Дела с беременностью у Натальи протекали хорошо. Что ни год, то аборт. Бывало и по два, но это редко, разве что в високосный. А так как она была человеком свободным от трудов и прочих уз, то лихо поплёвывала на укоризны матери и пересуды соседей. Независимость требовала платы, поэтому периодическая скоблёжка её воспринималась как суровая необходимость. К тому же природа здоровьем не обидела, и в свои двадцать четыре Наталья выглядела кругом вполне прилично и постоянно чувствовала интерес со стороны мужиков.

Но как-то раз, в очередной раз представив для обозрения свою мохнатую дуру немолодой уже врачихе, она узнала, что абортирование ей в дальнейшем противопоказано по причине опасного истончения стенок матки и что для сохранения возможной репродуктивности необходимо поберечь себя и покончить с дикой любовью.

Это был удар значительно ниже пояса. Знакомые Натальины мужики не пользовались известными резиновыми изделиями, а о других способах предупреждения последствий любовных игрищ она имела весьма смутное представление. Вот тут и думай! Но замуж выходить желания не было, как, собственно, не было и предложений к этому.

Наталья, памятуя приговор врачихи, боязливо сносила условия монашеской жизни месяца два, но, когда полностью оклемалась и первый испуг прошёл, природа и привычка стали требовать своё, упорно подталкивая к знакомому соблазну.

Вот тут-то и попалась ей на глаза научная книжка про любительский секс для начинающих, в которой было много чего поучительного, а, зачастую, и неизвестного Наталье.

Сроду не дочитывала она книг до конца, но эту осилила и очень просветилась теоретически в вопросах, доступных ей ранее лишь на грубой практике. Многое узнала она о своём внутреннем устройстве не раз пользованного врачами органа, оказавшегося более сложным, чем у мужиков, хотя на взгляд и ощупь можно бы было предположить обратное. Даже кое-какие названия отложила в памяти и уже могла отличить кастрацию от мастурбации. Правда, последнее ей было известно под другим словом, и к действию этому она питала презрение, как вредному для здоровья, справедливо, на первый взгляд, полагая, что для развлечения есть мужик, которого использовать в своих целях всегда легко и просто. В этой же учёной книге онанизм, наоборот, не ругали, а даже иногда советовали, как средство разрядки, впавшим в одиночество особам…

А вот разрядиться-то, ох, как хотелось! И книга с научной точки зрения учила навыкам самообслуживания без нанесения вреда здоровью и психике. А тут ещё и сны – косяком голые мужики и в очередь.

Словом, как ни крепилась Наталья, но всё же решилась-таки поиграть сама с собой и посмотреть, что из этого получится. А вдруг и нормально? А вдруг, таким вот образом можно будет некоторое время перебиться? Ведь должны же эти стенки когда-нибудь нарасти и окрепнуть!

Мать как раз собиралась во вторую смену, как обычно перед уходом попилив дочь насчёт работы, но не так настырно как бывало, заметив затишье в Натальиной буйной жизни. Да и то – отец Натальи слинял, бог знает, в какую пятилетку, а ей что, одной горбатиться при здоровой нахлебнице? Давно пора доченьке приносить какую-нибудь, но регулярную зарплату. И так уже не первый год не слезают они с языков в своём городишке.

Дочь привычно, но без ругани, выслушала старую, а затем, закрыв за нею дверь, даже и на цепочку, зашла в свою комнату и присела на кровать, задумавшись – с чего начать? Но кроме голого, расплывчатого очертания мужика, в голову ничего не лезло. Наталья вздохнула, встав, задёрнула шторы на окне и пошла на кухню, вымыть на всякий случай руки, как того требовала книжная научная гигиена собственноручных половых отношений.

Покончив с туалетом, она вернулась в комнату и остановилась перед большим настенным зеркалом. Из его глубины на Наталью смотрела миловидная, но грустная женщина. Халатик скрадывал формы, поэтому она его скинула вместе с лифчиком, позволяя своему отражению предстать во всей натуральной красе.

Внимательно вглядываясь в зеркало, Наталья, чуть ли не впервые, стала придирчиво оценивать себя. И что же? В формах была зрелая приятная округлость, но без лишнего жирка, и талия эффектно выделялась за счёт тугой крутизны бёдер. Груди хоть и не стояли наивным торчком, но и не висели молочными полиэтиленовыми пакетами, а резво разбегались упругими даже на взгляд полушариями со светло-коричневыми фасолинами сосков на вершинах.

Наташа понравилась себе, но как-то по-новому, как бы со стороны оценив свою стать. Она повеселела и, ласкательно проведя руками по бёдрам и талии, подвела чашечки ладоней под груди, сонно-тёплые и бархатистые на ощупь. Слегка сжимая ладони, Наташа начала их гладить вкруговую, захватывая соски пальцами и мягко их сминая, а они в ответ твердели в приятной истоме. А внутри её зародился и медленно струился вниз по телу поток подступившего желания. И вслед за ним, правая рука Наташи, оставив на попечение левой обе груди, заскользила по животу, а достигнув бедра, замерла на шелковистой внутренней стороне его, лёгким перебором пальцев рождая зыбкую мелодию страсти во всём теле.

Наташа, переступив, стала пошире и, выгибаясь, взялась рукой через розовые трусики за свою, смело выпирающую сквозь ткань, непокорную нахалку. Женщина почти до боли сжала её по всей длине чувственных складок и, ощущая ладонью их горячую рельефность, стала двигать пальцами, ласково щекоча и поглаживая, а в ответ эти, жаждущие любовных прикосновений губы, оживая в первозданном инстинкте, рождали в груди новую, ещё более требовательную к первым робким ласкам, трепетную волну, которая понеслась жгучей пульсацией крови по всему телу, увлекая каждый нерв в круговорот чувственности и жажды пьянящего наслаждения телесным восторгом.

Теперь ткань уже мешала, и Наташа, скользнув рукой под резинку трусиков, сразу наткнулась на мягкие завитки волос, которые стала разглаживать, как бы причёсывая, как бы готовя свою невесту под очередной венец. И благодарное женское лоно, как розовый бутон под бережным солнцем, начало расцветать, влажно раскрываясь в готовности отдать свой сладостный нектар усердным в нежности медосборщикам. И пальцы, влекомые страстным плотским призывом, коснулись припухлых лепестков, и мягко скользили по ним вверх и вниз, заставляя тело Наташи напрячься ожиданием наплывающего оргазма.

Трусики становились всё большей помехой, да и стоя было не очень-то удобно отдаваться самой себе в полную сласть, поэтому женщина совершенно обнажилась и легла спиной на кровать, согнув в коленях и широко разведя ноги.

И вновь левая рука начала ласкать спелые груди, а правая уже уверенно и знакомо легла на чуткие створки Наташиной искусительницы. Пальцы женщины начали бережно массировать их, а средний, раздвигая внутренние лепестки, устремился вглубь раскрывшегося бутона и, скользя по его выступающему пестику, неумолимо приближал агонию желанной разрядки.

Наташи, слегка постанывая, закрыла глаза. А палец уже полностью проник внутрь лона, погружаясь по мокрой и ребристой стенке влагалища и касаясь клитора. И тогда, уже неосознанно, пришла в движение попка и начала свои привычные маховые движения, помогая руке, которая уже двумя пальцами вошла в послушно раздвинувшийся проём влагалища.

Рука и попка быстро согласовали свои движения, а пальцы с каждым новым погружением наполняли тело женщины чудным состоянием невесомости и полёта в сказочный мир земного блаженства. Но вот с последними, почти судорожными движениями тела, с невольным вскриком, рвущим пелену одиночества, наступил желанный, всепоглощающий миг счастливого освобождения от сконцентрированной плотью энергии и сладость умиротворённого расслаблением сознания.

Наталья медленно освободила руку из объятий своей утешительницы, ласково погладила её и, засыпая, подумала, что, в принципе, можно и без мужика. На первых порах.

Во сне она увидела Его, стоящего одиноко и грозно на фоне малинового рассвета. И, кажется, искусственного.