На рассвете 1 сентября 1939 года над городом Велюнь на юге Польши, недалеко от немецкой границы, появилось двадцать девять самолетов. Как и многие другие сельские поселения в Польше, Велюнь был городком со средневековой историей. Старинный центр украшали готический собор и руины замка, построенного при короле Казимире.

Как стая хищных птиц, завидев жертву, самолеты — это были бомбардировщики Ju-87 Stuka — вдруг заложили резкий вираж и спикировали. Жители города слышали низкий грохочущий звук, который постепенно перерастал в жуткий рев, в механический скрежет, становившийся все громче и невыносимее по мере того, как приближались самолеты.

Вой шел от сирен, которые приводились в действие потоком воздуха и были установлены на шасси пикирующего бомбардировщика, разработанного для люфтваффе Германа Геринга. Сирены служили исключительно для устрашения противника и больше никакой практической функции не имели. Этот вой стал страшным символом немецкого блицкрига.

Вскоре сирены заглушил грохот бомб, разрывающих камни, деревья, человеческую плоть. Штурмовики бомбили не польскую армию, а средневековый центр Велюня. Первые снаряды попали в больницу, двадцать шесть пациентов погибли под завалами. Разрушения были колоссальные: при первой же атаке 20 тонн бомб сровняли центр города с землей.

Для жителей городка это было страшное пробуждение. Большинство из них даже не знали, что началась война. Чуть позже над Велюнем появилась вторая эскадрилья бомбардировщиков, после полудня — третья. К этому времени старинный город превратился в дымящиеся руины. Погибло 1300 человек, сотни были ранены.

Это воздушное нападение было началом войны нового типа — не просто военных действий между двумя враждующими регулярными армиями, а террористической войны против мирного населения. За два года до этого Геринг уже показал миру, что такое воздушный террор, когда во время гражданской войны в Испании люфтваффе разбомбило священный город басков Гернику (этому событию посвящена знаменитая картина Пикассо).

В Польше трагедия Герники повторилась столько раз, что мы сразу и не вспомним названий всех уничтоженных нацистами городов. 1300 немецких истребителей и бомбардировщиков быстро сломили польское сопротивление. Военно-воздушные силы Польши не шли ни в какое сравнение с современными самолетами люфтваффе.

Польша стала триумфом Геринга. Позже в тот же день, когда Велюнь еще был объят пламенем, Гитлер произнес в рейхстаге речь, в которой назвал его своим преемником.

Бесстрашный ас Первой мировой к тому времени и так уже заправлял почти всем государственным аппаратом. Именно Геринг инициировал тайное возрождение военно-воздушных сил Германии (что было запрещено Версальским договором) и в середине 1930-х начал подготовку Германии к войне. В 1936-м он был назначен уполномоченным по четырехлетнему плану — эта позиция позволяла ему подчинить себе и несколько политических ведомств, таких как министерства труда и земледелия, а также, косвенно, министерство финансов и Рейхсбанк. Вскоре Гитлер сделает его рейхсмаршалом Великогерманского рейха — особый титул, который ставил его выше всех военачальников, за исключением самого Гитлера.

Геринг выделялся на фоне даже самых эксцентричных нацистских лидеров. Он словно был из другого времени — его экстравагантность скорее подошла бы декадентскому Берлину 1920-х. Его вычурный, почти барочный стиль и вкус резко контрастировали с аскетизмом Гитлера в одежде и в быту. У рейхсмаршала был целый гардероб роскошных, специально пошитых костюмов и мундиров, одним из самых любимых был белый.

Управляя экономикой страны, Геринг мог распоряжаться крупными суммами, а кроме того, не гнушался взятками.

В отличие от многих нацистских бонз Геринг имел аристократическое происхождение. Его отец, Генрих Эрнст Геринг, потомок обедневшего дворянского рода, был генерал-губернатором Германской Юго-Западной Африки (современной Намибии), затем консулом на Гаити. Однако семья не была богатой, что позднее, возможно, стало причиной безмерной алчности сына.

Геринг провел детство неподалеку от Нюрнберга, в замке Фельденштайн у своего крестного (и любовника своей матери) Германа фон Эпенштайна. В начале Первой мировой войны Геринг почти случайно попал в Имперские военно-воздушные силы, скоро проявил себя как отличный летчик-истребитель и к концу войны стал командиром легендарной эскадрильи «Красного барона» — Манфреда фон Рихтгофена, погибшего в апреле 1918 года. После войны он выступал с показательными полетами, в том числе в Швеции, где служил в авиакомпании «Шведские воздушные линии», выполнявшей рейсы между Стокгольмом и Таллином.

В Швеции, в замке Роккельстад в Сёдерманланде, он встретил свою будущую жену, Карин фон Канцов, которая тогда была замужем за бароном Нильсом Густавом фон Канцов. Карин была старше Геринга на пять лет, и Геринг ее боготворил. Они поженились в 1922-м — в том же году Геринг познакомился с Гитлером. Роман Геринга и Карин стал сюжетом фельетонов в немецкой вечерней прессе и охотно эксплуатировался нацистами в качестве рекламы своей партии. В 1923 году во время пивного путча Геринг был ранен в ногу, и Карин тайно вывезла его из страны. Однако лечение привело к зависимости от морфина, от которой Геринг так и не смог избавиться до конца жизни. Какое-то время он даже лечился в психиатрической клинике Лонгбру в Швеции.

Карин тоже была очень болезненна — страдала эпилепсией, туберкулезом, сердечной недостаточностью. В 1931 году она скоропостижно скончалась, и, когда Геринг построил недалеко от Берлина уже упоминавшееся поместье Каринхалль, он назвал его в честь покойной жены. Позже Геринг возвел в имении мавзолей и перенес туда останки Карин.

В Каринхалле Геринг мог позволить себе все. Он питал слабость к таким культурным символам статуса, как антиквариат и искусство. Геринг был единственным нацистом, посмевшим тягаться с Гитлером в страсти к коллекционированию. Однако их страсть имела разную природу: если Гитлер был мечтателем-эстетом, то Геринг, скорее, считал себя кем-то вроде правителя эпохи Возрождения. Геринга интересовало не столько культурное величие Германии, сколько его собственное. Каринхалль, поначалу довольно скромный охотничий домик, со временем сильно разросся. Перестройку Каринхалля Геринг поручил Вернеру Марху, автору проекта берлинского Олимпийского стадиона.

Реконструкция была настолько масштабной и дорогостоящей, что Геринг превратил поместье в государственное представительское имение, распоряжаться которым, однако, по-прежнему мог только он один.

В роскошных постройках в древнескандинавском стиле нашлось место для всевозможных эксцентричных увлечений Геринга: в одной из комнат он держал модель железной дороги, в другой — ручных львят. В поместье был также кинозал, кегельбан, кабинет стоматолога, баня, спортивный зал и пивной домик. Посетителей Геринг принимал в большом охотничьем зале с камином, бревенчатыми стенами, увешанными медвежьими шкурами, мечами и рогами королевских оленей. Многие иностранные гости, приезжавшие в Германию с государственным визитом, заглядывали в «домик» Геринга. Его навещали знаменитый американский летчик Чарльз Линдберг, симпатизировавший нацистам, и Бенито Муссолини.

Каринхалль был не единственным поместьем Геринга. Ему принадлежал еще и замок Фельденштайн, где он провел детские годы, а также замок XI века Маутерндорф в Австрии, недалеко от Зальцбурга. В Альпах, в Берхтесгадене, у него был домик недалеко от Бергхофа — резиденции Гитлера, а кроме того, три охотничьих домика и обширные охотничья угодья вокруг поселка Роминтен в Восточной Пруссии, издавна служившие местом королевских охот. Так же как и домик в Альпах, владения Геринга, как правило, находились неподалеку от резиденций Гитлера. Роминтен, например, располагался рядом с главной ставкой Гитлера — «Волчьим логовом» (Wolfsschanze).

Каринхалль в основном служил хранилищем для коллекции Геринга. На картины и другие произведения искусства рейхсмаршал тратил несметные суммы — гораздо больше, чем ушло на перестройку самого имения. Спустя год-другой после начала войны Геринг уже владел одной из лучших художественных коллекций в мире. Ему принадлежало примерно 1400 живописных полотен, 250 произведений скульптуры и 168 старинных гобеленов. Геринг не разделял ни интереса Гитлера к немецкой живописи XIX века, ни его желания встать у истоков нового германского искусства. Геринга, в отличие от других нацистских лидеров, редко можно было увидеть на ежегодном открытии Большой немецкой художественной выставки в Мюнхене. Он отдавал предпочтение классическому европейскому искусству — от средневековой немецкой резьбы по дереву до французских гобеленов XVIII века. Но главное — живопись Северной Европы. Геринг хотел иметь лучшее из лучшего и часто получал желаемое. В 1943 году у него уже было пять картин Рембрандта и 73 произведения его любимых художников — отца и сына Кранахов. После войны «художественный агент» Геринга Вальтер Хофер подсчитал, что рейхсмаршал потратил на свою коллекцию более 100 миллионов рейхсмарок, то есть примерно 300 миллионов евро. В основном эти средства брались из художественного фонда Геринга, который постоянно пополняли немецкие предприниматели. Одним из главных спонсоров был Филипп Реемтсма, владелец табачного концерна, контролировавший всю табачную индустрию в Германии. Этим успехом Реемтсма был, в свою очередь, обязан Герингу. Когда нацисты проводили мощную кампанию против курения, Геринг встал на защиту табачной промышленности.

От алчности Геринга страдали и его подчиненные. Он нередко задерживал зарплаты и гонорары сотрудников и — с их согласия или без — покупал на эти деньги произведения искусства для своего собрания.

Когда Гитлер только отбирал первые картины в свою коллекцию, Геринг уже запустил целую сеть коллекционирования произведений искусства с «художественными агентами» по всей Европе и со специальным секретарем, координировавшим закупки. Эта организация использовала все возможные средства — от прямых хищений до шантажа. Идеология не должна мешать заполучить желанную картину, считал Геринг. Он охотно мог поменять приговоренное к уничтожению произведение «дегенеративного» искусства на какой-нибудь вожделенный шедевр или давал еврейскому семейству ускользнуть из лап нацистов, если выяснялось, что у них дома есть картина Рембрандта. Бывало, агенты Геринга и Гитлера бились за одни и те же произведения, и рейхсмаршалу нередко удавалось выиграть.

Чтобы политически оправдать неуемную страсть к коллекционированию, Геринг обещал в будущем подарить свое собрание рейху. Для коллекции проектировалась галерея длиной в 300 метров — один из флигелей Каринхалля. Здесь 12 января 1953 года, в день шестидесятилетия рейхсмаршала, должен был открыться Музей Германа Геринга.

* * *

Для Польши, зажатой между двух империй, нападение Германии стало очередным кровавым эпизодом польской исторической трагедии. Но никогда еще судьба не обходилась с этой страной так жестоко. За неделю до нападения между Германией и СССР был заключен пакт Молотова-Риббентропа, согласно которому Сталин и Гитлер договорились не нападать друг на друга и при этом тайно поделили между собой Восточную Европу.

17 сентября Советский Союз без объявления войны ввел в Польшу полумиллионную армию. Сталин решил довершить уничтожение польского государства и присоединить его восточные части к Советскому Союзу. В своей жестокости Сталин ничем не уступал Гитлеру. Более миллиона поляков было отправлено в ГУЛАГ, а на следующий год после вторжения жертвами массовых казней стали почти 22 000 польских офицеров. Один из самых известных эпизодов этой трагедии — расстрел в Катынском лесу под Смоленском, где были убиты больше 4000 человек.

Планы Гитлера на Польшу были еще более чудовищными. Уничтожению подлежала не только Польша как государство, но со временем и весь польский народ, обреченный на вытеснение «расой господ». Главным врагом нацистов были евреи, но избавление от них было только первым шагом. Чтобы освободить «жизненное пространство» для новой германской расы, десятки миллионов славян должны быть изгнаны. Поляки будут порабощены, а со временем уничтожены.

Третий рейх тут же аннексировал бо́льшую часть оккупированной территории Польши, на оставшейся части было учреждено новое административное образование — Генерал-губернаторство. Почти миллион поляков, проживавших на аннексированных территориях, вошедших в состав рейха, были депортированы в Генерал-губернаторство. По приказу Гитлера любое сопротивление должно было быть жесточайшим образом подавлено. Гиммлер образовал пять специальных подразделений — айнзацгрупп (Einsatzgruppen), которые следовали на восток за пятью армиями вермахта и осуществляли массовые казни по малейшему подозрению в противодействии. В ближайшие месяцы были убиты 60 000 поляков из числа гражданских лиц.

Важным пунктом плана было искоренение польской культуры, и нацисты подошли к делу основательно. Намеренно разрушались важные национальные памятники, например Королевский замок в Варшаве.

Вопросами культуры ведали три безжалостных человека: Герман Геринг, Ганс Франк и Генрих Гиммлер. СС Гиммлера, ставшее уже как бы государством внутри государства, грабило польские музеи при посредничестве общества «Аненербе» (Ahnenerbe — «Наследие предков»). Это общество, основанное в 1935 году Гиммлером, было своеобразной кузницей идей, где занимались крайне сомнительными с научной точки зрения антропологическими, археологическими и культурно-историческими изысканиями. В частности, общество пыталось доказать, что в древности на Земле господствовала германская цивилизация. Якобы это был золотой век арийской расы, преданный забвению. В поисках доказательств этой гипотезы «Аненербе» снаряжало экспедиции в разные концы света: на запад Швеции, чтобы сделать слепки рунических камней в области Бухюслен, в Англию, чтобы записать английские народные песни, и в Тибет, чтобы измерить черепа местных жителей. Планировалась также экспедиция в Анды: сотрудник «Аненербе» Эдмунд Кисс утверждал, что археологический комплекс Тиауанако в Боливии — это не памятник цивилизации, предшествовавшей империи инков, а руины построек неких нордических народов, возведенных 17 000 лет назад. «Аненербе» также пыталось воссоздать магические ритуалы этих прагерманских народов. Гиммлер даже подумывал о том, чтобы заменить христианство новой языческой религией, во главе которой, как некий духовно-рыцарский орден, встанет СС.

Сам Гиммлер был убежден в существовании древней арийской расы, однако его идеи поддерживали не все нацистские лидеры. Так что, скорее, это была одна из ветвей большого дерева причудливых теорий, сосуществовавших внутри нацистского движения. По мнению Альберта Шпеера, Гитлер считал неприличным увлечение Гиммлера археологией и мистицизмом:

Почему мы наводим весь мир на мысль, будто у нас нет исторического прошлого? Мало нам, что римляне возводили гигантские сооружения, когда наши предки обитали в глиняных хижинах, так Гиммлер еще приказывает откапывать эти глиняные деревни и приходит в восторг при виде каждого глиняного черепка и каждого глиняного топора, которые удалось выкопать. Этим мы лишь показываем, что метали каменные дротики и сидели вокруг костра, когда Греция и Рим уже находились на высшей ступени культурного развития. У нас есть все основания помалкивать насчет нашего прошлого. А Гиммлер трезвонит о нем на весь свет.

Однако Гитлер позволил Гиммлеру и дальше заниматься своими историческими «исследованиями». А Гиммлер видел большие возможности для изысканий «Аненербе» в Польше, и члены общества прибыли туда еще до окончания боев. В первую очередь их интересовали археологические коллекции, архивы и памятники, имеющие ценность для исследований. Если грабежам в Австрии — и позднее в Западной Европе — пытались придать хотя бы видимость легитимности, то на востоке грабили в открытую.

СС искала артефакты, подтверждающие культурные связи аннексированных провинций с Германией, которые можно было бы использовать для легитимации аннексии Польши, а также книги, произведения искусства и другие предметы польской и еврейской культуры для расовых исследований «Аненербе». Чтобы возглавить охоту, было создано особое подразделение — зондеркоманда под руководством профессора археологии и офицера СС Петера Паульсена. Он тут же составил список самых важных культурных объектов в Польше, которые его группа планировала посетить.

Всего через неделю подразделение обнаружило «немецкий» национальный шедевр, алтарь Вита Ствоша в Мариацком костеле в Кракове. Этот тринадцатиметровый готический алтарь считается североевропейским шедевром переходного периода между готикой и Ренессансом. На создание двухсот резных позолоченных фигур, при помощи которых излагается житие Девы Марии, у немецкого скульптора Файта Штосса (польская версия имени — Вит Ствош) ушло двенадцать лет (1477–1489).

Большая центральная часть изображает драматическую сцену Успения Богородицы в присутствии двенадцати апостолов. Трехметровые фигуры вырезаны из липы. Немецкое происхождение Вита Ствоша позволяло считать алтарь шедевром немецкой культуры, что поляки отлично понимали и сами. Когда войска вермахта приблизились к Кракову, алтарь успели демонтировать и спрятать створки в тридцати шести разных тайниках в сельской местности. Но Паульсену с помощью спецслужб удалось установить местонахождение всех деталей алтаря. В начале октября 1939 года алтарь, более пятисот лет простоявший в Мариацком костеле, был погружен на поезд в Берлин. В Германии его встретили словно блудного сына. Немецкая пропаганда превозносила алтарь Вита Ствоша как доказательство давнего культурного присутствия Германии в Польше.

В остальном же СС не церемонилась с польскими церквями, монастырями и другими святынями. Католическая церковь считалась очагом сопротивления, исповедь на польском языке и паломничества были запрещены, сотни священников казнены, из церквей конфискованы золотые и серебряные предметы, а сами церковные здания использовались как гаражи для военной техники, склады и солдатские клубы.

Тяжелее всего пришлось тем областям, где Гиммлер отвечал за «германизацию» населения, что, в частности, подразумевало депортацию поляков. Из вещей позволялось взять с собой одну сумку со всем необходимым — остальное доставалось СС. Любые напоминания о том, что область когда-то была польской, уничтожались.

Эсэсовцы прочесывали каждый дом, каждый дворец в поисках ценных предметов. В Познани в одной из церквей устроили склад, на который привезли 2,3 миллиона книг, изъятых из частных библиотек. СС конфисковала огромное множество польских и еврейских произведений искусства, пометив их как «культурный китч». В перспективе готовились пропагандистские выставки наподобие «Дегенеративного искусства», которые продемонстрировали бы низкопробность славянского и еврейского искусства и оправдали бы завоевание Польши.

После успешного захвата алтаря Вита Ствоша группа Паульсена занялась опустошением археологических и естественнонаучных собраний Польши. Одной из первых жертв стал варшавский Археологический музей, из которого были изъяты и переправлены в Германию все экспонаты, представлявшие интерес для нацистов. Витрины и фонды Национального музея, Зоологического музея, Военно-исторического музея и Национальной библиотеки Варшавы были вычищены. Из дымящихся руин Варшавы эсэсовцы вынесли мечи викингов, черепа неандертальцев, ритуальные топоры, чучела нильских крокодилов, масонские регалии, череп носорога ледникового периода и Codex Suprasliensis — Супрасльскую рукопись, древнейший польский документ XI века, написанный на старославянском. Нацистская Германия больше не рассматривала Польшу как нацию, так что польские коллекции остались бесхозными. Но, полагая, что руки у них полностью развязаны, СС и «Аненербе» заблуждались.

* * *

В октябре 1939 года, в день капитуляции Польши, в Варшаву прибыл австрийский историк искусства Каэтан Мюльман. Он стал свидетелем того, как немецкие офицеры выносят серебряные приборы и мебель из разбомбленных королевских дворцов, а эсэсовцы взламывают витрины городских музеев. Он также узнал, что алтарь Вита Ствоша уже отправлен в Берлин. Казалось, Мюльман опоздал на один день, но ему удалось быстро исправить это недоразумение.

СС пользовалась практически неограниченной властью в Польше, и, хотя Геринг не хотел уступать всю добычу Гиммлеру, он понимал, что не сможет противостоять всей мощи СС. Выйти из положения ему помог властный и вспыльчивый Каэтан Мюльман, всего тремя днями раньше назначенный на должность «особого представителя по защите и охране произведений искусства на оккупированных восточных территориях». Мюльман был штурмбаннфюрером СС и познакомился с рейхсмаршалом через сестру Геринга Ольгу. Такие, как Мюльман, нравились Герингу: жадный и грубый человек с криминальным прошлым (он несколько раз сидел в тюрьме за мелкие преступления). Но у Мюльмана был еще один крайне важный талант — он умел вынюхивать ценные художественные коллекции, чем успешно занимался в Вене, пока его не отстранили за «чрезмерную предрасположенность к Австрии» (он предложил оставить все конфискованное искусство в Вене).

Каэтан Мюльман оказался ловким политическим игроком, особенно хорошо ему удавалось ставить палки в колеса конкурентам. Он быстро заключил соглашение с Гансом Франком, главой только что образованного Генерал-губернаторства, раздраженно и бессильно наблюдавшим за тем, как Гиммлер разоряет его новые владения. Франк поспешно выпустил несколько приказов, которые ограничивали полномочия СС и давали больше возможностей Мюльману. Паульсен и другие офицеры СС бурно протестовали, но ничего поделать не могли. В конце концов самому Гиммлеру пришлось вмешаться и осадить своих подчиненных, которые продолжали вывозить ценные предметы искусства на склады СС в Германии.

Разобравшись с СС, Геринг и Мюльман начали прочесывать Польшу в поисках художественных шедевров. Чтобы вести административный учет хищений, Геринг учредил организацию под названием «Генеральное посредничество „Восток“» со штаб-квартирой в Берлине. Был создан штаб историков искусств, и две команды, отвечающие за Южную и Северную Польшу, начали разорять музеи, университеты, церкви, монастыри и частные собрания. Штаб Мюльмана действовал очень методично: они прочесали пятьсот замков, сто две библиотеки и пятнадцать музеев, не оставив после себя ничего. Всего через шесть месяцев «Генеральное посредничество „Восток“» «зарезервировало» 95 % всех польских коллекций.

После этого организация Мюльмана с такой же тщательностью занялась классификацией награбленных произведений. По своему художественному качеству работы разделялись на три категории. В первую попадали предметы искусства, имеющие «высокую государственную ценность», — их резервировали для рейха. Каждое произведение первой категории было сфотографировано и внесено в пятитомный каталог, который представили Гитлеру. Ко второй категории относились произведения высокого качества, но не «национального значения». Работы этой категории украсили дома и рабочие кабинеты новых хозяев Польши.

Среди конфискованных произведений можно было найти все что угодно — от столового серебра князя Радзивилла до старинных итальянских фонтанов. Особенно выделялись две коллекции. Во-первых, собрание варшавского Национального музея, из которого Геринг отобрал себе картину Ватто «Прелестная полячка», а Ганс Франк — «Портрет Мартина Солманса» Рембрандта для своей новой резиденции — Вавельского замка в Кракове.

Во-вторых, коллекция Чарторыйских в том же Кракове, начало которой было положено польской княгиней Изабеллой Чарторыйской, яркой и влиятельной личностью. Она была знакома с великими мыслителями XVIII века — Вольтером, Руссо и Франклином, и благодаря ей в Польшу проникли многие либеральные и прогрессивные идеи Просвещения. В 1796 году княгиня Изабелла основала музей Чарторыйских под девизом «Прошедшее — будущему». Коллекция задумывалась как «храм памяти» польского культурного наследия, однако со временем она разрослась, и в нее вошли артефакты и шедевры искусства со всего мира. Изабелла Чарторыйская была особой весьма романтичной, и в собрание вошли, например, стул, якобы принадлежавший Шекспиру, прах легендарного испанского рыцаря Эль Сида и фрагмент надгробия Ромео и Джульетты. Среди предметов, исторически более достоверных, имелись трофеи из лагеря турецкого султана, добытые во время Венской битвы 1683 года.

Дети и внуки Изабеллы пополнили коллекцию римской и египетской скульптурой, греческими и этрусскими вазами и японской бронзой. К тому моменту, когда нацисты заняли Польшу, собрание Чарторыйских насчитывало более 5000 живописных полотен, статуй, графических листов и иных предметов искусства.

Наиболее ценные произведения попали в коллекцию в 1798 году, когда сын княгини Изабеллы принц Адам Юрий Чарторыйский привез из Италии одну из самых известных картин Леонардо да Винчи «Дама с горностаем». В той же поездке он приобрел «Портрет молодого человека» Рафаэля. Эти две картины, а также «Пейзаж с милосердным самаритянином» Рембрандта с тех пор известны как «три столпа» Чарторыйских.

Собрание пережило многие европейские войны, случалось, его надолго приходилось вывозить за пределы Польши. Перед началом Первой мировой войны самые ценные шедевры коллекции были эвакуированы в Дрезден, чтобы спасти их от русской армии. Там экспонаты попали под защиту уже известного нам Ганса Поссе, который с большой неохотой вернул их после окончания войны в Польшу.

В 1939 году, еще до начала войны, наследник Изабеллы Августин Юзеф Чарторыйский сложил наиболее ценные работы в ящики и спрятал их в родовом гнезде семьи — Синявском дворце, а остальные произведения перенес в подвалы музея. Но гестапо быстро вышло на след, и спасти коллекцию не удалось.

Той же осенью коллекцией Чарторыйских завладел Ганс Поссе. В конце ноября Поссе прибыл в Польшу для того, чтобы отобрать работы для Музея фюрера. Он выбрал восемьдесят пять произведений. «Трех столпов» среди них, однако, не было, так как по приказу Геринга их уже отослали в Берлин. Это недоразумение вызвало недовольство генерал-губернатора оккупированной Польши Ганса Франка, который приказал Мюльману немедленно вернуть шедевры, а это, в свою очередь, привело в ярость Геринга. Ссора кончилась компромиссом, и Франк временно украсил этими полотнами свое жилище, хотя позднее Мюльман утверждал, что все три картины, без всяких сомнений, предназначались для Музея фюрера в Линце.

Ганс Поссе, однако, остался не очень доволен польской добычей. После осмотра произведений он написал Мартину Борману:

Кроме работ высшего качества, которые и так уже известны в Германии, и нескольких картин из Национального музея в Варшаве, мало что из этих коллекций могло бы обогатить немецкие художественные собрания.

Это высказывание свидетельствует о презрительном отношении нацистов и многих немцев вообще к польскому искусству и культуре. После того как Поссе произвел свой отбор, остатки добычи были отданы «на растерзание волкам». Свои заявки поспешили прислать многие немецкие музеи.

В отчете для Бормана Поссе сожалеет, что было упущено несколько очень ценных шедевров — двадцать семь рисунков Дюрера, хранившихся во Львове, который после раздела Польши достался Советскому Союзу. Эти рисунки считались частью германского наследия, тем более что когда-то Наполеон похитил их из венской галереи Альбертина. Но Поссе не пришлось долго ждать своего Дюрера.

В июне 1941-го, через шесть дней после нападения Германии на Советский Союз, Мюльман прибыл во Львов, где еще звучали выстрелы, и забрал рисунки. Оттуда он отправился прямиком в Каринхалль, где передал их Герингу, который в свою очередь еще через несколько часов представил их Гитлеру. Фюреру рисунки так понравились, что он отказался с ними расставаться.