Обратный путь из Сочи тоже не был гладок, но, несмотря на все транспортно-пересадочные перипетии, я вернулся в Москву уже утром следующего дня, то есть, в понедельник.
Мой стремительный южный вояж увенчался полным успехом, и осознание этого подстегивало, словно мощный допинг, позволив на время забыть о накопившейся усталости.
«Всё, Юлькин вопрос закрыт! – не без удовлетворения думал я, шагая к аэропортовской стоянке, на которой осталась моя машина. – Теперь следует скорее отработать банкирский заказ и после отдохнуть!».
Мысль об отпуске позабавила. Я невольно вспомнил о своём нетерпении перед планировавшимся отдыхом в Дагомысе и наивных планах, которые тогда успел выстроить в мечтах. Увы, мне, увы…
Ещё в самолёте я решил, что, вернувшись в Москву, не стану заезжать домой, и сразу отправлюсь в Тверь к Евдохину.
Повидаться с армейским дружком Ковалёва хотелось ещё до сегодняшней встречи с банкиром, о которой имелась принципиальная договорённость. Не думаю, что Гнедин, вернувшись из Швейцарии, тотчас же схватится за телефон, чтобы вытребовать меня для доклада о ходе расследования.
Поездка в Тверь заняла около пяти часов и, к сожалению, оказалась почти безрезультатной. Евдохин, как и полагается профессиональному водителю-дальнобойщику, не сидел на месте, и в настоящее время накручивал километры где-то в Белоруссии.
– Он обязательно будет здесь в среду и четверг, – сообщил мне пожилой сутулый диспетчер евдохинского АТП. – В пятницу у Сереги уже рейс во Львов!
В тот день гнединский звонок прозвучал, когда на часах была уже половина пятого вечера. К тому времени я успел вернуться из Твери, пообедал и теперь блаженствовал в летней кафешке неподалеку от нашей конторы.
Гнедин сразу же сослался на сильную занятость и сказал, что сегодня ему ещё предстоит побывать в Юго-Западном округе на торжественном открытии крупной станции техобслуживания, строительство которой финансировалось «Цитадель-банком».
– Они и так перенесли из-за меня начало! – посетовал Александр Иванович, а затем поинтересовался, где я нахожусь в данный момент.
Узнав, что мне нетрудно подъехать на Садовую в течение ближайшего получаса, Гнедин быстро принял решение:
– До этой станции больше сорока минут езды, так что поговорим по дороге!
Мы отчалили от здания правления минут через пятьдесят в тяжеленном, словно танк, бронированном «Мерседесе» с тонированными стёклами и поднятой звуконепроницаемой перегородкой в салоне. Джип с охраной без промедления рванул вслед и всю дорогу держался буквально в метре от нашего бампера.
При встрече Гнедин имел довольно озабоченный вид, но когда мы остались в машине с глазу на глаз, постарался отвлечься от дневных забот, полностью сосредоточившись на теме волнующего его расследования и результатах моей поездки в Новоград.
– Что стряслось у Фенькина? – хмуро спросил он, разглядывая загорелую кожу на тыльной стороне собственной ладони.
Мне живо вспомнились недавние вынужденные признания Владлена Борисовича и его высокомерной супруги, и я в двух словах поведал банкиру о фенькинской драме с цинком-66.
– Он обещал вернуть вам деньги в оговоренные сроки, – передал я под конец слова облапошенного авантюриста.
– Вот вам и кредит на строительство химчисток… Какой козёл! – не сдержавшись, прорычал Гнедин. – Влад, кажется, так и не понял, кого должен слушать!
Я промолчал, глядя в окно на проносящийся мимо Смоленский бульвар.
Банкир быстро взял себя в руки, хотя чувствовалось, что он мог высказать в адрес Фенькина ещё немало крепких слов.
– Что вам удалось узнать помимо этого? – в гнединских интонациях преобладала прежняя деловитость.
Я коротко поведал ему о второй встрече с Бережной.
– Мне показалось, что ваша супруга не случайно заговорила насчет Ковалёва, и Ирина Анатольевна фактически подтвердила это! – подытожил я, наблюдая в полглаза за реакцией собеседника.
Александр Иванович слушал меня, судорожно сцепив ладони. Побелевшие костяшки гнединских пальцев, будто своеобразный индикатор, подсказали мне, что банкир переживает сейчас далеко не лучшие мгновения своей жизни. Его лицо также выглядело светлее обычного.
Молчание Гнедина поощрило меня на дальнейший рассказ. Кажется, в это время мы как раз собирались свернуть с Крымского Вала на Ленинский проспект.
Без лишних эмоций я сообщил Александру Ивановичу, сперва о славном афганском прошлом десантника Игоря Ковалёва и его драматичном переезде в Москву, а затем – о Вадике Каперском, за которым столько лет гонялась столичная милиция и, который не так давно, наконец, разорвал свою финишную ленточку.
– Не исключено, что Ковалёв был с ним в одной команде и теперь решил продолжить дело братца! – задумчиво предположил я. – А месяц или полтора назад этот снайпер вполне мог возобновить знакомство с Еленой Константиновной…
Кажется, от последнего предположения банкиру и вовсе стало не по себе, потому что он тихонько застонал и затем, уткнув в ладони побледневшее лицо, погрузился в невесёлые размышления.
Покуда Гнедин молчал, я задумчиво глядел на то, как наш неудержимый броневик стремительно несётся мимо зелёной полоски Нескучного сада.
Оставив позади площадь Гагарина с высоченным памятником первому космоплавателю, гнединский «Мерс» полетел дальше вдоль широкого, кажущегося бесконечным, Ленинского проспекта.
«Придет время, и его переименуют!», – мелькнула в голове крамольная мысль о незабвенном вожде трудящихся всех стран, но уже в следующую секунду я вновь услышал рядом с собой голос банкира.
– Вы найдёте мне этого Ковалёва! Слышите?! – заявил Гнедин, требовательно глядя мне в глаза.
На лице Александра Ивановича теперь не осталось и намёка на недавнюю слабость:
– Обязательно найдёте! А после я с ним потолкую…
Властный тон, как и прежде, демонстрировал уверенность банкира в собственных силах и решимость справиться с любой возникшей проблемой.
У меня не было причин возражать.
– Попробую, – кивнул я. – Тем более, для этого уже кое-что сделано.
История про поиски Ковалёва через адресный стол не заняла много времени. Я также рассказал Александру Ивановичу о поездке к бывшему сослуживцу Игоря.
– Этот Евдохин – дальнобойщик и сегодня мне не удалось застать его ни дома, ни на работе, но в эту среду и четверг, он обязательно будет на месте, – сообщил я Гнедину. – Афганцы обычно поддерживают связь друг с другом, и этим следует воспользоваться. Кроме того, есть другие варианты, – намекнул я, имея в виду родственников Каперского.
Поразмышляв, Гнедин одобрил эти предложения и тут же, с некоторым беспокойством, спросил, не следует ли ему приставить охрану к Елене Константиновне?
– Вряд ли это сейчас стоит делать, – довольно решительно воспротивился я. – Пока вашей жене ничего не угрожает!
Банкир подумал и не стал возражать.
Когда наш автомобиль находился всего лишь в нескольких кварталах от улицы 26 Бакинских комиссаров, где нам, наконец, предстояло свернуть с Ленинского проспекта, я опять заговорил с Александром Ивановичем насчёт Ковалёва.
– Вы были с ним знакомы?
Гнедин коротко кивнул, но, прежде чем раскрыть рот, с минуту помолчал.
– Совсем немного. Виделись в Новограде всего-то пару-тройку раз. Нас, кстати, познакомила Лена… Елена Константиновна, – поправился он. – Парень тогда мало походил на супермена и, если бы не ваша информация, я и впредь считал бы его заурядным субъектом.
– Внешность обманчива, – негромко возразил я, высматривая в окно, где лучше выйти.
Мы расстались минут через пять, когда гнединская бронеколонна проезжала мимо станции метро «Юго-Западная».
Прощаясь, Гнедин попросил держать его в курсе всех событий и, в случае чего, звонить в любое время суток.
У кассы метро вытянулась недлинная очередь. Я купил карточку на десять поездок и совсем уж было направился в сторону эскалаторов, когда совершенно неожиданно позвонила Бережная.
Её встревоженный голос, сперва замедлил мои шаги, а затем, вообще, заставил остановиться на полпути между кассой и эскалаторами рядом с ярко освещённым газетным киоском, который сейчас, похоже, абсолютно никого не интересовал.
Хотя Ирина старалась говорить быстро и внятно, из-за сильного волнения, она несколько раз повторила одни и те же слова.
Суть краткого, но весьма и весьма важного для меня звонка заключалась в следующем: не далее, как четверть часа назад, Бережной позвонил неизвестный мужчина и, справившись, на всякий случай, о её знакомстве со столичным детективом, настоятельно порекомендовал передать последнему, чтобы тот был предельно осторожен в расследовании гнединского дела.
– Он сказал, это небезопасно для вашей жизни! – добавила Ирина с таким эмоциональным напором, будто опасалась, что нам тотчас же обрежут связь.
– Это был междугородний звонок? – спросил я, лихорадочно соображая, о чём бы ещё узнать у Бережной в данную минуту.
– Похоже, что нет, – откликнулась Ирина. – Во всяком случае, телефон звонил, как обычно!
– Гнединское дело? Он что же, так и сказал?!
Голос Ирины Анатольевны стал чуть-чуть спокойнее:
– Весь разговор длился меньше минуты, и я передала его содержание практически дословно…
– Вы никому не рассказывали о наших встречах?
– Конечно, нет! Я ведь обещала! – в интонациях Бережной зазвучала обида.
– Извините, ради Бога, – буркнул я и, не теряя времени, продолжил расспросы. – Вам чем-нибудь запомнился голос этого мужчины?
Трубка в руке онемела на несколько долгих томительных секунд.
– У него был глубокий и очень приятный баритон, – наконец, отозвалась Ирина Анатольевна, собравшись с мыслями. – По-моему, такие голоса встречаются нечасто…
– Интеллигент?
– Вне всякого сомнения!
– А как насчет возраста?
На той стороне линии послышался короткий вздох.
– Судя по всему, не мальчик, но ещё и не старик, – довольно туманно обрисовала она годы неизвестного и тут же озабоченно спросила, чем всё это грозит подруге.
– Может, нам следует предупредить Лену? – послышался неуверенный вопрос Ирины.
Я сразу постарался отговорить её от этого шага.
– Если Гнединой будет что-то угрожать, я первым предприму необходимые меры! – пообещал я женщине и настоятельно попросил оставить всё происшедшее между нами.
Понимая, что Ира потом не расплатится за звонок, я поблагодарил её, и пообещал, что, в случае необходимости, перезвоню сам….
По эскалатору в этот раз я спускался, словно в преисподнюю. После звонка Бережной на душе было пакостно, а в голове роем метались беспорядочные мысли по поводу внезапно сложившегося положения.
«Кто мог позвонить Ирине?! Имеет ли этот человек или эти люди какое-то отношение к Гнедину и его семье? Зачем им нужно было меня предупреждать?! Грозит ли опасность Бережной и что же, черт возьми, делать дальше?!!!», – вот лишь малая часть тех вопросов, которые атаковали меня в эти минуты со всех сторон, словно стая диких злющих пчёл.
Уже стоя на платформе в ожидании поезда, я решил быть благоразумным и усилием воли попытался выстроить своих невидимых пчёлок в какое-то подобие очереди. В противном случае, следовало сразу отказаться от дальнейшего расследования, честно признав своё поражение.
«Кто же звонил: друг или враг?», – этот вопрос представлял для меня первостепенную значимость и потому не удивительно, что я поставил его в самом начале своего вопросника.
Хотя подошедший состав и был пустым, попав в вагон вместе с другими пассажирами, я не стал усаживаться на свободное сидение, и просто пристроился в уголке, опершись плечом о выступ стенки.
Прямо напротив меня точно также оперся о стену высокий худощавый парнишка в джинсах и пёстрой жёлто-зелёной футболке с рюкзачком на спине и плеером на поясе. Из надетых на его голову наушников до меня тут же донёсся приглушенный шум ударной установки и стоны электрогитар.
Через секунду-другую наш поезд дружно грохнул своей многодверной конструкцией и с нарастающим воем устремился вглубь едва освещенного тоннеля.
Я смотрел вдоль вагона куда-то мимо высокого парня с наушниками и понемногу размышлял о сложившейся ситуации.
Признаюсь честно, вопрос о звонившем озадачил меня сразу и всерьёз. Прежде чем пытаться ответить на него, пришлось изрядно напрячь мозги, то и дело, объясняя самому себе массу сомнительных и малопонятных вещей.
Обычно весёлый перестук вагонных колёс сейчас звучал отчётливо тревожно. Ещё пять минут назад я даже не подозревал, что, кроме меня и моего клиента, за гнединским делом наблюдает со стороны кто-то другой!
Естественно, эта новость была не из приятных. Она таила в себе угрозу с абсолютно непредсказуемыми последствиями, как для меня лично, так и для Александра Ивановича Гнедина.
Особенно грустно было сознавать, что и банкира, и меня, наверняка, уже давно знали в лицо и, вполне вероятно, пасли в Москве (а может, и не только в Москве) не одну неделю.
Я же, к своему сожалению и великому стыду, такими знаниями о неизвестном противнике или, скажем мягче, таинственном доброжелателе, не располагал. И даже при всём желании мне вряд ли удалось бы раздобыть интересующие сведения в ближайшие дни.
«Стоп! Что значит, меня пасли?! – этот вопрос вдруг застрял в голове, словно здоровенный шкаф в узком дверном проёме. – Готов поклясться, что во время слежки за Еленой Гнединой, вокруг меня было чисто! Это одно из первейших правил ведения наружного наблюдения, и я не хуже других спецов знал, к каким последствиям может привести его игнорирование!».
«Неужели утечка информации?! – эта мысль заставила меня внутренне содрогнуться, будто от ледышки, брошенной за шиворот. – Но, каким образом?!!!».
Я попробовал прикинуть, где именно мог произойти этот опасный и недопустимый сбой.
«Новоград? Оперативник Артём Иващенко?!.. – мучительно рассуждал я, перебирая в уме разные варианты. – Нет, маловероятно… А может, кто-то из Фенькинской парочки?!.. Абсолютный бред – эти если и думают о чём-нибудь, то лишь о поисках своего кидалы!».
Предположение о том, что мог проговориться кто-то из сотрудников нашего агентства, я отбросил сразу, как совершенно нереальное. Наверное, скорее меня удалось бы убедить в том, что нынешний начальник МУРа до назначения на этот пост постоянно проживал в Гонолулу и числился шерифом в тамошнем полицейском управлении!
За своего клиента я, разумеется, поручиться не мог. Хотя, по здравому размышлению, Александр Иванович как никто другой был заинтересован в том, чтобы о нашем расследовании не узнали посторонние.
Во время недавнего разговора с Бережной меня сразу насторожило чёткое предупреждение звонившего насчет «гнединского дела». На слух оно воспринималось так, будто проблема заключалась именно в Гнедине, но вовсе не в его супруге…
«А что, если эти самые посторонние узнали о каких-то любопытных гнединских делах задолго до моей первой встречи с банкиром, и затем каким-то образом помогли Александру Ивановичу влезть в его нынешние проблемы?!», – вдруг посетила меня совсем уж революционная мысль, но скудость сведений по данному вопросу, к сожалению, быстро охладила мой пыл и не позволила развить её до размеров полноценной версии.
Тем не менее, я решил, что в ближайшие же дни обязательно поищу информацию по Гнедину и его банку.
«Складывается впечатление, что звонившие знают о Гнедине гораздо больше моего и просто хотят вовремя предостеречь…», – эта догадка посетила меня уже десятью минутами позднее, когда я, не без труда, втиснулся в переполненный поезд на станции «Парк культуры», чтобы ехать в нём по Кольцевой линии до «Таганской», где предстояло делать очередную пересадку.
Последнее соображение больше чем что-либо другое убедило меня в том, что Бережной, по-видимому, звонили не враги.
«И всё же интересно, почему они передали предупреждение именно через Ирину, а не предпочли связаться со мной напрямую? – размышлял я, зажатый со всех сторон потными ворчливыми пассажирами, которым сейчас, наверное, больше всего хотелось поскорее добраться домой, чтобы, наконец, смыть с себя под прохладным душем хотя бы часть накопившейся за день усталости и раздражения. – Может, звонивший или его партнёры знают Бережную, и уверены, что она никому не сболтнёт лишнего?».
Поезд остановился на промежуточной станции, и толпа выходящих пассажиров едва не вынесла меня на перрон, однако я успел схватиться за поручень, и удержался в чреве душного усталого вагона.
«Этот парень, скорее всего, не любит Гнедина и не хочет иметь с ним ничего общего, – вновь вернулся я мыслями к своему таинственному доброхоту, когда за спиной опять безжалостно хлопнули двери. – В противном случае, он вполне смог бы обменять свою информацию на денежную премию от благодарного банкира».
Поезд уже в который раз начал набирать скорость.
«Нужно ли сообщать о звонке Гнедину?», – этот вопрос встал передо мной с той же неумолимостью, что и первый – насчёт друзей и врагов.
Немного поспорив с самим собой по этому поводу, я решил, что не стану торопить события, и сообщу банкиру о странном предупреждении при очередной встрече.
«До неё хотелось бы окончательно отработать версию с Ковалёвым и его московскими родственниками», – это намерение не встретило с моей стороны абсолютно никаких возражений.
Потом я вдруг вспомнил, что из-за звонка Ирины совершенно забыл про свою машину, которую оставил на служебной стоянке «Цитадель-банка» и которую намеревался забрать сразу после встречи с банкиром.
Возвращаться на Садовое кольцо, чтобы потом Бог знает сколько времени проталкиваться в автомобиле через все ещё запруженный транспортом центр, мне совершенно не улыбалось и, недолго думая, я достал мобильник и позвонил в приёмную Гнедина.
Трубку сняла Оленька. Терпеливо выслушав просьбу оставить машину на ночлег, она быстро согласилась, и заверила, что «Форд» находится под надежной охраной и завтра я смогу забрать его в любое удобное для меня время.
«Славная девушка!», – подумал я о гнединской секретарше, пряча трубку в нагрудный карман.
Когда поезд, наконец, добрался до «Текстильщиков», моё настроение заметно улучшилось: к этому моменту я уже принял решение насчёт дальнейшего поведения, и эта относительная определённость воспринималась сейчас словно твёрдый грунт после короткого, но довольно-таки неприятного путешествия по топкой непролазной грязи.
«Что ж, в этой пьеске каждый играет свою игру, и мне пока не резон зачислять кого-то в союзники, – рассуждал я с весёлой злобой, быстро поднимаясь по ступенькам на поверхность станции. – Хрен с вами, ребята, можете наблюдать за мной, сколько влезет, но не рекомендую совать палки в колёса – неровён час, самих покалечит!».
В эти же минуты я с удивлением отметил, что после Ирининого звонка мои недавние сочинские приключения и окончательный разрыв с Юлькой стремительно отошли на дальний план и практически перестали меня волновать.
Хотя время было вечернее, и солнце уже спряталось за громады ближайших многоэтажек, дневная жара всё ещё давала о себе знать разогретым асфальтом под ногами и вязким, без малейшего ветерка, воздухом, который моментально окутал меня с головы до ног, словно какой-то невидимый сверхтёплый плед.
Прежде чем идти домой, я заглянул в торговый центр и накупил продуктов на ближайшие дни.
В этот раз я не поленился завернуть в ряды со спиртными напитками и, после недолгого, но целеустремлённого поиска, выкатил оттуда в своей тележке вместе со всевозможными банками, коробками и пакетами, бутылочку отличного армянского коньяка, который обычно покупал себе только ко дню рождения.
«Кто знает, когда действительно стоит праздновать этот день!», – почему-то подумалось мне, но в ту минуту я и предположить не мог, насколько точны были эти слова и, прежде всего, по отношению к моей собственной персоне.
Чтобы не скучать весь вечер перед телевизором, я свернул по пути к газетному киоску и, рассовав по своим пакетам свежие выпуски вечерних газет, бодро зашагал к родной двенадцатиэтажке, что уже маячила впереди прямо по курсу.