Мы приближались со скоростью 4,5 узла к городу моей мечты — Рио-де-Жанейро. Не только Остап Бендер вожделел его — каждый капитан лелеет надежду однажды зайти в этот сказочный порт.

Последние сутки держался устойчивый ветер от NE силой 2–3 балла, прогноз обещал подход холодного фронта с SW на следующий день. Пользуясь хорошей погодой, Гина испекла хлеб. Я съел для пробы краюшку и похвалил мою милую спутницу, выполняющую функции старпома, радиооператора (у нее есть сертификат), кока, пекаря, прачки, что не мешает ей оставаться любящей женой.

Ветер стих. Мы запустили двигатель. В четыре часа дня до Рио оставалось чуть меньше 30 миль. Абсолютный штиль зазеркалил поверхность океана, а на яхту вдруг опустилась туча насекомых: черных мошек, крылатых муравьев, всяческих мух, мотыльков, бабочек. Они густо облепили закрученный стаксель, от них посерела прежде белая палуба. Странно, но в открытую каюту не залетело ни одно насекомое, тогда как в кокпите приходилось защищаться от ползающих всюду непрошеных гостей. Нашему удивлению не было предела. Откуда они здесь, в 10 милях от берега? Что забыли в океане, вдали от цветущих лугов?

Спустя час, когда подул легкий бриз от SW, насекомые исчезли, «бросив» на палубе сотни трупов бедняг, не переживших морского путешествия. Прямо по курсу показалась высокая туча, похожая на шапку. Из нее в наступающих сумерках зловеще блеснула молния, и по яхте ударил шквал, вынудивший застонать рангоут и такелаж. Море мгновенно покрылось крутыми волнами, мелкими и злыми. Туча медленно двигалась нам навстречу, закрывая всю западную часть горизонта. Там время от времени сверкали молнии и раздавались раскаты грома. Через несколько минут ветер в 6–7 баллов сбил нашу скорость до нуля. Бразильские синоптики ошиблись ровно на сутки.

Штормовать вблизи берега, пусть даже рядом с желанным Рио, было бы невеселым занятием, и мы легли на обратный курс. В 35 милях находился мыс Кабо-Фрио. Мы решили укрыться за ним, раскрутили стаксель на одну треть, и этого было достаточно, чтобы мчаться туда со скоростью 6–7 узлов. В час ночи, усталые, мы отдали якорь в хорошо защищенной от ветра бухте.

Впервые ее описал Америго Веспуччи еще в 1503 году. Долгое время эта удобная, скрытая со стороны моря бухта была прибежищем пиратов. Но известность она получила после того, как в 1830 году там утонул английский фрегат «Thetis», что на древнегреческом значит Фетида — нимфа, мать Ахилла. Это на ее свадьбе неприглашенная туда богиня раздора Эрида подбросила «яблоко раздора» — золотое яблоко с надписью «Прекраснейшей». Афродита, получившая этот приз, помогла Парису — арбитру — похитить красавицу Елену, жену спартанского царя. И началась Троянская война.

Держа путь в Англию, 46-пушечный фрегат с 300 членами команды пришел сюда из Тихого океана. На борту его был необычный груз — золото и серебро стоимостью 810 тысяч долларов. Утонул фрегат на глубине 18 метров, погибло 28 моряков.

Вскоре в бухту зашла английская шхуна. Капитан ее получил разрешение от бразильских властей на подъем груза. Поставили пневматическую помпу, и через год было поднято 300 тысяч долларов. После смены экипажа и капитана продолжили работу и в итоге достали со дна 94 % всего груза. Позже местные рыбаки и водолазы пытались разыскать в глубинах оставшиеся 40 тысяч долларов. Не знаю, сколько там осталось на сегодня.

Ветер затих только через 3 дня, и мы вновь отправились к городу своей мечты.

Вторая встреча с холодным фронтом произошла несколькими месяцами позже, недалеко от берегов Уругвая. Это был настоящий «памперо». О его приближении предвестило еще и появление на юго-западе облаков своеобразной формы. Я полистал несколько книг по метеорологии, порыскал в Интернете, но не нашел описания подобной «сигары». Личный (немалый) капитанский опыт никогда не дарил мне встреч с таким явлением. Правда, признаюсь, что работая в 1986–1990 гг. на «Супер-Атлантике» в так называемой аргентинской зоне, мы мало обращали внимания на форму облаков. На яхте становишься более чутким и подмечаешь многие явления, о которых даже не задумываешься, находясь на крупном судне.

При плавании вдоль побережья Южной Америки мы выработали тактику: не делать длинных переходов и всячески избегать штормов. Ни в коем случае не претендуем здесь на оригинальность. Три года назад, когда мы с Гиной были еще неопытными яхтсменами, нам посчастливилось встретиться с английской яхтой «Barbarossa», совершившей в течение 5 лет кругосветное плавание. Робин, капитан и глава семейства, сказал, что они ни разу не попадали в шторм. Переходы через океан всегда планировали в благоприятный сезон, а при прибрежном плавании внимательно следили за прогнозом погоды. Мне запомнился этот разговор. Избегать штормов стало нашим золотым правилом. Любой шторм — это риск, особенно для маленькой яхты. А мы не буревестники, хотя оба знаем и часто декламируем: «Над седой равниной моря ветер тучи собирает…»

Простояв месяц в порту Кабедело на самом северо-восточном «углу» Бразилии, мы неспешно двинулись к Патагонии, делая переходы по 60–80 миль между портами в светлое время суток. Экваториальная и тропическая зоны баловали легкими бризами, но едва мы приблизились к Южному тропику, карты погоды стали показывать подход холодных фронтов с сильными юго-западными ветрами. Эти фронты накатывались с регулярностью примерно раз в неделю, поэтому мы анализировали прогнозы и, как только задувал ветер от северо-востока (обычно через день-два после прохождения фронта), снимались с якоря и делали переход до следующего порта-убежища.

Во Флорианополис на остров Санта-Катарина мы прибыли под вечер. Прошли под двумя мостами, соединяющими остров с материком, и стали на якорь в южном канале недалеко от яхт-клуба. Наши соседи — французская пара с катамарана «Hinano» — пригласили нас к себе на борт. За разговором нас посвятили в некоторые особенности здешней стоянки и сказали, указывая на бразильскую яхту с черным корпусом: «Наблюдайте за ней. Как только она снимется с якоря, задует ветер с юга. Нужно переходить в укрытие к северу от мостов». И вправду, вскоре мы увидели, как на черной яхте пожилой мужчина начал выбирать якорь. Недолго думая, мы сделали то же. И вовремя. Под мостами нам опять встретилась туча насекомых — как тогда, в Рио-де-Жанейро. Став на швартовный буй в марине, мы переждали юго-западный ветер силой 7–8 баллов.

Через три дня мы вновь направились к мостам, проложив курс на юг к порту Рио-Гранде. Северный ветер наполнял паруса, и мы даже не включали мотор. Вдруг перед самым мостом нам наперерез бросился военный катер, сигналя остановиться. Мы с Гиной почувствовали некоторый дискомфорт. Дело в том, что наш отход из Бразилии был оформлен еще месяц назад и теоретически мы находились уже на нелегальном положении. Катер приблизился. Мы смотрели на лица моряков, силясь понять, что нас ожидает. «Проход под мостом закрыт на несколько дней», — сообщили с катера. Только тогда мы разглядели свисающую почти до воды гирлянду толстого электрокабеля. Оказывается, из-за случившейся два дня назад аварии здесь «бросили» временный кабель. Печаль по поводу крюка в лишние 40 миль для обхода острова с севера скрасилась радостью от несостоявшейся проверки документов…

Рассматривая атлантическое побережье на карте Южной Америки, можно найти минимум три Рио-Гранде (Большая река). Они расположились на северо-востоке и юге Бразилии и на юге Аргентины. Трудно назвать эти реки большими, но первооткрывателям, дававшим названия, они, видимо, такими казались. От южного Рио-Гранде Бразилии до самого Уругвая на 200 миль тянется великолепный пляж без единой бухты-укрытия. Порт оборудован в проливе, соединяющем океан и обширную лагуну. Этот пролив и был однажды принят за «Большую реку».

Заходить в новый порт лучше днем. Поэтому, подойдя к нему ночью, мы легли в дрейф неподалеку от северного мола, в стороне от входного фарватера. Как только забрезжил рассвет, мы вышли в фарватер в кабельтове от ворот, легли курсом на вход и… встали. Двигатель молотил на полных оборотах, но без толку: скорость встречного течения была равна скорости яхты. Лоция подтвердила: «Скорость отливного течения может достигать здесь 5 узлов, приливного — 3». Мы «стояли» уже минут 20, наступило время малой воды, а ситуация оставалась прежней. Бывает, что приливное течение меняется часа через два после наступления малой или полной воды. Мы решили не терзаться и отдали якорь, надеясь в скором времени продолжить путь. Вода неслась мимо так стремительно, что натянутая струной якорная цепь «пела». Мы спустились в каюту выпить чаю. «Дождемся, дождемся! Лоция гарантирует», — пошутил я, успокаивая Гину. Но в душе росло беспокойство. Почему скорость течения не падает?

Часа три спустя стало ясно: что-то неладно. Мы связались с лоцманской станцией. Лоцман на хорошем английском прояснил ситуацию. Оказывается, ветер от NE дул почти неделю, нагнал в лагуну много воды, и как только он затих, вода пошла в океан. Это «излияние» могло продолжаться несколько дней.

Приняв от лоцмана прогноз погоды — умеренный ветер от NE на ближайшие 48 часов — снялись с якоря и пошли в Ла-Палома. Этот прогноз немного отличался от полученного ранее, обещавшего подход холодного фронта уже через сутки. Но прогноз и есть прогноз. До порта было полтора суток хода. «Успеем», — подумали мы. Полные паруса несли нас на юг, а если скорость падала до 4 узлов, мы включали мотор. Спешили. Надеялись.

Запись в бортовом журнале: «9.11.2003 г.

08.00. Маловетрие от SE. Небо затянуто серой пеленой облаков, через которую пробивается солнце. Идем под двигателем. Скорость 5 узл.

10.00. Вошли в зону очень теплого воздуха. Вокруг много бабочек, мух, мошек.

11.35. На южной части горизонта появилось сигарообразное облако. Ветер стал усиливаться от южных румбов.

12.00. ВетерSW5-6 баллов. Убрали грот. Поставили штормовой трисель…»

До порта Ла-Палома было 70 миль и «памперо» навстречу. «Попробуем опять убежать от шторма», — решили мы и развернулись. При таком ветре можно было зайти в Рио-Гранде. Через сутки мы действительно стояли там, чуть опередив жестокий шторм, который подошел вслед за нами и на двое суток остановил жизнь в порту.

Этот случай помог нам понять феномен с насекомыми. Холодный фронт гонит впереди себя вал теплого воздуха, достигающий 10 километров в глубину. Проходя через пампасы, эта волна подхватывает насекомых и несет их в северо-восточном направлении, к океану. Теперь мы знаем: маловетрие и мириады букашек — верный признак приближения «памперо». Наверняка это явление наблюдали многие мореплаватели, но ни у Фицроя, ни у других авторов я не встретил его описания.

Советская лоция (наши друзья снабдили нас ими), описывая этот район, предупреждает о так называемом ветре «карпентеро», дующем иногда от SE несколько дней силой до 10 баллов. Поначалу я не придал значения этому странному названию, что в переводе обозначает «плотник». Необычно обаятельный человек Lauro Barcellos, директор океанографического музея в Рио-Гранде, у причала которого мы простояли две недели, рассказал историю этого названия.

В старые «парусные» (безмоторные, значит) времена корабли, попавшие в шторм от SE, часто становились его жертвами и выбрасывались на песчаный берег. Как только жители ближайших селений видели «naufrago» (португ. — корабль, потерпевший крушение), они сообщали об этом плотникам, и те на лошадях, запряженных в телеги, мчались к кораблю. Говорят, что в считанные часы от судна оставался только киль, вся ценная древесина (а корабли строились из дорогих пород) была «демонтирована», нагружена на подводы и увезена. Плотники — «карпентеры» снова ждали ветра от SE и новых досок.

В одном антикварном магазине в Рио-Гранде хозяин, показывая темный старинный стол, сказал: «Naufrago».

Снова движемся на юг… Порт Ла-Палома был почти на траверзе правого борта. Но мы шли дальше, к Пунта-дель-Эсте, куда надеялись подойти утром. В полночь, заступив на вахту, я включил NAVTEX. В Бразилии эта система отсутствует, в радиосправочниках Уругвай в этой системе не фигурирует. Я тешил себя надеждой, что ночью, возможно, пройдет сигнал от аргентинских станций. Наш «Виктор Павлович» (так мы любовно называем wind-pilot) держал курс хорошо. Я внимательно осмотрел горизонт и спустился в каюту. К моему удивлению, на экране приемника появилось текстовое сообщение. «Radio La Paloma. Gale Warning…» Штормовое предупреждение.

Ветер стих. Накатила волна теплого воздуха. Мы, правда, не видели насекомых — «на дворе» ночь, но поняли: скоро заштормит. Не раздумывая, запустили двигатель и изменили курс в сторону недавно «проплывшего» мимо порта. На руле на этот раз стоял «Антон Павлович» — электрический autopilot. По курсу на западе все чаще вспыхивали далекие молнии. Глубокой ночью мы стали на швартовый буй в порту, а спустя полтора часа «памперо» свистел в 8–9 баллов. К счастью, недолго. К утру было тихо и ясно.

Через два дня в порт зашла 40-футовая бельгийская яхта «Parana». Во время наших плаваний мы отметили хорошую традицию: вновь прибывших в порт яхтенных людей приглашают к себе в гости «старожилы», те, кто уже стоит в гавани. Мы пили чай в кокпите и рассказывали о наших приключениях. Марсело, крепко сбитый бельгийский шкипер, выслушав, как мы убегали от «памперо», сказал:

— Шторм — это не страшно. Мы обычно ставим маленький стаксель, закрепляем руль «на ветер» и ложимся спать.

— И как долго вы спите?

— Пока шторм не кончится.

Мы с Гиной переглянулись — не для нас эта практика. Не только потому, что наша яхта меньше, — штормовое море в любой момент может преподнести сюрприз.

Двумя неделями позже на траверзе Ла-Палома в шторм попали четыре яхты. Почти все они ожидали встречи со штормом, поскольку шли из Флорианаполиса в Уругвай, а это шесть суток плавания. Хорошая погода здесь держится обычно не более четырех суток (периодичность прохождения холодных фронтов, в среднем, одна неделя). Шторм был сильным, до 10 баллов. Все яхты выбрали тактику штормования дрейфом, под минимумом парусов. Находясь далеко от берега, они не рисковали приблизиться к нему на критическое расстояние. Сперва штормование шло нормально, но как только ветер изменил направление с NE на SW, начался настоящий ад. Океан стал огромным кипящим котлом. Регулярное волнение сменилось хаосом; волны с крутым гребнем били в корпус так сильно, что, казалось, еще один удар, и судно разлетится в щепки. Яхты ложились практически на борт, и людям в каютах оставалось только уповать, что лодки не опрокинутся…

С новозеландской 13-метровой стальной длиннокилевой яхтой «Jackanory» эта беда произошла. Нетрудно представить, что чувствуют люди в закрытой каюте, когда киль оказывается вверху, вещи, приборы, книги летят, гаснет свет и не знаешь, что тебя ждет. Мгновения ощущаешь, как вечность… Яхта сделала оборот 360° и снова стала на киль. Броски с борта на борт продолжались, волнам и ветру было безразлично, что она сделала оверкиль. К счастью, паруса были убраны, мачта не сломалась. Яхта добралась до порта Пириаполис. Ее подняли на берег, и на релинге появился щит: «Продается…» Хозяева улетели домой. Судя по всему, желание продолжать плавание у них пропало. А ведь владелец — опытный яхтсмен, не раз штормовавший в Тасмановом море.

Не хочет больше плавать и Жанин с южно-африканской яхты «Amadeus». «Я просто боюсь. Это был такой ужасный шторм, это было так страшно», — рассказывала она, сидя у нас в каюте со своим мужем Руди, который добавил: «Мы 7 раз пересекали Атлантику, но впервые попали в такое кошмарное волнение. В эфире на 16 канале находящаяся севернее бразильская яхта кричала: „Мэйдэй! Мэйдэй!" Она опрокинулась и потеряла мачту. Позже мы узнали, что бразильцы все-таки добрались до порта Рио-Гранде…»

Яхту «Talassa II» мы встретили в Буэнос-Айресе через две недели после шторма. Наши знакомые Марк и Рут, голландские журналисты, смотрели на нас как бы извиняясь, демонстрируя полученные в шторм «увечья». Стальной «дог-хаус» (полурубка) вырвало по сварке с левого борта, стойки релингов погнуты, повреждены якорная лебедка и массивный wind-pilot. «Удар был такой, как будто на нас обрушилась волна из бетона. Вода через разбитые иллюминаторы залила каюту, и нам казалось, что опрокидываемся». Рут обвела взглядом свою большую 15-метровую стальную яхту, а мы с Гиной подумали: «Что осталось бы от нашей яхты, которая почти вдвое меньше? Лучше все-таки избегать штормов».

«Старайтесь не быть долго в штормовом море, особенно если в экипаже только два человека; вы быстро устанете и не сможете все время управлять яхтой», — говорит капитан «Jackanory» Майк Неш.

«Старайтесь избегать штормов», — советуем мы.

* * *

Яхту «Amadeus» подняли на берег, и она простояла там больше года. Время постепенно сгладило остроту воспоминаний о тех днях, и владелец и капитан яхты Руди попросил своего друга помочь перегнать лодку в Кейптаун.

Стоял апрель. По мнению большинства яхтсменов, знающих эти края, — не самый удачный месяц для пересечения Атлантики. Куда лучше летний для этих широт декабрь. Правда, на практике Атлантика бывает непредсказуема. К примеру, наши английские друзья Патрисия и Кэн, путешествующие на 50-футовой яхте «Novena», как раз в декабре во время шторма потеряли парус, а на седьмой день тяжелого перехода лишились авторулевого, что сильно осложнило плавание, заставив непрерывно работать у штурвала. Переход через Атлантику занял 33 дня, из которых большая часть были штормовыми. «На дольше нас не хватило бы», — сказала Патрисия.

«Amadeus» готовили к плаванию основательно. Руди уже 7 раз без каких-либо проблем пересекал океан. Он надеялся, что и сейчас будет так же. Дождавшись хорошего прогноза, обещавшего в ближайшие 5 дней умеренный юго-западный ветер, мореплаватели подняли паруса и взяли курс в океан. По дуге большого круга от Пириаполиса (Уругвай) до Кейптауна 3550 миль. При средней скорости 6 узлов плавание должно было занять 25 суток.

На десятый день ветер зашел на юг и усилился до 8 баллов. Двое суток Руди и Жанин шли под штормовым стакселем. Это были нелегкие часы, и яхтсмены здорово обрадовались, когда погода позволила вновь поднять основные паруса. Яхта, ведомая авторулевым, уверенно держала курс, и экипаж мог отдохнуть и немного расслабиться. Увы, эта радость была недолгой. Очередной шторм оказался силой 10–11 баллов по шкале Бофорта, но ветер держался западных направлений. С этим попутным ветром яхта мчалась под голым рангоутом: когда она «слетала» с очередного гребня, лаг показывал 15–18 узлов. Это было очень опасно, и с кормы в море выпустили капроновый конец длиной 200 метров и диаметром 22 миллиметра с привязанным к нему якорем массой 10 килограммов. Якорь несся за яхтой у самой поверхности, и когда за кормой вздымался очередной гребень, его было видно.

Вытравив трос, яхтсмены поступили в соответствии с рекомендациями по штормованию. Эта мера уменьшает рыскание лодки и снижает скорость при движении с попутным штормом. В то же время… Один из величайших яхтсменов француз Бернар Муатесье, используя этот метод во время шторма в Южном океане (5 тросов общей длиной 270 метров, груз 100 килограммов), несколько раз был на грани переворота своей яхты «Joshua» через нос. Лишь после того, как Муатесье отрезал канаты, положение улучшилось. Яхта летела без парусов по волне, требуя очень внимательного управления, чтобы не подставить борт под обрушивающийся гребень. Опрокидывание через нос («pitchpole») куда более редкое явление, чем переворот через борт, особенно для однокорпусных яхт. Но это случается. Когда шальная волна подбрасывает корму, а нос зарывается в воду, на яхту воздействует пара сил, торможение носа вызывает эффект «подсечки», и яхта переворачивается. Переворот через нос происходит на склоне одной волны, в более частом перевороте через борт обычно повинны две волны: первая разворачивает яхту лагом, следующая (если лодку не удалось повернуть к ней кормой) «добивает» ее.

Опрокидывание практически всегда происходит неожиданно. Вот и в описываемом случае крутая волна вдруг ударила «Amadeus» в левую скулу, развернув яхту лагом, а следующей волной ее перевернуло через борт на 360°. По рассказам Руди, все длилось несколько секунд, но этого оказалось достаточно, чтобы в каюту набралось воды на полметра. Мачта сломалась в двух местах и билась в воде о корпус. Паники не возникло, ей не было места в череде срочных мер и неотложных дел. Ножницами-резаками обрубили такелаж, чтобы освободиться от мачты. Яхту осмотрели, констатируя полученные повреждения. Кормовая арка из нержавеющих труб, на которой крепилось электронное оборудование, была погнута, приборы выведены из строя. Руль также оказался поврежден. Однако самым опасным было поступление воды в корпус. Щель образовалась в машинном отделении, вода сочилась еще откуда-то, но это место найти так и не удалось. К счастью, помпы работали, и воду удавалось откачивать. На второй день яхтсмены установили гик в качестве аварийной мачты и закрепили на нем радиолокационный отражатель, изготовленный из консервных банок. Электричества не было, по ночам мучил холод.

На четвертый день после аварии Руди заметил судно, идущее в их сторону. Благодаря уцелевшей УКВ-радиостанции ему удалось послать в эфир «Мэйдэй». Греческий транспорт, следовавший в Аргентину, приблизился к яхте уже в темноте.

«До последней минуты, — рассказывает Руди, — я отказывался верить, что построенный мною „Amadeus“, на котором мы с женой провели столько счастливых лет, погибнет. Когда уже на борту судна я услышал треск ударившейся о стальной корпус „грека“ яхты, у меня не оставалось сил оглянуться. Я только произнес: «Прощай, „Amadeus“!»