Я опасался встречи с Гнединой и, вместе с тем, надеялся на неё, потому что знал исключительную роль Елены Константиновны во всей этой непростой и, как оказалось, довольно взрывоопасной истории. В моём положении, любая оплошность грозила, черт знает какими последствиями, и я совсем не был уверен в том, что встреча с банкирской супругой абсолютно оправданна и не окажется для меня самоубийственной ошибкой.

Тем не менее, после разговора со Свиридовым я принял решение, и теперь оставалось лишь придумать, как именно и когда осуществить задуманное.

Еще в пору слежки за Гнединой, мне хорошо запомнилось, что в определённых вопросах Елена Константиновна проявляла завидное постоянство, регулярно занимаясь одним и тем же делом примерно в одно и то же время дня. Прежде всего, это касалось посещения бассейна на Рублёвском шоссе, куда у неё, имелся соответствующий абонемент.

Помимо спортивных привычек, у Елены Гнединой с годами выработалась ещё одна, чисто женская склонность, которая, почти не требовала от неё физических усилий, но которой, как и в случае с тренировками, Елена Константиновна постоянно уделяла внимание. Речь идет о салоне красоты «Изабель», расположенном в двух шагах от Яузских Ворот на пересечении Солянки и Яузского бульвара, который гнединская супруга навещала в послеобеденное время буквально через день.

Когда я решился на встречу, вариант с «Изабель» сразу показался мне более привлекательным, прежде всего потому, что, в отличие от «Царства Нептуна», названный салон располагался в относительно малолюдном месте и, в случае чего, там было намного проще обнаружить хвост. Кроме того, после посещения своего парикмахера, Елена Константиновна обычно час, а то и больше, неспешно гуляла по бульвару и Москворецкой набережной или же шла в «Иллюзион», чтобы посмотреть там фильм и попутно продемонстрировать публике новую прическу или очередной наряд.

В понедельник я намеренно приехал к месту своей будущей охоты у Яузских Ворот пораньше и затем битых полтора часа околачивался неподалеку от салона, высматривая среди проезжающих автомобилей знакомую серебристую красавицу Гнединой. К счастью, денёк был прохладным, и не пришлось обливаться потом на солнцепёке.

«Брабус» прикатил на Солянку только без двадцати три, и в течение следующих пяти минут, пока Елена Константиновна парковала машину и затем гордо вышагивала в сторону нежно-голубых витрин «Изабель», я успел убедиться, что она совершенно одна и, что в пределах видимости вокруг неё, нет ни единого подозрительного субъекта.

Следующий период ожидания растянулся на бесконечных два часа, которые я провёл, как на иголках, ежеминутно посматривая через дорогу на мраморное крыльцо с ажурным чугунным козырьком над входом и выглядывая там стройную фигурку в брючном костюме из терракотового крепдешина.

Когда Гнедина, наконец, покинула этот оазис красоты, я уже успел не один раз мысленно побеседовать с ней по самым главным вопросам и теперь тупо разглядывал вывески на соседних зданиях.

Она легко спустилась по ступеням и, мельком глянув по сторонам, направилась к автостоянке, а я пошел тем же курсом по своему тротуару, издали любуясь её грациозностью.

Я окликнул Гнедину вблизи стоянки и, когда женщина оглянулась, подошёл к ней и представился.

Стоило определённых усилий забраться во внутренний карман пиджака, чтобы достать удостоверение, которое я затем протянул банкирской супруге.

Елена Константиновна лишь мельком взглянула на документ, и кивком подтвердила, что вполне удовлетворена этим формальным доказательством моего статуса. Вероятно, мой внешний вид лучше всего убедил её в том, что моя профессия связана с экстремальными ситуациями и, следовательно, я вполне могу быть детективом.

– Я разыскиваю Игоря Ковалёва, – негромко сообщил я, мысленно гадая, какую реакцию вызовет у собеседницы это известие.

Гнедина почти не изменилась в лице, если не считать подобия улыбки, которая на мгновение тронула её красивые, напомаженные губы.

– Меня мало интересует этот человек! – холодно откликнулась она, с вызовом глядя мне в глаза.

Не скажу, что ответ Елены Константиновны меня очень удивил.

– Тем не менее, хотелось бы уточнить у вас некоторые вопросы, – продолжил я, не опуская взгляда.

Размышляя, Гнедина слегка потупилась.

– Можно узнать, кто его разыскивает? – поинтересовалась она через минуту, вероятно, уже приняв решение.

– К сожалению, это тайна моего клиента, – вежливо пояснил я, и Гнедина кивнула.

– Мы не разговаривали с Ковалёвым девять лет, так что вряд ли смогу быть вам полезной! – заявила она, явно полагая, что этот довод отобьёт у меня желание продолжать разговор.

Я её разочаровал.

– Удивительное дело, но все, кто когда-либо знал Игоря Ковалёва, видели его последний раз ещё лет девять назад в Новограде! – громко посетовал я, взмахнув своим тяжелым и ужасно нелепым гипсом. – За эти годы он ни разу не навещал там своих родственников и, ни разу не встречался с армейскими друзьями, с которыми до отъезда в Москву регулярно виделся! Более того, по своему столичному адресу, который Игорь указал при выписке, и который потом мне дали в новоградском паспортном столе, Ковалёв не прожил ни единого дня!!!

Конечно, для усиления эффекта я мог бы сказать ей ещё и про троюродного братца пропавшего Ковалёва, но решил с этим повременить.

– Я видела Игоря нынешним летом. По-моему, двенадцатого июня, – как можно равнодушнее сказала Елена Константиновна, но в эту минуту в её голосе было всё, кроме равнодушия.

После такого признания, моё сердце едва не выпрыгнуло из груди от волнения.

– Как это произошло? – я тоже попытался скрыть свои подлинные эмоции и, в отличие от Гнединой, мне это почти удалось.

Вместо ответа, женщина оглянулась по сторонам и, заметив в начале бульвара несколько свободных лавочек, предложила присесть.

Когда через пару минуту мы удобно устроились на лавке, Елена Константиновна, наконец, ответила на мой вопрос.

– Это было в музее на рериховской выставке, – тихо произнесла она, и мне показалось, что сейчас ей очень трудно говорить.

– Уверены, что не ошиблись?

Гнедина покачала головой.

– Это был Игорь, – сказала она более твердым тоном. – Я знаю!

Мне явно не хватало доказательств её правоты.

– Он сильно изменился? – осторожно спросил я, исподволь наблюдая за тем, как она теребит ремешок своей сумочки.

– Достаточно заметно… – откликнулась женщина. – Он здорово поплотнел за то время, что мы не виделись и, по-моему, несколько округлился в лице. Но татуировку на левом плече и мою печатку я разглядела сразу!

– Что за татуировка? – поинтересовался я, мысленно сожалея о том, что не делаю записей в блокноте. Я намеренно не стал доставать его, опасаясь, что это может помешать нашему разговору.

– Обычная татуировка: парашют, самолёты, а чуть ниже – годы службы…

– Вы упомянули о печатке?

Гнедина кивнула:

– За полгода до отъезда в Москву, я подарила Игорю серебряную печатку. Ковалёву она очень нравилась.

– Вас ничего не смутило в его внешнем виде, кроме лишнего веса? – настойчиво гнул я свою линию.

– Пожалуй, только рост, – неуверенно призналась Елена Константиновна после некоторых раздумий. – Мне показалось, что Игорь стал выше по сравнению с новоградскими временами. Сантиметра на четыре-пять. Правда, в музее нас разделяло метров десять, и я вполне могла обмануться.

Такие откровения стоили многого.

– Как он себя вёл?

Гнедина печально вздохнула, глядя куда-то в сторону.

– Всё произошло очень быстро, – сказала она, выдержав драматичную паузу. – Я заметила Игоря, когда он уже вовсю разглядывал меня с противоположной стороны зала. Ковалёв был в джинсах и футболке без рукавов – после армии он всегда носил такие футболки, чтобы была видна татуировка.

Елена Константиновна открыла и тут же вновь закрыла свою белоснежную лакированную сумочку, в которую, кроме зеркальца и щетки для волос, вероятно, поместилась бы ещё зубочистка.

– После того, как он перехватил мой взгляд, мы некоторое время смотрели друг на друга, а потом, Игорь повернулся и поспешно вышел из зала.

Мы немного помолчали. Во время этой паузы я вдруг подумал, что сегодня Елене Константиновне, вероятно, повезло так же, как и мне.

Если причина моего везения была вполне понятной, то Гнедина в этот день, совершенно неожиданно для себя, нашла во мне того нейтрального собеседника, которому могла многое рассказать и, о котором, по-видимому, давно мечтала.

– Пытались его остановить?

– Я чуть не грохнулась в обморок, – тихо сказала женщина и до меня, наконец, дошло, что она продолжает любить своего Игоря ничуть не меньше, чем девять лет назад, когда внезапно получила от жениха то злосчастное письмо.

– А что, Ковалёв увлекается живописью? – полюбопытствовал я, чтобы немного разрядить обстановку.

Елена Константиновна улыбнулась.

– Пожалуй, не очень. Рерих – чуть ли не единственный художник, которого он признаёт, – сообщила она и тут же пояснила причину столь взыскательного вкуса. – В своё время, ещё в Новограде, я как-то потащила его на выставку гималайских пейзажей Святослава Рериха. Игорь был потрясён и сказал, что рериховские горы точь-в-точь такие, как те, что он видел в Афганистане!

Я слушал её и, наскоро усваивая информацию, изредка кивал головой.

– Вероятно, до нынешней встречи вы виделись с Игорем ещё в Новограде?

Елена Константиновна подтвердила это догадку:

– В день отъезда я помогла Ковалёву собрать дорожную сумку, и хотела проводить его вечером на вокзал, но он отговорил.

– Каким образом?

– Сказал, что хочет зайти к приятелю и, что этот парень потом отвезёт его прямо к поезду.

– Не знаете, что за приятель?

Гнедина отрицательно покачала головой.

– Всю неделю перед отъездом Игорь носился по городу, как сумасшедший, чтобы рассчитаться с долгами и доделать кое-какие дела. Признаться, я не особо вникала в их суть и больше переживала, что мы редко бываем вместе, – сейчас в голосе женщины отчетливо слышалось сожаление.

– Не догадываетесь, о каких делах тогда шла речь?

Елена Константиновна пожала плечами:

– Мужчины не любят рассказывать о делах… Помню только, что в те дни Игорь пару раз созванивался с Сашей, моим теперешним мужем.

На этот раз изобразить невозмутимость оказалось гораздо сложнее:

– Ваш муж созванивался с Ковалёвым перед его отъездом в Москву?!

По-моему, Гнедина не обратила внимания на мой озабоченный тон.

– Почему вас это интересует? – просто спросила она.

– Меня интересуют все связи Ковалёва, которые хоть как-то могут помочь в его поиске!

Это объяснение вполне устроило Елену Константиновну:

– Они хорошо знали друг друга, и в Новограде Игорь часто помогал Гнедину в делах. Кстати, муж всегда был о нём очень высокого мнения…

«Ну да, высокого, – мысленно усмехнулся я. – Помнится, Александр Иванович назвал Ковалёва вполне заурядным субъектом!».

Рядом с нами на лавку плюхнулась парочка шумных подростков в широких, безвкусно сшитых штанах с десятком карманов на молниях и безразмерных черно-красных футболках. Оба имели длинные светлые волосы, и оба носили на голове черные бейсболки козырьками назад, а на ногах – бело-серые кроссовки.

О том, что это парень и девушка я догадался только, когда они отставили в сторону свои жестянки с «Пепси» и, обнявшись, стали целоваться.

Елена Константиновна терпела это беспардонное соседство чуть более минуты, а затем молча встала и, скрестив руки на груди, медленно пошла вдоль бульвара.

Я незамедлительно последовал за ней.

– Вы сказали, что Ковалёв был в неплохих отношениях с вашим мужем. Не припомните, они встречались потом в Москве?

– Понятия не имею, – откликнулась Гнедина, задумчиво глядя себе под ноги. – Я ведь тоже не говорила мужу, что этим летом видела Игоря…

Она сдержанно улыбнулась.

С красивой и умной женщиной всегда непросто разговаривать. Елена Гнедина, как раз и была такой – рассудительной, красивой и, помимо всего прочего, чрезвычайно обаятельной. Словом, какие встречаются крайне редко.

Сознаюсь, я был очарован Еленой Константиновной буквально с первых минут нашего общения. Её манера держаться, приятный голос и прямота, с которой она отвечала на вопросы, сразу вызывали симпатию и уважение, в то же время, заставляя тебя внутренне собраться, и напрячь извилины, дабы случайно не ляпнуть при этой королеве какую-нибудь глупость.

Теперь мне стало ясно, почему Александр Гнедин однажды обратил на неё внимание и, в конце концов, добился того, чтобы Елена Прекрасная пошла с ним под венец: подобные женщины, действительно, встречаются в жизни нечасто и потому ценятся весьма и весьма высоко.

Что касается меня, то, в свободное от работы время, я предпочитаю держаться подальше от таких королев – с ними слишком много хлопот и, в основном потому, что эти сверхпрелестные и обворожительные существа, словно мощные магниты, притягивают к себе взгляды завистников. А такого рода удовольствие обычно дорого обходится их кавалерам и в прямом и в переносном смысле. Мне нравятся обычные женщины, рядом с которыми не надо становиться на цыпочки и раздуваться по-индюшиному, чтобы выглядеть лучше и умнее, чем ты есть на самом деле.

Беседуя, мы прошлись по бульвару до Устьинского моста, а затем так же неспешно вернулись к стоянке, на которой Гнедина оставила автомобиль.

Я задал ей массу вопросов об Игоре, но при этом, намеренно не стал расспрашивать о прежних взаимоотношениях с Ковалёвым, чувствуя, что подобный интерес мигом поставит жирную точку в нашем непростом диалоге.

Когда мы подошли к «Брабусу», я спросил, кто бы ещё мог рассказать мне об Игоре Ковалёве, и Елена Константиновна, недолго думая, посоветовала разыскать Анатолия Илларионовича, о котором однажды уже говорила Бережная.

– Он живёт в одном доме с родственниками Ковалёва, – сказала Гнедина, даже не догадываясь о том, что я уже успел побывать в этом ничем не примечательном строении на улице Освободителей. – Илларионович знает Игоря гораздо дольше меня!

– Но ведь он сосед по дому, не более? – недоверчиво заметил я.

Елена Константиновна быстро рассеяла мои сомнения.

– Когда Ковалёв был ещё подростком, этот человек сделал для него, наверное, больше, чем кто-либо другой: сперва, научил водить машину, потом убедил Игоря заняться спортом и тот, буквально за полтора года выполнил норму кандидата в мастера спорта по пулевой стрельбе! – Гнедина перечисляла факты из биографии теперь уже чужого ей мужчины, без насмешки и какого бы то ни было пренебрежения, хотя этот мужчина и оставил в её душе, вероятно, не самый светлый след. – Когда Игорю действительно было трудно, он шёл за советом не к дядьке или своей тёте, а именно к Илларионовичу. И не только он, но и многие мальчишки из их двора…

– Чем же он их так привлекал? – не удержался я от вопроса.

Прежде чем ответить, Гнедина помолчала, по-видимому, подыскивая подходящие слова.

– Мне кажется, этот старик просто по-другому воспринимает людей, – наконец, откликнулась она. – Не так, как многие, которые, чаще всего, могут разглядеть у незнакомого человека лишь лицо, фигуру и то, что на ней есть из одежды. Наверно, ещё сложнее понять подростка, до которого обычно никому нет дела, но Илларионовичу это каким-то образом удавалось.

– Вероятно, старик – неплохой психолог, – вставил я замечание, и Елена Константиновна кивнула.

– Главное, он действительно стремится помочь людям. Даже едва знакомым. Причем, в отличие от психотерапевтов, абсолютно бескорыстно, – с усмешкой добавила Гнедина, и эта ироничная ухмылка лишь подтвердила, что женщина не понаслышке знает о людях данной профессии.

– Вы были знакомы?

– Совсем чуть-чуть, но о нём много рассказывал Игорь. Даже муж как-то обмолвился, что хотел бы разбираться в людях так же, как Анатолий Илларионович.

Надеюсь, Елена Константиновна не заметила, как после её слов у меня удивлённо взметнулась бровь:

– Ваш муж?!

– Да, Гнедин одно время увлекался шахматами, и Анатолий Илларионович тренировал его несколько лет.

Она упомянула об этом моменте в мужниной биографии настолько обыденно, что, не будь я постоянно начеку, точно пропустил бы эту фразу мимо ушей!

Пришлось даже сделать над собой усилие, чтобы сохранить на лице прежнюю озабоченность, хотя внутренне я, конечно, ликовал: за последний час Елена Гнедина сообщила мне два важнейших факта, которые реально могли ускорить поиск!

При расставании, я попросил Елену Константиновну воздержаться от рассказа кому-либо о нашей встрече, по крайней мере, в ближайшие две-три недели.

– В противном случае, последствия окажутся намного серьёзней, чем этот гипс! – я демонстративно приподнял свою тяжелую малопослушную руку.

– Разговор останется между нами, – пообещала Гнедина и не преминула спросить о том, как я её вычислил.

Сознаваться в неблаговидных поступках всегда тяжело, но иного не оставалось:

– Прежде чем затевать эту беседу, мне непременно следовало убедиться, что рядом не будет посторонних. Так что какое-то время пришлось понаблюдать за вами…

Кажется, это объяснение вполне устроило гнединскую супругу и, сухо кивнув мне, она повернулась к машине, чтобы открыть дверцу.

Я взглядом проследил за тем, как её «Брабус» беззвучно тронулся с места, и, сверкнув полированным боком, быстро покатил вдоль Солянки в направлении Китай-города.

Когда автомобиль скрылся из виду, я оглянулся по сторонам и стал высматривать свободное такси.

Встречи со Свиридовым и Еленой Гнединой позволили мне по иному взглянуть на ситуацию с банкиром и безуспешно разыскиваемым Ковалёвым.

Когда в понедельник вечером я немного разобрался в своих сомнениях, приехал с работы Максимыч.

– Лёшик, уж поскорее бы ты воскрес! – чуть ли не с порога заявил он. – Сил нет смотреть, как тебя оплакивают!

Потом, переодеваясь в шорты и футболку, Маркелов рассказал, как за последние дни изменилась атмосфера в агентстве, где практически всегда царили деловитость и оптимизм.

– Слепнев винит себя в истории с Каперской! Даже заявление подал, по собственному желанию! – Маркелов осторожно задымил сигаретой у раскрытого окна.

– Не может быть, – тихо пробормотал я.

– Может! – решительно подтвердил Максимыч. – А ещё четверых я едва отговорил доставать акваланги – ребята хотели прочесывать дно этого долбаного водохранилища!

Честно говоря, я был тронут до слёз. Чтобы Максимыч случайно не увидел моих эмоций, пришлось сказать, что мне срочно надобно в туалет.

Когда я вернулся, он, к счастью, сменил тему.

– Как твои успехи? – полюбопытствовал Маркелов, жадно вдыхая сигаретный дым. – Гнедина хоть что-то сказала?

Я быстро передал ему суть разговора с Еленой Константиновной.

Когда Максимыч узнал о музейной встрече, он на время даже забыл о сигарете.

– Надо же, – восхищённо изрёк он. – Эти ребята знали, что на Ковалёва она точно клюнет!

– И при этом, ничего не скажет мужу! – подхватил я, радуясь, что Маркелов сразу же всё сообразил. – Думаешь, мне долго подыскивать двойника?

Максимыч критически взглянул на мою разукрашенную фонарями физиономию, а потом серьёзно произнёс:

– Подыскивать-то недолго, зато гримировать…

Мы расхохотались.

Когда смех затих, Маркелов вновь вспомнил о своей сигарете.

– Что следующим номером? – деловито спросил он, выпуская из лёгких дым, и одновременно стряхивая пепел в тяжёлую стеклянную пепельницу.

– Я заказал билет на новоградский поезд. Думаю быть там завтра к обеду…

Максимыч внимательно поглядел на свою сигарету, которую докурил до фильтра.

– Опять в Новоград? – переспросил он.

– Опять! – охотно подтвердил я. – Похоже, ноги этой истории растут именно оттуда. Да и воздух там почище, чем в Москве!

Вероятно, мои доводы произвели на Маркелова сильное впечатление, потому что он лишь тяжело вздохнул и, не говоря ни слова, пошёл на кухню готовить ужин.