатки, как подсоединял шнуры, как тянул их к деревьям, а потом подключал «адскую машинку». Не выдержал и спросил:

— Где это ты так наловчился?

Светлов усмехнулся:

— Там же, где и ты. В Афгане.

Горин молча хлопнул его по плечу:

— Ну, все вроде. Пошли.

Мансуров появился в полночь на трех машинах. Все получилось так, как задумали. Когда грохнули взрывы, кавказцы повыскакивали из машин и тут к ним прилетели слезоточивые гранаты. Они не успели сделать ни одного выстрела. Ревущих в три ручья, чихающих азербайджанцев уложили вниз лицом на землю, отобрав оружие и ножи. Четырнадцать пленников оказалось в руках Иноземцевой и ее боевиков, но Мансурову удалось скрыться. Один из его банды хмуро рассказал:

— Я видел, когда сзади произошел взрыв, Ашот Мансуров выскочил из машины и прыгнул в канаву с водой. Он бросил нас.

Гоняться по ночному лесу за ним не хотелось и Анна махнула рукой:

— Ладно, пусть бежит. Его люди у меня и злы на него.

Быстро закидали ямы от взрывов землей, утрамбовывая кольями и несколько раз проехались по ним на машинах. Машины кавказцев подогнали в деревню. Привели туда же и пленников. Довольные парни Анны перебирали трофейное оружие, удивляясь изобилию стволов. К ней подошел Светлов:

— Анна Николаевна, а с этими, — он повел рукой в сторону мансуровцев, — что будете делать? В камеры отправите?

— Нет. Я тут кое–что другое придумала: завтра утром мы их в соседний район доставим. Сначала в Копейково, откуда они к нам заявились, а потом в районный центр. Надо узнать об их «подвигах». Не виновных ни в чем отпустим с миром, пусть уезжают. А виноватых пусть сам народ судит.

— Но это же беззаконие!

Она внимательно взглянула на него:

— Скажите, лейтенант, вы давно юридическое закончили и опером работаете?

— Семь лет. А оперуполномоченным второй год. До этого в юридической консультации работал. А что?

— Не знаю, как в области, а по районам милиция насквозь прогнила. За взятку они невиновных сажают, дела фальсифицируют, а с виновными дорогие коньяки хлещут! Идите–ка спать, Павел Юрьевич! Вот ключи от машины. Откиньте сиденье и спите. Завтра денек тяжелый будет.

— А вы?

— Пока дела не закончу…

Павел отправился спать, раздумывая по дороге над словами Иноземцевой. Вспомнился Горин с его ненавистью к милиции и ребята, которые всего несколько минут назад рисковали жизнью. Уже забираясь в машину, он мысленно поклялся себе разобраться во всем. Накинул куртку на плечи и почти сразу уснул.

Анна подошла к боевикам Мансурова и принялась внимательно рассматривать каждого. Трое были ей знакомы. Прямо ночью она отправила их под охраной в милицию, приказав охранникам не возвращаться. Остальных загнали в пустующее колхозное овощехранилище. Иноземцева проверила расставленные посты на случай повторного нападения и тоже отправилась спать. Светлов спал, поджав ноги и накинув куртку на лицо от комаров. Анна осторожно опустила сиденье рядом и тоже легла, но сон долго не приходил…

Ей было плохо уже несколько дней. Тошнота подкатывала к горлу от малейшего запаха. Анна пыталась сготовить обед, поминутно наклоняясь над ведром. Андрей был на работе, а бабушка Аня сидела перед телевизором и что–то вязала. Анна не выдержала и вышла к ней, пожаловалась от дверей:

— Бабуль, мне плохо. Сготовь обед, а то Андрей скоро придет…

Бабушка Аня встала и внимательно посмотрев на внучку ушла в кухню. Анна легла на диван и тошнота вроде бы утихла. Незаметно она заснула. Разбудил ее радостный смех Андрея. Открыла глаза. Муж в распахнутом ватнике и шапке плясал посреди комнаты, притопывая валенками так, что посуда в горке звенела. Анна села и обиженно сказала:

— Мне плохо, а ты пляшешь.

Вместо ответа он подхватил ее на руки и поцеловал:

— Родная моя, я так счастлив! У нас будет ребенок! Ну разве это не здорово!

Анна удивилась:

— Откуда?

Вмешалась бабушка:

— Да я уже две недели за тобой наблюдаю. Беременная ты, вот что! И тошнота эта оттуда!

Анна ошеломленно глядела то на мужа, то на бабушку. В поликлинике бабушкин диагноз подтвердился. Всю дорогу домой Андрей говорил о будущем сыне, Анна над ним смеялась.

С этого дня даже корову муж стал доить сам. Анна пробовала протестовать, но он лишь смеялся в ответ:

— Глупая, ты же теперь и о нашем сыне должна подумать. Отдыхай! Он должен родиться крепким и здоровым.

Она возмущалась:

— Почему сын? А вдруг дочка?

— И дочка не плохо! Но я знаю — это будет сын!

В конце лета Анна действительно родила сына. Андрей от радости ходил, как пьяный. Родители Анны и Андрея на радостях отмечали рождение внука целую неделю. Мальчика назвали Ванюшкой. Свекор, прямо в роддоме поклонился Анне в ноги, сказав:

— Уважила старика! Вовек не забуду!

Забрав жену и сына из больницы, Андрей весь погрузился в отцовство. Он вставал к ребенку по ночам, когда тот просыпался, а Анне говорил:

— Спи! Тебе надо, а то еще молоко пропадет.

Сидеть с Ванюшкой было кому: бабушка Аня души не чаяла в правнуке, родители Андрея просили дать им понянчить внучонка, а родители Анны стали чаще приезжать в деревню только для того, чтобы подержать карапуза на руках. Уже через месяц Анна вышла на работу в клуб. Ванюшку для кормления ей приносили прямо в библиотеку. Андрей, даже после рождения сына, не изменил своего отношения к ней. Он не скупился на ласки и похвалу, был очень внимателен. В деревне просто диву давались, видя такое отношение к жене. Бабы просто обзавидовались Анне. Она по–прежнему принимала заказы на шитье. Летом из города приехала младшая сестренка, помогала ей пришивать пуговицы, наметывала швы, сидела иногда с Ванюшкой.

Скопив денег, Иноземцевы купили старенькую легковушку. Анна сдала экзамены на права и теперь по утрам возила в город молоко, сметану, творог, масло. Каждый день заезжала к своим родителям и оставляла часть продуктов им, остальное продавала. Постепенно появились первые клиенты. Весной она договорилась с городской пенсионеркой и та стала торговать на рынке зеленью, ранними огурцами и помидорами из теплицы Иноземцевых.

Вместе с родителями мужа поставили еще один скотный двор, расширили теплицу. Через свинокомплекс Анна достала породных поросят и теперь у нее была своя свиноматка. Андрей посмеивался над ее хозяйской хваткой, но никогда не возражал. Он постоянно что–то придумывал, чтобы облегчить тяжелый труд.

Прошло четыре года. Бабушка Аня по–прежнему жила с ними и хвасталась подругам своим житьем. Она молилась за молодых каждый вечер и благодарила Бога за свою жизнь. Хозяйство Иноземцевых сильно разрослось, но они не кичились богатством и гости не были редкостью в их доме. Иногда приезжали сослуживцы Андрея, часто заходили его деревенские друзья. Анна всех встречала с улыбкой. Она так и работала в библиотеке: принимала заказы на шитье в той же кладовке. Дома для этого у нее была своя комната. Шила она все — от наволочек до свадебного платья. К ней шли со всех окрестных деревень, забыв про городскую службу быта. Ванюшка любил копаться в лоскутках рядом, но чаще бывал у бабушек и дедушек. Он рос очень подвижным и умным, никогда не капризничал, а если падал, то не плакал, только прикусывал нижнюю губку. Анна ходила беременная и Андрей снова «уволил» ее от домашних дел. Она удивлялась, как он всюду успевал.

Был конец ноября, Анна ходила на шестом месяце беременности. Землю уже укрыл снег, было холодно. К вечеру подморозило и ступеньки обледенели. Она заперла клуб, шагнула вперед и, поскользнувшись, полетела с крутого крыльца вниз. Истекая кровью, в полубессознательном состоянии она поползла к дороге. На ее счастье с работы возвращались деревенские мужики. Они на руках занесли Анну в ближайший дом, сбегали за фельдшером и вызвали «скорую». В бессознательном состоянии ее увезли в райцентр. И только потом Колька Игнатьев сообщил Андрею о жене. Бабушка Аня заплакала, упав на колени перед иконами. Побледневший Андрей трясущимися руками завел машину, съездил предупредил родителей и уехал в город.

За жизнь Анны врачи боролись двое суток. Ребенка она потеряла, но и сама была на волосок от смерти. Все эти дни и ночи почерневший от горя Андрей не уходил из больницы, умоляя врачей спасти его Анну. Он не спал и не ел. Родители Анны уговаривали его сходить отдохнуть, но он наотрез отказался. Главврач предложил ему поспать на кушетке в коридоре. Он лег, но заснуть не мог. В конце концов его пропустили к Анне. Она лежала на кровати вся белая и худая, с «провалившимися» глазами, укрытая простыней до подбородка. К каждой ее руке была подсоединена капельница. Андрей упал на колени перед кроватью и в голос зарыдал:

— Не покидай меня! Аннушка! Не оставляй нас!

Никто не мог бы объяснить, что произошло. Веки Анны вздрогнули, глаза не открылись, но по щеке прокатилась слезинка. С этого дня Анна пошла на поправку. Целую неделю Андрей сидел у ее кровати. Он был ее нянькой и ее сиделкой. Врачи не старались его выгнать, так как чувствовали, что это невозможно. Когда ей стало лучше, она тихо заплакала и сказала:

— У меня больше не будет детей. Я слышала, как врачи разговаривали об этом.

Андрей, сдерживая слезы, ответил:

— Ничего! У нас ведь есть с тобой сын. Главное, что ты жива. А без тебя мне жизнь ни к чему…

Павел проснулся первым от солнечного луча, упавшего ему на глаза. Повернулся на бок и совсем рядом увидел лицо Иноземцевой. Женщина спала, но даже во сне она выглядела уставшей и печальной. Светлов осторожно выбрался из машины и огляделся. Солнце еще только взошло. Обильная роса лежала на траве, окружающих деревьях и кустах. Павел поежился от утреннего холодка, мысленно пожалев, что не захватил куртку из машины. Но не хотелось будить спавшую женщину. Он засунул руки в карманы брюк и плотно прижав локти к бокам, пошел к окраине деревни. Но не успел пройти и ста метров, как из–за толстущего ствола сосны показался Горин с автоматом в руках:

— Ты куда?

Павел остановился:

— Да так…. Решил пройтись.

— А Анна Николаевна?

— Спит в машине. Хочу спросить тебя кое о чем.

Горин встал рядом:

— Давай.

— Почему она так ненавидит Мансурова?

Юрий искоса взглянул на него, достал сигареты и протянул Светлову. Павел вытащил одну и вернул пачку. Оба закурили и Горин наконец ответил:

— А ты не понял? Мансур жизнь ей разрушил, всю ее семью уничтожил. Даже одиннадцатилетнего сына не пощадил. По его вине отец Анны Николаевны в инвалидной коляске, а мать перенесла два инфаркта. Он вынудил ее прятать родителей и сестер с семьями. Даже мы не все знаем, где они находятся.

Оба долго молчали. Светлов бросил окурок на землю и старательно раздавил его носком туфли. Потом снова спросил:

— Как так получилось, что вы с ней?

Горин усмехнулся:

— Хочешь сказать — «под бабьим командованием»?

Павел шутки не принял:

— Да нет. Просто хочу понять, почему вы пошли с ней?

Юрий в упор, с нескрываемой злостью, посмотрел на него:

— По одному мы ноль без палочки! Против всей этой организованной черной шушеры. Иноземцева нас объединила и надо сказать, командир она отличный! Не знаю, как тебе объяснить. Ты же мент и смотришь с другой колокольни. Но у многих из нас свои счеты к кавказцам.

— Но не все же они плохие! Помнишь, в Афгане? Ведь были среди нас и таджики, и азербайджанцы, и узбеки с казахами…

Юрий тяжело взглянул на Светлова:

— Были. Только ты забываешь, что и хорошие, казалось бы, кавказцы, помогают плохим при случае. Это они внешне нам ничего плохого не делают, но они повязаны друг с другом. А мы все порознь.

Опять долго молчали. Павел снова заговорил первым:

— А тебе не страшно? Ведь все, что вы делаете незаконно. И рано или поздно вы все, вместе с Иноземцевой, можете оказаться за решеткой.

Горин издевательски хохотнул:

— А где ты видишь закон? У милиции? Так нашу местную милицию я с великой радостью поставил бы к стенке и сам их, из автомата. Еще в ночь переворота хотел, да Анна Николаевна не позволила. Ты вот говоришь, «за решеткой окажемся». А знаешь ли ты, что соседние районы по нашим стопам пошли? Что молчишь? Крыть нечем? А я тебе скажу, мы Анну Николаевну во главе района хотим поставить. Законно! И хотим, чтобы разные там Коломенцевы за решеткой оказались. А правительство с народом воевать не будет, ты ведь и сам это знаешь.

Павел примиряюще положил ему руку на плечо:

— Не злись! Я ведь просто понять хочу, в чем тут дело? Потому и спрашиваю.

Горин внимательно посмотрел ему в глаза и уже более миролюбиво ответил:

— А ты с ребятами поговори. А еще лучше, с Ниной Васильевной, домоправительницей Анны Николаевны. Иноземцеву лучше не трогай, ей и так тяжело вспоминать. Ты сам это понять должен.

Оба снова закурили. Холод забрался Павлу под рубашку и он зябко поежился. Юрий заметил:

— Чего без куртки?

— Куртка в машине осталась, а ее будить не хотел.

— Сейчас что–нибудь придумаем.

Горин решительно подошел к крайней избе и постучал в наличник. Сразу же выглянуло старушечье лицо. Юрий попросил:

— Баб Мань! Дай что–нибудь накинуться человеку. Замерз он. Я верну потом.

Не говоря ни слова, лицо исчезло и почти сразу же на крылечке появилась сухонькая старушка с фуфайкой в руках:

— Не знаю, ладна ли будет. Он вон какой большой!

Взглянула, прищурясь, на побледневшее лицо Светлова:

— На плечи–то накинь, накинь! Вы бы давно постучались, ведь я все равно не сплю. Пойдемте–ка, я вас горяченьким чайком напою.

Горин поблагодарил:

— Спасибо, баб Мань, но я на посту. А он пусть идет. Павел, сходи погрейся.

Светлов кивнул и следом за старушкой вошел в дом. Баба Маня сразу же скрылась в кухне, а Павел прошел в чистенькую горницу. Сел у окна, чувствуя как тепло обволакивает тело. Старушка появилась с чашками и сковородкой в руках:

— Поешь вот. У меня тут картошка пожарена. Вчерашняя правда, но хорошая. На масле жарила.

Павел поблагодарил:

— Спасибо большое. А вы одна живете?

Баба Маня присела на стул возле другого конца стола, сложила сухонькие руки на коленях и ответила улыбаясь:

— Старик мой помер давно, а я вот все живу. Сын с дочерью в городе живут своими семьями. Меня все зовут к себе. Да не хочу я ехать–то. Всю жизнь здесь прожила. А ты чей будешь? Я в городе–то многих знаю.

Павел улыбнулся:

— Я из областного центра приехал, да вот попал тут.

Старушка покивала головой:

— Сейчас в городе полегче жить стало. Дай Бог здоровья Иноземцевой Анне Николаевне!

От этих слов оперативник едва не свалился со стула. Поперхнулся картошкой и долго мучительно кашлял. А прокашлявшись, спросил:

— Но ведь в районе у вас стреляют!?!

Баба Маня пожала плечами:

— Так и что из этого, что стреляют? В войну тоже стреляли. Вот у меня три внучки в городе есть. Так месяц назад, ни одна из них, не рискнула бы вечером пойти в кино или на танцы. Взрослые девки, самое время с парнями гулять, а они дома сидели. После девяти вечера путные девки на улицу ни ногой! Машины по городу ездили, а в них эти самые, черные. Затаскивали девок припозднившихся, да за город увозили. Мне, старухе, стыдно сказать, что они с ними делали. И случаев таких не один был. И в милицию сообщения были, хоть и не каждая девка с таким позором туда шла. Да только толку не было, ни одного из этих аспидов не посадили. Тут Ленка моя, дочь, пару дней назад приезжала. Говорит, что внучки теперь и на танцы ходят, и в кино. Не боятся! Вот я и молюсь теперь, чтоб Иноземцева подольше в районе командовала, да порядок навела.

Баба Маня ушла на кухню, а Павел замер за столом. Прямота и простодушие старой женщины поразили его. Приглушенный разговор за окном отвлек Светлова от размышлений и он выглянул на улицу. Посреди дороги разговаривали Иноземцева и Горин. Оперативник встал, заглянул на кухню к бабе Мане:

— Спасибо вам большое! Извините за беспокойство. Пойду я.

— А чай–то?

— Потом как–нибудь. Ватник я вам оставляю. У меня в машине куртка лежит. Мне не хотелось будить спящего человека. Спасибо еще раз.

Светлов вышел на улицу. Иноземцева поздоровалась:

— Доброе утро, Павел Юрьевич! Я даже не слышала, как вы встали. Какие планы на сегодня? В город поедете поговорить с Коломенцевым или со мной в соседний район прокатитесь?

— С вами.

— Тогда предупреждаю — не вмешиваться. Люди сами будут вершить суд. Это их право. Вы только наблюдатель, согласны?

Павел задумался, быть сторонним наблюдателем не хотелось, но выбора не было. Он прекрасно понимал, что в случае отрицательного ответа Иноземцева отправит его под охраной в город и согласился:

— Хорошо. Но обещайте не допустить кровопролития.

Женщина резко ответила:

— Я ничего вам не обещаю.

Сразу же отвернулась от Светлова к Горину:

— Собирай ребят и выводи пленников.

Через десять минут хмурых кавказцев со связанными за спиной руками, погрузили в крытый грузовик. Светлов заметил, что их всего одиннадцать и подошел к Иноземцевой:

— Пленников ведь было четырнадцать? Где еще трое?

— Их я отправила ночью в город. С ними решим потом.

И, показывая, что разговор окончен, крикнула:

— По машинам!

Села в свой «Джип». Павел вскочил с другой стороны и захлопнул дверцу. Сзади уже находился Горин. Колонна из трех машин выехала из деревни и направилась в соседний район…

Только к Новому году Анну выписали из больницы. От работы в библиотеке она отказалась и теперь занималась хозяйством. Много шила и часто ездила в город. Мужа и сына она любила по–прежнему, но часто с печальной улыбкой глядела на их возню на полу. Весной Анна съездила в Подмосковье, в одно из садоводческих хозяйств. Привезла саженцы новых сортов яблонь, груш, слив, вишен, ягодных кустарников и множество семян овощей и цветов. Саженцы, вместе с мужем, рассадила по всему участку. Некоторые саженцы и семена продала. Жизнь понемногу вошла в привычную колею. В конце весны Иноземцевы поставили в доме телефон, чтобы можно было без проблем звонить родителям Анны.

А потом началась перестройка. Демократы, коммунисты, правые, левые — все это для Анны было «Филькиной грамотой». Политикой она не интересовалась. Но узнав, что теперь можно арендовать и даже выкупить землю у колхоза, поговорила с Андреем и отправилась к председателю. Издерганный нехваткой денег, горючего, запчастей и жалобами колхозников, Серов махнул рукой и подписал договор, сказав:

— Кто–то должен кормить Россию. Дай Бог, чтобы у вас получилось!

Так у Анны и Андрея оказалось в аренде заброшенное поле в два гектара на берегу реки. Андрей выкупил у колхоза старый трактор с плугом, окучником, бороной, дисками и телегой.

В конце сентября продисковал поле, затем увез на него несколько телег навоза. Вдвоем с Анной раскидали навоз по всей площади и Андрей старательно вспахал поле под зиму.

К этому времени у них на участке возле дома стояли три больших отапливаемых теплицы. Одну из них Анна заняла под рассаду и все поле они засадили в конце весны капустой. Для этого пришлось нанимать людей. Колхоз почти развалился и желающих заработать было много. Наняли и двух сторожей с собаками. В комиссии по частному предпринимательству зарегистрировали свое хозяйство и стали первыми в районе фермерами. Лето оказалось дождливым и капуста уродилась отменной. Сдавать ее за бесценок государству Анна не захотела и наняв грузовую машину, отправилась торговать в областной центр. Заезжала в микрорайоны и торговала прямо из кузова. На третий день к ней подошли трое крепких ребят. Один спросил:

— Откуда капуста?

Анна спокойно ответила:

— С района. Выращена без химии.

Парень ухмыльнулся:

— А мы не покупатели! Ты на нашей территории торгуешь, а за это надо платить.

— За что это я должна платить? За аренду колхозу я уже заплатила. У меня и документы есть.

Один из парней резко оборвал ее:

— Ну вот что, тетка, или платишь или…

Анна разозлилась:

— Что или?

Парень хмыкнул:

— Там увидишь…

Анна подтянула к себе топор:

— Шли бы вы, ребята, по–добру по–здорову. Пока я милицию не вызвала!

Первый весело расхохотался и обернулся к приятелям:

— Видал? Она еще и в милицию верит! Да не поможет тебе милиция. Все везде нами схвачено.

— Кем это, вами?

Парень удивленно уставился на нее:

— Да ты откуда приехала?

— Не твое дело!

— А газеты читаешь?

— Нет. Времени не хватает.

Ребята переглянулись:

— Что будем делать?

— Пошли, у Алика спросим.

Парни ушли, а к Анне подошел шофер:

— Поехали отсюда!

Женщина поглядела на него:

— Зачем? Торговля хорошо идет. К вечеру все продадим.

— Да ты что! Это же рэкетиры были. Сейчас нагрянут человек десять, могут все отобрать и нам навламывать. Я уже слышал о подобном. Поехали от греха.

Но Иноземцева «уперлась»:

— Никуда мы не поедем! И ничего они нам не сделают. Мы не ворованным торгуем!

Примерно через полчаса рядом с грузовиком остановились две «Волги». Из них вышли трое уже знакомых Анне ребят, еще трое таких же «качков» и высокий худой кавказец. Он явно был главным и сразу направился к машине. Остальные шли за ним. Очередь при их появлении разбежалась. С сильным акцентом незнакомец произнес:

— Это ты платить не хочешь?

Анна встала у борта и глядя на него сверху вниз, спокойно сказала:

— Я. Только я вам не родственница, чтобы мне тыкать. И капусту я продаю свою, а не ворованную. На то у меня документы есть. Но вам я их не покажу, пока не представитесь.

Незнакомец разглядывал ее с нескрываемым любопытством:

— Хорошо. Я Керим. Мне здесь все платят за то, что я спокойствие обеспечиваю и на свою территорию чужих не пускаю. Плати две тысячи и можешь торговать дальше.

— А если я не заплачу?

«Качки» заухмылялись, а Керим произнес:

— Товар и деньги сами конфискуем. Все!

Анна рассвирепела:

— А ты эту капусту выращивал, чтобы деньги требовать? Вот сначала сам повкалывай, а потом требуй! Платить я не собираюсь, мне хватит арендной платы. На чужого дядю я вкалывать не буду. Товар думаешь забрать? А ну, попробуй! Только сам, ладно? Или за своих бугаев спрячешься?

В глазах кавказца вспыхнули злые огоньки:

— Как ты смеешь на меня орать, женщина? Да я с тобой могу такое сотворить, что и в страшном сне не приснится!

Керим начал забираться на машину, рявкнув на охрану:

— Вон отсюда!

«Качки» послушно забрались в машины и оттуда наблюдали за происходящим. Анна слегка отодвинулась от борта, но едва Керим встал в кузове, резко шагнула к нему. Кавказец почувствовал, что в бок ему уперлось что–то твердое. Посмотрел вниз и увидел пистолет, а голос женщины раздался под самым ухом:

— Не дергайся! Я о таких, как ты, слыхала. Если хочешь, можешь попробовать, выстрелю я или нет. Пистолет настоящий, не сомневайся.

Этот пистолет Анна нашла еще год назад в Подмосковье, когда ездила за саженцами. Сдавать его в милицию не стала, рассудив по–крестьянски: «А вдруг пригодится?» В эту поездку она взяла пистолет по совету Андрея. До этого момента он спокойно лежал в потайном кармане. Обойма в «Макарове» была почти полной. Сейчас Анна порадовалась предусмотрительности мужа и тихо сказала кавказцу:

— Давай договоримся по–хорошему: ты даешь слово настоящего мужчины, что никогда больше меня не потревожишь. Ни здесь, ни по дороге. И тогда я тебя отпускаю и спокойно торгую дальше. В противном случае, ты будешь стоять здесь под пистолетом, а мой шофер продолжит торговлю. А потом ты поедешь с нами до нашего райцентра и я сдам тебя местным ментам. Не думаю, что ты хочешь смерти… Сейчас твои ребята еще ничего не заподозрили и думают, что мы просто разговариваем. Ты спокойно можешь сказать им то, что считаешь нужным. Если не согласишься, мне придется стрелять. Выбирай, но деньги так просто я не отдам. Мне надо платить людям, которые эту капусту помогли вырастить.

Керим вздохнул. Сдаваться женщине на глазах своих боевиков не хотелось. Он поглядел на машины, там ни о чем не догадывались и Керим кивнул:

— Даю слово! Вас никто не задержит.

Пистолет сразу же перестал давить ему на ребра. Кавказец обернулся и уже другим тоном произнес:

— Вы авантюристка, но таких я уважаю. Впервые встречаю женщину с оружием. Торгуйте. Если кто появится, скажите, что Керим в курсе.

Он хотел спрыгнуть с машины, но снова остановился:

— Запомни, женщина, никогда не поднимай руку на мужчину. Сегодня ты меня поймала и пока я жив, ты можешь ездить сюда спокойно. Я всегда держу данное слово, но среди нас есть и другие, которым на данное слово плевать.

Машины уехали. Снова появилась очередь. Когда стало темнеть в машине осталось около десятка кочанов капусты. Анна закрывала борт, когда увидела старушку. Она собирала капустные листья, упавшие с машины. Иноземцева окликнула ее:

— Бабушка! Зачем вы их собираете?

Та подошла к машине:

— Помою и щец сварю. Пенсия маленькая. На все не хватает.

— Мы сейчас уезжаем уже. Все продали. В кузове осталось кочанов десять. Потрепанные сверху, но крепкие. Возьмете?

— Взяла бы, да не донести все–то.

— А живете далеко?

Старушка показала рукой на дальний дом:

— Вон там.

— Тогда мы подъедем сейчас прямо к подъезду.

Анна вместе с шофером перетаскали оставшуюся капусту в квартиру старой женщины. Та, едва не плача, причитала:

— Дай Бог тебе здоровья, доченька!

Прошел еще один год. Ванюшку готовили к школе: купили ранец, тетрадки, ручку и все остальные принадлежности.

Была уже почти полночь, когда раздался телефонный звонок. Анна, не открывая глаз, протянула руку и нашарив на тумбочке телефон, подняла трубку:

— Алло. Я слушаю!

Но сон сразу же слетел, едва она услышала плачь и материнский голос:

— Аннушка! Родненькая моя, приезжай срочно… Беда у нас!

— Что случилось?

Андрей сел на кровати и включил торшер. Смотрел на встревожененое лицо жены. А в трубке раздавалось:

— Анюшка! Не телефонный разговор. Приезжай! Ведь я не знаю, что делать!

Мама снова заплакала и Анна ответила:

— Через полчаса буду!

Бросив трубку на рычаги вскочила и начала лихорадочно одеваться. Андрей тоже встал, натянул джинсы:

— Что случилось?

Она ответила на ходу:

— Не знаю, Андрюш! Мама плачет и просит срочно приехать.

— Может мне с тобой?

— Не надо! Если что, то я позвоню или приеду. А ты за Ванюшкой присматривай. А то он что–то последнее время очень беспокойно спать стал.

В гараже, повинуясь какому–то импульсу внутри себя, достала из тайника пистолет и сунула его в задний карман джинсов.

Анна гнала машину по пустынной дороге на большой скорости и была у родителей уже через пятнадцать минут. Во всем доме горел свет. Это Анну удивило. Еще больше ее удивила не запертая, не смотря на поздний час, калитка: родители были людьми очень осторожными и уже после девяти вечера запирались.

Еще на крылечке она услышала плачь матери. Вбежала в дом и обмерла: на кухонном диванчике, с остановившимися глазами, сидела младшая сестренка. С синяками на лице, разбитыми губами, всклокоченная и с накинутым на голые плечики покрывалом. Обняв ее, рядом сидела мама и горько плакала. Увидев Анну, она вскочила и кинулась навстречу, повисла у дочери на шее и прошептала на ухо:

— Нашу Иру черные изнасиловали и избили. Господи! Анюшка!

У Анны ноги стали свинцовыми. Она с трудом их переставляя, подошла к сестренке и сорвала покрывало. Вся одежда была изорвана в клочья, а тело в кровоподтеках и синяках. Иришка все также безучастно смотрела в одну точку. Анна потрясла ее за плечо, реакции не последовало и она спросила:

— Мам, давно она так сидит?

Та кивнула:

— Она вбежала в дом с криком около десяти вечера. Сказала, что это был Алим Мансуров с дружками. Ее в машину затащили, когда она к подружке пошла. Так ведь пошла еще светло было. А потом затихла и вот сидит так уже больше часа.

Мать снова горько заплакала. Анна подошла к ведру с водой, набрала полный рот и брызнула сестренке прямо в остановившиеся глаза. Та заморгала и закричала. Анна повернулась к матери:

— Мам, вода теплая есть?

— В печи.

— Принеси таз. Надо бы ее искупать. И валерьянки приготовь. А я ее пока раздеть попробую.

Ирка попыталась отбиваться, но потом узнала сестру и разделась сама. Только тут Анна заметила, что отца в доме нет:

— Мам, а где папа?

— К этим извергам пошел. Да вот что–то долго нет…

Анна вскочила и начала одевать куртку:

— Где они живут?

Мать объяснила. Анна вела машину так, как никогда еще не водила: на поворотах визжали тормоза. Отца она нашла в бессознательном состоянии прямо у калитки дома, где жили азербайджанцы. Кое–как втащив в машину, она повезла его в больницу. Едва не снесла запертую дверь в приемном покое. Разбудила всех спящих врачей и медсестер. Отца увезли в рентгеновский кабинет, потом в операционную. Анна сразу же потребовала дать ей на руки заключение врача и вызвала милицию в больницу. Приехавший лейтенант поговорил пару минут с врачом, безразлично посмотрел на избитого мужчину, выслушал Анну и сказал:

— За Алимом Мансуровым мы сейчас не поедем, поздно уже. А завтра пошлем ему повестку. И вашу сестру надо бы обследовать, а вдруг она все придумала.

Анна от этих слов задохнулась, а когда голос к ней вернулся, милиции и след простыл. Убедившись, что отец вне опасности, она поехала к маме. Ирка спала. Сообщила об отце, позвонила Андрею и рассказала обо всем. Сказала, что приедет утром. Потом повернулась к плачущей матери:

— Я пойду поброжу, успокоюсь немного. А ты ложись. Запрись и ложись, больше мы ничего пока сделать не можем. Я на сеновале просплю.

Вышла из дома. Спокойно достала из–под сиденья в машине пистолет и пошла к Мансурову. В голове билась только одна мысль: «Ты мне за все заплатишь, Алим Мансуров. Своей жизнью заплатишь!» Подойдя к дому сняла пистолет с предохранителя и передернула затвор. Постучала в запертую калитку. Стучать пришлось довольно долго, наконец в доме зажегся свет. Стукнула дверь и мужской голос с акцентом спросил:

— Кто там?

Анна спокойно ответила:

— Мне Алим нужен. Просили кое–что ему передать, очень срочно.

Ложь далась легко. Калитка отворилась:

— Я Алим. Чего просили передать?

Анна спокойно подняла пистолет к левой стороне его груди вплотную и дважды нажала на курок:

— Это тебе за сестру и за отца!

Труп упал прямо к ее ногам. Иноземцева спокойно перешагнула через него и встала на низеньком крылечке в тень. Из дома на выстрелы выскочили двое азербайджанцев. Навскидку, практически не целясь, Анна выстрелила и в них. Один скатился по лестнице с воем, держась за простреленное колено. Другой с визгом катался по крыльцу, ухватившись руками между ног. Сказав раненым, что пристрелит, если дернутся, Анна вошла в дом. Обошла комнаты, но там никого не оказалось. Так же спокойно перешагнув через раненых и труп, она пошла к телефонной будке и снова позвонила мужу. Рассказав обо всем попросила найти адвоката и положила трубку раньше, чем он успел хоть что–то сказать. Пошла в милицию. По дороге швырнула пистолет в открытый канализационный люк. В пять утра разбудила спящих милиционеров. Устало попросила:

— Отведите меня в камеру. У дома Мансурова лежит труп, а на крыльце двое раненых. Это сделала я. Но больше я ничего вам не скажу без адвоката.

Сон с лейтенанта мгновенно слетел. Он схватил телефонную трубку и начал названивать начальству домой и в больницу. До приезда капитана Коломенцева пытался задавать Анне вопросы, но она молчала. Молчала и при начальнике милиции. Коломенцев не добился от нее ни слова и в конце концов отправил в камеру. Едва опустившись на жесткие нары и укрывшись тоненьким одеяльцем, Анна мгновенно погрузилась в черный, без сновидений, сон. Ее не смогли разбудить ни в девять утра, ни в полдень.

Не доезжая до Копейково, Иноземцева выслала вперед разведку. Парни вскоре вернулись вместе с местным жителем. Мужик объяснил:

— А черных в деревне нет со вчерашнего вечера. Куда–то укатили на трех машинах, а потом не появлялись.

Анна показала ему пленных:

— Эти?

— Они и есть.

— Тогда поехали в деревню.

Местного посадили в одну из машин и колонна двинулась дальше. Из каждого дома начали выходить люди. Они шли в центр деревни, к магазину. Когда колонна подъехала, там уже образовалась толпа. А народ все шел и шел. Пришли и старые и молодые. Иноземцева вышла из машины, поздоровалась:

— Здравствуйте, соседи!

Ближние к ней люди ответили на приветствие. Анна поднялась на верхнюю ступеньку крылечка у магазина, чтобы всех видеть и заговорила:

— Люди! Я из соседнего района. Зовут меня Иноземцева Анна Николаевна.

По толпе пошел гул: «Хозяйка Района! Сама пожаловала!» Но Анна снова заговорила и гомон стих:

— Думаю, здесь ни для кого не секрет, что происходит в нашем районе. Мы выгнали с его территории всех лиц кавказской национальности. Вчера вечером с территории вашего района они предприняли попытку проникнуть к нам. Это не удалось и взяли мы их без единого выстрела. Я привезла их сюда, на ваш суд, хотя и не всех. Троих я отправила к нам в райцентр. Они «отличились» у нас: на их совести вымогательства и изнасилование, драки и хулиганство. Оставшихся я привезла к вам, про них ни я, ни мои люди ничего не знаем. Судите их сами. Хватит терпеть! Ведь и в вашем районе милиция у них на прикорме. Сейчас их приведут сюда. Если есть среди них невиновные, я прошу вас — отпустите их с миром.

Толпа загудела при виде приближающихся кавказцев. Многие из пленных шли опустив головы. Руки им развязали и поставили на верхней ступеньке у магазина. Иноземцева спустилась вниз, стояла среди сельчан в толпе и разговаривала с людьми. Это обстоятельство, как заметил Светлов, сильно нервировало Горина. Тот бегал, как заведенный вокруг кучки людей, окруживших Анну Николаевну. Павел поймал Юрия за плечо:

— Ты чего такой?

Тот повернул голову:

— А если среди них купленный есть? Ведь ее же прирежут в толпе. Покушения уже были.

Павел рассудительно сказал:

— Не думаю. При всех не решатся, не все же купленные. Но на всякий случай давай вместе следить.

Они протолкались через толпу и встали рядом с Иноземцевой. Из толпы степенно вышел мужик лет сорока. Ткнул в одного из кавказцев пальцем и рассказал:

— У нас с бабой в прошлом году морковь хорошо уродилась. Ну моя, само собой, решила на рынок съездить в город. Продать излишки. Сама знаешь, Анна Николаевна, как сейчас деньги выдают. Этот пришел к нам вечером и сказал, чтоб мы ему морковь продали, он–де в городе палатку держит. Цену дал смехотворную и мы отказались. Он что–то пробормотал по–своему и ушел. Он в деревне с одной бабенкой долго жил и мы не думали ни о чем плохом. Баба моя с зятем поговорила, у того машина. Витька обещал приехать и баба собралась. Морковь в мешки поклали и на лужок перед домом вытащили, чтоб побыстрей погрузить. А этот ирод по всей моркови на грузовике проехал. Два мешка загубил. Баба неделю ревела…

Иноземцева выслушала внимательно весь рассказ. Подумала и спросила толпу:

— Есть еще претензии к этому человеку?

Оказалось, что в деревне есть еще шесть человек несговорчивых, с которыми кавказец поступил примерно также: одним порубил капусту топором, другим полил бензином предназначенную для продажи картошку. Были и такие, кто, испугавшись, сдавал ему овощи за бесценок. Они тоже говорили о своей обиде. Старенькая бабулька, подойдя к Иноземцевой вплотную, сказала:

— А у меня они жили нынче целую неделю. Дом–то большой у меня. Хозяйничали, как в собственном дому. Грязи натащили, а мне теперь и не убраться по–хорошему. Раньше, подмету маленько и снова у меня чисто, а теперь, как в хлеву. А этот безбожник икону стащил. Пусть возвращает, она мне еще от матушки досталась.

Анна быстрехонько сообразила, что заниматься женскими делами на Кавказе позором считается, но сказала:

— Они вам, бабушка, сегодня весь дом вымоют. И икону он тебе вернет. Или заплатит хорошо.

В толпе сразу же загудели:

— Тогда и нам пусть платит за разбой!

Иноземцева подняла руки:

— Я согласна с вами. — повернулась к кавказцу, — Все слышал? Плати людям.

Тот ответил:

— Денег здесь нет столько. Они у меня в городе. Я согласен заплатить, если потом отпустят. Только пусть полы не заставляют мыть.

— Условия сейчас ставишь не ты, а они. Полы вы вымоете, чтобы в следующий раз ты сто раз подумал, прежде чем в чужой дом врываться. И икону вернешь!

— Икону не могу.

— Почему?

— Она уже продана.

— Выкупишь!

— Но я уже не куплю ее за ту цену, за какую продал!

— Это твои проблемы.

Кавказец подумал: «Ничего я вам платить не буду. Как только выпустите, так и исчезну». Анна, как будто читая его мысли сказала:

— Тогда пиши письмо кому–нибудь из своих в городе, пусть присылают выкуп и икону. После передачи денег и иконки тебя отпустят. А пока поработаешь в деревне на тех, кого ты обидел ни за что.

Толпа довольно загудела, а кавказец заметно сник. Остальные заволновались. Иноземцева снова заговорила:

— Люди! Есть среди них еще виноватые?

От толпы отделилось сразу несколько человек. Загомонили разом:

— Настоящих–то злодеев здесь нет! Где Мансур? Где чернож… с длинным носом?

Анна опять подняла руки:

— Мансуров сбежал, бросив свое войско. Прямо в грязную канаву сиганул и сейчас находится где–то в лесу. Будьте осторожны, он вооружен. А те трое, о которых вы говорите, у нас в камере сидят. У меня к ним особые счеты. Я их шесть лет искала.

К облегчению Павла кровопролития не произошло. К остальным кавказцам претензий у людей не было. Старушка, у которой они жили, указала рукой на молодого парня на ступеньках и заступилась:

— Доченька, отпусти его по–хорошему. Он часто со мной разговаривал. Уважительный паренек! И когда готовили, всегда мне горяченького приносил.

Анна улыбнулась:

— Ну, раз уж вы за него просите, он и будет курьером! А остальных распределите по домам тех, кого они обижали. Пока выкуп не придет, пусть помогают вам по хозяйству. Но глядите, люди, чтобы они не сбежали.

Иноземцева повернулась к молодому парню:

— Ты отправишься с письмами в город. Передашь их своим соплеменникам, пусть готовят выкуп. Надумают выкинуть что–нибудь типа освободительного налета и я, собственноручно, тех двух и вот этого, — Анна кивнула в сторону сникшего кавказца, — расстреляю. Понял?

Парень кивнул.

Судебный процесс прошел для Анны, как в тумане. Она ничего не помнила и не осознавала. Лишь приговор заставил ее собраться с мыслями. Она увидела встревоженное лицо мужа в первом ряду, расстроенное лицо матери. Ее удивило, почему нет отца. Но уже на другой день она поняла это. Анну должны были везти в тюрьму и идя к машине, с заведенными за спину руками, она увидела их всех: мать, сестер, Андрея с сыном, свекра со свекровью и отца в инвалидной коляске. Она дико закричала, отшвырнула конвоира в сторону и кинулась к родным:

— Отец!

Конвоиры скрутили ее и забросили в УАЗик, как куклу. Анна через зарешеченное окно увидела плачущих родных и крик мужа:

— Мы будем ждать тебя!

Уже в тюрьме Анна не один раз прокрутила в памяти судебный процесс, удивляясь, что там даже не упоминалось об избиении ее отца, о том, что по вине черных он стал инвалидом. Она сидела за швейной машинкой, снова и снова вспоминая зал суда. Ясно видела перед собой угрожающее лицо Ашота Мансурова в зале и торжествующие лица остальных кавказцев. Анна поклялась разобраться во всем, когда выйдет на свободу.

Нравы в бараках были суровые, но к ней никто не приставал после того, как она избила Коронку. Эта сорокапятилетняя мужеподобная баба в первый же день попыталась «наехать» на Анну и подчинить себе. Но Иноземцева отделала ее табуреткой и безразлично поглядев на корчившееся на полу тело, устало сказала столпившимся женщинам:

— Запомните раз и навсегда: ко мне не приставать! Навалитесь скопом, лучше сразу убейте, потому что потом я вас поодиночке переловлю.

С этого дня Анну старались не задевать. Даже поправившаяся после побоев Коронка поглядывала на нее с уважением. Надзирательницы узнали о швейном таланте Иноземцевой и освободили ее от пошива рабочих спецовок. Анна шила теперь только для тюремной обслуги. Даже жена начальника тюрьмы не брезговала обратиться к ней. Вера Алексеевна приносила модные журналы и заключенная шила для нее платья не хуже фирменных. Иноземцева понравилась ей своим спокойствием, умной и связной речью. Она начала расспрашивать Анну о том, как та попала в тюрьму и женщина рассказала все. Кокарева упросила мужа показать ей дело Иноземцевой и помогла Анне добиться свидания с Андреем и матерью. Побеседовала с ними и получила подтверждение словам заключенной. Подробно рассказала все мужу. Привыкший относиться спокойно ко всему, Борис Игоревич на этот раз был здорово удивлен и обещал жене, при малейшем удобном случае, отпустить Иноземцеву на свободу. Как только правительство объявило амнистию он тут же вписал фамилию Анны в приказ. Вместо пяти лет, она отсидела в тюрьме три года и была освобождена досрочно за примерное поведение.

Анна вернулась домой ранней весной. Снег еще не полностью сошел с полей. Веселые шумливые ручейки бежали повсюду. Она вышла из вагона и зажмурилась от яркого солнца, а когда открыла их вновь — рядом стоял муж. Андрей протянул руки и она, как девчонка, кинулась ему на шею. За время ее отсутствия вышла замуж младшая сестренка и незадолго до возвращения, умерла бабушка Аня. Анна попросила мужа заехать на кладбище. Долго стояла у свежей могилки, а по щекам текли слезы. Андрей подошел и обнял ее за плечи:

— Она постоянно говорила о тебе и благословила перед смертью. Баба Аня не винила тебя за убийство. Она проклинала тех, из–за кого все произошло.

— А ты? Ты винишь меня за это?

— Нет. И не винил. Наверное, я поступил бы так же. Они к нам приезжали на двух машинах в первый год, угрожали. Требовали денег за совершенное тобой убийство, но я собрал ребят и они больше не появлялись.

Анна задумалась. Годы, проведенные в тюрьме, научили ее многому. И в частности, думать на один шаг вперед. Она поняла, что с Мансуровым у нее никогда не будет покоя. И дело не только в инвалидности отца: кавказец посмел угрожать ее семье и мира теперь не могло быть. Но она ни слова не сказала мужу.

Ванюшка вытянулся и доставал Анне до плеча. Он обрадовался матери и долго сидел, прижавшись к ней, на диване. Она расспрашивала его об успехах в школе и удивлялась его вдумчивым ответам. Сын стал хорошим помощником отцу. Хозяйство по–прежнему было крепким, ничего не развалилось. Андрей за это время приобрел несколько нутрий и развел целую ферму. Выкопал рядом с домом пруд для карасей. В городе построил маленький магазинчик и через него реализовывал продукцию. Анна порадовалась успехам супруга. В их хозяйстве нашли работу многие бывшие колхозники, ставшие безработными после развала колхоза. Бывший председатель Серов работал на нутрячьей ферме и сказал Анне при встрече:

— Если бы не ваше хозяйство, впору было бы по миру идти. Понимаете, Анна Николаевна, государство совсем платить перестало. Пенсии заработанные и те задерживают. Слава Богу, что вы вернулись живой и здоровой!

Впервые ее назвали Анной Николаевной в родной деревне. Это было так не привычно, что Анна растерялась. Вечером все родные собрались за накрытым столом. Помянули добрым словом бабушку Аню, радовались благополучному возвращению Анны и надеялись на лучшее будущее. На сердце Анны «скребли кошки», но она старательно делала вид, что ей тоже весело. Андрей заметил в глазах жены тревогу и не заметно увел ее на терраску. Долго целовал, а потом спросил:

— Что тебя тревожит? Скажи мне, вместе подумаем.

Анна уткнулась лицом ему в грудь и сказала:

— Что–то на душе тяжело стало. Ты не разлюбил меня за это время? Если это так, я не обижусь.

Муж усмехнулся в темноте и притянул к себе еще крепче:

— Дурочка! Я никогда тебя не разлюблю! Ты самое лучшее, что могла подарить жизнь.

— Но я же убийца теперь.

— Никто в деревне не считает тебя убийцей. Наоборот, говорят, что если бы все так поступали, черные бы не распоясались. Ты здесь что–то вроде Жанны Де Арк!

Оба тихонько рассмеялись. Анна подняла вверх пылающее лицо. Андрей наклонился и крепко поцеловал ее:

— Я так соскучился по тебе. Давай убежим ото всех на сеновал, там сена еще много.

Оба рассмеялись и взявшись за руки, сбежали. Иван Андреевич вышел на веранду и увидев две бегущие к сараю фигуры, ухмыльнулся в бороду и вернулся в дом.

Оставив троих вооруженных ребят в Копейково, Анна с остальными вернулась в Демидовку. Павел ехал с ней и Гориным. Все трое молчали. Светлов не выдержал:

— Простите, Анна Николаевна, а с теми азербайджанцами, что отправлены в город, вы что собираетесь делать? Тоже будете требовать выкуп?

Анна, не глядя на Светлова, тихо ответила:

— Нет. С теми разговор будет другой…

Мрачное выражение ее лица удержало Павла от нового вопроса. В полном молчании они доехали до деревни. Там Иноземцева подъехала к магазину, накупила продуктов и отдала их боевикам. Ребята разожгли на поляне у деревни костер. Откуда–то появился большой котел и в нем вскоре закипела вода. Каша с тушенкой и луком, а потом печеная картошка и травяной чай показались Павлу самой вкусной пищей изо всего, что он пробовал в своей жизни. Иноземцева поела плохо, попила чаю и ушла на край поляны. Присела там на поваленное дерево. Светлов увидел, как она склонилась головой почти к самым коленям. Встал и хотел пойти к женщине, но Горин удержал:

— Не ходи. Пусть побудет немного одна. Анна Николаевна наконец–то нашла тех, кто утопил ее мужа и сына. Попозже подойдешь или она сама придет.

Павел ошарашенно спросил:

— Как это, «утопил»?

— Очень просто. Выбросили из лодки и в сетях запутали.

— И что… Что же милиция? Коломенцев?

— А ничего… Несчастный случай.

— Может действительно несчастный случай?

— Да нет. Видел их тогда местный пьяница. Порецкий от начала до конца все видел. Он и рассказал Анне Николаевне уже после похорон. Трезвый был. И в милиции рассказывал, да только никто ему там не поверил. А через несколько дней и его нашли запутавшимся в сетях. Вот так–то… Анна Николаевна до сих пор дома, в сейфе, хранит показания Порецкого, им самим написанные.

— А ты откуда знаешь?

— Знаю… Ты Нину Васильевну спроси. Она жена Порецкого. Серега ей первой обо всем, что видел в тот апрельский день, рассказал. Нина Васильевна говорит, что он с той рыбалки трезвым пришел, хотя целая бутылка в кармане была. А ведь конченный алкаш был! Всю неделю до смерти никто его пьяным не видел…

Светлов помолчал, а затем снова спросил:

— Что она с черными сделает?

Горин погрыз стебелек травинки, потом ответил:

— Не знаю. Я бы пристрелил не задумываясь. Ее Ванюшке всего одиннадцать лет было.

Оба замолчали, поглядывая на склоненную женскую фигурку. Наконец Иноземцева встала и подошла к ним:

— Сейчас отдам ребятам распоряжения и поедем домой. Устали, Павел Юрьевич?

— Да нет. Вот интересного много увидел и услышал. Теперь перевариваю.

— Это хорошо.

Анна отошла к боевикам, что–то объяснила им. Трое остались у догоравшего костра, остальные расселись по машинам и поехали в город. В «Джип» Иноземцевой сели еще двое ребят, кроме Горина. Иноземцева развезла ребят по домам, несмотря на их протесты:

— Анна Николаевна, мы дойдем! Да не беспокойтесь вы!

На что женщина отвечала:

— Вы устали, а мне не трудно. Отдыхайте теперь, сил набирайтесь! Нам еще столько предстоит сделать.

Потом они остались в машине вдвоем. Светлов спросил:

— Вы сейчас куда?

Иноземцева вздохнула:

— В милицию. Люди с накопившимися вопросами подойдут, а я должна дать ответ всем. Вот сейчас переоденусь и поеду. Вы со мной или хотите с Коломенцевым поговорить?

— Если вы не возражаете, я хотел бы немного отдохнуть, а потом сам приду в милицию.

Она внимательно взглянула на него:

— Хотите попробовать сбежать?

Светлов усмехнулся:

— Ну нет! Сейчас меня отсюда можно только насильно выгнать. Я хочу разобраться во всем сам. Хочу понять, что же такое заставило людей взяться за оружие в мирное время?

Анна грустно улыбнулась:

— Попробуйте. Может и поймете…

Анна представила Светлова своей домоправительнице и отправилась в милицию. Едва только машина Иноземцевой отъехала от дома, как Павел вскочил с дивана и вышел на кухню. Нина Васильевна что–то помешивала в кастрюльке и обернулась:

— Вы что–то хотели?

— Расскажите мне о хозяйке этого дома. Почему она так ненавидит кавказцев? Я прошу не из праздного любопытства, поверьте! Я хочу понять то, что сейчас происходит!

Павел заглянул в растерянное лицо женщины и попросил:

— Нина Васильевна, пожалуйста, расскажите мне, что видел ваш муж в апрельский день шесть лет назад?

Женщина выключила газ и устало опустилась на стул напротив оперативника:

— Значит, вы уже где–то слышали. Мне больно вспоминать об этом, но я расскажу вам все. Вы кажетесь мне человеком порядочным… Той весной Аня из тюрьмы досрочно освободилась. Да и то сказать, сидела, уж если разобраться, ни за что. Так многие и тогда, да и сейчас считают. Скотом он был, этот Алим Мансуров, а не человеком. То, что у Ани отец прикован к инвалидной коляске по их милости и сестренка изнасилована была зверски этими подонками, про то на суде ничего не говорили. Коломенцев вызывал свидетелями лишь тех, кого к рукам прибрал. Старый прокурор с ним в одну дудку дул. Сейчас здесь новый появился и слышала я, что с Коломенцевым он не ладит. Тогда Аня поступила так, как ей совесть подсказала. А этот зверь, Ашот Мансуров, лютую злобу на нее затаил. Попробовал сначала Андрея, мужа Ани, запугать. Она еще в тюрьме была. Не получилось. Андрюха не робкого десятка был, да еще и друзей позвал. Так наподдавали черным, те еле уехали. Но видно следили и когда Аня вернулась, дело–то молодое да и соскучились друг по другу, сбежали они от гостей на сарай. Чья–то черная душа, — чтоб на том свете ему в аду гореть! — дверь приперла колом, а сарай бензином облили и подожгли. Чуть не сгорели они тогда, у Андрея силы хватило новую крышу разломать. Аню он беспамятную вынес. Родители в доме были, когда он почти голый, ее внес и сам упал у порога. Черный весь, в ожогах. Еле их тогда откачали. Все сено у них сгорело. Скотину кормить было нечем, а травы еще не было. В деревне их обоих любили, да и сейчас любят. Сеном с ними каждая семья поделилась.

Нина Васильевна налила себе и Павлу квас в стаканы и снова села у стола:

— В деревне все мужики весной сети на рыбу ставят. Браконьерство, конечно, но уж так исстари повелось. Андрей тоже ставил. С сыном часто плавал на лодке. Парнишка у них смышленый был и добрый… Муж мой как–то пропил все деньги, а продавец хлеба под запись не дала. Я стою, реву, а он из магазина выходит: «Чего плачешь, теть Нин?» Я сказала, а он, даром что десятилеток, выслушал и мне буханку протянул: «Держи, тетя Нина. Мама ругаться не будет».

Нина Васильевна стерла побежавшие из глаз слезы кончиком платка и продолжила:

— В тот день мой с раннего утра ушел на реку рыбачить и вытащил из сундука спрятанную бутылку. Я ее для пахоты берегла, чтобы трактористу заплатить. Пропажу я обнаружила быстро и стала ждать пьяного Серегу домой. А он явился трезвый и белый, как полотно. Губы трясутся, а глаза остановились и говорит мне: «Мансур с дружками Андрюху Иноземцева и Ванюшку утопили». Я еще тогда на него накинулась, мол «нажрался и мелешь». А он на колени упал и на иконы крестится. И мне говорит, что пить больше никогда не будет. Вот тут до меня и дошло, что трезвый он. Начала расспрашивать. Сергей мне все рассказал… Он пришел на реку, когда Иноземцевы сети выбирали. Перед этим накануне, Андрюха его сильно наругал за пьянство и мой спрятался в кусты от греха. И тут эти подъехали на двух моторках. Четверо их было. О чем они говорили мой не слышал, далеко было. Только потом Андрей вдруг закричал: «Ребенка отпустите! Ведь он вам ничего не сделал!» И драться стал. А какая может быть драка на лодке? Черные в их лодку перелезли, сначала Андрея скинули, а потом и парнишку. Веслами их держали под водой, а потом к сетям утолкали и запутали в них. Мой окаменел весь, еле домой дошел. Рассказал и сердце у него схватило. Медичка наша штук пять уколов ему тогда вколола. Каялся он и клял себя, что не вступился. Да только чем бы он помог? Потом он все Анне Николаевне рассказал. В милицию они вместе ездили, но там их даже слушать не захотели. Как же — одна сидела, а другой пьяница! Заявление не приняли, а там мой Сергей все подробно описал. Слушать их никто не стал, объявили Андрея и Ванюшку браконьерами и списали на несчастный случай. А через неделю и моего нашли запутавшегося в сетях. Только ведь у нас и лодки–то никогда не было…

Домработница заплакала:

— Аня, после смерти своих мужиков, здесь дом купила и меня с собой забрала. Я тут рядом, у сестры двоюродной живу. Она одинокая и я тоже. В той комнате, где вы живете, Аня расставила вещи Ванюшки. Иногда подолгу стоит там и плачет. Он очень любил разглядывать камни и собирал их каждое лето по берегу…Ну вот и рассказала я вам все, а теперь пойду домой.

Порецкая тяжело встала, опираясь руками на стол и ушла медленно ступая, словно бы через силу. Светлов долго сидел за столом уткнувшись в сжатые кулаки. В голове все еще звучал голос пожилой женщины и ее рассказ о том, как топили людей. Ребенка! Ярость мутила разум. Он залпом выпил остатки кваса и выскочил на улицу.

У ворот дежурил незнакомый охранник. Павел подошел к нему и попросил закурить. Парень молча взглянул на его побледневшее лицо и протянул пачку. Трясущиеся руки оперативника никак не могли зажечь спичку. Охранник забрал коробок и помог закурить. Спросил:

— С Ниной Васильевной говорили?

Светлов кивнул и охранник продолжил:

— Она сама не своя ушла, даже не поздоровалась. Меня Игорем зовут.

— А я Павел. Ты давно с Иноземцевой знаком?

— Давно. Лет двадцать уже будет. Я на нее еще парнишкой заглядывался, только она уже замужем была.

— Как получилось, что она вас собрала всех вместе? Ведь, как я понял, ваш отряд большой?

Игорь согласился:

— Большой. Но здесь не все, еще и по деревням есть. В каждой деревне, в каждом поселке человек пять–десять найдется. А получилось, я даже и не знаю, как сказать…

Он задумался. Павел не торопил, только нервно затягивался сигаретным дымком, пытаясь успокоиться. Наконец охранник сказал:

— Когда Анна Николаевна своих потеряла и от милиции отворот получила, многие в деревне думали, что она руки на себя наложит. Наверное так бы и случилось, но как я слышал, как–то раз она возвращалась от родителей уже вечером на машине. На обочине дороги увидела плачущую девчонку в изодранном платье. Остановилась, в машину посадила и к себе привезла. Еще в тот, деревенский, дом. С этого все и началось. Стала она вокруг себя людей, обиженных черножопыми и милицией, собирать. Вначале–то так, ерунда была — колеса резали, ветровые стекла били, черным «темную» устраивали. Самое интересное, что после этого менты засуетились. По вечерам дежурить стали там, где черные жили. Мы выяснили, что это Коломенцев приказал. Анна Николаевна очень хотела тех черных поймать, что ее сына и мужа убили, но они как сквозь землю провалились. И Мансур из города скрылся. Иначе мы бы ему еще тогда «харакири» устроили. Серега Порецкий ей очень подробно всех описал. Видно у мужика все застыло в памяти. Он, как в бреду последние дни ходил — пить не пил, но как пьяный!

Игорь тоже достал сигарету и закурил:

— А дальше — больше! Тут Юрка Горин с Афгана вернулся. Менты его «уделали» крепко. С этого и переворот пошел. Когда из больницы выписался, он со злости ментам в дежурку бутылку с бензином кинул. Они дрыхли, как сурки! Пока пожарная приехала, их дежурка выгорела дотла. Менты со второго этажа в подштанниках выскакивали. Во зрелище было! Коломенцев быстро сообразил, чьих рук это дело. Да только Юрки в городе уже не было. А мать ментам сказала, что он в санаторий накануне уехал, а адреса не оставил. Менты «умылись» и ушли ни с чем. Горин в это время находился у Анны Николаевны. Когда он ментам бутылку кидал, она видела. Оказывается, каждый вечер следила за милицией — не появится ли кто из черных. Они ведь в нашем «клоповнике» частые гости были. Иноземцева перехватила Юрку по дороге. К его матери заехали, договорились, что ментам говорить. Потом она Юрку к себе увезла. Это всего полтора года назад было. Как и что она там сделала, не знаю. Да только Горин через месяц домой приехал с бумагами на руках, что был в санатории. И документы прибытия оформлены на день раньше поджога. Коломенцеву пришлось отказаться от своей версии. Хотя ребята говорили, что он в санаторий звонил. Да там подтвердили. А Валерию Евгеньевичу очень хотелось засадить Горина! Юрка его «куском говна» принародно обозвал в больнице и выгнал из хирургического отделения. Коломенцев тогда приехал к нему убедить подписать бумагу, что его по дороге избили гражданские, а не милиционеры.

Игорь предложил:

— Пойдем попьем чайку, а то в горле пересохло.

Поднялись в дом, зашли на кухню. Охранник явно знал, где что лежит. Он уверенно подошел к холодильнику и вытащил трехлитровую банку с квасом. Из шкафчика взял пару кружек и разлил напиток. Светлов спросил:

— Ты часто здесь бываешь? Смотрю, ориентируешься хорошо.

— Часто. У Анны Николаевны дом всегда открыт для нас. Здесь полно добра, только никто из нас у нее и копейки без разрешения не возьмет. Знаешь, как она вкалывала, чтобы все это заиметь? У нее голова получше, чем у нашего мэра. А чужих мы сюда не пускаем. Хорош квасок!

Игорь допил квас и направился к двери:

— Ну я пойду, а то как бы кто не заявился.

Павел вышел следом и с высокого крылечка спросил:

— А переворот? Как вы это дело провернули?

Игорь обернулся от калитки:

— Да просто! В ментовке ведь тоже наши ребята были. Такие, кто Коломенцевым был сыт по горло. Честные ребята! Павел, ведь немало хороших ребят ушло из милиции только потому, что не хотели смотреть сквозь пальцы на произвол. Коломенцев и его заместители их просто выживали. Тогда все ночью произошло. Мой тезка, Игорь Коркин, открыл нам дверь в милицию. Захватили быстро. Коломенцева прямо в постели дома взяли, тепленького. Мэра тоже. Одновременно атаковали военкомат и воинскую часть. Прямые областные телефоны у всех обрезали, чтоб соблазна не было. Мы не хотели, чтобы область узнала все в первый же день. Никто ничего даже не понял. Пост поставили на телеграфе и телефонной станции, каждый звонок, каждую телеграмму проверяли. Выставили патрули на дорогах, в общем, шороха наделали. Вот и все вроде!

— Спасибо. Как тут у вас к милиции пройти?

Игорь объяснил и Светлов отправился к Иноземцевой. Павел беспрепятственно поднялся наверх и обнаружил в приемной Анны Николаевны несколько человек. Они сидели на диванах и терпеливо ожидали своей очереди. Из кабинета доносились приглушенные голоса. Олег Звягинцев взглянул на Павла и сказал:

— Проходите. Анна Николаевна говорила, что вы должны подойти.

Светлов шагнул в кабинет. В кресле, напротив Иноземцевой, сидела пожилая женщина и что–то объясняла ей. Когда Павел вошел, разговор прервался. Он поздоровался:

— Здравствуйте. Я не помешаю? Хотелось бы послушать.

Иноземцева кивнула:

— Садитесь, Павел Юрьевич!

И продолжила прерванный разговор:

— Софья Афанасьевна, вам надо просто зарегистрировать свое хозяйство в комиссии по частному предпринимательству. Не имеют они права вам отказать, раз у вас есть желание работать! Идите к ним прямо сейчас! Знаете, где это?

Женщина кивнула, а Иноземцева продолжала:

— Идите и работайте! Такие люди сейчас нужны, очень нужны. А если какие вопросы будут, пусть они мне звонят или вы позвоните.

Софья Афанасьевна встала:

— Спасибо, Анна Николаевна, хоть объяснили все. А то я тут уже три месяца хожу и никто ничего не говорит. До свиданья!

— До свиданья, Софья Афанасьевна! Удачи Вам!

Женщина вышла и Светлов спросил:

— А в чем дело было?

— Софья Афанасьевна учитель биологии по образованию. Сейчас на пенсии, но силы–то еще есть. Они с мужем шесть теплиц построили — вешенку с шампиньонами выращивают, а сбыт наладить не могут. Без регистрации предприятия никто не хочет принимать грибы на реализацию. Они тут много ходили, да толку нет. Посмеялись над ними и все. Сказали, что грибы можно и в лесу собирать. А того не понимают, что именно из этих грибов на фармацевтических фабриках вытяжки делают и это от многих болезней помогает. А ведь дело–то трех дней! Неужели трудно было объяснить все человеку по–хорошему? Не заставлять его бегать по несколько месяцев?

Павел кивнул:

— Такова русская действительность.

Анна возразила:

— Да не действительность такова, а люди, которые властью наделены! Они у «кормушки» и им плевать на других! Извините, Павел Юрьевич, там несколько председателей колхозов ждут.

Нажала на кнопку селектора и спросила:

— Олег, пусть все председатели заходят!

Павел сел в угол дивана. В дверь сразу же вошли четверо мужчин и женщина. Иноземцева пригласила:

— Проходите, рассаживайтесь! Думаю, что у всех у вас вопросы практически одинаковые, вот я вас всех и пригласила. Выкладывайте по очереди! Вот вы, Василий Яковлевич, с чем пожаловали?

Грузный лысеющий мужчина начал вставать, но Анна остановила:

— Да вы сидите.

— Анна Николаевна, горючего нет и рук не хватает. Ведь многие молодые ребята–комбайнеры сейчас с вами. Я, конечно, понимаю, что вам они тоже нужны, но ведь хлеб осыплется!

Иноземцева встала:

— Знаю. Горючее вам сегодня подвезут, по всем колхозам. И бензин и солярку. Готовьте емкости. Насчет людей хуже… Не могу я их всех отпустить пока. Но часть верну. Вашим деревенским ребятам передайте, чтобы в колхозе работали, а в город пока не приезжали. Можно попробовать городских безработных организовать, их не мало. Вопрос в оплате. В городе сейчас многие скотину держат — можно зерном, соломой и другими сельхозпродуктами заплатить. Но все ли на это согласятся? А вы согласны? Подумайте, председатели!

В кабинете сразу стало шумно. Павел слушал. Председатели спорили между собой, но наконец пришли к какому–то общему решению. Заговорил снова Василий Яковлевич. Светлов заметил, что он старше всех и остальные председатели к нему прислушиваются:

— Мы согласны заплатить сельхозпродуктами. Вот только как городских собрать?

— Не проблема. Сейчас редактору позвоню и уже в завтрашней газете будет объявление. Надо только договориться сколько и чем вы будете платить, а так же за какие виды работ. Согласны?

— Да. У меня больше вопросов нет.

Другие председатели тоже встали:

— Да и у нас тоже. Рассиживаться–то сейчас грешно! Мы сейчас прямо в вашей приемной список составим, чтобы не мешать. Вас ведь там еще дожидаются. До свиданья, Анна Николаевна, спасибо вам!

Павел выскочил следом за председателями. Те столпились у стола Олега, решая вопрос об оплате и записывая свои решения на лист бумаги. Павел протолкался вперед и встал рядом с женщиной–председателем. Она покосилась на него и он тихо спросил:

— А раньше эти вопросы тоже быстро решали?

Председатели дружно замолчали и поглядели на Светлова, как на привидение. Женщина ответила:

— Да мы раньше по целому дню в приемных теряли! Гоняют из кабинета в кабинет. А потом на молокозавод ругаться всегда ездили. Пока доходила очередь до сдачи, молоко успевало прокиснуть и его не принимали. Рано утром, еще темно, очередь занимали. Со сдачей молока Иноземцева порядок сумела навести. Теперь каждая машина едет к своему времени. Ни очередей, ни ругани, а всего–то и нужно было — график составить. А ты что, журналист что ли?

— Да нет. Я оперуполномоченный из области.

Председатели накинулись на него со всех сторон:

— Ну так и скажите там, в области, что у нас плохая власть на хорошую сменилась и умная голова теперь правит!

— Пусть с области больше начальников не присылают, мы их теперь сами выгоним! Не нужны нам пришлые! У нас и свои головы есть!

— Анну Николаевну пусть не трогают, а то мы всем районом поднимемся!

Павел внимательно слушал их выкрики и вдруг увидел улыбку секретаря Иноземцевой. На лице Олега ясно отражались его мысли: «Ну что, мент, съел?» Светлов вернулся в кабинет. Напротив Анны сидела старушка и что–то рассказывала. Павел поздоровался, прошел мимо и сел на диван. Прислушался:

— …сидел Колька. Ну и что из этого? От тюрьмы, да от сумы не зарекайся. Глупый был. Его теперь нигде на работу не берут, а то не думают, что парню тоже есть–пить надо. В колхозе предложили дояркой оформить. Это с его–то ручищами! Да он соски у коровы оторвет и не заметит. Анна Николаевна, он ведь и в лагере–то на тракторе, да на машине работал. Неужели нельзя парня к технике пристроить? Ведь в колхозах–то не хватает механизаторов, я слышала.

Иноземцева с грустной улыбкой слушала, потом медленно сказала:

— Баб Дунь, механизаторы нужны, только ведь платят–то сейчас уж больно плохо. Если он согласен в «Новый путь» пойти, на комбайне работать, я помогу оформиться. Я внука вашего помню, парень не плохой. Только сразу предупреждаю, что бы ни–ни. Никаких краж и пьянок!

Старушка сказала:

— Колька–то в приемной сидит. Может мне позвать его?

Анна встала:

— Так что же вы его сразу не привели?

— Боится он, что снова откажут.

Иноземцева подошла к двери и приоткрыла ее:

— Евдокимов, а ну–ка зайди!

Снова села за стол, а в дверь боком протиснулся здоровенный парень в новенькой голубой рубашке и джинсах. Встал у двери:

— Здравствуйте, Анна Николаевна!

— Здравствуй, Коля! Проходи, присаживайся! Мы тут с твоей бабушкой вопрос о твоем трудоустройстве решаем, а ты в моей приемной прячешься. Что–то не замечала я раньше в тебе такой робости.

Парень поднял голову и дерзко ответил:

— Я в этом кабинете в шестой раз. Пять раз мне Коломенцев обещал помочь на работу устроиться и забывал об обещаниях. Зато регулярно вызывал и отчитывал за тунеядство…

Анна прервала его:

— Ладно, Николай! Я ведь не Коломенцев. В акционерное общество «Новый путь» требуются комбайнеры. Сам знаешь, как сейчас с оплатой. Решай! А я могу позвонить хоть сейчас. Не думаю, что откажут.

Евдокимов опустил голову, потом поднял ее:

— Анна Николаевна, вы серьезно?

— Вполне!

— Позвоните, пожалуйста! И простите меня за резкость.

— Только предупреждаю, никаких краж больше! Понял? Я за тебя поручусь сейчас.

— Не подведу! Обещаю, я не подведу! А оплата — сейчас везде так платят. Главное, хотя бы устроиться.

Анна сняла трубку и набрала номер. На другом конце провода сразу же раздалось:

— Контора «Новый путь» слушает.

— Это Иноземцева. Мне бы с председателем поговорить.

— Здравствуйте, Анна Николаевна. Соединяю.

Раздался басовитый голос:

— Анна Николаевна? Здравствуйте! Чем могу?

— Здравствуйте, Семен Федорович! Просьба у меня к вам. Не возьмете на работу бывшего заключенного? Я за него ручаюсь.

— Кем?

— Комбайнером.

— Как фамилия? Пусть подходит, оформим. Только пусть документы не забудет принести.

— Спасибо, Семен Федорович! До свидания!

— Не за что!

Анна положила трубку и взглянула на Николая Евдокимова:

— Едь, оформляйся. Сорокин тебя берет.

Парень вскочил:

— Спасибо, Анна Николаевна! Я теперь ваш должник.

Иноземцева усмехнулась:

— Ни о каком долге и речи быть не может. Работай!

Старушка тоже встала:

— Дай Бог тебе здоровья и счастья, доченька!

Анна нажала на кнопку селекторной связи:

— Олег, посетителей еще много?

— Никого больше нет.

— Хорошо. С деревень не звонили?

— Докладывали. Тихо всюду.

Анна собралась отключаться, но голос Звягинцева снова ворвался в кабинет:

— Анна Николаевна, тут ваша старшая сестра звонила. Просила напомнить вам о сегодняшнем числе. Я не понял с чем это связано.

— Спасибо, Олег. Я все поняла.

Павел увидел, как на лице женщины появилась улыбка и спросил:

— Если не секрет, что это за шифровка?

Иноземцева подняла голову:

— Не секрет. Сегодня у отца день рождения и я просила Лидию напомнить мне об этом. За всеми делами боялась забыть. Надо будет съездить, поздравить. Хотите со мной?

— Хочу.

— Поклянитесь, что никому не скажете, где они живут.

— Клянусь.

— Тогда сейчас я схожу куплю подарок и вернусь. Побудете здесь или со мной?

— С вами.

Вместе они вышли из здания милиции. Прошлись по центру. Светлов отметил, что все c большим уважением здороваются с Иноземцевой. Она часто останавливалась с людьми, о чем–то спрашивала, что–то отвечала. На углу одной из улиц стоял магазин с резными наличниками и карнизами. Павел сказал:

— Какая красота! Кто резал, не знаете? Я бы заказал кое–что этому мастеру.

Лицо Иноземцевой побелело:

— Это резал мой муж и магазин этот наш.

Она поднялась по ступенькам и вошла внутрь, Павел следом. И был удивлен изобилию сельскохозяйственных продуктов и почти полному отсутствию заграничных деликатесов. Из них были только шоколадки. У прилавка толпился народ. Две шустрых продавщицы бойко обслуживали посетителей. Очередь дружно поздоровалась и Анна ответила:

— Здравствуйте, здравствуйте! Всем ли довольны? Нет ли каких нареканий?

— Все хорошо, Анна Николаевна! Только молочка бы побольше стоило возить! От ваших странных коров молоко–то уж больно хорошо, как сливки! За такое не грех и подороже заплатить!

Павел сразу же спросил:

— Что за «странные коровы»?

Иноземцева улыбнулась:

— Зебу! Никак здесь не могут привыкнуть к этой среднеазиатской скотинке!

Обернулась к людям:

— Хорошо, будем привозить больше! Только вы разбирайте!

— Разберем! Тут у меня оно скисло как–то, так простокваша лучше заводской сметаны была!

Женщины в очереди начали делиться своими впечатлениями, а Анна и Павел прошли в подсобку. Плотная, немолодая женщина за столом говорила по телефону и кивнула вошедшим. Закончив говорить, поздоровалась:

— Здравствуйте! Анна Николаевна, деньги в сейфе. Отчет тоже там. Сегодня молоко уже два раза подвозили и все не хватает. Слишком много гостей понаехало этим летом! Мы уже с ног сбились. Сейчас еще молока подвезут и сыру. Сегодня на обед и то не закрывались, девчонки по очереди поели прямо здесь и я с ними.

Анна листала отчет, внимательно вглядываясь в цифры и говорила:

— Андреевна, найми еще одну продавщицу. Народ толпится, а люди не должны терять время в очередях.

— Хорошо, Анна Николаевна! Только магазин–то маловат становится. Может еще один рядом откроем? Место позволяет.

— Пока не стоит. А там видно будет. Андреевна, я половину денег забираю. В журнале отметила. В ближайшее время командуй тут сама. Если где–то неувязки будут — звони. Мы уходим.

Они вышли из магазина и отправились в универмаг. Иноземцева остановилась у полки с рыболовными принадлежностями, долго приглядывалась. Спросила Павла:

— Вы рыбалкой не увлекаетесь?

— Да.

— Тогда может подскажете, хороший вот этот рыбацкий набор или плохой?

Павел попросил продавца показать рыбацкий ящик. Долго придирчиво разглядывал, потом сказал:

— Все, что нужно в нем есть. Отличный набор.

— Тогда беру его!

Анна заплатила деньги в кассу и взяла набор, объяснив Павлу:

— Отец заядлый рыбак. Даже став инвалидом, он все равно ездит порыбачить. Тут один местный умелец ему к коляске мотор от мопеда приделал и он теперь даже по склонам ездит. Сегодня увидите.

Вернувшись в отделение милиции Иноземцева сказала секретарю:

— Олег, я сейчас уезжаю и до завтрашнего утра меня не будет в городе. Если что–то срочное, вызови Горина. Он найдет меня.

— Хорошо, Анна Николаевна.

Съездили в деревню. Павел удивился огромному хозяйству. Анна сразу же куда–то отошла, а он принялся бродить между дворами. Вот тут он и увидел «странных» коров с горбами на спине. Молоденькая девчонка–доярка хихикнула над его удивлением и протянула большую кружку молока:

— Пейте. Только подоили, а если хотите могу и холодного с ледника достать.

— Спасибо. Лучше бы холодненького.

Девчонка тут же скрылась за углом и через пару минут появилась с молоком. Оно по вкусу было похоже на сливки. Выглянувшая из–за угла Анна рассмеялась над его белыми «усами»:

— Вы сейчас на Деда Мороза похожи!

Светлов смутился:

— Меня тут девчушка одна молоком угостила из ледника.

— Это Наташа! Еще хотите?

— Нет уж! Спасибо! Такую кружку выдул, больше не влезет.

— Хотите теплицы покажу? Или нутрячью ферму? Тут у меня все рядом.

— Интересно посмотреть.

Они прошли за скотные дворы и Светлов остолбенел: шесть больших стеклянных теплиц, похожих на летные ангары, стояли в ряд. Иноземцева заглянула в одну, потом в другую. Зашла в третью. Нарвала помидоров, огурцов и сложила в большой пакет. Предложила Павлу:

— Ешьте, если хотите. Кран там. Надо в коптильню зайти. А сейчас пошли к нутриям.

Они вышли из душной теплицы и перешли ближе к дому. Там, огороженные со всех сторон решеткой, стояли под навесом клетки с темно–коричневыми зверьками, похожими на бобров. С десяток нутрий бегали по траве, но большинство плавало в огороженном решеткой пруду. Некоторые стояли на берегу на задних лапках и старательно расчесывались. Павел рассмеялся:

— Они на толстеньких человечков смахивают! Какие забавные!

Анна тоже улыбнулась:

— Вы бы видели, как они играют по утрам, когда клетки открывают! Вот это зрелище! Идем в цех и поедем.

В коптильне попросила:

— Вы не могли бы взять этот пакет? Я сейчас еще тут всякой всячины наберу.

Павел протянул руку и, как бы невзначай, коснулся руки Иноземцевой:

— Давайте, мне не трудно.

Открыв дверь, он едва не задохнулся от вкуснейшего запаха копченостей. Анна снова предложила:

— Выбирайте, что вам захочется и ешьте. Стесняться нечего. Хлеб найдется вон за той дверью.

Анна указала рукой налево, а потом начала снимать и складывать в корзину колбасы, окорока и еще какие–то вкусности. Павел не заставил себя упрашивать. Он снял с крюка кружок колбасы, разломил его пополам и с аппетитом принялся уминать, не заметив, как Иноземцева обернулась и беззвучно рассмеялась. Потом они сложили продукты в машину и зашли в дом. Анна потащила Светлова за собой:

— Поможете мне переносить компоты, фрукты и вино.

Павел послушно таскал из погреба наверх все, что она просила. Внутренне удивляясь: «Зачем столько?» Иноземцева, словно подслушав его мысли, сказала:

— Там народу много, вот и набираю побольше. Потом съедят.

Выбрались из подвала и Светлов спросил:

— А в этом доме кто живет?

Анна поправила:

— Жили. Здесь жили мои сестры и родители. Дружно жили все три семьи, пока злая рука не попыталась убить их всех. Видите?

Она указала рукой на стены и только тут Павел заметил, что все они испещрены осколками. Он спросил:

— Кто–нибудь пострадал?

Анна погладила стену дома:

— По счастливой случайности нет. Это было всего месяц назад. Я еще не успела сделать ремонт, руки не доходят. Бросали через закрытые шторы и преступник просто не видел, что комната пуста. Две гранаты одну за другой… Двери в кухню были открыты, мы как раз смеялись над сынишкой моей младшей сестренки. Он нас отвлек. Преступник слышал громкие голоса и обманулся. В кухню тоже осколок залетел, тарелку в шкафу разбил и в стенке кухонного шкафа застрял. Рядом с головой мамы…

— Я уже не хочу спрашивать о том, обращались ли вы в милицию. Думаю, что нет.

— Правильно думаете. После этого взрыва я и спрятала родных. Кстати, муж моей старшей сестры узбек и единственный южанин на весь район. Они пять лет после свадьбы жили в Самарканде. А потом Толиб написал мне письмо, где откровенно сказал, что его соотечественники стали плохо относиться к Лидии и детям. Он спрашивал меня не выгонят ли его из России, если он приедет с семьей. Мы с Андреем тогда как раз начинали хозяйство расширять. Они вернулись всей семьей и лучшего помощника трудно представить. Понимаете, нельзя ненавидеть целый народ. В нем, как и везде, есть и хорошие люди и плохие. Мне, почему–то, встречалось больше плохих. Я ненавижу только тех, кто исковеркал жизнь мне и моим родным. Выгоняя кавказцев, я защищаю себя и жизнь людей, которые мне дороги.

— Я слышал, что на вас были покушения и даже попытка похищения. Это правда?

— Правда. Первый раз Мансуров попытался меня убить еще лет пять назад. Я ехала на машине в город, когда раздался выстрел. Пуля чиркнула меня по шее и застряла в соседнем сиденье.

Иноземцева подняла волосы на шее и Светлов увидел ровный длинный шрам. Сердце сжалось, но он промолчал и женщина продолжала:

— Во второй раз Ашот Мансуров попытался сжечь меня в бане вместе с племянницей. Это, кстати, была уже вторая попытка сжечь. Спасла собака, она завыла на цепи так, что из дома выскочили все, кто там был. Нас из бани вытащили. Тогда Ашот Мансуров чудом ушел от погони: в нашей машине посреди дороги кардан полетел. Мы тогда от него в каких–то ста метрах были. В третий раз он меня похитить хотел. Я тогда в доме Горина Юру прятала от милиции. Если бы не он, то меня бы убили. Поздно вечером обходила хозяйство, когда по голове чем–то крепко ударили. Голову пробили. А Горину в доме показалось что–то, он все в окно смотрел. Выскочил и спугнул двоих черных. Они меня бросили и убежали. Юра в дом внес и никого будить не стал. Я очнулась, когда он меня перевязывал. Были и еще попытки. Даже городского пьянчужку пытался уговорить, за деньги, яду мне подбросить. Дашков ко мне сам пришел и все рассказал. Яд отдал и все прощенья просил. Мансуров его пьяного уговорил, а он утром протрезвел и пришел ко мне с повинной.

Светлов какое–то время раздумывал, а потом тихо спросил:

— Ребята сказали, что вы троих из тех, кто ваших мужа и сына убил, поймали. Что вы с ними собираетесь делать?

Анна отвернулась к окну. Павел увидел, как несколько раз она передернула плечами, а потом глухо произнесла:

— Сегодня я решу это с родителями мужа и моими.

— Его родители тоже там?

Она удивленно обернулась:

— Ну да! А вы не знали? Я люблю их, как своих и им тоже приходили угрозы, чтобы со мной не общались. Только Иван Андреевич и Мария Игнатьевна не бросили меня после смерти сына и внука. Я им Андрея заменила, он ведь у них единственный был. Так что я и за них в ответе! Поедем, а то мы и так задерживаемся. А туда не ближний край добираться. Лидке сегодня пришлось побегать, чтобы позвонить. До ближайшего телефона километров десять будет.

В машине Анна неожиданно сказала:

— Родители знают, что я совершила переворот и страшно переживают за меня. Вы уж не сгущайте краски, ладно? Не пугайте их. Они и так напуганы.

Добираться пришлось почти два часа. Лесная дорога, вся в колдобинах и ямах, не давала ехать быстро. Иноземцева объяснила:

— Родные спрятаны у лесника на дальнем кордоне. Племянницу Михаила Дмитриевича, или попросту Митрича, черные изнасиловали и выбросили из машины в пяти километрах от города. Я ее тогда по дороге подобрала и домой к себе увезла. Наташа у меня неделю жила. Да вы ее сегодня видели, она вас молоком напоила. Ей сейчас девятнадцать, а тогда ей четырнадцать было. С родителями ее говорила. Так что Митрич свой человек. У него тоже счет к кавказцам имеется и моих он принял с радостью. К тому же там постоянно находятся два охранника. Парни сами попросились. Толиб с Сашей, зятья, тоже вооружены. Отец, хоть и в инвалидной коляске, а стреляет хорошо. Свекор мой охотничал всю жизнь, а уж Митричу сам Бог велел научиться стрелять. Себя в обиду не дадут и поодиночке в лес не ходят. За них я теперь поменьше переживаю.

Большой дом на берегу озера появился неожиданно. Возле высокого резного крыльца столпились люди. Павел издали заметил оружие в руках мужчин. Женщин среди них не было, но вдруг на крыльцо выскочил мальчишка и закричал так, что даже в машине стало слышно:

— Вылезайте все! Это тетя Аня!

И запрыгал по ступенькам вниз. Анна рассмеялась:

— Это Ванюшка! Младший племянник. Он всегда такой шумный. Что поделать, ведь всего четыре года непоседе!

Она остановила машину у крыльца. Выбралась, хотела потянуться, но Ванюшка с разбега уткнулся ей в колени и едва не уронил на землю. Высокий смуглый мужчина успел подхватить ее под руку:

— Держись! А то этот постреленок собъет!

Анна подхватила ребенка на руки, несколько раз поцеловала:

— Ах ты разбойник! Какой же ты смуглый стал, почти как дядя Толиб.

Оглянулась на смуглого мужчину, потом на подходившего Павла:

— Спасибо, Толиб! Всем здравствуйте! Знакомьтесь — это Павел Юрьевич Светлов, оперуполномоченный из области. Можете при нем не таиться. Сегодня Павел Юрьевич побывал с нами в соседнем районе и думаю, что за сегодняшний день узнал много нового.

Павел оглядел родственников Иноземцевой, заметил, что оружия уже нет и сказал:

— Зовите меня просто Павлом или Пашей. Прошу прощения за вторжение в ваш семейный круг, но…

Договорить ему не дали. Седой мужчина в инвалидной коляске протянул ему руку:

— Николай Васильевич, отец Анны. Переставайте оправдываться, мы гостям всегда рады. Вот знакомьтесь, зятья мои — Толиб и Александр, это дочери — Лидия и Ирина, а это их отпрыски…

Он указал рукой на восьмерых разновозрастных внуков:

— Ольга, Инга, Колька, Васька, Танька, Машка, Борька и Ванюшка. Моя жена — Татьяна Ивановна. А это Михаил Дмитриевич, хозяин этого дома, где мы приют нашли. Те два молодых человека — охрана, что наша средняя дочь к нам приставила, Алексей и Виталий. И сдается мне, что быть им зятьями моей старшей дочери!

Николай Васильевич рассмеялся, а Инга и Ольга покраснели и буркнули:

— Да ну тебя, дедушка! Скажешь тоже…

Ребята–охранники, как заметил Светлов, отвернулись при этих словах в разные стороны и тоже покраснели. Анна, обнимая за плечи, подвела к нему двух стариков:

— Иван Андреевич и Мария Игнатьевна — мои вторые родители.

Свекровь неожиданно сказала Анне:

— А ростом–то он на Андрюшу смахивает.

Анна побледнела и убежала в дом. Иван Андреевич укоризненно сказал жене:

— Ну что ты ее душу–то рвешь?

Повернулся к Павлу:

— Не обращай внимания, сынок. Анютка теперь, как дочь нам и к нам она относится, как к родным. Но если у вас слюбится, мы против не будем. Сына нашего все равно не вернуть, а ей тоже не гоже одной весь век быть.

Павел почувствовал себя неловко и начал оправдываться:

— Она меня привезла, чтобы одного в городе не оставлять. Я ведь чужой всем.

Мария Игнатьевна, стирая слезы, сказала:

— Глупый ты! Ты Анютке Андрея напомнил, только она тебе никогда этого не скажет — гордая! И привезла она тебя сюда не случайно: бессознательно она нам тебя показать решила. Не обижайся на стариков и на нее тоже. Шесть лет она одна, сколько можно?

Старики подошли к нему совсем близко и Павел неожиданно обнял их обоих ни слова не говоря. Застрявший в горле комок мешал говорить, но на сердце стало радостно. Все вокруг гомонили. Женщины накрывали на соединенные друг с другом столы, поставленные прямо у крыльца. Младшие ребятишки, под руководством Анны, таскали припасы из машины. Ольга и Инга хихикали с охранниками. Павел тоже включился в общую суматоху, спросив пробегавшую мимо Лидию:

— А мне что делать?

Та обернулась и смеясь, ответила:

— Раз и вы в суматоху включаетесь, то открывайте все банки, что вон там, на завалинке, стоят. Консервный нож там должен быть. А если нет, то в доме спросите.

Павел попросил:

— Зови меня на «ты», ладно? И остальным скажи.

Лидия рассмеялась уже в полный голос:

— Ладно!

Павел отправился к многочисленным банкам на завалинке, но консервного ножа не нашел и зашел в дом. Митрич вытаскивал из погреба маринованные грибы и сразу же обратился к нему:

— Паша, подай мне тряпку с залавка. Банки–то грязные сверху.

Светлов растерялся:

— А где это — залавок?

Смех Анны заставил его обернуться, а она сказала:

— Видишь высокую скамейку возле печки с еще одной полкой внизу? Вот это и есть залавок.

Павел тоже улыбнулся:

— Я в деревне даже в гостях ни разу не бывал, так откуда мне знать, что такое «залавок».

Взял тряпку и протянул Митричу. Спросил:

— А консервный нож где лежит?

— На теремке, в банке.

Светлов закрутил головой. Иноземцева, уже без смеха, указала ему рукой вверх. Павел поднял глаза. На печном выступке из двух кирпичей стояла банка с ложками и вилками, а среди них цветастая ручка консервного ножа. Он обернулся:

— Спасибо.

Сзади никого не было. Он вышел на улицу и принялся открывать крышки. Лидия и Ирина сразу же уносили банки и выкладывали их содержимое в тарелки и блюда. Дети расставляли все на столах. Подъехал Николай Васильевич:

— И вас запрягли?

Павел обернулся:

— Я сам захотел. Суматоха заводит.

— Это верно. Каждый раз Анна наши дни рождения превращает в пир.

Отец Инозецевой замолчал, а потом вдруг спросил:

— Тебя арестовать ее прислали?

Банка с огурцами упала на землю, но не разбилась. Рассол вытекал из нее на траву, но Павел не шевелился. Тихо сказал:

— Нет. Я вообще случайно появился. В области забеспокоились из–за длительного молчания райцентра, меня и отправили проверить.

— Ну и что ты думаешь делать?

— Не знаю, но знаю точно, что вашу дочь я не арестую! То, что я слышал за сутки от людей посторонних, утвердило меня в мысли, что арестовывать надо Коломенцева и всю его компанию. И с ним я еще поговорю!

— Что ж, Павел, спасибо. Если спросить о чем хочешь, спрашивай.

Светлов, поднял банку и присел на завалинку. Достал сигареты, предложил:

— Курите.

Николай Васильевич отказался:

— Лет двадцать назад бросил.

Павел затянулся:

— Анна поймала трех кавказцев, что ей горе причинили. Я, конечно, понимаю, что это нелюди, но не могу я смириться с тем, что она их без суда и следствия может прикончить. Поймите меня правильно, убив их, ваша дочь уподобится им.

Лицо Николая Васильевича затвердело. На скулах заходили желваки:

— Что ты предлагаешь? Чтобы она отпустила их?!?

— Нет. Раз они хладнокровно убили ребенка, значит это не первое их убийство. Надо найти людей, которым они тоже причинили горе и устроить показательный суд. С прокурором, адвокатами, защитниками, свидетелями и присяжными заседателями. Что вынесет народ, то им и будет. Против толпы обвинителей, даже областной суд в будущем, не сможет ничего сделать.

Николай Васильевич задумался:

— Наверное, ты прав. Но как найти этих людей? Будь у меня ноги здоровыми я бы не побоялся никаких мансуровых и нашел их. А у Ани сейчас и так столько забот.

— Я попробую. Только помогите мне убедить Анну не убивать их какое–то время. Поговорите с Иваном Андреевичем и Марией Игнатьевной. Пусть они тоже попытаются убедить ее, хотя бы на время, отложить месть. Убей она их без суда и ее снова посадят. Разве это выход?

— Хорошо. Хотя это будет нелегко.

На крыльце появилась Анна и прервала их разговор криком:

— Все к столу! Быстро–быстро! Папа, а ты чего в сторонке? Ради тебя весь этот сыр–бор устроили, а ты прячешься! Ну–ка давай в центре садись. Ребята…

Анна обернулась к охранникам:

— …а вы чего? К столу живо!

Павла посадили на скамейку рядом с Анной. Сквозь ткань брюк он чувствовал тепло ее упругого бедра и от этого было почему–то не по себе. Домашнее вино оказалось забористым и в голове у Павла поплыло. Иноземцева иногда поглядывала на него, подкладывала салаты и закуски. Он тоже пытался ухаживать, но почему–то ухаживания эти выглядели неуклюжими. Анна ушла в дом и вскоре вернулась с гармошкой. Протянула ее отцу:

— Папаня, ну–ка давай! Нашу! «Барыню»!

Николай Васильевич пробежался пальцами по клавишам, как бы пробуя мелодию и вдруг гармонь заговорила: «Барыня, барыня, сударыня–барыня…». На плечах Анны откуда–то появился платок и она поплыла по кругу плавно, как лебедушка. Вышел в круг Иван Андреевич и началось. Такого перепляса Павел ни разу в жизни не видывал. Он внимательно вглядывался в пляску старика, когда на его плечи вдруг обрушился платок. Он не понимающе поглядел на проплывающую мимо Анну. Лидия, сидевшая напротив, взвизгнула:

— Выходи! Анька тебя плясать приглашает!

Он крикнул беспомощно:

— Не умею я!

— Как сможешь!

И Светлов вышел в круг. Вначале получалось плохо, он глядел на Ивана Андреевича и старался подражать ему. Потом дело наладилось и даже пойдя вприсядку вокруг Анны, он не упал на спину, как того боялся. Глаза женщины в сумерках казались черными. Они манили за собой, звали куда–то. И он шел навстречу этим глазам и чувствовал, как в них растворяется его душа. Когда Николай Васильевич закончил играть, сердце Павла колотилось, как птица в клетке. Он присел на верхней ступеньке крыльца, рядом опустился запыхавшийся Иван Андреевич:

— Ох, молодец! Здорово у тебя получается!

Павел усмехнулся:

— Первый раз в жизни плясал, а вы говорите «здорово»!

— Тогда тем более! Вот погоди, сейчас Анютка немного отдохнет, она еще и «Цыганочку» спляшет! Она у нас на все мастерица! К выпивке–то, я смотрю, ты не падкий. По жизни не пьешь или завязал?

— Не пью по жизни. В праздник иногда рюмку–другую. А так не тянет.

Старик заметил, что Светлов, не отрываясь, смотрит на Анну и сказал:

— Это хорошо. Вот ты думаешь, Анна сейчас вино пьет?

Он указал рукой на невестку, которая лихо выпила целый стакан чего–то темного и продолжил:

— Нет. Она хитрая, раньше всех свой стакан наполняет яблочным соком и под видом вина пьет. Она меня, старика, однажды обманула во время праздника. Смотрю пьет. Да все по целому стакану! А не пьянеет! Меня досада взяла и я тоже давай по целому стакану! И под стол свалился. Утром просыпаюсь, Андрей на меня смотрит и говорит: «Ты что это, пап, вчера так напился?» Я ему рассказал, так он целый час хохотал. Вот сын тогда и объяснил мне, как Аннушка всех обманывает. Даже сестры ее не знают этого фокуса.

Павел рассмеялся, а Иван Андреевич предложил:

— Может и мы ее немножко обманем? Должна же она, хоть немножко, расслабиться.

— Как?

— Ты сейчас с ней рядом сядешь, а она плясать пойдет. Замени ей содержимое рюмки. А когда снова сядете, подними тост за ее отца. Она вынуждена будет пить.

Светлову идея показалась занятной и он согласился. Спустился с крыльца, сел рядом с Анной. Женщина спросила:

— О чем это вы с моим свекром беседовали?

— Он похвалил меня за пляску, а ведь я впервые плясал.

Иноземцева вздернула брови:

— Вот уж бы не подумала! Павел, а «Цыганочку» со мной плясать пойдешь?

— Пойду, только немного пригляжусь к движениям.

— Тогда сейчас и спляшем.

Анна встала, подошла к отцу, обвила его шею руками и попросила:

— Пап, сыграй «Цыганочку», пожалуйста!

Николай Васильевич улыбнулся:

— Не наплясалась еще?

— Нет! Я бы всю ночь могла проплясать, лишь бы ты играл.

Мелодия началась с легких еле слышных аккордов, сначала медленная, потом все быстрее и быстрее. Павел обменял свою рюмку с вином на рюмку Анны, немного понаблюдал за пляшущим Сашей и вышел в круг. Едва танец закончился и они сели, Павел встал и попросил слова. Наступила тишина:

— Я среди вас человек чужой, но хотел бы тоже выпить за здоровье Николая Васильевича. Счастья вам и радости побольше!

И залпом выпил рюмку — там действительно был сок. Голова Анны вдруг оказалась у его уха и веселый голос прошептал:

— Я вам припомню эту подмену рюмок! Свекор меня провел все–таки. Теперь я понимаю, о чем вы шептались. Остальным не говорите.

Павел наклонился к ней:

— Могли бы и не предупреждать. А сейчас еще одну рюмочку и можете пить свой сок.

Анна рассмеялась:

— Коварный ты человек, Паша!

Гулянка продолжалась до глубокой ночи. К Павлу подсели сестры Анны с мужьями, втянули его в разговор и он уже не чувствовал себя чужим среди этих людей. Под звездами далеко разносились над водой застольные песни. Павел краем глаза заметил, что Анна с отцом тоже о чем–то разговаривают. Лицо Иноземцевой было мрачным, но все же она с чем–то соглашалась, что говорил ей Николай Васильевич. Ребятишки ушли спать. Охранники и старшие девушки исчезли. Все вместе начали убирать со стола. Анна все еще тихонько говорила о чем–то с отцом. Павел, вместе со всеми, уносил посуду в дом, но выйдя в очередной раз за тарелками, Иноземцевой за столом не увидел. Ee отец сидел за столом один, опустив голову. Увидев Светлова, попросил:

— Павел, поговорите с ней сами. Она вроде бы и слушает, но ненависть переполняет ее душу. Андрей и Ванечка были для нее смыслом жизни. Она говорит, что ей безразлично, что с ней будет дальше. У дочери больше не может быть детей и она зациклилась на этом. Сейчас она пошла бродить вдоль берега. Вы найдете ее там. Прихватите с собой куртку для нее, да и сами накиньтесь, стало прохладно.

— Я найду ее, Николай Васильевич, вы не беспокойтесь.

Павел прихватил куртки из машины и двинулся вдоль берега, заметив вдали силуэт бредущей женщины. Он, не спеша, шел следом и видел, как Иноземцева пару раз оглянулась. Она не остановилась, но Светлов начал медленно приближаться к ней. Наконец подошел почти вплотную. Женщина не оглянулась, но тихо спросила:

— Зачем вы пошли за мной, Павел Юрьевич?

— Хочу поговорить.

— Отец мне сказал все, что вы говорили. Я понимаю вашу правоту разумом, но сердце говорит мне «отомсти».

Анна огляделась и присела на сухое бревно у самой воды, зябко поведя плечами. Павел осторожно накинул ей на спину куртку, встал рядом и глядя в затылок, тихо сказал:

— Анна Николаевна, я не хочу, чтобы вы снова сели в тюрьму из–за мрази. Их должны осудить не только вы, но и прокурор. Наши законы таковы.

Он присел на бревно рядом, спиной к Иноземцевой и снова заговорил:

— Мы знакомы с вами чуть больше суток, а мне кажется, что целую жизнь. Я не хочу терять тебя, Аня!

Мужчина уронил голову на руки и застыл. Иноземцева долго молчала, потом поглядела на оперативника и вздохнула:

— Не надо, Павел. Я испорчу вам жизнь и карьеру. Я ведь старше вас на целых пять лет и к тому же не могу больше иметь детей. Вы напомнили мне мужа и лицом и фигурой, на мгновение я забылась. Простите, если обманула ваши надежды…

Она резко встала и пошла по берегу дальше. Светлов тоже вскочил. Догнал. Схватил за плечи и развернул к себе. Ладонью приподнял лицо и спросил:

— Неужели ты думаешь, что для меня карьера главное? Дети? Конечно, это прекрасно, но тоже не главное. А уж возраст тут совсем ни при чем! Ты о себе когда–нибудь думала? Молодая, красивая и одинокая… Сколько ты так жить думаешь? Андрея не вернешь, а себя губить не стоит. Пусть это жестоко, но он бы тебе тоже так сказал.

Светлов вдруг резко наклонился и, все так же придерживая ее одной рукой за подбородок, поцеловал Анну. Он и сам не мог понять, как это у него получилось. Ее губы остались безучастны и Павлу показалось, что он поцеловал статую. Он опустил руку, как–то механически покачал головой, развернулся и медленно побрел к дому. Через короткое время сзади раздались торопливые шаги, женская рука схватила его возле локтя:

— Павел! Не обижайтесь. Я командую районом и не боюсь ошибиться. Получается, что в делах района разобраться легче, чем в собственной жизни. Дайте мне время разобраться и не обижайтесь.

Он остановился и спросил:

— Ты замерзла?

Она кивнула головой и Павел распахнул куртку на груди:

— Иди сюда.

Прижал ее к себе, укрыл полами куртки и подняв голову вверх, посмотрел на звезды, чувствуя, как рядом с его бьется ее сердце. И на душе было так спокойно…

Когда они подошли к дому, там стояла тишина. Все спали, лишь на крыльце сидели Митрич и отец Анны. Лесник встал:

— А мы вас ждем. Надо же показать, где вам спать.

Иноземцева ответила:

— Не стоило. Мы ведь могли бы проспать и в машине. Тем более, что рано уедем.

Отец возразил:

— Во сколько бы не уехали, а поспать надо. Как я заметил, ты в последнее время почти не спишь. Так ведь тоже нельзя. Митрич, ну–ка давай командуй!

Тот распорядился:

— Ты, Анна Николаевна, ляжешь на терраске, в пологе. Там сейчас один Ванюшка спит. Думаю, вам места хватит. Ну а тебя, Павел, положим на кухне, на диване. Поместишься, хоть и большой!

Анна усмехнулась:

— Митрич, что же ты меня так официально–то назвал? Раньше–то, вроде, Аней звал?

Старик крякнул:

— Нельзя тебя теперь иначе звать. Ты глава района и, как мы все слышали, хороший глава.

Иноземцева удивилась:

— Откуда слышали? Приходил что ли кто?

— Не приходил. Радиоприемник у меня есть и местное вещание каждый вечер слушаем всей семьей. Даже ребятишки!

Анна повернулась к Павлу:

— О радио я и не вспомнила бы! Значит, выступают? И что говорят?

Лесник снова сел на ступеньку:

— Неугомонная ты душа! Ну, что говорят? Известно что. Хвалят тебя, люди выступают, новости рассказывают. Перед вашим вчерашним приездом тоже слушали и о событиях в Демидовке и Копейково уже знаем. Молодец, что без кровопролития обошлось!

Анна удивилась еще больше. Сведения на радио просачивались слишком быстро и она спросила:

— А кто выступал, не запомнили?

— Кто и всегда: сначала Краснов, потом председатели, а уж потом Горин.

Иноземцева ахнула:

— Юрка!

Павел тоже удивился:

— Ни за что бы не подумал, что из него может выйти обозреватель событий!

Анна села на ступеньку и спросила:

— Пап, часто он выступает?

— Как переворот произошел, практически каждый вечер. Так что мы в курсе всех твоих дел. Ты умеешь нас удивить!

— Ладно, я вас и так ото сна оторвала, идите спать. Я тут немного посижу. Горин, Горин… Вот это номер! Значит он не забыл про радио!

Лесник и отец отправились спать, еще раз попросив:

— Шла бы ты спать, дочка! Завтра успеешь надуматься!

Павел присел рядом:

— Что будешь делать с Юркой?

Она поглядела искоса на Светлова и ответила:

— Ничего. Благодарность объявлю, что не забыл, как все, о станции вещания. Ладно, пошли спать! Нам с тобой отдыхать осталось часа два, не больше.

Едва солнце встало Анна вошла в дом. Павел спал на спине широко раскинув руки. Вид широкой загорелой груди заставил женщину вздрогнуть. Она с великим трудом справилась с охватившим ее желанием прижаться к этому телу и разбудила оперативника, прошептав на ухо:

— Пора вставать! Только тихо, все спят…

Но едва вышли из дома, как следом за ними появились родители Анны, свекор, свекровь и Митрич. Иноземцева замахала руками:

— Ну что вы все проснулись? И так всю ночь не спали из–за меня!

Иван Андреевич ответил:

— Наш, стариковский, сон короток. Мы выотдыхаемся еще, а тебя проводить стоит!

Мария Игнатьевна обняла Анну:

— Будь здорова, Аннушка! Береги себя!

Иноземцева расцеловалась со всеми и подошла к машине. Павел тоже попрощался и сел в «Джип». Машина отъехала, а на крылечке все стояли и махали руками вслед, родные Анны, облитые солнечными лучами. Светлов оглянулся и пожалел, что не взял фотоаппарата. Такими он и запомнил родителей Анны.

В городе Иноземцева проехала к отделению милиции. Поздоровалась с дежурным и спросила:

— Олег снова здесь спит?

Молоденький милиционер кивнул:

— В вашем кабинете на диване.

— Та–а–ак!

Анна начала подниматься наверх, объяснив Павлу:

— Звягинцев практически не ходит домой. Мать приносит ему прямо в отделение одежду и еду. Он постоянно в курсе всех дел в районе и все боится что–нибудь пропустить.

— Как он стал вашим секретарем?

— Даже и не знаю, просто стал и все! Он в ночь переворота от меня ни на шаг не отходил. Все поручения мгновенно исполнял, к тому же и печатает не плохо. Олег ведь внешкор местной газеты и сдается мне, что это его статьи печатают под псевдонимом «Бойцов». В городе ни одного человека нет с такой фамилией. А статьи толковые. Хочешь почитать?

— Да.

— Тогда зайди в комнату отдыха, на столе подшивка. Две недели пишет этот Бойцов. Комната вот…

Анна указала на дверь справа и Павел зашел туда, а Иноземцева прошла к своему кабинету. Олег действительно спал на диване, укрывшись байковым одеялом. Его, по–мальчишески розовое, лицо ярко выделялось на темной обшивке дивана. Едва дверь открылась Звягинцев заморгал и вскочил:

— Ой, Анна Николаевна, а я тут спал.

Иноземцева остановилась перед ним и укоризненно сказала:

— Олег! Спи дома и приходи сюда хоть к восьми, хоть к девяти часам, как все нормальные люди. Я очень благодарна тебе за работу, но мне не нравится, что ты себя мучишь. Ты еще молод, тебе отдых положен не такой.

Парень покраснел, как девушка и ответил:

— Анна Николаевна, а мне нравится с вами работать! Мать бездельником меня звала, пока я у вас не стал работать, а сейчас гордится. Говорит, что я человеком стал! Так что вы за меня не беспокойтесь.

Иноземцева улыбнулась:

— Спасибо, Олег! Но отдыхать нормально все же надо! Раз уж ты такая беспокойная душа, я привезу тебе подушки, простыню, одеяло и положу здесь в шкаф. Ты должен спать!

— Спасибо, Анна Николаевна! Но не стоит.

— Стоит, стоит! Новости есть?

— Азер тот, что вы в город отправили с письмами, назад в Копейково вернулся. Он никого из своих не нашел. Все исчезли! Ребята удивились, что он тоже не исчез. Спрашивали, что делать. Я сказал, что вас нет. Ответили, что дело не срочное. Сейчас позвонить должны.

И, словно в ответ на его слова, требовательно зазвонил телефон. Анна подняла трубку сама:

— Иноземцева!

В трубке раздался встревоженный голос:

— Анна Николаевна, это Борис Нечаев. Я из Копейково звоню. Тут что–то странное начинается. Двое местных ребятишек рано поутру пошли за грибами, а через несколько минут прибежали к нам и говорят, что вокруг деревни по лесу черные бродят. Их вроде бы не видели. Нас мало здесь. Мы ребят из Демидовки попросили помочь. Плохо, конечно, что они пост бросят, но у нас выхода нет. Что делать?

Решение пришло мгновенно:

— Не обнаруживайте себя и того, что вы все уже знаете. Молодцы, что соседний пост вызвали! Через полчаса мы будем. Держитесь, ребята! Под пули себя не подставляйте. Местных тихонько предупредите, чтобы в погреба спускались. Все, едем!

Обернулась к Звягинцеву:

— Олег, общая тревога! Срочно все, кто может, пусть едут в Копейково! Подключи дежурного! Мы с Павлом уехали!

Выбежала из кабинета, крикнула в коридор:

— Павел! Тревога! Вы со мной?

Светлов выскочил из комнаты отдыха и кивнув, бросился следом за Иноземцевой. Едва вскочил в машину, как «Джип» рванул с места на бешеной скорости. Анна, бросив машину у ворот, вбежала в дом. Пробежала по лестнице на второй этаж, распахнула металлический шкаф в своей спальне и начала бросать на кровать оружие и боеприпасы, крикнув Павлу:

— Сумка в соседнем шкафу! Укладывай!

Светлов бросил внутрь четыре автомата, около десятка заряженных рожков, штук двадцать гранат и несколько «Макаровых». У одного из пистолетов передернул затвор и уверенно засунул оружие сзади за пояс брюк. Анна прихватила кобуру и два штык–ножа в ножнах:

— Быстрее!

У автостанции на дорогу выскочил Юрка Горин и Иноземцева резко затормозила. Тот вскочил на заднее сиденье, когда машина еще не остановилась. Вместо приветствия гаркнул:

— Гоните, Анна Николаевна!

Светлов никогда бы не поверил, что женщина может так водить машину. Тормоза визжали на поворотах, Анна совсем не сбавляла скорость. Несколько раз Павлу казалось, что они сейчас слетят с дороги и разобьются в лепешку о стоящие деревья. Но машина продолжала ехать вперед и он успокаивался на какое–то время, чтобы через минуту вновь покрыться холодным потом. Поста у Демидовки не было. Иноземцева объяснила удивленному Горину:

— Ребята уехали в Копейково. Юра, вытаскивай оружие из сумки! Надо рассовать его по карманам, мало ли что там сейчас творится! Павел, застегни на мне кобуру и повесь нож, я не могу оторваться от руля! Автомат мне на колени положи! И не смотри на меня так, Паш! Юра научил меня этой машинкой пользоваться.

Посетовала:

— Жаль, конечно, что я переодеться не успела! В юбке не очень–то удобно по лесу скакать! Ну уж ладно, ребята, потерпите!

Она улыбнулась, не отрывая глаз от дороги и весело сказала:

— Будет сегодня Мансуру взбучка!

До Копейково остался всего километр. Анна остановила машину, заглушила мотор и прислушалась:

— Тихо вроде. А вы ничего не слышите?

Горин пробормотал:

— Петухи поют.

Предложил:

— Анна Николаевна, а может мы сейчас с Пашей пешком в деревню сходим. А вы тут пока посидите.

Неожиданно вдали раздались выстрелы. Разговор прервался. Иноземцева нажала на газ и машина рванулась с места. Выехали из леса: кавказцы редкой цепью, атаковали деревню с трех сторон. С четвертой находился широкий и ровный, как стол, луг. Появление машины было для них полной неожиданностью. Павел переполз на заднее сиденье и приоткрыв окно, ударил из автомата по цепи атакующих. Горин стрелял с другой стороны. Светлов видел, как трое упало сразу и цепь смешалась. Крики черных проникли в машину:

— Хозяйка Района со своей бандой!

Анна, улыбаясь, обернулась на мгновение к мужчинам:

— Это вы–то, банда? Они просто всех не видели!

Светлов успел заметить у крайнего дома залегших ребят, а между домами белую «девятку», которая накануне оставалась в Демидовке. Анна остановила машину посреди деревни. Распахнула дверцу и выпрыгнула с автоматом в руках:

— За мной, ребята!

Бросилась между домами к огородам и залегла на углу плетня. Короткими, злыми очередями прижала цепь кавказцев к земле, заставила залечь. Павел и Юрий проскочили между соседними домами и залегли неподалеку с разных сторон от нее. На другом конце деревни разгорался нешуточный бой. Уже дважды рвались гранаты. Анна услышала и крикнула:

— Ребята, держите их здесь! Не давайте обойти себя! Я забираю демидовский пост и туда! Прикройте!

Парни увидели, как между штакетником изгороди мелькнула юбка. В цепи атакующих раздались выстрелы по женской фигурке. Но Горин быстро заставил их приникнуть к земле поплотнее, подстрелив сразу двоих наиболее рьяных охотников. По деревенской улице пронесся «Джип». И сразу же Павел заметил передвижение в цепи противника, крикнул:

— По–моему, они хотят обойти нас прямо по дороге! Я туда! Держись!

Юрка крикнул:

— Давай!

Павел начал отползать назад. Потом, пригнувшись, побежал. Он успел как раз вовремя: азербайджанцы, ничего не опасаясь, в полный рост бежали от начала деревни. Светлов укрывшись за угол дома, дал длинную очередь. Раздавшиеся проклятья и длинный протяжный крик убедили его в том, что он попал. Осторожно выглянул: один лежал неподвижно, другой корчился в пыли, остальные разбежались. Пуля впилась в дерево рядом с виском и Павел спрятался. Присел на корточки, сменил рожок. Топот ног заставил его прыгнуть в сторону, перевернуться в воздухе, откатиться на открытое пространство, чтобы сразу же вскочить и побежать вперед. Он стрелял на бегу и видел как пули вздымают фонтанчики пыли у самых его ног. Страха не было, но каждую минуту он ожидал, что вот сейчас ему ткнется в грудь огненное жало. Светлов продолжал бежать и стрелять. Уткнулся носом в траву за колодцем и трясущимися руками сменил опустевший рожок. На мгновение прислушался: Горин стрелял короткими очередями, а на другом конце деревни женский голос скомандовал:

— Рассредоточиться!

Павел ухмыльнулся и подумал: «Словно всю жизнь в боях провела!» И тут же спохватился: «А ведь у нее, действительно, вся жизнь, как бой…» Додумать не дали кавказцы. Они нагло, короткими перебежками, начали окружать его. Светлов разозлился:

— Ну, сволочи! Сейчас вы пожалеете, что родились на свет!

Вскочил и пуля сразу же впилась в левую руку. Оперативник охнул и едва не уронил автомат. Ярость захлестнула душу:

— Ах вы так! Получайте!

Яростно хлестнул длинной очередью сначала по одной стороне улицы, потом по другой. Заставил кавказцев попрятаться и замер за углом дома в ожидании. Атака не заставила себя ждать. Сначала из–за угла выглянул один черный, потом другой. Боль в руке отвлекала и Светлов посмотрел на нее с досадой: «Не вовремя!» Рукава рубашки и куртки пропитались кровью. Кровь стекала по пальцам и они стали неприятно липкими. Автомат стал тяжелым и «плясал» в руках. Павел достал пистолет, выглянул из–за угла и удивился: черные удирали к лесу, а на лесной дороге показались первые машины идущего к ним подкрепления. Светлов прислушался: в деревне стояла тишина. Между домов, неторопливыми размашистыми шагами, шел Юра Горин, перехватив два автомата за приклады и опустив стволы к земле. Павел с трудом стащил куртку и сел на землю, прислонившись спиной к теплым бревнам. По улице бежала Анна, широкая юбка развевалась сзади. Кобура с пистолетом и нож били ее по бедрам, но она не замечала. Автомата в руках уже не было. Она с разбега упала на колени перед Светловым и спросила:

— Сильно тебя задело?

Горин встал у угла дома, прислонясь плечом к бревнам. Сорвал травинку и теперь молча грыз ее, поглядывая на них. Иноземцева осторожно разрезала ножом рукав и осмотрела рану:

— Навылет прошла. Кость не задела, но мышцы разворотила.

Улыбнулась:

— Жить будешь!

Подняла голову:

— Юр! Ты не знаешь, в деревне есть врач или медсестра? Перевязать бы надо.

Горин отбросил травинку в сторону:

— Зачем? Я и сам перевяжу, не хуже! В машине аптечка у вас есть?

— Да, в бардачке лежит.

Она вскочила с колен и бросилась к машине. Светлов заметил, как Юрий проводил ее глазами, но не придал этому значения. Анна вернулась с аптечкой. Горин присел на корточки рядом, быстро смыл перекисью кровь, присыпал стрептоцидом рану и наложил повязку. Спросил Иноземцеву:

— Остальные как?

— Все живы. Боря Нечаев в крапиву лицом упал, теперь весь в волдырях. Да вон они идут!

Ребята подняли головы: шесть парней, опустив оружие, медленно и молча шли по деревенской улице, на которую уже начал выходить народ. Машины остановились рядом с ними и Анна сразу же подошла к приехавшим ребятам. Давала какие–то распоряжения и парни сразу же исчезали в разных направлениях. Павел спросил:

— А сколько черных нас атаковали?

— Человек тридцать, не меньше.

Светлов задумчиво спросил, ни к кому не обращаясь и как бы про себя:

— Интересно, где столько народа смог собрать Мансуров всего за сутки?

Горин уверенно ответил:

— Из других районов! Связь у них работает будь здоров!

— За такое короткое время? И пешком…

Юрий молчал. Никто не знал, а пленники об этом промолчали, что осторожный азербайджанец, прежде чем ехать в Демидовку, оставил свою машину на повороте. Перейдя канаву, он лесом добежал до своей «Волги» и уехал в соседний райцентр. Собрав всех живущих в городе кавказцев, он разослал гонцов в соседние районы. Но эти тридцать пять человек, что атаковали деревню, были последними из тех, кто еще не покинул районы области. Далеко не глупые, кавказцы быстро поняли, что земля начинает гореть у них под ногами. Так что Горин был прав сам не зная об этом.

Сейчас, оставшиеся в живых черные столпились на лесной поляне, километрах в полутора от деревни. Мансуров стоял посреди толпы и пытался убедить соотечественников устроить засаду на дороге. Но потеряв тринадцать человек, остальным лезть под пули расхотелось. Они ругали Мансурова за развязанную им глупую войну и убеждали, что «торговать лучше, чем воевать», что ему стоит забыть о мести, что Алим был сам виноват. Но поняв тщетность слов, дружно развернулись и ушли, оставив его одного.

Вернулись ребята, принеся семь трупов и шесть раненых кавказцев. Все документы, какие нашли, протянули Иноземцевой:

— Это с трупов, а вот это документы недобитых.

Анна взглянула на раненых бандитов и обратилась к деревенским жителям:

— У вас в деревне врач есть?

Кто–то из толпы ответил:

— Фельдшер.

— Позовите ее, пожалуйста, сюда. Пусть побольше бинтов захватит!

За фельдшером отправили светленькую девочку с яркими веснушками на носу. Анна попросила Горина:

— Юра, помоги ей, пожалуйста, когда придет!

Тот с ненавистью отказался:

— Не буду! Они только что в нас стреляли и в вас тоже!

Иноземцева внимательно посмотрела на него:

— Они раненые и мы не можем оставить их без помощи. Понимаешь, не можем!

Павел поднялся:

— Я помогу.

Анна обернулась, взглянула ему в глаза и растерянно произнесла:

— Но ты же ранен.

— Чепуха! Ты же сама сказала «жить буду».

Он забрал аптечку из рук Горина и направился к раненым азербайджанцам. Через несколько минут прибежала с чемоданчиком местная докторша, к ним присоединился и не довольный Горин. Втроем они быстро перевязали кавказцев. Фельдшер подошла к Анне:

— Вы старшая, как я понимаю. Четверо ранены легко, но двое в очень тяжелом состоянии. Я не хирург, но их надо срочно везти в больницу! Я ничего больше не могу для них сделать.

Анна поблагодарила:

— Спасибо.

Обернулась к боевикам:

— Ребята, раскиньте заднее сиденье моей машины и перенесите двоих тяжелораненых туда. Я повезу их в город, в больницу. Светлов едет в моей машине, Горин в сопровождении. Юра, возьми еще парочку ребят. Остальные ждут здесь. Выставить посты и попробуйте немного разведать лес. Но осторожно! Под пули не лезьте!

В несколько минут приказание было выполнено и раненые погружены в «Джип». Иноземцева отдала последнее распоряжение:

— Соберите всех кавказцев, которых мы здесь оставляли по домам. Отправьте их, вместе с этими легкоранеными, к нам под усиленной охраной. Думаю, что Мансур именно из–за них напал сегодня на деревню. Не стоит подвергать жителей опасности.

Анна разглядела среди толпы лицо незадачливого курьера и поманила парня к себе:

— Иди сюда. Ты поедешь с нами. Письма при тебе?

Кавказец кивнул и Анна продолжила:

— Сюда не возвращайся, ты свободен. Когда найдешь своих, передай им эти письма и расскажи все, что ты здесь сегодня видел. А еще, парень, не связывайся больше с оружием.

Крикнула Горину:

— Юра! Захвати этого парнишку с собой и высади в городе. Он свободен!

До соседнего райцентра добрались без приключений. Иноземцева бывала здесь не раз и уверенно подъехала к зданию больницы. Попросив Павла не выходить из машины, зашла внутрь и через минуту вышла в окружении целой толпы людей в белых халатах. Раненых кавказцев сразу же унесли. Анна подошла к машине Горина, махнула рукой Павлу. Когда все собрались сказала:

— Я, конечно, понимаю, что надо побыстрее назад возвращаться, но я умираю с голоду. Парни, давайте зайдем в ресторан. Я угощаю. Хотя…

Она оглядела вызелененную травой юбку, грязные руки и кобуру на поясе. Улыбнулась:

— …нас в таком виде туда, скорее всего, не пустят. Хотя бы в столовой поедим. Согласны?

Все заулыбались. Даже Горин улыбнулся:

— Согласны. Да и ребятам надо что–нибудь прихватить с собой!

— Ну тогда айда в столовую, а потом в магазин!

Столовая оказалась закрытой, но Анна решительно постучала в дверь ключом от машины. К двери сразу же подошла пожилая повариха и крикнула через стекло:

— У нас закрыто, вы что не…

Тут же осеклась и распахнула дверь:

— Анна Николаевна! Для вас всегда открыто! И вы, ребята, проходите!

Она снова заперла дверь на крючок и крикнула:

— Бабы! Идите сюда! У нас такой гость сегодня!

Из кухни высыпали повара, плотной толпой окружили ребят и Иноземцеву. Анна растерянно спросила:

— Откуда вы знаете меня в лицо?

Одна из поварих убежала на кухню и вернулась с листовкой. Протянула ее Анне:

— Вот откуда!

С листка бумаги смотрело лицо Иноземцевой, а вверху крупными буквами: «Все на досрочные выборы главы района». Анна растерянно оглядывалась:

— Да я знать об этом не знаю! Какие выборы?

Обернулась к Горину:

— Юра, твоя работа?

Тот потупился:

— Моя, Анна Николаевна, да еще Олега Звягинцева.

Разгорячась добавил:

— А что такого? Люди вас поддерживают и поддержат! Хозяйственная хватка у вас есть! Да и смекалка работает! Разве я не прав?

Повара чужого района поддержали парня:

— Он прав! Нам бы тоже такого руководителя не мешало найти! Вы в своем районе порядок навели!

Анна перебила:

— Навела. Да у нас война идет! Мы вот только что стреляли!

Толстая повариха положила ей руку на плечо, заглянула в глаза:

— Значит нельзя иначе. И переживать из–за этого нечего! Вы поесть пришли?

Иноземцева улыбнулась:

— С голоду умираем!

— Сейчас все будет! Вы садитесь, мы все принесем!

— Нам бы хоть руки помыть!

— Проходите на кухню! В туалете вода только холодная.

Пока они мыли руки, стол был накрыт. Боевики с жадностью накинулись на еду. Анна сидела напротив Павла и с улыбкой глядела, как он ест. Он временами поднимал глаза и улыбался в ответ. Горин ревниво переводил взгляд с оперативника на Иноземцеву. На душе у него становилось все тяжелее, но он не показывал вида. Потом Иноземцева подошла к поварам и попросила завернуть что–нибудь для оставшихся в деревне ребят. Вскоре увесистый тюк был готов. Анна расплатилась за питание и вместе с ребятами вышла из столовой. Быстро пробежали по магазинам, закупив газировки и консервов. Поехали в Копейково.

Павел с Анной ехали в первой машине. Деревня была уже видна, когда раздалась очередь из автомата. Лобовое стекло покрылось дырками, а веселый смех Анны вдруг превратился в хрип и она упала на руль. Машина завиляла по асфальту. Павел успел вывернуть от обочины, столкнул ногу Анны с тормоза и остановил «Джип». Выскочил из машины и дал очередь по кустам, откуда стреляли. Обежал вокруг, распахнул дверцу. Тело женщины начало сползать с сиденья. Он, забыв про раненую руку, подхватил ее на руки, вынес на обочину и положил на траву. Широко открытые глаза мертво смотрели в небо, струйка крови медленно стекала с уголка губ. Павел все еще не понимал, что она умерла и позвал:

— Аня…

И вдруг до него дошел весь ужас случившегося. Он поднял к небу лицо, по которому потоками лились слезы и закричал:

— За что–о–о-о?!?

Из соседней машины бежали ребята. Юрка Горин бешено стрелял по кустам. Потом спустился вниз и исчез. Через короткое время раздался дикий чужой крик и длинная очередь снова расколола тишину. Горин вылез из кустов, с другой стороны дороги крикнул:

— Убил Мансура! Как она? Жива?

Никто не ответил. Юрий подошел к столпившимся парням, взглянул в открытые глаза Анны и все понял. Стон вырвался из горла:

— О–о–о-ой! Су–у–у-ки!

Резко развернулся и бегом рванулся к «Джипу». Прыгнул на залитое кровью сиденье и на бешеной скорости пронесся мимо ошеломленных ребят. Павел прикрыл Анне глаза ладонью, поднял на руки и понес к деревне, откуда бежали люди. Он нес ее мимо деревенских домов, плачущих женщин и крестящихся старух к тому дому, где она нашла его раненого. Положил на траву, поправил запрокинувшуюся голову и подвернувшиеся неловко ноги. Сел рядом и уронил голову на колени. Рубашка на груди пропиталась кровью Анны, но он не заметил. Люди огромной толпой стояли рядом и молчали. Наконец Светлов поднял голову и спросил:

— Горин здесь?

Кто–то из боевиков ответил:

— Нет. Он, как сумасшедший, в город поехал. Мы махали ему, он не остановился.

Павел опустился на колени, поцеловал Анну в мертвые губы и встал. Устало приказал:

— Двое со мной, остальные привезете Аню. И чтоб осторожно…

Сел в белую «девятку» за руль и погнал машину в город. Двое ребят сидели сзади, сжимая автоматы на коленях. Светлов вел машину так же, как вела утром Анна: не сбавляя скорость на поворотах.

«Джип» стоял у отделения милиции с распахнутой дверцей. Павел бросился внутрь здания. Крикнул дежурному:

— Где Горин?

Тот кивнул головой в сторону железной двери:

— Там заперся. Влетел, как сумасшедший. Ребят, которые пленных привезли, оттуда повыгонял и заперся… Господи, да что это такое?

Внизу раздался взрыв гранаты. Потом еще один. Здание задрожало. Светлов скомандовал:

— Надо выбить дверь! Навалились, ребята!

Прогремели еще два взрыва. Из окон первого этажа со звоном посыпались на пол стекла. Сверху бегом спускался Олег Звягинцев:

— Что тут происходит?

И осекся, увидев окровавленную на груди рубашку Павла:

— Павел Юрьевич, вы ранены?

Светлов взглянул себе на грудь, потом на Олега:

— Это не моя кровь.

И навалился на дверь вместе со всеми. Внизу прогремели еще три взрыва, несколько коротких очередей и все стихло. Дверь не поддавалась. Светлов скомандовал:

— Всем укрыться!

Когда люди выскочили из здания, он дал очередь по замку и дверь наконец–то распахнулась. Горин сидел привалившись спиной к стене, ствол автомата был прижат к его груди, а ногой он придерживал приклад. Палец лежал на курке. Второй автомат лежал рядом. Увидев Светлова, Юрий крикнул:

— Стой, Пашка! Ни шагу дальше! Иначе я нажму курок раньше, а мне хочется высказаться напоследок!

Решительный голос Горина заставил Павла остановиться. Тот продолжал:

— Я любил ее с четырнадцати лет. Безмолвно. Зная, что ей моя любовь будет в тягость. Смирился с тем, что она полюбила тебя. Я видел, как сияли ее глаза. Мне было горько, но она была снова такой счастливой! Но я не в силах перенести ее смерть. Я знаю, что я сделал, только для меня она была Богом! Я уложил всех за нее! Не подходи, Павел! Дай сказать, уже немного осталось. Я ухожу к ней. Если сможешь, похорони меня неподалеку…

Под крик Светлова:

— Не надо, Юрка–а–а!

Горин нажал на курок. Длинная очередь изорвала его сердце в клочья и рука с деревянным стуком упала на пол. Двадцать девять пленников были мертвы, а камеры напоминали бойню. Павел развернулся и вышел на воздух. Сел на верхнюю ступеньку крыльца и уронив голову на руки, зарыдал в голос. Из дверей испуганно смотрели молоденький дежурный, Олег Звягинцев и боевики. Еще утром темные, волосы на висках у Светлова были теперь седыми. Ребята еще не знали, что Хозяйка Района убита, а Павлу говорить об этом не хотелось.

Потом он поднялся наверх, позвонил областному начальству. Обстоятельно объяснил все происходящее и получив инструкции, спустился вниз. Подойдя к дежурному, спросил:

— Милиционеры здесь еще есть?

Парень кивнул:

— В комнатах посмотрите. По–моему, трое следователей приходили…

Светлов прошелся по кабинетам и нашел двух лейтенантов. Сухо скомандовал:

— Вы идете со мной!

Один, взглянув на окровавленную одежду незнакомца, вскинулся:

— А по какому праву?

Светлов так взглянул на него, что охота спорить у следователя пропала. Он молча двинулся за оперуполномоченным. Едва Павел поравнялся с дежурным, тот вскочил из–за стола и вытянулся:

— Товарищ старший лейтенант, только что звонили из области. За заключенным они присылают машину, а вам предлагают остаться здесь на должности начальника милиции. Что ответить, если снова позвонят?

Павел зашел в дежурную часть и сам набрал номер:

— Это Светлов. Заключенного я не отдам, его будут судить здесь. Я тоже остаюсь…

И сразу же положил трубку, не слушая возражений. Повернулся к боевикам:

— Трупы кавказцев отправьте в морг. Труп Горина не трогать. Я сам увезу его матери и все расскажу. Да, еще одно: приготовьте камеру для бывшего капитана Коломенцева.

Когда он вышел, боевики загомонили, а следователи вытянулись в струнку, молчаливо ожидая дальнейших распоряжений. Павел представился:

— Я оперуполномоченный из области, Светлов Павел Юрьевич. Вот мои документы. Вы идете со мной проводить арест бывшего начальника милиции Коломенцева Валерия Евгеньевича. Основание: злоупотребление служебным положением, взяточничество, сокрытие улик и еще много всего. Знаете где живет Коломенцев?

— Так точно. У вас уже есть постановление прокурора?

— Пока нет, но на семьдесят два часа мы можем задержать его и так. А за это время доказательств будет хоть отбавляй.

Один из следователей предложил:

— Может на машине?

Павел спросил:

— А это далеко?

— Не очень.

— Тогда лучше пешком. Пусть люди видят, что Коломенцев им больше не опасен.

Э П И Л О Г

Светлов, при помощи боевиков Анны, не дал увезти Коломенцева в областной центр. Уже к концу вторых суток дело, заведенное на бывшего начальника РОВД и двух его заместителей, стало величиной с несколько томов энциклопедии. А заявления все продолжали поступать. Разгневанные люди требовали справедливости. Многие боевики остались работать в милиции под руководством Павла. Областное начальство не рискнуло снять мятежного старшего лейтенанта с должности начальника РОВД и вынуждено было присвоить ему внеочередное звание «капитан». Олег Звягинцев остался его секретарем и внешкором местной газеты. Родные Анны вернулись домой.

Анну Николаевну Иноземцеву солнечным августовским днем хоронил не только весь ее район, многие приехали из других районов и даже областей. На кладбище не было места, а люди все шли и шли. Ее положили рядом с мужем и сыном. Юрия Горина, по просьбе Светлова, похоронили рядом. Хозяйка Района лежала в могиле между двух мужчин, которые любили ее больше жизни. А третий, с седыми висками и погонами капитана, стоял рядом с ее родителями и не скрывал слез.