Горы… Вокруг громоздились одни эти проклятые горы и не было сил бежать дальше. Ноги заплетались. Перед глазами плыл туман и тогда горные вершины виднелись словно сквозь марево, пот заливал глаза, не смотря на холод. Лешка знал, что за ним по пятам идет Хасан, лучший следопыт среди людей Халилова, а сам полевой командир готовится к похоронам. Кое–кто из чеченцев говорил, что от Хасана никто не уходил. Солдат спешил. Не для того он бежал ночью, чтобы так просто сдаться.

С деревьев сыпалась желтая листва, предательски шурша под ногами. Легкий ветерок, играя срывал ее и временами, на открытых местах, бросал в лицо измученного парня. Перевалило за полдень. Березин старался поменьше наступать на скопления опавшей листвы. Каждый шорох, каждый мало–мальски слышимый треск казались ему громом небесным. Он ступал по мягкой высокой траве, не понимая, что этим выдает себя и делает видимым.

Уже пройдя через небольшую поляну, оглянулся и увидел тропу в траве. Выругав себя за глупость, собрал оставшиеся силы и бросился бежать дальше, уже не обращая внимания на остававшиеся следы и листья. Ему надо было перевалить через горный хребет. Лешка знал, что только тогда у него есть вероятность спастись. Он шел и шел, а горы все не кончались. Мало того холмы, покрытые лесом и травой, постепенно превращались а настоящие горы. Все чаще громоздились каменные глыбы, смотревшие в небо неровными обломками. Его начали настораживать подобные изменения. По его предположениям он давно уже должен был наткнуться на своих.

Поворачивать назад не имело смысла. Он неминуемо наткнулся бы на Хасана, а там ждала мучительная смерть. Алексей старался пониже пригнуться на открытых местах и побыстрее миновать опасный участок, превращая в укрытия все, что встречалось на пути. Силы постепенно таяли и он чуял это, хотя и старался не дать отчаянию завладеть душой. Постаравшись не оставлять следов, он шагал так, как подсказывал инстинкт и накопленный за полтора года службы опыт. Забравшись в глухой кустарник, пригреб кучу листьев на себя и мгновенно заснул, не обращая внимания на голод и постаравшись забыть о Хасане. Березин понимал, что иначе не дойдет.

Проспав часа три, он осторожно выбрался из кустов и осмотрелся. Преследователя нигде не было видно. Изодранный за три месяца плена пятнистый камуфляж едва прикрывал худое тело. Когда–то яркая тельняшка стала серой от грязи и синие полосы почти пропали. Стирать рабам не разрешали, сберегая воду и считая — «подохнут и так». Рабы у Халилова умирали часто от голода, побоев и непосильной работы. Редко кто выдерживал полгода. Берет Алексей давно потерял и грязные отросшие волосы, кишевшие вшами, топорщились во все стороны. Он то и дело почесывал голову из–за проклятых насекомых. Сквозь многочисленные прорехи виднелась смуглая кожа. Разбитые сапоги чудом не соскальзывали с худых длинных ног, привязанные обрывками веревки к икрам. Парень успевал по дороге срывать редкие листочки кислицы и клевера, ставшие к осени жесткими и жевал, пытаясь заглушить дикий голод.

Чем выше он поднимался, тем холоднее становилось. Стоило ему остановиться на пару минут, чтоб передохнуть и ледяной ветер забирался под рваную одежду, добирался до тела и касался его ледяными ладонями. Лешка в какой–то момент вдруг отчетливо понял, что может замерзнуть ночью на верхотуре. Следовало спешить. Местность давно изменилась. Вместо густой высокой травы и деревьев вокруг находились огромные валуны, небольшие утесы и совсем коротенький зеленый покров, на котором следов практически не оставалось.

Березин посмотрел вверх. До вершины оставалось еще далеко. Солдат, обдирая руки о камень, влез на один из валунов, чтобы осмотреться. Долго вглядывался в сторону долины, находившейся внизу и в соседний склон с такими же камнями. Пожалел, что нет бинокля. Все вроде бы было тихо. Даже птиц не наблюдалось в осенних горах.

Слез и направился дальше. Впереди шмыгнуло что–то мелкое и серое. Алексей прыгнул вперед, успев заметить длинный хвост. Это была маленькая мышка. Она тыкалась в камень, надеясь найти укрытие. Человек накрыл ее животом. Не обращая внимания на укус, сцапал в руку и мгновенно сломал хребтик. Такая охота была для него не внове. На плантациях конопли все пленники ловили мышей. Прислонившись к валуну спиной, впился зубами в серую мягкую шерстку и вырвал небольшой клок возле головы. Мышь была теплой, когда он пальцами стащил с нее шкурку и выпотрошил. В несколько укусов покончил с красным кусочком кровавого сырого мяса, выплюнув лишь косточки покрупнее. Протер руки о штаны и с сожалением огляделся: нет ли еще мышей.

Есть мышей ему пришлось не в первый раз. Они были калорийной, хотя и мелкой добычей. Желудок, получивший пусть и крошечную долю пищи, замолчал. Стало легче. Подташнивание пропало. Березин тронулся дальше, но не прошел и трехсот метров, когда в валун над головой ударила пуля. Расплющилась, с визгом срикошетила и ушла куда–то влево. Мелкие осколки камня полетели во все стороны. На валуне осталось серое пятно выбоины. Гулкое эхо подхватило грохот, понесло с собой, многократно повторяя. Десантник резко присел и метнулся к следующему камню, находящемуся выше. Ужас сжал сердце. Хасан догонял его. Вершина хребта с небольшой седловиной посреди была рядом.

Неожиданно в голову пришла странная мысль: «Выстрелы наши могут услышать. Надо заставить Хасана стрелять. Нельзя останавливаться. Надо вести его вверх». Лешка вскочил на ноги и бросился дальше. Метров двести он пронесся без остановки, открыв рот из–за высокогорья. Успел спрятаться за камни до выстрела. Разевая рот, словно рыба, буквально глотал кислород. Чувствовал, как саднит в легких. Из носа потекла тоненькая струйка крови и он стер ее изодранным рукавом, не особо обеспокоившись.

Чеченец такой прыти не ожидал. Он еще дважды выстрелил из винтовки по солдату, но не попал. Настолько его выбила из колеи подвижность казалось бы полудохлого пленника. Горец понял, что парень все же сумел где–то отдохнуть. К тому же Хасан не успел заметить, куда упал русский в последний раз и теперь вглядывался в нагромождение многочисленных камней, надеясь уловить любое шевеление. Ствол винтовки медленно поворачивался. Палец чуть подрагивал на курке.

Не смотря на то, что парень был безоружен, чеченец знал, на что способны русские десантники. Очень часто тяжело раненые парни успевали забрать с собой на тот свет еще нескольких боевиков, прежде чем испускали дух. Этот тоже не был исключением в свое время. Чеченец помнил. Березина удалось схватить, лишь подкравшись сзади и оглушив прикладом. Это сделал он, Хасан. Маленькая группа десантников попала в засаду. Сержант был ранен в первые минуты боя и Алексей остался прикрывать отход. Тогда погибло пять боевиков, но Халилов не дал убить пленника — на плантацию конопли требовались сборщики. К тому же полевой командир любил мучить пленников.

Хасан не спешил, уверенный, что «добыча» все равно не ускользнет. Надо только дать этому парню вымотаться посильнее, а потом взять его будет очень легко. Он присел за валуном, чтобы видеть вершину. Достал из кармана мягкую сдобную лепешку, которые утром пекла жена. Снял с пояса фляжку и решил перекусить, поглядывая из–за камня. Он почти покончил с едой, когда наконец–то увидел солдата. Тот был у самого хребта! Это так удивило чеченца, что он даже выронил фляжку. Вода начала выливаться и Хасан торопливо схватил сосуд: в горах воду найти трудно, не смотря на осень и все чаще идущие дожди.

Березин вовсе не собирался становиться мишенью. Он лег на живот и пополз. Никто не стрелял по нему. Неожиданно под руку попался здоровенный сучок от сосны. Корявый, с наполовину облетевшей корой и толстый. Почти в руку человека. Алексей прихватил его с собой. В голове мелькнуло: «Как он сюда попал? Вокруг давно нет деревьев». Внимательно огляделся. Заметил чуть заметную цепочку следов и насторожился: «А вдруг там, наверху, пастухи–чеченцы? И сучок этот выпал из вязанки с хворостом, который несли из долины». Сразу отогнал эту мысль прочь: «Какие пастухи? Осень же. Они в долине пасут. Здесь и травы–то нет».

Заторопился вперед. Силы в теле словно утроились. Он скользил между камней змеей, торопясь добраться до хребта. Приходилось следить за тем, чтобы ни один камень не скатился вниз и это немного задерживало. И все же солдат приближался к цели.

Солнце садилось, когда Березин зигзагом рванул к вершине, уже не скрываясь. Укрытий попросту не было. Вокруг был только гладкий камень. Валуны остались ниже и высокая худая фигура теперь находилась словно на ладони. Это было опасно и он сознавал это, но рискнул и не ошибся. Сучок так и не бросил.

Растерявшийся во второй раз от «наглости», Хасан упустил момент для стрельбы и русский благополучно скрылся на другой стороне горной гряды. Чеченец все же выстрелил вслед, хотя и знал, что промазал. Он бросился было вперед и тут же остановился от мысли: «Солдат может затаиться на самой вершине. У него в руках что–то появилось. Выскочит неожиданно и ударит. Я же не могу драться, как он. Он так и так вскоре остановится, чтобы отдохнуть».

Горец знал, что спускаться в надвигавшейся темноте труднее. Склон с другой стороны горы был крут и каменист, а лунные ночи прошли. К утру Хасан надеялся найти десантника, схватить или прикончить. Он склонялся ко второму варианту. Тащить пленника по горам назад было тяжеловато хотя бы по той простой причине, что он уже выдохся. А зная, что его ждет впереди, тем более станет переставлять ноги еле–еле. Все нервы вымотаешь, пока доведешь к Халилову. Гораздо проще принести отрезанную голову.

Бандит сунул в рот последний кусочек лепешки и бросился вперед, ни на минуту не забывая об осторожности. На вершину добрался ползком. В бинокль осмотрел окрестности и не нашел солдата, хотя внизу метров на сто не было укрытий. В сердце закралось беспокойство, но Хасан отогнал его, подумав: «Сколько я беглых кяфиров переловил и этот исключением не станет. Завтра на заре возьму. Он ведь не больше чем на сотню метров спустился. Затаился, поганец! Ничего, завтра я тебя прикончу».

В памяти всплыло распятое тело последнего его пойманного беглеца и раскаленный докрасна прут, легко входящий в тело. Ощеренный в крике рот и довольная улыбка полевого командира. Ноздри тонкого носа у следопыта раздулись, словно чуя запах горелой плоти. Хасан торопливо вздохнул несколько раз, чтобы успокоиться. Он любил наблюдать за пытками. Мрачно улыбнулся: «Ну, нет! Стрелять не стану. Так легко я тебе сдохнуть не дам. Должен же я вознаградить себя. Да и Халилов будет рад собственноручно отомстить убийце. Доведу».

Чеченец успокоился и начал подбирать себе место для ночлега. Он специально не стал спускаться вниз и теперь держал под обзором окрестности с обоих сторон. Конечно здесь было холоднее и ветер бил со всех сторон, но Хасан был мудрым и не собирался давать русскому возможность подкрасться или уйти. Нашел ровную площадку среди двух не высоких камней и скинул со спины захваченный с собой рюкзак. Раскатал по камням легкий и теплый водонепроницаемый немецкий спальник, который подарил ему один из наемников за спасение жизни. Хотел лечь, но что–то подсказывало, спать не стоит. Хасан свернул спальник в валик и присел на него, прижавшись спиной к камню. Снова оглядел окрестности в бинокль. Расстегнув рюкзак, нащупал лепешки, отварную баранину, яйца и огурцы. Разложив все на плоском камне, принялся ужинать, запивая еду водой.

Сильный удар по голове вышиб сознание. Хасан рухнул лицом в камни. Над ним, покачиваясь от усталости, стоял десантник с сучком в руке. Все это время он прятался всего лишь в пяти метрах от чеченца в крошечной незаметной лощинке между камней. Торопливо спутал руки чеченца за спиной его же ремнем. Проверил карманы и снял пояс с боеприпасами, забрав бинокль, пистолет, гранаты, нож и пару рожков к автомату. Придвинул к себе винтовку и Калаш. Сразу проверил наличие патронов в рожке. Успокоился, повесив его себе на шею вместе с биноклем. В надвигающихся сумерках осмотрелся. Нигде не оказалось ни единой живой души.

Жадно сгреб лепешку и кусок мяса. За три месяца он впервые пробовал нормальную еду. Отрывая оставшимися зубами большие куски и практически не жуя, глотал пищу. Потом опомнился. Столкнул все еще не пришедшего в себя чеченца со спальника и сел на него сам. Старательно прожевывал еду, запивая водой. Все, что осталось от еды, рассовал по карманам. Почувствовав холод, накинул спальник на себя сверху. Хасан заворочался и чуть приподнял голову. Даже в сгустившихся сумерках, Алексей заметил это движение и чуть наклонился, заглядывая в лицо:

— Ну, что, сука, выследил? Будь спок, до наших я тебя доволоку! Ты много знаешь. В штабе тебя до задницы расколют!

Вытряхнул все из чужого рюкзака. Каждую вещь тщательно осматривал. Их было не так много. Почти все покидал назад, кроме походной горелки. Ее засунул между камней и завалил сверху. Но баллончик с бензином взял с собой. Под изодранный камуфляж напялил найденное запасное белье и снова застегнулся. Он не захотел выбросить изодранную тельняшку. Только она указывала на принадлежность Березина к десанту. Стало теплее. От съеденной еды потянуло в сон. Сказывалась усталость, но он заставил себя встать. Закинув винтовку на плечо и забросив рюкзак на спину, ткнул прикладом Хасана:

— Вставай!

Чеченец не пошевелился, с ненавистью глядя на русского. Прошипел:

— Ноги переломаем! Рассвета надо ждать.

Алексей покачал головой:

— Нет. Мы идем сейчас. Встать!

Не жалея, ударил в плечо. Хасан неловко начал подниматься. Десантник сгреб его за плечо, помогая подняться и сразу же почувствовал, что силы все же не те, что раньше. Подумал об отдыхе и снова отогнал от себя эти мысли: «Потом отдохну, у своих. Идти надо. Халилов группу следом за стрелком отправит обязательно, как только своего изувера похоронит». Метров через сто, пару раз упав на колени и основательно разодрав брюки, боевик попросил:

— Руки развяжи. Идти тяжело.

Березин и сам один раз запнувшийся в темноте, ответил:

— Обойдешься! Вали!

Оба то и дело натыкались на камни, спотыкались и падали. Алексей помогал чеченцу подняться и гнал дальше. Впереди, на сколько мог видеть глаз, не было ни единого огонька. На фоне черного неба, виднелись вершины гор. Некоторые выглядели почему–то серыми. Пройдя с полкилометра, Березин решил передохнуть:

— Стой! Отдохнуть надо. — Сел на камни, вытянув ноги и положив автомат на колени: — Где находимся и что впереди? Отвечай, пока снова прикладом не угостил…

Сделал глоток из фляжки. Поколебавшись, дал пленнику. Хасан мрачно сказал:

— Большой Кавказ впереди. Там Грузия. Не понимаю, почему ты сюда пошел.

Внутри у десантника все оборвалось. Сердце гулко ухнуло в груди. Горы, ночь и осень сыграли с ним злую шутку. Злясь больше на себя, спросил резко:

— Наши где?

— В другой стороне.

Алексей хотел повернуть, но потом подумал о пограничниках и отряде Халилова:

— Погранотряд есть поблизости?

Хасан решил не врать и мрачно буркнул:

— Километрах в десяти отсюда вправо. На перевале стоят.

Подумал: «Халилов утром меня не увидит и наверняка отправит на выручку группу. Хорошо, что я метки оставлял. Надо идти помедленнее, тогда они с горы русского увидят». Березин, казалось, прочитал его мысли, так как поторопил ударом в спину:

— Вали, падла! И останавливаться не смей. Начнешь замедлять шаг, бить начну.

Рассвет застал их в узкой горной долине, куда они все же сумели спуститься в темноте. По подсчетам Алексея они прошли не менее четырех километров. Он шел вслед за чеченцем, шатаясь из стороны в сторону. Временами перед глазами мелькала темнота и он практически ничего не видел. Дважды натыкался на спину Хасана. Тот каждый раз оглядывался с кривой улыбкой и ждал, когда русский упадет. Но десантник упрямо продолжал идти. Автомат и бинокль мотались на его груди из стороны в сторону. Силы, чтобы придержать, не было. Винтовку и рюкзак он давно нагрузил на чеченца. Небо на востоке становилось все светлее и светлее, но застывшие со всех сторон горы еще долго не давали рассвету вступить в свои права. Наконец Алексей скомандовал:

— Стой! Передохнуть надо.

Съел яйцо и лепешку. Запил водой. Хасана угощать не стал. Чеченец сказал:

— Давай договоримся, как мужчины. У меня внизу куртки зашиты доллары. Много! Забери все. Тебе хватит и на лечение и на удовольствия. Отпусти меня.

Русский взглянул на него уставшими покрасневшими от бессонницы глазами:

— Плевать мне на твои доллары. Ими тебе за кровь моих товарищей платили. Я хочу, чтоб ты по закону ответил и доведу, будь спок!

Хасан взбесился, силясь разорвать ремень, но тот больно впился в кожу и руки начало покалывать. Чеченец заорал:

— Русский ублюдок! Да я сам, лично, тебе брюхо вспорю и туда камней накидаю, чтоб ты навсегда наши горы запомнил! Халилов из тебя ремней нарежет. Вся ваша армия…

Договорить он не успел. Приклад как–то лениво въехал ему в челюсть, опрокидывая на спину. Горец хрюкнул, подавившись кровью. Зубы, как ни странно остались целы, лишь качались. Алексей тихо сказал с грустной усмешкой:

— Вот она личина бандита. Прорвалась–таки… Вставай! — Сгреб за плечо и поставил на ноги. Глядя в темные глаза, сказал четко: — Если ты еще раз армию начнешь втаптывать, я тебе зубы вышибу и заставлю проглотить. Вставай.

По его глазам чеченец понял, что так оно и будет. Какое–то время двигались молча. Хасан решил попробовать уговорить парня:

— Слушай, русский. Видишь, впреди подошва одной горы чуть выступает вперед? За ней начинается старая дорога. Она выходит к погранотряду. Прямо к старому мосту через Шароаргун. Три километра можно скоротать. Отпусти меня. Сыновьями клянусь, преследовать не буду и группу Халилова в другую сторону уведу. Подскажу тебе, как взять ее без потерь. Помогу, если захочешь. Героем станешь! Отпусти!

Березин снова отрицательно покачал головой:

— Дурак ты. Я ведь не за награды воевать пришел, а чтоб мир наступил. Я не забыл никого из тех, кого знал и кого ты убил. Об остальных ты и сам в прокуратуре расскажешь. И плевать мне на твоего Халилова! В госпиталь не поеду и к маме тоже. Оклемаюсь маленько, вот тогда он узнает, что значит русский десант. Я этого убийцу и палача из–под земли достану! Если он меня догонит, я тебя убью прежде, чем меня схватят. И не пулей, а камнем. Так, как ты моего друга Борьку убил. Заткнись и топай!

В словах звучала сталь и не прикрытая ненависть. Хасан передернул плечами. До этого все его мысли были направлены на скорое освобождение и возможность поквитаться с русским. О том, что и его могут убить, не думал. Теперь перед ним встала реальность во всей своей мощи. По спине потек холодный пот, когда он увидел измученные, но твердо глядевшие глаза русского парня.

Радость, что оставлял метки, угасла. Он заторопился уйти за склон, чтобы группа Халилова их не увидела. Надеялся на чудо. Теперь даже тюрьма казалась ему раем, лишь бы не смерть от руки десантника. Хасан вспомнил, как убивал полностью обессилевшего солдата, который утром не смог встать на ноги, чтобы идти на плантацию с коноплей. Раз за разом он опускал плоский камень на темя парня, а тот все жил. Кровища брызгала во все стороны, временами сквозь кровь виднелись белые обломки кости и Хасан даже прикрылся пленкой, чтобы не испачкаться. Наконец он ударил русского в висок. Тот забился в конвульсиях и затих. Все происходило на глазах остальных рабов…

Они прошли еще пару километров и начали подниматься вверх по полузаросшей кустарником дороге. Причем Хасан повернул туда сам. Алексей не стал его останавливать и шел сзади. Шел из последних сил, с трудом отрывая ноги от земли. Ему хотелось лечь и больше не вставать. В висках стучало. Автомат, бинокль и рожки к нему казались неподъемным грузом. Чеченец удивленно смотрел на полумертвого парня, невольно наполняясь уважением. Сказал вполголоса:

— Ты еле идешь, русский. Не боишься, что упадешь? Я ведь и связанный смогу тебя задушить. Ты ослабел. Отпусти меня…

Алексей сквозь шум в ушах расслышал эти слова и прохрипел:

— Не дождешься! Я доведу тебя или сдохнем оба. Живым не отпущу…

Хоть и медленно, но они поднимались все выше. Высокая трава и кустарники вновь сменились зеленым коротким «газоном». Затем и он пропал. Их вновь окружили валуны. Начал моросить дождь. Чтобы подольше не намокнуть и сохранить тепло, Березин распорол спальник и накинул его на спину и голову, сделав прорези для рук. Хоть они и двигались почти без перерывов, холод становился все ощутимее. Десантник перекусил на ходу. Хасан с сожалением посмотрел на спальник и с ненавистью на русского:

— Хорошую вещь испортил! Где я другой достану?

Алексей хрипло выдохнул:

— Тебе спальник в тюрьме ни к чему…

Его качало из стороны в сторону. Чеченец заметил, что русский временами закрывает глаза и ускорил шаги, надеясь, что успеет скрыться и спрятаться. Березин вовремя открыл глаза и передернул затвор автомата:

— Стоять, падаль! Сбежать решил? К своим вернуться? Х… тебе!

Хасан замер, понимая, что парень действительно может выстрелить, лишь бы не дать ему уйти. Алексей подошел и вытащил из кармана рюкзака моток веревки. Конец привязал к связанным рукам, дополнительно закрепив петлю. Отрезал метра три и намотал второй конец на собственную руку. Остальное забил назад в рюкзак.

Поднялись еще метров на сто. Теперь долина лежала, как на ладони. Березин вздрогнул: внизу двигалась цепочка людей. Он поднял бинокль. Разглядел оружие и черные лица, заросшие бородами. Увидел самого Халилова, идущего первым. Насчитал двадцать человек. Это была вся банда. Хасан тоже увидел своих. Чуть улыбнулся тонкими губами. Его нос стал похож на клюв ястреба и тут же чеченец побелел, перехватив мрачный взгляд русского, направленный на себя. У Алексея словно открылось второе дыхание. Спать больше не хотелось. Он рванул веревку:

— А ну, ты, пошел и быстро!

Березин спешил добраться до вершины, где было удобнее обороняться. Спросил:

— До наших сколько осталось? И не ври! Я тебя насквозь вижу!

Чеченец буркнул:

— Километра два с половиной…

Алексей ускорил шаги, не обращая внимания на гудевшие ноги и стук в висках. Он знал, что не успеет дойти до своих, но надеялся, что звуки боя услышат пограничники и придут на помощь. Надо лишь приблизиться к погранотряду еще на полкилометра. Он торопился. Не хотелось помирать безвестным. Легкие буквально разрывались от удушья, из носа вновь потекла кровь, но он шел. Чеченец, привыкший к жизни в горах, выглядел намного лучше. Он даже не запыхался и часто оборачивался. Десантник по его взгляду понял, что боевики приближаются. Он не оборачивался, сберегая силы и стараясь не делать лишних движений.

Седловина была совсем рядом, когда он все же обернулся. Чеченцы начали подъем в гору, значительно приблизившись к беглецу. Березин огляделся и бросился дальше. Он толкал Хасана в спину, подгоняя. Тот, словно завороженный, часто смотрел на десантника, не понимая, откуда у него появились эти силы? Перевалив через хребет, Алексей неожиданно заткнул Хасану рот его же кепкой и уронил на камень спиной. Зло глядя в лицо чеченца, сказал:

— Только сдвинься с этого места!

Бросился к хребту, прихватив пару плоских камней и баллончик с бензином. Чеченец видел, как он прилаживал гранату с полувыдернутой чекой на тропе. Сверху положил баллон и замаскировал жуткое сооружение мелкими камушками. Скатился вниз. Выдернул кепку изо рта чеченца, понимая, что тот вскоре задохнется. Сгреб Хасана за плечо и толкнул вперед, отчего тот едва не упал. Они шли по старой горной дороге, вившейся вдоль хребта. Шли около получаса, когда сзади произошла яркая вспышка и прогремел взрыв. До них долетели крики боевиков. Березин расслышал впереди не ясный грохот:

— Слышь, чех, что это такое впереди? Ты куда меня завел? Да я тебя…

Алексей начал снимать с плеча автомат. Хасан посерел лицом и скороговоркой протараторил:

— Шароаргун течет! Там старый мост. Потом еще полкилометра вниз и ваши…

Они теперь шли по тропе. Слева находился крутой обрыв, метров десять–двенадцать высотой. Видимо, в этом месте произошел обвал и дорогой перестали пользоваться. Справа громоздилась каменная стена, уходившая метра на три вверх и кончавшаяся узким карнизом. Над головой пронеслась очередь. Алексей обернулся и увидел, как из–за поворота на тропу высыпало человек пятнадцать чехов. Он дал короткую очередь, бросаясь за камень. Прежде чем упасть, успел заметить, что боевики попадали тоже. Тут же вскочил на ноги. Пригибаясь, бросился вперед, таща за веревку Хасана.

Они подбегали к следующему валуну. Алексей успел сунуться в укрытие, а чеченец вдруг споткнулся и захрипел, упав на камни грудью, а головой на ноги русского. Березин, собиравшийся дать очередь по приближавшимся боевикам, обернулся и ногой перевернул своего пленника. Изо рта следопыта хлестала кровь. Вытаращенные глаза с ужасом смотрели на русского. Хасан пытался что–то сказать, но не успел.

Десантник понял, что чеченцу пришел конец и сбросил веревку с руки. Швырнул в сторону боевиков гранату, заставляя упасть. За это время забрал с трупа винтовку и рюкзак. Закинул на себя и бросился бежать дальше, по возможности выбирая укрытия. Вслед раздавались яростные крики. Со всех сторон жужжали и свистели пули. Впивались в камень, сплющиваясь и выбивая искры. Несколько раз десантник вскрикивал, ловя телом летевшее каменное крошево.

Алексей автоматически заметил, как несколько чеченцев начали карабкаться наверх и понял, что его могут обойти по карнизу, пока остальные отвлекают. Посмотрел на винтовку и отбросил возникшую мысль воспользоваться ею. Он был не уверен, что попадет. С винтовкой пришлось сталкиваться лишь однажды. Обрыв заканчивался и тропа впереди вновь превращалась в дорогу. Березин залег за валуном в ее конце и прицелился вверх из автомата, крепко прижав приклад к плечу. Очередь в три патрона не пропала даром. Один из карабкавшихся по крутому склону боевиков с воплем полетел вниз. Остальные два торопливо повернули назад. Склон был слишком открыт, а в меткости русского они уже убедились.

Березин похвалил себя за остановку: место для обороны оказалось весьма удачным и он уже поздравлял себя, когда о валун ударилась граната. Березин успел прикрыть голову руками и вжался в гранит. Камень вздрогнул, над головой Алексея просвистели осколки, а сверху посыпались камни, потревоженные взрывом. Несколько штук пребольно ударили его по спине и конечностям. Русский посмотрел вверх и понял, что если в валун попадет еще пара гранат, его просто засыплет случившимся обвалом.

Десантник оглянулся, выбирая следующее укрытие. Затем резко вскочил и дал очередь по поднимавшимся чехам. Зигзагом, наполовину обернувшись и отстреливаясь на бегу, он добежал до укрытия, успев спрятаться. Запоздавшие очереди выбивали каменную крошку всего сантиметрах в пяти от его сапог. Камень был маленьким и рослая худая фигура с трудом помещалась за ним…

Майор Панкратов чистил оружие. Бумаги лежали на его кровати. На накрытом газетой столе теперь лежали детали автомата. В палатку постучались и голос дежурного связиста, сержанта Калязина, произнес из–за брезента:

— Товарищ майор, на той стороне Шароаргуна стреляют! Похоже, что там кто–то бой ведет. Мне с поста позвонили.

Майор вздохнул и пригласил:

— Заходи, сержант! Соедини меня с постом. Видишь, руки в масле…

Калязин поколдовал над рацией, стоявшей в углу. Подтащил аппарат поближе к начальству и нацепил командиру наушники. Панкратов услышал почти тоже самое, что сказал сержант. Новинкой стало лишь сообщение о том, что выстрелы слышатся со стороны старой дороги. Сбросив наушники, приказал:

— Прапорщика Верхоту ко мне! Сам к механикам сгоняй. Броню к палатке. Пусть взвод Селезнева готовится к выезду.

Едва сержант скрылся за дверь, майор придвинул к себе карту и задумался. Старая дорога проходила с другой стороны Шароаргуна. Ею пользовались только пастухи и то не часто. Они даже не рисковали прогонять по ней овец. Однажды, напуганные близким криком ворона, несколько овец сорвалось с обрыва. Зато старый мост до сих пор стоял целехонек. Старики в селе говорили, что раньше по нему проезжали машины с грузом. В палатку влез прапорщик Верхота. Лицо в поту, руки покрасневшие от воды. Демонстративно вскинул руку к козырьку выгоревшей кепки, хотя обычно командиры обращались друг с другом по–простому и на «ты»:

— Прапорщик Верхота по вашему приказанию прибыл!

— Присаживайтесь!

Панкратов постарался «не заметить» этой демонстрации, на то были причины. Смуглый, кареглазый Верхота опустился на самый край стула и приготовился слушать. По взволнованному лицу командира он уже понял, что дело серьезно и об обиде придется на время забыть. Майор потер виски, забыв о грязных руках. На коже появились грязные полосы. Офицер выдохнул:

— Вот какое дело, Назар Кондратьевич! С той стороны Шароаргуна, на старой дороге кто–то бой ведет. Я приказываю вам, как самому опытному, возглавить группу. Вы бывали в той стороне не раз. На броне доберетесь до обвала без проблем. Три дня назад Ковалев говорил, что дорога хорошая. Я попытаюсь связаться с соседями, может они кого отправляли в рейд.

Прапорщик вскочил на ноги:

— Есть, товарищ майор! Разрешите идти?

Панкратов встал и совсем не по уставному сказал:

— Идите, Назар Кондратьевич и возвращайтесь. Нам надо будет поговорить…

Верхота внимательно взглянул на командира и кивнул:

— Хорошо, Анатолий Александрович. Поговорим.

Выскочил из палатки. Через считанные минуты группа была готова. Солдаты в бронежилетах, лифчиках, касках, с автоматами в руках, запрыгивали на броню, ничего не спрашивая. Каждый слышал выстрелы на другой стороне, надеясь по дороге узнать все от Верхоты. Майор не стал проводить инструктаж, понимая, что времени нет. Выйдя из палатки, он внимательно смотрел вслед удалявшейся бронетехнике.

Панкратов понимал, что виноват перед прапорщиком и надо было извиниться еще накануне. Все случилось из–за письма, пришедшего рядовому Снегиреву с Нижнекамска. Девчонка, с которой он полтора года переписывался, сообщила о своей свадьбе и просила больше не писать. Колька был в карауле, когда получил горькую весть. Несколько минут стоял не шевелясь, только пальцы побелели на автомате. А потом он исчез. Через минуту на окраине лагеря раздалась длинная очередь. Верхота добежал первым. Снегирев расстреливал девичьи фотографии и письма. Его губы что–то шептали, а по щекам текли слезы. Прапорщик все понял. Забрал из рук парня оружие и прижал к себе солдата:

— Все пройдет, сынок. Встретишь и лучше, и красивее, и умнее. Держи себя в руках. Знаю, что больно, но ты солдат. Меня ведь тоже однажды не дождались с Афгана…

Солдат уткнулся в плечо мужчины и рыдал. Солдаты, выскочившие из палаток на выстрелы, молчаливо столпились метрах в ста. В этот момент к двум мужчинам подошел майор Панкратов. Резко спросил:

— Кто стрелял?

Верхота чуть отстранил парня и просто сказал:

— Я. Помог расстрелять письма от предавшей девчонки.

Майор видел, что прапорщик лжет и заорал, не сдерживаясь:

— Вы лжете! Рядовой, пять суток наряда за стрельбу без оснований!

Прапорщик придержал рукой Снегирева, готового вскинуть руку к голове без фуражки и спокойно сказал:

— Отойдем, Анатолий Александрович…

В палатке Верхота рассказал все, как было и попросил:

— Отмените наряды. У парня душа запеклась от обиды. Все в роте знали, что он любил эту дуру. Она же ему до последнего письма о любви писала и на вот! Он в эти выстрелы свою боль вкладывал. Отмените!

Майору шлея попала под хвост:

— Не отменю. За эту стрельбу его вообще в трибунал надо сдать. На погранпосту не место ненормальным и не умеющим себя сдерживать!

Прапорщик встал, вскинув руку к кепке и твердо заявил:

— В таком случае я иду в наряды вместе с ним. Дела передам старшему лейтенанту Найденову. Я солгал и тоже должен быть наказан.

Четко развернулся и вышел из палатки. Панкратов так и застыл за столом с открытым ртом. Он давно знал, что прапорщика Верхоту солдаты любят и уважают. Через пару часов майор увидел прапорщика и солдата на кухне. Они оба отмывали котлы и о чем–то переговаривались. Вместо того, чтобы отменить наряды, командир прошел мимо, словно не заметив. Зато увидел лица солдат, в глазах их стояло отчуждение. Майор, разозлившись на поступок прапорщика, скрылся в палатке. Сел за стол и задумался, прокручивая ситуацию в голове. Все больше склонялся к мысли, что не прав, но извиняться накануне так и не пошел, считая, что этим унизит себя…

БТР скрылся за палатками, а Панкратов решительно направился к кухне. Снегирев снова драил котлы, почти по пояс забравшись внутрь и отчищая металлической щеткой стенки. Теперь стало ясно почему у Верхоты руки красные. Майор скомандовал:

— Рядовой Снегирев, ко мне!

Несчастный парень видимо так увлекся работой и собственными мыслями, что не слышал шагов. От внезапно раздавшегося рядом голоса командира, гулко стукнулся затылком о край котла. Буквально скатившись с высокой подножки застыл перед майором, сжимая щетку в руке. Видимо он крепко ударился. Зрачки расширились, а лицо побледнело. Панкратов поморщился:

— Извини, напугал. Отставить наряды! Признаю, что был не прав. Конечно палить тебе не стоило, но раз уж получилось так, что ж делать. Верхота прав. Каждый выплескивает свою боль, как умеет. Надеюсь, что остальные не последуют твоему примеру. Иначе, чем станете в бандитов стрелять, если все приметесь фотки расстреливать? Приведи себя в порядок и возвращайся к службе. Старлею скажешь, что я отменил наряды.

Развернулся и ушел, оставив солдата в задумчивости.

Механик жал на всю катушку, торопясь к месту схватки. Впереди грохнуло два взрыва. Верхота сунул голову внутрь и проорал:

— Быстрее, мать твою!

Механик в свою очередь яростно ответил:

— Да что я, Господь Бог, что ли? Сами знаете, какая техника! Я бы и рад быстрее, да не получается…

У Березина остался последний рожок к автомату, одна граната и тяжелый нож. За это время он успел расстрелять все патроны из винтовки и пистолета. Дважды раненый, весь иссеченный осколками камней, он продолжал отбиваться от бандитов, стараясь не подпускать их слишком близко и не высовываться. Из–за ран Алексей не мог передвигаться быстро. Приходилось все чаще переползать. Ноги не слушались, но он продолжал двигаться в сторону погранотряда. Шум реки становился все слышнее. К нему примешивался еще какой–то звук. Бандитов оставалось восемь. Теперь они осторожничали и ждали, когда у русского закончатся патроны. Время от времени кричали:

— Эй, русский, сдавайся! Мы обещаем ничего тебе не сделать, а иначе шкуру с живого сдерем.

Алексей знал, что все их обещания ложь. Халилов не оставит его живым. Десантник тяжело дышал и часто стирал ладонью струившийся вместе с кровью пот. Перебираясь за новое укрытие, получил третье ранение, в бок. Взорвавшаяся за спиной граната «наградила» его осколком. Парень глухо охнул и машинально закрыл новую рану ладонью. Вся рука мгновенно окрасилась кровью и стала липкой. Он чувствовал, как горячий осколок остывает в теле, но задумываться об этом не было времени. Чехи шли в атаку. Ладонь неприятно прилипла к прикладу, когда он прицелился. В глазах стояло марево и все же Березин выстрелил. Боевики попадали, разразившись проклятьями.

В голове от потери крови мутилось и все чаще черная пелена застилала глаза. Он боялся только одного, что потеряет сознание и не успеет очнуться. Во время короткой передышки, сумел перетянуть себя обрывками тельняшки. Рюкзак Алексей давно бросил. Осторожно выглянул в щель меж камней и сразу же срезал неосторожно высунувшегося духа. Удовлетворенно подумал: «Ну вот, уже семь».

Несмотря на огромные потери, бандиты видимо решили во что бы то ни стало поймать или убить упрямого десантника. Пока они орали проклятья, он сумел незаметно отползти метров на пятьдесят и оказалось, что сделал это вовремя. В тот камень, где он только что лежал, ударили сразу две гранаты.

Духи, уверенные, что их противник наконец погиб, в полный рост начали подходить к валуну. Алексей не стрелял, дожидаясь, когда подойдут ближе. Халилов вытаращил глаза, не обнаружив трупа за камнем. Собрался обернуться, чтобы сказать остальным и в это время Березин начал стрелять. Он стрелял, встав в полный рост. Длинная очередь, словно косой, скосила семерых оставшихся чехов. Сухо щелкнув, автомат замолчал. Кончились патроны.

Один из чеченцев начал приподниматься. Он был ранен смертельно, но желание во что бы то ни стало убить ненавистного русского, помогало ему подниматься. Березин узнал Халилова. Тот поднимал автомат, когда десантник швырнул гранату и упал за камень, ударившись головой. В черепе словно бы что–то вспыхнуло ярко–красным цветом и тут же почернело.

Через мгновение к месту последнего боя подлетела броня. Солдаты прыгали на землю на ходу, не дожидаясь остановки. Насколько позволяла дорога, рассыпались в цепь. Верхота первым добежал до худой израненой фигуры, распластавшейся у валуна. По обрывкам тельняшки понял, что перед ним свой. Дотронулся до худой шеи. Жилочка чуть билась под пальцами. Прапорщик дико заорал:

— Он живой! Санинструктор, мать твою за ногу! Быстрее!

Приподняв голову незнакомого парня, устроил ее на своих коленях, не обращая внимания на кровь и принялся торопливо бинтовать выдернутым из сумки санинструктора бинтом. И вдруг замер, глядя на грязные волосы. Посмотрел в молодое бледное лицо:

— Мужики, а ведь он седой…

Прапорщик думал, что крикнул эту фразу, но его хриплый шепот расслышал только санинструктор. Удивленно посмотрел на Верхоту, продолжая утягивать бинт на пояснице. Горестно произнес:

— Узнать бы, кто он, товарищ прапорщик! Ведь помрет и не узнаем. Его мамка всю жизнь маяться будет…

Верхота внимательно посмотрел на солдата:

— Дело так серьезно?

— Бок! Крови много потерял. Можем не довезти…

— Привести в себя сможешь?

— Попробую…

Санинструктор колол укол за уколом в вены и мышцы. Потом поднес к носу раненого парня нашатырь и тот открыл глаза. Они были синими, точно весеннее небо. Седина не вязалась с этими яркими глазами. Назар наклонился:

— Свои. Ты кто?

Березин почувствовал, как волосы, торчащие из–под бинта, треплет ветер. Облегченно вздохнув, улыбнулся и ответил:

— Алексей Березин. Десантник. Бежал из плена… — Уже теряя сознание прошептал: — Вольный ветер, я свободен…

Солдаты вернулись, пройдя трёхсотметровый участок обрыва. В ответ на вопросительный взгляд Верхоты, сержант Селезнев покачал головой:

— Все дохлые. Сам Халилов вон валяется! Крепко они хотели этого парня схватить. Видно много он им крови попортил. Вся банда здесь легла.

Никто из них не знал, что в ночь побега Алексей Березин убил единственного сына полевого командира. Именно по этой причине Умар Халилов лез напролом…

9 октября 2003 года