Мы встретились с ним в буфете гостиницы «Москва». Утром пришли оба позавтракать и… Приятно встретить земляка! Поздоровавшись, поинтересовались один у другого: зачем пожаловал в столицу? Он приехал на какое-то крупное совещание по промышленности, я — на очередной пленум Общества охраны природы.

«Природы»? — Он внимательно посмотрел на меня, подумал и спросил:

— А что, это действительно так серьезно?

Вот-те раз! Он не знает?!

Культурный человек, инженер, видный руководитель большого производственного объединения, и вообще во всех отношениях в высшей степени приятный, образованный товарищ, — и не знает того, о чем давно трубят газеты: что природа нуждается в защите и пересмотре устарелых взглядов на нее, как на неисчерпаемую кладовую всяческих богатств, что прошли те времена, когда можно было брать безоглядно, не заботясь ни о чем, что в нашей стране принят закон об охране природы, который так же необходимо выполнять, как любой другой закон.

Я попробую еще подробнее объяснить Вам, уважаемый собеседник.

Представьте, что металлурги на севере Урала спасают реку, чтобы не дать ей промерзнуть до дна, накачивают с помощью паровозов горячую воду под лед; в некоторых городах и рабочих поселках Челябинской области сокращают потребление воды; а в Свердловске заготавливают приказ — с наступлением теплых дней воспретить мытье улиц и поливку растений, все потому же, что из-за малоснежной, суровой зимы и неумеренной вырубки лесов в верховьях рек угрожающе понизился уровень воды в водохранилищах, — это серьезно или не серьезно?

В сухое лето 1975 года друзья природы повсеместно по Уралу вынуждены были устанавливать в лесах корыта с водой, и пугливые лани, олени, превозмогая осторожность, приходили и пили… — зверь и птица не находили влаги для поддержания жизни! Это тоже серьезно или не серьезно?

А в Невьянске болели коровы… Сперва не могли понять — отчего. После постепенно дознались — паслись буренушки-красавицы на лугу, обильно посыпанном летучими выбросами из труб старого цементного завода… Это серьезно?

Вспомнилась и белая пена на Каме, хлопья лигнина в районе бумажных комбинатов, плывущие по воде…

Или, может быть, все это недостаточно убедительно, будем ждать, когда островки неблагополучия сольются в один бедствующий материк… не поздно ли тогда будет?

А что твердят на всех языках ученые, социологи, журналисты, государственные и общественные деятели, — тоже не убеждает? Слыхали Вы слово «когай»? О том, в какую беду попали Токио, Венеция?.. О, продолжать можно долго!

Он меня поразил и, не скрою, открылся какой-то новой стороной. Подумалось: не оттого ль и река-страдалица в нашем городе до сих пор не получает должной помощи, хотя на сей счет есть специальное указание о долевом участии всех заинтересованных ведомств и предприятий…

Возможно, под охраной природы он понимал лишь обуздание браконьеров да уход за цветами на клумбах городских скверов. А если завод губит природу — озеро, реку, отравляет воздух, это не браконьерство? А ведь ему, как лицу, облеченному властью и ответственному за успешную работу целой группы предприятий, коммунисту, надлежало знать даже больше, чем прочим.

Впрочем, разве не пришлось однажды вести спор с директором крупнейшего трубопрокатного завода (не буду называть его имя, так же, как и моего собеседника в московской гостинице, люди-то ведь неплохие!), совершенно нелепый спор, особенно непонятный, если знать, что завод много сделал для сохранения реки Чусовой, — и вдруг после этого директор заявляет, что все это, в общем, «так, ни к чему». Может быть, нравится пребывать в блаженном неведении, чтобы лишний раз не волновать себя?

Долго будет помниться разговор на Сорском молибденовом комбинате, далеко от Урала, в горах Хакассии, где группа научных сотрудников Уральского государственного университета имени А. М. Горького проводила опыты по озеленению промышленных отвалов. Начальник технического отдела, — разбитной, энергичный, средних лет — деятельно помогал уральцам: давал транспорт, выделял рабочую силу. Он делал это по приказу директора, но ни у кого не возникало даже тени сомнения в том, что им руководит прежде всего собственная убежденность в необходимости и важности этой работы.

Истина вскрылась, когда мы вместе поехали посмотреть на результаты совместных усилий. И тут его внезапно прорвало: он заговорил с раздражением, даже с какой-то упрямой злостью, что вся эта затея — пытаться возрождать умершие земли — ненужная трата времени и средств, на просторах Сибири и Урала места много, хватит…

А ведь спроси: любите природу? Ответит без колебаний: люблю. Да есть ли хоть один, кто сказал бы «не люблю»? Не найдется ни единого во всем белом свете!