Лишь когда Батлер наконец-то покинул спальню Каджи, посчитав миссию выполненной, мальчик вздохнул с облегчением.

— Вот ведь приставучий! Ничем не отличается от своего двойника из Хилкровса, — Гоша устало распластался поперек кровати, сложив руки на животе и рассматривая лепнину на потолке. — Разве что у местного Своча ехидства в голосе при разговоре почти не слышно, да серые глаза не сверкают стальным блеском, а скорее смотрят с внимательной участливостью. Но мне от этого не намного легче. И тот, и другой слишком уж любят задавать каверзные вопросы, замаскированные шутливостью тона так, что сразу и не поймешь, в чем собственно подвох заключается. Задержись он тут подольше, и я точно ляпнул бы чего-нибудь лишнего.

Хотя кто его знает, может уже успел наговорить таких несуразностей, что выдал себя с потрохами. А с другой стороны, вряд ли. Ведь заподозри Батлер, что перед ним не настоящий, хотя правильнее сказать — не местный, Каджи, он бы наверняка не ушел с ненавязчиво блуждающей улыбкой на устах, а немедленно припер бы мальчика к стенке, чтобы выяснить правду. Однозначно припер бы, как в прямом, так и в переносном смысле, — Гоша в этом ничуть не сомневается. Тем более, если учитывать специфику работы местного Батлера. С тайной службой короля без сомнений лучше дружить, чем враждовать, особенно в том положении, в которое Каджи на этот раз умудрился вляпаться по самую макушку, как в болото. По правде говоря, ему теперь остается лишь пузыри пускать из этой трясины, накрывшей тиной на метр выше головы, да надеяться на чудо. А вдруг, да и произойдет нечто такое, что вытащит его вместе с Янкой обратно в родной мир? Не могут же там не заметить их внезапного исчезновения. Поди, уже ищут, поставив всех знакомых на уши. А возможно, и не только их. Вот только найдут ли, коль миров и измерений — тьма тьмущая?

Бабуля точно уж вся испереживалась, не дождавшись возвращения внука из колдовской школы на летние каникулы. Да вот только как бы она сейчас ни убивалась от горя, лишившись Гоши, точно так же, как и двенадцать лет назад его родителей, а найдись он немедленно — получит по первое число. Экзекуцию Гоша задницей заранее предчувствует. Пороть его баба Ники, конечно, не станет, но… Хотя стоп! А почему это он так уверен в своем предположении? Только из-за того, что бабушка раньше ни разу ремешком по его мягкому месту не прохаживалась, хотя строже Никисии Стрикт во всем Нижнем Новгороде вряд ли кто из старичков и старушек сыщется? Ну так и он, Гоша, кажись, еще не давал ей настолько обоснованных поводов для воспитательной порки. Случай с Алтарем Желаний не в счёт. Бабуля узнала о его выкрутасах на первом же курсе обучения в Хилкровсе за несколько месяцев до его возвращения домой, успела остыть и успокоиться. Нынче ситуация иначе складывается.

А всё-таки Своч — умный! Или хитрый, что в данном конкретном случае почти одно и то же. Своего он добился, зайдя отвлечь Каджи от горестных мыслей, чтобы мальчик не шибко терзался из-за впервые увиденной казни, свершенной по его же приговору. Благодаря стараниям Батлера эти переживания на самом деле отступили на второй план, слегка поблекнув, но, правда, так и не исчезнув бесследно из памяти. Какое уж там! Гоша теперь, кажется, всю оставшуюся жизнь будет помнить о казни, хотя и не он, а его двойник её назначил. Но и без воздаяния злу по справедливости, по словам Батлера, никак нельзя было обойтись. А угроза, исходящая от оборотней, — зло безусловное. Что верно, то верно.

Угораздило же Гошу попасть со своим, чего уж скрывать, слишком гуманным мировоззрением, и в его-то времени-измерении не каждому человеку присущим, в жестко-средневековый мир! А куда теперь деваться? Придется привыкать к местным нравам, если получится, конечно. И уж точно стоит прислушаться к совету Своча, да прямо сейчас завалиться спать. Отставшие от Батлера кантили недавно прибыли в Змеиный Взгорок, и мужчина пригрозился поднять завтра юношу ни свет, ни заря. До столицы путь неблизкий, а Каджи там, якобы, уже все ждут — не дождутся. Интересно только, кого Своч подразумевал под безликим словом «все»?

Мальчик неспеша разделся, пытаясь мысленно представить себе этих таинственных и загадочных «всех», которые жить без него, оказывается, ну никак не в состоянии. Не вышло, хотя он и отпустил вожжи у фантазии. Зато получилось за время размышлений аккуратно сложить одежду на кресло, а не покидать её бесформенной кучей, чем он частенько в Хилкровсе грешил. И сколько бы его друг Роб, аккуратист еще тот, ни пытался привить Каджи любовь к порядку своим ненавязчивым примером, ничего не помогало. Едва ли не ежевечерне перед сном на стуле возле кровати Гоши вырастал живописный горный массив из одежды, каждый раз хвалясь новыми очертаниями и изгибами, пиками и впадинами. Вот если бы их научили какому-нибудь заклинанию, чтоб после одного взмаха волшебной палочкой все предметы сами по своим местам аккуратненько раскладывались, тогда другое дело! Но до изучения этой полезной в быту магической премудрости они вроде бы только в конце третьего курса доберутся. А Каджи, если навечно застрянет здесь, так и вообще с носом останется. Ну и фиг с ним, с заклинанием! Зато у него в этом измерении есть мама и сестра…

С такой приятной мыслью мальчик и заснул, мгновенно провалившись в бездонную пучину сплошной черноты. И ему, как ни странно, совершенно ничего не снилось. Не мучили кошмары, не выли во сне убиенные оборотни, держа отрубленные головы в когтистых лапах, не гонялись за ним палачи с мечами наголо. И лишь уже под самое утро Янка привиделась, странная и непривычно серьезная. Он нашел подругу в каком-то огромном помещении, отличавшимся явными следами запустения и разрухи. Кажется, что тут уже несколько столетий не ступала нога человека. Девчонка с задумчивым видом бродила среди бесчисленного множества высоких дубовых стеллажей, частично подгнивших, местами покосившихся, а кое-где устало опершихся на более устойчивых соседей. Полки стеллажей были заполнены невероятным количеством полуистлевших фолиантов, ворохами покрытых плесенью свитков, грудами проржавевших предметов непонятного назначения и массой засыпанных толстым слоем пыли разнокалиберных шкатулок, ларцов и сундучков. Янка определенно что-то искала, тихо и сосредоточенно бормоча себе под нос одной ей известные приметы местонахождения требующегося.

А Каджи зато точно знал другое: если они сейчас выйдут вон в ту неприметную приоткрытую дверь, что перекосившись, висит на одной петле, то стопроцентно окажутся под сводами шатра балагана, из которого освободили Хэзла. Не просто похожего на него, а именно того самого, из их родного мира. Гоша схватил подружку за руку и потянул было скорее туда, пока ничего не изменилось, и проход между мирами не захлопнулся, но девчонка заупрямилась и с такой сердитой строгостью на него зыркнула, что он тут же выпустил её запястье.

— Янка, там действующий портал открыт в наш мир! Мы можем прямо сейчас вернуться домой. Ты разве не понимаешь, что другой такой возможности нам может больше не представиться? Или хочешь в этом измерении потеряться навсегда? — Каджи скорее укоризненно, чем зло попытался растолковать подруге их положение. — Пошли отсюда!

— Если хочешь, Гоша, то иди один, — спокойно ответила юная колдунья, не обращая внимания на невесть откуда налетевший ветер. Он нещадно трепал её волосы, забавлялся с подолом длинной юбки, швырял пригоршнями пыль им на головы и под конец даже повалил один из стеллажей у дальней стены. — Я останусь. Да и, к твоему сведенью, вряд ли у нас получится вернуться, пока мы не оттолкнем этот мир подальше от края пропасти, в которую он так упорно и безоглядно стремится сорваться. Или пока сами не погибнем здесь…

— Но почему? — юноша удивленно уставился на подругу, которая показалась ему в этот миг воплощением Вселенского Спокойствия, Непоколебимой Решимости и Сокровенного Знания, соединившихся в одной весьма симпатичной мордашке в единое целое.

— Потому что просто так, за здорово живешь или случайно, в чужие измерения не попадают, если, конечно, не хотят специально в них оказаться. Должна иметься веская причина у высших сил, чтобы отправить тебя резвиться под чужим небом. Значит, и нас сюда они отправили не просто так. Есть какая-то Цель. А если правильнее сказать, то Предназначение. И пока мы его не…

— Да я не об этом говорю тебе, Янка! О Предназначении, Жизненной Стезе или Паутине Судьбы, без разницы как сию штуку называть, и у меня мысли проскальзывали. Я ж не закоренелый тупоголовый двоечник, не способный прочитать ничего длиннее ценника под книжкой-раскраской. Мне любопытно, почему ты не хочешь уйти, когда я точно знаю, что прямо сейчас мы можем выбраться из чужого мира в свой родной?

— Мог бы и сам догадаться, Гошенька, — девчонка ободряюще улыбнулась ему краешками губ, сама на этот раз взяв друга за руку и направившись обратно к тому месту, где прервали её поиски. — Потому что если мы сейчас уйдем, не доделав начатое до конца, то этот мир вернее всего обречен. Он повторит судьбу того, в котором ты с Вомшулдом тет-а-тет болтал по душам в прошлом году. Как думаешь, я смогу потом и дальше жить спокойно, радоваться каждому новому дню, безбашенно проказничать в Хилкровсе и улыбаться, как прежде, легко и беззаботно?

— Не сможешь, — согласился Каджи, вздохнув, и покорно следуя за судьбой в лице Янки. — Да и у меня не получилось бы…

— Я это знаю, потому-то тебя и люблю. Ты ж у меня самый лучший и добрый волшебник на свете. После меня, разумеется, — Лекс на миг отбросила в сторону серьезность, весело и заразительно рассмеявшись. Даже Каджи не сдержался, присоединившись эхом. — Но сейчас… пора просыпаться, — закончила девушка внезапно погрубевшим голосом, очень напоминавшим по звучанию Своча Батлера.

Юноша неохотно открыл глаза. Новый день еще только нарождался, и утренняя мгла окутывала комнату, точно старая, густая и пропыленная бахрома паутины с большой светлой прорехой возле окна.

Королевский кантиль внимательно всмотрелся в лицо Каджи и, убедившись, что мальчик, открыв глаза, вырвался из ночных грёз и готов связанно мыслить, удовлетворенно хмыкнул в усы, поднимаясь с краешка постели.

— Вставай, Гоша. Сегодня у нас насыщенный день, и потому стоит поторопиться. Некогда ляжки в постели тянуть. Оденешься вот в это, — Своч ткнул указательным пальцем в ворох старых обносков, сваленных грудой на пол. — А свою одежду спрячь до лучших времен в тот хитрый рюкзачок, у которого, кажется, и дна-то нет вовсе. Когда будешь готов, и его с собой прихвати, а я за дверью тебя подожду. И настоятельно прошу: не затягивай с облачением!

Батлер вышел из спальни, неплотно прикрыв за собой дверь. Каджи невольно прислушался, и его уши уловили приглушенное перешептывание. Оба голоса принадлежали мужчинам, но о чем они там толковали — не разобрать. Сожалеюще вздохнув, мальчик выбрался из-под покрывала, свесив босые ноги с кровати, и с недоумением воззрился на предложенный ему костюм. У Гоши создалось впечатление, что кто-то потратил не один день на обследование свалок, пока смог отыскать сию хламиду. Хотя нет, конечно. Просто после вчерашнего изысканного наряда эта одежда смотрелась блекло и невзрачно, словно предназначалась для плеч пасынка самого захудалого крестьянина, а не для того, кто от имени короля может даже смертные приговоры выносить по своему усмотрению. Но делать нечего: сказано напялить на себя рвань, значит, видимо так нужно. И нет смысла кочевряжиться. Свочу с высоты его роста, возраста и должности лучше видны причины для маскарада. А они точно имеются, ведь не ради шутки он и сам вырядился в похожий наряд.

Одеться, запихнуть в рюкзачок вчерашний костюмчик и повесить котомку на плечо много времени у Каджи не заняло. Пока парнишка натягивал на себя простенькую робу землепашца, он успел окончательно проснуться. А заодно и его любопытство тоже глазки продрало, заинтересовавшись происходящим, что только поспособствовало ускоренным темпам облачения.

За дверью Гошу поджидал еще один маленький сюрприз. Собеседник Своча оказался одетым в точную копию вчерашнего убранства Батлера, если не прямо в него же. Мужчина с нескрываемым любопытством смерил юношу взглядом, правда, тут же следом на миг склонив голову в легком уважительном поклоне. Каджи в ответ тоже с достоинством кивнул, отметив краем глаза, как одобрительно ощерился Своч, отлепившийся от подпираемой стенки. Приложив палец к губам, он тихо просипел:

— Идем в спальню к Софьюшке. Она уже ждет. Перед отъездом надо подстраховаться. Заодно и попрощаешься с мамой. Только тихо! И быстро, пока нас никто не заметил…

Батлер стремительным, но малоприметным фантомом скользнул к винтовой лестнице, придерживаясь края коридора, на стенах которого сегодня на удивление мало горело зажженных факелов. Лишь каждый четвертый из них мог похвастаться пляшущим кудрявым огоньком на своей макушке. Гоша, заинтригованный шпионской таинственностью действа, направился за королевским кантилем, едва ли не задевая плечом о стены. А новый знакомый замыкал короткую процессию, прикрывая с тылу и держась на шаг позади мальчика, точно его выросшая и возмужавшая тень.

Они спустились по лестнице, миновали по диагонали зал с восстановленным рыцарем в центре и углубились в коридор, ведущий к покоям Софьи Каджи, так и не встретив на своем пути ни единого человека. Казалось, что обитатели замка Змеиный Взгорок вымерли все до одного, хотя скорее всего они просто еще досматривали самые сладкие утренние сны.

Дверь тихонько скрипнула, пропуская троицу в спальню Гошиной мамы. Помещение не поражало воображение ни размерами, ни особо изысканной роскошностью обстановки, но зато казалось очень уютным, хотя и чуточку тесноватым. Ощущение тесноты вернее всего создалось из-за того, что в комнате находилось намного больше людей, чем Каджи ожидал здесь увидеть. Кроме Софьи, стоявшей возле раскрытого настежь окна и напряженно всматривавшейся в неуклонно светлеющее рассветное небо, здесь присутствовали еще трое незнакомых Гоше мужчин. Все, как на подбор, зрелые воины: подтянутые, серьезные и сосредоточенные. И лишь четвертый человек, которого Каджи не сразу заметил, так как он затерялся в углу комнаты, утонув в величественном кресле, выбивался из общего ряда. Этот больше походил на шустрого пацаненка, чем на опытного королевского кантиля. Хотя присмотревшись повнимательнее, Гоша понял, что возле камина весело болтает ногами и радостно лыбится, сверкая белизной зубов, вовсе не его ровесник, хотя комплекцией они и схожи. Но возраст улыбчивого юноши, хитро подмигнувшего ему в ответ на заинтересованный взгляд, точно уж перевалил за четверть века.

— И всё-таки я не понимаю, Свочик, зачем нужны такие чрезмерные предосторожности и изощренные хитрости, — негромко произнесла Софья, повернувшись к вошедшим в комнату, едва за ними плотно закрылась дверь. Каджи даже послышалось, что её тут же заперли на ключ, но, быстро оглянувшись, он увидел только своего сопровождающего, безмятежно привалившегося плечом к косяку.

А вот мама выглядела несколько встревоженной, хотя и тщательно скрывала свою обеспокоенность за внешней невозмутимостью. Но мальчик скорее сердцем угадал, чем увидел глазами: эту ночь она провела без сна, возможно так и не ложившись в кровать. Под глазами едва приметные темные тени залегли, прическа выглядит даже чуть более растрепанной, чем после вчерашней прогулки на лошадях, а кожа лица стала бледнее, точно женщину пожирают изнутри, как скоротечная болезнь, невысказанные вслух сомнения.

— В нашей службе, Софьюшка, предосторожности никогда не бывают чрезмерными, — успокаивающим тоном произнес Батлер, приблизившись к женщине и взяв её руки в свои ладони. — Скорее уж их всегда оказывается недостаточно. Но об этом начинаешь задумываться, только когда порученное тебе дело, казавшееся таким простеньким и незатейливым на первый взгляд, идет наперекосяк, потому что ты ослабил бдительность. И хорошо, если в итоге жив останешься. Это я, конечно, не об отбытии твоего сына в столицу говорю, а о некоторых предыдущих моих миссиях. После некоторых, весьма трагически закончившихся, ума прибавилось. И лучше предусмотреть заранее возможные нюансы, перестраховавшись, чем положиться на авось… и однажды не проснуться. А хитрости… Знаешь, какая у королевских кантилей самая любимая поговорка в ходу? — Не дождавшись ответа, мужчина продолжил, мягко улыбнувшись краешками губ: — Вертлявой змее на хвост не наступишь.

— Ты можешь мне обещать, Своч, что приложишь все свои силы, дабы помочь Гоше, если он окажется в опасности в этом вашем гадюшнике, который зовется столицей? — Софья Каджи испытующе воззрилась на мужчину с таким видом, словно только от ответа Батлера зависело, отпустит ли она сына в поездку. — В этой жизни у меня остались только Гоша и Ирга, так что…

— Ты не права, Софи! — укоризненно и не вполне учтиво перебил женщину кантиль. — У тебя еще есть я — старый друг детства. Клянусь копытами Единорога, что даже ему самому, хвостатому, не позволю причинить вред ни тебе, ни твоим детям. И обещаю, что сделаю всё возможное, дабы отвести от вас беду, если она пожалует к нам в гости. Но надеюсь, ты сознаешь, Софьюшка, что я далеко не всесилен. Будь иначе, так и Риард был бы сейчас жив и здоров, и не потребовалось бы Гоше в таком юном возрасте взваливать на свои плечи обузу государственных забот.

— Хорошо, я тебе верю. Только смотри, не обмани меня. Иначе королевство заполучит такого врага в моем лице, что обитатели лесов по ту сторону Дымчатых гор покажутся всем маградцам идеалом человеколюбия и доброты душевной, — несмотря на грозность слов, женщина мягко высвободила свои ладони из рук Батлера и направилась к сыну. Обняв его и погладив по макушке, она через некоторое время отстранилась от Каджи, продолжая удерживать мальчика за плечи и с нежностью всматриваясь в его лицо, словно пыталась запомнить каждую черточку до мельчайших подробностей. — И ты, Гоша, тоже не подведи меня и не опозорь память твоего покойного отца. Как бы я ни сожалела, но вот и закончилось твое детство. А юности и не предвидится вовсе, сразу озаботишься взрослыми проблемами. И разочарования тебя ждут тоже не детские. Да, рано, но что ж поделаешь? Такова Судьба. Нелегко тебе там придется одному. Но ведь ты понимаешь, Гоша, что я не могу поехать с тобой в Маград? В Змеином Взгорке всегда должен находиться хотя бы один человек из рода Каджи.

Он всё прекрасно понимал, но боль от предстоящей разлуки с недавно обретенной мамой, сжавшая железной хваткой сердце и через мгновение заструившаяся горьким ядом по венам вместо крови, не стала ни легче, ни слаще от его понимания, чтобы там ни говорил разум. Мальчик с трудом сглотнул вязкую, тягучую слюну и еле-еле выдавил из себя вопрос:

— Но ведь мы еще увидимся, мам?

— Конечно! Как ты только мог подумать об обратном? — Софи удивленно изогнула бровь, всплеснув руками. — Жизнь ведь на твоем отъезде не заканчивается. Вот подрастет Ирга еще немножечко, чтобы я могла со спокойной совестью оставить на некоторое время Змеиный Взгорок под её с советниками присмотром, как я сама тут же первым делом к тебе в Маград примчусь. А потом настанет очередь сестры посетить столицу. Так и будем с ней кататься туда-сюда, пока тебе окончательно не надоест встречать и провожать гостей. Да и ты сам, возможно, сможешь приехать в Змеиный Взгорок, если государственные заботы потребуют твоего присутствия в этой части королевства. Так что смотри на жизнь веселей, сынок, не вешай нос.

Софья ласково провела ладонью по щеке юноши и, задержавшись на подбородке, чуть приподняла его растерянное лицо кверху. Встретившись взглядом с Гошей, она мимолетно улыбнулась:

— Но и задирать нос тоже не советую. И какие бы сладкие песни тебе ни пели придворные лизоблюды, надеясь хитростью склонить Тень Короля на свою сторону из-за личной корысти, не вздумай почувствовать себя важной, зазнавшейся птицей! Парить в небесах на ненадежных крыльях лести — сомнительное удовольствие. Помни, кто ты и откуда, — указательный палец Софьи изящно ткнул в сторону камина. — Ты не «птица», ты «змей»!

Каджи перевел взгляд с мамы на стену, повернувшись вполоборота. Только что взошедшее солнце вовремя высветило висевший там щит с семейным гербом, скользнув золотистым лучиком по серебряному крылатому змею, раскрывшему зубастую пасть и изогнувшемуся в попытке взлететь навстречу темно-синему ночному небу, усыпанному звездочками. Потом луч пробежался и по буквам девиза, красивой вязью выступающим на извивающейся бронзовой ленте, прикрывающей низ щита: «Честь и мудрость, верность и любовь».

— Я это помню, мама, — уверенно произнес мальчик, мысленно признав, что обозначенные ценности на девизе рода Каджи его вполне устраивают.

— Вот и прекрасно! Ведь написанное на нашем гербе не просто слова, это образ жизни твоих предков. Поэтому я вправе ожидать от тебя, сынок, что и ты при решении важных вопросов будешь опираться на семейные ценности и поступать по совести, даже если жизнь и окружающие начнут активно подталкивать в противоположную сторону… Дай-ка, я еще разок обниму тебя на прощание.

Женщина прижала Гошу к себе, и он услышал как гулко и торопливо бьется её сердце. На короткий миг у него защипало в глазах от навернувшихся слез. Правда, тот юноша, что стал уже достаточно взрослым для самостоятельной жизни вне семьи, их тут же прогнал:

— Ну, мам, ладно тебе… Сама же сказала, что скоро увидимся.

Софья нехотя разомкнула объятья, напоследок троекратно расцеловав свое рано повзрослевшее чадо, и, не удержавшись, отпустила на волю скупую слезинку, тут же поймав её, будто редкую драгоценность, шелковым платочком. Опустившись на краешек кровати, она жалобно глянула на притихшего Батлера и кротко вздохнула:

— Делай, что требуется, Свочик. И уходите из замка побыстрее, не терзайте душу.

Королевский кантиль понимающе кивнул, но вначале захотел еще раз пообщаться со своими сослуживцами, томящимися в комнате от безделья:

— Мы с вами уже вроде бы как всё обсудили вчера, определив ближайшие задачи для каждого, но хочу напомнить, что требую строжайшего соблюдения секретности. Влас, Прокл, хоть вы и обзавелись новым поручением, выбыв на длительное время из этой операции, но вас мое требование тоже касается. Отныне ваша первостепенная забота — оборотни и их странно-необычное поведение. Постарайтесь разузнать как можно больше об их новых повадках, и о том, как одному из них удалось так далеко забраться от Дымчатых гор, оставшись незамеченным. Интересует так же та легкость, с которой он очутился в тылу у Серых Стражей. Кому-то из вас придется нанести им визит. Ну и заодно просто за обстановкой в этой части королевства понаблюдайте, особенно внутри Змеиного Взгорка и в его ближайших окрестностях. Результаты докладывать по мере поступления информации лично мне, а так же не забывайте делится узнанным с Софьей. В обоих случаях — только устно! Никаких воронов, никакой королевской почты, никаких гонцов, никаких оказий даже через трижды знакомых кантилей! Вопросы есть?

— Один имеется, — солидно пробасил доселе внимательно слушавший мужчина, обладатель насупленного взгляда исподлобья.

— Слушаю тебя, Влас, — Батлер обеспокоенно взглянул в сторону окна: комнату постепенно, но неуклонно затапливало солнечными лучами. — Только покороче, время поджимает. Скоро весь посад проснется, и не хочется с кем-нибудь случайно столкнуться на выходе из замка. Сам понимаешь, мы не через парадный выход отбываем.

— Я так понимаю, что наша миссия настолько законспирированная, что мы о ней даже регенту, к примеру, не можем рассказать, как бы он ни настаивал, не говоря уж о других?

— Вряд ли принц Петр приедет поохотиться в здешних лесах, так что встреча с регентом вам не грозит. Но понял ты правильно. О деле — язык за зубами, кто бы ни задавал вопросы. А о чем другом поболтать с собеседниками, я не сомневаюсь, вы найдете. И убалтывайте их так, чтоб не вы, а они перед вами души наизнанку выворачивали. Вас двоих учить ни к чему, как добывать нужные сведенья.

— Вот теперь всё ясно! — расплылся в улыбке уже не казавшийся хмурым букой Влас, обрадованно толкнув напарника локтем в бок. — Развлекаемся по полной!

— Развлекайтесь, развлекайтесь, только не как в прошлом году в унгардской столице. Здесь некому будет после вас трупы по углам и шкафам прятать, действуете в одиночку, — криво, но вполне добродушно усмехнулся кантиль, поворачиваясь к Каджи. — Садись за стол, Гоша. Пора нам с тобой обличье сменить, чтоб дорога до столицы была гладкой и ровной, без помех и засад.

Мальчик послушно выдвинул стул, устраиваясь за небольшим столом на резных ножках, хотя мысленно недоумевал. Похоже, его гримировать собрались? Если судить по той хламиде, что на нем одета, то Свочу придется шибко постараться, подгоняя личико Гоши под выбранный образ сына землепашца-неудачника или бродяги-оборванца. Обноски и тому, и другому впору подошли бы.

Батлер запустил руку запазуху и вскоре выложил на стол четыре схожих медальона. Богатыми их не назовешь, но и на магловский ширпотреб они не походили. Длинные и толстенькие цепочки из оригинально перевитых серебряных нитей-проволочек. Висюлька похожа на гладко отшлифованную каплю из черного гранита, — тучную, набухшую и готовую вот-вот сорваться вниз. Она бы и не против отделиться от цепочки, да только затейливое обрамление опять же из серебряных нитей, опутавшее края капли, словно ажурная паутина, мешает. На выпуклой поверхности камня Каджи успел рассмотреть выдавленный золотистый символ, похожий на тот, каким у маглов в математике обозначают бесконечность. Хотя приглядевшись к неровности оттенков золотого, мальчик увидел, что знак больше похож на ленту Мёбиуса, сложенную восьмеркой. От неё вокруг расходились неравномерные, частые и тонкие радужные лучи, символизирующие, по всей видимости, полярное сияние. В крайнем случае, именно оно вспомнилось почему-то.

Отодвинув три медальона в сторону, Своч подцепил ногтем крышку оставшегося, откинув ее вверх. Оказывается, камушек был полым внутри. Хотя так юноше только показалось на первый взгляд. Вообще-то изнутри медальон напоминал использованную пудреницу: в нижней половинке круглая неглубокая выемка, ничем не заполненная, а в верхней — нечто отдаленно похожее на старое-старое зеркальце, до крайности помутневшее за несколько сотен лет хранения в сыром помещении. Но муть зазеркалья выглядела весьма странно. Она не стояла на месте, а клубилась, завихрялась и ежесекундно меняла свои туманные очертания, словно по ту сторону стекла хаотично разгуливал ветерок, налетая то с одного бока, то с другого, а то и вовсе ввинчиваясь спиралью в самый центр нарождающейся мини-галактики. Крохотные точки, фосфорными глазками изредка подмаргивающие Каджи изнутри туманности, направили мысли мальчика на астрономические сравнения.

— Что это такое? — заинтересовавшись, Гоша протянул руку, намериваясь поближе рассмотреть положенный перед ним медальон.

— Мы, кантили, прозвали этот оборотный медальон «Слезой Химеры», — Батлер ловко перехватил запястье юноши на полпути к цели. — С его помощью можно легко сменить внешность. При нашей-то работе — вещичка незаменимая. Жаль только, что крайне редкая. Насколько я знаю, «Слез Химеры» существует не более двух десятков. Конечно есть и тайные владельцы, не афиширующие свое обладание оборотным медальоном, но и их вряд ли много… Мне нужна твоя кровь, Гоша.

Своч без проволочек сграбастал со стола маленький изящный стилет, которым Софья вскрывала сургучные печати на полученных письмах, и, развернув ладонь юноши, быстрым уверенным движением ткнул тонким холодным жалом оружия в безымянный палец. Если Батлера выгонят с тайной службы короля, то он запросто может устроиться к маглам в поликлинику кровь на анализы брать. Возьмут без проблем, тем более что мужчины там, где в коллективе преобладают женщины, на вес золота. Особенно такие видные, статные, немножко таинственные и загадочные, все из себя благородные до умопомрачения, — одним словом, симпатичные. Дело за малым: переместиться в другое измерение. Желательно в родное для Каджи, заодно и их с Янкой туда прихватив.

Палец юноши обожгло резкой, но не сильной болью, и на его кончике вспухла капелька крови. Батлер вовремя успел поднести к Гошиной ладони медальон, иначе пришлось бы маме потом пятно со стола выводить. Капля упала точнехонько в центр «пудреницы». Каджи с изумлением смотрел на то, как она моментально впиталась в камень, точно в промокашку. Только в отличие от полезной иногда бумажки, на дне выемки от крови не осталось и следа. Спустя секунду на второй половинке медальона туманные завихрения приобрели поначалу нечеткие, но постепенно все более уплотняющиеся очертания человеческой фигуры. Без одежды, разумеется. А еще через некоторое время крошечный человечек в зазеркалье представлял собой многократно уменьшенную Гошину копию, безучастно поглядывающую на свой оригинал.

— Круто! — восхищенно выдохнул мальчишка, проводив зачарованным взглядом захлопывающуюся крышку медальона. — Имея такую забавную вещицу, можно ведь…

Своч прижал к пальцу Гоши свой аккуратно сложенный носовой платок. Не прошло и десятка секунд, как кровь остановилась, а ранка затянулась без следа.

— Нельзя! — пряча платок в недра хламиды, строго отрезал Батлер, даже не дослушав до конца фантазии Каджи. — Этот медальон не для забавы, а для работы. Эх, знать бы еще, какой чародей в седовласой древности додумался создать такие хитромудрые артефакты, и как он добился подобных качеств, тогда б стоило попробовать устранить некоторые побочные эффекты применения «Слезы Химеры».

— Он недолго действует или как?

— Или как, — с неохотой подтвердил Своч. — Если забудешь его снять часа через три-четыре, то рискуешь навсегда застрять в чужом облике. При условии, что повезет, конечно. Но вполне вероятно, ты просто мутируешь в нечто смешанное или даже абсолютно бесформенное. Ну а то, что рассудок при этом потеряешь — тут стопроцентную гарантию даю… Стрижик, твой медальон заряжен, одевай!

Батлер бросил «Слезу Химеры» через комнату, и юноша в кресле, наконец-то перестав болтать от скуки ногами, ловко его поймал, тут же нацепив на шею. Какие еще манипуляции он затем проделал, Каджи не увидел, послушавшись совета Батлера:

— Лучше отвернись. Во-первых, смотреть на чужую трансформацию неприлично, это ж не балаган лицедеев. А во-вторых, зрелище не самое приятное.

Пару минут все присутствующие в комнате сосредоточенно разглядывали стены, потолки или любовались на собственные пальцы, внимательно изучая, насколько успели отрасти ногти, и решая, не пора ли их подстричь.

— Можете расслабиться, метаморфоза закончилась, — с бодрой веселостью в голосе громко объявил Стрижик. — Чего это вы такие сумрачные и напряженные стали, словно ожидаете появления Первородной Тьмари в обнимку с Призрачным Жнецом? А вот фиг вам! Сегодня не обрыбится. Это всего лишь я — Гоша Каджи, собственной персоной. Прошу любить и жаловать. Не возбраняется любить искренне и горячо, а пожалования принимаются в любой удобной для вас форме, хоть златом, хоть серебром, али недвижимостью.

Слышать свой голос со стороны очень странно. Он совсем не такой, каким ты его представляешь, когда сам говоришь. Но изменилось только восприятие, а не его звучание. Нет, Стрижик болтал именно так, как Каджи языком молол бы от нечего делать, сохранив не только стиль выражений, но и интонации, с которыми их произносил. Правда, и от себя кое-что добавил, сделав его более понятным и привычным для окружающих, что было весьма кстати. Ни о каких таких тьмарях местного мира Гоша и не слышал даже, но его-то двойник-предшественник наверняка о них знал. Шутку оценили, скупо улыбнувшись.

А вот смотреть на себя со стороны было не только странно, но и почему-то не очень приятно. Не то ревность к своему же облику взыграла, не то горечь на сердце разлилась, словно у тебя украли бесценную драгоценность. Интересно, а как близнецы на всё это реагируют, постоянно видя рядом с собой самого себя? Или все-таки не самого себя? Но тогда, получается, что копию. И сразу вопрос возникает: хорошую или плохую? Если более лучшую, так завидки наверно берут, а уж коли никчёмную, тогда… Вот встретится Гоша с Янкой, он обязательно у неё поинтересуется насчет её чувств к сестре-близняшке. Удивительно, Каджи уже два года с девчонками общается, но раньше ему почему-то и в голову не приходило выяснить тонкости их взаимоотношений между собой.

Долго беседовать с подсознанием парнишке не дали. Своч открыл еще один медальон и, тут же захлопнув крышку обратно, отложил в сторону:

— Этот мой. Но я «переоденусь» последним.

Следующая «Слеза Химеры» досталась Кобурну, с молчаливой серьезностью продолжавшему охранять дверь, привалившись к ней спиной. Он и на этот раз промолчал, не издав ни звука, пока надевал медальон на шею. Да и после трансформации берёг слова, как будто они у него из чистого золота отливались, и произнесение их граничило с непозволительным мотовством. Два Своча Батлера в одной комнате одновременно — это нечто! Приснись Гоше подобное пару месяцев назад, так выскочил бы из кошмара в реальность в холодном поту, ругаясь почем зря. А здесь наяву происходит — и ничего страшного, мальчик даже зубами не заскрипел от недовольства.

Последний из оставшихся артефактов предназначался, понятно дело, ему.

— Надень медальон на шею изображением наружу, а потом с силой надави на него большим пальцем, чтобы обратная сторона плотно прилегла к коже, — проинструктировал Батлер, протягивая мальчику магический кулон. — И потерпи немножко, Гоша. Ощущения будут не самые лучшие в твоей жизни. Постарайся не кричать, а то переполошишь весь замок. А нам лишние глаза и уши ни к чему, не зря же скрытничаем.

Каджи послушно выполнил сказанное, и едва не нарушил последнюю просьбу кантиля, с трудом подавив крик в зародыше, лишь только глаза от натуги выпучил да рот широко распахнул. Как только юноша нажал на «Слезу Химеры», ему тут же показалось, будто медальон прилип к коже намертво, обжигая, словно раскаленный утюг к груди прижали. Мало того, он еще словно впился в тело множеством иголок, пронзивших едва ли не до позвоночника. А затем Гоша без перехода почувствовал себя куском пластилина в чьих-то сильных руках. Ощущение, что всё его тело мнут, месят, давят, тянут и катают промеж ладоней, вылепляя из одной фигурки совершенно другую, продолжалось три мучительно долгих минуты. В некоторые моменты процесса трансформации ему не то, что закричать хотелось, он готов был диким зверем взвыть, лютым монстром зарычать и, имейся у него таковое, окатить драконьим пламенем изо рта всю комнату, особо тщательно прожарив в огне паразита Своча. Тот не сводил с него пристального взгляда, не отвернувшись, как другие, и чему-то едва заметно улыбался из-под своих щегольских усиков. И когда мальчишка уже готов был вскочить со стула и по-вампирьи впиться зубами в шею кантиля, чтобы разом перекусить ему сонную артерию, тот успокаивающе положил ладонь на его плечо:

— Всё уже закончилось. Успокойся, Гоша. Дыши глубоко и ровно. Боль сейчас исчезнет. С непривычки под конец метаморфозы всегда хочется кому-нибудь морду набить или шею свернуть, по себе знаю. Я в первый раз не удержался и врезал-таки своему начальнику, теперь уже покойному, промеж глаз. Кажется, даже нос ему сломал. Правда, он не обиделся на меня, сказав, что сам виноват, медленно среагировал на бросок… Вот и хорошо, что уже не злишься. Ты молодец, Гоша. Не каждый на твоем месте так достойно держался бы. Это уж потом привыкаешь ко всякому, а сперва…

Пока Батлер говорил, боль и на самом деле постепенно исчезала, словно с каждым произнесенным им словом, похожим на морской прибой, мягко накатывающим на прибрежный песочек, её вымывало из организма. А под конец монолога от страданий не осталось и намека, лишь небольшая усталость поселилась в теле, будто не меньше часа с друзьями в футбол играл, набегавшись до истомы, особо приятной из-за одержанной победы над командой противников. В остальном ощущения радости не доставляли: разуму нелегко было привыкнуть к новой видоизмененной форме своего носителя, к тому же она оказалась далекой от идеала. Больше всего беспокоил и нервировал горб за спиной: маленький, но до страсти мешающий. На Батлера теперь приходилось смотреть из своего сидячего положения исподлобья, скособочившись, вывернув шею до ломоты в позвонках. Вряд ли такой взгляд со стороны казался дружественным, если не сказать больше.

— Вот, можешь полюбоваться на свою временную личину, — мужчина, негромко рассмеявшись, сунул под нос Каджи мамино зеркальце в красивом ажурном окладе с изящной резной ручкой. — Кто на свете всех дряннее, всех горбатей и мрачнее? Скажет зеркальце в ответ: «Ты, конечно, спору нет!».

Зеркало хоть и промолчало, но заговори оно, Своч оказался бы прав на все сто. Выглядел Гоша ужасно. Худющее лицо со впалыми щеками, глубоко посаженные злые глазки под мохнатыми кустами бровей, нелепо оттопыренные уши, будто у Чебурашки, только не такие симпатичные. Прически нет и в помине: на макушке копна блеклых, будто выгоревших на солнце, спутанных волос, по всей вероятности вымытых в последний раз в прошлое лето нежданно нагрянувшим ливнем. Зубы темные, неровные и подгнившие, точно покосившийся забор заброшенного дома в глухой деревеньке. А вот губы непропорционально пухлые относительно остального лица. Или это привычка так их недовольно оттопыривать?

— Понравился видок? — уже с участием поинтересовался Батлер. — Даже если нет, то придется потерпеть. Зато теперь никто не посмеет подумать, что увидел Тень Короля, даже если вы лбами столкнетесь.

— Писаный красавец, кто бы сомневался, — Каджи хотел пошутить, произнеся фразу с легким юмором, но услышанный голос неприятно поразил. Интонации получились совершенно другими: глухо ворчащее раздражение, ловко замаскированное напускным безразличием и изрядно сдобренное шепелявостью.

— Так и задумывалось, — Своч с серьезным видом кивнул головой, отреагировав на то, как было сказано, а не на то, как задумывалось. — На бродяг, калек и попрошаек люди стараются меньше пялиться, словно одним взглядом на них могут сглазить свою собственную судьбу. Потому такие образы наиболее удачные для маскировки: встречные глаза в сторону отводят, и даже просить об этом не приходится.

Мужчина накинул на шею цепочку последнего оборотного медальона, сразу нажав на него. Гоша отвернулся в сторону, но не полностью, на сей раз краем глаза продолжая наблюдать за превращением кантиля в другую личность. Как ему померещилось, тело Батлера на некоторое время словно вскипело, запузырившись мелкими подкожными выпуклостями на лице, руках и видимой части груди, выглядывающей светлым треугольничком из бесформенной хламиды. А потом так же внезапно кипение прекратилось, оставив после себя совершенно иного человека. К удивлению юноши, рядом с ним теперь стояла древняя старуха, ощерившая рот в беззубой улыбке. Зубов во рту осталось меньше трети от первоначально имевшихся в наличии. Длинные седые космы неряшливо ниспадали на плечи жидкими струйками. Узкое, изможденное лицо смотрело на мир подслеповатым взглядом блеклых глаз. Тонкие бесцветные губы резко очерченного рта, длинный крючковатый нос, малость изогнутый влево, словно после перелома. Сухая, вся в пигментных пятнах, кожа выглядела обветренной и казалась привычной к любой непогоде. Крупная родинка на корявом треугольнике подбородка с торчащим из центра длинным черным волоском очарования Свочу не добавляла. Собственно, если бы он в таком виде решил поучаствовать в кастинге на роль Бабы Яги, то и без грима переплюнул бы всех остальных претендентов. Роль у него, можно сказать, в кармане. А режиссеры фильмов-сказок в очередь записывались бы, да хороводы вокруг него от радости водили б, коли согласится поучаствовать в съемках.

— Подымайся, внучок, нам пора восвояси убираться, — гнусаво прошамкала старуха, для вхождения в образ поясно поклонившись Софье Каджи. — Странно, как нас вообще допустили пред светлы очи княгинюшки, да будет жизнь её долгой, а дни легкими и радостными. А ну пошли, кому сказала! Ишь, расселся тут, словно гость долгожданный…

— Лицедей из тебя, Свочик, знатный бы вышел, — похвалила женщина, поднимаясь с кровати и направившись не к двери, а к камину. — Такой талант зря пропадает на королевской службе!

— Так мы, матушка, Ваша Светлость, не играем, — проскрипела старуха, заковыляв вслед за княгиней. — Это наша жизнь такая нескладная, судьба неприкаянная, доля горемычная. Подайте грошик на хлебушко, коли не жалко?

— Вас же с внуком, кажется, уже покормили? — улыбнулась Софья, нажимая пальцами на глаза змея на гербовом щите. — Обжорство — дорога неправедных, ведущая в вечную тьму. Как и другие излишества.

— Кормили? Вона как!.. А я и запамятовала. Совсем безмозглой становлюсь. Старость — не медовый пряник: вкус горчит, да и жуется без охоты.

Глаза змея утопились внутрь щита. Послышался глухой щелчок, и часть стены вместе с камином бесшумно повернулась вокруг своей оси градусов на тридцать, приоткрыв щель в тайный ход, темный и неприветливый.

— Идите. И не забудь о своем обещании, Свочик!.. Вам направо. Шагов через тридцать на стене увидишь треснутый по диагонали блок. Надави на его верхнюю часть, и пред тобой откроется плита в полу, скрывающая лестницу. Она ведет в подземелье замка, а проход прямо только этот этаж охватывает, но он вам не нужен. Ну а внизу сам разберешься. Надеюсь, еще не забыл наш тайный лаз на пустырь за замком?

— Помню, Софьюшка. И не беспокойся ни о чём. Ничего страшного с твоим сынком не случится. Пошли, Гоша.

Каджи, проходя мимо мамы, остановился, только сейчас осознав, что его лишили возможности попрощаться с сестренкой. То, что Ирги не было среди провожающих, оказывается, сильно его расстроило, задев за какую-то болезненную струнку в душе.

— Мам, а почему сестру не разбудили. Я хотел бы с ней тоже попрощаться. Когда еще увидимся с ней?

— Боюсь, Гоша, если бы Ирга тут была, то тебе и прощаться с ней не пришлось бы, — с хитрой улыбкой вздохнула Софья. — Ты сколько на этот момент её желаний должен исполнить?

— Кажется два, — не совсем уверенно произнес юноша, начиная понимать суть дела.

— Вот видишь! Игра — игрой, но своё слово нужно держать. Мы оба хорошо знаем твою сестренку. Тебе пришлось бы или остаться здесь, что невозможно сделать в силу важных причин для твоего отъезда, или взять Иргу с собой в Маград, куда я бы её не отпустила. Безвыходное положение получается, так что пусть лучше досматривает сны. Я потом что-нибудь правдоподобное придумаю, чтобы оправдать твой поспешный отъезд без прощания с ней. Даже если и обидится, то быстро отойдет, немножко поплакав. Ничего страшного. А теперь ступай, Своч уже начинает нервничать. Да хранит вас Единый!..

Каджи печально вздохнул и шагнул в темноту тайного хода, которая через миг стала кромешной, когда стена с камином вернулась на свое законное место. Спустя секунду Батлер щелкнул пальцами, и над его головой возник небольшой шар, разогнавший мрак своим бледно-голубым мерцающим светом. Своч медленно направился по узкому проходу вперед, негромко отсчитывая шаги и разглядывая стены. Гоша пристроился следом за кантилем. А светящийся шарик, точно привязанный, летел над ними, зависнув в полуметре от макушки Батлера. Первые шаги на пути в столицу оказались далеко не торжественными и праздничными. Воздух был пропитан запахом застарелой пыли. А из всех украшений Каджи запомнил лишь густую бахрому паутины, гроздьями свисающую со сводчатого потолка.