Каджи с Лекс негромко, но уверенно постучались в закрытую дверь, да только она и не подумала открываться. Зато сам Верд-Бизар, лично, нарисовался позади них, неслышно возникнув прямо из воздуха.

Борода Этерника была всколочена, седые волосы до плеч, перехваченные на лбу тонким, тускло поблескивающим металлическим обручем, растрепались. Мантия руководителя школы, застегнутая серебряной брошкой в виде жука-богомола жадно вцепившегося в крупный сапфир, сбилась набок и оказалась насквозь промокшей. А высокие изящные сапоги из мягкой замши, еще недавно бывшие светло-серыми, теперь изукрасились большими ляпушками свежей бурой грязи с живописно прилипшей к ним опавшей листвой.

Сам директор выглядел чуточку уставшим, в меру озабоченным, непривычно возбужденным, но в то же самое время он оставался безмерно жизнерадостным. И его молодые, так не сочетающиеся со всем остальным обликом, карие глаза задорно искрились весельем, будто Этерник только что смог переспорить компанию, состоящую их твердолобого глуповатого эльфа, трезвого, а потому хмурого гнома с всемирной энциклопедией подмышкой и нахального, заносчиво-высокомерного орка, доходчиво доказав им на пальцах теорию, по которой именно они все являются младшей ветвью разумных существ. Да и вообще, их существование — лишь плод фантазии маглов, в отличие от, скажем, волшебников, которым вся эта колоритная компашка, вместе связанная, и в подметки не годится.

— Ага, — оживленно воскликнул Верд-Бизар, с довольным видом потирая озябшие ладони, — я вовремя появился. Надеюсь, что не заставил вас долго ждать, детки? Кстати, прекрасно выглядишь, Лекс. Может быть, мне тоже стоит закрасить свои седины, чтобы не смотреться среди учеников настолько уж старым? А что, это хорошая идея! — тут же воодушевился он. — Я так думаю, что кучка сиреневых косичек мне была бы определенно к лицу. А сверху раскидистый светло-бирюзовый ирокез. Вот только что с бородой в таком случае делать? Седой же не оставишь, весь имидж испортит? Где-то у меня краска завалялась, если не изменяет память, то темно-красная с примесью фосфора, чтоб светилась в темноте. У выпускников с Даркхола конфисковал в позапрошлом году. Они собирались измазаться ей сами, натереть морды мантикор около Большого зала и прикинуться перед торжественным ужином в честь успешно сданных экзаменов чуточку мертвыми, будто зверюшки их жестоко покусали. А тут, глядишь, она мне самому пригодится. Заманчиво, нужно будет основательно подумать над этим вопросом. Ваше мнение, ребята?

Директор помассировал подбородок, хитро прищурившись, и окончательно растрепал и без того всколоченную бороду. Каджи не нашелся, что ответить на подобный бред, изумленно хлопая ресницами. Зато близняшка расплылась в очаровательной улыбке во весь рот, оттопырив вверх большой палец на сжатом кулаке, дескать, шик и блеск, директор, я всецело за эту великолепную идею. Мы с вами на пару зададим жару в Хилкровсе и откроем новый стиль в колдовской моде.

— Да нет, ждать не пришлось. Мы только что пришли, а насчет имиджа — вам виднее, — обретя наконец дар речи, недоуменно пожал плечами Гоша, крайне удивленный тоном Этерника. Неужели перед тем как задать взбучку, обязательно нужно дружески пообщаться? Негласный ритуал что ли такой в школе имеется?

— А вот я полностью вас поддерживаю! Время застоя кануло в лету, даешь перестройку и гласность! Это будет что-то с чем-то! Но как вот только у вас, директор, так незаметно появляться получается, интересно? — не вытерпела шибко любопытная и непосредственная Янка, которой, по всей видимости, абсолютно все авторитеты и рамки приличия были ростом по пояс. — Ведь, насколько я знаю, в школе же стоят блокираторы трансгрессии, чтобы в Хилкровс без спросу не лезли все кому не лень. Не понимаю.

— Да? А я и не знал об их существовании, — неподдельно удивился Верд-Бизар и, слегка приобняв девчонку за плечи, распахнул приглашающим мановением руки двери в кабинет. — Милости прошу в мою скромную обитель. А ты, Гоша, пока поскучай один. Мне нужно с вами по отдельности побеседовать.

Этерник, ласково придерживая, повел близняшку к двум креслам с высокими спинками, расположившимися около оживленно потрескивающего камина, продолжая на ходу изумляться открывшейся ему в Хилкровсе на старости лет новостью про блокираторы перемещений.

— А я-то, старый лопух, все поражался, почему никто не желает трансгрессировать, а предпочитают пользоваться каминами, зеркалами, а то и вообще обычным транспортом. Как будто на метле или ковре-самолете удобнее летать? Это ж сколько посетители времени даром теряют, вместо того, чтобы просто переместиться из одного места в другое! Ученикам вообще приходится полдня в поезде трястись, пока доберутся до школы. Правда, насколько я знаю, вам это только в радость: вы там отрываетесь по полной программе. — Верд-Бизар снял промокшую мантию и небрежно зашвырнул ее в угол, решив оставить стирку и глажку до лучших времен. — Камины ведь тоже только с согласия принимающей стороны можно использовать. Да и с зеркалами дело не лучше обстоит, если они не общественного пользования. Морока, да и только! А тут вона где собака порылась, оказывается. Век живи — век учись, а все одно бестолку, завтра опять какая-нибудь загадка найдется. А насчет того, что у меня получается перемещаться на территории школы с помощью трансгрессии, Яна, так это объясняется предельно просто. Все дело в том…

Двери мягко затворились, и секрет директора так и остался для Каджи тайной за семью печатями с десятком подписей и грифом «для служебного пользования». Он же не Янка и не станет приставать к Верд-Бизару с неуместными вопросами, которые его вовсе не касаются.

Скучать в одиночестве пришлось долго. Битых полчаса парнишка топтался на маленькой площадке перед кабинетом, совершенно не зная, чем себя занять. И на стенах даже ни одного, самого завалящего портрета не нашлось, с которым можно было бы скоротать время в непринужденной беседе. Одни только пейзажи да натюрморты. Красивые, конечно, ничего не скажешь. Но абсолютно безмолвные.

Единственным недолгим развлечением оказалась перемена между уроками. Над замком пронеслись звонкие удары колокола, освободившие студентов на краткое время от необходимости натужно ломать головы над извечной проблемой: как бы отмазаться поправдивее от сдачи домашнего задания, к которому даже и не приступали, весь вечер угробив, например, на изучение брошюры «113 надежных способов обольщения представителей противоположного пола» с последующей тут же практикой. И тотчас после звона с нижних этажей донесся разноголосый шум и гам. Вот Гоша и развлекался тем, что пытался разобрать в этом хаосе хотя бы отдельные слова, облокотившись на перила и заглядывая вниз винтовой лестницы. Но, несмотря на приличную громкость, отчетливо слышались только бессмысленные крики и дикий визг девчонок, которых опять чем-то напугали. А Янка все не появлялась из кабинета директора, и парнишка решил для себя с неведомо откуда появившейся злостью, что они там, похоже, чаи гоняют с жалобно пищащими при каждом укусе пряниками, непринужденно обсуждая и подбирая нужный колер для волос Верд-Бизара, а он тут в это время…

Да вот только парнишка ошибся, чаями даже и не пахло. Дверь быстро распахнулась, и из кабинета порывисто выскочила близняшка. Щеки у девчонки окрасились буйным румянцем, аккуратная до этого прическа взъерошилась, став похожей на воронье гнездо, словно близняшка в задумчивости рук не покладала, теребя и лохматя волосы. Но больше всего Каджи поразили Янкины глаза, оказавшиеся на мокром месте, того и гляди, из них обильно покатятся крупные горошины слез.

Девчонка коротко зыркнула на парнишку, чуть прищурившись и с непонятной ему обидой. А затем она попыталась стремительно проскочить мимо и исчезнуть на винтовой лестнице. Но Гоша успел схватить ее за кисть руки и поинтересоваться:

— Янка, что случилось-то?

— Надо ж, заметил, — угрюмо удивилась близняшка. — В кои-то веки внимание соизволил обратить. Спасибушки огромадное! Вот только лучше бы ты, Каджи…, - она не договорила, что по ее мнению было бы лучше, махнула одной рукой, другую со злостью вырвала из Гошиной ладони, буркнув на прощание: — Ничего не случилось. Иди к директору, он ждет.

И Янка стремглав исчезла на винтовой лестнице, продолжая бегом спускаться вниз, подобно вечно спешащим невесть куда эмансипированным москвичкам, не удовлетворившись движением самого волшебного эскалатора. Только ведь зря старалась девчонка, вчерашний день таким образом все равно не догнать. А парнишка направился в кабинет, проводив подругу растерянным взглядом.

Внутри мало что изменилось после последнего посещения, когда они с Гордием в прошлом году оправдывались здесь перед педсоветом за драку, в которой их почти уличили из-за наличия характерных отметин на личиках учеников. Но так как с поличным ребят тогда не поймали, они врали напропалую и строили из себя крайне тупых дурачков, что в результате их и спасло от исключения из школы. И даже примирило на непродолжительное время.

Портреты былых руководителей школы по-прежнему висели на стенах, только смотрели они сейчас на Каджи строго и неприветливо, будто на личного кровного врага. На книжных полках, как и всегда, толпились, тесно прижавшись друг к другу обложками, старинные фолианты по различным дисциплинам магии. И наверняка среди них попадались настолько редкие экземпляры, что у многих профессионалов дух бы захватило от радости, окажись они у них в руках. Что уж говорить про такого любителя почитать, как Гоша, особенно если книга запретная, сладкая, как и все подобные плоды, манящая в таинственное и неведомое. Но ему можно было только мечтать об обладании ими, да и то несбыточно.

Рядом с книгами, на нижних полках стеллажа громоздились, лежали, топорщились, валялись и возвышались таинственные магические приспособления: замысловатые, простенькие с виду, сумасшедшие по дизайну, — разные. Большой письменный стол Верд-Бизара оказался привычно заваленным свитками пергамента, раскрытыми книгами и древними ветхими манускриптами, исписанными загадочными закорючками, совершенно не похожими ни на руны, ни на иероглифы, ни на буквы. Скорее они напоминали мальчику дикую смесь азбуки Морзе, арабской вязи и примитивных рисунков пещерных неандертальцев.

Почтовый орел Этерника беззастенчиво дрых, вцепившись в шест насеста крупными острыми когтями и периодически кивая вниз мощным изогнутым клювом. Каджи даже слегка испугался за птичку, что она сейчас навернется с высоты, и полетят куда перья, куда когти, куда клюв. Но в самый последний момент орел успевал вернуться в первоначальное положение, правда, так и не открывая глаз и полностью игнорируя присутствие хозяина и посетителей.

А ручная мантикора директора по имени Кеша, напротив, вольготно развалилась посреди кабинета так, что ни обойти, ни объехать. И она (а может, он?) усердно приводила себя в порядок, вылизывая лапу и тут же намывая ею мордочку. Хотя, какая уж там мордочка, по правде говоря? Ряха у мантикоры была будь здоров! Захочешь — не промажешь. Если она тебя раньше своим скорпионьим жалом, что заменяет ей хвост, к полу не пригвоздит.

Деваться парнишке было некуда, и он, собравшись с духом, осторожно попытался перешагнуть через милую домашнюю зверюшку Верд-Бизара. Но Кешке стало скучно, после того как закончилось умывание, и она (все же мы будем придерживаться версии, что мантикора — это она по определению, несмотря на данное ей директором имя), игриво перевернувшись на спину, словно громадный котенок, сграбастала своими лапищами Гошину ногу, надежно обхватив, так что при всем желании не вырвешься. А потом киска шутливо попробовала ее же укусить скромными зубками, каждый из которых оказался в длину ничуть не меньше указательного пальца мальчика. Но что-то зверюшке не понравилось в этой игре. Она недовольно фыркнула, тряхнув львиной гривой, и скачками умчалась по маленькой неприметной лесенке на второй этаж, попутно от переизбытка стартовой энергии сграбастав в кучу ковер, на котором только что лежала.

— Шельма бестолковая! Все бы ей только играться, — ворчливо, но с усмешкой пробормотал Этерник, обнаружившийся в одном из кресел. — Проходи, Гоша, присаживайся. Чувствуй себя как дома, но на прописку даже не надейся. Мне и одному здесь совсем неплохо живется. Да и жилплощадь не позволяет квартирантов пускать. Всего-то три этажа: кабинет, спальня и спортзал. Ну там, балкон, лоджия, кладовка, погреб, туалет, ванная, бассейн — они мелочь, не в счет. Скромно живу: в тесноте, да не в обиде.

Каджи, которому и в своей комнате в Башне Грифонов нехило спалось, напрашиваться на постой к директору не стал, проигнорировав его шутливый тон. Парнишка опустился в мягкое комфортное кресло, оставаясь впрочем, серьезным, сосредоточенным и даже, можно сказать, хмурым. И он стал ждать, когда Верд-Бизар приступит к главному, к тому, из-за чего и сорвал их с Янкой с важного урока. Ведь он позвал их вовсе не для того, чтобы продемонстрировать ребятам наличие у себя юмора, пусть и плосковатого на взгляд Каджи. То, что у Этерника еще есть порох в пороховницах — общеизвестно.

А директор не торопился начинать серьезный разговор. Он достал из кармана причудливо изогнутую трубку, кисет, расшитый бисером и блестками, принявшись колдовать над ними. Затем Верд-Бизар долго и упорно пытался раскурить ее, непринужденно добыв огонь из кончика указательного пальца. Но похоже, что содержимое кисета успело отсыреть вместе с мантией, упорно не желая разгораться. После нескольких минут мучений Этерник все же победил, добившись желаемого. По кабинету медленно, но уверенно поплыл седоватый дымок, ароматно пахнущий вишней. И лишь затем директор слегка повернулся к ученику, устраиваясь в кресле поудобнее и вытянув ноги к пылающему камину, уже без грязных сапогов, а обутые в простенькие мягкие шлепки.

— Никак не могу бросить эту вредную привычку, — Верд-Бизар глубоко затянулся и выпустил наружу клубы сладковатого дымка, тут же принявшие форму серошубого зайца и стремительно помчавшиеся вкруговую по комнате. — От табака сумел отказаться, а все одно нашел ему замену из трав. Когда все тихо и спокойно, то вроде бы и не тянет курить. Но когда волнуюсь или нервничаю, руки сами за кисетом тянутся. — Он хмыкнул неопределенно. — А когда у нас в Хилкровсе было тихо и спокойно? Что-то не припомню со своим склерозом. Вот ты, Гоша, ничего мне не хочешь рассказать, пока у нас есть немного времени для непринужденной дружеской болтовни?

Каджи невольно вздрогнул от неожиданного перехода Этерником с шуточек к причине вызова. А тот смотрел на парнишку пристально, серьезно, дымя как старый паровоз, но все же во взгляде директора проскальзывала малая толика неприкрытой иронии и озорного лукавства. Гоше даже показалось, что можно ни слова не произносить в ответ, директор и так уже в курсе всех событий, мыслей и чувств Каджи, словно видит его насквозь. Просто Верд-Бизару захотелось по неведомой причине прослушать уже известную ему сказочку в авторском исполнении и сравнить ее со своим экземпляром, имеющимся на руках. Хотя парнишка тут же одернул себя мысленно: такое просто невозможно. Не может Этерник ничего знать из того, что сейчас творится в душе у Гоши. И незачем ему это знать, озадачиваясь на старости лет чужими неразрешимыми проблемами. А потому он ответил твердо и серьезно, не отводя взгляда в сторону, словно подчеркивал этим свою искренность и правдивость:

— Нет, директор, мне нечего вам рассказать. Вряд ли вас заинтересует то, как я провел летние каникулы. Могу только пожаловаться, что они оказались довольно-таки скучными, и мне нетерпелось поскорее вернуться в Хилкровс. Даже бабушка это заметила, хотя я и словом не обмолвился о своем желании.

— Да, Никисия проницательная женщина. В ее бытность деканом Эйсбриза мне редко удавалось совершить какую-нибудь глупость, которую она не заметила бы. Вот как сейчас помню, двадцать лет назад, аккурат перед сдачей учениками экзаменов, я, накинув мантию-невидимку, вышел из кабинета и собрался было…

Верд- Бизар особо сильно затянулся, тут же старчески закашлялся, а сизый дымок из трубки, воспользовавшись благоприятным моментом, воровато пробрался ему в глаза. По морщинистым щекам директора скользнули скупые мужские слезы, и он отчаянно замахал рукой с зажатой в кулаке трубкой, отгоняя от лица безобразника. От его резких движений дым из нее повалил еще гуще, и вдобавок к нему посыпались золотистые искорки. Парнишка даже стал отыскивать глазами воду, готовый немедленно приступить к тушению пожара, который вполне мог приключиться по вине Этерника. Но обошлось. Верд-Бизар наконец прокашлялся, вытер рукавом мокрые дорожки на щеках, стремительно побледневших, и принялся деловито выбивать пепел о витиеватую решетку камина.

— Все, с нового года завязываю с этой отравой! — решительно объявил директор, забыв, правда, уточнить с которого года: ближайшего, который скоро наступит, или одного из последующих. — Можешь возвращаться на урок, Каджи. Хотя там тебе уже нечего делать, отправляйся-ка ты прямиком на обед, как раз к приходу друзей поспеешь. Если не ошибаюсь, то девочки сегодня будут Роберта потчевать окрошкой, о которой он, естественно, ни сном, ни духом не ведал в своей солнечной Италии. Без твоего присутствия и моральной поддержки Баретто категорически откажется пробовать сию вкуснятину, подозревая подвох со стороны близняшек Лекс. Тебе нужно помочь другу, иначе он многое потеряет, не отведав такое замечательное блюдо. И если ты поторопишься, то спасешь Роба от пары лишних минут ненужных страданий. — Этерник закончив освобождать трубку от остатков былой роскоши, хитро глянул на парнишку, прищурившись на один глаз. — Ну, чего сидишь? Иди к ребятам.

А Каджи словно прирос к креслу, до крайности ошарашенный поведением директора. И это все, что его интересовало? Из-за двух минут пустой беседы сорвать ученика с такого важного урока, на котором изучают применение защитного заклинания? И не кого-нибудь, а именно Каджи, которому просто необходимо как «Отче наш» знать, каким способом можно защититься от опасностей! А их вокруг него немерено! Так и ходят кругами возле парнишки, поджидая удобный момент, чтобы наброситься всем скопом. Хотя, вообще-то, серебрится теперь Янка… Ну и что с того! Все равно с Вомшулдом ему разбираться придется. Не может же такого крутого волшебника победить какая-то обычная сопливая девчонка?! Это только ему, Гоше, под силу, как и предсказывалось изначально.

«Старик точно из ума выжил! — с ожесточением рассудил парнишка. — И я думал в прошлом году, что лучшего директора не найти во всем колдовском мире? Чудак».

Но, несмотря на совет убираться из кабинета, Каджи так и не тронулся с места. А напротив, собрав всю свою наглость в кулак, он решительно поинтересовался у Верд-Бизара:

— Директор, а скажите, пожалуйста, почему Яна от вас в слезах выскочила?

Как это ни покажется странным, но Этерник вовсе не удивился вопросу, да и тон, с которым парнишка произнес фразу, оставил его равнодушным. Хотя в голосе Каджи при всей подчеркнутой вежливости легко улавливалось неприкрытое раздражение и даже отдаленные злые нотки, словно последний отзвук прогремевшего грома. И в глазах мальчика за тонкими стеклышками очков едва заметно сверкнули крохотные молнии негодования.

Верд- Бизар откинулся на высокую спинку кресла, переплел длинные ухоженные пальцы в замок на животе и буднично ответил:

— Вообще-то я не должен перед тобой отчитываться. А Яна если б захотела, то сама тебе все рассказала бы. Но раз ты настаиваешь, что ж, изволь… Просто я доходчиво обрисовал девочке ситуацию, в которую она попала из-за появления у нее серебристой прядки со всеми вытекающими последствиями из этого прискорбного факта. И я попросил ее быть особо осторожной и внимательной. Тебе ведь, Гоша, нет нужды объяснять, чем Яне грозит ее нынешняя непредвиденная серебристость? Предсказание — вещь серьезная, хотя и непостоянная, изменчивая. Но по любому, Лекс стоит стать взрослее, что ли. Тем паче, оставшись один на один с коварным врагом, который, я в этом полностью уверен, не прекратил попыток подмять под себя наш мир.

— То есть как это один на один с опасностью?! — возбужденно воскликнул Каджи. — А мы куда, по-вашему, денемся?

— Вы? Да никуда вы не денетесь, — спокойствию директора Хилкровса можно было только позавидовать. — Только какая уж от вас помощь Яне? Так, вред один. Каждый из вас лишь о себе сейчас печется. Лекс, наверное, из-за того и расстроилась, что я ее предупредил о твоей возможной измене в этом году. Может статься, зря я ей про это рассказал. Но если с другой стороны рассудить, то девочка должна знать о том, что ты готов в любой момент предать вашу дружбу, и даже куда больше, чем просто дружбу, — Этерник в задумчивости почесал кончик носа и, печально вздохнув, продолжил: — А учитывая ее к тебе отношение, для Яны это могло стать очень сильным потрясением, которое сломало бы всю ее оставшуюся жизнь, если она вообще смогла бы пережить подобное. Я, к сожалению, не знаю, много ли девочке осталось этой самой жизни, но просто не могу позволить тебе отравить ложью ее существование, оскорбив Яну в ее самых лучших чувствах! Нет, пусть уж она лучше знает заранее обо всех возможных вариантах развития событий и будет готова к самому наихудшему. А там посмотрим…

Верд- Бизар замолчал, нахмурившись, и задумался о превратностях злодейки-судьбы. А парнишка сидел в кресле окаменевший телом, но бурно негодующий в душе. Там так неистово клокотала ярость, что он с трудом сдерживал себя, чтобы она не выплеснулась наружу необдуманным поступком или гневной отповедью директору.

Да как он только посмел предположить о том, что Гоша способен на предательство! Это после того-то, как в прошлом году он своей собственной жизни не пожалел, чтобы только его друзья, да и враги, остались живы и здоровы после неудачного похода к Алтарю Желаний? И Каджи в момент собственного жертвоприношения о себе самом даже и не думал! И не его вина, что у Этерника оказалась в наличии мертвая и живая вода, с помощью которой парнишку смогли оживить. Он этого не знал, самоотверженно жертвуя себя на Алтарь, хотя мог бы поступить и как-нибудь иначе. Наверняка мог! Но не стал, совесть не позволила.

И вот сегодня его обвиняют в возможном предательстве. Чушь собачья! Гоша и в этот год готов к жертве. Да он собственно уже жертвует: своей дружбой, своими несбывшимися счастливыми деньками в Хилкровсе, наполненными общением с друзьями. Не будет ничего этого! А все лишь для того, чтобы Вомшулд не смог через него навредить тем, кто дорог ему. Он так поступает именно во имя дружбы, от нее же отказываясь. А это, между прочим, мучительно больно, Этерник, если ты способен понять. Хотя вряд ли. Ты слишком стар, чтобы постичь чувства двенадцатилетнего паренька, загнанного в угол. Куда проще заклеймить его предателем. Но ты не можешь знать того, что еще не произошло. Это бред! Просто корчишь из себя всезнайку, а на самом-то деле…

Мысли и чувства парнишки постепенно исподволь успокоились, и его сердце затопило разочарование директором. Ему стало так грустно, что он едва не захлебнулся жалостью к самому себе. И слезы-предательницы заблестели в его карих глазах, точь-в-точь как совсем недавно у Янки.

Верд- Бизар тем временем не мешал Гоше думать, незаметно, краем глаза наблюдая за ним и слегка покачивая седой головой. Когда чувства, обуревавшие Каджи, неминуемо отразились на его лице, легко читаемые, будто в раскрытой книге, директор тихо поинтересовался:

— Нфер пуфксбун, н'тет уткстюдж вут вкыкраф пофнэм, ксуджр?

— Утн, эксбянтким, уткстюдж, - не задумываясь, ответил Гоша.

— Что ж, тогда не смею тебя дальше задерживать, Каджи, — директор удовлетворенно кивнул головой. — Ступай, набирайся знаний…и пошевели мозгами хорошенько. Далеко не всегда самый очевидный шаг является в то же время и самым верным.

Каджи неспешно поднялся из кресла и ушел, крепко задумавшись над несуразным, на его взгляд, поведением Этерника. А тот так и остался сидеть перед камином. Его морщинистое лицо словно окаменело. А на лбу прорезались новые бороздки от сведенных к переносице густых седых бровей. Со стороны Верд-Бизара можно было принять за хмурого злого старца. Если бы не его глаза. Молодые, бездонные и серьезные, они скорее говорили просто о глубокой задумчивости, в которую погрузился директор, вновь неспешно потягивая трубку. И вскоре весь кабинет затянуло сизоватой призрачной дымкой. Даже орел проснулся, наконец, недовольно размахивая крыльями, словно старался развеять окруживший его туман, да заодно и прогнать прочь тоску Этерника. И он преуспел в этом.

Верд- Бизар очнулся, вырвавшись из цепких объятий дурмана, решительно выбил трубку, сунув ее в карман, и подошел к взволнованной птице. Дав ей склевать несколько кусочков вяленого мяса с ладони, директор ласково погладил пернатого друга по голове, отчего тот моментально успокоился, вновь закрыв глаза. А оживившийся Этерник расставил на шахматной доске фигуры, обыкновенные, а не волшебные. Себе он выбрал черные, уступив право первого хода условному сопернику, за которого сам же и играл.

Партия шла ходко и споро. Противники, оба два в одном лице Верд-Бизара, почти не задумываясь, двигали фигуры, ловко маневрируя от атаки к обороне и обратно. Кучки поверженных бойцов равномерно росли с обеих сторон клетчатой доски. Но ближе к концу партии наметился явный перевес сил в пользу белых воинов. После длинной рокировки у них положение оказалось стабильнее и выигрышнее. А еще через два хода их ничем не примечательная пешка прорвалась в образовавшуюся широкую брешь черных, уверенно устремившись к противоположному краю доски. Какая ж мелюзга не мечтает стать крутым ферзем или резвым пони на худой конец? И остановить ее оказалось нечем: все фигуры соперника были связаны по рукам и ногам. Любой из их ходов неминуемо приводил к позорному проигрышу черных.

Вот тут- то Верд-Бизар и призадумался надолго, склонившись над доской и нервно теребя бороду. Потом он порывисто вскочил с кресла и принялся расхаживать по кабинету из угла в угол, заложив руки за спину и что-то тихо бормоча себе под нос. Сделав десяток кругов, директор, огорченно пожал плечами, словно его все же уговорил неведомый собеседник на дурное дело, хотя и с трудом. Подойдя к столику с шахматной доской, он протянул было руку к одной из фигур. Но быстро отдернул ее назад, погрозив доске указательным пальцем и жуликовато прищурившись на один глаз.

Не- ет! Его на мякине не проведешь, стреляный воробушек. Сам же недавно поучал Каджи, что очевидный шаг — не всегда правильный. А здесь этот ход прямо сам собой напрашивался, откровенно бросаясь в глаза.

Этерник зашел с другого бока доски. Еще раз внимательно оценил диспозицию.

— Жаль, конечно, — он уныло вздохнул и пожертвовал королевой. — Но другого выхода я, к сожалению, не вижу. Печально, но факт.

Сделав за противника единственно возможный и правильный в данных условиях ход, Верд-Бизар вернулся к своей армии. Лихо и жизнеутверждающе скакнув конем, он твердо объявил:

— Шах и мат! Ты вновь, в который уже раз, проиграл, Вомшулд. И от этого тебе не отвертеться. А жизнь? Она все сама расставит по полочкам. Главное, не делать очевидных глупых шагов. Вот так-то, милейший!

Директор легонько повел сухенькой рукой. Фигуры собрались в кучку, сами уложились в перевернувшуюся доску, после чего она захлопнулась и вместе со столиком переместилась в дальний уголок. А Этерник, довольный одержанной победой, бодрой походкой вышел из кабинета, отправившись в Большой зал Центральной башни.

Ему, право, есть чем гордиться. Но и нарушать устоявшиеся традиции ни в коем случае нельзя. Даже директору. Он вместе с другими учителями должен находиться рядом с учениками, хотя бы во время приема пищи, а то еще пропустишь какую-нибудь их очередную шалость или хохму. Обидно будет потом. И у них в Хилкровсе все же демократия процветает, принося свои сумасбродные и взрывоопасные плоды в виде проказ особо шебутных школьников, или как? Но это-то и есть самое замечательное и прекрасное в его работе, если ему склероз не изменяет…