Благодарности

На пути длиной в три года — с тех пор, как Малышка Милли произнес свои первые слова, и до появления этой книги в нынешнем ее виде — бесчисленное количество людей были моими проводниками и сопровождали Милли в его приключениях.

Мои оглушительные аплодисменты замечательной команде издательства Penguin за их веру, щедрость и абсолютный профессионализм, в особенности Элисон Лоури, Джереми Борейну и моему издателю Джейн Рейнджер. Также спасибо Хейли Скотт и Клэр Хекрэт. Моему литературному агенту, театральному гуру и другу Рою Сардженту за веру и добрый совет. Тамар Мескин за огромную редакторскую работу над ранними версиями романа — без нее книга никогда не была бы написана. И конечно, Дейву, Роз, Кэти и Эш — без них никуда.

Также спасибо Сью Кларенс, Джулии Кларенс, Энтони Стоньеру, Мюррею Макгиббону, Бену Воссу, Ричу (Фьюзу) Милри, Д. М. Р. Льюис, Джанет Стент, Гаю Эмбертону (он вовсе не банановый вандал) и Вампи Тейлор.

Джон ван де Рюит

Июль 2005

 

Действующие лица

 

17 января, понедельник

04.30. Не сплю. Первые лучи солнца проглядывают из-за тюлевых бабушкиных занавесок. Кажется, меня тошнит. Простыня под ногами липкая, сердце бьется, как африканский «там-там». Вставать пока рано.

04.48. Кроме меня не спят только соседские собаки — лают на восходящее солнце как ошалелые.

04.50. Папа проснулся. Слышу громкий вопль из окна его спальни. Теперь собаки лают еще громче. Папа идет по коридору и ругается себе под нос. (Он ненавидит наших соседей, потому что они якобы не замечают, как их собаки гавкают всю ночь. Папа грозится подать на них в суд или избить до полусмерти.)

05.00. Наш квартал сейчас взорвется: папа включил сверхзвуковую поливалку для роз, реагирующую на тепло (она ревет, как катер, наткнувшийся на песчаную отмель на полном ходу). Поливалка такая крутая, что, когда мы ее включили первый раз, она вырвала с корнем розовый куст сорта «Королева Елизавета», принадлежащий Вомбату (моей бабуле). На папе пижамные шорты с изображением звезд крикета, подаренные мной на Рождество, и хирургическая маска для защиты от ядовитых химикатов, которые он разбрызгивает в атмосферу; он нацеливает поливалку на соседский двор и пускается в пляс на лужайке под моим окном как чокнутый. Может, отправиться в школу-интернат — не такая уж плохая идея?

05.01. Из окна наблюдаю, как мама выходит в сад в ночной рубашке с цветочками и кричит что-то папе на ухо. Тот прекращает плясать, выключает поливалку и идет за мамой в дом. Похоже, последнее слово все-таки осталось за соседскими собаками.

05.30. Папа выбился из сил после своего утреннего танца. Слышу, как он храпит, а мама орет на полицейских у ворот. Вид ее ночной рубашки, должно быть, перепугал их не на шутку, потому что они спешат закончить разговор, быстро извиняются и убегают под безопасную крышу своего полицейского фургончика.

06.00. Пора. Я встаю. У двери стоят мой огромный металлический армейский чемодан, спортивная сумка с формой для крикета и старое одеяло с эмблемой «Доброго рыцаря», много лет служившее мне верой и правдой. Школьная форма висит на старой проволочной вешалке. Снимаю с нее блейзер — он кажется слишком жарким и тяжелым.

08.00. Самоотверженно пытаюсь проглотить полный рот зеленоватого омлета (со скорлупками). Я бы выбросил его в окно, но мама следит за мной, как ястреб. Сказала, что перед отъездом в школу нужно хорошо покушать. Мамина отвратная стряпня давно стала легендой — папа отказался от завтрака, так как его до сих пор мутит после вчерашней жареной свинины (кажется, это была свинина). Я нервничаю и есть все равно не могу; большую часть вкуснятины удается спрятать в салфетку. Кладу ее в карман и потом выбрасываю в унитаз.

08.30. Папа надорвал спину, когда пытался забросить мой чемодан в багажник. Он хватается за поясницу так, будто его только что ножом пырнули, падает на траву и корчится в агонии. С помощью Инносенс (нашей верной домработницы) затаскиваю чемодан в машину, втиснув его на заднее сиденье. Мама подозрительно косится на Инносенс, когда та смачно чмокает меня в губы на прощание (мама уверена, что наша домработница держит подпольный бордель в своем домике на заднем дворе).

08.36. Папе приказано переодеться — извалялся в чем-то вонючем во время своих драматических сцен на траве. Теперь мы опаздываем. Мама постукивает по циферблату часов и сердито смотрит на меня, будто это я виноват. Внутри меня страх вдруг пересиливает волнение, и мне хочется, чтобы все отменилось и мы легли обратно спать.

08.42. Все готово — мама в ярко-красном платье, папа в твидовом пиджаке и бабочке и я, в новом синем блейзере, угольно-черных брюках, красном галстуке и белой рубашке (которая в магазине казалась слишком большой, а теперь точно душит меня). Папа сигналит и выруливает на проезжую часть наш «рено-универсал» 1973 года. Соседские собаки отвечают адским лаем. Папа откидывает голову и заходится маниакальным смехом; колеса визжат, и вот мы уже едем навстречу транспортному потоку. Назад дороги нет.

11.00. Охранник-африканец отдает честь и открывает высоченные белые школьные ворота. Мы проезжаем сквозь них и едем по красивой аллее, усаженной деревьями, — ее называют «дорогой пилигрима». В конце аллеи — школьные корпуса, гиганты из красного кирпича, поросшие мхом и плющом. Папа так поглощен парочкой спаривающихся собак, которых он показывает маме, что не замечает лежачего полицейского, который чуть не пропарывает брюхо машины. Наш «универсал» подкатывает к школе и пристраивается между «роллс-ройсом» и «мерседесом». Сообщая о нашем прибытии, ржавая тарантайка выблевывает пару галлонов машинного масла на мостовую.

Нас встречают два старшеклассника в таких же красных галстуках, как у меня. Они представляются Джулианом и Бертом. Джулиан — худощавый, уверенный, с голубыми глазами и волнистыми волосами; у него пружинистая походка и жизнерадостная манера общения. Берт здоровяк... настоящий здоровяк (выглядит почти как папа). У него кривые зубы, отсутствующий взгляд и похожий на лошадиное ржание смех. Джулиан объясняет — они с Бертом старосты корпуса, где мне предстоит жить.

Пока они тащат мой чемодан через огромную арку во двор с безупречно ухоженной лужайкой, мама зачитывает длинный список моих невероятных талантов (стипендиат, звезда крикета, староста начальной школы...). Когда речь заходит о моем чудесном сопрано, Джулиан облизывается и заверяет маму, что обожает хористов. Берт ржет, как лошадь, и тыкает Джулиана под ребра, отчего тот роняет чемодан папе на левую ногу. Папа издает забавный протяжный писк, после чего успокаивает нас — мол, он «здоров как бык» и все у него «путем». Я отчаянно стараюсь не выделяться, но мои предки — все равно что цирк бродячий.

Двор окружен корпусами и напоминает средневековые замки в старых учебниках по истории, что были у нас в начальной школе. Мы идем к корпусу, который на вид старше остальных. Красные кирпичные стены выцвели до персикового цвета, а мох и плющ разрослись до размеров живой изгороди. Парни ведут нас наверх по темной узкой лестнице, и мы оказываемся в длинной общей спальне, где стоят примерно пятнадцать пустых кроватей.За ней еще одна, сумрачная и жутковатая, с низкими деревянными балками и темными кирпичными стенами. Она маленькая, в ней едва помещаются восемь кроватей.Здесь страшновато и пахнет старыми носками и паркетным лаком. Одна из этих восьми кроватей — моя.

Спальня разделена на кабинки деревянными перегородками высотой в пять футов; они отделяют один закуток от другого. В каждом по две деревянные кровати, два шкафа, две тумбочки для обуви, одеяло, подушка и матрас. Под каждой из кроватей — два ящика с позолоченными ручками. Новички в таких же красных галстуках, как у меня, разбирают вещи и складывают их в шкафчики под бдительным материнским присмотром.

Подходим к одной из кроватей. Рядом на шкафчике — табличка с моим именем. Шкафчик рядом с соседней койкой подписан «Блэкаддер». Хорошо, хоть кровать мне досталась у окна.

Папа, который по-прежнему хромает, и мама, которая по-прежнему пыхтит после утомительного подъема по лестнице, спорят по поводу того, в какой шкафчик положить мои носки, а в какой — трусы. Предки остальных детей прекращают свои дела и пялятся на нас. Я встаю на колени и притворяюсь, что складываю кое-что в ящик для обуви.

Спускаясь по лестнице, мы встречаем самое бледное человеческое существо, которое я когда-либо видел. В тусклом свете лестничного пролета белизна его кожи распространяет вокруг жутковатое свечение. На нем тоже красный галстук; стоит нам поравняться, как он принимается усердно изучать пол.

После того как мои родители устраивают короткую стычку у входа в корпус на глазах примерно двадцати человек, мы направляемся в главное здание, где нас приветствуют различные важные персоны, включая местного правительственного чиновника, нашего старосту Маршалла Мартина и директора школы по имени Глокеншпиль, который, признаться, выглядит весьма грозно. Сперва я решил, что он пошутил насчет своего имени, но потом, увидев выражение его лица, понял, что прикалываться на эту тему не стоит. В своей речи Глокеншпиль все время называет школу «учреждением», а учеников — «субъектами». И повторяется несколько раз по поводу дисциплины и суровых наказаний, ждущих субъектов-нарушителей. Папа, согласно кивая, наконец выкрикивает: «Так точно!», опозорив тем самым всех нас. Это вызывает минутное замешательство, в ходе которого более четырехсот человек пялятся на моего кивающего отца, маму и меня — мальчика школьного возраста, который покраснел как свекла и в отчаянии придумывает план, как бы ему слиться с обивкой кресла. Школьный священник, преподобный Бишоп (ему, видать, была уготована куда более великая судьба), произносит речь о проповедовании христианства в школах и о том, как важно открыть свой ум и сердце всем веяниям. Мои предки приходят к выводу, что преподобный или голубой, или коммунист — а возможно, и то и другое.

13.00. Новые унижения ждут меня за шведским столом, накрытым на лужайке у библиотечного корпуса. Выпив семь джин-тоников, папа устрашающе громко чихает и лезет в мамину сумочку за платком. Когда он расстегивает сумочку, на лужайку падают три сосиски в тесте, два соленых огурчика, связка копченых коктейльных колбасок и горстка яичных канапе, и все это на глазах директора; тот вежливо кашляет и делает вид, что ничего не заметил. Я бочком пристраиваюсь рядом с какими-то другими людьми и притворяюсь, что они и есть мои настоящие предки.

15.00. Наконец они уезжают. Папа на пассажирском сиденье, мама — за рулем, прихлопнув дверцей подол своего красного платья. Метров сто пятьдесят они толкают нашу развалюху, после чего мотор включается, и они исчезают за углом «дороги пилигрима». Я стою на мощеном тротуаре, глядя на дорогу. Оглядываюсь и вижу высокие корпуса и деревья, которые словно стягивают меня в кольцо. Впервые в жизни я чувствую себя таким маленьким.

18.00. Джулиан отводит восьмерых новеньких в наш корпус. Мы спускаемся по лестнице и оказываемся в общей гостиной (съеденный молью ковер, пара дряхлых красных диванов, телевизор и доска для объявлений). Среди новеньких есть мальчик по имени Сидней, который весит никак не меньше ста пятидесяти килограммов, и тот заморыш с лестницы, которого я видел раньше, — он по-прежнему выглядит так, будто вот-вот откинет копыта. (Некоторые трупы и то повеселее будут.) Лишь благодаря этому полудохлому товарищу я не выгляжу самым щуплым из новеньких. Выясняется, что его зовут Генри Баркер. Наш староста — чернокожий Пи-Джей Лутули; вид у него удивительно серьезный, и одет он опрятно. Он дает важные наставления, типа «не бегайте по двору» и «не ходите по газонам». А потом приказывает укладываться спать. Кажется, впервые в жизни мне приходится повиноваться чернокожему.

21.00. Свет погас! Моя первая ночь вдали от дома. Высокий и мускулистый тип с темными глазами и угольно-черной шевелюрой — он очень быстро тараторит, — кажется, назначил себя царем нашей спальни. Его зовут Роберт Блэк; он постоянно матерится, показывая тем самым, что с ним шутки плохи и надо его уважать, а лучше боготворить, как героя.

Я сплю рядом с психом по имени Верн Блэкаддер, у которого с мозгами явно что-то не то. У него мерзкая привычка выдергивать волосы пучками с громким пуком.

Я лежу в кровати и слушаю храп и шепот, доносящиеся со всех сторон и время от времени дополняемые пуками — это Верн выдирает себе волосы — и непрекращающимся звуком льющейся воды. Это «зассанец Пит» — бетонная статуя святого Петра: он гордо стоит в бассейне с рыбками посреди двора, а с кончика его меча стекают капли.

18 января вторник

06.15. Был разбужен оглушительной сиреной. Выпрыгнул из кровати и закричал «мама!», не успев спохватиться. Слава богу, меня никто не слышал. Пристроился в конец длинной очереди сонных учеников, спускающихся по ступенькам в душевые. У подножия лестницы вдруг открылась дверь, ведущая в маленькую каморку, полную дыма и горящих свечей. Оттуда вывалился дикого вида парень, совсем голый, с замотанной полотенцем головой и членом, нацеленным в потолок. Прыщавый Эл Гринстайн сказал, что это чудаковатый староста Гэвин — он живет под лестницей.

Сортирная (туалеты и душевые) состояла из десяти кабинок на сером цементном полу, шести раковин и четырех унитазов. Пол под ногами скользил, а запах был просто жуть. Дежурные старосты — Джулиан с Бертом — наблюдали за тем, как мы моемся, и член каждого из нас удостаивался комментария Джулиана. Мой он описал как «страдающую анорексией личинку шелковичного червя». Я в ужасе увидел, что у всех, кроме меня, на теле росли волосы. Даже у Задохлика в паху были пучки черных волосков. Берт прокричал «вульва» — это означало, что время мытья подошло к концу. Я поспешно вылез из кабинки, хотя спина по-прежнему была покрыта мыльной пеной.

Самый большой член был у Роберта Блэка. Когда ему настала пора вылезать из душа, Берт крикнул «вульва!», но Роберт его проигнорировал. Тогда Джулиан крикнул: «Пора вылезать, кусок мяса!» Берт очень обрадовался и скрипучим голосом запел песенку «Летучая мышь из ада» (подразумевая, с какой скоростью мы должны вылетать из душа).

06.30. Перекличка. (Каждый день начинается с этого, чтобы удостовериться, что никто не слинял и не умер во сне.)

Я чуть не опоздал, потому что один из старост наврал, будто перекличка происходит в общей гостиной и я должен явиться туда немедленно. Когда я прибежал в гостиную, там не было никого. Как идиот я сел на драный красный диван, подумав, что пришел первым; а перекличка тем временем проходила на улице, во дворе. К счастью, я услышал, как два парня пробегали мимо точно ошалелые, и последовал за ними туда, где уже выстроился весь корпус. Оказалось, когда называют твое имя, ты должен выкрикнуть в ответ «акула!» (никто не может объяснить почему). Пи-Джей Лутули зачитывал имена и сердито разглядывал отвечавшего, прежде чем перейти к следующему. Я нервничал и ждал, пока он не произнес:

— Мильтон... Джон?

— Акула! — выпалил я. Все рассмеялись.

Лутули слегка шепелявил, и имя толстяка Сиднея Смитерсона-Скотта далось ему нелегко. Несколько попыток спустя он отчаялся выговорить его правильно и окрестил Сиднея Жиртрестом. (Большинство парней тут обращаются друг к другу по кличкам. Не знаю, откуда возникают эти клички и кто их придумывает. Может, и меня уже как-то обозвали?) Староста перешел к старшим классам, а я тем временем в панике размышлял, смогу ли найти столовку.

За завтраком, состоявшим из яичницы с колбасой, Саймон Браун рассказал историю про скотобойню.Задохлик Генри (его уже прозвали Гекконом) позеленел, выбежал на улицу, и его стошнило на цветочную клумбу. Наш стол громко зааплодировал, а пришибленного вида учитель за главным столом нахмурился.

Берт, Джулиан, Лутули и Гэвин (чудак-староста, что живет под лестницей) весь день водили нас по школе и рассказывали, что тут к чему. В школе три класса, и еще старший и подготовительный — в подготовительном только готовятся к поступлению в университет и играют в крикет. Корпусов семь. В каждом четыре старосты и глава корпуса. Школьный староста обязательно из выпускного класса; его задача — толкать речи, встречаться с предками и бывшими выпускниками и собирать средства на процветание школы.

Выяснилось, что у каждой комнаты есть кодовое название, а все дворы до чертиков похожи друг на друга — уверен, это сделано для того, чтобы окончательно сбить с толку новичков. Расшифровать расписание уроков было так же невозможно, как китайские иероглифы; пришлось просить Джулиана, чтобы тот записал для меня, что за чем следует. Мой первый урок — английский, завтра в 06.40.

17.00. Весь корпус собрался в гостиной. Не меньше пятидесяти человек уставились на главу нашего корпуса, который словно сошел со страниц комикса. Мистер Уил-сон — вылитый гоблин: большие выпученные глаза (один косит) и плечо, от которого точно кусок откусили. Говорит скрипучим голосом сквозь стиснутые желтые зубы и, невзирая на малый рост, выглядит злобно и устрашающе. Размахивая тростью, он сообщил нам семь заповедей поведения.

1. Не противоречь власть имеющим.

2. Не совершай аморальных поступков.

3. Не дразни моего кота. (У Уилсона сиамский кот по имени Роджер.)

4. Не изводи понапрасну туалетную бумагу.

5. Не развлекайся с самим собой (и другими) после темноты.

6. Не ходи купаться по ночам.

7. Не играй в дартс (странное правило, учитывая, что доски для дартс у нас нет).

Когда погасили свет, Роберт Блэк, сам себе давший прозвище Рэмбо, рассказал, что Уилсона кличут Укушенным и в детстве дикий лев в национальном парке Крюгер откусил ему полплеча. Чтобы вылечить плечо, врачи удалили ему одно ребро. Все присутствующие потрясенно засвистели.

Мой сосед Берн завел дурацкую привычку — каждые полчаса ходить в туалет пописать и глотнуть воды. Все бы ничего, если бы он каждый раз не ставил будильник.

Трибунал, составленный из Жиртреста, Рэмбо, Эла Гринстайна по кличке Гоблин и меня, обвинил Верна в дебилизме и конфисковал его будильник. Гоблин Гринстайн (сального вида малец с большими зубами и запущенными прыщами) заявил, что Верн может ходить в туалет три раза за ночь, не чаще. Верн не стал защищаться и покорно передал часы.

Не могу уснуть. Лежу в кровати и скучаю по дому. (Даже по маминой стряпне!) В желудке точно свинцовый ком. Мой новый дом похож на военную зону, и хоть меня и утешает тот факт, что в нашей спальне есть два более очевидных козла отпущения, чем я (Геккон и Верн), у меня зловещее предчувствие, что настанет и мой черед. Каждый раз, когда раздается сирена, я прихожу в ужас, потому что, в отличие от остальных, не знаю наверняка, что случится в следующий момент. Я все время ищу вокруг знакомые лица в надежде, что им известно больше, чем мне. Интересно, что сказали бы предки, если бы я отказался от стипендии и вернулся домой? Завтра начинаются занятия. Может, я умру во сне и мучиться вовсе не придется?

В ту ночь мне снились львы, которые пытались откусить мне плечо.

19 января, среда

05.50. Ночью Верн наделал в кровать. Его отчаянным попыткам поменять простыни прежде, чем взвоет сирена, помешал Чарли Хупер (он же Бешеный Пес), вернувшийся после утренней охоты на летучих мышей с рогаткой. Бешеный Пес немного времени проводит в общей спальне и постоянно пропадает на охоте. Он выкрал простыню с желтым пятном и повесил ее на потолочную балку, где Верн не мог бы ее достать, после чего поднял тревогу.

Когда юный Геккон вернулся из телефонной будки, где болтал с мамочкой, то увидел прямо над своей кроватью зассанную простыню Верна. Он тут же бросился в туалет, закрыв рот рукой. Бешеный Пес и Рэмбо торжествующе вскинули вверх большие пальцы и громко заржали.

06.30. Перекличка. Берт назвал Верна Блэкаддера Верном Слэкбладдером, посеяв полный хаос среди присутствующих. Истерическое похлопывание друг друга по спинам и вопли были резко прерваны визгом Укушенного — тот выглядел так, будто не прочь кого-нибудь удушить.

06.40. Первый урок — английский, с потрясным преподом мистером Эдли (по кличке Папаша — он утверждает, что так его прозвали еще в детстве, в школе). У него очень крутой британский акцент, и он ходит с тростью и ругается как оторва. Длинные ноги и выпученные глаза делают его похожим на гигантского богомола. Иногда с ним случаются дикие приступы (через пять минут он пригрозил взять винтовку и прострелить Гоблину башку). Лучший момент сегодняшнего урока был, когда мистер Эдли вышвырнул в окно стопку книг Генри Джеймса, обозвав автора «занудным педрилой». Мы все захлопали, мистер Эдли отвесил поклон и приказал нам проваливать.

Мне нравится Папаша — и, странное дело, кажется, я ему тоже. После урока он попросил меня остаться. Его большие глаза навыкате вперились в меня поверх старомодных очков в роговой оправе.

— Итак, Мильтон, — произнес он, — добро пожаловать в потерянный рай.

С этими словами он расхохотался и сказал, что любой, кого назвали в честь величайшего писателя, когда-либо жившего на Земле, просто обязан иметь тонкий литературный вкус в крови. Он вручил мне пьесу ирландца по имени Сэмюэль Беккет, называется «В ожидании Годо». Ткнув в книгу пальцем, он заявил:

— В этой пьесе ничего не происходит, друг мой Джонно, и все же это чистый хит. А теперь кыш отсюда — завтракать пора.

Я улыбаюсь как полоумный — еще никто с приезда не называл меня по имени. (Другие ребята кличут меня Малёк из-за маленького члена и потому, что у меня яички еще не опустились.) Надо запомнить и посмотреть, кто этот Джон Мильтон и что за книжка «Потерянный рай».

08.30. Бешеный Пес сообщил, что я занимаюсь математикой в его классе, и я пошел за ним по лабиринту коридоров, пока мы не очутились у нужного кабинета. Учителем оказался добрый на вид дядечка по имени мистер Роджерс. Оказалось, что мы попали на урок для отстающих. Бешеный Пес хихикал, делая вид, что что-то ищет в рюкзаке, пока я собирал вещи, извинялся и в дикой панике побежал искать свой настоящий класс. Все корпуса и дворы так похожи один на другой, что очень легко полностью потерять ориентацию (что и случилось со мной).

Если верить моим старым часам с секундомером, прошло десять минут. В горле застрял комок — я готов был разреветься. Хотелось домой. Хотелось выбежать из школы и не останавливаться, пока не увижу родные ржавые ворота и огромную акацию в нашем дворе. Откуда ни возьмись, появился Пи-Джей Лутули; он маршировал по коридору с напыщенным видом. В соплях, запыхавшийся, я спросил у него дорогу. Он похлопал меня по плечу и проводил до нужного кабинета.

Войдя, я был встречен полной тишиной. Увидев мрачную фигуру у доски, я узнал хмурое лицо того пришибленного препода, которого видел вчера за завтраком. Он злобно улыбнулся тонкими губами и проговорил утробным ледяным тоном:

— Мильтон, вы опоздали. После обеда зайдите в учительский туалет. — Взметнув полой профессорского плаща, он продолжил втолковывать нам азы алгебры. Оказалось, его звать мистер Сайкс (мы зовем его просто Психом).

16.20. Весь день чистил учительский сортир скребком и чьими-то старыми трусами (на них чернильным маркером было выведено «Бретт Боллбэг»). Вернулся в совершенно пустой корпус. Сердце мое упало — что я на этот раз пропустил? И тут в глаза бросилось объявление на доске.

Игра в тач-регби [7] ! 16.00! Трафальгар!

И где находится этот Трафальгар?

Наконец я нашел поле для регби, правда, сперва снова заблудившись и попав в кабинет труда.Замасленный механик в голубом комбинезоне подсказал мне, куда идти.

Поле (Трафальгар) окружено высокими платанами и пахнет свежескошенной травой. Выяснилось, что сейчас на нем идет самый крупный матч по регби в истории (по пятьдесят человек с каждой стороны). Я присоединился к одной из команд, и никто и не заметил. Единственным знакомым лицом в толпе был Геккон; он отчаянно пытался увильнуть от участия в игре, убегая от мяча так быстро, как только могли унести его ноги-зубочистки.

Прошла вечность, прежде чем мяч наконец перебросили на нашу сторону поля, и по идиотскому совпадению он оказался в руках у Геккона. Тот бросился наутек, и, кажется, даже не понимая, что мяч у него, прошмыгнул между двумя третьекурсниками. То, что случилось дальше, напоминало цирк: примерно двадцать человек галопом ринулись вслед испуганному до смерти Геккону, который мчался к плавательному бассейну. В конце концов сокрушительный удар нанес Бешеный Пес, всего в нескольких футах от насосной станции. Геккон рухнул на землю с глухим стуком, как мешок с песком, и тут же начал корчиться на бетонном полу, крича от боли. Берт помог ему подняться на ноги, и лишь тогда мы заметили, что его левая рука как-то неестественно висит под прямым углом к локтю. Берт подхватил его на руки и со всех ног понесся в медпункт.

18.00. Геккон сломал левую руку. Бешеный Пес вернулся в спальню после нескольких «бесед» с Укушенным; у него мрачный вид. Утром ему предстоит встреча с директором Глокеншпилем; он боится, что его выгонят из школы. Гоблин считает, что Бешеный Пес мог бы установить рекорд по самому быстрому исключению из школы — всего через три дня после начала занятий.

Я так и не смог поспать — Бешеный Пес всю ночь ныл и стонал.

20 января, четверг

08.00. Бешеный Пес по-прежнему с нами. Глокеншпиль сделал ему строгое предупреждение и приказал извиниться перед родителями Геккона в письменной форме.

08.45. Наш первый урок истории с мистером Криспо. Он старый как черт — Саймон говорит, ему никак не меньше девяноста. Он рассказал, что мистер Криспо воевал в Северной Африке во время Второй мировой. В этом семестре мы должны изучать Англо-зулусские войны 1878—1879 годов, но вместо этого Криспо показал нам старый фильм про Дюнкерк времен Второй мировой. На середине он высморкался громко, как корабельная сирена, покачал головой и пробормотал что-то про себя. Когда фильм кончился, выключил телевизор и отпустил нас на пять минут раньше. Со своего места я видел, что глаза его полны слез.

14.30. Отбор в крикетную команду. Хотя в начальной школе я был лучшим игроком (что было несложно, учитывая, что там в основном были девочки), я очень нервничал перед первой игрой в средней школе. Тренером команды мальчиков до четырнадцати лет оказался Папаша (к моему восторгу). Он ходил между рядами с трубкой, размахивая тростью и отпуская безумные замечания вроде: «Гринстайн, в твоей защите сплошные дыры, как в трусах дешевой шлюхи!» Саймон — превосходный игрок, отбил первую же мою подачу — крученый мяч — на соседнее поле. К ужасу своему, я увидел, что мяч выкатился как раз на ту площадку, где тренировались старшеклассники. Короли крикета замерли и вытаращились на меня; я же поднял мяч, пропищал что-что в свое извинение и наутек бросился к воротам.

Бешеный Пес — бесстрашный подающий; он стремителен и дик. Он чуть не прикончил Верна, яростно ударив по мячу в прыжке — тот сбил с ног моего напуганного до чертиков соседа. Рэмбо бросается к мячу с дикой агрессией и свирепостью, но ведет мяч очень медленно. Папаша заметил, что тот будто холодильник на спине тащит, чем всех нас рассмешил. Но Рэмбо злобно зыркнул на меня, и мне стало не до смеха. (Кажется, в этой школе я превращаюсь в труса.) В конце тренировки Папаша сказал, что мы — самая говенная крикетная команда, которую он видел за многие годы. Первый матч — в выходные, состав команды объявят в пятницу. Скрещу пальцы.

18.30. Приготовление уроков (каждый вечер мы два часа делаем домашнюю работу под присмотром) было прервано газовой атакой со стороны Жиртреста, вынудившей всех присутствующих срочно эвакуироваться. Жиртрест в свое оправдание заявил, что бефстроганов протух и отвратительная вонь — не его вина. Берт так рассердился, что приказал Жиртресту заткнуться и жестоко побил его меловой тряпкой по пальцам. Эта разновидность пытки здесь называется «цапки».

Бешеный Пес показал мне черновик письма родителям Геккона. По его мнению, раз я стипендиат, то как нельзя лучше подхожу на роль консультанта. Привожу оригинал.

Дорогие мистер и миссис Геккон!

Мне ошень жаль што так случилос с вашем сыном Гекконом. Я сломал иво руку паашипке приминив мощный сакрушителный удар. Не я веноват што у ниво руки как прутики но я веноват што раздавил иво прутик (руку)

Искрене ваш

Бешеный Пес.

21.15. Раскритиковал черновик Бешеного Пса на чем свет стоит, и мы вместе составили новое письмо. (Пес держал фонарик, я сочинял.)

Дорогие мистер и миссис Баркер!

Позвольте воспользоваться данной мне возможностью и принести искренние извинения в связи с тем, что случайно сломал руку вашему сыну. Однако, несмотря на страдания и боль, которые пришлось вынести нашему другу Генри, я по-прежнему убежден, что спас его от увечий, которые не преминули бы последовать и представляли гораздо большую опасность, не исключено, что смертельную. Позволю предположить, что Генри в испуге бросился с мячом к плавательному бассейну, руководствуясь слепой паникой. Я же отрезал ему дорогу всего в нескольких метрах от смертельной опасности, увы, причинив в процессе некоторую боль.

Еще раз примите мои извинения.

Искренне ваш,

Чарли Хупер.

P. S. Если Генри сейчас рядом, передайте, чтобы возвращался скорее — без него в школе совсем тоскливо стало.

Новый вариант письма поразил Бешеного Пса до глубины души. Особенно ему понравилась та часть про бассейн, согласно которой все выглядело так, будто он спас Геккону жизнь. Насчет постскриптума он засомневался: все же знали, что Геккон не дома, а лежит в школьном медпункте. Однако я заверил Бешеного Пса, что это идеальный пример эмоционального шантажа. Бешеный Пес пришел в полный восторг и поклялся отныне называть меня «мозговиком». В отплату долга он пригласил меня на голубиную охоту в пять утра. Когда я отказался, он набычился, но я поспешно сообщил, что обожаю голубиное мясо, просто у меня сейчас горло болит.

По дороге к своей койке Бешеный Пес вылил на простыню Верна стакан воды и разбудил остальных; они начали смеяться и издеваться над бедолагой Верном, которому снова пришлось менять постельное белье. Я молчал, а потом несколько часов мучился от чувства вины — только трус не заступился бы за своего соседа.

21 января, пятница

За завтраком Верну поставили подножку, и он растянулся по полу со своими котлетами. Последовали оглушительный хохот и дразнилки, пока ворчливый старый учитель биологии, мистер Картрайт, не застучал молоточком и не объявил, что на два дня лишает всех нас приправ. Жиртрест чуть не сошел с ума при мысли, что придется двое суток обходиться без намасленных тостов, варенья, меда, соли, уксуса и томатного соуса. И поклялся смертельно отомстить бедолаге Верну.

11.00. Пошел в библиотеку узнать, кто такой Джон Мильтон. Вообще-то, сперва я по ошибке зашел в учительскую, подумав, что это и есть библиотека, но увидел только препода с длинной бородой, который подбрасывал орешки и ловил их ртом. Тот смерил меня угрюмым взглядом, я закрыл дверь и побежал что есть мочи. Оказалось, что Мильтон — поэт семнадцатого века, а «Потерянный рай» — не роман вовсе, а длинное и нудное стихотворение, в котором я ничего не понял.

11.30. Меня взяли! Взяли в крикетную команду для мальчиков до четырнадцати! Похоже, быть мне последним отбивающим. Саймона выбрали капитаном. Бешеный Пес тоже в нашей команде («А»), а Рэмбо попал в команду «Б». Позвонил предкам сообщить хорошую новость. А мама сказала, что папа провел ночь в тюрьме и она как раз едет вносить за него залог! За что его арестовали, она так и не объяснила. Может статься, папик кого и укокошил!

12.00. Первый урок актерского мастерства с женой Укушенного миссис Уилсон, по прозвищу Ева (это потому что Ева вышла из ребра Адама). В ушах у нее шесть сережек и одна — в носу. Волосы заплетены в косички, и сегодня на ней было коричневое платье с висюльками и толстые серебряные браслеты. На вид Ева по меньшей мере на десять лет моложе Укушенного. (Невероятно, что такая прекрасная женщина, похожая на лесную фею, могла выйти за него замуж.) Гоблин оценил ее грудь как «первоклассную». Должен признать, это действительно так. Не мог не обратить внимания, что Гоблин таращится на нее стеклянными глазами, одновременно украдкой поправляя штаны.

Актерское мастерство просто супер. Мы делали всякие смешные вещи: изображали животных, грозу и булавки. Когда все перестали стесняться, стало просто здорово. Даже Верн правдоподобно изобразил змею, которая рожает чайку.

К сожалению, урок был испорчен, когда Ева заставила нас взяться за руки и сказать, что мы ценим друг друга и любим. Вид Гоблина и Саймона, держащихся за руки, оказался непосильным для Рэмбо, который вылетел из класса, плюясь от отвращения. Ева разрыдалась и сказала, что у нашего класса плохая карма (это объясняет, почему Геккон сломал руку).Затем она догнала Рэмбо и попросила зайти к ней в кабинет после занятий, где стала пытаться научить его медитировать.

19.30. Жиртрест на грани самоубийства. На ужин сегодня котлеты с жареной картошкой (ни соли, ни уксуса, ни томатного соуса). Весь ужин он убивал взглядом Верна и бормотал проклятия в свой тройной подбородок. В конце концов он вылетел из столовой, даже не прикоснувшись к своей картошке. Может, просто свет так падал, но готов поклясться, что Верн усмехнулся краем губ.

22.45. Берт разбудил меня и сказал, что снизу кто-то кричит: мол, мне срочный телефонный звонок. Сердце упало: я вспомнил про папу. (Неужели это его последний звонок перед тем, как он загремит в кутузку?) Спотыкаясь, я побрел к телефону и обнаружил над аппаратом записку: «Встретемся в чулане падлеснецей. Бешеный Пес». (С такой фирменной орфографией мог бы и не подписываться.)

Я прокрался мимо комнаты Гэвина, чокнутого старосты, что живет под лестницей, и со скрипом открыл дверь в чулан, немного похожий на склеп. В дальнем углу колыхалось пламя, и над ним стоял Бешеный Пес в окружении перьев. Он держал над газовой горелкой обугленный труп птицы, насаженный на вертел.

— Ты вроде говорил, что любишь голубиное мясо, — прошептал он и протянул мне поджаристую тушку. Я откусил маленький кусочек. Бешеный Пес кивнул, и я кивнул в ответ; так мы и сидели, кивая, мыча себе под нос и уминая диких голубей, под лестницей в полуночный час.

22 января, суббота

Проснулся, и меня сразу затошнило — то ли от голубей, то ли оттого, что сегодня мой первый матч по крикету.

10.00. Спустя несколько часов мучительного страха наша команда игроков (до четырнадцати лет) наконец вышла на поле в белой форме и голубых кепочках. Мы играли против команды колледжа Вествуд, участники которой явно намухлевали с возрастными ограничениями: их капитан, которому тоже должно было быть меньше четырнадцати, прибыл незадолго до матча на собственном автомобиле.

Первая же свирепая атака Бешеного Пса отправила одного из игроков в медпункт с трещиной ребра. К сожалению, им оказался не один из отбивающих команды противника, а наш тупой принимающий Стивен Джордж; он распластался, сбитый с ног яростно несущимся мячом, который приземлился в двух метрах от поля, врезавшись ему в бок, пока он смотрел в другую сторону. Но мы все-таки разгромили Вествуд на ста двадцати шести очках, а я выбил первую калитку для своей школьной команды.

В обед вернули приправы. Жиртрест обезумел от радости, умял пять порций лазаньи и стащил у Верна хлебный пудинг для полного счастья.

Я отбиваю последним; впрочем, меня это устраивает. Необходимость отбивать мяч наводит на меня ужас, особенно если играешь против шустрого подающего. Пробыв судьей все утро (и приняв несколько весьма сомнительных решений), Папаша удалился на скамейку под высоким дубом, чтобы выкурить трубку и досмотреть матч. После обеда он произнес проникновенную речь о том, как важно быть командой, и даже продекламировал целый отрывок из Шекспира, произнесенный, если ему не изменяет память, королем Генрихом V перед битвой при Азия-Нкуре. Он также пригрозил кастрировать нас в случае проигрыша.

Капитан команды противника (тот, что приехал на своей машине) — самый быстрый подающий из всех, с кем мне приходилось иметь дело. Он выбил Стаббса, нашего первого игрока, вторым же мячом и вслед за ним тут же расправился с Адамом Лесли. Саймон восстановил справедливость, но, к сожалению, обрушил калитку. Дальше — больше: Стивен Джордж был объявлен «непригодным», поэтому мне пришлось отбивать девятым.

Мы набрали сто очков, до победы оставалось всего двадцать семь, и казалось, Саймона было не остановить: он уже набрал семьдесят шесть и был в непосредственной близи от блестящей сотни, когда случилась катастрофа.Звук оглушительного хлопка отвлек нашего лучшего игрока в тот самый момент, когда подающий бросил мяч, заставив его инстинктивно поднять глаза.За полсекунды колебания верхняя перекладина была выбита, а столбики калитки порушились. Я схватился за голову. Мы потеряли нашу звезду, и настал мой черед отбивать. Но самое худшее, я знал, что причиной того громкого хлопка могло быть лишь одно: ярко-зеленый «рено-универсал» 1973 года. Мои родители были здесь.

Папаша наградил убийственным взглядом моих предков, выходивших из машины (без всякого сомнения, жалея о том, что не захватил с собой винтовку). Мама в ярко-оранжевом летнем платье на несколько размеров меньше, чем надо, немедля замахала руками и окликнула меня. Я притворился, что ничего не замечаю, и занялся своими крикетными перчатками.

Вывалившись на поле, я не мог не слышать хриплые вопли: «Покажи им, Джонни!» Я был в ужасе. Отморозки в раскладных шезлонгах, откупоривающие бутылки вина, только что идентифицировали себя как мои родители. Я чувствовал себя несчастным и опозоренным, хуже того, мне было стыдно оттого, что я их стыжусь.

Проворонив первые четыре мяча (я их даже не видел), я чудом попал по пятому, срезав его на четыре перебежки.Здоровяк подающий из Вествуда побежал по полю, мрачно глядя на меня и позволяя разглядеть вблизи его намечающуюся лысину. Его следующей подачей был крутейший крученый мяч; просвистев мимо моего носа, он пролетел над головой охраняющего калитку и вылетел за линию границы поля. Сто десять очков — осталось еще семнадцать перебежек и один отбивающий — Бешеный Пес. Толпа мальчишек на траве увеличилась; и каждая перебежка сопровождалась свистом и торжествующими воплями. Я заметил, что Папаша прячется за деревом, пыхтит трубкой и выглядывает из-за ствола, как очумелая белка.

Медленно, но верно цель становилась ближе; я ловил и отбивал подачи вместе со своим партнером Шоном Греем и постепенно заработал нам сто двадцать три очка. Толпа торжествовала с каждой перебежкой, и страхи последней недели рассеялись — я ощутил удивительный вкус героического успеха. Это длилось до тех пор, пока мой средний столбик не обрушился под натиском самого здорового четырнадцатилетнего мальчика, которого я видел в жизни. Мое сердце упало, толпа охнула, и я поплелся в раздевалку. Подняв глаза, я заметил, что третий шезлонг рядом с родителями занял Папаша; он увлеченно показывал на кого-то пальцем одной руки, а в другой держал большой пластиковый стаканчик с красным вином. Тут все вдруг замахали и стали показывать на меня, крича: «Вернись, Малёк, вернись!» Я обернулся и увидел мистера Мудли (учителя биологии и по совместительству спортивного судью), который стоял с вытянутой рукой.

— Мяча не было.

Значит, меня не выбили. Милостью Господней мне выпал шанс в лице угрюмой фигуры Мудли. Я побежал к линии ворот, где меня встретила группка насупившихся игроков из Вествуда, цедивших себе под нос «подстава». С благодарностью приняв выпавший мне второй шанс, я лихо отбил мяч, летевший мне прямо между ног, и отошел в сторонку. К сожалению, Грей прозевал следующий мяч, и стон из зрительских рядов сообщил о выходе на поле Бешеного Пса. (Все уже успели понять, что у Пса проблемы с координацией, а с соображаловкой и вовсе беда.)

Папаша осушил пластиковый стаканчик и печально покачал головой, оплакивая кончину нашей крикетной команды. Табло сообщало, что нам осталось три перебежки при одной калитке. Бешеный Пес нервничал и при виде первого мяча очумело замахал битой; мяч едва не сбил калитку. Вдруг я понял, что бегу и кричу: «Беги, Пес, беги!» Охраняющий калитку нацелился на столбики и промахнулся. Я был в безопасности. Поле снова огласил торжествующий рев. Папаша мерил лужайку шагами, курил и хлестал вино; ребята из команды сгрудились в блейзерах на траве; жиденькая изморось туманной завесой окутывала деревья. Реактивный подающий кинул мяч, понесшийся на меня с ужасающей скоростью. Я замахнулся битой, почувствовал контакт с мячом и побежал. Мяч взмыл высоко, но полетел прямо к игроку на центральной границе поля, расположившемуся идеально по траектории его падения. Я все бежал и бежал, и вдруг увидел Папашу, а за ним всю команду, которые с дикими воплями неслись ко мне, раскинув руки.

Мы выиграли! Принимающий упустил мяч, и тот упал за линию границы поля. Не хочется хвастаться, дорогой дневник, но я герой, так оно и есть!

После того как все пожали друг другу руки, Папаша отвел нас в раздевалку и снова продекламировал речь Генриха при Азия-Нкуре. К сожалению, из-за вина у него сильно заплетался язык и он забыл некоторые строчки, поэтому почти вся вторая половина речи состояла из мата. Саймона провозгласили лучшим игроком. Папаша обнял меня и сказал:

— Тебя ждут великие дела, Мильтон, — тебе везет, как самому дьяволу!

17.З0. Наконец узнал, что папу арестовали за непристойное поведение. Не стану вдаваться в детали, но смысл в том, что его поймали голым в соседском саду в три утра. Он говорит, что все обвинения — куча дерьма и что он возьмет себе лучшего адвоката в стране. Мама никак не прокомментировала папино объяснение, а потом вдруг ни с того ни с сего села в машину и заявила, что они уезжают. Папа собрал шезлонги, пожал мне руку и сел в машину. Половина нашей команды толкала драндулет метров двести, после чего он завелся с хлопком, выпустив клуб дыма, и с ревом покатился по дорожке.

Если бы у меня были деньги, купил бы предкам «мерс» на Рождество.

20.00. Смотрели «Красотку» с Джулией Робертс в общей гостиной. Какая же она лапочка! Жутко завидую Ричарду Гиру. Когда закончу школу, буду ездить по округе и выискивать проституток, похожих на Джулию.

Впервые на этой неделе не чувствую беспокойства перед сном. Не могу поверить, что пробыл здесь всего шесть дней — как будто целая жизнь прошла.

23 января, воскресенье

07.30. Был разбужен неприлично громкими церковными колоколами, которые звонили так, будто находятся в моем шкафчике. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что огромные колокола висят буквально в метре от моего окна. В доказательство этого Бешеный Пес выстрелил в один из них из рогатки, разнообразив исполнение «Милости Господней».

08.00. Общешкольное причастие. Преподобный Бишоп продекламировал целую поэму на латыни, в которой я на слух различил только «побей учителей, прикончи кошку», но не стал ломать себе голову, что бы это значило, как и над всем происходящим в этой школе. Часовня очень крутая — огромный старинный готический собор с витражными окнами и массивным алтарем, на котором красуется статуя мужчины, протыкающего мечом гигантскую ящерицу.

Неожиданный пук с нашего ряда прервал декламацию Глокеншпилем отрывка из Евангелия от святого Иоанна. Саймон захихикал. Жиртрест залился краской, а Рэмбо ткнул Гоблина локтем под ребра. Потом они как один взглянули на Верна, который пристыжено повесил невинную голову. Глокеншпиль замер, в часовне наступила тишина, и на секунду мне показалось, что Глок вот-вот сорвется с катушек, но он лишь сделал несколько глубоких вдохов, окинул нас убийственным взглядом и продолжил чтение строк о прощении.

В воскресенье все мальчики должны после обеда покинуть территорию школы (кроме старшего и подготовительного классов). Это называется «свободное время». По словам Лутули, свободное время дается, чтобы мы изучали близлежащие территории. Но Гоблин утверждает, что настоящая причина в том, чтобы учителя могли отдохнуть, побыть в тишине и потусоваться на школьных теннисных кортах. Не знаю, что мне делать в это время и куда идти. Вдруг я заблужусь и никогда не найду обратную дорогу? Думаю, надо пойти вместе со всеми, а там поглядим, что будет.

В результате полдня купались на дамбе. Дружеская игра в водное поло теннисным мячом закончилась тем, что ребята из разных корпусов принялись швырять друг в друга комья грязи. Стоя гордо, как солдаты из одного из старых военных фильмов, что показывал нам мистер Криспо, мы разгромили первоклашек из Барнс-Хауса, вынужденных ретироваться в камыши. При виде Рэмбо, Жиртреста и Бешеного Пса во главе нашего войска трусливые салаги пустились в бегство. Но, как ни удивительно, именно Верн залепил одному из солдат противника комком грязи в глаз, и ревущего беднягу пришлось тащить в медпункт. Рэмбо похлопал Верна по спине, отчего мой чокнутый сосед маньячно заулыбался.

17.00. Геккон вернулся из медпункта. Его рука замурована в гипс. Бешеный Пес был так рад его видеть, что по-дружески хлопнул по спине; к сожалению, удар сбил его с ног, и он упал на шкафчик. Пришлось Лутули вести Геккона обратно в медпункт — со сломанной рукой, окровавленным лицом и в соплях.

Бешеный Пес собрал чемодан и попрощался. Он уверен, что сегодняшняя ночь станет его последней в школе. Со слезами на глазах он вручил мне свою смертоносную рогатку и заявил, что я его лучший друг. Мы пожали друг другу руки и оба почувствовали себя неловко.

Мне снилась Джулия Роберте.

24 января, понедельник

06.20. Бешеный Пес по-прежнему с нами. Рэмбо сказал Лутули, что Пес по ошибке натолкнулся на Геккона, и придумал сбивчивый рассказ о крысе, забежавшей в нашу спальню. Лутули неохотно поверил. Рэмбо говорит, что если уж врать, так по-крупному. Теперь Бешеный Пес считает Рэмбо своим лучшим другом и потребовал назад рогатку.

12.00. Ева (жена Укушенного) заставила нас разыграть сцену убийства из «Повелителя мух» Голдинга. Меня выбрали жертвой, которую разрывают на кусочки обезумевшие мальчишки. Ева вручила мне старую футболку и сказала классу, что футболка метафорически воплощает мое тело. После того как меня пнули в ребра и хорошенько поколотили, стало ясно, что никто не знает, что значит слово «метафорически».

Потом Ева приказала нам наладить контакт со своим женским «я» и раскрыть чакры. Гоблин уверен, что она подразумевала, будто мы все должны трахнуть друг друга.

После урока Ева промокнула мои раны ваткой с йодом. Когда она наклонилась надо мной, я чувствовал сладкий запах ее дыхания и не мог не заметить, что ее красивая грудь выглядывает из выреза. По телу пронеслась странная дрожь — готов поклясться, я чуть не наделал в штаны! Когда я выходил из класса, Рэмбо прошмыгнул мимо меня и спросил Еву, не порекомендует ли она ему дополнительное чтение по Уильяму Голдингу. Ева пришла в восторг и пригласила его в свой кабинет.

17.15. Первогодок созвали на собрание со старостами, и те сказали, что неделя халявы закончилась и теперь начнется реальная жизнь. Нам заявили, что мы должны быть «рабами» у старост (то есть выполнять все их поручения) и с нынешнего дня можем подвергнуться издевательствам со стороны старшеклассников. Нам объяснили, что уважение и честь — не просто слова, и недостойно доносить на других или жаловаться на издевательства и притеснения. Похоже, нас считают рабами в самом буквальном смысле слова.

Моим «хозяином» назначили долговязого старосту по имени Грант Эдвардс (его кличка Червяк, но я должен звать его мистером Эдвардсом). Червяк жутко умный и играет в команде по крикету первого состава.

Ночью нас разбудил третьекурсник с ужасающей внешностью — его кличут Щукой — и сообщил, что он — наш худший ночной кошмар.Зловеще провозгласив открытие сезона охоты на первоклашек, он нассал в нашу мусорную корзину и был таков.

25 января, вторник

Мой первый день в роли раба. Вот мое дневное расписание, составленное Червяком, — он написал его зелеными, красными и синими чернилами и прикрепил к стене своей комнаты.

Червяк мало говорит, но следит за мной, как ястреб, пока я тружусь в его комнате. Подозреваю, что он псих (они с Верном друг другу бы подошли).

Верн с Гекконом прислуживают Лутули, Бешеный Пес и Жиртрест — Берту, а Саймон с Гоблином — Джулиану. Рэмбо не слишком счастлив, что ему достался Гэвин, чудак, что живет под лестницей: он жалуется, что тот странно пахнет и большую часть дня разводит тараканов и дует в длинную трубу — диджериду.

Приснилось, что Джулия Робертс была моей мамой. Проснулся и заскучал по дому. Очень захотелось убежать, сесть на ночной поезд и уехать домой.

26 января, среда

06.20. Получил строгий выговор от Червяка за то, что положил одеяло пуговками от пододеяльника внутрь. Типа холодные пуговки не дают ему заснуть и раздражают кожу.

06.40. Папаша на уроке заявил, что романы писательниц-лесбиянок не следует воспринимать слишком всерьез. Он назвал их «недовольными, помешанными на сексе выдрами с волосатыми подмышками» и посоветовал не морочить голову писаниной Вульф, Рено и Агаты Кристи.

Рэмбо спросил, нужно ли изучать Шекспира, ведь тот был гомиком. В ответ на это Папаша обвинил Рэмбо в гомофобии и сказал, что не имеет ничего против голубых и розовых, и даже признался, что и сам не прочь оприходовать Мартину Навратилову.

Выяснил, что Азия-Нкур, где произнес свою речь Генрих V, вовсе не в Азии, а во Франции, и никакой он не «Азия-Нкур», а «Азенкур».

14.30. Прослушивание в хор. Хотя считается, что в хоре поют одни лохи, это все равно лучше, чем кадетский корпус — там надо маршировать по полям в жару. Все первоклашки проходят прослушивание в хор. Дирижер хора, мисс Робертс так развосхищалась, услышав мой голос, что мне стало не по себе, и записала меня в дисканты (на школьном жаргоне в «мальки»). Главным у нас Джулиан, он солист-тенор. Потрепав меня по голове, он заявил, что обожает мой голос и возьмет меня под свое крылышко. (Если бы не последовавший за этим мерзкий смешок, меня бы это утешило.)

Единственный из наших, кого еще взяли в хор, — Саймон. Жиртрест почти прошел, но он пускает слюни, когда поет — на том и запоролся.

23.15. Рэмбо сообщил, что планирует запрещенное ночное купание и мы все приглашены участвовать (читай «должны»). Поспорив, мы согласились выслушать его план. Стоило ему упомянуть вооруженных охранников и их свирепых немецких овчарок, как среди участников наметился раскол (во главе отступников были Гоблин и я). Наконец Рэмбо пригрозил убить всех, кто струсит, и порядок был восстановлен. (Стоит ли говорить, что мы все струсили и решили ему подчиниться.) Рэмбо рассуждает так: если мы все пойдем купаться, это укрепит нашу дружбу. К тому же некому будет настучать на нас. Днем «икс» объявлена пятница.

Наблюдал за тем, как Верн разговаривает со своими туалетными принадлежностями. Оказывается, у всех предметов в его несессере есть имя. Я притворился спящим, но не мог не слышать его дикой болтовни. Неужели я единственный, кто подозревает о его безумии? Может, и я безумен, раз наблюдаю за ним? Пока он попрощался с каждым из предметов, прошло, как мне показалось, несколько часов. Наконец он выключил фонарик и уснул.

27 января, четверг

11.30. На уроке африкаанс впервые в жизни стал свидетелем избиения. Жиртрест, который все время пукал, так достал мистера ван Вуурена, что тот в ярости отхлестал его хоккейной клюшкой перед всем классом. Произошедшее шокировало меня. Жиртрест был храбр и перенес наказание даже не поморщившись. Это еще сильнее разозлило ван Вуурена, и он приказал Жиртресту остаться после уроков, а всем остальным задал двойную домашку.

После обеда читал «В ожидании Годо». Это пьеса про двух бомжей, которые живут в канаве и ждут парня по имени Годо, который в конце так и не приходит. Они знакомятся с клоуном Поццо и его рабом Лаки, которые приходят и уходят, потом приходят снова и наконец оставляют бомжей ждать дальше до бесконечности. Пьеса странная до чертиков. (Ирландский юмор?) Понятия не имею, зачем Папаша дал мне ее почитать.

В нашей спальне разразилась драка: Щука, спрятавшийся в потолочных балках, плюнул на голову Саймону, пока тот слушал плеер. Саймон накинулся на Щуку и укусил его за руку, на что последний достал швейцарский армейский нож и попытался проткнуть Саймону ногу. Лутули разнял дерущихся и дал обоим по три наказания тяжелым физическим трудом (мыть машину Укушенного и рубить дрова).

22.00. Последние приготовления для ночного заплыва. Гоблин предполагает, что каждого из нас ждет по четыре удара плетью, если мы попадемся. (У Укушенного репутация настоящего садюги. Видимо, мстит всему миру за свое трагическое столкновение со львом.) Верн пришел в ужас и стал вырывать волосы целыми клочьями.

28 января, пятница

05.30. Проснулся и увидел, что Верн опять меняет простыни. Притворился спящим. Я решил быть с ним вежливым. (Дядя Обри как-то говорил мне, что с ненормальными лучше во всем соглашаться.)

08.00. Увидел в газете маленькую колонку о папином появлении в суде. Вырезал ее (в том числе из всех газет в гостиной) и сжег в тостере в комнате старост. Вот о чем там говорилось (я переписал, прежде чем сжечь).

Суд магистратов. Дурбан.

Сегодня перед судом предстал Питер Эдвард Мильтон по обвинению в непристойном поведении. Он не признал себя виновным, и слушание отложили до 6 марта. Мильтон был пойман обнаженным на территории соседского дома. Судья Лейтон направил Мильтона на психиатрическую экспертизу в учреждение, название которого не разглашается.

Великолепно. Мой отец не просто чудак, как я думал, он еще и чокнутый! Почему у меня такое чувство, будто вокруг одни ненормальные? Говорят, первый признак сумасшествия — когда тебе начинает казаться, будто все кругом сошли с ума... (Меня это очень беспокоит.)

Кажется, я сломал тостер в комнате старост.

11.00. Из крикетной команды меня не исключили. Рэмбо взяли вместо Стивена Джорджа, получившего травму.

Перечитал «В ожидании Годо», и на этот раз пьеса уже не показалась мне такой бессмысленной. Более того, я даже смеялся в некоторых местах. Может, и впрямь у меня крыша поехала? (Когда заговорю сам с собой, надо будет что-то делать...)

Геккон в очередной раз вернулся из медпункта. Выглядит он, как обычно (гипс, перевязь, заклеенное пластырем лицо, нездоровая бледность). Когда встревоженный Бешеный Пес приблизился к нему с очередными извинениями, в глазах Геккона полыхнул ужас. Мне он обрадовался и поведал о своих приключениях во многочисленных больницах, клиниках и медпунктах.

29 января, суббота

01.15. Никто не спит — все готовы к ночному купанию. Бедняга Геккон хоть и отчаянно хныкал и шмыгал носом, все же был вынужден присоединиться к нам. Рэмбо настоял (низким угрожающим тоном), что «свидетели нам не нужны».

Вслед за Рэмбо мы вылезли через окно спальни и очутились на крыше часовни. Я боялся взглянуть вниз, во двор в двадцати футах под нами, и тихо шел по уступу, держась за резинку трусов впереди идущего Гоблина. Старая жестяная крыша громко скрипнула, когда на нее приземлился Жиртрест. Саймон держал одной рукой трясущегося от страха Геккона. Наш бесстрашный отряд крался по крыше к окну часовни. Жиртрест сумел протиснуться в окно лишь после того, как мы как следует его потолкали и попинали. В часовне было страшновато — горела единственная свеча. Я слышал биение своего сердца, а позади — тяжелое дыхание Жиртреста.

Рэмбо провел нас вниз по лестнице и по проходу к двери. Когда мы ползли мимо 134-летнего алтаря, он вскочил на кафедру, распростер руки, как папа римский, и провозгласил: «Леди и джентльмены, добро пожаловать в ад!» Геккон чуть не обделался со страху и попытался сбежать, но Верн вовремя схватил его и проскрипел своим безумным, как из радиоприемника с помехами, голосом: «Свидетели нам не нужны, Геккон».

Не знаю почему, но после этого мы все заржали. Даже Геккон не смог сдержаться и издал пронзительный писк, отчего наша истерика лишь усилилась. Вскоре и Верн зашелся неконтролируемым хохотом. Правда, было трудно сказать, смеялся он или плакал: по щекам его текли слезы, а все тело тряслось и содрогалось.

Когда мы успокоились, Рэмбо провел нас в чернильно-темный склеп под часовней. По понедельникам в склепе собирается школьное христианское общество (веселенькие христиане, хлопающие в ладоши), а еще тут живет школьное привидение. Вскоре никто уже не смеялся: мы ползли на четвереньках по шерстяному ковру к другой двери, которая выходит в розарий. Дальше нам предстояло перелезть через низкий забор и пробежать лужайку перед домом Глокеншпиля. В свете ущербной луны его громадный двухэтажный особняк был похож на громадное чудовище — прямо как замки в фильмах про вампиров.

Мы сгрудились под лимонным деревом в директорском саду, и Рэмбо провел последний инструктаж. Мы стояли в трусах, стуча зубами от страха. Ночь была темная, тихая и влажная; далеко на западе слышались раскаты грома над Драконовыми горами, нагоняя на всех еще больше жути.

Рэмбо прошептал «три, два, один», и мы бросились через футбольное поле (самый опасный участок нашей экспедиции) в кусты у грязного ручья (ручья, что течет вокруг школы).Затем перебрались через забор с колючей проволокой, и вдруг перед нами выросла запруда — мертвенно-спокойная и прекрасная в свете луны.

Один за другим мы прыгнули в прохладную воду (кроме Геккона, которому нельзя было мочить гипс). Мягкое глинистое дно хлюпало под ногами. Мы плавали в полной тишине, пока Бешеному Псу и Рэмбо не пришло в голову утопить друг друга. Это спровоцировало драчку с потоплением, в ходе которой все стали пытаться потопить соседа. Я почти утопил Саймона, а тот отомстил, продержав меня под водой минуты три.

Вдруг Гоблин зашикал на нас, приказывая молчать. На той стороне запруды на тропинке замелькал свет фонарика. Потом еще одного и еще... Мы истуканами замерли в воде, охваченные леденящим ужасом. Тишина. Грянул гром, с жутким протяжным свистом налетел ветер. Потом залаяли собаки...

Как один мы выскочили из воды и рванули к забору и футбольному полю. Должно быть, охранники спустили собак, потому что лай и рычание вдруг окружили нас. Рэмбо кричал, Бешеный Пес пытался выстрелить в собак из рогатки. В одну, похоже, попал, потому что раздался пронзительный визг. Невзирая на гипс и повязку, Геккон перепрыгнул через забор из колючей проволоки, как газель, и проломился сквозь кусты, будто одержимый дьяволом. Мы пронеслись по футбольному полю, продрались сквозь розарий и вбежали в склеп, взлетели по лестнице в часовню, протопали по центральному проходу, снова по лестнице и очутились в галерее. И вот наконец окно, крыша, окно нашей спальни — и я в кровати, прямо с грязными ногами.

А потом наступила мертвая тишина, не считая нашего тяжелого дыхания, всхлипываний с кровати Геккона и раскатов грома за окном. Вдалеке охранники свистом подзывали собак. Через пять минут молчаливой паники мы наконец рассмеялись и взволнованно заговорили. Мы знали, что теперь нам ничего не грозит; мы это сделали, и нас не поймали. Спальня огласилась восторженными рассказами о нашем приключении; каждый вспоминал, как за ним гналась собака, и каждый последующий рассказ были ужаснее предыдущего. Когда очередь дошла до Рэмбо, собака Баскервилей по сравнению с нашими псами казалась не страшнее трехногого пуделя со вставной челюстью.

Геккон был уверен, что свирепая немецкая овчарка укусила его в задницу. С помощью фонарика, взятого у Верна, мы все осмотрели его зад и решили, что он пал случайной жертвой рогатки Бешеного Пса, а вовсе не был растерзан псом — анальным пожирателем. Бешеный Пес отрицал предъявленные ему обвинения, да и Геккон отказался верить, что всему виной лишь камень.

Лишь через полчаса оживленного обмена впечатлениями мы обнаружили, что нас стало на одного меньше. Жиртрест куда-то пропал. Рэмбо предположил, что его поймали охранники; Саймон сказал, что Жиртрест, наверное, где-нибудь прячется. Мы попытались вспомнить, где видели его в последний раз. Помню, я пытался потопить его в запруде, но вот потом...

Бешеный Пес вызвался пойти поискать его, но Рэмбо снова настоял, что идти должны все вместе. При мысли о повторении пережитого у бедного Геккона чуть не вылезли глаза. И вот во второй раз мы вылезли из окна, поползли по жестяной крыше, которая после грозы стала очень скользкой, и замерли. Наша миссия была завершена... почти.

Фонарик Верна осветил огромный зад, наполовину прикрытый ошметками голубых трусов и торчащий из окна часовни. Жиртрест застрял, пытаясь пролезть через окно. (Зачем он полез задом вперед, я так и не понял.) Мы тихо посмеялись над ним и отпустили пару жестоких шуточек, после чего стали пытаться его освободить. Всемером мы некоторое время «тянули кота за хвост», извините за каламбур, а потом Бешеный Пес заявил, что единственный способ освободить Жиртреста — протолкнуть его внутрь в часовню (представьте себе, как это выглядело). Увы, толстяк никак не хотел проталкиваться. С каждым толчком и тычком он лишь громче рычал от боли. Вдобавок пошел проливной дождь, что не улучшило наше положение.

Мы созвали срочное совещание, чтобы решить проблему. Бешеный Пес предложил выломать окно. Саймон пожертвовал свой гель для волос, который можно было бы использовать его в качестве смазки, чтобы Жиртрест лучше скользил.Затем Бешеный Пес предложил привязать веревку к ноге Жиртреста, а другой ее конец — к школьному автобусу. Когда автобус уедет, то выдернет Жиртреста из окна. Наконец все варианты были исчерпаны, и мы договорились работать посменно: двое работают, остальные спят. Мы с Верном вызвались первыми.

05.45. Рэмбо созвал новое совещание. Дело принимало серьезный оборот. Через полчаса зазвонит колокол, и тогда всех нас ждут большие проблемы. Жиртрест мучился и перестал ощущать свои ноги. Ливень по-прежнему не утихал.

06.00. Было решено, что мы все станем отрицать факт ночного купания, а говорить будет Рэмбо. Он удалился в кровать, чтобы придумать историю, способную объяснить весь этот цирк. Гоблин и Бешеный Пес сказали Жиртресту, что Рэмбо работает над легендой, а меня тем временем послали разбудить Пи-Джея Лутули.

Наш ворчливый староста не обрадовался тому, что его подняли в такую рань. И тем более не обрадовался, увидев задницу Жиртреста, болтающуюся в окне часовни. Он волком посмотрел на нас, присвистнул и произнес: «Ну все, клоуны, вам крышка!» Геккон всхлипнул, а Верн вырвал клок волос.

Последовательность событий, как я наблюдал ее из окна

06.07. В главном дворе стоят старосты и Укушенный. Старосты таращатся на Жиртреста, качая головами и время от времени показывая на него пальцем. Укушенному явно не до смеха.

06.16. Вслед за колоколом во дворе собралась небольшая толпа; все изумленно таращатся на окно часовни.

06.З0. Перекличка не состоялась — большинство учеников и так во дворе, пялятся на задницу Жиртреста. По школе распространяется атмосфера всеобщего волнения, звучат сальные шуточки. Глядя на толпу людей, стоящих под дождем, мы начинаем понимать всю серьезность ситуации. Рэмбо до сих пор в кровати и не подает ни звука.

06.36. Толпу разгоняет Глокеншпиль, у которого свирепо-злобный вид. Он рявкает что-то Укушенному, и они идут в его кабинет.

06.42. Школьный завхоз Роджерс Палтус (это его настоящее имя) опрыскивает Жиртреста промышленной смазкой и пытается освободить. Жиртрест не поддается.

06.48. Рэмбо выходит из-за перегородки, кивает и говорит: «Господа, у меня есть план». С этими словами он выходит из спальни. Я вижу, как он пересекает двор, проходит мимо столпившихся на лужайке учителей и работников школы и входит в часовню.

06.55. Рэмбо выходит из часовни, говорит что-то Укушенному, и они оба идут в его кабинет.

07.13. Приезжает пожарная бригада. Каким-то образом им удается заехать во двор на пожарной машине; они поднимают лестницу навстречу Жиртресту, который к тому времени уже утратил чувствительность во всем теле.

07.16. Рэмбо выходит из кабинета Укушенного, и они вместе исчезают в кабинете директора.

07.23. Преподобный Бишоп бежит в кабинет директора.

07.42. Пожарные освобождают Жиртреста и спускают его на землю при помощи грузоподъемного крана.

07.43. Глокеншпиль, Укушенный, преподобный Бишоп и Рэмбо поздравляют Жиртреста с возвращением на бренную землю. Преподобный протягивает руку и произносит молитву, обращаясь к Жиртресту, который лежит на носилках. Глокеншпиль убивает Жиртреста взглядом, но Укушенный ласково гладит его по плечу. Перед тем как Жиртреста увозят в медпункт, Рэмбо наклоняется и шепчет что-то ему на ухо. Толстяк расплывается в улыбке и уезжает.

07.50. Рэмбо сотворил чудо (в буквальном смысле). Он убедил школьного священника в том, что ночью на Жиртреста снизошло религиозное озарение. По легенде Рэмбо, толстяк сперва заговорил на арамейском языке (будто он знает, как он должен звучать), а затем сорвал с себя одежды и ворвался в часовню, где на него снизошел святой дух. После духовного прозрения Жиртрест попытался вернуться в спальню, чтобы «донести благую весть». К сожалению, он попал в жестокую ловушку, застряв в окне.

Рэмбо приказал нам всем твердить, что мы спали и понятия не имели о том, что случилось в нашей спальне среди ночи. Он подозревал, что Укушенный с Глокеншпилем вовсе не поверили его истории и знали о том, что мы ходили купаться, но им просто не хватило духу испортить преподобному Бишопу праздник — ведь этот наивный агнец в кабинете директора аж расплакался от счастья.

08.00. История об обращении Жиртреста разлетелась со скоростью лесного пожара.За завтраком старшие ученики подсаживались к нашему столу, чтобы пожать Рэмбо руку и потребовать пересказа невероятных событий, случившихся в кабинете директора. С каждым пересказом история обрастала все более преувеличенными подробностями и к тому времени, как подали яичницу с беконом, достигла поистине эпического размаха.

Из-за дождя тренировку команды по крикету отменили. Несмотря на героический успех на прошлой неделе, я почувствовал облегчение и планирую провести день, отсыпаясь и переваривая случившееся.

Перед обедом нас разбудил Щука и сказал, что знает о нашей ночной вылазке и разоблачит легенду Рэмбо как вранье.Злобно расхохотавшись и почесав зад, он вышел из спальни.

Рэмбо потребовал у каждого из нас пять рэндов и выбежал из спальни.

Оказалось, Рэмбо подкупил охранников, чтобы те молчали (они представляются ему единственным слабым звеном в его легенде).

17.15. Навестили Жиртреста в медпункте — отнесли ему шоколадку и печенье. Преподобный Бишоп сидел на крае его кровати и что-то шептал. Жиртрест вроде бы спал. Когда мы вошли, преподобный ушел, гордо улыбнувшись нам, будто мы — жиртрестовы апостолы. Сразу после его ухода толстяк пробудился и пожаловался, что глупый священник весь день не отходил от его кровати. Мол, он предпочел бы пережить порку от Глокеншпиля, чем слушать бредни этого спятившего.

Но вроде ему стало лучше, и он умял шоколадку и печенье, не жуя. Сказал, что утром его отпустят. Через несколько минут у нас кончились темы для разговора, мы пожали ему руку и ушли.

Я позвонил домой, справиться о протекании папиного судебного процесса и его поездке в психушку. К моему удивлению, папа был в замечательном настроении. Сказал, что соседи сняли все обвинения, потому что, по их словам, «он и так все понял». Папа признался, что думал защищать сам себя. Он пересмотрел три серии «Закона Лос-Анджелеса» и «Мэтлока» и теперь уверен, что знает, как это нужно делать. К сожалению, суд приказал ему полгода ходить к психиатру. В этот период ему запрещено менять место жительства и выезжать из страны.

Мама заплакала, услышав мой голос, и пообещала, что они с папой приедут на матч по крикету через неделю. Когда я повесил трубку, у меня снова возникло дикое желание сбежать из школы, но я не успел ему предаться — Червяк приказал мне приготовить ему чай с тостом и расправить складки на кровати.

20.00. Все ребята из нашего корпуса собрались в общей гостиной для просмотра субботнего фильма. Сегодня это «Человек дождя» с Томом Крузом и Дастином Хоффманом. Хоффман блестяще сыграл умственно отсталого братца Круза, который умеет прибавлять в уме быстрее, чем на калькуляторе. Минут через двадцать кто-то крикнул: «Гляньте, да это же вылитый Верн Блэкаддер!» Возникло короткое молчание, а потом вся комната точно взорвалась. Бедняга Верн притворился, что спит в темном углу, но все знали, что он только делает вид. Наконец-то у хлюпика Верна появилась кличка.

30 января, воскресенье

Верится с трудом, но я не заметил боя колоколов прямо за окном и проспал до десяти.

За обедом к нам присоединился Жиртрест. Он был сам не свой — вторую порцию только поковырял, а от третьей вовсе отказался. Все время молчал и на все наши вопросы отвечал мычанием.

Дочитал «В ожидании Годо» (в очередной раз). Теперь мне уже кажется, что эта пьеса — высший класс. Я хохотал, как гиена, и в этот момент мимо нашего класса как раз прошел Укушенный. Он мрачно покачал головой и, насупившись, пошел дальше. Немного обеспокоен, что в предисловии к пьесе написано «театр абсурда» — мне происходящее в ней кажется совершенно нормальным.

Во время вечерни состоялся мой дебют в качестве хориста. Мы все вырядились в идиотские красные накидки с какой-то штукой, свисающей сверху, — она называется стихарь (выглядит просто позорно). Щука подставил мне подножку, когда я шел по проходу между рядами, но я вовремя спохватился и проворно перескочил через его ногу, наступив впереди идущему на ботинок. В результате ботинок у него с ноги соскочил, и шествие хора пришлось остановить: все ждали, пока он его наденет.

Преподобный Бишоп вышел вперед с одухотворенной речью о познании Господа и о том, что, когда Господь стучится в дверь, нужно лишь ее открыть.Затем он вызвал Жиртреста, чтобы тот пересказал историю своего чудодейственного прозрения. Вся школа наблюдала, как онемевший от страха Жиртрест мямлит что-то о том, как он узрел Иисуса, сбросил одежды и говорил на арамейском. Он словно читал написанное на бумажке и ни разу не поднял глаз (даже когда Бешеный Пес заржал и сделал вид, что это он так чихнул). После того как Жиртрест избавил нас от своего жалкого мычания, преподобный обнял его со слезами на глазах. Мы помолились Богу, свершившему такое чудо. Я заметил, что во время молитвы Глокеншпиль не закрывал глаза.

23.10. Человек Дождя уснул с зеленым носком во рту. Надеюсь, носок хоть чистый.

31 января, понедельник

06.15. Вошел в душевые и застал Джулиана за осмотром задницы Геккона.Затем Берт с Джулианом перемигнулись, и Джулиан приказал Геккону немедленно возвращаться в медпункт. В его рану попала грязь, и он по-прежнему убежден, что его укусила собака. Рэмбо предупредил, чтобы тот не проболтался, что это была собака охранников, и велел говорить, что его укусили еще на каникулах.

06.З0. Человек Дождя не пришел на перекличку. Его кровать была застелена, но самого как след простыл.

08.00. Новость об исчезновении Человека Дождя распространилась быстро. У каждого своя версия. Бешеный Пес считает, что он прячется где-то в горах. Рэмбо говорит, что он в подвале, а Саймон убежден, что Верн — инопланетянин и его вообще никогда не существовало.

На сдвоенном уроке истории Гоблин сыграл злую шутку с мистером Криспо. После того как мы снова посмотрели фильм о Дюнкерке, он очень громко задал безобидному старому ископаемому вопрос. Криспо торопливо надел слуховой аппарат, но тут Гоблин повторил вопрос уже шепотом. Рэмбо подключился к игре, и в конце концов урок превратился в полный фарс. Бедняга Криспо так расстроился, что сорвал слуховой аппарат, швырнул его на пол и стал прыгать на нем в приступе слепой ярости (или глухой ярости?).Затем он с печальным видом отпустил нас. Я снова видел, как его глаза наполнились слезами, когда он смотрел, как мы выходим из класса.

После урока английского я вернул Папаше его книгу, «В ожидании Годо», и признался, что в полном восторге от пьесы. Папаша обрадовался, и мы долго обсуждали темы и героев. Он спросил, кто такой загадочный Годо, по моему мнению. Я ответил, что считаю его работорговцем.

А вот Папаша думает, что Годо на самом деле Бог и что вся пьеса посвящена современному человеку, духовно немощному и опустошенному. По мнению Папаши, человеческие существа все ждут и ждут, пока некое божество не наполнит их жизни смыслом. Не уверен, говорил ли он о Боге или о ком-то другом типа привидений и духов, но спросить не осмелился — вдруг он бы засмеялся надо мной и обозвал идиотом? Он назвал этот двойной смысл олигореей и приказал мне записать это слово и использовать его как можно чаще.

Мы разговаривали очень долго, и только потом я спохватился, что опоздал на обед. Тогда Папаша пригласил меня к себе домой, где его жена (милая женщина с голубыми глазами и доброй улыбкой) приготовила ростбиф. Папаша заставил меня выпить полбокала вина, заявив, что не каждый день великий Джон Мильтон приходит к нему отобедать! К тому времени, как я допил свои полбокала, Папаша был уже на середине второй бутылки «Бошендаля» (каберне совиньон 1987 года) и декламировал сонеты Шекспира, прижав к груди свою кошку Офелию, в отчаянии цепляющуюся за его свитер.

Допив вторую бутылку вина, он провел меня в свой кабинет, от стены до стены заваленный книгами. Он вручил мне «Над пропастью во ржи» американского писателя Дж. Д. Сэлинджера и приказал прочесть книгу за неделю. Перед уходом он заставил меня прополоскать рот с зубной пастой и попросил о вине никому ничего не рассказывать. Я шел к зданию школы, крепко прижимая книгу к груди и стараясь не дышать.

Червяк пригрозил наказать меня за то, что я не выполнил свои послеобеденные обязанности.

18.00. Человек Дождя по-прежнему не появлялся. Укушенный позвонил его матери. (Гоблин рассказал, что отец его умер, когда Верн был еще маленький — возможно, поэтому он и чокнулся.)

20.00. Укушенный по одному вызывал нас в свой кабинет и задавал вопросы о Человеке Дождя. Я рассказал, что Верн был немного странным и что прошлой ночью он жевал носок, но я и не подозревал, что он на грани нервного срыва (тут я соврал — мне просто смелости не хватило признаться, что Верн просто-напросто ненормальный). Укушенный спросил, не подвергался ли Верн когда-либо «эмоциональным или физическим запугиваниям». Я покачал головой. (Еще одна ложь! Эта школа превращает меня в настоящего обманщика.)

Щука нанес нам ежедневный визит и заявил, что это мы виноваты в исчезновении Человека Дождя. Он считает, что тот покончил с собой и его привидение вернется в нашу спальню, чтобы отомстить.Затем он плюнул на стену и ушел, издавая жуткие потусторонние звуки.

Январь кончился, а я все еще жив. Одним месяцем меньше — осталось пережить еще десять!

1 февраля, вторник

Верн так и не вернулся. Укушенный то и дело проводит совещания с Лутули и Глокеншпилем. Преподобный Бишоп даже провел в часовне молитвенную службу за здравие моего пропавшего соседа. Мы посчитали, что должны прийти, чем, ясное дело, тронули преподобного до слез. Он был особенно рад видеть Жиртреста и даже предложил ему зачитать отрывок из Библии.

Часами изучал гигантский словарь в библиотеке и наконец обнаружил, что то слово, которое говорил Папаша, на самом деле пишется как «аллегория» и означает «иносказание, символ или метафору».

Перед отходом ко сну Джулиан сообщил, что Геккону удалили из задницы большой камень в больнице Грейс в Питермарицбурге. И попросил молиться о его заднице, сказав, что сам лично никогда о ней не забывает. С усмешкой он выключил свет и ускакал прочь, напевая песенку «АББЫ» «Подарите мне мужчину в полночь».

2 февраля, среда

По-прежнему нет новостей от Человека Дождя. Мнения в школе разделились пополам. Половина мальчиков верит

Щуке и считает, что он мертв. Другая половина верит Саймону и его теории о том, что Верн — инопланетянин и был всего лишь плодом нашего воображения. А по-моему, он просто сел на ночной поезд и уехал домой. Хотя зная Верна, можно ждать и самого неожиданного.

Всей школе приказали собраться в общих гостиных — новый президент де Клерк должен был произнести свою первую парламентскую речь. Лысый белый африканец сообщил гражданам страны, что намерен изменить порядок в Южной Африке и покончить с апартеидом. Одним щелчком своих пухлых пальцев он вернул запрещенный Африканский национальный конгресс и заявил, что освободит Нельсона Манделу. Белым мальчикам, глядевшим в телевизор, было не особенно важно, что он говорит, но судя по лицам четверых черных, включая нашего главного старосту Лутули, то были великие и невероятные слова. После выступления старшеклассники собрались на улице и стали серьезно обсуждать речь, держа руки в карманах. Гэвин, староста, живущий под лестницей, кажется, рассердился и тихо разговаривал с Грегом Андерсоном, рассеянно поглаживая Барри, свою ручную лягушку. Лутули с другими чернокожими мальчиками прошагали по двору, взволнованно переговариваясь. Горячий ветер разметал бумаги и листья по галерее, и в воздухе повисло предчувствие опасности, точно что-то вот-вот должно было случиться.

15.00. Тренировочный матч с командой пятнадцатилетних. Я сбил четыре калитки хитрым крученым броском с ноги. Тренер команды пятнадцатилетних — не кто иной, как Укушенный. Его весьма впечатлило мое выступление. И куда меньше то, как я отбивал (отбивал первым, и на этот раз не было никаких незасчитанных мячей, которые могли бы меня спасти). Нас разбили на 56 очках; Саймон заработал нам 41. Папаша сказал, что мы старались как могли, но продули лучшим и более опытным игрокам. И добавил, что, если мы проиграем команде колледжа Дрейк в воскресенье, он распустит команду и отрубит нам головы.

Кое-как наспех сделал домашку, чтобы поскорее вернуться к «Над пропастью во ржи». Это клевая книга о парне, который не ладит со сверстниками и убегает из школы. Невольно вспомнил о Человеке Дождя. Интересно, где он сейчас и чувствует ли он себя счастливее, чем когда был здесь? Как легко быть Холденом Коулфилдом — убежать и скитаться в большом незнакомом мире. Дикая игра моего воображения была резко прервана Бертом, который вызвал Рэмбо подраться на кулаках. Рэмбо выиграл, и взбешенный Берт приказал ему написать эссе на пять тысяч слов об уважении к старшим.

3 февраля, четверг

Глокеншпиль собрал в большом зале экстренное школьное собрание. Ожидая услышать трагические новости о судьбе Человека Дождя, мы поплелись в зал, приготовившись к худшему. Вместо этого наш директор разразился тирадой о вандализме и разрушении собственности. Со свирепым видом он разглядывал ряды лиц перед ним. Никто не осмеливался встретиться с ним взглядом, отчего все мы казались виноватыми. Он проревел, что кто-то сунул банан в выхлопную трубу его «тойоты-крессиды», и когда он завел мотор, тот взорвался. Я глядел в пол, чтобы ненароком не встретиться с кем-нибудь глазами и не прыснуть со смеху. Школьные работники за спиной Глокеншпиля сидели с мрачным видом, хотя я и заметил, что Папаша краем губ улыбался — ему так же хотелось расхохотаться, как и всем нам.

Директор потребовал, чтобы вандал немедленно поднял руку и принял наказание, как мужчина. Разумеется, никто в здравом уме не согласился поднимать руку в присутствии этого охваченного приступом ярости ненормального. Повисло долгое молчание: все озирались, не выдаст ли себя нарушитель. Но никто не признался, поэтому взбешенный Глокеншпиль сел на стул и заявил, что все будут ждать в зале, пока преступник не признается.

09.00. Преступник так и не признался. Вся школа сидела в смущенном молчании, кроме Папаши, который беззаботно развернул утреннюю газету. Но есть и плюсы — мы уже пропустили двадцать минут сдвоенного урока математики у Психа.

09.45. Все еще ждем. Очень завидую Папаше, у которого есть газета. Жаль, что не захватил «Над пропастью во ржи». С начала урока математики прошло шестьдесят пять минут. Вот бы нарушитель продержался еще сорок пять...

10.06. Маленький мальчик в первых рядах робко поднял руку. Четыреста учеников, пятьдесят учителей и Глокеншпиль, как один, воззрились на дрожащего от страха малыша. Глокеншпиль аж с места вскочил:

— Да?

Бедный мальчик сглотнул и пропищал:

— Извините, сэр. Мне нужно в туалет.

Глаза Глокеншпиля превратились в щелочки, и, не говоря ни слова, он собрал бумаги и выбежал из зала. Учителя последовали за ним, и так великая осада была прорвана. Героя звали Бен Томас, он был первокурсником из корпуса Вудалл и носил прозвище Головастик.

15.00. Укушенный приказал нам оставаться в спальне — должны были прийти полицейские, расследовавшие исчезновение Человека Дождя. Стоило ему уйти, как Бешеный Пес бросился к своему шкафчику и выбросил в окно четыре голубиных головы. Он думал, что иначе его посчитают психопатом и решат, что он прикончил Верна.

Двое здоровых полицейских с большими пышными усами перерыли вещи Верна. Один, по имени де Кок, все время расспрашивал меня и делал записи. Его очень заинтересовал тот факт, что у Верна было недержание. Бешеный Пес спросил, можно ли ему пострелять из полицейского пистолета. Полисмен отказал. Тогда Пес поинтересовался, нельзя ли приковать меня наручниками к кровати. Полисмен снова сказал «нет». Тогда Пес спросил его, приходилось ли ему убивать человека. Полисмен вытаращился на него и ответил, что убивает только тех, кто задает слишком много вопросов. Тогда Пес (вот идиот) спросил почему. Де Кок ткнул своего напарника локтем и буркнул: «Неудивительно, что бедный парень сбежал отсюда».

Саймон поймал Гоблина, когда тот мастурбировал в его носок (носок Гоблина, я имею в виду, не Саймона).

18.00. Вся школа затянула гимн «Он — дрочила», когда Гоблин вошел в столовую. Мистер Криспо (без слухового аппарата) ничего не услышал и продолжил спокойно есть макароны, не замечая хаоса вокруг.

Когда выключили свет, я прокрался вниз, в душевые, и изучил в зеркале свой член. Волос по-прежнему нет, нет и признаков, что он становится как все. Рэмбо говорит, что, когда у меня опустятся яички, мне дадут другое прозвище. Интересно, когда можно будет начать мастурбировать? Подергал пару раз за хоботок, но ничего не случилось. Вернулся в кровать и прочел еще одну главу «Над пропастью во ржи», пользуясь фонариком Верна.

4 февраля, пятница

Геккон вернулся из больницы. Он не может сидеть, поэтому в столовой и на уроках ему приходится стоять. Он гордо продемонстрировал нам камень, который достали из его задницы, хотя сам до сих пор уверен, что это собачий зуб.

Рассказ об исчезновении Человека Дождя попал на первую страницу вечерней газеты. Там поместили большую цветную фотографию Верна с дурацким рождественским колпаком на голове. В ней он выглядит полным дуриком. В статье много нападок на школу — мол, школа виновата в исчезновении Верна. «Невероятно, что мальчик мог просто пропасть из одной из лучших частных школ в стране, не оставив и следа».

18.15. Укушенный наказал Щуку шестью ударами плети после того, как Лутули поймал его в прачечной с сигаретой. Мы аплодировали на каждый удар и злодейски захохотали, когда Щука выскочил из кабинета, потирая зад. В приступе слепой ярости он погнался за Гоблином, поскользнулся и упал в канаву. (Наверное, Бог все-таки есть!)

Со дня легендарного ночного купания прошла неделя, а к Жиртресту так и не вернулась его обычная жизнерадостность. Каждый день после обеда он идет в архив и листает страницу за страницей газетных вырезок, статей и фотографий. Он потерял аппетит и больше с нами не разговаривает. Может, в церкви на него и вправду снизошло озарение?

5 февраля, суббота

В матче против колледжа Дрейк нам досталась первая подача, и мы набрали 183 очка. Я сделал восемь перебежек, прежде чем выбыл из игры благодаря Рэмбо, который отказался брать на себя вину за мою самоубийственную перебежку и лишь сказал, чтобы в следующий раз я бежал быстрее. Саймон снова стал лучшим игроком, заработав нам 78 очков. Мы разбили противника с перевесом в 89 очков, а ваш покорный слуга сбил четыре калитки. Папаша, который, кажется, был пьян уже к началу матча, принял пару весьма сомнительных для судьи решений. Одно из них было столь нелепо, что отбивающий даже переспросил, за что его удалили с поля. Папаша отказался что-либо отвечать и приказал игроку убираться, прежде чем его гениталии не познакомились поближе с Папашиным ржавым ломом.

После матча и великолепной декламации Папашей речи Ричарда Львиное Сердце (это по его словам — я уверен, что он придумал ее сам), меня провозгласили лучшим игроком и разрешили оставить себе мяч. Жаль, что моих родителей там не было и они не могли засвидетельствовать момент моей славы.

Папаша заявил, что у нас есть потенциал и мы вполне можем стать величайшей командой в категории до четырнадцати лет в истории школы, однако, чтобы завоевать этот титул, нам необходимо победить могучую команду Кингз-колледжа, с которой нам предстоит сразиться в последнем семестре этого года. К сожалению, он тут же уничтожил наши надежды, сообщив, что у нас больше шансов забеременеть через опыление ветром, чем победить Кингз. Не знаю, что это за команда такая, но уже боюсь.

17.00. Позвонил родителям сообщить о своем героическом выступлении в качестве отбивающего. Мама сказала, что папа в гараже и вообще ведет себя странно с тех пор, как де Клерк объявил о возвращении АНК и освобождении Нельсона Манделы. Предки думают, что в Южной Африке вот-вот разразится тарарам.

Гоблин сказал, что слышал по радио репортаж о Человеке Дождя. (Гоблин никогда не пропускает результаты британских футбольных матчей, которые объявляют по радио. Он фанат «Манчестер Юнайтед».)

Смотрели «Месть ботаников». Все катались по полу (Берт даже сломал зуб, случайно столкнувшись головой с третьекурсником по имени Гай Эмбертон). Бедняге Геккону пришлось весь фильм простоять на ногах — что делать, травмированная задница.

Сделал странное открытие — мешок для стирки пропавшего Человека Дождя полон грязного белья. Уверен, еще вчера он был пуст. Также исчезли его пижама, зубная щетка и фонарик. Готов поклясться, вчера читал с его фонариком — наверное, кто-то украл его одежду! Рэмбо полагает, что это, скорее всего, Джулиан, которого уже ловили на чем-то подобном — в понедельник, например, он бегал по душевой, надев на голову трусы Лайонела Джармана.

23.20. Не сплю, думаю о Человеке Дождя. И о том, что будет с Южной Африкой. Что за человек этот Мандела? Правда ли, что он коммунист? (Если честно, я точно не знаю, что значит быть коммунистом, но папа боится их как огня.) Взял «Над пропастью во ржи» и пошел в туалет, чтобы почитать пару часиков.

6 февраля, воскресенье

02.15. Червяк поймал меня за чтением в туалете и приказал разгладить складки на его кровати, заварить чай и почистить кеды.

Вернулся в постель, но уснуть не могу — Бешеный Пес храпит, словно стадо буйволов забрело в нашу спальню и жует траву.Зашвырнул в Пса ботинком Верна, но по ошибке попал в Саймона. Тот в ужасе вскочил с кровати и закричал. Я быстро притворился, что сплю, довольно реалистично изобразив храп с открытым ртом и пустив слюни.

08.00. Джулиан исполнил прекрасное соло, спев гимн «Останься со мной». У него клевый голос. Признаюсь, у меня по коже поползли мурашки. Преподобный Бишоп произнес речь о Человеке Дождя и рассказал нам притчу о потерянном агнце и пастухе.Затем мы помолились за них и их скорейшее возвращение. Я про себя помолился за Верна, на случай если главный там, на небесах, не просек метафору преподобного.

21.15. Обнаружил пропажу — с кровати Человека Дождя исчезли подушки. Не уверен, стоит ли говорить об этом старосте. Не хочется ненароком кого-нибудь подставить — лучше уж промолчу.

Дочитал «Над пропастью во ржи» как раз вовремя — по-моему, книга просто отменная.

22.45. Рэмбо с Гоблином изображают учителей. Если закрыть глаза, полная иллюзия, что Рэмбо — это Папаша. Гоблин разыграл целую сцену с Криспо и его слуховым аппаратом — ужасно жестоко, но и ужасно смешно!

7 февраля, понедельник

Со дня исчезновения Верна прошла неделя, а о его местонахождении до сих пор ничего не известно.

Папаша снова пригласил меня на обед. На этот раз ели бефстроганов — пальчики оближешь. Опять пили вино и говорили о политике и литературе.

Папаша считает, что речь де Клерка была одним из самых удивительных моментов в южноафриканской истории. Он сказал, что я должен запечатлеть этот момент на бумаге, чтобы спустя годы вспоминать о нем. Я признался, что веду дневник. Это сильно впечатлило Папашу, и он сказал, что мне предстоит стать великим писателем, как мой тезка.Затем он признался, что ему не терпится увидеть, как выглядит Нельсон Мандела. (Мандела просидел в тюрьме двадцать семь лет за саботаж.) Папаша уверен, что Мандела будет нашим следующим президентом. Интересно будет узнать, каково это — когда президент черный?

Потом мы долго обсуждали «Над пропастью во ржи». Папаша сказал, что это единственная стоящая книга, написанная Сэлинджером, и что впоследствии писатель стал отшельником. (Думаю, и я однажды стану писателем-отшельником, женюсь на Джулии Робертс и буду жить в особняке у болота.) Допив вторую бутылку вина, Папаша продекламировал монолог Гамлета «Быть или не быть». Это было блестяще. К сожалению, когда дело дошло до строчки о смертном сне, он размахнулся и уронил лампу, которая разбилась, разлетевшись осколками по всему полу. Его жена все убрала и сказала, что мне пора идти. Перед уходом я видел, как она тащит Папашу в постель.

17.00. Червяк устроил мне «цапки» меловой тряпкой за то, что я упорно пренебрегаю своими обязанностями. Боюсь, как бы он не сломал мне средний палец. Я не подавал виду, что мне больно, хотя по пальцам будто колотили кувалдой. Вместо этого я непокорно смотрел в крошечные глазки Червяка, пока тот делал свое черное дело. Наверное, тот бокал вина придал мне уверенности.

Гоблин где-то раздобыл порножурнал, но отказывается говорить где. Мы все по очереди рассматривали фотографии женщин с большими грудями в вызывающих позах и сексуальном нижнем белье. Рэмбо сказал, что я зря трачу время, потому что я — Малёк и смогу мастурбировать только с помощью пинцета. Все рассмеялись. Я почувствовал, как кровь приливает к лицу, и искренне постарался посмеяться вместе со всеми.Затем с позором удалился за свою перегородку, чувствуя себя униженным.

8 февраля, вторник

06.15. Проснулся и обнаружил, что одеяло Верна тоже исчезло. Ничего не смог с собой поделать и в ужасе закричал; остальные сбежались к нашим с Верном кроватям и стали спорить, что произошло. Пи-Джей Лутули, совершавший обход, заметил переполох и таким образом прознал о тайнственном исчезновении вещей Верна. Он наорал на меня за то, что не сказал ему раньше, и ушел искать Укушенного.

За завтраком Жиртрест признался, что разведал кое-что интересное об учителе английского, который повесился в часовне в 1944 году. Говорит, что расскажет все после отбоя.

Папаша сегодня не вышел на работу.Заменяющий его мистер Линтон, до чертиков похожий на цыпленка, сказал, что у Папаши грипп. (Похмелье более вероятно.) Мистер Линтон рассказал нам о Нельсоне Манделе (его освобождают завтра). Он говорил о нем так, будто Мандела — святой, Бог или что-то вроде того, но предупредил, что любой, кого упекли за решетку на двадцать семь лет за поступки, которые он считал правильными, должен быть зол на мир, и не на шутку. Он посоветовал нам не быть пугливыми цыплятами (это было смешно) и встретить новую эпоху в истории ЮАР с надеждой и открытым сердцем.

На уроке актерского мастерства Ева сказала, что всю жизнь боролась за свободу в Южной Африке и вот теперь мы наконец можем стать свидетелями этого свершения. Она предупредила, что кое-какие люди из нашего окружения (включая учителей) будут стараться отравить наши мысли по поводу черных и новой Южной Африки.Затем она опять заставила нас взяться за руки и научила словам песни о свободе. Она называлась «Нкост Сикелеле» и была на зулусском, поэтому никто не понял ни слова из того, что мы пели. (Готов поспорить, мой папа обозвал бы Еву «проклятой коммунисткой».) Рэмбо отказался держаться за руки, и Ева попросила его остаться после урока. Рэмбо думает, что Ева считает, будто он боится выражать свои чувства, и намерена избавить его от этих комплексов.

В отсутствие Папаши тренировку по крикету вел Укушенный. Он был бледен и рассеян. Это и неудивительно — случай с Жиртрестом, исчезновение Человека Дождя, нападение льва... да еще и жена у него — коммунистка проклятая.

Преподобный Бишоп провел службу при свечах за нашу страну. Он также зажег свечу за Верна и попросил Господа благословить его душу. Кажется, даже верующие начали терять надежду, что Верн еще жив. В школе все разговоры о нем и Манделе — отец Бешеного Пса (Пес-старший) позвонил и сообщил, что завтра начинается гражданская война.

Жиртрест по-прежнему собирает информацию о повесившемся учителе. Нам он обещает все рассказать только тогда, когда будет уверен, что проверил все возможные источники. Мне интересно до чертиков. Рэмбо теперь зовет Жиртреста Джессикой — в честь детектива из телесериала, Джессики Флетчер. Думаю, что Жиртрест попытается напичкать нас старыми историями об убийствах и на самом деле ничего нового не раскопал.

9 февраля, среда

11.00. Все набились в общую гостиную смотреть репортаж об освобождении Нельсона Манделы. Когда этот старик с добрым лицом и широкой улыбкой вышел на свободу, держа за руку свою жену Винни (папа говорит, что она хуже Сатаны), огромная толпа людей, собравшаяся у тюрьмы Виктора Верстера в Кейптауне, заликовала. Меня переполняли чувства — трудно поверить, что этот улыбающийся старик на самом деле коммунист-террорист. Белые мальчики вокруг просто непонимающе смотрели на экран. А по лицу Лутули слезы текли ручьями.

Вдруг Щука швырнул в телеэкран учебником по физике и прокричал: «Ну все, нашей стране настал кирдык!» Лутули перепрыгнул через диван и схватил его, грубо прижав к стене. На секунду я был уверен, что он его ударит, но потом его тело расслабилось, он улыбнулся и вернулся на свое место. (Будем надеяться, что Мандела отнесется к нам, белым, с таким же милосердием.)

Мне почему-то стало стыдно, что я белый. Мне всего лишь тринадцать, но я жалею, что так мало знаю об апартеиде и не боролся против него, как Ева. Рэмбо рассказал, что, когда Ева учила его медитировать, она как-то обмолвилась, что в семидесятые, когда она была студенткой, ее арестовали.

15.00. Позвонил папа в панике. Он только что закупился припасами на год, заколотил двери и окна, чтобы коммунисты не проникли в дом, и держит наготове лопату, чтобы если что — закопаться, как евреи в нацистской Германии. Он также уволил нашу домработницу Инносенс, заподозрив ее в пособничестве террористам. Потом он закричал, что звери-коммуняги ломятся в дверь — и бросил трубку.

15.02. Папа перезвонил и сказал, что это были не звери-коммуняги, а мама, которая осталась на улице. Он предупредил меня, что коммунисты под каждым кустом и страну ждет анархия. Я ответил, что наша учительница по актерскому мастерству боролась против апартеида. Папа закричал и снова бросил трубку.

15.03. Перезвонила мама и сказала, что в последнее время папа сильно переутомился и не надо обращать внимания на его безумные вопли. Она извинилась, что они не пришли на матч по крикету — папа копал траншею в саду.

За ужином в столовую вбежал Гоблин и выпалил, что Человека Дождя нашли — живым. Мы бросились на улицу и увидели Лутули и Укушенного — они вели Человека Дождя по двору по направлению к медпункту. На близком расстоянии от них следовал Роджер, сиамский кот Укушенного; хвост его был поднят вверх, как антенна. Человек Дождя был завернут в одеяло, лицо его почернело от грязи, а глаза сверкали безумием, как обычно.

Гоблин пронюхал из уст Лутули, что Человека Дождя нашли под часовней. Он жил там в жуткой грязи, воруя еду с помойки и время от времени прокрадываясь в нашу спальню по ночам, чтобы забрать кое-какие вещи из шкафчика. В общей сложности он провел в склепе несколько дней, и лишь Роджер составлял ему компанию. Гоблин говорит, что школьный психолог — чудаковатого вида доктор по имени Зуденберг — повез Человека Дождя в таунхиллскую психушку на обследование.

10 февраля, четверг

Вот уже неделю не разговариваю с Червяком. Свои обязанности выполняю в полной тишине, отвечая на его вопросы кивками и мычанием. Он выглядит до чертиков виноватым и даже предложил мне кусочек своего бутерброда с тунцом. Я вежливо отказался.

08.15. Речь директора на школьном собрании прервал громкий крик. У старшекурсника Гордона Рексама случился эпилептический припадок, после чего он резко уснул. Никто особо не волновался (видимо, подобное случается часто). Его просто положили в проходе, и Глокеншпиль продолжил.

Он объявил, что Верн Блэкаддер в безопасности и сейчас отдыхает в спокойной обстановке. И довольно сухо добавил, что наша школа, которая всегда была многонациональной и либеральной, приветствует освобождение Манделы и надеется, что ЮАР ждет прекрасное будущее. Ева захлопала ему стоя, бренча многочисленными серебряными браслетами, как тамбуринами. Кое-кто из учителей хлопать не стал, включая жуткого мистера Уэйда по кличке Норм, мистера ван Вуурена и мистера Криспо, который был без слухового аппарата и просто не знал, что происходит.

Глок положил овациям конец, злобно взмахнув полой своей профессорской накидки. Наклонившись к нам, как гигантский стервятник, низко летающий над обглоданным трупом, он напомнил, что банановый вандал все еще не найден и он не успокоится, пока преступник не будет наказан.

За обедом Папаша кинул мне на колени книжку. Называется «Уловка 22», автор — Джозеф Хеллер. Другие за столом (Жиртрест, Рэмбо и Гоблин) сразу стали дразнить меня, что я записался к Папаше в любимчики. Не осмеливаюсь рассказать им о наших понедельничных обедах.

В книжку была вложена записка.

Дорогой Мильтон!

Извини за то, что было в понедельник. Что я тебе говорил про Манделу? Великий человек, ничего не скажешь. «Уловка 22» — шедевр, абсурдный, смешной, шокирующий. Наслаждайся, друг. Жду новых дебатов в понедельник!

Папаша.

22.00. Гоблин считает, что в психушке Верну делают сканирование мозга. Говорит, что, скорее всего, тот сейчас в смирительной рубашке. Пришел Рэмбо, и они с Гоблином блестяще изобразили диалог Верна и психиатра из дурки. Я смеялся до коликов, а потом мне стало стыдно.

11 февраля, пятница

Инносенс, наша бывшая домработница, ходила к адвокату по вопросам трудового законодательства и намерена судиться с нами за несправедливое увольнение. Папа в ужасе.

11.00. На место Рэмбо вновь взяли Стивена Джорджа (его ребра зажили).Завтра мы играем с командой Арлингтон-Хай — школы из Питермарицбурга. Все говорят, что выиграть у них не составит труда. Но Папаша предупредил, чтобы мы не задавались. И добавил, что, если мы облажаемся, он распазит нас ржавыми кухонными ножницами. Бешеный Пес спросил, что такое «распазить». Папаша ответил, что это значит, он распотрошит нас, как рыбу. Бешеный Пес присвистнул и сделал уважительное лицо.

На сдвоенном уроке актерского мастерства (лучшее событие за неделю) мы делали импровизации (это когда сцену и героя придумываешь на месте). Гоблин превзошел сам себя, притворившись пьяным врачом, пытающимся ампутировать ногу Жиртресту. Я изобразил коллекционера бабочек в южноамериканских джунглях, ищущего редкий экземпляр. Рэмбо заявил, что он — сексуальный маньяк, и стал гоняться за Евой по классу. Та визжала и хихикала, как маленькая девочка. В конце урока мы попытались избавиться от гнева и разочарования и с этой целью должны были заорать как можно громче. Учитель рисования мистер Лили, чей класс находится под нашим, примчался с аптечкой первой помощи, подумав, что случилось нечто ужасное.

16.00. Матч по тач-регби среди своих. Даже Укушенный сыграл с нами и набрал двенадцать очков, хотя мне кажется, ему поддавались. На этот раз обошлось без увечий, только Саймон с Щукой чуть не подрались после того, как Щука хлопнул Саймона по спине. Джулиан исхитрился подскакивать к игроку команды противника сзади и хватать его за задницу, вместо того чтобы хлопать по плечу или ногам, как принято. Хорошо, что я был с ним в одной команде.

Весь вечер читал «Уловку 22» — полный бред, но смешно. Думаю, эта книга еще бредовее, чем «Годо». Речь в ней идет об эскадроне пилотов во время Второй мировой войны. Не раз мне приходилось закрывать рукой рот, чтобы не рассмеяться вслух.

Рэмбо обиделся, что его исключили из крикетной команды, и не разговаривает с Саймоном, Бешеным Псом и мной. Гоблин сообщил, что Человека Дождя отправили домой, где его матери предстоит решить, что делать дальше. Укушенный и Ева места себе не находят из-за Роджера, кота, который не съел ни крошки с тех пор, как Верна отправили в психушку, и все время бегает в их укрытие под часовней, где воет и скулит часами.

12 февраля, суббота

10.00. Бешеный Пес сделал хет-трик (сбил три калитки за три гола) — за всю историю школы такое случалось до него лишь дважды. Еще более замечательным был тот момент, когда он отбил три подачи подряд. Его последним результатом было 8—14 за четыре серии бросков. Команду Арлингтона мы разбили на двадцати шести очках. Их бедные бэтсмены так испугались молниеносного Бешеного Пса, что последние два отказались отбивать, пока их тренер не пригрозил им медленной смертью под пытками.

Мои родители приехали в 11.05, через десять минут после окончания игры. Они достали шезлонги и бокалы и устроили веселое празднование.Завидев моих предков, откупоривающих бутылки с вином, Папаша не выдержал и побежал через все поле, чтобы присоединиться к ним.За ним бежал Укушенный, которому тоже не терпелось отпраздновать со всеми. Мне было стыдно сидеть с ними, поэтому я гонял мяч для регби с Саймоном по опустевшей площадке для крикета.

Через некоторое время папа открыл еще две бутылки с вином, и вдруг к ним подошел Глок и сел рядом. С моего наблюдательного пункта я видел, как мама удерживает всеобщее внимание, рассказывая какую-то длинную историю, от которой у всех начались колики. Папа так смеялся, что опрокинул шезлонг и пролил все вино на себя.Завывая от смеха, Укушенный с Глоком помогли ему подняться на ноги.

Потом пришел Лутули, и Укушенный представил его моим родителям. (Я заметил, что папа насупился и улизнул проверить, что машина закрыта. Он убежден, что все чернокожие — ворюги.) Лутули шепнул что-то на ухо Укушенному, и они пожали моим родителям руки и ушли по направлению к школе. Глок допил вино, кивнул и тоже откланялся. Только тогда я осмелился подойти к предкам поздороваться.

Оказалось, папа с Папашей только что поняли, что в университете жили в одной общаге. Потом Папаша уехал в Оксфорд получать докторскую степень, а мой папа бросил учебу и занялся химчисткой. Папаша начал рассказывать какую-то темную историю о том, как они с папой завалились в дешевый бордель на Пойнт-Роуд. Я понял, что мне пора уходить, и оставил предков и моего учителя по английскому, которые уже не на шутку напились и принялись вспоминать старые добрые времена, когда за двадцать рандов можно было поужинать, сходить в кино и вернуться домой на такси.

18.00. По пути в столовку услышал звук, который невозможно спутать ни с чем: взрыв из выхлопной трубы нашего «рено», с ревом возвращающегося к жизни. Мои предки семь часов напивались с моим учителем! Кажется, я готов отдать сам себя на усыновление.

20.00. Сегодня мы смотрим фильм «Зазубренное лезвие» с Гленн Клоуз. Всем она кажется сексуальной, потому что (Гоблин рассказал) в фильме «Роковое влечение» она занималась оральным сексом в лифте с Майклом Дугласом. К всеобщему разочарованию, в этом фильме она даже не разделась. Там был один момент, когда убийца проломил рукой окно. Все очень перепугались, но закричал только Геккон. Разумеется, все принялись издеваться и ржать над ним, и больше всех — рычащий Щука. Геккон, который только что начал садиться после ранения в зад, густо покраснел и отчаянно попытался не заплакать.

Я нашел на кровати шоколадку и записку от Червяка.

Извини за «цапки». У меня был плохой день.

Я победил!

13 феврале, воскресенье

Весь день читал «Уловку 22». Некоторые отрывки до того смешные и бредовые, что невольно гоготал вслух. После обеда, в «свободное время», перешел железнодорожные пути, растянулся на земле и стал читать под соснами. Через несколько минут увидел Гоблина: тот крался вдоль забора, держа в руках свой порножурнал. Он подозрительно оглянулся и скользнул в кусты. Я сделал вид, что его не заметил.

Глубокая ночь. Проснулся от жутких воплей. Сбросив одеяло, увидел, что Саймон горит. Щука поджег его при помощи зажигалки и дезодоранта.Затем его шестерка Деврис вылил на голову нашему капитану наполненное водой мусорное ведро и выбежал из спальни, кашляя и давясь от смеха.

Саймон, Рэмбо и Бешеный Пес сели и стали строить планы мести. Когда я подсел к ним, Рэмбо замолк, пригвоздил меня взглядом и процедил: «Не помню, что приглашал тебя сюда, Малёк». Я икнул, покраснел и вернулся в кровать, чувствуя себя униженным.

14 февраля, понедельник

Четыре дня до долгого уик-энда!

Сегодня День святого Валентина. Все мальчишки с волнением ждут валентинок. У меня нет ни одной знакомой девочки, но и я сделал вид, что очень волнуюсь в перемену.

Саймон получил пять открыток, Рэмбо — две, а Бешеный Пес — одну, хотя, судя по орфографии и стилю, он прислал ее себе сам. Конверт был адресован «дарагому Бешынаму Псу».

И на нем не было марки.

Одна из открыток Саймона была с намеком на секс. Девочка писала, что хочет, чтобы он «как следует разогрел ее и заставил вспотеть». Открытка пахла духами и была подписана «Твоя ненасытная поклонница» Гоблин спросил Саймона, нельзя ли ему оставить открытку себе. Саймон отказался. Тогда Гоблин спросил, можно ли взять ее на время. Саймон сказал «нет». Тогда Гоблин предложил Саймону бесплатное пользование своим порножурналом. Саймон отдал открытку.

Снова обедал с Папашей. На этот раз тот выпил всего один бокал вина. Он сказал, что ему очень нравятся мои родители, и назвал их «простыми людьми». По его мнению, ничто так не развращает людей, как деньги. Мы обсудили «Уловку 22», и он попросил меня зачитать кое-какие отрывки вслух. Мы вместе посмеялись над Майором Майором и умопомрачительным остроумием Йоссариана.

На обратном пути я увидел Роджера, сиамского кота, который рыскал у часовни. Он выглядел ужасно: кожа да кости, половина шерсти выпала.

Все разговоры только о том, кто что будет делать в выходные. (В пятницу начинаются каникулы середины семестра, и нас отправляют домой на долгий уик-энд.) Рэмбо, Саймон и Гоблин возвращаются в Йоханнесбург. Бешеный Пес едет в Мозамбик на рыбалку со своим старшим братом (по прозвищу Плохой Пес). Мы с Жиртрестом возвращаемся в Дурбан, а Геккон остается в школе, потому что его родители за границей. Человек Дождя по-прежнему дома, и Гоблин считает, что он уж и не вернется. А я даже соскучился по тому звуку, с которым он вырывал пучки волос, да и вообще по своему придурковатому соседу.

15 февраля, вторник

Осталось три дня!

08.00. Глокеншпиль созвал экстренное собрание. Когда он ворвался в зал, взметнув полами своей темной накидки, я не мог не заметить на его лице легчайшую тень улыбки. После того как мы произнесли молитву и было сделано несколько объявлений, он рассказал всей школе о хет-трике, выполненном Бешеным Псом, после чего вызвал его и пожал ему руку. Обменявшись рукопожатиями с главным, Бешеный Пес отвесил мальчикам смешной поклон. В ответ раздались взрыв хохота и шепотки. К сожалению, не поклон вызвал волнение толпы, а ширинка Бешеного Пса, которая была расстегнута, открывая всеобщему обозрению его ярко-красные трусы.

Когда веселье стихло, Глок окинул нас мрачным взглядом и медленно проговорил:

— Похоже, мое расследование дела о банановом вандале принесло плоды. Прошу Стотта и Эмбертона немедленно явиться в мой кабинет. — С этими словами он вышел из зала, размашисто ступая и с торжествующим видом. Наступила гробовая тишина, после чего все принялись шептаться. Эмбертон, третьекурсник из нашего корпуса, улыбнулся и с бунтарским видом сделал «козу». Стотт, третьекурсник из Кинг-Хауса, побледнел и перепугался не на шутку.

На перемене все узнали, что на Эмбертона со Стоттом доложил первокурсник по имени Питер Скроули (которого отныне кличут не иначе как Крысой и еще похуже). Он видел, как они выходили из корпуса поздним вечером со связкой бананов.За голову Крысы уже назначена цена. Двое подозреваемых провели утро в кабинете Глокеншпиля.

18.00. Эмбертон и Стотт временно отстранены от занятий с перспективой дальнейшего исключения. Это означает, что им приказали вернуться домой, а вопрос об их исключении будет решен, как только Глок проконсультируется с советом директоров.

Ходят слухи, что Крысу нашли без сознания в туалете корпуса Кинг-Хаус. Кажется, кто-то вмазал ему со спины крикетной битой. Гоблин говорит, что его отправили домой.

22.00. Эмбертон, одетый в гражданское, тихонько разговаривает с Бешеным Псом за перегородкой. (Гоблин сказал, что они троюродные братья.) Они шепчутся еще долго после наступления темноты.

16 февраля, среда

Два дня до каникул!

На собрании Глок сообщил, что Эмбертона со Стоттом исключат и родители уже забрали их из школы.

После собрания Бешеный Пес опустил флаг корпуса до половины. Укушенный заметил и устроил ему взбучку.

13.00. Большое объявление на доске:

Школьная пьеса. В этом году ставим «Оливера» [19] . Прослушивание завтра после обеда в музыкальном классе.

Актерское мастерство отменили, и вместо занятий нам пришлось прочесть три главы истории средневекового театра под бдительным оком мистера Картрайта. Ева срочно повезла Роджера к ветеринару: он упал в обморок у часовни, где тщетно ждал Человека Дождя.

Щука нассал на Геккона в душевой. Когда Геккон бросился к унитазу, зажав рукой рот, Деврис уже поджидал его с камерой. Берт тоже там был и нашел все происходящее полной уморой.

Бешеный Пес буркнул, что идет охотиться на летучих мышей, и тихонько выскользнул из спальни. Из окна я видел, как он крадется по галерее в центральном дворе, а потом бежит вниз к главному входу в часовню.

Прошло не больше десяти минут, как Бешеный Пес прокрался обратно в спальню. Выглядел он нервным и бледным. Он сказал, что никаких летучих мышей не нашел и плохо себя чувствует. Мне сегодня как-то не по себе — я все думаю о Верне и Роджере и об исключении Эмбертона, который мне всегда казался хорошим парнем, добродушным и с чувством юмора.

17 февраля, четверг

Остался один день!

Проснулся в мокрой кровати. В открытое окно лил дождь. Повеяло первым осенним холодком, и впервые я достал свою серую шерстяную кофту с воротником-поло.

Школьное собрание созывают уже третий день подряд. Глок вошел в зал, шипя от ярости. В выхлопную трубу его машины опять подсунули банан. На этот раз он заметил опасный фрукт прежде, чем тот успел нанести вред. Он буквально дымился от злости и грозил исключить всю школу, если придется. С этими словами он выбежал из зала, оставив всех таращиться ему вслед в страхе и изумлении.

15.00. Еще страшнее мне стало, когда я увидел длинную очередь ребят на прослушивание в школьную пьесу. После часового ожидания у меня наконец появилась возможность показать себя. Войдя в маленький класс, я увидел Еву, безумного учителя по имени мистер Ричардсон (и по кличке Викинг) и мисс Робертс, сидевшую за пианино. Ева поздоровалась со мной и мило улыбнулась. У нее на коленях лежал полулысый Роджер, пустым взглядом уставившийся в потолок.

Викинг сказал:

— Хорошо, мистер Мильтон, посмотрим, на что вы способны.

Потом он попросил меня спеть песню «Я готов на все», которую я смутно помнил по начальной школе. Мне вдруг стало очень страшно, и изо рта вырвался слабый, дрожащий писк, как будто это не я пел, а кто-то другой. Я пропел лишь несколько строчек, прежде чем Викинг встал и закричал: «Спасибо, следующий!» С этими словами все мои мечты об актерской карьере были разрушены. Не прошло и минуты, как я очутился на улице и медленно поплелся обратно в корпус под серым моросящим дождем. Я чувствовал себя раздавленным — мое первое и единственное прослушивание обернулось полной катастрофой. Проскользнув в гостиную, я шмякнулся в кресло и попытался вникнуть в какой-то сериал.

Гоблин считает, что, возможно, Эмбертона со Стоттом и не исключат. Вчера ночью их в школе совершенно точно не было, и теперь им легче будет доказать свою невиновность. (Кроме того, отец Эмбертона — влиятельный владелец сахарной фермы, пожертвовавший школе тысячи. Он вне себя от ярости и думает судиться.)

А я, кажется, знаю, кто подложил вчерашний банан.

22.30. Жиртрест сошел с ума. Сказал, что готов раскрыть нам все факты об учителе, который повесился. Он позвал нас за свою перегородку, зажег две свечи и поставил их на шкафчик. Мы вшестером сгрудились вокруг него, завороженные его таинственными приготовлениями. Прежде чем начать, он попросил всех хранить полное молчание, пока не договорит.Затем закрыл глаза, сделал глубокий вдох и тихо начал свой рассказ.

— Стоял 1944 год. Во всем мире шла война. Каждую неделю в школе проводили мемориальную службу по одному из старых выпускников, погибших в бою. На воскресном причастии один из мальчиков посмотрел наверх и увидел тело Майлза Макартура, учителя английского, раскачивающееся на веревке. У тогдашнего капеллана, старого ископаемого по имени Фолкнер, было такое слабое зрение, что он подумал, будто раскачивающийся труп — это рождественская гирлянда. Начался переполох. Мальчиков послали домой, а школу закрыли на каникулы неделей раньше. Фолкнер и тогдашний директор Обри Томас оба ушли в отставку, хотя якобы по причинам, не связанным со смертью Макартура. В местную газету попало лишь мимолетное упоминание об учителе, погибшем при подозрительных обстоятельствах.

— Все дело в том, — проговорил Жиртрест с нарочитой торжественностью, — что все это дело замяли. Архивные материалы, папки, полицейские отчеты, свидетельство о смерти — все пропало. В записях последующих дней и недель огромные пробелы. Поищите в архиве записи о любом другом периоде — почти за каждый день есть отчеты, статьи, вырезки и записи. Но в конце 1944 года и начале 1945-го откуда ни возьмись — огромный пробел. Школьное начальство явно пыталось замести следы! — При этом Жиртрест треснул кулаками о шкафчик и торжествующе поглядел на нас, будто только что раскрыл тайну убийства Кеннеди.

По очереди посмотрев на каждого из нас, он продолжил:

— Здесь что-то не так, совсем не так.За всем этим стоит тайна, которую мы должны раскрыть. Этот человек, Макар-тур, не просто так тогда висел на потолке. И ничто не остановит меня в поисках правды! — В пламени свечей глаза Жиртреста горели алым, его челюсти были решительно сжаты. Никто не сомневался в его вере и упорстве.

Повисла долгая тишина; мы сидели, зачарованные светом пламени и рассказом Жиртреста. Саймон присвистнул, Рэмбо глубокомысленно замычал. Бешеный Пес выглядел погруженным в раздумья (хоть я и не уверен, что такое возможно). Лишь Гоблин отреагировал с цинизмом. Безразлично улыбнувшись, он сказал:

— Ну и что? Замели следы, потому что ничего хорошего. Что не так?

Глаза Жиртреста засверкали, и тем же глухим шепотом он произнес:

— Вот именно, Гоблин. Ничего хорошего, совсем ничего. Но, может, дело замяли из-за причин, вызвавших самоубийство?

Снова повисла тишина, а затем Геккон открыл рот (что для него совсем нехарактерно — обычно он делает это только тогда, когда его тошнит) и заговорил, кажется, в третий раз за месяц.

— Что, если это было не самоубийство? Что, если его убили? — Рэмбо, Саймон и Гоблин издевательски прыснули и принялись насмехаться над Гекконом, говоря ему, чтобы он «повзрослел».

После очередного гробового молчания заговорил Бешеный Пес:

— Ему бы понадобилась лестница или помощь кого-то еще, чтобы забраться наверх. Или он спустился с крыши.

— В архиве об этом ничего не говорится, — заметил Жиртрест. — В архивах «Гардиан» тоже ноль. Снова одни черные дыры и недостающие страницы. Или газета вовсе не делала об этом репортаж, или все записи скрыли.

— Но зачем газете покрывать это дело? — спросил Гоблин. — Их хлебом не корми, дай смешать школу с помоями.

— Затем, — ответил Жир, — что мое исследование архивов «Гардиан» выявило важнейшие сведения. — Он замолк и откусил большой кусок чего-то, похожего на бисквитный торт, после чего принялся медленно жевать, все время оглядываясь по сторонам, точно боялся, что призрак Макартура сейчас выйдет из стены.

— Не тяни, Жиртрест, что ты выяснил? — сердито выпалил Рэмбо.

— Я выяснил, — промямлил Жиртрест, уронив несколько крошек бисквита на покрывало, — что редактором «Гардиан» с 1936 по 1952 год был не кто иной, как Рон Уолш, выпускник школы и, по странному совпадению, глава совета директоров с 1942 по 1944 год! — Я невольно ахнул — заговор обретал все более ясные очертания. Возможно ли, чтобы группа первокурсников наткнулась на такое серьезное дело?

— Так как же мы узнаем подробности о самоубийстве Макартура? — воскликнул Саймон, глаза которого стали как блюдца. — Должен же быть способ решить это дело?

Жиртрест торжественно кивнул и пообещал идти по следу, пока не раскроет тайну. Он заявил, что на каникулах намерен просмотреть архивы дурбанских газет и поискать родственников, друзей и прочих, у кого можно было бы выведать информацию. Он наклонился вперед и призвал нас к молчанию.

— Ни слова об этом за пределами спальни.

Мы закивали и замычали в ответ. Жиртрест задул свечи своим зловонным дыханием, и собрание было закрыто.

Не всё спокойно в датском королевстве! (Но кому какая разница — завтра я еду домой!)

Мне снилось, что я раскачиваюсь на веревке под куполом часовни, глядя на преподобного Бишопа, читающего службу. Вдруг меня заметили, и все стали надо мной смеяться. Ребята, учителя... даже Глок. Я не умер, просто вишу на веревке без трусов. И все смеются надо мной, издеваются и показывают пальцем, потому что у меня крошечный член.

18 февраля, пятница

Каникулы

11.00. Сотни шикарных тачек выстроились на «дороге пилигрима». Слева от аллеи, под деревьями, стоят два старых автобуса, еще древнее, чем Криспо, и дымно пыхтят. Я сел в автобус до Дурбана и через пыльное окно увидел Рэмбо — его обнимал крепкий мужчина с бритой головой.Затем они прыгнули в зеленую спортивную машину и уехали. Я сидел рядом с Жиртрестом (и чуть не съехал с того крошечного кусочка сиденья, которое осталось свободным). Путешествие длиной в сто пятьдесят восемь километров казалось бесконечным. Жиртрест уснул и дышал на меня своим вонючим дыханием, как от тухлой рыбы. Мне было все равно, ведь я ехал домой, но запомнил, что на обратном пути в школу, в понедельник, лучше рядом с ним не садиться.

Мама встретила меня у торгового центра. У нее был запаренный и измученный вид, и видеть меня она была не так уж рада. Сказала, что папа ведет себя просто невозможно и сейчас вот поехал покупать оружие. Мама считает, что его боязнь коммунистов слишком сильная даже для поборника апартеида. Оказавшись дома, я понял, что мама не преувеличивает. Папиными усилиями наш дом превратился в армейский бункер. Он опутал изгородь в саду колючей проволокой. Ворота теперь в десять футов высотой, а все окна и двери забаррикадированы деревянными досками. Кроме того, в доме теперь действует строгое правило — никакого электричества от заката до рассвета (а для чего еще нужно электричество?). В доме горели сотни свечей, отчего он стал похожим на будуар гадалки. Папа считает, что террористы первым делом отключат электричество.

Целую вечность мы карабкались вверх-вниз по приставной лестнице и затаскивали мои сумки через слуховое окошко на крыше. Мама все время качала головой и бормотала себе под нос что-то о том, что куда она ни пойдет — всюду ее преследуют одни сумасшедшие.Затем мы поднялись по другой лестнице и очутились в ванной моих родителей, где горела газовая лампа, пристроенная на бачке.

Папа сидел за столом и в отчаянии пытался собрать новую винтовку, которую только что сам и разобрал. В тусклом сиянии свечей он выглядел ужасно. Грязные волосы, многодневная щетина, помятая одежда и безумное выражение в глазах. Кажется, он меня не узнал — поднял голову, вяло кивнул и бросил: «Что нового, Боб?» А потом вернулся к своей винтовке.

Не считая папиных странностей, дома было здорово — блаженный покой, никаких тебе сирен и звонков каждые полчаса. К сожалению, мой покой был потревожен после четырех, когда мама приказала папе помыться и перестать вести себя как идиот. В семь часов должны были прийти мамины подруги по книжному клубу, и она потребовала, чтобы папа снял доски с дверей, чтобы гостям не пришлось карабкаться на крышу и проходить через туалет, чтобы попасть в дом. Почувствовав, что у него нет сил спорить, папа убежал в ванную и заперся там. Мама орала ему вслед, но папа молчал, упрямо отказываясь повиноваться.

18.50. Папа снял доски с дверей и окон в гостиной, но отказался мыться. Он объявил, что наш дом теперь уязвим для нападения, и провел остаток вечера, затаившись в саду, одетый в старое армейское тряпье с новой винтовкой наготове. Я вышел поговорить с ним и застал его крадущимся вдоль изгороди, как леопард, — он прислушивался к разговору каких-то людей на улице. Спустя некоторое время он выпрямился и сообщил, что это были всего лишь две домработницы, обсуждавшие расписание автобусов. Мы с папой поговорили о различных разведывательных методах, которым он научился в армии. (Папа был беспощадным бойцом и поднялся по карьерной лестнице аж до рядового.) Я спросил его, стреляет ли винтовка, ведь три ее запчасти так и остались лежать на столе в гостиной. Папа ответил, что главное в общении с террористами — фактор запугивания. В кустах он прочел мне лекцию о выживании, подогревая банку фасоли на газовой горелке. Папа считает, что, когда нашей стране настанут кранты, нам всем придется учиться самим добывать пищу. Так и не сумев открыть банку за двадцать минут при помощи ножа и даже зубов, он признал свое поражение и расстроенно утопал на кухню за открывалкой.

19.00. Пришли мамины подружки из книжного клуба — каждая из них старается говорить громче другой. Мама заставила меня подавать напитки (работка на весь вечер). Каждый раз, когда я входил с очередным подносом напитков, в комнате воцарялась гробовая тишина, а когда я уходил, они словно взрывались и принимались верещать с удвоенной силой. (Будто я не знаю, что они обсуждали — мужей и секс.)

Войдя в гостиную с подносом напитков, наверное, в двенадцатый раз, я внезапно был поражен зрелищем такой красоты, такого неземного очарования, что чуть было не выронил поднос. Передо мной стояла русалка (без рыбьего хвоста) — девушка настолько прекрасная, что все мое тело пронзила резкая боль, а левая нога онемела.

— Джонни, это Дебби, дочка Мардж. — Эти слова исходили от моей мамы, но ее голос звучал так, будто она была за несколько миль от гостиной. Нимфа с большими зелеными глазами, золотистой кожей и длинными пушистыми светлыми волосами улыбнулась мне, приоткрыв глянцевые белоснежные зубки идеальной формы, и вымолвила одно слово, которое чуть не расплющило меня своим совершенством:

— Привет.

— Джин, я сказала Дебби, что можно будет искупаться в вашем бассейне, если ты не против, — обратилась Мардж к моей маме. Мама махнула рукой, и виски выплеснулось из ее стакана.

— О чем речь! Джонни, принеси Дебби полотенце и покажи, где бассейн.

Я сглотнул, отчаянно пытаясь не смотреть на нимфу напротив. Я знал, что мои щеки горят, а лицо стало красным, как знак «стоп». В конце концов я промычал что-то невнятное, и нимфа поскакала в мою комнату переодеваться. От мысли о том, что она будет раздеваться в моей комнате, у меня подогнулись колени. Я вспомнил, что мои трусы с изображением самолетов и поездов валяются на полу на самом видном месте. Меня затошнило. Я пожалел, что у меня в комнате нет камеры, чтобы заснять этот момент на века, доказать, что это мне не приснилось. (И заработать состояние, продав эту пленку Гоблину.)

Я целый час ковырялся, выбирая подходящее полотенце для Дебби, а потом, парализованный ужасом, стоял в коридоре, поджидая ее выхода. Ждать долго не пришлось. Она проскакала мимо меня, взяла из моих рук не то полотенце, проскользнула в дверь черного хода и оказалась в бассейне прежде, чем я успел о чем-либо подумать и даже ущипнуть себя.

— Иди сюда, Джонни, здесь тепло, — посмеивалась она, брызгая на меня водой. Я сделал единственное, что мог сделать в такой ситуации тринадцатилетний мальчик, — попытался изобразить очень крутой олимпийский прыжок. В результате позорно плюхнулся пузом (даже скорее не пузом, а тем самым интересным местом). Опустившись на дно бассейна, я завыл от боли, выпуская пузырьки. На поверхность всплыл не спеша — и увидел ее. Русалку. Она смотрела на меня своими зелеными глазами в пол-лица. А потом...Засмеялась, как ангел. Она смеялась надо мной без издевки, как ребята в школе. Этот смех был прекрасен, мягок и грел сердце, как трели флейты. Я тоже засмеялся, и мир словно закружился калейдоскопом, и это был не сон. Я не проснулся вдруг в тесной каморке за перегородкой, разбуженный сиреной в самое ухо. Я был дома.

19 февраля, суббота

06.00. Меня разбудила мама и сказала, что я должен пойти в сад и поискать там папу.

Я нашел его спящим в кустах в дальнем углу сада. Рядом валялись две пустые бутылки из-под вина и полный костей пакет из «Кентуккийского жареного цыпленка». (Не уверен, что вино и жареные крылышки подходят под определение «самим добывать пищу».)

Мама вылила на папу ведро воды и приказала пойти принять ванну. Отцепившись от опутавших его кустов, папа побрел в дом, качая головой и разговаривая сам с собой.

Я вернулся в кровать и попытался вспомнить вчерашний вечер во всех деталях. К сожалению, все вспоминается как в тумане. Попытался вспомнить лицо Русалки. Наверное, я влюбился. (Последний раз так себя чувствовал утром после просмотра «Красотки».)

Весь день смотрел крикет по телеку. К сожалению, из-за апартеида мы не играем в крикет с командами из других стран (иногда отдельные отщепенцы приезжают, чтобы сразиться с нами, но это все равно не то). Сегодня Трансвааль играет против Вестерн-Кейп, но этот матч длится четыре дня, поэтому все происходит очень медленно. Ко мне подсел папа, выглядевший на удивление нормально. Он извинился за свое поведение и промямлил что-то насчет стресса.

Мы всей семьей идем в ресторан. (Спорим, это папа пытается доказать нам, что не окончательно сошел с ума.) Мама выглядела намного счастливее и даже поцеловала папу перед нашим уходом.

Мы приехали в стейк-хаус «На кухне у Майка». Папа заявил, что отныне не будет считать всех чернокожих по определению негодяями, и попытался заговорить с нашим официантом на ломаном зулусском. К сожалению, тот оказался индийцем, просто темнокожим, злобно буркнул что-то себе под нос и унесся. Больше мы его не видели.

Я попытался заговорить о Русалке как бы невзначай, но стоило мне это сделать, как предки начали подмигивать друг другу, а мама сказала: «Кажется, у нашего маленького Джонни появилась невеста!» Я залился краской и хотел сменить тему, как вдруг с ужасом заметил своего злейшего врага Щуку, который сидел в другом углу ресторана с родителями и младшим братом (таким же уродом). Я сделал вид, что не замечаю это чудовище, и спрятался за меню.

В середине ужина я поднял голову и увидел Щуку, стоявшего у нашего столика со злобной ухмылкой на лице. Вот последовавший диалог.

С этими словами он вернулся к своему столику. Предки заметили, что им понравился мой друг. Я закусил губу и ничего не сказал — в школу только через два дня, а два дня — это же целая вечность.

20 февраля, воскресенье

Инносенс вернулась. По приезде она смачно поцеловала меня в губы и приказала папе отнести ее чемодан в комнату. Папа издал странный звук и повиновался. Видимо, теперь, когда закон на ее стороне, Инносенс пользуется в доме определенной властью. Мама с папой решили затаиться и застать ее за ее бордельными штучками, а потом уж уволить навсегда. Я рад, что она вернулась, и надеюсь, что она ничего такого противозаконного делать не будет — в конце концов, кто как не она носил меня на спине первые четыре года моей жизни.

12.30. Обед с Вомбат, мамой моей мамы и злейшим папиным врагом. По какой-то неясной причине она все время называла папу Роем, а меня — Дэвидом. Примерно каждые десять минут она показывала на меня и говорила маме, какой я симпатичненький и как хорошо, что я ни капельки не похож на отца. Папа, который уже час никак не мог зажечь браай, все это время громко свистел.

12.38. Папа поджег себя, залив парафином дымящиеся угли. Я слышал лишь вопль, от которого кровь свернулась в жилах, а потом всплеск — это он прыгнул в бассейн. Прямо как в фильме «Смертельное оружие». Я вскочил из-за стола, чтобы помочь папе на случай, если тот покалечился, но с ним, кажется, все было в порядке, и он даже смог выплыть с глубины в мелкую часть бассейна. Мама даже не спросила, жив ли он, а попросту приказала перестать дурачиться и переодеть обугленную рубашку.

Жуя очень жесткий, воняющий парафином стейк, Вомбат доложила, что кто-то вломился в ее квартиру и оставил на обеденном столе купюру в десять рандов. Как ни пытались мы убедить бабулю, что никакой уважающий себя вор не станет оставлять деньги на месте преступления, старая клюшка ничего не пожелала слушать и заявила, что подозревает Бастера Крэкнелла (вахтера ее дома).

После обеда разговор зашел о политике. Со дня речи де Клерка и освобождения Манделы в доме Мильтонов это главная тема. Вомбат заявила, что надеется умереть прежде, чем настанет тот день, когда черные придут к власти. Папа сказал, что тоже лучше умрет. Готов поклясться, я слышал, как мамина челюсть с треском упала. Папа вернулся туда, где ему место — в собачью будку.

Был странный звонок: какой-то писк, — и тут же повесили трубку. Клянусь, голос был как у Геккона, но может, кто-то просто пошутил или хуже — это был Щука.

21 февраля, понедельник

Проснулся в депрессии. Сегодня вечером обратно в школу, и при мысли об этом мне плохо. Папа пошел на работу впервые за много дней, а мама потащила меня в торговый центр. Когда она сказала, что встречается с Мардж на чаепитии, мое сердце завертелось, как брейк-дансер, но потом я вспомнил, что Русалка ходит в обычную школу и сейчас у них, наверное, урок географии в самом разгаре. Убил время в спортивном магазине, тестируя крикетные биты, пока мама чаевничала с Мардж.

По пути домой, забыв о гордости, спросил у мамы, не говорила ли чего Мардж о Русалке и мне. Мама замялась, а потом ответила, что, по словам Мардж, я очень понравился Русалке. Мое сердце упало — врать мама совсем не умеет.

17.30. Жиртрест попросил маленького мальчика, который сидел рядом со мной в автобусе, поменяться с ним местами, чтобы мы могли поболтать. К счастью, на этот раз от толстяка не пахло тухлой рыбой. Он рассказал, что нарыл еще кое-какую информацию о Макартуре в газетных архивах в Дурбане, но поделится с нами лишь через несколько дней.

Автобус пыхтел в горку, двигаясь в сторону провинции Натал, тусклые фонари на дороге то вспыхивали, то гасли, и с каждой милей на сердце становилось все тяжелее. Я вспомнил Русалку и как мама мне соврала. Может, Русалка подумала, что я идиот, урод или ей вообще до лампочки? Сидевший передо мной старшеклассник рассказывал друзьям о том, как занимался сексом с подругой сестры. В рассказе было многое подозрительно, и вскоре друзья раскрыли обман и обвинили парня в том, что он спал со своей сестрой.

Автобус подъезжал все ближе к школе, а во мне все росло беспокойство о том, что же меня ждет. Неужели Щука и вправду сегодня придет за мной? Буду ли я спать на той же кровати в нашей спальне? Что с остальными? Я закрыл глаза и подумал о Русалочке, отчего лишь еще больше затосковал по дому. Подкатили слезы. Я сжал зубы и кулаки и приказал себе не быть размазней-малолеткой. К счастью, к тому времени наступила темнота и никто не увидел моей минутной слабости.

21.00. После того как я накручивал себя часами, возвращение в школу оказалось не таким уж ужасным. Все сели и стали обмениваться впечатлениями о каникулах и рассказывать истории. Вот самое главное вкратце.

Наши достижения за выходные

Оказалось, завхоза никто не предупредил, что один из мальчиков остался в корпусе на выходные, и он запер все двери, пока Геккон был внутри. Гоблин сказал, что отчаявшийся Геккон так кричал, что охрип, и все каникулы ел запасы из шкафчика Бешеного Пса, думая, что это вяленое мясо. Бешеный Пес сказал, что нет у него никакого вяленого мяса, а потом признался, что, возможно, где-то в шкафчике завалялись старые обглоданные голубиные кости.

Саймон как раз рассказывал о размере груди его девчонки и о том, какая она была на ощупь, как вдруг включили свет. Спальню залил резкий белый свет, и в дверях выросла зловещая фигура Укушенного. Бежать к кроватям было слишком поздно, поэтому мы просто застыли у шкафчика Саймона, виновато глядя на заведующего нашим корпусом.

— Болтаете после отбоя, значит, — процедил Укушенный, сощурив нетрезвые глаза. — Наверняка вам есть что рассказать. — Он вошел в спальню и уселся на шкафчик Жиртреста. — Хотел сообщить, — продолжил он, — что завтра в школу возвращается Берн Блэкаддер. Уверен, все вы знаете, что Верну пришлось многое пережить, но он принял храброе решение вернуться. Так что вы, ребята, не лезьте к нему слишком, пусть почувствует, что ему тут рады. И что бы ни случилось, не расспрашивайте о том его... исчезновении. Спасибо, ребята. Пожалуй, и всё.

С этим он выключил свет и исчез во тьме.

После ухода Укушенного все начали взволнованно шептаться о возвращении Верна. Я вообще-то рад, что Человек Дождя возвращается. Без соседа плохо, а Верн с его вечными безумными выходками — верное лекарство от скуки. Гоблин изобразил свою пародию на Верна, ставшую уже классикой, и мы расхохотались, несмотря на предупреждение Укушенного.

Разговоры о каникулах возобновились, и я поведал банде о Русалочке. Гоблин чуть не убил меня за то, что я не догадался подглядеть за ней в замочную скважину, и все сказали, что я должен был ее поцеловать. Саймона очень заинтересовала моя встреча с Щукой в ресторане в субботу вечером. Жиртрест отказался рассказывать нам о том, что выяснил в Дурбане в выходные, и заявил, что ему сперва нужно перепроверить кое-что, а потом уж он откроет нам новые улики в деле Макартура.

Долго лежал без сна, слушая журчание Зассанца Пита и удаляющийся грохот товарняка. Рядом слышалось тяжелое дыхание и изредка храп Бешеного Пса и Жиртреста. Потом я уснул, и в моем сне Щука с Русалкой держались за руки. Русалка улыбнулась, и они медленно ушли прочь.

22 февраля, вторник

08.00. В зал ворвался Глокеншпиль, злобный, как всегда. Сказал, что Эмбертон со Стоттом вернулись в школу после «обнаружения новых улик». Добавил, что дело против бананового вандала не закрыто, и предупредил, что идиотское поведение будет иметь серьезные последствия. Потом его тон резко изменился, голос стал мягким и добрым, и он объявил о решении мистера Криспо выйти на пенсию спустя пятьдесят три года служения на благо школы. Мальчики встали и захлопали нашему учителю истории. По лицу старичка текли слезы.

Криспо встал, чтобы произнести речь, и поблагодарил школу за предоставленное ему удовольствие учить нас, наших отцов и дедушек (что вызвало всеобщий смех). Потом он добавил, что совершенно очевидно, что из-за ухудшившегося слуха он не может больше преподавать. Он говорил о том, какое прекрасное место наша школа, расчувствовался и замолк, улыбнулся и отдал нам честь. Вся школа взревела, приветствуя его, а старичок сел и вытер глаза голубым платочком. (Он никогда не пользуется белым, потому что белый означает капитуляцию.)

Эмбертон обменялся со всеми рукопожатиями и сказал, что у Глока бананы вместо мозгов, а его самого несправедливо обвинили в этом «обезьяньем деле». И добавил, что сама судьба восстановила справедливость, отправив доносчика Скроули в больницу с сотрясением мозга, и в школу он больше не вернется.

В одном Эмбертон прав. Стукачей в этой школе ждет смерть!

Криспо сказал, что последние четыре недели на посту будет рассказывать нам о Второй мировой, даже если это не по программе. И показал нам черно-белый фильм о «битве за Англию». В фильме показывали, как сбили немецкий самолет. Когда он ринулся к земле и из хвоста его заклубился дым, Криспо подскочил, бахнул по столу кулаком и закричал: «Умри, фашист, умри!» Когда самолет взорвался, старикан от радости выбросил в воздух кулак и торжествующе улыбнулся, будто это он сам его подбил.

17.00. Масленичный вторник. Никто не знает, что это значит, но в этот день в галерее во дворе по традиции проводится «блинный забег» между корпусами. В команду входит один мальчик и заведующий корпусом; они должны обежать двор кругом, прежде чем передать сковородку следующему бегуну. По правилам блинчик нужно подбрасывать на каждом повороте; часто блины падают, и тогда участник отстает — ведь он должен поднять блин, снова подбросить его и нагнать других. Остальные ученики стоят в центре двора и болеют за свои корпуса.

От нашего корпуса и курса выбрали Рэмбо; он бежал первым и сразу обогнал остальных. Укушенный тоже был очень скор, и когда он передал сковороду нашему последнему участнику, Берту, казалось, что победа у нас в кармане. Увы, Берт хоть и бегает быстро, но с координацией у него нелады: он ронял блинчик на каждом углу, — и в результате мы заняли второе место.

Когда толпа разошлась, я заметил одинокую фигуру, стоявшую у фонтана и наблюдавшую за рыбками в пруду. Увидев залысину на его затылке, я понял, что передо мной не кто иной, как печально известный Верн Блэкаддер. Я заметил, что Гоблин с Рэмбо смеются над ним, высунувшись в окно гостиной; тогда я подошел к нему и похлопал по плечу. Он медленно обернулся, и я с потрясением увидел, что он похож на старика. Я протянул руку, и он пожал ее. «Добро пожаловать в школу, Верн», — сказал я. Он улыбнулся своей безумной улыбкой и вновь уставился на пруд. Я постоял с ним какое-то время молча, наблюдая за рыбками за компанию.

23 февраля, среда

За завтраком Гоблин сообщил, что Геккон выздоровел после отравления голубиным мясом и его выпишут из медпункта в пятницу.

— Хорошо, — сказал Рэмбо, — как раз поспеет к ночному купанию.

Повисла долгая тишина, нарушенная кашляньем Жиртреста, который подавился свиной сосиской.

— Спятил, что ли? — выпалил Гоблин, оправившись от шока и помогая мне стучать Жиртреста по спине. — Мы больше туда не пойдем. Это же кошмар что в прошлый раз было!

— Это не обсуждается, Гоблин, — отрезал Рэмбо.Затем ласково улыбнулся всем нам и спокойно добавил: — В пятницу вечером, друзья, в пятницу вечером. — С этими словами он откусил последний кусок тоста и вышел из столовой, оставив нас таращиться ему вслед.

11.00. На доске объявлений увидел записку:

Прослушивание для пьесы «Оливер». Второй тур. В 14.30 в музыкальном классе.

Внизу был длинный список мальчиков, прошедших во второй тур. Увидев свое имя вторым с конца, я заскакал по гостиной, как ошалевший кенгуру. У моей актерской карьеры еще есть шанс — пусть маленький, но есть!

14.30. На этот раз у музыкального класса собралась толпа поменьше — человек тридцать. Викинг собрал нас в оркестровом зале и произнес речь. Он не говорил, а орал, и из его рта вылетали большие капли слюны, отчего возникало впечатление, будто с недавних пор он болен бешенством.

— Товарищи, — проревел он, — поздравляю с прохождением во второй тур! Эта пьеса, случись вам участвовать в ней, станет для вас главным событием учебного года и займет все ваше время и мысли. Я перфекционист, и если не добиваюсь совершенства, то совершенно зверею, не так ли, Барнс? — Маленький мальчик на костылях, чья левая нога была в гипсе, печально кивнул. — Я ясно выражаюсь?

Мы все закивали, как болванчики: Викинг — здоровенный тип с бородой и свирепыми зелеными глазами.

Он принялся ходить по залу, как лев по клетке.

— Актер, — прогремел он, — не должен бояться ничего! И не должен стесняться ничего! И самое главное, в нем не должно быть ни капли эгоизма! Это я тут решаю, что делать, — вы лишь выполняете указания! Ясно? — Мы снова закивали как один. — Хорошо! — заорал он так, что мисс Робертс вздрогнула и случайно ударила по клавишам. — Приступим!

Мы вышли и стали ждать, когда нас вызовут. Мисс Роберте снова играла на пианино, а Викинг ходил взад-вперед и записывал что-то в своей папочке. Когда вошел я, он воскликнул: «Мильтон, наш поэт!» И снова заставил меня спеть «Я готов на все».

На этот раз я спел хорошо. Голос звучал ясно, и я чувствовал себя увереннее. Викинг не прервал меня и все время записывал что-то, пока я пел. Когда я закончил, он долго сверлил меня взглядом, а потом сказал:

— Спасибо, Мильтон. Позови Стопфилда.

Вот это уже больше похоже на успех! По крайней мере, я показал на что способен. Пусть мне не достанется большая роль, но в хор я точно попаду!

На обратном пути встретил Верна, который вновь воссоединился со своим другом, сиамским котом Роджером. Тот сидел у него на коленях и довольно мурлыкал. Оба выглядели точь-в-точь как выжившие узники концлагеря в фильме, что показывал нам Криспо.

18.10. Гэвин, староста, что живет под лестницей, вызвал всех первокурсников из столовой, чтобы помочь поймать Альберта, его ручную крысу. Бешеный Пес нашел крысу в комнате старост, за холодильником. Рэмбо говорит, что Гэвин совершенно тронутый и разводит тараканов, чтобы кормить Альберта и Викторию — ручную змею.

21.30. Щука и Деврис подсунули Рэмбо под покрывало дюжину яиц, и те взорвались, когда Рэмбо сел на кровать. Отмывшись, Рэмбо потребовал объявления беспощадной войны против Щуки и Девриса и приказал нам поклясться, что отныне любое их действие против кого-либо из нас будет расцениваться как оскорбление всей банды. Мы согласились, в том числе и Верн, который выглядел крайне серьезно и решительно.

Бешеный Пес признался, что это он подсунул второй банан в выхлопную трубу Глокеншпиля, и объяснил, что должен был так поступить, чтобы выручить брата. Он также раскололся, что первый банан действительно подложили Эмбертон со Стоттом. Мы восхитились его смелостью, назвав его поступок историческим. А сам Бешеный Пес считает, что совет директоров изменил решение, чтобы не перечить влиятельному папаше Эмбертона.

Затем Жиртрест медленно встал и проговорил:

— Наш совет директоров — та еще скользкая компашка, и, поверьте, друзья, у меня есть основания так считать. — С этими словами он громко пукнул и отправился спать.

Кот Роджер запрыгнул в мое окно и проспал всю ночь на кровати Верна. Верн говорит с ним на странном языке, отчего последние сомнения в его сумасшествии испаряются. Роджер отвечает: мурлыкает и трется головой о подбородок Верна. Хотя по ним обоим плачет психушка, Роджер, пожалуй, единственная причина, почему Верн вернулся в школу. Поэтому я и не возражаю, что он болтает на кошачьем языке — со временем странное поведение начинает казаться нормальным.

24 февраля, четверг

06.20. В душевой Рэмбо съездил Деврису по зубам. Джулиан — он сегодня дежурит — в ужасе убежал и позвал Берта разнимать драку. Когда Берт пришел, Деврис лежал на бетонном полу без сознания, а из уголка его рта текла кровь. Рэмбо спокойно стоял у раковины, отмывая окровавленную руку, точно ничего такого не произошло. Джулиан был в таком шоке, что Берту пришлось чуть ли не на руках нести его в медпункт, где ему вкололи транквилизатор.

За завтраком Лутули увел Рэмбо, и они вдвоем прогулялись по двору. Вернувшись, Рэмбо сказал, что наш староста корпуса не будет ничего говорить Укушенному при условии, что наша вражда с Щукой и Деврисом будет окончена. Рэмбо ответил, что мы если что и сделаем, так лишь в ответ на провокацию со стороны Щуки и его шестерки. Лутули пообещал поговорить с Щукой. (Деврис говорить пока не сможет — ему забинтовали челюсть.)

Геккон приплелся на завтрак и был встречен нашими беззлобными издевательствами. Он пожал мне руку, прежде чем съесть свою чайную ложку хлопьев. Он рад, что Верн вернулся — они тихо о чем-то разговаривали на том конце стола. (Поскольку Укушенный запретил нам травить Верна, мы решили не называть его Человеком Дождя по меньшей мере неделю.)

12.00. Весь сдвоенный урок английского Папаша проговорил о сексе. Он считает, что весь мир вращается вокруг секса и если бы не секс, ни одна книга не была бы написана. Мальчик по имени Нельсон Джонсон из корпуса Кинг (глава христианских первокурсников) сердито вскочил и бросил вызов Папаше, возразив, что Библия — пример чистой и священной книги. Папаша расхохотался и ответил, что вся Библия — сплошная содомия и инцест и детям до шестнадцати ее читать вообще нельзя. У Джонсона задрожала нижняя губа, и он сел, качая головой и бормоча себе под нос.

После урока Папаша сказал, что ждет меня в понедельник с отчетом об «Уловке 22». Он пообещал, что книга, которую даст мне следующей, — величайшее литературное произведение всех времен и народов, но отказался говорить, как она называется.

15.00. Червяк попросил меня побросать ему мячи на площадке для крикета. Поскольку он подающий сборной старшекурсников, ему никогда не удается поотбивать. У их сборной площадка покрыта настоящей травой, а не губчатой подстилкой, как у остальных. Подавая мячи своему старосте, я словно бегал по райской земле. После тренировки он купил мне напиток и шоколадку в школьном буфете и сказал, что у меня большие перспективы как у подающего. (К сожалению, не могу сказать то же самое о его перспективах как отбивающего.)

Когда я вернулся в корпус, Саймон пытался скрыть свою зависть по поводу того, что я играл на поле сборной старшекурсников. Он требовал, чтобы я рассказал ему все в мельчайших деталях. Наш разговор прервал Гоблин, продемонстрировав откровенный снимок голой женщины, сидевшей на чем-то вроде полицейской дубинки, только вдвое короче.

22.00. Подавив небольшой бунт с нашей стороны, Рэмбо озвучил план завтрашнего купания. Все пойдут тем же путем, кроме Жиртреста, которому придется рискнуть и спуститься вниз по лестнице, а потом пройти через двор. Жиртрест покачал головой, но ничего не ответил. Геккон жутко побледнел при мысли о еще одном ночном купании, но тоже промолчал.

23.20. Роджер скребется в окно над моей кроватью. Похоже, они с Верном теперь всегда будет спать вместе.Закрыв глаза, думаю о Русалочке и школьной пьесе (единственные два лучика света в моей жизни). Влюбится ли в меня Русалка, увидев меня на сцене?

Во сне видел ее сидящей на укороченной полицейской дубинке.

25 февраля, пятница

Общешкольное хоровое пение. Преподобный Бишоп оставил школьный гимн напоследок. Все знают слова, поэтому он даже не назвал номер страницы. Когда четыреста голосов затянули гимн, у древнего здания чуть потолок не обвалился. У меня по всему телу пошли мурашки, когда каждый из нас заголосил с чувством и воодушевлением, на которые только было способно его сердце. Было невозможно не почувствовать себя одной большой семьей, что готова хоть сейчас броситься на врага и разорвать его в клочья. Это ощущение единства и воодушевления длилось ровно шесть минут. Удивительно, как быстро урок физики способен уничтожить все лучшее в тебе.

23.00. Ночное купание. Жиртреста отправили вниз полчаса назад, наказав ему в случае, если его заметят, говорить старостам, что ему стало плохо и он решил подышать воздухом. Как только горизонт будет чист, он должен будет прокрасться через двор, мимо часовни в розарий и под лимонное дерево, что растет у дома Глока. Оттуда дать сигнал совиным уханьем, которому научил его Бешеный Пес. Тогда можно выходить.

Мы сидели в тишине и ждали сигнала. Рэмбо ходил взад-вперед по проходу между кроватями, бормоча что-то себе под нос. Я втайне надеялся, что Жиртрест так и не подаст сигнал и ночное купание отменится. Но вслух уверял всех, что с нетерпением жду того момента, когда встречусь лицом к лицу с охранниками и их собаками.

Роджер уже устроился на ночлег в кровати Верна и, кажется, весьма недоволен всеобщей активностью. Все время мяукает на Верна, а тот бормочет ему что-то на кошачьем языке. Возможно, я ошибаюсь, но, кажется, он только что спросил свой пенал, не хочет ли тот пойти с ним искупаться.

23.16. Наконец послышалось уханье (больше похожее на вой волка, у которого запор, чем на сову), и мы принялись действовать. В суматохе Геккон трусливо попытался улизнуть из спальни, но Бешеный Пес затащил его обратно. Раздевшись до трусов, мы начали наше полное трудностей путешествие к запруде.

Добравшись до лимонного дерева без осложнений, мы обнаружили Жиртреста, жующего буханку заплесневелого хлеба, найденную им в помойном ведре у входа в кухню старост. Рэмбо провел нас по полю для регби, после чего мы перелезли через забор и очутились у дамбы. На этот раз никто уже не дурачился. Все краем глаза следили, не появится ли свет фонариков. Геккон топтался на мелкоте, готовый быстро улизнуть если что. Вода была холоднее, чем в прошлый раз, и луна не светила. Все молчали, как трупы, и слышен был лишь плеск воды.

Рэмбо шепотом произнес кодовое слово — «осьминог», — и мы вылезли из речки и двинулись в обратный путь. Никто не гнался за нами, ничто нам не угрожало, и купание вдруг показалось уже не таким увлекательным, а дурацким каким-то и бессмысленным.

По задумке Рэмбо, мы должны были вернуться в спальню тем же путем, что пришли, а Жиртрест должен был подождать, обсохнуть и одеться — свои вещи он оставил под лимонным деревом. Когда мы вернемся, Бешеный Пес подаст сигнал уханьем совы. Рэмбо посчитал, что если Жира словят, первым делом старосты нагрянут к нам в спальню. По его словам, ни один идиот не поверит, что Жиртрест в одиночку решился искупаться среди ночи...

Возвращение прошло так же гладко, как дорога туда. Ни охраны, ни старост, ни собак, даже ни одной бродячей кошки не повстречали.Запрыгнув в окно, я плюхнулся на свою кровать и приземлился на что-то большое и мягкое. Сначала я подумал, что это моя крикетная сумка, но потом комок зашевелился. Это не мог быть Роджер, потому что Роджер был намного меньше по размеру, да и не мог он вытянуть руки и начать меня душить. И колотить мешком для грязного белья. Я потрясенно вскрикнул. В ответ послышались другие крики и проклятия, после чего включился свет. В дверях, залитый светом, возвышался Лутули. Комок на моей кровати оказался Бертом. Старосты и старшеклассники появлялись отовсюду, смеясь и крича.

— Ну что, мелюзга, теперь-то вас точно раскрыли! — воскликнул Берт. Даже Червяк казался довольным — он стоял, сунув Геккона под мышку, как мешок с картошкой.

— Надеюсь, Жиртрест не застрял в окне и на этот раз? — саркастически произнес Лутули. Никто не ответил — ну что мы могли сказать?

Джулиан допытывался у Рэмбо, где Жир, но не успел тот ответить, как я выпалил:

— Он в медпункте!

— Неужели? — Лутули ни на секунду мне не поверил. — И чем заболел — очередной религиозной лихорадкой?

Я неубедительно покачал головой. Лутули потер руки и сказал:

— Господа, с вами мы разберемся завтра — если только мистер Блэк не придумает очередное гениальное объяснение.

На этом он выключил свет, и старосты покинули спальню. Повисла долгая тишина. Потом кто-то тихо присвистнул. Наконец Рэмбо заговорил тихим, угрожающим голосом:

— Нас подставили. Какая-то птичка напела в ухо Лутули, и поверьте, я выясню, откуда утечка, и разберусь с предателем раз и навсегда!

Рэмбо кипел от злости. Унижение оттого, что его план провалился, было для него куда хуже, чем та ужасная доля, что всем нам грозила. Снова наступило молчание. Оно продолжалось так долго, что я уж подумал, будто все уснули, но потом понял, что они, как и я, размышляют о том жестоком наказании, что, несомненно, ждало нас утром.

— Надеюсь, у тебя припасен план, Рэмбо, — оптимистично проговорил Гоблин.

Рэмбо сначала ничего не ответил, а потом заговорил тихим голосом:

— Нет у меня никакого плана, Гоблин, нам крышка. Примем наказание, как мужчины.

— А что за наказание? — спросил я, сам удивившись, что у меня вырвалось.

— Есть два варианта, — ответил Гоблин. — Первый — что старосты сами нас накажут; тогда нас ждет целая череда унижений. Или сдадут Укушенному — тогда каждому полагается по четыре удара плетью.

Верн, что сидел рядышком, аж поперхнулся. Видать, ему перспектива получить четыре удара плетью от Укушенного показалась столь же несладкой, как мне.

— Они нас сдадут, можете мне поверить, — отрезал Рэмбо с таким видом, будто у него большой опыт в подобных делах. — В теории старостам запрещено нас бить, и они будут волноваться, что кто-нибудь проболтается.

Заскрипели половицы — это вошел Жиртрест.

— Спасибо, что подали сигнал, придурки, — рявкнул он. — Лутули поймал меня у входа в корпус.

— Что ты ему сказал?

Жир сплюнул в окно и на ощупь отыскал свою кровать.

— Что мне поплохело и я пошел в медпункт.

— А он что ответил? — спросил Рэмбо.

Жиртрест уже успел найти в своем шкафчике какую-то еду и ответил с полным ртом:

— Сказал, все нормально, и что мне повезло.

— Тебе и вправду повезло, ты, придурок, — воскликнул Рэмбо. — Избежал такой головомойки! — Рэмбо с Гоблином рассказали ему о том, что произошло. Жир внимательно слушал, не прекращая уминать свои припасы. Судя по звуку, это было что-то металлическое.

Когда Рэмбо договорил, Жиртрест рыгнул и стал переодеваться в пижаму.

— Ну, после прошлого раза вы, ребята, у меня в долгу, — заявил он.

Рэмбо отреагировал мгновенно, угрожающим тоном спросив:

— Что значит — мы у тебя в долгу?

— Ну, — замялся Жиртрест, — я тогда вас всех выручил, притворившись новообращенным христианином.

— Если бы твоя жирная поросячья задница не застряла в окне, все прошло бы без задоринки, дубина безмозглая! — Рэмбо аж шипел от злости. Я стоял на кровати на коленях и заглядывал через перегородку; мне показалось, что он только и ждал, как бы выместить на ком свою ярость, и Жиртрест сам напросился под горячую руку. — Наш девиз — один за всех. Если нас повяжут, то и тебя тоже, — свирепо выпалил он.

— Ну знаете, что-то не припомню, чтобы вы тогда мне шибко помогали, — обиженно заметил Жир.

— Неблагодарная свинья! — закричал Рэмбо. — Да кто, по-твоему, вообще помог тебе расхлебать эту кашу?

— Тот же, из-за которого вся каша и заварилась! — выпалил Жиртрест и встал навстречу Рэмбо, который медленно подкрался к его кровати.

Впервые в нашей спальне разыгралась действительно жуткая сцена. То, что случилось после этих слов, меня просто потрясло. Рэмбо ударил Жиртреста кулаком по лицу. Тот упал на свой шкафчик. Подлетел Бешеный Пес и накинулся на Рэмбо, который укусил его за плечо, вырвав кусок мяса. В нашу спальню хлынули старшеклассники во главе с Лутули, который включил свет и сумел разнять драку. Кровь была повсюду, а Жиртрест плакал как ребенок. Мне хотелось помочь ему, зажать чем-нибудь его нос, чтобы остановить кровь. Он лежал на полу, как большое умирающее животное, окруженный любопытными зеваками. Меня затошнило. Кровь лилась из его носа, словно вода с меча Зассанца Пита. Всего час назад нашим девизом было «один за всех»; сейчас же мы, как бешеные псы, были готовы перегрызть друг другу глотки. (Не в обиду Бешеному Псу будет сказано.)

26 февраля, суббота

06.00. Утро выдалось хмурое и облачное. Пятна крови на полу напомнили о вчерашней ночи. Жиртрест в медпункте со сломанным носом, Бешеный Пес пошел на охоту, а Рэмбо видели идущим в душ: он сжал свои квадратные челюсти с выражением абсолютного неповиновения.

За завтраком Гоблин мрачно сообщил, что Лутули доложил на нас Укушенному. Поскольку сейчас выходные, мы понятия не имеем, когда последует удар. Похоже, обратного пути уже нет и нам никак не выкрутиться. Осталось лишь ждать наказания. Жаль, что нельзя покончить с этим сейчас же — теперь придется ехать в Дурбан (на матч по крикету со школой Линкольн) с этой черной тучей над головой.

В автобусе говорил с Бешеным Псом о том, что случилось вчера. Он сказал, что ему плевать, если его побьют розгами, а Рэмбо — придурок, застрявший в детстве, который хочет быть главным в нашей спальне и заставить нас всех его боготворить. Я кивнул, но ничего не ответил. Когда дойдет до розг, хотел бы я быть таким же невозмутимым, как Бешеный Пес. Тут он как будто прочел мои мысли, хлопнул меня по спине и сказал: «Послушай меня, Малёк, когда Укушенный будет тебя пороть, надо просто отключить все мысли и думать о лучшем, что с тобой случилось в жизни. Если хорошо сосредоточиться, даже боли не почувствуешь». Сомневаюсь, что теория Бешеного Пса верна, но на данный момент это единственный план, который у меня есть.

Прибыв на место, с огромным облегчением увидел, что мои предки уже разбили лагерь. Они достали свои шезлонги, и вино текло рекой... ну или почти. Когда мы прошли мимо, они, кажется, нас даже не заметили. У папы между колен была зажата бутылка, а мама тянула за открывалку со всей силой. Оба кряхтели от натуги. К сожалению, когда мы проходили мимо, папа сидел к нам спиной, и выглядело это все так, будто они занимались кое-чем неприличным. Мы уже дошли до раздевалки, а вся команда все смеялась над ними. В целом, однако, унижение было ничем по сравнению с радостью и счастьем, которые я ощутил, увидев людей, чьей официальной задачей было любить меня.

Сбив три калитки и набрав 225 очков, мы поменялись с противником ролями. Саймон с Папашей решили, что мы набегали уже достаточно. Мы вышли на поле под вежливые хлопки чужих родителей и громкий свист и визги моих. Папа даже исполнил забавный «танец победителя» вокруг своего шезлонга, чтобы приободрить нас. Как только смех умолк, Бешеный Пес взял новый мяч и бросил его с такой быстротой и остервенением, как никогда раньше.

Я стоял у калитки, когда через поле увидел девчонку с прекрасными длинными золотистыми волосами, которая проскакала через школьные ворота и заняла место на трибуне. Возможно ли, чтобы это была она? Было слишком далеко, я не мог разглядеть как следует. Я отвлекся и упустил простой мяч, ко всеобщему недовольству.

Но отбивал я блестяще. Хотелось думать, что причиной тому дополнительные тренировки с Червяком в течение недели, но на самом деле это было из-за Русалочки.

Когда я сбил пятую калитку, золотоволосая девочка подошла к моим родителям и заговорила. Это точно она! Не может же у них быть столько знакомых девочек со светлыми волосами! Я разнервничался и разволновался. Стал придумывать возможные варианты разговора. Как мне вести себя с ней? Что о ней подумают другие ребята? А обо мне? Мне было уже все равно, сколько калиток я сбил, — я только хотел, чтобы она меня полюбила.

Когда мы наконец разбили линкольнцев на 106 очках — лично я сбил шесть калиток и набрал 42 очка, — Папаша подозвал нас в круг, сказал, что мы — настоящая машина смерти, и поздравил нас с нашей «клинической» победой. Я поднял голову — Русалка исчезла. Вместо того чтобы идти в раздевалку, бросился к школьным воротам, но ее как не бывало. Я подошел к родителям, которые вскочили со своих мест и бросились обнимать меня. Папа был невменяем и рыдал от счастья. (Он убежден, что однажды я буду играть за сборную ЮАР.) Поскольку я не мог придумать другого способа задать этот вопрос, то просто спросил напрямую:

— Что за светловолосая девочка сейчас с вами разговаривала?

Мама растерянно взглянула на меня. Я понял, что она думает не о том, что ответить, — ей любопытно, почему я спрашиваю.

— Просто какая-то девочка, хотела попросить зажигалку. А что?

Я не ответил. Это была не Русалка, а больше меня ничего не интересовало. Я попрощался с ошарашенными родителями и пошел в раздевалку.

21.00. Все еще ждем в автобусе, пока Папаша закончит празднование после матча с учителями из школы Линкольн. В это трудно поверить, но моих предков тоже пригласили. Холодею при мысли, сколько они уже выпили. Бешеный Пес где-то стащил бутылку дешевого красного вина и пустил по рядам. Моя очередь неминуемо близилась, и я понял, что настало время решать. Выпить из бутылки, рискуя вылететь из школы, или не выпить и прослыть слабаком? Бутылка все приближалась, и каждый мальчик делал выбор. Саймон с Бешеным Псом сделали по глотку, но Джордж, Стаббс и Лесли отказались. И вот бутылка в моих руках. Я вспомнил Русалочку, которая оказалась вовсе не ей. Подумал о ночном купании, о Рэмбо и о том, каково это — быть таким, как Верн, когда у тебя нет ни папы, ни друзей. И выпил. Вино на вкус было как уксус. Бешеный Пес ударил меня кулаком по спине и сказал:

— Ту еще бормотуху пьет твой папаша, а, Малёк?

27 февраля, воскресенье

02.10. Наконец вернулись в школу и упали без сил. В спальне стояла гробовая тишина — разве что Роджер урчал, как швейная машинка.

08.30. Проснулся к заутрене. На мне по-прежнему спортивная форма, воняющая потом и вином. Принял душ и присоединился к другим хористам в ризнице, где мне выдали «нарядную» одежду. Во время богослужения дважды заснул — на первом чтении и когда преподобный читал проповедь.

Вернулся в спальню, чтобы дочитать «Уловку 22» (осталось 56 страниц). В спальне ледяная тишина. Никто ни с кем не разговаривает. Жиртрест вернулся с перебинтованным носом. Единственный звук исходит от Саймона, который чистит кеды.

Сидел с Червяком в его комнате — рассказывали друг другу всякие истории про крикет. Он вчера сбил четыре калитки во время сокрушительно победного матча сборной старшекурсников. Мы в красках описали свои победы и объявили вчерашний день днем бэтсмена. Червяк разрешил мне выпить чаю и почитать его журнал «Южноафриканский крикет».

Свободное время. Взял книгу, пошел в сосновый бор и сел дочитывать шедевр Хеллера. Гоблин перелез через изгородь и исчез в кустах с новым номером своего порножурнала. (Обычное воскресенье...)

Я вдруг замерз, и солнце село. В школе зажглись окна.Заснул я, что ли? Поняв, что пропустил перекличку, я в дикой панике побежал в школу. (Пойман за ночным купанием, напился в школьном автобусе, пропустил перекличку — и все за один уик-энд!) Вбегая в корпус, чуть не врезался со всей дури в Червяка. Не успел он открыть рот, как я выпалил свои объяснения. Червяк улыбнулся и потрепал меня по голове:

— Ничего, Малышка. Я отметился за тебя.

С этими словами он скрылся в комнате старост. Я вздохнул с облегчением и поплелся в душ.

21.З0. Рэмбо созвал собрание за своей перегородкой. Он извинился перед Жиртрестом и Бешеным Псом и сказал, что нам всем нужно помириться. Мы пожали друг другу руки, как члены ООН, и наша спальня снова ожила. Саймон рассказал другим о том, как мы напились в автобусе, и те сердечно поздравили нас с грубым нарушением школьных правил.

Гоблин в своем духе вернул нас на землю, к ужасающей реальности предстоящей порки. Рэмбо сказал, что видел, как Укушенный играет в сквош; он подмигнул ему и сказал, что «разогревает руку» перед завтрашним.

Геккон захныкал и сел на Роджера, который тоже принимал участие в собрании. Тот зашипел, Геккон завизжал, и мы все рассмеялись и принялись издеваться над ним.

Щука с Деврисом пришли, чтобы позлорадствовать по поводу нашего ночного купания, и пытались напугать нас байками о жестоких избиениях розгами. Деврис тоже пытался что-то рассказать, но с перевязанной челюстью выходило только мычание, как у дауна. Мы поржали над ним и принялись передразнивать его, пока они не ушли. Перед уходом Щука спустил штаны и показал нам голый зад, после чего убежал, визжа, как поросенок.

28 февраля, понедельник

08.00. Все еще ждем наказания. Страх меня просто убивает. Хуже всего не казнь, а ожидание казни!

Историю отменили — Криспо не пришел. У меня появилась возможность дочитать последние 18 страниц «Уловки 22». Разочарован тем, что книга так резко оборвалась. Даже проверил, не потерялась ли страница. Надо спросить у Папаши, что он думает по этому поводу (наверняка у него найдется какое-нибудь хитрое объяснение).

13.45. Жена Папаши оставила нам в духовке вкуснейшую лазанью. Папаша открыл бутылку красного и налил мне полбокала, как обычно.Заметил, что я выгляжу печальным и рассеянным. Я рассказал ему о ночном купании и последовавшей драке. Мой учитель английского улыбнулся и ответил:

— Зато когда-нибудь, мой маленький друг, тебе будет что вспомнить.

Папаша считает, что у такой книги, как «Уловка 22», не может быть конца в общепринятом смысле этого слова. Она слишком хаотичная, слишком безумная, слишком идиотская, чтобы закончиться, как обычно. А мне все же кажется, что книга оборвалась как-то странно.

Отобедав с Папашей, прогулялся по полям. Повсюду мальчики играли в крикет, гоняли мяч для регби или ударяли клюшками по мячикам для гольфа; кое-кто загорал или просто сидел, уставившись в никуда. Я поднял голову и посмотрел на громадные клубящиеся тучи, сгустившиеся над Драконовыми горами. Воздух был чист, все было спокойно и идеально, как на картинке с обложки школьной брошюры, присланной под Рождество.

Я подумал о доме и попытался определить, в какой стороне он лежит. (Отчего лишь заскучал, а еще понял, что ничего не смыслю в сторонах света, и у меня закружилась голова.)

Ужин: ничего не слышно ни об Укушенном, ни о нашей порке. Может, пронесло?

Оказалось, нет. Укушенный вызвал нас, когда мы делали домашку (всех, кроме Жиртреста и Верна). Когда мы шли за ним в его кабинет, у меня дрожала правая нога. Он сел за стол и посмотрел на нас со смесью злобы и насмешки. (Хотя, может, это мне показалось, потому что он косит на один глаз.)

— Итак, — произнес он, потирая руки, — наши бесстрашные ночные пловцы.

Он по очереди просверлил нас взглядом. Я дрожал уже всем телом.Закружилась голова. Геккон, стоявший рядом, покачнулся. Бешеный Пес подхватил его левой рукой.

— Я решил освободить от наказания Верна Блэкаддера ввиду его хрупкого душевного состояния, — продолжил Укушенный. — Возражения будут?

Мы все покачали головами, и на секунду мне захотелось поменяться с Верном местами и сидеть сейчас в теплой комнате. А он бы стал Мальком, стоящим лицом к лицу с палачом. Но потом я вспомнил, что у Верна нет отца и не такой уж он везучий (так что можно сказать, в данной ситуации мы равны). Укушенный открыл шкаф и достал три розги. Пораздумав, он выбрал самую тонкую, а остальные вернул обратно.

— Господа, — выговорил он, нарочито тяжело вздохнув, — ночное купание — серьезный проступок. Пусть для вас это игра или приключение, мы, работники школы, считаем данное времяпровождение опасным.Здесь вы под моей опекой, и чтобы предотвратить дальнейшие подобные случаи, я накажу вас в назидание другим.

Завыла сирена, возвещая конец занятий. Я слышал крики и топот бегущих учеников. Кто-то споткнулся и с грохотом упал. Последовал дружный смех. Потом в дверь постучали. Укушенный выкрикнул «кто?», дверь заскрипела, и на пороге появился Верн Блэкаддер, который смотрел на нас, побелев от страха. Голос Укушенного смягчился:

— Ах, Верн, тебя я не вызывал. На этот раз тебя помиловали.

Верн не двинулся с места. Он так и стоял там, уставившись на Укушенного. Прошла, как мне показалась, целая вечность, прежде чем он опустил взгляд и пробормотал:

— Простите, сэр. Один за всех, и все за одного.

Мы потрясенно вытаращились на Верна, который по-прежнему смотрел в пол. Рэмбо улыбнулся и кивнул ему с лицом, полным глубокого уважения.

— Понятно. Что ж, тогда каждый получит по четыре удара розгами. Быстрее начнем — быстрее закончим.

Мы вышли из кабинета, Укушенный отодвинул стул и снял пиджак. Рэмбо, который должен был идти первым, остался в комнате. Дверь закрылась. Примерно через десять секунд послышались удары розг. Эти звуки были ужасны. Каждый удар казался сильнее предыдущего. Рэмбо вышел из кабинета развязным шагом, но лицо его морщилось от боли.За ним последовал Бешеный Пес и вышел, улыбаясь. Толпа мальчиков, в том числе и из других корпусов, собралась вокруг нас понаблюдать за шоу. Гоблин вылетел из кабинета, потирая зад. К восторгу все растущей толпы он снял штаны и охладил зад, прислонившись к красной кирпичной стене галереи. Я уже был готов сбежать или описаться от страха. Из кабинета с воплем выскочил Геккон и стал блевать в канаву.

Я вошел, слыша за спиной шум толпы.

— Положи руки на стул, Мильтон, и стисни зубы, — сказал Укушенный таким тоном, будто предлагал мне чашку чая с шоколадной печенюшкой. Я схватился за стул и выглянул в окно, в котором виднелось звездное небо. В голове горели слова Бешеного Пса: думай о лучшем, что случилось с тобой в жизни, и боль будет нипочем.

И я подумал о Русалочке. Мы были в бассейне... ХРЯСЬ! Ее прекрасные глаза сияли, с лица стекали капли воды... ХРЯСЬ! «Прыгай, Джонни! Тепло, здорово!» ХРЯСЬ! «Набери воздуху... держи мою руку!» ХРЯСЬ!

А потом я побежал. Моя задница горела. Помню, как, выбежав из кабинета, краем глаза увидел Верна, на лице которого застыл ужас. Он был последним. Толпа подбадривала нас и смеялась. А я все бежал и бежал, а потом и сам начал смеяться и кричать. Незнакомые люди хлопали меня по спине и смеялись. Рэмбо пожал мне руку, Бешеный Пес обнял за плечи. Там был и Саймон, и Гоблин, и Верн, и Геккон, и все смеялись и говорили чепуху. В тот вечер мы снова стали как братья.

1 марта, вторник

06.20. В душевой Джулиан заставил нас построиться в линеечку и осмотрел наши зады. Они с Бертом не спеша обошли всех, делая замечания и время от времени тыча в чью-нибудь ягодицу обратным концом зубной щетки Берта. У Геккона вся задница синяя — Джулиан присвоил ему первый приз. Потом мы увидели вспышку — не успели опомниться, как Джулиан сфотографировал наши голые зады. (Наверняка когда я стану богатым и знаменитым, этот снимок всплывет в каком-нибудь бульварном журнале.)

После душа (и фотосессии) мы пошли на перекличку, где все ребята из нашего корпуса смотрели на нас как на настоящих знаменитостей (кроме Щуки и Девриса — те пытались заколоть Роджера осколком бутылки из-под кока-колы).

12.00. Объявление на доске: прослушивание для школьной пьесы. Ниже висит список из десяти имен, включая «Д. Мильтон». Прослушивание завтра в три.

За ужином, проходя мимо нашего столика, Папаша шепнул мне: «На пару слов, Мильтон». Я вышел из столовой за ним, мы прошли через арку и ступили на тропинку, ведущую к футбольному полю. Солнце садилось, и бледно-голубое чистое небо было изрезано полосами розового и оранжевого света. Некоторое время мы шли в тишине, после чего Папаша закурил трубку и вымолвил:

— Вчера я не дал тебе книгу. — А я в суматохе с ночным купанием и вовсе забыл об этом. — Мне показалось, ты был рассеян и чувствовал себя неважно.

Я рассказал ему о наказании, и он усмехнулся себе под нос.

Мы свернули с тропинки и медленно пошли вокруг поля для крикета. В сумерках оно выглядело совсем иначе — одиноким и пустынным.

— Джонно, ты должен понимать, что книга, которую я тебе дам, несомненно, является лучшим произведением, какое только способен написать человек. Лично для меня это не просто книга, а неоспоримое доказательство существования Бога на Земле. И поверь, эти пламенные речи ты слышишь из уст убежденного атеиста! — С этим он открыл свою сумку и достал из нее самую толстую книгу, которую я только видел в жизни.

Мое сердце упало. Неужто Папаша имеет в виду Библию? (Я ничего против Библии не имею, но чтобы читать ее от корки до корки — увольте.) Книга была в бледно-зеленом переплете, и на обложке изображен большой орел, пролетающий над заснеженной горной вершиной.

— Поаккуратнее с этой книжкой, Мильтон. Мне ее родители подарили на двадцать первый день рождения. — Папаша похлопал меня по спине и, попыхивая трубкой, зашагал по тропинке прочь. В тусклом свете раннего вечера я осторожно пролистал несколько первых страниц. Книга называлась «Властелин колец».

2 марта, среда

Я искал учебник по математике, когда Гэвин, староста, живущий под лестницей, бросил мне на колени письмо. Почерк на конверте был мне незнаком, и я подумал, что, наверное, это какая-то ошибка (мне в школу раньше никто письма не присылал). Медленно открыл письмо, пытаясь не разорвать конверт. Оно было написано на бледно-персиковой цветной бумаге плавным округлым почерком. Мои глаза тут же скользнули к подписи внизу страницы. Там было написано:

С любовью, Дебби

Я чуть в обморок не грохнулся. Сердце колотилось, как гигантский «там-там». Я быстро собрал все свои учебники и понесся по лестнице, чтобы укрыться в безопасности нашей пустынной спальни. Развернул письмо и начал читать.

Дорогой Джонни!

Извини, что раньше не написала, но мы были очень заняты — переезжали. Моя новая комната гораздо больше старой, и вид на море просто прекрасный. В школе, как обычно, скукотища (кроме рисования и истории).

Я часто вспоминаю о тебе — мне очень понравился тот вечер. Когда опять приедешь домой? Вот бы еще поплескаться в вашем бассейне.

Не дрейфь.

С любовью,

Дебби.

P.S. Слышал новый альбом INXS? Просто отпад!

P.P.S. Мой новый адрес:

4 Стрэтмор-авеню

Северный Дурбан

4051

Зазвенел звонок, возвестив конец перемены; я свернул письмо, аккуратно положил его в задний карман брюк и понесся на африкаанс, сияя от невиданной доселе гордости и счастья.

15.00. Викинг торжественно объявил, что мы вдесятером претендуем на главную роль — Оливера.Затем он приказал нам выстроиться у входа в музыкальный класс. (Русалочкино письмо до сих пор у меня в кармане — за последние четыре часа я перечитал его, кажется, раз тридцать.) В очереди я был вторым с конца — так и узнал, что всех просят петь песню «Теперь это твой дом». Это одна из тех песен, которые я знаю, хотя никогда не учил.

Перед тем как войти в класс, в последний раз перечитал письмо. Просто удивительно, как меняет твое самоощущение письмо от самой красивой девушки в мире. Еще секунду назад ты чувствовал себя жалким пришибленным гномом, а тут вдруг стал царем горы.

Викинг кивнул и вежливо поздоровался со мной.

— Итак, Мильтон, — сказал он, — попал-таки ты в лучшую десятку. — Он почесал бороду и пристально посмотрел на меня: — Мне очень понравилось твое выступление на последнем прослушивании. Актер из тебя, конечно, никакой, но вот голосок что надо. Итак, «Теперь это твой дом», пожалуй, самая известная песня из «Оливера». Она полна энергии и жизнелюбия — впервые в пьесе мы понимаем, что Оливера ждет лучшая жизнь.

Я решил выступить как можно более эмоционально и с маниакальным рвением запел. После первой же строчки Викинг с воплями приказал мне прекратить и заявил, что я похож на умалишенного.

В общей сложности он заставил меня повторить песню пять раз и после каждой попытки просил добавить что-то новое или, наоборот, перестать что-то делать. Наконец он вроде бы успокоился и, прежде чем отпустить меня, сказал, чтобы я внимательно следил за доской объявлений. Всю дорогу до корпуса по знакомой тропинке я пропрыгал, и впервые у меня в голове зародилась дикая мысль о том, что, возможно, главная роль, роль Оливера, достанется мне. Скача, как козлик, я чуть не врезался в Девриса, который как раз шел в медпункт на «офмотф». (Ха-ха!)

Одним словом, сегодня был идеальный день в жизни Милли.

3 марта, четверг

Сегодня мне продолжало везти: мальчик, с которым я сижу на английском (Джефф Лоусон), пригласил меня на ферму своих родителей (они разводят лошадей). И пообещал взять меня на рыбалку. Я поблагодарил его за приглашение, и мы договорились встретиться у старых ворот ровно в семь утра. (Джефф говорит, что его ферма примерно в часе ходу от школы.)

22.00. На нашу спальню был совершен адский налет мародерствующих второкурсников, каждый из которых был вооружен подушкой. Мы здорово веселились, пока один мальчик по имени Майкл Джек не замахнулся со всей дури на Геккона и не задел по пути неоновый светильник. Трубка выскочила и взорвалась, с грохотом упав на стоявший внизу шкафчик. Мы с Жиртрестом продолжали колошматить второкурсника по имени Каррутерс, который пытался укрыться за нашими подушками и в шкафчике для обуви, принадлежавшем Верну. (Кот Роджер при первых признаках драки в ужасе зашипел и выскочил в окно.) Но вскоре я понял, что бойня прекратилась, и увидел, что все смотрят на странную фигуру, залитую кровью, а фигура молча таращится на нас. Если бы не пижама с плюшевыми мишками, я никогда б не догадался, что жертвой снова оказался бедняга Геккон, похожий на инопланетянина со стеклянной трубкой, торчащей из башки!

Никогда прежде я не видел Лутули в таком бешенстве. Пока Гэвин, староста из-под лестницы, тащил Геккона в медпункт, Лутули орал на второкурсников за то, что те начали подушечный бой. Грудь и спина Саймона были все в ужасных синяках. Оказалось, Щука подключился к драке, предварительно напихав в наволочку футбольные бутсы. Лутули приказал мне, Верну и Жиртресту вытереть кровь Геккона.

4 марта, пятница

Червяка наградили значком за успехи в крикете. Я жутко гордился своим старостой, когда тот вышел на помост и пожал Глоку руку.

22.00. Собрание по делу Макартура: свечи зажжены, все участники на месте (за исключением Геккона, которому все еще удаляют лампочку из черепушки). Жиртрест сделал три глубоких вдоха, после чего заговорил:

— Все мы знаем, что Макартур покончил с собой. — Он сделал недолгую паузу, после чего развернул бумажку — копию с газетной заметки — и начал читать медленно и торжественно: — «Дейли Ньюс», 6 декабря 1944 года. В это воскресенье учитель Майлз Макартур был найден повешенным в школьной часовне. Есть подозрения, что дело нечисто. По некоторым источникам, Макартур, учитель английского языка, в последнее время находился под сильным стрессом. Причиной тому был неудавшийся брак и служба его единственного сына в Северной Африке. — Жиртрест сложил листок бумаги, положил его в карман и неподвижно уставился на пламя свечи. Я так и не понял, была ли это главная сенсация или у него припасено что-то еще. Жиртрест, похоже, впал в какой-то транс.

Зловещую атмосферу наконец нарушил Саймон, который сказал:

— Итак, теперь мы знаем, что это было самоубийство. Учитель был в депрессии, его бросила жена, сын ушел на войну. Дело закрыто.

— Не совсем, — ответил Жир, до жути похожий на Джессику Флетчер, телевизионного детектива. — Есть еще вопросы, на которые нет ответов. Что случилось с его сыном, например? Почему он повесился в часовне? Почему предпочел умереть у всех на глазах? Нет, нет, господа, у меня такое чувство, будто мы коснулись лишь вершины айсберга.

— Согласен, — ответил Рэмбо. — Эта история попахивает жареным. Вы, ребята, хоть понимаете, что у нас в руках? Да мы могли бы всю школу разоблачить!

Жиртрест задул свечи и заговорил зловещим шепотом в темноте:

— Друзья, я не успокоюсь, пока не разрешу эту загадку. У меня в руках много ниточек, и я отчитаюсь перед вами на следующей неделе. — С этими словами он мерзко отхаркался и скрылся за своей перегородкой.

5 марта, суббота

Команда колледжа Ховард из Питермарицбурга не приехала. Папаша сказал, что у них якобы сломался автобус — хотя ему кажется, они просто-напросто струсили! Произнеся волнующую речь о страхе, трусости и «брайтонских чайках», Папаша отпустил нас и сказал, что организует матч посреди недели, чтобы поддержать «машину смерти», как он нас называет, в рабочем состоянии. К счастью, в эти выходные мои предки остались дома. (Мама заправляет благотворительным аукционом пирогов, а папа меняет масляные фильтры.)

Я взял «Властелина колец» и пошел на стадион понаблюдать за игрой сборной старшеклассников. Червяк сбил три калитки, бросая мячи с математической точностью. Стадион старшей сборной прекрасен, окружен высокими деревьями, и еще у них есть большое табло, на котором высвечиваются имена игроков. Старшеклассники выступают в красивых красно-белых полосатых кепочках и футболках от спонсора.

От «Властелина колец» просто невозможно оторваться. Сейчас я читаю о хоббитах — это такие маленькие существа, и они живут в месте под названием Шир. В первой главе хоббит по имени Бильбо Бэггинс устраивает большой праздник в честь своего стоодиннадцатилетия, а потом исчезает — довольно впечатляюще — посреди собственного же дня рождения. Прочел сорок страниц. Осталось 1002.

Написал двенадцать писем Русалочке. Никак не могу решить, какое послать.

20.00. Сегодняшний фильм — «Дни грома» с Томом Крузом. Все шло хорошо, пока не разразилась чудовищная гроза и не отключили электричество. Всю школу огласило недовольное ворчание, когда мы погрузились в темноту. Роджерс Палтус принес маленький генератор, который сильно шумел, но толку от него не было никакого. Кино отменили, и мы легли спать.

6 марта, воскресенье

07.00. Встретился с Джеффом Лоусоном у старых ворот, и мы вместе пошли по дороге. У Джеффа был озабоченный и дерганый вид, и он подозрительно косился на все машины, что проезжали мимо. Примерно через десять минут он свернул с главной дороги на проселочную, которая вела к деревенскому дому на холме, что виднелся вдали. Тут же на дороге показался старый белый фургон и остановился рядом. Джефф запрыгнул в кузов, и я следом. Негр в белой униформе, который сидел на водительском сиденье, вышел и накрыл нас куском брезента. Фургон развернулся и повез нас дальше. Джефф объяснил, что то, что мы делаем, абсолютно незаконно и гораздо лучше ехать, чем топать десять километров до фермы. А чернокожий, что забрал нас, это их управляющий Джозеф. (У всех африканцев обычно есть английское имя, потому что белые просто не могут выговорить их настоящие имена на зулу.)

Спустя примерно двадцать минут фургон остановился. Джозеф отдернул брезент, и передо мной предстало самое удивительное зрелище в моей жизни. Разинув рот, я смотрел на особняк, подобные которому прежде видел лишь в голливудских фильмах. Это был огромный белый дом с черепичной крышей, обсаженный зелеными платанами и дубами с пышной листвой.Здесь все было идеально, и эта ферма, если можно ее так назвать, была очень похожа на то, как я всегда представлял себе рай.

— Завтрак на столе, хозяин Джефф, — сказал Джозеф с доброй улыбкой и проводил нас в дом. Столовая была больше нашей гостиной, кухни и столовой, вместе взятых. Нас угостили яичницей с беконом и помидорами, поджаренным хлебом и инжирным вареньем.

Мы с Джеффом провели день, катаясь вокруг дамбы на маленькой лодочке. Мы ловили рыбу, смеялись и болтали о всякой чепухе. Джефф поймал маленькую радужную форель, но мне на крючок попалась лишь коряга и веревка от якоря. Мы говорили о школе, уроках английского и о том, как нам живется дома. Джефф очень интересовался происходящим в нашей спальне, особенно историями с «просветлением» Жиртреста и исчезновением Верна. Он сказал, что в его корпусе живется скучно, а нашу команду в школе прозвали «Безумной восьмеркой». По его словам, все, включая кое-кого из учителей, считают нас абсолютными психами. По мне они не так уж неправы.

Еще Джефф рассказал, что его родители живут в Йоханнесбурге, но у них есть дома и в Монреале, и в Лондоне, а на ферму они наведываются редко — лишь чтобы повидаться с ним. На мгновение он погрустнел, но потом быстро сменил тему.

Узнав, что я читаю «Властелина колец», Джефф был поражен до глубины души и вспомнил, что как-то взял эту книгу в библиотеке, но побоялся даже открыть.

17.00. Джозеф высадил нас на том же месте, где встретил, и помахал на прощание. Уставшие, но довольные, с животами, набитыми всякими деликатесами, мы весело зашагали через школьные ворота по дороге пилигрима, к большим зданиям из красного кирпича.

7 марта, понедельник

Все еще мучаюсь с письмами Русалочке. Уже написал штук двадцать, и ни одно не нравится. Если не отправлю письмо завтра, она наверняка решит, что я про нее забыл. Умираю, как хочу ее увидеть — сойдет даже фотография. Весь вечер убиваю на то, чтобы сочинить двадцать первое за три дня письмо.

Дорогая Русалка!

Думаю о тебе постоянно. Я так люблю тебя, что каждую секунду своей жизни, даже когда сплю, не перестаю думать о тебе. Мечтаю тебя увидеть, любоваться тобой, поцеловать (а если бы я не был Малышкой Милли — то кое-что еще). На прошлой неделе, во время крикетного матча, мне показалось, что я тебя увидел — и я тут же превратился в жалкий комок нервов. Твое письмо я прочел 124 раза, отыскивая в каждой строчке скрытый смысл и подсказки, способные помочь мне понять, как ты ко мне относишься. До смерти боюсь одного — что ты меня не любишь.

От всего сердца,

Джонни.

P.S. Признаюсь — ты снилась мне обнаженной с полицейской дубинкой. Извини.

Пробежав письмо глазами, я решил, что оно, пожалуй, слишком откровенное, и остановился на менее радикальном варианте. Кроме того, нельзя называть ее Русалкой в лицо — еще подумает, что я впал в детство или вовсе спятил!

Дорогая Дебби!

Спасибо за письмо. Приятно, что ты меня не забыла. В тот вечер в бассейне было здорово, и надеюсь, мы это еще не раз повторим. Школа мне нравится, и дела у меня идут лучше некуда. Обожаю актерское мастерство, историю и английский (последнее потому, что у нашего учителя совсем с головой нелады). Еще я ходил на прослушивание в школьную пьесу — «Оливер» — и прошел первые два тура.

Не дрейфь,

Джонни.

P.S. Пиши скорее ответ.

Перечитав все двадцать два варианта дважды, я решил отправить последний с утренней почтой.

8 марта, вторник

Отправил письмо. Когда опускал его в почтовый ящик, мои руки дрожали. Потом я вдруг передумал его посылать и попытался сунуть руку в щелочку, но староста Маршалл Мартин принялся орать на меня — подумал, что я хочу украсть письма. Я же ответил, что хочу лишь проверить, наклеил ли марку на конверт. Он подозрительно посмотрел на меня и приказал убираться.

Интересно, скоро придет ответ? Укушенный видел, как я разговариваю с самим собой, и странно посмотрел на меня своим косым глазом.Затем покачал головой и ушел. Думаю, он считает меня не совсем еще ненормальным, но на грани.

А вот Криспо, похоже, совсем спятил. Он вызвал Гоблина, поставил его перед классом и стал изображать нацистский допрос. Криспо пытался выглядеть злобным, но его плохой немецкий акцент лишь рассмешил нас. Даже Гоблин не сдержался и захихикал прямо в лицо старому одуванчику, потешаясь над его никчемной игрой. Однако он резко перестал смеяться, когда Криспо выкатил зловещего вида аппарат, который он назвал «машиной для варки сосисок». Включив его в розетку, он попросил Гоблина снять штаны, чтобы подсоединить ржавые старые электроды к его мошонке. В классе воцарилась потрясенная тишина — мы поняли, что старый псих не шутит.

К счастью, почуяв опасность, сообразительный Гоблин вскочил и сказал Криспо, что прозвенел звонок и урок окончен. Бедолага Криспо посмотрел на часы и растерянно покачал головой, вконец запутавшись.

Папаша отменил сегодняшний обед — учительское собрание. Весь день провел с Бешеным Псом, стреляя из рогатки по краснокрылым скворцам.

Вместо того чтобы делать домашку со всеми, опять читал «Властелина колец». Боюсь, как бы эта книга не положила конец моим академическим достижениям.

9 марта, среда

21.45. Жиртрест зажег свечи и тихо загудел — значит, собрание по делу Макартура начинается. Мы собрались вокруг его шкафчика, нетерпеливо ожидая, когда же нам откроют очередной кусочек головоломки. Как обычно, Жиртрест тяжело попыхтел сперва и выдержал долгую паузу, а потом попросил Верна принести фонарик. Верн с радостью согласился, довольный, что в собрании ему отводится такая важная роль.

Жиртрест аккуратно открыл большой коричневый конверт и достал старую черно-белую (скорее черно-желтую) фотографию. Прижав ее плотно к груди, он оглядел нас мрачным взглядом.Затем аккуратно положил снимок на кровать и пригласил нас взглянуть. По одному мы изучали фотографию, а Верн держал над ней фонарик дрожащей рукой. На снимке были изображены суровые мужчины, у большинства были пушистые, закрученные кверху усы, и все они угрюмо смотрели вдаль. Они были разного возраста — от двадцати с небольшим до совсем дряхлого старикана, которому было не меньше ста! После того как мы все изучили фотографию, Жиртрест откашлялся и произнес:

— Господа, перед вами официальный снимок работников школы, сделанный в 1944 году. Второй слева в заднем ряду — Макартур собственной персоной.

Все как ошпаренные снова бросились к фотографии. Рэмбо даже зарычал на Саймона, чтобы увидеть первым. В конце концов очередь дошла и до меня, и я вгляделся в лицо человека средних лет с темными волосами и большими кустистыми усами. Он выглядел суровым, но едва ли подавленным. Я попытался представить, каково это — висеть на потолке часовни с высунутым языком, закатившимися глазами и сломанной шеей. Видимо, остальные думали о том же, потому что в спальне воцарилась тишина. Даже кот Роджер, казалось, был заворожен происходящим.

— Лицо покойника, — повторил Жиртрест, чтобы нагнать побольше страху. — Но есть еще кое-что. — Жиртресту явно нравилось всеобщее внимание, и из-за этого он решил растянуть интригу как можно дольше. — Друзья, эта фотография интересна не только тем, что на ней изображен Макартур. Она дает нам ключ, который может привезти к разгадке всей этой тайны. Прошу вас посмотреть повнимательнее. — Во время собраний Жиртрест все время очень важничал, но нам почему-то казалось естественным, что он называет нас «господами» и выпендривается, точно ему не тринадцать, а вдвое больше.

Фотографию снова передали по кругу. Все шептались и качали головами. Внезапно Бешеный Пес с криком подскочил и стал тыкать в снимок грязным ногтем:

— Понял! Это же как на ладони! Вы только посмотрите на этого парня! — Он снова ткнул в фото указательным пальцем. — Видите этого чувака? — Мы сгрудились у него за спиной; Верну приказали перестать трястись и навести фонарик. — Вот этот перец и есть ключ к разгадке! — Бешеный Пес с торжеством разглядывал освещенное фонариком лицо. — Взгляните на него — он не смотрит в камеру, он косится на Макартура, будто что-то подозревает! Будто ему любопытно. Этот парень знал, что что-то должно случиться, и потому наблюдал за Макартуром, вместо того чтобы смотреть в камеру.

По правде говоря, теория Бешеного Пса была притянута за уши. Тот человек смотрел скорее на пол, а не на Макартура, и при ближайшем рассмотрении мы решили, что он, пожалуй, косит на правый глаз. Бешеный Пес настаивал на своем. Лишь когда Жиртрест заметил, что фото было сделано за восемь месяцев до самоубийства, у него возникли сомнения.

После того как теория Бешеного Пса потерпела крах, Жиртрест отобрал у него фотографию и снова положил ее на кровать. Потом очень тихо произнес:

— Человек, способный разгадать эту тайну, стоит во втором ряду сверху. Он четвертый слева.

Наверное, в десятый раз мы уставились на снимок. Мужчина, о котором говорил Жир, был, пожалуй, самым молодым из учителей, не старше тридцати. У него были светлые волосы и большие карие глаза. Он добродушно улыбался в камеру и казался до чертиков знакомым. Гоблину показалось, что он где-то раньше его видел. Другие говорили, что не узнают его, а Бешеный Пес и вовсе заметил, что он похож на гомика.

— Господа, — напыщенно проговорил Жиртрест, — человек перед вами — не кто иной, как Джон Райли Криспо, наш учитель истории.

Все затаили дыхание, а потом резко сорвались с места, снова пытаясь рассмотреть фотографию. Жиртрест оказался прав. Это действительно был Криспо — его лицо изменилось, волосы побелели, а глаза впали, окруженными морщинами, но вот улыбка осталась та же. Что-то было в нем такое, что совсем не изменилось с годами.

— Верьте или нет, — продолжал Жиртрест, — но это Криспо, недавно вернувшийся из Северной Африки с шрапнельным ранением в плечо. — Жиртрест пристально посмотрел на нас и добавил: — Криспо поможет нам раскрыть этот ящик Пандоры!

— Что еще за Пандора? — спросил Бешеный Пес, нахмурив лоб.

— Мама твоя, — бросил Рэмбо не моргнув. Теперь Бешеный Пес совсем запутался, но не успел он задать очередной глупый вопрос, как вмешался Жиртрест:

— Предлагаю одному из нас подойти к Криспо и попытаться выведать у него всю правду. И этим человеком будет Малёк!

— Почему это? — спросил я сорвавшимся голосом, который снова прозвучал как у ребенка. Все вокруг согласно кивали.

— Потому, — отвечал Жиртрест, — что ты лучше всех учишься, Криспо тебя любит, и ты единственный, кого он не считает поганым немцем.

Внезапно все глаза обратились на меня. Жиртрест медленно кивал, ожидая моего ответа. На лице Гоблина была ухмылка, точно он ждал, что я пойду на попятную. Рэмбо, казалось, только и ждет, чтобы я отказался, — тогда можно будет устроить мне свирепую взбучку.

— Хорошо, — ответил я, вдруг расхрабрившись. — Предоставьте Криспо мне.

Жиртрест сказал, что ждет моего отчета в следующую среду, объявил собрание закрытым, пукнул и задул свечи. Группа удалилась в поисках глотка свежего воздуха. Повисло долгое молчание, и вскоре мне начало казаться, что не сплю один лишь я. Я заснул под звук воды в школьном фонтане, разрабатывая стратегию нападения на великого полковника Криспо.

9 марта, четверг

17.45. Рэмбо рассказал, что у старшекурсника Грега Андерсона есть сестра, которая раньше была лучшей бегуньей в ЮАР. Ей принадлежал южноафриканский рекорд стометровки. Он сказал, что Андерсон любит поболтать о своей сестре и что я должен подойти и спросить, с какой скоростью она может пробежать стометровку. Это показалось мне немного странным, но, в надежде что у меня появится новый друг, я подошел к этому здоровому старшекласснику, который сидел в гостиной и читал газету. Он улыбнулся, когда я поздоровался с ним, и спросил, как у меня дела. И тут я спросил его, с какой скоростью его сестра бегает стометровку. Он невидящим взглядом посмотрел на меня, и его глаза вдруг наполнились слезами. Он отвернулся, вытер лицо рукавом и печально покачал головой. Газета упала на пол, и я вдруг почувствовал, что вишу в воздухе, а потом ударяюсь о стену. Воздух вышел из моего тела, как из сдутого шарика. Тяжело дыша, я смотрел в свирепые глаза разъяренного зверя.

Гэвин, староста, живущий под лестницей, отложил свою диджериду и попытался успокоить Андерсона. Тот приказал ему не вмешиваться, и Гэвин, пожав плечами, вернулся к игре. Андерсон пристально посмотрел мне в глаза и сказал:

— В прошлом году моя сестра потеряла обе ноги в автокатастрофе, придурок! — С этими словами он ослабил хватку и вылетел из гостиной, захлопнув за собой дверь.Затем я увидел ухмыляющегося Щуку, который покачал головой и сказал:

— Ты только что нажил себе заклятого врага, а он, между прочим, играет в команде старшеклассников по регби. Ты покойник, приятель. На твоем месте я бы собрал манатки и смотался отсюда, пока жив.

Хромая, я вышел из гостиной, по-прежнему тяжело дыша, и увидел Рэмбо, который хохотал как безумный в галерее. Я крикнул ему, что он полный придурок, но он лишь рассмеялся и пошел на ужин вместе с Гоблином.

Никогда в жизни я не чувствовал себя так ужасно. Мне было грустно и стыдно, и хотелось домой. Я медленно вернулся в спальню и начал собирать вещи.

10 марта, пятница

06.З0. Проведя ночь без сна, я решил посмотреть страху в лицо и извиниться перед Грегом Андерсоном. Я также решил разобрать чемодан и бороться за свою жизнь!

07.30. Андерсон не разрешил мне извиниться. Сказал, что ему противно со мной разговаривать и он больше никогда не хочет меня видеть. С тяжелым сердцем я вышел из его спальни. Но чем плакаться, решил занять активную позицию и опустил Рэмбо за завтраком. К сожалению, тот лишь посмеялся надо мной и сказал, что это была шутка и любой, у кого работает хоть половина мозга, догадался бы. После завтрака я написал письмо с извинениями и просунул его Андерсону под дверь.

Позвонила мама и сказала, что папа случайно переехал соседскую собаку. Мама теперь пытается убедить их, что это был несчастный случай, а не убийство. По ее словам, зрелище было ужасное, и машина теперь издает странный лязг, поэтому завтра они не приедут. Она спросила, не расстроюсь ли я. Я соврал и ответил, что нет. Похоже, у всех Мильтонов сегодня плохой день.

11 марта, суббота

От Грега Андерсона по-прежнему ни слова. Я понимаю, что очень сильно его обидел. Вдобавок ко всем моим мученьям я три раза бросил мимо и выставил себя полным неудачником в игре против школы Сент-Джулиус. К счастью, из-за тумана и дождя примерно в три часа пополудни матч было решено закончить ничьей. Саймон с Бешеным Псом храбро держались до последнего, пока Папаша не приказал всем покинуть поле, заявив, что в очках ничего не видит. Тренер команды противника не хотел уходить в такой маленький дождик, но Папаша увел его в учительскую топить обиду в вине. Должно быть, обид у него было много, потому что мальчики из Сент-Джулиуса остались с нами смотреть кино («Уолл-стрит») и уехали только в десять вечера!

По-прежнему терзаюсь угрызениями совести из-за Андерсона, который свирепо глазеет на меня при любой возможности. Надо не забыть помолиться за него и его бедную сестру на завтрашней службе.

12 марта, воскресенье

09.00. Проповедь преподобного Бишопа оказалась ударом ниже пояса! Он говорил о стыде и о жестокостях, которые иногда говорят друг другу люди. Провозгласив, что мы не должны пускать Сатану в двери, он сильно размахнулся и сбил вазу с розами, которая разбилась у подножия кафедры. Окинув взглядом осколки, преподобный вскричал:

— Будь проклят ты, Сатана! Прочь из дома Божьего!

Он выглядел реально злобным, поэтому никто не рассмеялся, кроме Щуки, но тот быстро притворился, что кашляет. Преподобный разглагольствовал еще полчаса, после чего сделал большой глоток вина из чаши для причастия и передал ее Глоку, у которого тоже горло пересохло.

Джефф спросил, не хочу ли я снова пойти к нему на ферму. Мне очень хотелось ответить «да», но я чувствовал себя слишком подавленным, поэтому соврал, что у меня много домашки.

В свободное время читал, но даже величайшая книга в истории не способна была меня отвлечь.

В отчаянии решил позвонить Русалочке, но в последний момент струсил.

18.З0. Впервые за выходные посмеялся — смотрел программу Национального географического общества про бабуинов. Большой самец бабуина с огромным задом бил себя в грудь, пытаясь навести на всех страху, и тут Эмбертон закричал: «Смотрите, это же Глокеншпиль!» Весь корпус покатился со смеху, особенно когда бабуин попытался спариться с дрожащей от страха маленькой бабуиншей с ярко-розовой задницей.

Я сидел на улице один, когда вдруг рядом со мной возникла высокая фигура. Сердце подскочило от страха: я узнал Грега Андерсона, который, несомненно, явился мне отомстить.

— Малёк, — тихо проговорил он, — я должен тебе кое-что сказать.

Мое сердце упало. Наверняка сейчас начнет говорить о боли и страданиях, которые ему приходится переживать, или, чего хуже, перескажет аварию во всех кровавых подробностях. Он смотрел мне в глаза, как мне показалось, целую вечность, хотя на самом деле прошло несколько секунд. Я видел его боль и страдания, ужас оттого, что у него сестра-инвалид. Если бы у меня была сестра-инвалид, я тоже бы ее защищал и помогал все время.

Андерсон наклонился ближе и произнес:

— У меня нет сестры.

С этими словами он встал и как ни в чем не бывало зашагал к корпусу. Я потерял дар речи. Меня охватило невероятное облегчение, а потом — чистая ярость. Все мои выходные были испорчены из-за какой-то идиотской тупой шутки. Я был готов наброситься на первого встречного (а это опасно, когда ты всего лишь новичок-первогодок). К счастью, первым мне встретился кот Роджер, и я с дикими воплями гнался за ним до самого сада Укушенного. (Кажется, я превращаюсь в копию своего отца.) К сожалению, я чуть не сбил с ног преподобного Бишопа, когда тот выходил из часовни после молитвы. Тот печально пробурчал что-то себе под нос и пошел дальше по своим делам. Теперь, вспоминая тот вечер, я рад, что мне под руку не подвернулся Верн, иначе он точно бы с перепугу заколол меня ножницами за то, что я терроризирую его кота.

То воскресенье вошло в историю также потому, что вечером был зарегистрирован самый долгий пук. Саймон засек часы и увековечил подвиг Жиртреста — 28, 6 секунды. Жиртрест пообещал улучшить свой рекорд в следующий раз, когда на ужин будет печеная фасоль.

13 марта, понедельник

Капкан расставлен. Я подошел к Криспо после урока истории. Тот яростно пересчитывал булавки в упаковке и предупреждающе поднял руку, когда я попытался его прервать. Пересчитав все булавки, он захлопнул крышку и ударил кулаком по столу.

— Сделано в Германии, и поглядите-ка... двух не хватает! — провозгласил он. — Что еще можно ожидать от немцев поганых?

Я покачал головой, сокрушаясь такому безобразию, и решил не напоминать Криспо, что он сам взял две булавки, чтобы прикрепить на стену карту Британии на прошлом уроке.

Я спросил, можно ли посидеть с ним и поговорить о войне. В его глазах блеснул огонек, и он тут же пригласил меня на чай. Я вежливо принял приглашение и ушел на математику, разрабатывая план послеобеденного нападения.

Классно пообедал с Папашей. Мы часами обсуждали первый том «Властелина колец». Папаша блестяще изобразил Гэндальфа, и мы вместе перечитали тот отрывок, где хоббиты спасаются от Черных Всадников. Откупорив вторую бутылку красного, Папаша разговорился (по большей части о том, что ждет меня в следующих главах). Но потом резко замолк и уставился на меня.

— Джонно, — сказал он слегка заплетающимся языком. — Если верить слухам, вскоре состоится твой актерский дебют.

Меня словно током ударило, но как я ни упрашивал его рассказать поподробнее, он не поддавался и быстро сменил тему, заговорив о моем отвратительном выступлении на крикетном поле в прошлую субботу. Я объяснил это стрессом из-за дурацкой шутки с Андерсоном и несуществующими ногами его несуществующей сестры. Папаша расхохотался и весело захлопал в ладоши. Оказалось, тридцать пять лет назад он попался в точности на такую же удочку. Только тогда ребята заставили его мучиться целый месяц, прежде чем раскололись! Трудно представить, что Папаша когда-то учился в школе (а тем более был старостой). Мне кажется, он был бы полным лузером — но в те дни все, должно быть, было иначе.

15.15. Пришлось прервать Папашу, декламировавшего в лицах сонеты Шекспира — я понял, что уже на пятнадцать минут опаздываю на чаепитие к Криспо. Сломя голову побежал по тропинке и наконец очутился у старого дома, заросшего плющом и окруженного толстой живой изгородью. На просторной веранде в старом кресле-качалке сидел мой учитель истории.

15.17. — Будь ты в армии, Мильтон, тебя бы расстреляли за дезертирство. — На лице Криспо появилась невеселая улыбка. — Конечно, — продолжил он, — солдатам кое-какой страны хватило и семнадцати минут, чтобы пуститься в бегство, как жалкие крысы. Но оставим на потом этих треклятых итальяшек, верно?

— Извините за опоздание, сэр, я задержался...

Криспо оборвал меня, недовольно заворчав и махнув рукой, от старости покрывшейся чешуйками. Его домработница Глория поставила перед нами чай с печеньем и ласково мне улыбнулась.

— Милая девчушка, эта Глория, — сказал Криспо, когда она ушла. — Заботится обо мне с тех пор, как моей Сибил не стало. Только взгляни, какие красивые лилии она посадила. Белые. В старости такие вот только мелочи и радуют, Мильтон.

Тут я впервые обратил внимание на большую клумбу с белыми цветами. Из сердцевины каждого цветка торчала длинная желтая тычинка. Криспо был прав: только взглянешь на них — и на душе сразу хорошо.

— Итак, — сказал он вдруг, расплевав по своему свитеру крошки от печенья, — с чего мне начать и что именно ты хочешь знать?

Не успел я ответить, как Криспо начал свой рассказ о войне с самого прихода Гитлера к власти в начале 1930-х. Время пролетало незаметно, мы пили чай с печеньем, и я напрочь позабыл о часах, погрузившись в ужасный мир прошлого. Иногда я задавал вопрос или ахал от удивления, искреннего или притворного, но парадом командовал Криспо, и остановить его было так же сложно, как Жиртреста на кондитерской распродаже.

День сменился вечером. Близилось время ужина и домашних заданий, а я по-прежнему даже не заикнулся про Макартура. (Более того, проговорив почти три часа, Криспо дошел лишь до весны 1941-го!) Я неохотно попросил разрешения уйти, но Криспо отказывался отпускать меня.

— Кто твой заведующий корпусом? — спросил он.

— Уку... мистер Уилсон, — ответил я.

Криспо позвал Глорию, и та принесла телефон.Затем он позвонил Укушенному и сообщил, что я сегодня буду заниматься у него дома. Дело было сделано. Глория принесла одеяло и накрыла старику ноги, чтобы от осеннего сквозняка у него не ныли кости, и мы снова вернулись в мрачный 1942 год.

Наевшись от пуза вторым за сегодня ростбифом, я проследовал за Криспо в уютную гостиную, где горел дровяной камин. Вся комната была увешана картами, схемами и артефактами времен Второй мировой. Наконец мне удалось улучить минутку, когда Криспо замялся, вспоминая день нападения на Россию, и я заговорил о школе в те годы. Криспо пришел в восторг, когда я упомянул ту учительскую фотографию 1944 года.

— Ах да, 1944-й! В моем плече тогда было с полтонны шрапнели. Подумать только — тридцать два года мне было тогда, и я по-прежнему здесь. — Он надолго замолчал: перед его глазами проносились годы. Я решил, что настал момент: сейчас или никогда.

— Скажите, сэр, что случилось с Макартуром?

На секунду Криспо растерялся, словно припоминая что-то, но потом его глаза вдруг потемнели в свете пламени.

— Это давно забытые дела, Мильтон. Что тебе до них? — Теперь настала моя очередь растеряться. Я пытался что-то промямлить в ответ, но Криспо снова заговорил, не дожидаясь ответа: — Макартур был хорошим человеком. Но... сложным. И хорошим другом. Мы с ним частенько болтали — его сын тоже был на войне. — Снова долгое молчание. Криспо уставился на огонь, погрузившись в размышления.

— Почему он покончил с собой? — Я решил не ходить вокруг да около. Криспо посмотрел на меня странным недоуменным взглядом.

— Покончил с собой? — спросил он. — Говоришь, он покончил с собой, Мильтон? Я... хмм... я... — И тут он замолчал. Неужели он хотел сказать, что это было не самоубийство? А несчастный случай или даже... убийство? Мое сердце бешено колотилось — я, Джон Мильтон, вот-вот разгадаю тайну Макартура!

Но потом Криспо проговорил:

— Я не видел его смерть и рад этому. В то время я был на пути в Северную Африку. Я навсегда запомнил его гордым и жизнелюбивым человеком. Хорошим человеком. — Он снова замолк.

Мне хотелось порасспрашивать его еще, но его лицо вдруг показалось мне совсем усталым и обессиленным. Я вспомнил, что сказал Бильбо Бэггинс Гэндальфу во «Властелине колец» — мы с Папашей тем днем как раз перечитывали этот отрывок. Старый хоббит сказал волшебнику: «Я устал, Гэндальф. Я как масло, которое намазали на слишком большой кусок хлеба».

Потом Криспо заговорил снова, на этот раз тихим, безжизненным голосом:

— Говорят, его призрак по-прежнему обитает в школе. Кое-кто видел его в часовне и старых корпусах вроде вашего, Мильтон. Блуждающий призрак ищет покоя, а может, пытается подсказать разгадку своей тайны... кто знает... сам я никогда не верил в такие вещи...

Мы вместе уставились на огонь — старик со множеством воспоминаний и историй и мальчик, которому пока нечего было вспоминать. Спустя некоторое время он повернулся ко мне и сказал:

— Слышал, тебя кличут Мальком. — Я кивнул и почувствовал, как кровь прилила к щекам. Он улыбнулся и сказал: — Меня тоже так называли. Я долго оставался ребенком.

Я взглянул на Криспо и попытался представить его мальчишкой, Мальком. Это было невозможно — он был слишком старый.

После очередной долгой паузы Криспо снова заговорил. На этот раз его взгляд не отрывался от пляшущих оранжевых языков, а голос казался странно далеким, словно такой голос был у него в молодости, а сейчас звучал будто сквозь толщу времен.

— Запомни, мальчик. Бог дал нам величайший дар из всех. Это не любовь, не здоровье и не красота и даже не жизнь. А выбор. Величайший Божий дар — это возможность выбирать.

Он посмотрел на меня недолго, а потом снова повернулся к огню. Старые часы пробили одиннадцать. Одиннадцать! Я вскочил с кресла и поблагодарил Криспо за гостеприимство. Старика совсем загипнотизировало пламя, и он кивнул, не глядя на меня. Я повернулся и пошел к двери. Когда я отворил ее, он окликнул меня:

— Приходи еще, мой маленький друг, мне еще так много нужно тебе рассказать.

Снова поблагодарив Криспо, я оставил его у камина. Было темно, и я вдруг поймал себя на мысли, что бегу к корпусу со всех ног, высматривая призрак Макартура.

14 марта, вторник

08.00. Представил Жиртресту полный отчет о вечере с Криспо. Он сказал, что я должен все рассказать нашей команде завтра вечером.

12.00. Объявление на доске:

Прослушивание в школьную пьесу: Смит, Винтер и Мильтон приглашаются в музыкальный класс в 17.00.

Ура! Нас осталось трое, кто же станет королем?

День прошел как в тумане. Я размечтался о том, как убиваю Винтера и Смита и получаю таким образом главную роль.

17.00. Три кандидата встретились у музыкального класса. Смит — высокий парень с наглым лицом и заносчивой манерой держаться. Он заявил, что прослушивание всего лишь фарс, потому что Викинг уже пообещал ему роль Оливера. Для первокурсника он на удивление высокомерен. (Одна ночь в нашей спальне стерла бы с его рыла эту самодовольную ухмылочку как пить дать.) Винтер — маленький, робкий, похож на девочку. У него светлые волосы, голубые глаза, и он очень похож на Оливера в моем представлении. У меня самого волосы темные, а глаза зеленые — вообще говоря, шансов у меня с такой внешностью маловато.

Викинг пригласил нас в оркестровую, где на табуреточке у пианино сидела его верная мисс Робертс. Мисс Робертс всегда добро улыбается и сморкается в розовый бумажный платочек — у нее аллергия.

— Итак, джентльмены, как мы видим, час икс настал. Не стану ходить вокруг да около. Одному из вас достанется роль Оливера. Вопрос на шестьдесят четыре миллиона долларов — кому? — Смит самодовольно ухмыльнулся и провел рукой по взъерошенным светлым волосам. Я уже начинаю его ненавидеть. Винтер явно нервничал, а глаза у него были как блюдца — с таким лицом он еще лучше подходил на роль. Бог знает, как выглядел я, но во рту у меня пересохло, и я весь вспотел.

В течение следующего часа мы пели беспрерывно. Иногда все вместе, иногда дуэтом или по отдельности. Мы пели самые разные песни разными голосами. Викинг даже заставил нас читать стихи и произносить монологи. Вскоре я понял, что голосок у Винтера так себе, хотя внешне он подходил идеально. Смиту было не занимать уверенности и апломба, но голос у него был средний. Я пел лучше всех, но был ни капли не похож на Оливера.

По пути в столовую Смит хвастался своими актерскими достижениями: он снялся в рекламе диетического маргарина, о котором мы с Винтером сроду не слыхали. Он еще раз заверил нас, что роль у него в кармане и вызвали нас лишь для того, чтобы определить, кому из нас — Винтеру или мне — достанется роль его лучшего друга. Когда мы уже подошли к столовой, долговязый парень, на вид которому было года двадцать три, подбежал к Смиту, двинул ему ногой под зад и приказал пойти и убраться в его комнате. Смит переменился на глазах. Весь его апломб куда-то исчез, и он превратился в хнычущего маленького слабака, спешащего вычистить комнату своего старосты. Жизнь снова показалась прекрасной!

15 марта, среда

21.00. Геккон, уже не помню в который раз, вернулся из своего второго дома — медпункта. Его голова повязана огромным бинтом. Мы захлопали, когда он вошел в спальню, а Геккон в ответ сделал вид, что замахивается на лампу над своей головой — чтобы мы поняли, что у него по-прежнему есть чувство юмора.

Жиртрест разрешил мне зажечь свечи, и вот из темноты выползли шестеро мальчиков и кошка, словно запрограммированные роботы пробираясь к кровати Жиртреста, чтобы услышать рассказ о моем вечере с Криспо. Я поведал Безумной восьмерке о том, как послеобеденное чаепитие перешло в ужин, а потом и вовсе настал поздний вечер. Когда я рассказал о том, что, по мнению Криспо, смерть Макартура — никакое не самоубийство, в спальне воцарилась гробовая тишина.Затем все оживленно заспорили, и Бешеный Пес выдвинул теорию об ужасном убийстве. Геккон согласно кивнул — он с самого начала думал, что это убийство. В свете пламени его забинтованная голова была похожа на шлем космонавта.

Как и полагается всякому нормальному рассказчику, я приберег историю с привидением напоследок. У Рэмбо отвисла челюсть, стоило мне заикнуться о призраке Макартура, шныряющем по старым школьным корпусам и в особенности — по часовне и нашей спальне (которая раньше тоже была частью часовни). Верн пришел в ужас. Может, мне так показалось в пламени свечи, но шерсть у Роджера встала дыбом, он весь взъерошился. Гоблин фыркнул и сказал, что привидений не бывает. Жиртрест, который все это время сидел молча, откашлялся. В спальне наступила тишина: мы все приготовились услышать его великие мудрые слова.

— Все это правда. Привидение в школе видели сотни раз. Его зовут Манго, но до сегодняшнего дня я и не подозревал, что речь идет о призраке Макартура!

Я заметил, что Саймон подозрительно оглядывается, точно боится, что призрак подкрался к нам сзади, пока мы тут сидели. Потом Роджер вдруг выпрыгнул в окно, заставив нас всех подскочить от страха. Жиртрест откусил батончик с нугой и продолжил:

— Предлагаю всем попытаться выяснить что-нибудь об этом призраке. Поговорите со старостами и заведующими корпусов, если сумеете. Малёк снова пойдет к Криспо и попытается выведать у него новую информацию. В следующую среду представите мне отчет. Мы должны разгадать эту тайну до каникул!

Когда Жиртрест задул свечи и мы разошлись в темноте, меня охватило чувство огромного облегчения. Через девять дней — пасхальные каникулы. Целых три недели дома. Это же просто рай.

Мне снилось, что мы с Русалочкой плаваем в синем море с белым песчаным пляжем и высокими пальмами. Я улыбался и смеялся во сне, а утром увидел, что обслюнявил всю подушку.

16 марта, четверг

Меня срочно вызвали к телефону — это был папа, в экстазе. Он сказал, что между Национальным конгрессом и партией свободы Инката началась война. Папа считает, что все будет хорошо, пока черные убивают друг друга, а белые ни при чем. Он решил разбаррикадировать дом и пожертвовать запас консервов Армии спасения. Есть и другая хорошая новость: соседи не смогут выдвинуть против него обвинения, так как нет свидетелей, способных подтвердить, что собака была убита. Слово моего папы против слова мертвой собаки. Похоже, последнее слово все же будет за папой.

Еще он сказал, что его брат, дядя Обри, пригласил нас пожить недельку на его ферме в Намибии, но все зависит от того, будет ли мама настаивать взять с собой Вомбата (бабулю).

На перемене ко мне подбежал Джулиан, уронил мне в руки красный конверт и пропел: «Кто тут у нас Казанова?» Я сразу узнал почерк Русалочки и бросился в спальню читать письмо. Там никого не было, кроме Роджера — он спал в лужице солнечного света на моей кровати. Когда я сел рядом, он был очень раздражен и зашипел на меня.

Дорогой Джонни!

Спасибо за письмо. Как приятно, что ты мне написал. Я уже волновалась, что ты не ответишь. Рада, что в школе у тебя все в порядке — уверена, тебе будет что рассказать, когда мы увидимся. Когда домой? Холодает, и если затянешь с приездом, нам уже не покупаться!

Мы с подругой Лизель ходим на занятия по современному танцу. Я планирую стать знаменитой танцовщицей и певицей, как Мадонна. В школе очень скучно, как всегда, и я считаю дни до каникул. Какие планы?

Не знаю, в курсе ли ты, но мои мама с папой разводятся. Они постоянно ругаются, папа переехал, и мы с Брюсом видимся с ним по выходным. Мне грустно от этого, и я все еще надеюсь, что они помирятся и папа вернется домой. Люди не понимают, как им повезло иметь нормальную семью, пока все не полетит к черту.

Мне пора — надо делать матику (ужас) и кормить Брута (это наш боксер).

Скучаю.

С любовью,

Дебс.

Я аккуратно сложил письмо, перечитав его пять раз, и, еле держась на ногах, вышел из спальни.

17 марта, пятница

Пропали четверо моих трусов. В прачечной отрицают, что потеряли их во время стирки. (У меня осталось только двое трусов, то есть мне придется или проводить тучу времени за стиркой, или пренебречь личной гигиеной в последнюю учебную неделю.) Сперва я думал рассказать кому-нибудь о пропаже, но струсил — вдруг случайно настучу на кого-нибудь и схлопочу по башке, как крысеныш Скроули?

14.10. Полируя кеды Червяка, как бы невзначай поднял тему Макартура. Оказалось, Червяк думал, что история с повешенным в часовне — это выдумки, и был слегка удивлен (Червяка невозможно сильно удивить), когда я рассказал ему о находках Жиртреста. Я был осторожен и не говорил ничего конкретно — Жир предупредил, чтобы мы не слишком откровенничали. Выяснилось, что Червяк знал о призраке по имени Манго: Бретт Харви, первый бэтсмен сборной старшеклассников, видел его в прошлом году в корпусе Вудалл глубокой ночью.

Перед самостоятельными занятиями Рэмбо созвал нас и объявил, что сегодня у Гоблина день рождения. Хитрый Гоблин никому ничего не сказал, потому что боялся расправы (в школе есть такая традиция — в день рождения мальчика подвергнуть его как можно более неприятной пытке). После занятий Рэмбо с Бешеным Псом набросились на Гоблина и повалили его на землю. Остальные схватили кто руку, кто ногу и потащили орущего именинника в туалет. То, что последовало за этим, было просто отвратительно. Мы оттащили Гоблина к толчку (я держал левую ногу), и Рэмбо стал окунать его головой в унитаз, а Бешеный Пес тем временем нажимал на спуск. Гоблин давился и брыкался, но мы были слишком сильны. Когда его наконец отпустили, четырнадцатилетний именинник рухнул на пол в туалете, выблевывая весь свой ужин. Ребята смеялись над ним. Мне было искренне жаль бедного Гоблина и очень стыдно, что я приложил руку к его купанию в унитазе. Я побежал наверх, взял полотенце и чистую одежду и принес ему. Толпа разошлась; Гоблин сидел один на скамейке в душевой и плакал. Я протянул ему его вещи и подумал, не утешить ли его, но потом мне стало стыдно, и я лишь похлопал его по плечу и ушел.

Я побежал наверх, посмотрел календарь и с ужасом обнаружил, что в собственный день рождения (20 апреля) буду в школе. Я содрогнулся при мысли о том, какая судьба меня ждет.

18 марта, суббота

09.З0. В раздевалке перед сегодняшним матчем царило возбуждение — мы играли против британской школы, приехавшей в тур по Южной Африке (школа Сент-Эдмундс из Суррея). Папаша подбадривал нас речью при Азенкуре, которая начиналась со слов: «А те, что кости сложит храбро здесь, хотя б их погребли в навозных кучах, получат славу...» Целую вечность Папаша разглагольствовал о национальной гордости и уничтожении поганых колонизаторов.

К сожалению, поганым колонизаторам было нечего нам противопоставить — они перепугались до смерти, стоило им лишь взглянуть на обезумевшего Бешеного Пса. Первый мяч нашего свирепого подающего упал в трех метрах за границей поля, каким-то чудом не сорвав голову аббату, который успел увернуться за какую-то долю микросекунды. Бешеный Пес ничуть не смутился и буквально порвал в клочки поганых колонизаторов, которые набрали каких-то жалких 66 перебежек. Я сбил последнюю калитку первым же мячом, поэтому не могу сказать, вернулась ли ко мне прежняя удача. Поскольку этот матч последний в этом семестре, это и неважно.

Саймон набрал нужное количество очков вдвое быстрее, чем требовалось, и вскоре поганые колонизаторы с побитым видом забрались в свой нанятый автобус и исчезли в неизвестном направлении. (Теперь я понимаю, что чувствовали зулусы после битвы у Исандлвана.) Папаша устроил барбекю для команды у входа в раздевалку. В один момент с кухни притащили большой гриль, дрова и целый поднос с мясом, а также салат, булочки и холодные напитки. Мы начали праздновать победоносный сезон нашей команды. Папаша каждому вручил шуточную награду. Саймон был назван лучшим игроком семестра. Бешеный Пес — Бешеным Псом. Меня наградили титулом «везучий ублюдок», а Стивена Джорджа — поощрительным призом для пострадавших на поле. Приз за самое большое число сбитых калиток достался мистеру Мудли, судье, принявшему больше всего сомнительных решений в нашу честь. (Сегодня его не было.) Не успел настать вечер, а мы уже распевали песни, проникшись командным духом. Папаша, который, похоже, добавил в свой прохладительный напиток изрядную дозу крепкого алкоголя, помочился прямо на поле, заорал «Войска, вперед!» и, пошатываясь, побрел домой.

20.00. Субботний фильм назывался «Выбор Софи» и всех просто доконал. Щука встал и показал задницу всему корпусу, а потом плюнул в экран (видимо, чтобы оживить действие). Лутули не стал мириться с таким поведением и устроил ему «цапки» пультом от телевизора. Когда крики и восторженные возгласы утихли, оказалось, что нить сюжета потеряна, и остаток времени мы провели, ругаясь, соревнуясь, кто кого переборет, и играя в чехарду. Когда Эмбертон расквасил Деврису нос до крови, наконец объявили отбой.

19 марта, воскресенье

Идеальный день, который я провел, расслабляясь в компании Толкиена и своего блокнота. Написал Русалке восемь вариантов писем. Вот шедевр, который был признан лучшим.

Дорогая Дебби!

До каникул осталось пять дней. (В частных школах каникулы на неделю дольше.) В школе, как всегда, сумасшедший дом, не знаешь, то ли радоваться, то ли ужасаться. Наша команда по крикету в этом семестре была лучшей, и вчера в честь этого устроили большой праздник. На роль Оливера осталось всего три претендента, и один из моих противников снимался в телерекламе, поэтому особых иллюзий я не строю. Ребята из нашей спальни расследуют старое убийство (или самоубийство), случившееся 46 лет назад, но подробнее об этом, когда увидимся.

Сочувствую тебе насчет твоих родителей. Не уверен, что мою семью можно назвать «нормальной», но я понимаю, каково тебе сейчас. Ты на каникулы уезжагиль? Папа собирается свозить нас в гости к дяде Обри в Намибию.

До скорого.

С любовью,

Джонни.

P.S. Вчера ты мне снилась.

По-моему, идеальное сочетание новостей, заинтересованности, сочувствия и страсти. У меня уже мандраж насчет ближайших выходных. Я должен с ней увидеться, но боюсь ей звонить. (По правде говоря, одна мысль об этом наводит ужас.)

20 марта, понедельник

В это трудно поверить, но Верн с Гекконом попали в серьезную переделку. Их обоих вызвали к Глокеншпилю и всыпали им по шесть ударов розгами за взлом лаборатории в кабинете биологии. Охранник поймал их, когда они лезли в открытое окно посреди ночи. Поскольку они были только на пути туда и не успели ничего взять, их не обвиняют в краже, а только в незаконном проникновении — иначе сразу бы исключили. Порка состоялась, когда мы были на географии, поэтому не могу сказать, плакал ли Геккон и стошнило ли его, как обычно.

После отбоя все ребята из нашей спальни набились в нашу с Верном каморку за перегородкой, и Геккон начал рассказ. С тех пор как Верн из солидарности сдался властям и принял порку вместе со всеми, его рейтинг скакнул до небес. Никто больше не зовет его Человеком Дождя. Геккону понравилось быть в центре внимания, и он украсил свой рассказ множеством драматических и утрированных деталей, чтобы произвести впечатление на Рэмбо и Жиртреста, которые тут же потребовали, чтобы он пересказал историю еще раз. Геккон с удовольствием удовлетворил их просьбу.

По его словам, они вломились в кабинет биологии, чтобы украсть лабораторных крыс мистера Картрайта и скормить их своему питомцу Роджеру. Они показали нам свои синяки и в мельчайших подробностях описали порку, устроенную Глоком. Наше собрание прервали Джулиан и Берт, которые пришли осмотреть зады пострадавших. Сделав серию фотографий, Берт приказал нам ложиться в кровати, выключил свет и шлепнул Джулиана по заднице. Джулиан взвизгнул, как поросенок, и парочка с хихиканьем выбежала из спальни.

Прежде чем лечь спать, мы пожали руки Геккону и Верну. Рэмбо похвалил их за отвагу и пренебрежение школьными правилами. Те заулыбались как идиоты, бесконечно гордясь своими достижениями. Прежде чем выключить фонарик, Верн пожал Роджеру лапу и похвалил его за то, что тот был «храбрым котиком». Роджер заурчал, почесал ухо и облизнул свои яйца.

21 марта, вторник

Полдня рассчитывал на калькуляторе Саймона, сколько секунд осталось до каникул.Задача оказалась невозможной, так как время не стоит на месте. В школе только кажется, что это так.

22 марта, среда

07.20. Одетые в парадную форму, члены Безумной восьмерки прошагали вдоль галереи мимо часовни, свернули на тропинку и вошли в ворота, ведущие к дому директора. Под лимонным деревом Рэмбо остановился и подмигнул нам.

Мы шли на завтрак с Глокеншпилем (школьная традиция со времен основания). Лутули строго наказал вести себя прилично и не позорить корпус. Жиртрест предварительно позавтракал в столовой, чтобы за директорским столом не вести себя как свинья.

Жена Глока — толстая женщина с бородавкой на подбородке — поприветствовала нас у двери и проводила в директорский особняк. Мы очутились в красивой большой гостиной, стены которой были обиты деревянными панелями. Во главе стола сидел Глокеншпиль и читал «Файненшл Таймс». Подняв глаза, он произнес:

— Ну вот, наконец очередь дошла и до Безумной восьмерки.

Саймон вежливо рассмеялся в ответ, и мы расселись за столом, чувствуя себя как на иголках. Верн с Гекконом совсем засмущались и попытались слиться со стульями. Глок сурово оглядел нас и мрачно улыбнулся:

— К сожалению, с большинством из вас мне пришлось встречаться при менее приятных обстоятельствах. — Геккон откашлялся, чтобы скрыть смущение, и чуть не подавился. Я взмолился, чтобы его не вырвало — это выглядело бы совершенно неуместно!

Директор попросил нас всех назвать свои имена. Когда я встал и представился, он поднял бровь и сказал:

— Так это ты, значит, Мильтон?

Он посмотрел на меня так, будто ожидал большего, и повернулся к Гоблину.

Удивительно, но завтрак прошел без задоринки: Жиртрест отказался от второй порции, Геккона не стошнило, Верн не дергал себя за волосы, Рэмбо был любезен, Бешеный Пес — вежлив, Гоблин помылся, Саймон выглядел презентабельно, как всегда, а я... я был просто собой. Глок оказался вовсе не таким страшным, как мы его представляли, и, как ни удивительно, у него даже было чувство юмора. Обеспокоенный Пи-Джей Лутули поджидал нас у корпуса. У него словно гора с плеч свалилась, когда мы сообщили, что все прошло хорошо. Он даже торжествующе выбросил кулак в воздух и вздохнул с облегчением. Такое впечатление, что наш староста с ужасом ждал этого дня уже давно.

Жиртрест отменил собрание по делу Макартура, потому что плохо себя чувствовал. Якобы из-за завтрака у Глокеншпиля у него начался понос.

23 марта, четверг

Ева попросила Рэмбо задержаться после уроков, чтобы отрепетировать сцену, которую они потом собираются показать всему классу. Рэмбо официально записан в учительские любимчики. Гоблин считает, что тут дело нечисто.

11.00. Наконец удача! Весь корпус толкался у доски, чтобы прочесть объявление.

Бывший выпускник Джейджи Коул получил стипендию Оксфордского университета и приступит к учебе на факультете египтологии в сентябре. По школьной традиции в этой связи объявляется короткий день. Все занятия после 11.00 отменяются.

Тут же организовали матч по тач-регби с участием всех наших. Пятьдесят мальчиков выкатили на поле в состоянии чрезвычайного возбуждения и два часа носились по мягкому ковру из оранжевых и бурых листьев.

Всего несколько часов отделяют меня от свободы!

24 марта, пятница

Проснулся задолго до подъема. Мой тяжелый металлический чемодан лежит собранным в шкафчике. У других сумки тоже собраны. Чтобы убить время, стал играть в гляделки с Роджером. Тот не выдержал моего невозмутимого взгляда, потерял ориентацию и атаковал шкафчик Верна. Наконец я услышал шаги мальчика, бегущего через поле. Через несколько секунд загудела сирена, и вся школа тотчас вскочила на ноги.

08.00. На последнее школьное собрание мы явились в радостном осеннем настроении. Повсюду слышался смех. Даже Глок казался довольным, что ему несвойственно. Без сомнений, его грела мысль о предстоящих трех неделях покоя и тишины. Сделав несколько объявлений, он напомнил нам, что даже на каникулах мы являемся лицом нашей школы и потому должны вести себя прилично в любой ситуации.

Затем он развернул листок бумаги и сказал:

— Как многие из вас знают, в этом году у нас будет большое представление — пьеса «Оливер», которую мы ставим совместно со школой святой Катерины. (Кто-то засвистел, и Глок смерил нарушителей убийственным взглядом.) Режиссером назначен мистер Ричардсон, который в течение последних шести недель проводил тщательный отбор. В результате роли распределились таким образом: Феджин — мистер Эдли. (Папаша в роли Феджина! У меня вспотели ладони.) Нэнси — миссис Уилсон. (Значит, Ева будет играть Нэнси. У меня в животе все перевернулось.) Билл Сайкс — ваш покорный слуга. (Глок в роли психопата Сайкса — ему даже играть не надо будет! Мне вдруг очень захотелось в туалет.) На роль Ловкого Плута выбрали Ллойда Кросвелла. (Громкие аплодисменты и свист. Почему сердце бьется у меня в горле?) Наконец, самое важное объявление — главную роль Оливера будет играть не кто иной, как... Джон Мильтон!

Раздались аплодисменты, кто-то ткнул меня под ребра, все руки потянулись ко мне, а потом все было как в замедленной съемке. Меня вдруг окружили ребята и учителя, и я оказался на улице, на солнцепеке. Мне пожимали руки и хлопали по спине. Потом я сидел на математике и смотрел в учебник. Потом на истории, где Криспо плакал, и произносил речь, и пожимал нам руки. Потом я нес чемодан в кладовую. Прощался с Безумной восьмеркой, и Червяк тоже был там. Потом помню уже автобус — Жиртрест все бубнил что-то про Макартура, но я не слышал ни слова. Я слышал лишь аплодисменты, гигантский взрыв аплодисментов, когда стоя хлопала вся школа. Потом я оказался в маминых объятиях, по щекам бежали слезы, я шмыгал носом, и папа тоже плакал и искал в кармане платок — и вот я уже дома и мне как будто снова четыре года, ни днем больше.

25 марта, суббота

Проснулся с жуткой головной болью после вчерашнего празднования. Папа забыл, что мне еще тринадцать, и от души подливал мне джин-тоник.

12.30. Из комнаты родителей по-прежнему ни гу-гу. Не исключаю, что алкоголь их убил.

Вчера в пьяном бреду я, кажется, набрался храбрости и позвонил-таки Русалочке, но бросил трубку, когда к телефону подошел какой-то мужик.

Небывалая полоса везения в моей жизни продолжилась, когда мама (наконец продрав глаза) сообщила, что пригласила Мардж и Русалку в гости сегодня. По ее словам, Мардж очень переживает из-за развода, а Русалке понравился бассейн (на то она и Русалка). Мама с хитрой улыбкой спросила, не соглашусь ли я составить компанию Дебби. Я старался выглядеть равнодушным, но, видимо, ничего не вышло, так как мама расхохоталась и захлопала в ладоши, после чего ушла за льдом для коктейлей перед обедом. Я же сделал единственное, что мог сделать крутой парень моего возраста в данных обстоятельствах, — повернулся, шатаясь, пошел в туалет и выблевал свой завтрак. (Геккон бы мной гордился.)

Папа организовал добровольный патруль. Они с приятелями ездят по кварталу на нашем «рено» и высматривают преступных личностей. Папа берет с собой пистолет, но пока никого не застрелил.

18.00. Папа уехал, нарядившись в камуфляжную армейскую форму и размазав по лицу обувной крем. Мы с мамой стали готовиться к приходу гостей. Хорошо, что они придут, когда будет уже темно — Русалочка не заметит, что вода в бассейне позеленела.

19.15. Преодолев первоначальную неловкость (я попытался пожать Русалке руку, а она захотела обнять меня, и в результате я ткнул ей пальцами в левую грудь), мы направились к бассейну. На этот раз Русалка была другой, какой-то... меньше похожей на Русалку, что ли. У нее был грустный вид, и, кажется, она меня побаивалась. Но внешне она осталась все той же прекрасной Русалкой из моих снов. Поговорив о том о сем, мы постепенно расслабились и вскоре уже болтали ногами на ступеньках бассейна, рассказывали друг другу всякие истории и хохотали, как гиены.

Ей очень понравились мои рассказы о Папаше и Бешеном Псе, и она заставила меня в подробностях описать, как я проходил прослушивание. Она размечталась, что однажды я стану известным актером, мы вместе пойдем на вручение «Оскаров» и будем идти рука об руку по красной ковровой дорожке под ослепляющими вспышками фотоаппаратов. Не успел я опомниться, как она взяла меня за руку и мечтательно посмотрела мне в глаза. Это был идеальный момент.

Но я испугался.Запаниковал и нырнул в воду. И из-под толщ холодной зеленой воды услышал собственный отчаянный крик — я только что упустил свой первый настоящий поцелуй!

26 марта, воскресенье

Когда мама спокойно сообщила папе, что Вомбат поедет с нами в путешествие по Намибии, которое начинается во вторник, словно ад разверзся. В приступе маниакальной злобы папа унесся прочь на нашем «рено». Я вернулся в комнату с томиком «Властелина колец», чтобы не быть свидетелем очередной драки.

Папа вернулся часа в два ночи. Я слышал, как мама приказала ему спать в гостиной. Потом он споткнулся и опрокинул телефонный столик в коридоре. Добро пожаловать в «нормальную семью».

27 марта, понедельник

Папа убежден, что Инносенс снова открыла бордель в своей пристройке. Каждые полчаса или около того по дорожке, ведущей к дому, проходит африканец с пакетом и исчезает за дверью, а выходит ровно через двадцать минут. Мама боится Инносенс до смерти, потому что та постоянно грозит им судом.

Позор века: мы с мамой ходили покупать мне трусы. Громким голосом окликнув меня (вся толпа в магазине тут же обернулась), она показала мне леопардовые стринги и залилась пронзительным хохотом. Я сделал вид, что ее не замечаю, но она стала орать громче, и пришлось от греха подальше обернуться и принять позор на себя. В конце концов мне удалось вырваться из магазина, прикупив простых белых и синих трусов, и я со всей мочи бросился к машине.

Не уверен, поедем ли мы завтра куда-нибудь. Мама с папой по-прежнему не разговаривают, хотя папа возится с машиной, а это хороший знак.

Позвонил Русалочке — к счастью, к телефону подошла она. Мы проговорили около часа, хотя о чем именно — даже вспомнить не могу. Обещал по приезде сводить ее в кино.

28 марта, вторник

06.00. Родители снова затеяли жуткую ссору из-за Вомбата, которая должна поехать с нами. Папа назвал ее выжившей из ума старой пердухой, а мама ответила, что папин брат дядя Обри — псих-алкоголик и плохо на меня влияет. Вот вам и веселая встреча родственников в Намибии! Папа также обеспокоен тем, что Намибией (он называет ее «юго-запад») теперь правят черные и потому там царит полный хаос.

06.45. Родители снова ругаются из-за того, что мама взяла слишком много вещей. Два чемодана, дорожная сумка и косметичка — а мы едем всего на неделю, и не куда-нибудь, а на ферму в пустыне. Папа приказывает маме собраться заново.

Та оставляет сумку, но берет маленькую сумочку. Папа качает головой, садится в машину и безуспешно пытается завести двигатель, после чего приказывает мне начинать толкать. Проехав примерно километр, старая колымага наконец заводится. Папа обрадованно хлопает в ладоши и кричит: «Надежное французское качество!» Мы с мамой садимся в машину, пыхтя и хрипя, как два туберкулезника.

07.00. Вомбат отчитывает папу за то, что тот опоздал на десять минут. Папа бьется головой о руль, увидев бабулин багаж (три чемодана и дорожная сумка). Он наваливает чемоданы на крышу «рено» под пристальным взглядом бабули, которая то и дело повторяет «Осторожно, Рой» и «Дэвид, помоги папе, он тонкокостный и слаб умом». Не буду приводить тут, что бурчит себе под нос папа, но, поверьте, эти слова не из приятных.

07.15. Поехали! Пасхальное приключение Мильтонов началось!

13.08. С тех пор как мы выехали из Дурбана, бабуля не затыкается ни на секунду. У нее прогрессирующий старческий маразм, а это значит, что она рассказывает все те истории, которые мы уже сто раз слышали. Мама не разрешает нам говорить ей об этом, потому что тогда бабушка начинает волноваться и путается еще больше. Тихим шепотом Вомбат сообщила нам уже в четвертый раз, что подозревает Бастера Крэкнелла в краже ее йогуртов. Она считает, что он открывает дверь и набивает брюхо ее «клубничным лакомством». Нам в ответ оставалось лишь кивать и качать головами. Мама пообещала бабуле, что разберется с этим делом. (Вомбат звонит в полицию каждое утро и докладывает о краже — они уже грозят привлечь ее за телефонное хулиганство.)

Проехав Вифлеем (не тот, где родился Иисус, разумеется, а маленький город в провинции Фри-Стейт), папа запел оперную арию, не дослушав бабулин рассказ о краже йогуртов в его пятой «реинкарнации». Та обозвала папу грубияном и отвратительным типом и посоветовала ему брать пример с Дэвида (это я, что ли?). Мама посмотрела на папу и покачала головой, впившись ногтями ему в ногу. Папа замолк.

Спустя одиннадцать часов, которые я провел словно в психушке, мы наконец притормозили у отеля «Холидей Инн» в городе Кимберли Северо-Капской провинции. Вомбат заявила, что ее отец сколотил огромное состояние на алмазных приисках в Кимберли. (Если бы это было так — в последний раз работы в шахте велись в 1908 году, когда ее отцу было четырнадцать.) Мама напомнила, что бабулин отец умер от остановки сердца, наступившей в результате непрерывного чихания, и что он работал в страховой компании. Бабуля горько заплакала и сказала, что помнит тот день, будто это было вчера.

Очередная семейная ссора разразилась, когда бабуля заявила, что не будет жить со мной в одном номере. Якобы люди подумают, что она уединяется с молоденьким любовником. Мама напомнила, что я ее внук и мне всего тринадцать. Вомбат ответила, что спать с несовершеннолетним внуком некрасиво и ей все равно, опустились ли у меня яички или нет, — она хочет жить в отдельном номере. Я почувствовал, как мое лицо стало пунцовым, и ощутил непреодолимое желание ударить Вомбат по чепчику гостиничным огнетушителем.

19.45. Перед ужином мы с папой сели в баре выпить по маленькой. Он спросил официанта, нельзя ли где в такое позднее время раздобыть крысиного яду. Тот ответил, что посмотрит в кладовой.Затем папа серьезно посмотрел мне в глаза и сказал, чтобы я никогда не женился, а если и случится такое, то у моей невесты не должно быть родственников.

Примчалась мама в панике и сообщила, что Вомбат исчезла. Папа воскликнул «ура!» и заказал двойной виски, чтобы отпраздновать это событие.

Через двадцать минут Вомбат обнаружили в люксе для новобрачных, где она смотрела телек, развалившись на кровати. Когда служащие отеля попросили ее вернуться в ее номер, она отказалась сдвинуться с места, а когда пришел управляющий и строго приказал ей убираться, расплакалась.Затем порылась в сумочке, показала управляющему фотографию своего покойного мужа и заявила, что когда-то именно в этом номере они провели первую брачную ночь. На что тот ответил, что отель построен пять лет назад. Вомбат притворилась, что не слышит, и начала пересказывать историю с йогуртами. Вскоре до управляющего дошло, что перед ним чокнутая, и, решив не рисковать, он разрешил ей переночевать в люксе бесплатно.

Папа убежден, что Вомбат прикидывается полоумной, чтобы все делали, как она хочет, и попытался уговорить маму бросить ее в Кимберли и забрать на пути домой. Разразился очередной незабываемый скандал перед всеми в лобби отеля. Я затосковал по школе и подумал о том, как другие ребята проводят каникулы. Наверняка лучше, чем я, мои предки и Вомбат.

29 марта, среда

08.15. Папе отказали во въезде в Намибию — на компьютере пограничного пункта отобразилось, что у него есть привод. (На самом деле нет — пока, — но он по-прежнему якобы проходит психическое освидетельствование.) Папа, просидевший за рулем два дня на дикой жаре, выслушивая бесконечные повторения йогуртовой саги, окончательно сошел с катушек и пригрозил направить машину с моста в реку. Вомбат, которая не знала о папином столкновении с законом, приказала маме немедленно подать на развод. На этом она не остановилась и добавила, что всегда подозревала в нем преступника, потому что у него «смешанная кровь и глаза близко посажены, как у макаки». Мама зашипела на Вомбат, чтобы та заткнулась, и приказала ей сесть обратно в машину.

08.36. Внезапно границу открыли, и пограничник с улыбкой помахал нам, чтобы проезжали. Папа вернулся в машину, громко крикнул «ура», и мы пересекли границу с Намибией. Сначала папа молчал, а потом сказал: «Раз уж я преступник, то подумал, что надо вести себя под стать и дать им взятку». Вомбат пришла в ярость и сказала, что ее Уолтер (мой покойный дедушка) в гробу б перевернулся, случись ему стать свидетелем такого ужаса. На что папа ответил, что настоящий ужас — это сорок два года жизни с бабулей, и раз дед пережил такое, ему уже ничего не страшно. К счастью, Вомбат его не слышала.

Наконец мы приехали на ферму дяди Обри. Дядя, тетя Пегги, их пес по кличке Лев и ручная овца Бее встретили нас у ворот. Папа с дядей Обри принялись обниматься, мутузить друг друга, бороться на кулаках и хлопать по спине. Мама с Вомбат так и остались в машине. Я вышел и обнялся со своими родными. Лев подбежал и опрокинул меня навзничь. Как обычно, мне сказали, что я вырос и все больше похож на отца. Обри по-дружески попинал меня, а я в ответ малость перестарался и вдарил ему в живот. Мне стало ужасно стыдно, когда он согнулся пополам под забором, а папа с тетей Пегги попытались его реанимировать. Когда мы вошли в дом, мама вышла из машины и пожала руки Обри и Пегги. Обри схватил ее за руку и крепко поцеловал в губы, а потом шлепнул по заднице. Мама покраснела и затараторила что-то про то, какие у них красивые клумбы. Вомбат отказалась выходить из машины, пока собаку и овцу не посадили на привязь.

После затянувшегося конкурса «кто больше выпьет» папа с дядей Обри устроили соревнование по армрестлингу без правил. Армрестлинг превратился в пинки, пинки — в толчки, толчки — в боксерский матч, а матч — в откровенный мордобой. Папа заехал Обри по носу, а Обри швырнул папу через спинку дивана, по пути разбив лампу. Я попытался разнять безумцев и выключил свет, но сделал только хуже — папа с разбегу врезался в стеклянную раздвижную дверь и потерял сознание. Мама бегала вокруг и орала на папу с дядей, точно те были школьниками. Когда папа пришел в себя, они с Обри обменялись рукопожатиями, обнялись и пошли спать.

Готов поклясться, что только что слышал смех и вой гиен. Решил на всякий случай спать с головой под одеялом.

30 марта, четверг

05.00. Разбужен дядей Обри, который принес мне крепкий кофе и приказал готовиться к «охоте». Наверное, в школе дядя был похож на Бешеного Пса.

Вооруженный винтовкой, Обри усадил нас с папой в древнюю «тойоту» с открытым кузовом, и мы поехали в буш. Как старший в семье, дядя Обри унаследовал семейную ферму в Южной Намибии — его владения тянутся на много миль в сухой полупустыне. (Папе, как младшему в семье, достались старая одежда его отца и «рено-универсал».) Алкогольный дух двух братьев чуть не вырубил меня на месте, поэтому я решил, что черт с ним, с утренним холодом, и открыл окно. Дядя Обри передал по кругу флакон с таблетками от головной боли. Папа проглотил четыре.

Не прошло и пяти минут, как дядя Обри со скрежетом остановил фургон, выпрыгнул и выстрелил в газель, пасущуюся под большой верблюжьей колючкой. Выстрел пришелся в нескольких метрах от дерева.Затем мы еще долго ехали, не встречая никакой дичи. Папа пожаловался, что у него онемел зад, и мы остановились размять ноги. Дядя стал учить меня стрелять, показал, как надо прицеливаться и использовать плечо в качестве шокового амортизатора от отдачи. Первым же выстрелом я попал в муравейник. Дядя

Обри захлопал в ладоши и заявил, что у меня большое будущее и он уже сейчас может сказать, что я стреляю лучше папы. Папа закусил губу и издал дурацкий липовый смешок. К сожалению, я не слышал почти ничего из того, что говорил дядя — после выстрела у меня звенело в ушах, а плечо так болело, будто я попал в него!

Через несколько минут мы заметили большое стадо газелей. Папа очень тихо вылез из грузовика с ружьем и приказал нам следовать за ним. Он заявил, что сейчас покажет, как надо охотиться на газелей.

Поводив нас по кругу, папа указал на стадо по ту сторону холма и сказал, что двигается против ветра, чтобы они не учуяли его запах. Когда я заметил, что ветра нет, он зашипел на меня и обозвал «тоже мне умником». Прижавшись к земле и следя за добычей сквозь утыканные сухими колючками деревья, я чувствовал себя настоящим охотником. Я слышал, как сердце колотится в груди. Папа возглавил операцию, общаясь с нами странными сигналами, которые ни я, ни дядя Обри не понимали. Прошла вечность, а мы отползли от фургона всего ярдов на пятьдесят. Папа показал на самца с большими рогами во главе стада и прошептал:

— Скоро эти рога будут украшать дверь моей спальни. Смотрите и учитесь. — С этими словами он прицелился и выстрелил. Раздался оглушительный взрыв, и газели разбежались в облаке пыли. Папа бросился за ними с торжествующими воплями и гиканьем.

Мы трое стояли и ждали, пока дым рассеется. Потом папа застонал. Дядя Обри щелкнул языком. Я присвистнул. Вокруг щебетали птицы.

Папа умудрился прострелить лобовое стекло фургона. Домой мы ехали молча.

Вернувшись, мы обнаружили, что на ферме царит полный хаос. Вомбат плакала, мама аж дымилась от злобы, а Пегги заваривала чай. Оказалось, ночью украли третий чемодан Вомбат, в котором было ее нижнее белье, нижние юбки и резиновые сапоги ее покойного мужа. Папа с винтовкой через плечо как ни в чем не бывало отряхнул стекло с брюк и заявил, что отдал чемодан пограничнику в качестве взятки.

17.30. Теперь я единственный из родственников, кто по-прежнему разговаривает с папой. После обеда мы прогулялись по высохшему руслу реки, чтобы полюбоваться закатом. Он спросил меня, как школа, и я рассказал ему про Жиртреста, ночное купание, Геккона, Рэмбо, Гоблина и Бешеного Пса с его охотой на голубей. Папу насмешили мои истории, и он признался, что ненавидел свою школу. (Он ходил в обычную школу в Апингтоне в Северо-Капской провинции.) Потом он разрешил мне глотнуть пива и сказал, что мне никогда не должно быть стыдно за то, какой я есть, и даже английская королева ходит в туалет по-большому раз в день. Я кивнул с серьезным видом, притворяясь, что понимаю, о чем он говорит, и уставился на заходящее солнце. Повисло молчание, а потом папа дал мне еще пива и сказал, что должен пойти и извиниться перед всеми. Я остался в буше, стал бросать камни в старый фонарь, и на мгновение, совсем на чуть-чуть, мне захотелось обратно в школу.

22.00. Каким-то чудом папа сумел всех утихомирить, и мы расселись вокруг камина, смеялись, болтали и рассказывали всякие истории. Даже Вомбат вышла из своей комнаты и присоединилась к веселью. Мама благоразумно посадила ее рядом с тетей Пегги, чтобы ей самой не пришлось в сотый раз выслушивать историю про кражу йогуртов. Папа попросил меня рассказать о том, как Жиртрест застрял в окне часовни. Когда дошло до той части, где Жиртресту пришлось описывать его божественное откровение во время службы, все уже катались по полу.

Вомбат перебрала с хересом и затянула старую британскую военную песню. Дядя Обри спел песню на африкаанс, и вскоре они с Вомбатом разругались, обсуждая Англо-бурскую войну 1899—1902 годов. После того как Обри назвал англичан «погаными нацистами», взбешенная Вомбат побежала спать, но прибежала обратно через минуту и обозвала африканеров «расистскими свиньями» за то, что те создали апартеид. Разразились горячие дебаты о политике и Нельсоне Манделе. Я расхрабрился и заявил, что рад освобождению Манделы. Последовала долгая пауза, после чего папа обозвал меня «поганым коммунистом» и отправил спать. Во мне проснулся бунтарский дух. Может, однажды и я смогу назвать себя борцом за свободу.

31 марта, пятница

Тетя Пегги проснулась первой и уехала в Кетмансхоп (ближайший городок) заменить ветровое стекло.

Родители предложили мне навестить старого родственника на соседней ферме. Я вежливо отказался. (Хватит с меня уже родственников.) Решил провести день за чтением и отдыхом. Вомбат решила «прошвырнуться» перед обедом (наверное, она имела в виду «прогуляться»), чтобы нагулять аппетит. Я сидел в гостиной и читал «Властелина колец». Не успел я прочесть полстраницы про ужасную Морию, как Лев уселся мне на ногу и обслюнявил мне всю щиколотку. Я побоялся прогнать огромного пса, поэтому лишь улыбнулся и сделал вид, что все нормально.

09.35. Проснулся дядя Обри и приготовил нам крепкий кофе. Он сел в кресло-качалку, закурил и стал травить байки. Дядя Обри здорово рассказывает — у него громкий голос, он тщательно подбирает слова и делает длинные паузы, пока затягивается сигаретой. Он рассказал, как в молодости они с папой охотились, стреляли птиц и ели их мясо. (Надо познакомить его с Бешеным Псом.)

12.00. Настал через военных историй времен зимбабвийской войны в буше. Дядя Обри по-прежнему называет Зимбабве Родезией.

16.00. Все еще сижу на диване и слушаю дядины рассказы. В первый час это было круто, вторые два тоже ничего, но вот последние три даются все тяжелее. Я все пытался улизнуть под каким-нибудь предлогом, но так ничего и не вышло. Дядя даже пошел со мной в туалет и продолжил рассказывать охотничью байку через закрытую дверь, а я с той стороны делал вид, что использую туалет по назначению.

17.30. Дядя рассказывает о рыбалке на озере Кариба в Зимбабве. Оказывается, там есть рыба вунду (разновидность сома), которая вырастает до таких размеров, что вполне может проглотить собаку. В семидесятых он привязывал большой кусок мяса к веревке, а веревку — к дереву, и когда наутро приходил к тому месту, дерево было вырвано с корнями и плавало посреди озера. На этом я понял, что больше не могу. После семи с половиной часов дядиных баек, прочитав лишь полстраницы, я удалился в ванную. Если бы в тот момент не вернулась тетя Пегги, клянусь, дядя бы пошел со мной.

Проснулся посреди ночи: предки вернулись пьяными в хлам и горланят в саду «Последний отсчет». Лев проснулся и подвывает в такт. Прежде чем отправиться обратно в страну снов, слышал, как дядя Обри кричит тете Пегги, чтобы несла ключи от винного погреба.

1 апреля, суббота

08.30. Полный дурдом. Вомбат куда-то пропала. Мама в панике рвет волосы, а папа старательно притворяется, что ему не все равно. Все разбрелись по ферме, разыскивая беглянку (охота на Вомбат).

На семейном совете за кофе на кухне было решено, что вчера Вомбат как пошла гулять, так ее никто и не видел. Вызвали полицию.

Обед: уминая консервированную фасоль с хлебом, дядя Обри вдруг вскочил, расхохотался и прокричал: «Вот старая чертовка!» Вид у него был такой, будто он только что нашел способ добывать огонь. Вынув трубку изо рта, он дико заколотил ею о настенный календарь.

— Сегодня же первое апреля! — воскликнул он таким тоном, будто это все объясняет. Но его теория никого не убедила — Вомбат настолько впала в маразм, что не помнит и собственного дня рождения.

После обеда мы с папой прочесывали ферму, пока другие дожидались полиции.

Полдник: снова пьем кофе и выдвигаем теории. Я рассказал всем об исчезновении Верна Блэкаддера, Человека Дождя. Дядя Обри похлопал меня по спине и назвал гением. Все Мильтоны забрались под дом, а дядя освещал нам путь ярким лучом фонарика, захватив ружье. Вомбат там не оказалось, зато мы спугнули кучу летучих мышей.

Полицейские пообещали начать поиски утром, если до тех пор бабуля не появится.

18.45. Мама пьет уже пятый бокал вина. Папа тоже — говорит, пьет, чтобы ее поддержать.

Воспользовавшись дедуктивным методом Шерлока Холмса, обнаружил, что пропала зубная щетка Вомбат, а также ее пижама и дорожная сумка.

20.00. Третий за сегодня семейный совет возглавил я (остальные были слишком пьяны). Я сказал, что, по-моему, Вомбат сбежала, а не исчезла. И приказал тете Пегги, как наименее пьяной из взрослых, начать обзванивать отели, пансионы, автобусные компании и аэропорты.

В «Холидей Инн» тете сообщили, что у них проживает некая Елизавета Виндзорская, пожилая дама, которая вчера въехала в люкс для новобрачных. (Вомбат часто воображает себя английской королевой и большинство документов так и подписывает — Елизавета.)

Я позвонил в отель и спросил служащую, не одно ли и то же лицо эта Елизавета из номера для новобрачных и та чокнутая, что подняла бучу в их отеле в четверг. Служащая захихикала и ответила «да». Вомбат нашлась!

Мама, распространяя вокруг себя алкогольные пары, поцеловала меня раз сто и назвала гением (кто бы сомневался). Папа притворно вздохнул с облегчением, храбро скрывая свой ужас. Дядя Обри и тетя Пегги сказали, что им нужно проверить кое-что в спальне, и ушли на пятнадцать минут.

Мама позвонила Вомбат и стала орать на нее по телефону. Та ответила, что боится собаки и овцы и ей не нравятся все остальные. Мама расплакалась, и через минуту они уже мило болтали.

Папа подозвал меня и, сжав зубы, прошипел: «Маленький ублюдок, никогда тебе этого не прощу!» С этим он схватил бутылку виски, пошел в спальню и захлопнул дверь.

Когда я вырасту, мне, наверное, стоит стать детективом по розыску пропавших людей. Мне всего тринадцать, а я уже участвовал в двух делах и разгадал одно, опередив даже полицейских! Малышка Мильтон — про меня могли бы снять неплохой сериал!

2 апреля, воскресенье

Вомбат решили оставить в Кимберли и забрать завтра на обратном пути. Обстоятельства ее исчезновения наводят на мысль, что мы имеем дело не с выжившей из ума старухой, а с хитрым и коварным преступником. Видимо, перед утренней прогулкой она собрала сумку и вызвала такси, приказав водителю дожидаться ее на дороге. Таксист отвез ее в Кетмансхоп, где она села на автобус до Кимберли и «Холидей Инн».

Прекрасно провел вечер за вкусным ужином из жареного барашка с мятным соусом. (Жиртрест бы обзавидовался.) Папа с дядей Обри вспоминали свое детство на ферме. После ужина дядя попытался устроить крикетный матч прямо в доме, но игру пришлось прекратить после того, как Лев схватил теннисный мяч, убежал и порвал его на грелки.

3 апреля, понедельник

05.30. Уехали, гудя в клаксон и подняв облако пыли. Лев бежал за нами целый километр. (Овцу Бее не видел со вчерашнего вечера.) Все были в хорошем настроении, и папа затянул «Деревенскую дорогу». Поскольку мы были в Намибии, вдали от цивилизации, я не стеснялся подпевать и даже изобразил, что играю на трубе и барабане.

06.00. Папа все еще поет, теперь уже один.

Избавившись от второго бабулиного чемодана, прошли границу безо всякой бумажной волокиты и стояния в очереди. Даже мама оценила юмор — бабулины чемоданы как интернациональная валюта для взяток.

После Кимберли папино настроение ухудшилось. Вомбат жаловалась на плохой сервис в отеле — служащие украли ее туалетные принадлежности. Папа неподвижно уставился на дорогу, вцепившись в руль обеими руками.

Спустя четыре часа беспрерывных жалоб на гостиничное обслуживание и сотню раз повторенную историю про йогурты папа, чьи костяшки на руле уже побелели, остановил машину у дежурной аптеки в Ледисмите. Через десять минут он вернулся и принес напитки и водичку для бабушки.

Вскоре бабушка отключилась. Она откинула голову и разинула рот с желтыми вставными зубами и жутким белым языком. Папа весело рассмеялся и погладил маму по колену.

23.00. Наконец приехали домой. Нам с папой пришлось оттащить бесчувственную Вомбат в кровать, после чего мы заперли дверь и выбросили ключи в окно. Когда мы шагали по клумбе, папа признался, что добавил ей в водичку семь таблеток снотворного и теперь всегда будет запасаться ими заранее перед поездками.

Так завершилось намибийское приключение Мильтонов 1990 года.

6 апреля, Четверг

Два дня отдыхал и расслаблялся, что было совершенно необходимо после нашего напряженного отпуска. Продолжил читать «Властелина колец», быстро продвигаясь вперед и прерываясь лишь на еду, плавание и разговоры с Русалкой по телефону. Одолел «Братство кольца» и теперь проглатываю «Две твердыни» со скоростью мчащегося Назгула!

Мама говорит, что Вомбат проспала тридцать шесть часов, а когда проснулась, заявила, что вообще не помнит, что куда-то ездила! Она вызвала полицию и сообщила 6 краже своей одежды и чемоданов.

19.30. После нескольких часов упрашиваний и приставаний мама наконец разрешила мне отправиться с папой в патруль. Я пообещал, что буду все время сидеть в машине. Надеюсь поймать пару преступников или даже стать свидетелем убийства.

20.00. Мы с папой отправились в патруль и по пути заехали за парнем по имени Фрэнк. У него все время красное лицо, и он разговаривает, не открывая рта. Фрэнк промямлил что-то про «банду, разграбившую весь квартал», и добавил, что вчера вечером они угнали «БМВ» Вилли ван Вуурена. На Фрэнке, как на папе, камуфляжная одежда, а на лице — что-то вроде грязевой очищающей маски. Но он утверждает, что именно этим мажут лицо в американской армии. Папа тоже намазался и объявил, что «готов к действию».

Первые два часа прошли без происшествий. Мы с благодарностью приняли предложение Фрэнка глотнуть крепкого кофе из его фляжки, но обнаружили, что кофе был со скисшим молоком. Приключения начались, когда бездомная кошка умудрилась забраться в мусорный бак и захлопнуть за собой крышку. Папа с Фрэнком окружили бак, будто саперы — заминированный участок. Наконец Фрэнк приподнял крышку, и ошалевшее животное вылетело из мусорки, как демон. Папа закричал и прыгнул за живую изгородь в поисках укрытия, а Фрэнк с воплем выстрелил в воздух трижды. Выстрелы перебудили всех соседей. Какая-то женщина закричала, и повсюду залаяли собаки. Папа с Фрэнком бросились к машине, и мы унеслись с улицы, точно преступная шайка.

Позднее мы встретили Гарта и Боба (те тоже были одеты по-идиотски), которые сказали, что только что предотвратили взлом с проникновением. Папа с Фрэнком обзавидовались им и принялись искать настоящих преступников с удвоенной прытью.

Момент истины наступил после полуночи, когда мы натолкнулись на подозрительного мужика, который пытался открыть дверцу машины проволочной вешалкой для одежды. Он был в пижаме и шелковом халате и усердно ковырялся в дверце сбоку машины. Папа выключил фары и притормозил на обочине. Приказав мне оставаться в машине, они с Фрэнком взяли пистолеты и начали подкрадываться к угонщику, который по-прежнему отчаянно пытался открыть водительскую дверцу. Преступник стоял прямо под фонарем, поэтому с заднего сиденья «рено» мне было хорошо видно, что происходит.

Используя машину в качестве укрытия, папа с Фрэнком подкрались совсем близко к угонщику, оставаясь незамеченными. С криком они приказали ему бросить вешалку и положить руки на капот. Угонщик перепугался не на шутку (а что бы вы сделали при виде двух вооруженных ребят средних лет в камуфляже и очищающих масках?). Папа обыскал его, но нашел лишь зубную щетку, зубную нить и тюбик зубной пасты. Я слышал, как он шепнул Фрэнку: «Только глянь, сколько у этих преступников всяких новомодных штучек!»

— Берите машину, берите все! — в панике успел прокричать угонщик, прежде чем Фрэнк вырубил его ударом рукоятки по шее. Тем временем папа вернулся в машину и вызвал по рации полицию, торжествующе сообщив, что задержал автомобильного угонщика. Он был в полном восторге и подмигнул мне, прежде чем вернуться на место преступления.

Вдруг из калитки дома вышла толстая тетка со светлыми волосами в халате. Увидев Фрэнка с папой, она завизжала так, что у меня кишки скрутились кренделем и кровь застыла в жилах. Те немедля направили на нее оружие, она снова завизжала и упала в обморок. Опомнившись, она страшно рассердилась на папу с Фрэнком и стала кричать, чтобы те оставили ее мужа в покое. Папа тут же заподозрил неладное и приказал ей положить руки на капот. Фрэнк обыскал ее и нашел пакетик драже (странное оружие для сообщницы угонщика). Папа был похож на одного из тех солдат во Вьетнаме, что только что поймали лидера вьетконговцев. Направив дуло пистолета в лицо преступникам, он говорил с ними хриплым голосом. (Прямо как Роберт де Ниро, только в маске.)

Потом у дома остановился полицейский фургон, из которого выскочили двое полицейских и тут же наставили пистолеты на Фрэнка и папу. Они приказали им опустить оружие и лечь на землю. Я спрятался за водительским сиденьем и стал наблюдать за всем через щелочку между креслом и дверью. Участники долго спорили и бурно жестикулировали, после чего выяснилось, что «преступники» пытались взломать собственную машину, потому что жена закрыла внутри ключи. И никакие они не преступники, а законопослушные граждане, которые занимались своими делами. Сначала я подумал, что папу с Фрэнком сейчас арестуют за вооруженное нападение, но в конце концов полицейские уговорили раздраженного мужчину с набором для чистки зубов и сердитую тетку с драже не предъявлять обвинений. Мужчина махнул щеткой и разрешил папе и Фрэнку идти своей дорогой. Полицейские не были столь милосердны и конфисковали их пистолеты, а также записали имена и личные данные.

Фрэнк с папой вернулись в машину, кипя от злости. Папа стал ворчать, что страна катится под откос, а Фрэнк грозился эмигрировать на Фиджи. Вдобавок ко всем несчастьям, «рено» вдруг зловеще затарахтел, и в ста метрах от нашего дома двигатель сдох окончательно. Папа злобно пнул колесо ногой и молча захромал домой. Я шел в нескольких шагах позади, едва сдерживая смех.

7 апреля, пятница (черная пятница)

Когда буксир увозил наш бедный «рено», клянусь, я видел слезы в папиных глазах. Как только его радость и гордость скрылась за углом, он зашел в дом, все еще хромая, и громко закричал. Я бросился было к нему посмотреть, все ли в порядке, но мама остановила меня и сказала, что ему просто нужно выпустить пар. Внезапно раздались грохот и звон посыпавшегося стекла. Мама вскочила и прокричала: «Ну все, с меня хватит!» С этими словами она влетела в дом и обнаружила, что в припадке ярости папа вырвал из стены навесной шкафчик в ванной, забыв о том, что внутри хранятся дорогие мамины духи.

В последующие двадцать минут в нашем доме звучали такие слова, услышав которые даже Папаша залился бы краской. В конце концов папа сказал, что уходит, собрал чемодан, взял ключи от машины и пошел в гараж. Послышалось раздраженное ворчание — это папа вспомнил, что машины нет. Поэтому он ушел пешком, хромая вниз по улице и волоча за собой чемодан.

Я вернулся в комнату и задался вопросом, почему такие вещи всегда случаются на каникулах. У них целый семестр был, вот и ругались бы тогда! Я закрыл дверь, но все равно слышал, как мама всхлипывает в ванной.

8 апреля, суббота

Мама сказала, что папа теперь живет у Фрэнка и лично она считает, что их браку конец. Она не уточнила, потому ли это, что он разбил духи, или потому, что поселился с другим мужиком.

19.10. Операция «первое свидание». Черные ботинки, синие джинсы, белая майка, укладка с гелем «волосы торчком». Мы идем на фильм «Привидение» с Патриком Суэйзи и Деми Мур. Цель — закончить начатое и поцеловаться-таки в первый раз (взасос).

Мардж заехала за мной на своей «мазде» и подвезла до кинотеатра. На Русалке было короткое черное платье и туфли на высоких каблуках, она была накрашена и выглядела пугающе прекрасной. Я взмолился о том, чтобы нам встретился кто-нибудь из школы и меня увидели с ней. Я не знал, о чем с ней говорить. Рядом с этой богиней я чувствовал себя совершенно ничтожным. После неловкого долгого молчания мы сели в «Пицце-хат» и заказали пепси. Русалочка спросила, как прошла поездка в Намибию, и вскоре уже каталась по полу от моих рассказов о Вомбат и ее пропавших вещах. (История с йогуртами показалась ей очень смешной — видимо, потому, что она слышала ее всего один раз.) Никогда прежде я не был так рад, что у меня такая ненормальная семейка. На моих глазах самая прекрасная девушка в мире ухохоталась до такой степени, что у нее поплыла тушь и она стала похожа на барсука!

В кино ее косметика размазалась еще сильнее. Весь фильм мы держались за руки. Я лишь дважды расцепил руки (чтобы вытереть вспотевшие ладони о кресло). Фильм оказался настоящей слезовыжималкой, но я решил быть мужчиной и хранить невозмутимый и суровый вид до самого конца. Потом мы обсудили кино за ванильными молочными коктейлями в «Милки Лейн» и, держась за руки, вышли на улицу и сели под большим тенистым деревом у обочины.

Мы вдруг одновременно замолчали. Русалочка посмотрела на меня тем же напряженным взглядом, что и в тот день на ступеньках бассейна. На этот раз нырять мне было некуда. Я выдержал ее взгляд, надеясь, что она не слышит бой огромного барабана в моей груди. Наши губы соприкоснулись, я закрыл глаза и почувствовал ее язык у себя во рту. В первую секунду я оторопел, но через мгновение и сам высунул язык, и наши языки сплелись в бешеном танце любви. Мы целовались целую вечность, и когда все кончилось, меня охватило ни с чем не сравнимое чувство завершенности. Я думал лишь о том, чтобы скорее вернуться в школу и рассказать Безумной восьмерке о том, как поцеловал Русалочку и теперь она официально стала моей девушкой.

9 апреля, воскресенье (Пасха)

08.50. Мы с мамой пошли в англиканскую церковь Святой Маргариты и обнаружили, что папа уже там — сидит, притворившись, что глубоко погружен в молитву. Когда он вернулся в свой ряд, я заметил, что вид у него совсем разобранный. Он был небрит, а рубашка мятая. (Видимо, жить с Фрэнком не так здорово, как казалось поначалу.) Мне понравилось петь псалмы, многие из которых я выучил в хоре и спел на всей громкости своим сопрано, которому вскоре предстояло прославиться на всю школу. Какая-то старушка с первого ряда обернулась во время службы и сказала, что у меня потрясающий голос. Местный священник был гораздо харизматичнее и спокойнее преподобного Бишопа и не отличался ни странным поведением, ни маниакальными жестами.

После службы мы с мамой сели в арендованную машину и поехали к Вомбат на традиционную «охоту за пасхальными яйцами». (До восьми лет это казалось прикольным, но потом превратилось в обязанность.) Когда мы выезжали со стоянки, я обернулся и увидел, что папа машет нам с жалким видом. Мама закусила губу, притворилась, что не видит его, и нажала на газ.

Приехав к Вомбат мы нашли ее в состоянии крайнего возбуждения. Она сказала, что спрятала пасхальные яйца вчера вечером, но забыла куда. Я посмотрел там, где она обычно их прячет (в баре, ящике с нижним бельем, на подоконнике, под раковиной), но яиц нигде не было. Маме пришлось удерживать бабулю, которая тут же вознамерилась звонить в полицию, обвинив Бастера Крэкнелла в похищении пасхальных яиц при отягчающих обстоятельствах. Мы заверили ее, что рано или поздно яйца найдутся (надеюсь, это случится прежде, чем они стухнут). В конце концов, на то оно и пасхальное воскресенье — в это день все воскресает к жизни.

По традиции, Вомбат угостила нас обедом в Королевском яхтенном клубе. Жуя жареного цыпленка и пытаясь игнорировать визгливые бабулины жалобы, я смотрел, как в гавань вплывает гигантский круизный лайнер. Четыре буксира вели его к пристани. Я спросил у мамы, и она сказала, что это «Королева Елизавета II» — самый шикарный лайнер в мире. Вомбат расплакалась и сказала, что в медовый месяц провела шесть незабываемых дней на «Королеве Елизавете». Мы с мамой перемигнулись — мы-то знаем, что в медовый месяц бабуля была в Маргите!

Когда мы вернулись домой, папа был там, и они с мамой пошли в их спальню поговорить. Я позвонил Русалке и поздравил ее с Пасхой. Мы проговорили несколько часов, а потом папа вышел и начал готовить на кухне и петь оперные арии (таким хитрым образом показывая мне, что пора прекращать разговор). Он приготовил английский завтрак на ужин, после чего я сбежал в свою комнату и присоединился к Фродо на его пути в Мордор.

10 апреля, понедельник

Мама разбудила меня в 08.00 и сказала, что мне звонит какой-то человек и говорит, что это срочно. Я ответил на звонок хриплым со сна голосом.

— Проснись и пой, Мильтон! В такой денек не время спать! — Голос нельзя было спутать ни с чем — это был Викинг.

— Да, сэр... то есть нет, сэр, я уже проснулся.

Викинг рассмеялся и сказал, что хотя роль Оливера досталась мне, это не значит, что он не заметил, что актер из меня никудышный.

— Слушай сюда, Мильтон, — прорычал он своим громоподобным голосом, — я хотел лично поздравить тебя с большой удачей. Подумать только, после твоего жалкого выступления на первом прослушивании я даже не собирался пускать тебя в хор. Это та чертовка, жена вашего заведующего, упросила тебя оставить. И, будь я проклят, она оказалась права!

Я поблагодарил Викинга за то, что он дал мне шанс, но он прервал мои излияния словами:

— Теперь послушай, Мильтон, нам надо что-то сделать с твоим видом. Тебе нравятся белокурые кудряшки? — Я что-то промямлил, и он продолжал: — Хорошо. Итак, во-первых, ни в коем случае не стригись. Тебе и хору разрешили отрастить волосы. Поэтому, если решишь постричься, не мелочись и отрезай сразу голову! — Я заверил его, что не собираюсь стричься, и он приказал начинать учить роль сразу же, как только я вернусь в школу на следующей неделе. И повесил трубку.

Я тоже опустил трубку дрожащими руками. Светлые кудряшки, тысячный зал. От правды не убежишь, дорогой дневник — всего через несколько месяцев я стану звездой! Целый час разглядывал свое лицо в зеркале ванной. К сожалению, круглое лицо и нос пуговкой — не лучшие характеристики для покорителя женских сердец, но, может, светлые волосы сумеют сделать меня похожим на Патрика Суэйзи?

12 апреля, среда

Решил подготовиться к славе, задав самому себе двадцать вопросов — все, что мир хочет узнать обо мне.

15 апреля, суббота

Как вы, наверное, уже поняли по серьезным пробелам в дневнике, мои каникулы оказались не такими уж насыщенными, как я рассчитывал. Русалочка уехала в походный лагерь для девочек. Папа на работе, а мама вечно бегает по делам. Старым друзьям из начальной школы я решил не звонить (мы так слезно прощались и жали друг другу руки, а с тех пор ни от одного из них ни слуху, ни духу).

Чем тратить время зря, последние дни я репетировал песни из «Оливера» и читал «Властелина колец». Я уже дошел до третьей книги — их всего три, — которая называется «Возвращение короля». Папаша прав — это потрясная книга, настолько клевая, что нельзя объяснить на словах. По системе оценки книг имени Мильтона (которая, не сомневаюсь, скоро станет знаменитой) этой книге досталось бы пять звезд.

Только что подумал о том, что в понедельник вечером в школу, — и, как ни удивительно, не могу дождаться этого момента. Мне так хочется поскорее начать репетировать и узнать, чем занимались остальные на каникулах, что я начал мечтать, чтобы выходные пролетели как можно быстрее. К тому же после трех недель в компании моей шизанутой семейки я уже начал сомневаться, все ли в порядке с головой у меня самого.

16 апреля, воскресенье

Папа отвез меня на поле регби-клуба «Крестоносцы», чтобы подготовить к грядущему сезону. По пути (мы ехали на нашем «рено-универсале», только что вернувшемся из ремонта) он давал мне всякие полезные советы, типа «целься ниже пояса» и «чем выше человек, тем ниже ему падать». Когда мы приехали, он достал видавший виды мяч, весь в кожаных ошметках. Он приказал мне встать на той стороне поля, подкинул мяч в воздух, замахнулся левой ногой и упал на траву. Когда я подбежал, он корчился на траве, сжимая свое левое бедро и крича от боли. Я побежал в раздевалку, позвонил маме, и примерно через полчаса та приехала вместе с Мардж на ее машине. Втроем мы погрузили папу в «универсал», и мама отвезла нас домой. Весь день она прикладывала ледяные компрессы к папиной поврежденной ноге. Он несколько часов стонал, как ему больно, потом прикончил наконец полбутылки «Джонни Уокера» и уснул.

17 апреля, понедельник

Врач-физиотерапевт сказал, что у папы разрыв сухожилия, и прописал неделю держать ногу в приподнятом положении. Папа в восторге — теперь у него появился повод прогулять работу.

Русалка с Мардж заезжали попрощаться. Мы несколько часов проболтали в моей комнате, пока я собирал вещи. Потом целовались, пока у нас не разболелись языки (столько практики, скоро я стану настоящим асом). Потом Русалка заплакала и сказала, что не хочет, чтобы я уезжал в школу. Она выглядела такой печальной, что я сам чуть не разревелся. Мне вдруг отчаянно захотелось остаться с ней. Мертвый груз на душе показался тяжелее обычного, и я вдруг разнервничался и понял, что уже ни в чем не уверен. Как только Русалка уехала, я собрал оставшиеся вещи, принял душ и надел школьную форму. Готов... или нет?

По дороге к автобусной остановке мама завезла меня к Вомбат. (Папа сказал, что у него нога болит и с нами он не поедет.) Мы вошли, и бабуля захлопала в ладоши и сказала, что я очень хорошенький. Она спросила, есть ли у меня подружка, и мама выложила все про Русалку. Вомбат печально покачала головой и предупредила, чтобы я не заводил семью слишком рано и «погулял сперва в свое удовольствие». Видимо, бабуля забыла, что у меня еще яички не опустились.

Затем Вомбат полушепотом сообщила, что в банке с ее счетов крадут деньги. Она собирает доказательства и, когда найдет достаточно, проинформирует об этом Министерство финансов. Услышав это, мама резко встала и сказала, что нам пора.

На автобусной остановке в Вествилле мама заплакала, но, к счастью, не сделала ничего более позорного (не махала автобусу ручкой и не бежала за ним вдоль дороги).

В автобусе было скучно до зевоты. Жиртреста не было, а с другими мальчиками я был почти незнаком. Некоторые первокурсники выглядели совсем несчастными, а один даже разревелся, когда автобус тронулся. В качестве наказания мы заставили его спеть все пять куплетов школьного гимна, сопровождаемые нашим хохотом и воплями. Один из старшеклассников сказал, что ему понравилась сестра того бедного мальчика, и спросил, не хочет ли она поразвлечься. Мальчик снова разревелся, и на этот раз ему приказали спеть национальный гимн, спустив штаны. Я сел пониже, опасаясь, что, как следующий по меньшинству, буду самой подходящей жертвой после мальчишки. К счастью, старшеклассникам надоело, и они прогнали сопливого мальца. Бедолага вернулся на свое место и в утешение вгрызся в довольно аппетитный бутерброд, идеально упакованный его мамой в целлофан.

На выходе из автобуса мне в лицо ударил холодный и колючий равнинный ветер.За каникулы почти все листья с деревьев обсыпались. Пройдя через арку, я оказался во дворе лицом к лицу с Зассанцем Питом — тот, как всегда, ссал на золотых рыбок в пруду. Есть вещи, которые никогда не меняются.

У входа в корпус стоял Червяк и пил чай с самодовольным видом. Поздоровавшись со мной, он приказал мне разобрать его чемоданы и сумки. Вдруг раздались пронзительный вопль и визг: Джулиан пронесся мимо в одних трусах, а за ним Берт с мухобойкой.

Автобус из Йоханнесбурга опаздывал, поэтому большинства наших еще не было — только Берн и Жиртрест. Жиртрест уминал бутерброды из коробки, а Берн пытался разобрать свои вещи, но расшалившийся Роджер то и дело запрыгивал к нему в чемодан, яростно атакуя носки.

21.30. Отбой. Все наши наконец собрались — словно никогда и не уезжали.

Отчет о каникулах Безумной восьмерки:

18 апреля, вторник

06.15. Услышав сирену, вылетел из кровати, как реактивный снаряд. По спальне пронесся хоровой стон. Ступая по холодному мокрому полу в душ, окончательно убедился в том, что каникулам конец и началась реальная жизнь. Уже в 06.40 сидел на африкаанс. Не понимаю, что на меня нашло, когда в каникулы вдруг захотелось вернуться в школу — не иначе как нездоровая обстановка в семье Мильтонов повредила мой разум!

В этом семестре у нас новый предмет — религиозное образование с преподобным Бишопом. По идее, на этом уроке мы должны говорить о христианстве, но оказалось, можно говорить о чем угодно. Рэмбо целый час измывался над преподобным, который думал, что тот говорит серьезно. Он спросил его, разрешает ли Бог людям заниматься оральным сексом. Преподобный ответил, что ничего страшного, если все происходит в рамках крепких отношений и по любви.Затем Гоблин спросил, нормально ли, если женщина сидит на полицейской дубинке. Преподобный не понял вопрос и ответил, что у каждой женщины есть право защищать себя. К тому моменту весь класс уже катался по полу. Ларри Рэдфорд из корпуса Блейк так усердно сдерживался, чтобы не засмеяться, что с ним случился приступ кашля и ему пришлось выйти. Перед окончанием урока преподобный попросил Жиртреста произнести молитву.

11.00. Объявление на доске:

Всем участникам пьесы «Оливер» просьба собраться в театре в 16.30.

12.00. На сдвоенном уроке английского Папаша выглядел в точности как мой папа в пасхальное воскресенье: небритый, в мятой одежде и с налитыми кровью глазами. Он был рассеян и все два урока мямлил какую-то околесицу. Ни разу не пошутил и ни разу не пригрозил никому ужасной смертью. После урока я подошел поздороваться. А он только сказал: «Привет, Мильтон, как каникулы?» — и рассеянно уставился в окно. Я понял, что мой ответ его не интересует, извинился и разочарованно вышел из класса.

16.30. Около пятидесяти учеников собрались в театре на встречу с Викингом. (Актеров-учителей не было.) В театре — большая черная сцена с выступом в зрительный зал примерно на пятьсот мест и балкон, нависающий над залом, как в Колизее. Уже сейчас воздух был словно наэлектризован. Я заметил, что многие мальчики смотрят на меня, перешептываются и показывают пальцем: «Телезвезда» Смит отвел взгляд, когда я ему улыбнулся. Винтер просто таращил свои грустные глаза, как обычно.

— Ну что, неудачники, готовьтесь к тому, что я буду держать вас на короткой привязи. Покороче карликова... — Я оглянулся вокруг. Неужели Викинг правда сказал то, что я только что услышал, или мне одному показалось? — В следующие пять месяцев эта пьеса должна стать единственным, что существует в вашей жизни. Это не тупая любительская школьная постановка; с такой пьесой не стыдно будет выступить на любой профессиональной сцене мира! Я требую от вас выносливости, дисциплины и, самое главное, творческого духа!

Викинг вызвал Ллойда Кресвелла (которому досталась роль Ловкого Плута) и меня и представил нас остальной труппе.

— Вот наши звезды. Помогайте им, как можете, потому что, клянусь Богом, помощь им пригодится!

Я заметил среди участников труппы Джеффа Лоусона — он улыбнулся мне и показал поднятый вверх большой палец. Я был рад видеть хоть одно дружелюбное лицо.

Викинг раздал нам сценарий и ноты, несмотря на то что большинство участников не владели нотной грамотой.Затем он раздал расписание репетиций. Труппа состоит из трех хоров, группы мальчиков из работного дома (это самые маленькие и маленького роста — вроде меня), шайки Феджина (мальчики среднего роста) и хора лондонцев (в основном состоящего из третьекурсников и выпускников). Каждая группа будет репетировать дважды в неделю. А я должен присутствовать почти на всех репетициях. Впрочем, меня это устраивает. Репетиции будут проходить по вечерам, с понедельника по пятницу в восемь, а в воскресенье — длиться целый день. Укушенный должен будет дать мне особое разрешение, и мне не надо будет посещать самостоятельные занятия после половины восьмого и уходить из школы в «свободное время» в воскресенье. Начало завтра вечером!

Когда мы вернулись в спальню к отбою, то обнаружили, что кто-то вынес через окно все наши матрасы и разложил их на крыше ризницы. Шел дождь, и все они промокли. Пи-Джей Лутули пришел в бешенство и немедленно вызвал Щуку и Девриса, который стали отрицать свою причастность к злой шутке. Укушенному пришлось открыть прачечную, и мы в пижамах зашагали за новыми матрасами. Лутули поклялся умертвить шутника медленной болезненной смертью.

Среди ночи нас разбудил Щука и спросил, не описались ли мы во сне. Рэмбо кинул в него ботинком, который попал прямо в голову. Щука завизжал и исчез, а мы проводили его радостными криками — 1:1 в нашу пользу.

19 апреля, среда

Спустя несколько недель ожидания наконец наступил великий день — наша первая репетиция в музыкальном классе. Я так нервничал, что мои руки и голос дрожали, как стая сусликов. К счастью, сегодня мне не надо было петь соло — мы репетировали длинное вступление («Еда, чудесная еда») и песню «Оливер» с хором мальчиков из работного дома. Винтер со Смитом были в хоре и нарочно игнорировали меня. Мисс Робертс и мистер Стурджин (дирижер) разобрали с нами партитуру по шагам. Мистер Стурджин совершенно лыс и как две капли воды похож на детектива Коджака (собственно, так его и прозвали). Он махал палочкой, грозясь выколоть нам глаза, и кричал, что мы поем слишком медленно (или быстро). Винтер расплакался без причины, и Викингу пришлось вывести его из класса и успокоить. После репетиции Викинг похлопал меня по спине и сказал:

— Слышал, завтра у тебя праздник, Мильтон. С днем рождения и... хмм... удачи.

Возвращался в корпус, глядя на звезды. Из-за всей этой суматохи с репетициями и началом нового семестра я совершенно забыл про свой день рождения.Завтра меня наверняка подвергнут страшной пытке. (Надеюсь, хоть не купанию в сортире.) Наконец я решил, что будь что будет, и спокойно зашагал в спальню, где было тихо и все уже уснули.

20 апреля, четверг

С днем рождения, Малёк! Сегодня мне исполнилось четырнадцать. (Я родился в один день с Адольфом Гитлером.)

Позвонили родители и Русалка, а Вомбат прислала открытку, написанную маминым почерком. Кроме этого, никто больше и не заикнулся насчет дня рождения. Даже не подмигнул, не посмотрел подозрительно — ничего. Возможно ли, что случилось невообразимое и о моем дне рождения забыли? (К сожалению, это очень сомнительно, так как каждому ученику в школе выдают список, где указаны точный возраст и дата рождения всех его однокашников.)

После обеда Папаша вызвал игроков нашей команды по крикету в свой кабинет. Оказалось, нас пригласили на фестиваль по крикету в Кейптаун на июльские каникулы. Папаша спросил, кто из нас захочет поехать. В воздух тут же взметнулись одиннадцать рук. Папаша провел рукой по седеющей щетине на подбородке и впервые с начала семестра улыбнулся. «Почему-то меня это не удивляет», — сказал он и приказал нам идти взмахом трости. Все ребята из команды собрались на улице и принялись взволнованно обсуждать предстоящую поездку в Кейптаун. Вот это подарок на день рождения! Наконец я пошел встать в очередь на обед, но тут меня окликнул Папаша:

— С днем рождения, Мильтон.

Он вручил мне подарок (кое-как завернутый в рождественскую бумагу) и зашагал к учительской. Я сунул сверток под рубашку и помчался в спальню, где спрятал его в самой глубине шкафчика. Только идиот оставит столь красноречивую улику на полном виду у Безумной восьмерки!

20.00. В сегодняшней репетиции участвуем только Ллойд Кресвелл и я. (Он зовет меня Оли, а я его — Плутом.) Работали над сольными партиями, а лысый Коджак снова размахивал дирижерской палочкой, грозя нас покалечить. Викинг лишь наблюдал, время от времени делал замечания или просил нас что-нибудь изменить. Мисс Робертс играла на пианино, никак не реагируя на вопли бесноватого Коджака, разве что чихнула пару раз и высморкалась в платок.

В середине репетиции вошел Криспо. Он выглядел совсем дряхлым и больным и держался за Глорию. Та усадила его в кресло у пианино. Он склонил голову набок и приставил руку к уху, чтобы лучше нас слышать. Я спел пару сольных партий и не мог не заметить, что старый одуван слегка покачивается в такт музыке и улыбается, а по его лицу текут слезы. Когда я допел, он с трудом поднялся на ноги, помахал мне и показал победоносный знак, после чего Глория вывела его из комнаты. Мне хотелось побежать за ним и проверить, все ли с ним в порядке, но Викинг приказал нам снова спеть «Теперь это твой дом».

Обратно шли вместе с Плутом, восторженно обсуждая пьесу и то, что нам достались главные роли. Наконец Плут попрощался со мной и пошел по тропинке, идущей к его корпусу — вдоль входа в часовню и через автостоянку. Я же решил немного потянуть время перед возвращением в спальню, надеясь, что к моему приходу Безумная восьмерка уже уснет, и пошел по той же тропинке, но вместо того, чтобы продолжить путь к автостоянке, зашел в часовню.

На алтаре горели три свечи, и в помещении было тепло и уютно — в отличие от того вечера в прошлой четверти, когда мы устроили ночное купание. Я сел в заднем ряду и стал внимательно прислушиваться к подозрительным звукам (возможно, потусторонним). Но, не считая грохота старого товарняка до Йоханнесбурга, проходящего ровно в 23.00, все было тихо. Я думал о пьесе, о Русалке, о том, как выиграл грант, и о поездке на фестиваль. О том, что мне исполнилось четырнадцать, и о старом мистере Криспо, который улыбался и плакал... А потом я сделал странную вещь. Я сказал «спасибо», и это получилось как-то само собой. Мой голос разнесся по пустой часовне, прозвучав на удивление громко и полнозвучно — он был совсем не похож на голос Малька. Может, это знак Божий и мои дни в качестве Малька сочтены?

К сожалению, потом я вспомнил о Макартуре, и, точно густой туман, меня окутал страх. Я готов был поклясться, что слышал тихий голос, бормочущий что-то в агонии. То и дело оборачиваясь на массивные дубовые двери, я все ждал, когда же они скрипнут и откроются. (Потом я понял, что призраку вовсе необязательно открывать двери — он может просто пройти сквозь них.) Наконец я до такой степени взвинтил сам себя, что пулей вылетел из дома Божьего, пробежал по бетонной галерее, очутился в корпусе, взбежал по лестнице, промчался через спальню второкурсников и наконец на цыпочках вошел в нашу спальню. Там стояла полная тишина. Я слышал ритмичное дыхание спящих. Желтый свет полной луны падал на мою кровать через окно. Под пристальным взглядом Роджера я снял ботинки и носки, расстегнул пуговицы на рубашке и стянул штаны и трусы. Я потянулся за пижамой под подушку... и вдруг спальня будто взорвалась! Мальчишки были повсюду. Ко мне протянулись руки, ощупывая меня, хватая меня. В дикой панике я бросился в сторону, но вскоре сильные тела, со всех сторон окружившие меня, подавили мое сопротивление. Меня подняли и понесли через другие спальни вниз по лестнице.

Когда мне в глаза ударил резкий свет туалетных ламп, я забарахтался с новой силой. При мысли, что сейчас меня окунут головой в унитаз, в горлу подступила тошнота. (Гоблин потом признался, что то был самый ужасный момент в его жизни.) В душевой было светло, и я увидел, что толпа собралась немаленькая. Там было от пятнадцати до двадцати ребят, включая Щуку, Берта, Джулиана и даже Верна и Геккона.

Но меня не потащили к унитазу. Вместо этого меня бросили на холодный бетонный пол, и лишь тогда я понял, что лежу совершено голым на свету и на меня смотрят несколько десятков зорких и безумных глаз. Ладони инстинктивно потянулись вниз, но чьи-то сильные руки пришпилили их к полу. Надо мной возник Рэмбо, в руках которого была черная щетка для ботинок, и вдруг он начал чистить мои яйца! К нему присоединился кто-то еще и принялся растирать мой хоботок. Я кричал и кричал. Мне зажали рот, но я все равно мычал. Потом появился Щука с щеткой для чистки унитазов, я услышал противный смех и почувствовал новую боль. Я закрыл глаза — видеть это было невыносимо.

Лежа на холодном полу и глядя на прямоугольные флуоресцентные лампы, я вдруг понял, что меня никто больше не держит. Часы в душевой показывали 11.31, 20 апреля 1990 года. Четырнадцать лет назад, почти в эту самую минуту, я родился на свет. Тогда моей маме пришлось терпеть эту боль, ужасный яркий свет, тогда ее держали крепкие руки... Кое-как я встал. В ванной никого не было. Я посмотрел вниз, на свое распухшее хозяйство. Открыл кран и попытался смыть черный крем для обуви, но ничего не вышло. Даже мыло не помогло. В конце концов пришлось воспользоваться чистым концом щетки для туалета, чтобы отскрести грязь. Так я и стоял в костюме новорожденного и скреб свои яйца в последние минуты моего дня рождения.

В последнюю минуту до полуночи я прокрался в спальню. Как и прежде, все спали, кроме Роджера, который смотрел на меня с презрительной жалостью.

По крайней мере, теперь все позади.

21 апреля, пятница

Проснулся с воспаленным красным членом. В некоторых местах содралась кожа (может, это ускорит рост?). В душ не пошел — мысль о том, что Джулиан с Бертом станут разглядывать мои боевые раны, была не слишком приятной.Завтрак, как всегда, прошел в радушной обстановке — Рэмбо в мельчайших подробностях поведал мне, как они планировали вчерашнее нападение. Думаю, он хотел сделать как лучше, но моему уязвленному самолюбию это не помогло.

22.00. Жиртрест зажег свечи. Совершив обычный ритуал, он перешел к делу. Для начала он перечислил все факты, известные о Макартуре, а затем назвал вопросы, которые до сих пор остались без ответов.

Что мы знаем

Мак умер в 1944 году.

Его нашли свисающим с потолка часовни.

Он был разведен, а его единственный сын был на войне.

Он был учителем английского.

Его смерть в школе замяли.

Призрак Мака до сих пор с нами.

Что мы не знаем

Было ли это самоубийство?

Почему дело замяли?

Почему Криспо засомневался?

Почему призрак Мака до сих пор в школе?

Завязалось долгое обсуждение Макартура и его призрака Манго. Старые стены нашей спальни освещало лишь пламя свечей, и обстановочка была та еще. Внезапно в дверях возникла фигура — фигура в белом, застывшая как столб. Я весь покрылся гусиной кожей, кто-то в ужасе застонал, а Геккон захныкал. Фигура медленно двигалась к нам, вытянув перед собой руки. Потом призрак вдруг загоготал, и мы поняли, что Манго — это на самом деле Щука в белой простыне, который ржет над нами. Доведя себя до изнеможения, он наконец снял простыню, помахал нам голым членом и исчез в темноте, издавая дебильное потустороннее мычание. Жиртрест задул свечи, сплюнул и выругался. Мы сообща решили отомстить Антихристу (новое прозвище Щуки). Собрание объявили закрытым.

22 апреля, суббота

14.30. Отбор в команду по регби. Все первокурсники, если у них нет освобождения от врача, должны играть в регби первый год. На поле командует мистер Эндрюс, человек довольно пугающей наружности, с бакенбардами, как у мамонта.

Будучи маленьким и щуплым, да еще и не слишком проворным, я вскоре понял, что регби — не тот вид спорта, в котором мне предстоит сделать себе имя. Однако благодаря моим навыкам обращения с мячом меня сделали полузащитником команды «Г» мальчиков до четырнадцати лет. К счастью, была еще команда «Е» (вот туда попали полные кретины). Рэмбо — потрясный игрок-восьмерка, и вместе с Саймоном (полузащитник) и Бешеным Псом (крыльевой) их выбрали в команду «А».

Картина дня: беднягу Геккона, который не выходил на поле с тех пор, как сломал руку во время печально известного происшествия на матче по тач-регби, поставили на место центрального трехчетвертного. Как только мяч покатился к нему, он принялся убегать от него на полной скорости, разозлив мистера Эндрюса, который обозвал его «позором команды». В конце концов, другие игроки специально подстроили так, чтобы мяч полетел к нему в руки, и тогда Геккон попросту убежал с поля и скрылся в здании павильона, где заперся в женском туалете. Верна послали за мячом, и после долгих уговоров Геккона ему удалось вызволить мяч обратно, чтобы отбор в команду мог продолжаться.

Жиртрест был просто великолепен. В первой схватке он практически одной рукой оттолкнул другого нападающего на десять метров назад. Он был уверен, что его возьмут в команду «А», пока не выяснилось, что он может продержаться на поле не больше трех минут, после чего падает и начинает хрипеть, как выброшенный на берег кит. Толстяку пришлось отправиться в медпункт, где сестра Коллинз поставила ему диагноз «шумы в сердце». Теперь Жиртресту до конца жизни не придется заниматься спортом. (Его мечта сбылась.)

23 апреля, воскресенье

На утренней репетиции Папаша был в ударе. Он кричал, кривлялся и топал по сцене, как буйный больной. Поет он плохо, но это сходит ему с рук, потому что половину строк он хрипло вопит с кокни-акцентом. Стоит прийти на представление, лишь чтобы услышать, как из уст человека, обычно говорящего с крутым оксфордским произношением, вылетает этот говор лондонских низов. Он то и дело выкрикивал: «Мотор!», «Не переиграй Оливера!», «Они пришли посмотреть на меня, а не на твою лысину!» Даже Викинг толком не понимал, что он несет.

К сожалению, Папаша вернулся с обеденного перерыва в совершенно невменяемом состоянии. От него несло перегаром, он вконец обезумел и стал на всех нападать. Когда он споткнулся и упал в оркестровую яму, Викинг оттащил его и отправил домой. Хор Феджина в полном составе таращился на него в смущенном молчании, а он, шатаясь, вышел из театра, по-прежнему бормоча себе под нос что-то на кокни.

На вечернюю репетицию явилась Ева. Она играет Нэнси, проститутку. Когда Викинг заявил, что сделает ее похожей на подзаборную шлюху, все пятнадцать присутствующих мальчиков облизнулись и представили нашу полногрудую учительницу по актерскому мастерству в облегающем комбинезоне с кожаным кнутом (по крайней мере, я представлял ее именно так). Хотя не уверен, были ли в викторианской Англии такие комбинезоны, не говоря уж о кнутах.

С удовольствием пропустил первое «свободное время» в этом семестре.

24 апреля, понедельник

На сегодняшнем уроке английского Папаша снова был в лучшей форме. Он заставил Саймона прочесть «Оду греческой урне» Китса, остервенело отбивая ритм по столу левым башмаком, который он снял. Саймон все время сбивался, а Папаша кричал и лишь сильнее ударял по столу. У окна собрались любопытные зеваки и стали наблюдать за этим цирком. Увидев их, наш чокнутый учитель запустил в них башмаком. Мальчишки разбежались, а Папаша не моргнув глазом стянул второй башмак и продолжил свою безумную барабанную партию, которая прекратилась лишь с пронзительным звонком на перемену.

13.30. Дома у Папаши полный бардак. Раковина до краев завалена грязной посудой, постель неубрана, а пол гостиной покрыт слоем старых газет, грязных носков и пустых винных бутылок.За обедом, состоявшим из бутылки красного и бутербродов с ореховым маслом, Папаша признался, что его жена ушла на каникулах. Почему, он не сказал, а я не стал допытываться.

После обеда мы обсудили последний том «Властелина колец» (я уже дочитал до 891-й страницы и отчаянно пытаюсь оттянуть время до конца как можно дольше). Папаша был очень рад, что мне понравилась книга, я это видел. Мы вместе прочли отрывок про осаду Гондора — Папаша каждого персонажа озвучивал разными голосами. Потом мы поговорили об участниках школьной пьесы, и Папаша заметил, что Еве не помешало бы хорошенько развлечься, чего Укушенный ей обеспечить не может, будучи полным занудой, кому в самую пору служить в похоронном бюро.

К этому времени язык у него уже совсем заплетался, поэтому я вежливо поблагодарил его за обед и вернулся в корпус.

25 апреля, вторник

Сегодня на религиозном образовании темой обсуждения было «Люби соседа своего». Гоблин оживил дискуссию, спросив преподобного, можно ли любить соседа, если он сатанист. Преподобный глубоко задумался, ласково улыбнулся и произнес: «Господь любит всех, Алан (настоящее имя Гоблина). Даже тех, кто от него отвернулся».Затем Рэмбо спросил: «Значит ли это, преподобный, что с соседями можно заниматься сексом?» Преподобный покраснел и ответил: «Не сексом, Роберт (настоящее имя Рэмбо), то есть... хмм... конечно, если ты женат на своей соседке...» Я решил заполнить паузу, вызванную его замешательством. «Но если вы женаты на соседке, преподобный, почему она — то есть ваша жена — живет не с вами?» — спросил я самым своим невинным младенческим голоском. Тут бедолага наконец понял, что его загнали в угол, и, судя по смешкам и хихиканью, все остальные в классе тоже это поняли. «Не знаю, Джон (мое настоящее имя), — ответил он. — Кажется, мы отклонились от темы...»

Потом стало еще хуже. Гоблин спросил, правда ли, что, если заняться сексом с сатанистами, у тебя член отвалится. Преподобный ответил, что не знает. Тогда Рэмбо спросил, занимался ли преподобный когда-либо сексом с двумя лесбиянками. Преподобный в отчаянии взглянул на часы и, воскликнув: «О боже, вы только посмотрите на время!», отпустил нас на пятнадцать минут раньше.

14.30. Первая тренировка по регби с тренером мистером Лилли (наш учитель рисования). Одетый в длинные штаны, белые носки и теннисные туфли, мистер Лилли, несомненно, отличается от других тренеров, которые ходят в тяжелых башмаках, пронзительно дуют в свисток и рявкают, как псы, отдавая приказы. Мистер Лилли — пацифист, одержимый тем, как бы мы не покалечились. Он не использует свисток и дает сигнал об окончании игры, хлопнув в ладоши. (По его мнению, свистки символизируют давление власти.) Его стратегия — что все должны веселиться и бережно обращаться друг с другом. Так что пока остальные команды на других площадках надрывали кишки, команда «Г» неспешно пробежалась вокруг поля, после чего попила водички и отдохнула в тени деревьев. Потом мы встали в кружочек и стали бережно кидать друг другу мячик. Лилли сказал, что приемами блокировки мы займемся в четверг. В субботу наш первый матч со школой Линкольна, и Лилли уверен, что мы их порвем. После того как мы целый час топтались на поле, как девчонки, он отпустил нас. По пути домой я видел, как тренируется перед выходными сборная старшеклассников: их игроки казались огромными, стремительными и страшными, как сами черти. Я узнал Грега Андерсона и Берта. Толпа мальчишек наблюдала за их тренировкой с глазами, полными восторга и благоговения.

26 апреля, среда

08.00. Учителя с мрачными лицами собрались в зале; кое-кто шептался, другие смотрели на нас пустыми взглядами. Глок шел позади; его профессорская мантия развевалась, словно под порывами ураганного ветра. Видок у него тоже был недобрый. Взойдя на кафедру, он проверил микрофон, постучав по нему пальцем, и приказал нам садиться.

— Сегодня утром мы поднимем школьный флаг лишь на половину высоты. — Он печально посмотрел на потолок, будто заметил, что крыша протекает. — Сегодня мы оплакиваем кончину прекрасного друга и сотрудника этой школы, человека, который посвятил всю жизнь служению идеалам, которые дороги нам всем. Учитель, друг, хозяин и слуга. Сегодня мы оплакиваем смерть Джона Райли Криспо. Опустим же все головы и произнесем молитву.

Я не молился.

Меньше месяца назад я сидел рядом с Криспо на его веранде, глядя на звезды и слушая его рассказы о войне. Я вспомнил, как он пришел к нам на репетицию на прошлой неделе, каким дряхлым и хрупким он показался мне тогда. Его чудесное старое лицо стояло у меня перед глазами как живое. Как мне было жаль, что я не могу поговорить с ним снова — хотя бы чтоб попрощаться. Но было слишком поздно: Криспо ушел навсегда.

Молитва закончилась, и мы вышли из зала. У большинства был грустный вид, когда они пошли к своим классам. Я шагнул в серый осенний туман, отчаянно глотая слезы.

27 апреля, четверг

Все еще расстроен из-за Криспо. Гоблин сказал, что он умер в кресле на веранде. Домработница Глория принесла ему чай и не смогла добудиться.

Получил письмо от Русалки.

Дорогой Джонни!

Надеюсь, в день рождения все обошлось и с тобой не сделали ничего ужасного. У меня есть для тебя подарок, который ты сможешь забрать, когда приедешь домой на выходные. Как репетиции? Напиши, какие там у вас новости и сплетни.

У меня в школе дела намного лучше, хотя я бы, конечно, предпочла каникулы вместе с тобой! На следующей неделе мы едем в Эмпангени на турнир по баскетболу. (Никогда там не была, но слышала, что делать там особенно нечего.) В воскресенье видела твоего папу в торговом центре. Он переходил вброд фонтан напротив кафе. Вокруг собралась большая толпа, не знаю, зачем он этим занимался, может, спросишь? Самой интересно.

В общем и целом, любовь моя, страшно по тебе скучаю — почему ты так далеко? Приезжай скорее, лучше прямо сейчас.

Люблю,

Я.

P.S. Не слишком удивляйся, если я приеду на один из ваших матчей.

Я позвонил домой. Ответила мама. Она сказала, что понятия не имеет, с чего это папа решил искупаться в фонтане в торговом центре. Я рассказал ей о Криспо, но по тону понял, что она занята и ее это мало интересует. Сказала, что в субботу они с папой приедут посмотреть на мою первую игру в регби.

14.30. Тренировка по регби. Мистер Лилли сказал, что как на полузащитника на меня все надежды в субботу. Никаких приемов блокировки мы не изучали, а вместо этого играли в тач-регби, чтобы не дай бог никто не покалечился перед субботней игрой. Трехчетвертные выполнили пару захватов и перехватов, но остальные игроки лишь топтались на месте, передавая (и при этом все время роняя) мяч.

Перед отбоем Пи-Джей Лутули объявил, что в воскресенье запланировано восхождение на гору Инлазане (что переводится как «материнская грудь»). Гора находится в 28 километрах от школы — мы выйдем в три утра и вернемся уже после темноты. «Поход», очевидно, является не чем иным, как испытанием для новичков. Бедный Жиртрест в панике и намерен первым же делом с утра взять в медпункте справку от врача. Геккон сказал, что пойдет вместе с ним. Готов поспорить, скоро среди первокурсников начнется настоящая эпидемия.

28 апреля, пятница

17.00. Вся школа собралась на трибунах Трафальгара (поле для регби сборной старшеклассников). Регби-идолы сборной во главе с тренером мистером Холлом повторяли сложные приемы, а Лутули (его назначили главой команды болельщиков) размахивал красным флагом. Вечер выдался пасмурный, влажный и туманный. Холмы поглотила тяжелая серая мгла, и лишь едва различимые огоньки мерцали в окнах школьных корпусов. Пронзительно засвистел свисток, и игроки сборной надели свои куртки и подошли к трибунам. Они гордо выстроились перед нами, обнявшись за плечи, и прокричали что-то в унисон. Флаг вдруг опустился, и вся школа ответила им хором. Оглушительное эхо разнеслось по полю, а потом наступила тишина. И отголосок — еще громче, чем сам крик, — прокатился по долине, как ружейный выстрел. Мы все закричали и захлопали в ладоши. Лутули поднял красный флаг, призывая к тишине, и воскликнул:

— Если вы думаете, что этого достаточно, вы ошибаетесь! Это 1990 год, друзья, новое десятилетие — наша команда заслуживает большего!

Снова раздался боевой клич, и на этот раз он был в два раза громче. Понять, что он означает, даже различить слова было невозможно — первая строчка была похожа на «зайчик дал пальчик!». Хотя, конечно, на самом деле там были совсем другие слова — ни одна нормальная кричалка не может начинаться со слова «зайчик».

— Друзья, кто мы такие? — прокричал Роб Гиллсон, капитан команды. Он гордо возвышался перед нами — шесть футов четыре дюйма сплошных мышц. Все заголосили в ответ. Один второкурсник споткнулся и упал с трибуны. Его друзья принялись смеяться над ним, но Гиллсон угрожающим взглядом приказал им заткнуться. — Вот мы снова здесь, на Трафальгаре, готовы к началу сезона, который станет величайшим в истории школьной команды! — Его голос был глубоким и звучным, и вкупе со стальным взглядом он мгновенно взвинтил атмосферу до точки кипения. Вся школа встала, обнявшись и слушая капитана. Дождь зарядил сильнее, но никто этого словно не замечал.

— Мы больше уже не мальчики.Завтра мы будем сражаться как мужчины. И победим, лишь если вы будете на нашей стороне. Говоря «вы», я имею в виду не кого-то из вас и не большинство из вас, но всех вас! (Громкие аплодисменты и топот.) Вы нужны нам! Это вы в минуты борьбы будете вселять в нас силы своими голосами! Так произнесите же снова свой боевой клич!

Мы закричали еще громче — на этот раз эхо было похоже на рев истребителя, пронесшегося над долиной. Адреналин кипел в моих жилах. Хотелось что-нибудь сломать. Мои зубы были стиснуты, левая рука сжимала плечо Бешеного Пса, а правая — Верна. Малёк был готов порвать всех!

Ребята из сборной старшеклассников потихоньку разошлись и зашагали к школе. Нападающий Оливер Браун вернулся на поле потренировать удар. Болельщики с трибун, разгоряченные своими кричалками и полуобмороженные на ужасном холоде, принялись гоняться друг за другом. Бешеный Пес напал на Верна и Геккона, которые смотрели, как Браун забивает голы.Затем Рэмбо повалил на землю Бешеного Пса. Тот погнался за ним, но Саймон поставил ему подножку. Вскоре и Саймона повалили. Мальчишки бегали, кричали, смеялись и пытались надавать друг другу тумаков. Никогда еще дух школьного единства не был так силен.

29 апреля, суббота

За завтраком Пи-Джей Лутули отвел меня в сторонку и сказал, что Глокеншпиль немедленно вызывает меня в свой кабинет. Сперва я подумал, что это шутка, но одного взгляда на лицо Лутули было достаточно, чтобы понять, что это не так. С бешено бьющимся сердцем, весь в холодном поту, я зашагал через двор к кабинету директора, проигрывая в голове события последних нескольких дней. Не иначе как у меня большие неприятности, а то меня бы не вызвали. Секретарша Глока проводила меня в его кабинет и, видимо заметив мой ужас, погладила меня по плечу, прежде чем закрыть дверь.

— Садитесь, Мильтон. — Глок удобно расселся в кожаном кресле, расстелив перед собой газету. Он жестом пригласил меня сесть на стул по другую сторону стола. — Только подумайте, этот идиот считает, что сегодня мы проиграем школе Линкольна! Прошли те дни, когда местными газетами заведовали наши бывшие выпускники. — Он вздохнул, сложил газету и прямо посмотрел на меня: — Не надо так бояться, мальчик мой. Ты же не сделал ничего плохого, не так ли?

Я покачал головой и что-то пропищал в ответ.

— Вот и хорошо. Я вызвал тебя потому, что ты, видимо, произвел немалое впечатление на моего дорогого друга Джонни Криспо. В завещании он попросил тебя спеть куплет из его любимого псалма, «Иерусалим», на своих похоронах.Завтра утром после службы мисс Робертс с тобой порепетирует. Похороны во вторник. Спасибо, Мильтон. Можешь идти.

Когда я вернулся за стол, члены Безумной восьмерки по-прежнему гадали, с какой стати меня вызвали к Глоку. Гоблин уже принимал ставки: Рэмбо поставил один ранд на то, что меня выпорют (десять к одному), Саймон — два бакса на то, что я докладываю на Щуку за издевательства над нами (двадцать к одному). Узнав, что меня попросили спеть на похоронах Криспо, они были просто поражены. Прикарманив выигрыш, Гоблин признался, что если бы кто и предположил такое, это была бы ставка сто к одному. (Выходит, по его мнению, я в пять раз больше похож на стукача, чем на исполнителя церковных псалмов!) Жиртрест повинился, что съел мой омлет с беконом, пока меня не было, — подумал, что после встречи с Глоком я завтракать уже не захочу. По правде говоря, при мысли о том, что придется петь соло на похоронах Криспо, у меня действительно пропал аппетит.

11.00. Мой первый матч по регби. К перерыву между таймами счет составил 52 очка в пользу школы Линкольна (мы набрали ноль). Мистер Лилли со всех сил старался приободрить нас перед вторым таймом, однако решение нашего тренера игнорировать боевые приемы обернулось нам боком. Кроме того, игроки нашей команды не привыкли к громким свисткам и иногда от неожиданности роняли мяч. Судья был милосерден и объявил конец матча, когда школа Линкольна набрала за сто очков. Мне так и не представилось возможности забить гол, и я понуро уплелся с поля, радуясь, что родители не приехали и видели этого позора. Лилли собрал нас под деревом и сказал, что гордится тем, как мы вели себя под давлением — мол, мы проиграли с великим достоинством. Он был в восторге оттого, что никто не пострадал (что было неизбежно: ведь мы даже не пытались нападать на игроков команды противника или отталкивать их, когда те нападали на нас).

Вот матч сборной старшеклассников — это было совсем другое дело. Под оглушительные звуки кричалки капитан Гиллсон вывел на поле команду в великолепной красно-белой форме. Атмосфера накалилась, и мы докричались до хрипоты, а наши ребята сразу вышли вперед. Роб Андерсон забил гол, бросившись наперехват противнику, а Оливер Браун за весь матч не пропустил ни одного мяча. Финальный счет — 28:3 в нашу пользу. Единственный идиотский момент был, когда Берт вырвался из кучи-малы, пролетел над линией и подбросил мяч в воздух, радуясь своей победе, лишь чтобы позднее понять, что приземлился в 22-метровой зоне, а не в зачетном поле. С Лутули случился приступ хохота минут на пять, не меньше, и на это время кричалки пришлось прекратить. После матча вся школа гудела ульем — все разговоры были о том, что, возможно, в этом сезоне мы выйдем победителями и порвем даже великую команду Кингз-колледжа.

Еще хорошая новость: Деврис, который играет центральным в шестой сборной, сломал руку и теперь ходит в гипсе и повязке.

30 апреля, воскресенье

Как и обещал, Лутули поднял нас в три утра для восхождения на печально известный пик Инлазане. Мои ноги были как гири, а зубы стучали, когда я выползал из своей теплой кровати. Роджер недовольно замяукал, увидев, что Верн уходит. Каждому дали маленький пакетик с припасами — сок, булочка, яблоко и шоколадка. В кромешной темноте мы вышли за Лутули, который шагал впереди. Мы видели лишь его белую кепку в темноте. Наш староста корпуса шел очень быстро, и Верну, Геккону и мне приходилось почти бежать, чтобы поспевать за ним. Жиртресту повезло: из-за шумов в сердце ему разрешили остаться в школе.

Мы пересекли долину и взобрались на холм, у подножия которого стояла школа. К сожалению, дорога все время шла в горку. К рассвету мы добрались до хребта под названием Семь сестер (вскоре переименованных в Семь стерв). Семь сестер были явно созданы Богом, чтобы мучить гуляющих. Стоило забраться на одну, как перед тобой тут же вырастала другая. И так продолжалось — семь гор, каждая выше другой. Могу представить, что чувствовал бедняга Фродо Бэггинс, отправляясь в Мордор во «Властелине колец», хотя сомневаюсь, что Роковые горы были так же непроходимы, как эти!

Вскоре потеплело, а потом стало жарко. Припасы закончились, а источника пресной воды нигде не было и в помине. То, что мы умрем от жажды, казалось, не волновало Лутули, который продолжал идти стремительным шагом, не замедляясь ни в гору, ни с горы. Гоблин отстал, запутавшись в заборе из колючей проволоки, а на Геккона, сошедшего с тропы по нужде, напал взбешенный бык с огромным членом и бросил его в терновый куст.

11.30. Лутули заставил нас обойти гору, и мы начали последний подъем. Мы ковыляли за ним, хватаясь за камни и траву, чтобы перебраться через рвы и ущелья. В конце концов мы дошли до вершины, и перед нами открылась самая потрясающая панорама из всех, что я видел в жизни. Слева были заснеженные пики Драконовых гор. Справа — гигантская дамба Мидмар, разлившаяся и похожая на огромную ладонь. Повсюду были зеленые поля, животные жевали травку, а сквозь рощи почти голых платанов проглядывали красивые старые фермерские дома. На вершине дул прохладный ветерок. Лутули дал нам на отдых полчаса. Я воспользовался возможностью посидеть и полюбоваться видом и все это время смотрел на Драконовы горы (которые на зулусском называются «барьером копий»). Я думал о путешествии Фродо в Мордор, о пьесе, моем дне рождения, Русалке, Криспо и Папаше. Я думал о тысячах людей, которые взобрались на эту гору до меня, сидели на том самом месте, где я сейчас, и думали, возможно, о том же самом. Мне вдруг захотелось, чтобы рядом была Русалка и мы бы сидели, разговаривали и слушали, дышали и целовались.

Бешеный Пес нашел сигнальный огонь и приказал нам помочиться на него, чтобы ощутить дух единства. Якобы таким образом мы оставим свой след и положим начало новой традиции. Мы окружили бедный маяк и оторвались по полной. (Кроме Верна, который вдруг страшно застеснялся.)

Возвращение домой было долгим и мучительным. Наши ноги устали, кожа обгорела, началось обезвоживание. Надеясь найти воду, Лутули повел нас другой дорогой. В конце концов мы попили из довольно вонючего пруда и пошли дальше навстречу заходящему солнцу. Саймон неудачно упал и подвернул ногу, и большую часть пути ему пришлось хромать. Встревожившись, что полузащитник его команды получил серьезную травму, Рэмбо помогал ему на спусках.

Наконец, в 20.45 мы ввалились в школу, умирая от голода и совершенно без сил. Лутули разрешил нам сделать бутерброды в комнате старост. Поев и приняв душ, Безумная семерка рухнула на кровати и вслед за Жиртрестом отправилась в страну снов.

Последнее, что пришло мне в голову перед сном: я забыл порепетировать перед похоронами Криспо. (И в часовню забыл сходить.) Решил все возможные претензии свалить на Лутули.

1 мая, понедельник

Проснулся и вместе со своими хромающими приятелями пошел в душ. Берту пришлось нести Геккона вниз по лестнице, потому что тот все время падал и плакал. Лодыжка Саймона сильно опухла.

Половину урока английского Папаша жаловался на то, что у всего мира 1 мая выходной — День труда, — а у нас нет. Он сказал, что будь мы настоящими мужчинами, организовали бы бунт и закрыли школу. Гоблин встал и заметил, что каникулы у нас на неделю больше, и это компенсирует потерянные праздники. На что Папаша обозвал его «тэтчеровским прихвостнем», а нас — кучкой жалких и бесхребетных рабов системы и выкинул в окно словарь. Лучше не буду рассказывать папе о требовании Папаши сделать День труда выходным, иначе еще обзовет его поганым коммунистом!

20.00. На репетиции Коджак побил собственный рекорд по аномальному поведению — размахивал палочкой, точно рыцарским копьем. Большую часть репетиции он орал и колотил палочкой по пюпитру для нот. Чем враждебнее становился его настрой, тем хуже я пел. Наконец Викинг объявил репетицию оконченной, так как заметил, что у дирижера пошла пена изо рта и его вот-вот хватит новый инфаркт. (В прошлый раз это случилось два года назад во время репетиции «Пиратов из Пензанса».)

После репетиции мисс Робертс задержала меня, и мы разучили «Иерусалим», псалом для похорон Криспо. Я буду петь первый куплет. Второй споет хор, а последние три — все собравшиеся. По правде говоря, при мысли, что мне придется петь над телом покойника, мне становится нехорошо. (Надо спросить у Геккона, бывают ли таблетки, предотвращающие рвоту.)

2 мая вторник

11.00. Похороны Криспо. Услышав звон колокола, вся школа сорвалась и с удовольствием покинула классы, набившись в церковь. Служба прошла в очень печальной обстановке, преподобный Бишоп был на удивление сдержан, а его речь о преданности, любви и уважении Криспо к школе, как никогда прежде, осмысленной. Я спел лучше, чем ожидал, хотя мне по-прежнему казалось, будто мой голос принадлежит кому-то другому. (Интересно, связано ли это как-то с Макартуром?)

Гроб Криспо несли бывшие выпускники в армейской форме. Я сидел перед хоровыми подмостками всего в десяти футах от гроба и на всем протяжении службы пытался представить, как выглядит тело покойника. Вывалился ли у него язык? Открыты ли глаза? Что на нем надето? Выражает ли лицо страх и предсмертные муки? Может, гроб вообще пустой?

Глория сидела в первом ряду с белой лилией в руке. Она все время плакала, а когда гроб проносили мимо, положила на него цветок.

Один из бывших выпускников споткнулся, когда гроб выносили из часовни. На мгновение показалось, что он сейчас упадет, но Глок бросился вперед и поддержал накренившийся угол, избежав тем самым неминуемой катастрофы. На змеином лице Щуки промелькнула коварная улыбка. (Было ли это совпадением, что он сидел у прохода, когда носильщик споткнулся? Сомневаюсь.)

Последний урок сегодня — религиозное образование с преподобным Бишопом. После похорон он был как будто под кайфом. Вскоре началось бурное обсуждение темы смерти. Гоблин спросил преподобного, попал ли Криспо в рай. Преподобный расчувствовался и ответил, что уверен в том, что старик сейчас танцует с ангелами. Рэмбо возразил, что Криспо наверняка попал в ад, так как пытался поджарить Гоблину яйца на истории. Жиртрест откашлялся и спросил: «А как же привидения и духи?» Преподобный улыбнулся и ответил:

— Я верю только в один дух — Святой Дух.

— А как же Манго? — спросил Рэмбо и рассказал остальным о Макартуре, повесившемся в часовне.

Преподобный Бишоп ответил, что вся эта история — россказни и не стоит и выеденного яйца. Жиртрест отреагировал мгновенно.

— Вы так думаете, потому что все улики уничтожили, — сказал он.

Затем Бешеный Пес присоединился к дискуссии и воскликнул:

— Макартура убили, и Криспо — единственный, кто знал правду. А теперь и его убили!

Трудно было понять, шутит Бешеный Пес или нет. Капеллан громко рассмеялся, но Рэмбо прервал его словами:

— Вы только посмотрите на некоторых здешних учителей, да они свою бабушку прикончить готовы!

Тут прозвенел звонок, и преподобный не сумел скрыть своего облегчения.

14.30. Тренировка по регби. Лилли собрал нас под деревом для серьезного воодушевляющего разговора. Он сказал, что мы не должны стыдиться того факта, что единственные проиграли в субботу.Затем добавил, что я пел просто замечательно, и разрыдался. Мы таращились на нашего ревущего тренера, пока тот громко не высморкался и не отправил нас на маленькую пробежку для разогрева мышц. Потом Лилли снова отложил обещанную тренировку силовых приемчиков до четверга и сосредоточился на других вещах, как то бег по полю и передача мяча.

После отбоя Бешеный Пес тщетно пытался убедить нас в том, что Криспо убили, потому что он собирался раскрыть тайну смерти Макартура. Жиртрест назвал их с Гекконом параноиками и сказал, что склонен верить лишь фактам.

Геккон по-прежнему не пришел в себя после подъема на Инлазане. В медпункте ему выдали костыли. Лодыжка Саймона уже лучше, и, к радости Рэмбо, в субботу он намерен играть.

5 мая, среда

Дочитал «Властелин колец» и теперь в полной депрессии. Путешествие Фродо стало частью моей жизни, но теперь все кончено, и мне придется вернуть книгу Папаше и жить дальше. Написал длинное письмо Русалочке, но тоска по дому не прошла, поэтому позвонил родителям и поболтал с папой. Он сказал, что их с Фрэнком исключили из добровольного патруля, предупредив, чтобы не вздумали организовывать собственный. Говорит, что полицейские за ним следят, поэтому он старается не высовываться.

Мама сказала, что тогда в торговом центре папа бросил мелкие монетки в фонтан на счастье, а потом понял, что ему нечем платить за парковку, вот и бродил в воде, высматривая свои два ранда. (Как я рад, что меня там не было. Даже слушая эту историю, сгораю от стыда.)

Важная новость: в субботу в большом зале танцы для младшекурсников (первый и второй курсы). Приедет целый автобус с девочками из школы Святой Катерины, а одного из выпускников назначат диджеем. Спальня гудела, как улей, — Гоблин прочел нам потрясающую лекцию о сексе и о том, как развращать школьниц, принуждая их к бесчинству. Он также предложил систему вознаграждений. Вот она.

Поцелуй (взасос) — 1 ранд

Потискать грудь — 5 рандов

Прикоснуться к святая святых — 10 рандов

Оральный секс — 50 рандов

Просто секс — 100 рандов

Секс, записанный на видеопленку, — 500 рандов

Секс с двумя девчонками — 1000 рандов

Единственная загвоздка в том, что все это должно совершаться в присутствии двоих свидетелей. Для регистрации участникам нужно заплатить Гоблину пять рандов. Чтобы не прослыть слабаком, я заплатил пять рандов и объявил, что в субботу непременно займусь сексом. (Все заржали и сказали, что, если уж Мальку обломится, каждый заплатит мне по миллиону.) Зато если у меня ничего не выйдет, можно сказать, что я храню верность своей девушке.

4 мая, четверг

Новый учитель истории мистер Леннокс умен, как сам дьявол. Весь урок он проговорил с нами об Африканском национальном конгрессе и возникновении апартеида (в программе этого нет). Похоже, нам вовсе не светит изучать историю по программе. У мистера Леннокса рыжие волосы и кустистые брови, и на вид он простоват, но на самом деле остр как бритва и действительно любит историю. Он неприкрыто выразил свою ненависть к апартеиду, сравнив его с нацизмом в Германии. (Надеюсь, папа никогда с ним не познакомится: сто шансов из ста, что дело закончится дракой.) Леннокс сообщил, что организует в школе новое общество, которое будет собираться у него дома каждое второе воскресенье после церковной службы. Общество будет называться «Африканская политика»; ей, собственно, и будут посвящены собрания. После урока я записался в группу, и Леннокс сказал, что первое собрание состоится в это воскресенье вечером. В последнее время все мои мысли были о школьной пьесе, и я совсем забыл о своих планах бороться с системой. Это будет мой первый большой шаг к карьере настоящего борца за свободу!

14.30. Сегодня впервые тренировали боевые приемы. Мне почти удалось свалить Джеффа Лоусона (мы с ним примерно одной комплекции), но если на меня бежал кто-то большего размера, я сразу уворачивался. Кажется, все остальные тоже последовали моему примеру, и в результате наш тучный капитан Гарет Хогг по кличке Свинья набрал тринадцать очков за полчаса. Я, как самый маленький, набрал ноль. (Еще одно доказательство того, что никогда мне не играть за команду «Газелей», разве что случится чудо.) В субботу мы играем со школой «Арлингтон Хай», которую разгромили в прошлом семестре в крикет. У них пока не набирается команда «Г», поэтому если мы и будем играть, то наверняка выиграем.

Рэмбо вернулся в спальню, сильно задержавшись после отбоя. Говорит, что репетировал сцену для урока актерского мастерства вместе с Евой. Гоблин спросил, когда же он ее уже трахнет. Рэмбо фыркнул и назвал его идиотом.

5 мая, пятница

Сегодня репетировали с Глоком. Викинг работал над сценой, в которой Билл Сайкс (психопат, которого играет Глок) похищает Оливера из дома Нэнси (Евы). К счастью, в сценарии есть пометка «Оливер дрожит от страха» — это нетрудно изобразить, когда Глок орет тебе прямо в ухо и тащит за воротник. Викинг сказал, что я сыграл просто превосходно, а потом раскритиковал Глока, приказав ему вести себя пожестче да погрубее! Он подошел к нему поближе и прошептал: «Представь, что это тот мальчишка, что испоганил твою машину». В глазах Глока тут же вспыхнул свирепый огонь, лицо потемнело и угрожающе нахмурилось. Мы снова сыграли сцену, и на этот раз он совсем обезумел — стал дергать меня за волосы и швырнул об стену. Мне хотелось заплакать, и инстинктивно я закусил губу, но потом решил не сдерживаться и начал всхлипывать. После я вытер глаза и улыбнулся, чтобы другие подумали, будто то была всего лишь игра. Викинг выбежал на сцену и прижал свое лицо к моему.

— Мильтон, мой мальчик, если ты проделаешь этот фокус в сентябре, клянусь, в зале не останется ни одной сухой пары глаз, — сказал он и повернулся к Глоку. — Начальник, вы были превосходны. Но опасайтесь — кажется, у нас тут появился второй Брандо!

С этими словами наш безумный режиссер отпустил нас.

Я первым бросился к выходу, но Глок окликнул меня, и мы вместе вышли во двор.

— Хотел похвалить вас за выступление на похоронах Криспо, Мильтон, — проговорил он. — У вас незаурядный голос, юноша, и вы прекрасно справились в такой напряженный момент.Знаете, за пару дней до смерти он рассказал мне, что провел с вами целый вечер и вы очень напомнили ему его самого в юности. Достойная похвала от бывшего старосты школы.

Я не знал, что сказать, — меня переполняли гордость, счастье, но и смущение и стыд (и еще с десяток эмоций). Однако, прежде чем я успел ответить, Глок похлопал меня по спине и ушел к себе.

Вдруг из окна гостиной раздался противный хлюпающий звук, и, подняв голову, я увидел Щуку и Девриса. Не обращая на них внимания, я зашел в корпус. К сожалению, они схватили меня и потащили в туалет.

— Ах ты маленький подлиза, полижи в следующий раз ему жопу! — прошипел Щука, заломив мне руки за спину.

Отчаянно брыкаясь, я ударил Девриса по сломанной руке. Тот завыл от боли, но потом оправился и пнул меня коленом в бедро. Боль прострелила ногу, а потом она онемела. Деврис взял меня за обе ноги, и меня потащили к вонючему унитазу.

— Если хоть волос на голове Милли коснется этого сортира, я вас так отлуплю, что даже ваши фотографии дома на стене будут рыдать! — Щука и Деврис застыли как вкопанные. — Мало того, я сам вас выпорю, а потом еще отдам Укушенному на растерзание. — Я узнал голос своего старосты.

Щука зашипел и грубо уронил меня на пол. Деврис последовал его примеру, и двое моих врагов пулей вылетели из туалета, переругиваясь друг с другом. С трудом поднявшись на ноги, я принялся благодарить благородного Червяка. Он помог мне отряхнуться и приказал заварить ему крепкого чаю. Я снова поблагодарил его и побежал заваривать своему спасителю лучший чай на свете.

На тренировке команды болельщиков воодушевляющий командный дух был нарушен первокурсником по имени Фергюсон, который закричал не в такт. Однако его оплошность не была бы столь катастрофической, если бы в тот самый момент у него не сорвался голос. В результате получилось нечто среднее между плачущей женщиной и страдающим от запора ослом. Даже Лутули нашел инцидент забавным — я заметил, как он улыбнулся, сверкнув белыми зубами. Хотя наши кричалки и песни были оглушительно громкими, завтра нам предстояло сразиться всего лишь со слабаками из школы Арлингтон Хай, поэтому такого воодушевления, как в прошлый раз, не наблюдалось — все пришли больше поржать.

На обратном пути после тренировки меня нагнал Щука и прошипел:

— Ну, Милли, я до тебя еще доберусь. Купание в унитазе — это ничто по сравнению с тем, что тебя ждет. — С этими словами он плюнул мне на свитер, загоготал, как гиена, и убежал к своим приятелям. Если бы меня спросили, кому я желаю внезапной смерти, я бы над ответом долго не раздумывал.

Гоблин, уже заработавший на нас тридцать пять рандов, предложил новую систему поощрений для завтрашнего вечера.

Лифчик для Гоблина — 10 рандов

Трусики для Гоблина — 20 рандов

Трусики-стринги — 40 рандов

Черные стринги — 50 рандов

Гоблин сказал, что можно приносить и другие предметы, которые будут оценены соответственно. Разумеется, ему нет никакого дела до курток, рубашек, носков, заколок и тампонов.

6 мая, суббота

По приезду команды Арлингтона выяснилось, что в ней всего тринадцать человек. (Их форвард просто не пришел, а все правое крыло вчера исключили за попытку угона учительской машины.) Их тренер с мистером Лилли долго обсуждали, нужно ли вообще проводить матч. Наконец решили начать игру, но прекратить ее, если слабость приглашенной команды будет слишком очевидной.

11.00. Наш капитан Свинья вывел нас на поле под громкие приветственные крики моих предков, мистера Лилли и нашего судьи. (Больше матч команды «Г» никого из зрителей не заинтересовал, что неудивительно.) Команда Арлингтона была в ужасе и поняла, что надеяться им не на что. На первой же минуте Свинья взял мяч, прорвался сквозь ряды противника и забил гол в ворота.

Я положил мяч на горку песка и приготовился к удару. Все замерли. Ворота были прямо передо мной. Это был мой момент славы. Промазать было невозможно. Я побежал, имитируя технику Нааса Ботха, перенятую мной в результате долгих лет просмотра телепередач. Подбежав к мячу, как профессионал, я хорошенько вдарил по нему. К сожалению, удар получился низкий, и мяч врезался в перекладину ворот и резко отскочил, попав мне прямо в лицо. Медики и мистер Лилли выбежали на поле с аптечкой первой помощи и утерли мой кровавый нос. Как только меня починили, я вернулся к команде — все наши согнулись пополам от смеха.

Мой неудавшийся гол, должно быть, вселил смелость в сердца противника, потому что не успели мы опомниться, как счет составил 20:4 в их пользу. Мы забили гол лишь перед самым перерывом, когда мой приятель Джефф Лоусон заполучил мяч в результате ожесточенной схватки в углу поля. На этот раз я ударил по мячу с боковой линии поля, совершив в буквальном смысле невозможное.Завершив очередное подражание Наасу Ботха, я как следует вдарил по мячу, и когда поднял глаза, то увидел, что он летит высоко и куда надо. Взвились флаги на трибунах, и я пошел на свое место с осознанием того, что вернул команде хоть каплю достоинства. Папа исполнил свой знаменитый победный танец, а мистер Лилли выбежал на поле и попытался обнять меня, пока я бежал к своей позиции.

К сожалению, это был последний раз, когда наша команда отличилась, и, дорогой дневник, как ни стыдно мне в этом признаться, мы потерпели страшное унижение со стороны команды Арлингтона, состоявшей всего из тринадцати человек. Финальный счет составил 46 к 12! Даже речь мистера Лилли под деревом не смогла нас приободрить. Дальше было хуже: выяснилось, что мы были единственной командой мальчиков моложе четырнадцати, проигравшей два раза подряд. Сборная старшеклассников выиграла с разгромным счетом 72:3.

Я надеялся, что слух о моем идиотском броске не дойдет до нашей спальни. Однако за ужином меня окружили насмешливые лица, иронично подшучивавшие и глумившиеся надо мной. Теперь меня временно зовут не Мальком, а Бумерангом.

20.00. Бешеного Пса не пустили на танцы: когда девочки из школы Святой Катерины вышли из автобуса, он громко залаял.

Сто восемьдесят младшеклассников (первый и второй курс) выстроились слева, где был накрыт стол с закусками. Жиртрест, который, видимо, и не надеялся познакомиться с девочкой, принялся загружать мешок для спортивной формы коктейльными сосисками и сэндвичами с тунцом. Мы говорили громкими и уверенными голосами, в основном обсуждая матч сборной старшеклассников по регби, и одновременно разглядывали девчонок, столпившихся у стола с напитками на противоположной стороне зала.

Включили музыку, а свет приглушили. По танцполу бегали блики от огромного зеркального шара, но если честно, атмосфера была еще более унылой, чем на похоронах Криспо.

В конце концов лед растопили Рэмбо с Саймоном — они подошли к группе девчонок и начали разговор. Вскоре к ним присоединился Гоблин. Саймон выглядел просто шикарно и круто в поношенных джинсах и темной рубашке, девчонки пялились на него, идиотски улыбаясь в надежде, что он обратит на них внимание. Одна из девочек была особенно красива. Она была точной копией Джулии Робертс (только намного моложе и красивее и с золотисто-рыжими волосами). Из девчонок она единственная не хлопала ресницами и не смеялась над пошлыми анекдотами Гоблина. Вдруг я понял, что она меня разглядывает. Самое смешное, что она именно разглядывала меня, как статую или дом (причем отнюдь не самый красивый дом на свете). Я снова с ужасом почувствовал, что сердце бьется учащенно. Наш визуальный контакт был прерван Джеффом Лоусоном, который подошел ко мне спросить, как я себя чувствую после инцидента на поле. Джефф, как и все, выглядел смущенным и замолкал, как только мимо проходила девочка. Он ткнул меня под ребра и сказал:

— Эта рыжая просто класс. Готов отдать руку и ногу, чтобы ее... — Конец фразы я не услышал из-за музыки.

Заиграла песня Queen «Another One Bites the Dust», и наконец народ высыпал на танцпол.Образовался большой круг из мальчишек и девчонок, который затем разбился на кружки поменьше. Верн, Геккон, Жир (он так и танцевал со своим мешком припасов), Джефф и я сдвинулись к краю танцпола и пристроились к группке из семи девочек. Те тут же начали перешептываться и потихоньку отодвинулись от нас. По правде, теперь я понимаю, что наша группа выглядела не лучшим образом. Верн танцевал так, будто у него спазмы, а Геккон и вовсе вел себя так, будто с ним вот-вот случится смертельный приступ.

Время шло медленно, и кошмарные танцы, обернувшиеся полным унижением, тянулись еле-еле, словно коматозная улитка. Саймон с Рэмбо ушли за руку с двумя девочками. Бешеный Пес взобрался по водосточной трубе, залез в окно и присоединился к веселью, но вскоре его вышвырнули — он схватил за задницу толстую девочку и прокричал: «Ну и кто тут самый крутой?»

Поставили песенку «Вечно молодой» группы Alphaville, и все разбились на парочки для медленного танца. Мы с Джеффом вернулись к столу с закусками, который был абсолютно пуст (съели даже зелень, выложенную для украшения). Джефф болтал что-то про регби, а я не мог отвести глаз от Джулии Робертс, которая танцевала с долговязым второкурсником из корпуса Барнс. Джефф показал на нее и сказал:

— Готов поспорить на миллион баксов, что она высокомерная стерва.

Кажется, я согласно кивнул.

После песни красотка шепнула что-то партнеру и вновь присоединилась к группке девочек у пульта диджея. Мне хотелось с ней познакомиться, но подойти было слишком страшно. Наконец музыка кончилась, и девочек повели обратно в автобус. Бешеный Пес нанес последний удар — когда девчонки проходили по двору, он высунулся из нашего окна и завыл по-волчьи. Мы смотрели им вслед, и еще долго у меня перед глазами стоял образ рыжеволосой красотки, исчезающей в арочном проеме. Она так и не обернулась.

Вот список наших достижений за вечер (последний подсчет).

Саймон поцеловался с девчонкой и принес в качестве трофея черный лифчик размера 28А. (Говорит, что это неоспоримое доказательство того, что он тискал ее за грудь.) Гоблин сказал, что 28А — это вообще грудью назвать нельзя, и заплатил лишь половину обещанного (5 рандов).

Рэмбо целовался с двумя сестрами-близнецами, причем ни одна не подозревала о том, что он целовал другую. (Гоблин отказался платить, пока не будет установлено, что это действительно правда. Никто на танцах близнецов не заметил, хотя Рэмбо сказал, что это потому, что они однояйцевые.)

Больше никто ничем не поживился, разве что Жиртрест, вернувшийся с целым мешком снеди. Гоблин заявил, что у него почти получилось поцеловаться с девчонкой, но тут их вызвали в автобус. Бешеного Пса в понедельник вызывают к Укушенному поговорить о его непристойном поведении. Я убедил всех, что у меня была тысяча шансов заработать очки, но я не воспользовался ими, потому что у меня есть девушка. (Имея такую красивую отмазку, грех не соврать.)

Мне приснилась Джулия Робертс (та, что моложе и с рыжими волосами).

7 мая, воскресенье

Во время репетиции сцены в работном доме Смит трижды уронил жестяную тарелку. После третьего раза Викинг схватил ее и ударил его по голове. Смит рухнул, как свинцовый шар, и разревелся. Викинг не выглядел ни капли виноватым. Не обращая внимания на рыдающего Смита, он проорал:

— Еще раз с начала! И если кто-нибудь еще уронит тарелку, не сносить ему головы!

Смит понял, что никому нет дела до его проблем (мне меньше всех), и вернулся в очередь мальчиков из работного дома, стоявших за воображаемой кашей.

20.00. В обществе «Африканская политика» я — единственный первокурсник. Сразу после начала собрания Лутули единогласно избрали председателем. Мистер Леннокс показал нам прошлогоднюю видеозапись с канала Би-би-си, на которой полицейские зверски избивали юных членов Африканского национального конгресса. Посмотрев ролик, мы принялись обсуждать ситуацию в южноафриканской политике. Все говорили жутко умные вещи и рассуждали о «Копьях нации» и Ланкастерском соглашении, о которых я никогда даже не слышал. Линтон Остин, мальчик с веснушками и большими очками из выпускного класса, умнее которого, по слухам, в школе нет, сказал, что источником любых социальных изменений является экономика. Я живо закивал, так как мне показалось, что в данный момент это самое верное решение. (На всех последующих собраниях буду соглашаться с Линтоном Остином и его экономической теорией.) За все собрание я не произнес ни слова, но наслаждался каждой секундой. Леннокс — просто удивительный человек. Он очень редко высказывает свое мнение, но подстегивает дискуссию, играя в «адвоката дьявола» (так он это называет) и задавая провокационные вопросы, вызывающие оживленные споры. Перед уходом он предупредил нас, чтобы в своих действиях мы не руководствовались голыми эмоциями, а сначала тщательно обдумали факты и затем лишь формировали мнение. Несмотря на эти слова, мне было трудно не прийти в ярость от того, что я увидел на видеозаписи, и я помчался в спальню, разгоряченный политическими настроениями и крепким кофе из кофеварки мистера Леннокса.

8 мая, понедельник

Дело приняло серьезный оборот. Пропали еще трое моих трусов. На этот раз я обсудил ситуацию с Верном, и тот признался, что и у него исчезли два предмета нижнего белья. Порасспросив ребят за завтраком, я, можно сказать, разворошил осиное гнездо. Оказалось, что у всех, кроме Жиртреста, пропали трусы, но никто в этом не признавался, боясь опозориться. К сожалению, поскольку тревогу поднял я, было решено, что именно мне придется изложить ситуацию старостам.

12.15. Папаша гордо объявил, что с поездкой нашей команды по крикету в Кейптаун все решилось. К сожалению, каждому игроку придется заплатить две тысячи рандов. Придется звонить домой и просить о невозможном.

Очередной великолепный обед с Папашей. Его настроение потихоньку улучшается, хотя жена так и не вернулась. На этот раз мы умяли целую гору разогретой курицы из «Кентуккийского жареного цыпленка», запивая ее кока-колой. Дома у Папаши пахло лучше и было гораздо чище, чем в прошлый раз. Оказалось, что Глория, которая раньше работала у Криспо, теперь приходит к Папаше трижды в неделю, стирает, убирается, вытирает пыль и прогоняет крыс и прочих мелких животных, рыщущих в поисках пищи. Она по-доброму мне улыбнулась, и я увидел, что она готова заботиться о Папаше так же, как когда-то о Криспо. Она положила перед Папашей на столик аккуратно сложенную газету и очки и включила ему лампу.

Я признался, что безо всяких колебаний готов назвать «Властелина колец» лучшей книгой, которую когда-либо читал, и на глазах моего учителя появились слезы. Он похлопал меня по спине и пробормотал: «Благослови тебя Бог, мой мальчик, благослови тебя Бог». Я отдал ему гигантскую книжку, и вместе мы прочли вслух его любимые отрывки. Хотя Папаша пил колу, он все равно пьянел прямо на глазах. Принялся жаловаться на жену, а потом разрыдался. Лишь когда я пошел закрывать окно, то заметил полупустую бутылку рома на подоконнике (Папаша хитро спрятал ее за тюлевой занавеской).

Убираясь в комнате Червяка и проверяя чернила всех двенадцати ручек в его пенале, я как бы невзначай затронул тему исчезнувших трусов. Червяк пристально посмотрел на меня поверх своих очков для чтения (уверен, он думал, что я над ним прикалываюсь) и задал ряд наводящих вопросов. Я ответил, что в общем и целом в нашей спальне пропало более двадцати четырех предметов нижнего белья. Последовала длинная пауза — мой староста снова внимательно изучал меня поверх очков, — после чего он сказал:

— Обещаю донести дело до соответствующих инстанций. — Затем он снова погрузился в учебник по химии и больше не сказал ни слова. Я испытал огромное облегчение, покончив с этим делом, — теперь от меня больше ничего не зависело.

9 мая, вторник

07.30. Случилось невообразимое. Несмотря на то что ночная температура сейчас не превышает двух градусов по Цельсию и падает с каждым днем, за завтраком Рэмбо объявил, что сегодня Безумная восьмерка совершит очередную ночную вылазку. Выходим сразу после полуночи. По столу разнесся стон. Гоблин покачал головой, Жиртрест с несчастным видом принялся бормотать, Геккон побледнел, а Верн словно обезумел (впрочем, он всегда так выглядит). Кто в здравом уме пойдет купаться ночью зимой?

22.45. Когда в корпусе все стихло, Рэмбо собрал нас у своей кровати. Он объяснил, что хочет совершить налет на кухню (вломиться туда и украсть еду из школьных кладовых). Рэмбо подкупил одного из работников кухни, и тот оставил окно открытым, тем самым обеспечив свободный проход Великим Похитителям Жратвы, то есть нам. Не сомневаюсь, у Рэмбо впереди большое будущее в качестве босса мафии.

Как всегда, Гоблин был первым, кто отрезвил нас сообщением об огромном риске данного предприятия.

— Если нас поймают, нам конец. Нас исключат, если повезет, отстранят от занятий — короче говоря, мы будем в полной... сами знаете где.

Но нам не удалось дослушать предостережение Гоблина, так как Жиртрест запрыгал на месте и закричал:

— Я за! Я за!

— Я тоже, — проговорил Бешеный Пес без тени страха в глазах.

— Итак, нас уже трое, — сказал Рэмбо, обводя взглядом нас всех. — Поскольку Геккон в медпункте, достаточно еще одного голоса — и дело будет решено.

Молчание. Я покачал головой и опустил взгляд. Я чувствовал, как меня сверлят несколько пар глаз, но не готов был согласиться на это безумие и под пыткой. Верн, кажется, готов был расплакаться и нервно вырвал клок волос. Гоблин послал Рэмбо к чертям. Похоже, демократическая система Рэмбо в конце концов обернулась против него самого. Классическая ситуация: Безумная семерка разбилась на два лагеря, и, кажется, в этот раз здравый смысл должен был одержать верх. Но тут Роджер запрыгнул на шкафчик и замяукал, возвещая о своем появлении.

— Вот и отлично — Роджер с нами. Четверо за!

Сначала я подумал, что Рэмбо шутит, но вскоре стало ясно, что он абсолютно серьезен. Роджер тоже получил право голоса. Выбор был сделан. Лишь через несколько секунд я осознал, что полоумный кот, возможно, решил мою судьбу. Верн зашипел на Роджера и зацокал на него языком, но тот лишь урчал и терся о полотенцесушитель. Гоблин был в ярости, что перевес голосов в таком важном вопросе случился благодаря коту. К сожалению, все наши призывы к здравому смыслу были напрасны, и Рэмбо принялся излагать нам свой крайне запутанный план. Начинаю думать, что лучше бы мы искупались при минусовой температуре.

10 мая, среда

Полночь — час, когда вся нечисть выходит. Мои ноги дрожали — да что уж там, я весь дрожал. Я был просто в ужасе и не боюсь в этом признаться. Сидя на шее у Жиртреста и заглядывая в окно кухни, я в который раз понял, почему эта школа похожа на ад. Лично я был сыт этим по горло. Как я буду объяснять родителям, что меня исключили за кражу еды со школьной кухни, хотя от голода я не страдал?

Поскольку я был самым маленьким, меня единогласно назначили первым, кто пролезет в окно. (Несмотря на вчерашнюю речь мистера Леннокса, идея демократии начинает казаться мне сомнительной.) В конце концов меня просто втолкнули через окно, и я шмякнулся о холодный кухонный пол. На ощупь прокравшись к двери, я открыл задвижку и впустил в кухню шестерых сумасшедших и одного кота.

Дальше все прошло гладко. Рэмбо знал, в каких шкафах что лежит, и принялся нагружать спортивную сумку пачками еды. Роджер решил, что вся операция — эта игра, разыгранная нами с целью его позабавить, и принялся изображать охоту, напрыгивая на всё и всех, кто пошевелился. Жиртрест закрыл окно, через три минуты запер дверь, и семеро с котом босиком побежали по заиндевевшему двору.

И снова мое сердце сжалось от страха — я знал, что они будут нас ждать. Кто-нибудь из старост непременно будет лежать в моей кровати и ждать, когда я запрыгну через окно. В корпусе мы прокрались по лестнице и на цыпочках прошли через спальню второкурсников. Кто-то закричал, и я окаменел. Но потом наступила тишина. Парень просто разговаривал во сне. Я провел рукой по кровати — она была еще теплой, но пустой.

Перечень украденных припасов

2 кг сыра чеддер

4 кг темного шоколада

10 кг говядины

10 кг белого риса (сухого)

10 банок тунца

3 буханки хлеба

6 яиц (два кокнулись)

1 лопатка (никто не знает, как она попала в сумку)

Недолго думая, мы принялись набивать животы награбленным добром. Рэмбо попросил нас уничтожить как можно больше улик до утра (в случае, если в спальне устроят обыск). Бешеный Пес зажег газовую горелку и вскоре уже жарил мясо, переворачивая его лопаточкой.

03.00. Лежу в кровати, с трудом удерживая съеденное внутри. Тяжело даже дышать. Один за другим мы легли спать; остался лишь Жиртрест, уминающий бутерброды с сыром, и Роджер, лакомящийся тунцом. Все еще недоумеваю, зачем нужно было рисковать нашим будущим ради сыра, хлеба и говядины. Уснул, так и не найдя ответ на этот вопрос.

08.00. С облегчением узнали, что срочное школьное собрание никто не созывал. Усталые и сытые, никак не могли сосредоточиться на уроках.

14.20. Позвонил домой и рассказал предкам об июльской поездке команды по крикету в Кейптаун. Папа пришел в полный восторг, пока я не упомянул, что поездка стоит две тысячи рандов. То, что последовало за этим, можно описать лишь как громкий чих, случившийся одновременно с эпилептическим припадком. Когда папа наконец успокоился, я самым невинным своим детским голоском сказал, чтобы он не волновался и, если я не поеду, конца света не случится. Мой эмоциональный шантаж сработал на ура, потому что папа закричал в ответ: «Только через мой труп мой единственный сын пропустит поездку в Кейптаун!» И бросил трубку. Почти сразу раздался звонок: мама требовала признаться, что я такого сказал, что папа теперь ходит по саду и разговаривает сам с собой. Когда я объяснил, в чем дело, она сказала, чтобы я особенно не рассчитывал на поездку, и повесила трубку.

Позвонил Русалке, которая была в депрессии и говорила очень грустным голосом. На все мои просьбы объяснить, что с ней, она молчала и отвечала на вопросы лишь «да», «нет» и «не знаю». Наконец мне это надоело, и я попрощался. Я слышал, как она плачет, опуская трубку. Чувствуя себя ужасно, решил прогуляться и, оказавшись у медпункта, зашел к Геккону, который был просто счастлив, что я его навестил. Я рассказал ему о походе на кухню и по его глазам понял, что он завидует и жалеет, что не мог пойти с нами. Он попросил меня посидеть с ним подольше, но я знал, что мне станет только хуже, поэтому придумал какую-то отговорку и ушел. Я продолжил идти и наконец очутился у дома Папаши, но там никого не было. Мимо проходил мистер Лилли со своим пуделем (он был пушистый и белый, в облегающем розовом комбинезончике), но я решил держаться от них подальше.

Солнце скрылось за холмами, и холодный ветер дул мне в нос и уши. Натянув горло свитера до самого носа, я пошел в столовую, где на ужин был рис с тушеной говядиной.

16 мая, вторник

Почти неделя прошла с тех пор, как я в последний раз писал в дневник.

Сегодня на доске объявлений в гостиной нашего корпуса обнаружил листок бумаги, на котором было написано следующее.

Мы вдруг одновременно замолчали. Русалочка посмотрела на меня тем же напряженным взглядом, что и в тот день на ступеньках бассейна. На этот раз нырять мне было некуда. Я выдержал ее взгляд, надеясь, что она не слышит бой огромного барабана в моей груди. Наши губы соприкоснулись, я закрыл глаза и почувствовал ее язык у себя во рту. В первую секунду я оторопел, но через мгновение и сам высунул язык, и наши языки сплелись в бешеном танце любви. Мы целовались целую вечность, и когда все кончилось, меня охватило ни с чем не сравнимое чувство завершенности. Я думал лишь о том, чтобы скорее вернуться в школу и рассказать Безумной восьмерке о том, как поцеловал Русалочку и теперь она официально стала моей девушкой.

Я знал, откуда эти строки, и сразу понял, что мой дневник украли. Это еще хуже, чем первая неделя в школе и мой день рождения, вместе взятые. Я сгораю от стыда и жалею, что вообще завел дневник. Уже думал о том, не сказать ли Укушенному. Или Червяку. Но в результате не сказал никому.

Сегодня утром нашел дневник в своем шкафчике. Никто не признался в краже и даже не подумал извиниться. Но я знаю, что это был Гоблин. (Слышал, как он хвастается перед Бешеным Псом, что стянул дневник.) Просмотрел то, что я писал, и мне стало стыдно, что теперь все знают о моих личных мыслях и делах.Зачем я их записывал? Неужели, как дурак, надеялся, что никто не возьмет мой дневник и не прочитает его? Гоблин наверняка давно уже умирал от любопытства, что это такое я пишу каждый день.

Хотел сжечь дневник или спустить его в туалет. Но в результате сижу и опять пишу — наверное, это что-то вроде зависимости.

Я помню строки, выгравированные золотом на коричневой кожаной обложке дневника моего деда (папиного папы): «Рассказ о жизни каждого человека, какой бы непримечательной она ни была, способен заполнить целый книжный шкаф, а если повезет, и миллион миль кинопленки.Запоминай каждую мелочь, если не хочешь, чтобы забыли тебя».

(Я до сих пор не знаю, были ли это его слова или кого-то еще. Я был слишком маленьким, когда он умер, и не успел спросить. Но всегда считал, что это сказал дед.)

Не могу смотреть никому в глаза. Не уверен, что именно им известно и что они успели прочесть.

17 мая, среда

Новости прошлой недели

О налете на школьную кухню никто ничего не сообщал. (Видимо, повар подумал, что это дело рук кого-то из своих, так как следов взлома не было.) Из нашей спальни пропало еще шестеро трусов, в том числе двое моих. Наша команда по регби продула школе Уэзерби со счетом 66:0, но, к счастью, мы были не единственными програвшими: команда «В» в возрастной категории до пятнадцати проиграла со счетом 9:8. Сборная старшеклассников разгромила противника со счетом 42:12.

Геккон снова здоров и совершил очередное триумфальное возвращение в нашу спальню. (По крайней мере на его счет я могу быть уверен — он мой дневник не читал.)

Репетиции мне наскучили — песни все время одни и те же, Коджак беснуется, как всегда. С нетерпением жду, когда мы начнем репетировать диалоги и соединять песни и слова. Викинг считает, что это случится не раньше следующего семестра.

19.00. Пока мы сидели в классе для самостоятельных занятий, в нашем корпусе был проведен тщательный обыск. Старосты приказали нам оставаться на местах, а сами перерыли наши комнаты. Поговаривают, что Укушенный серьезно взялся за того, кто крадет трусы. Гоблин считает, что наш заведующий вскоре раскроет грязный сексуальный скандал. Мы слышали, как старосты топают над нашими головами, когда они обыскивали спальню второкурсников.

21.00. Мальчиков с разных курсов вызвали к Укушенному объяснить происхождение некоторых предметов, найденных в их шкафчиках. У Щуки нашли фальшивое удостоверение личности и жутковатого вида скальпель. У Девриса конфисковали порножурналы, а Жиртреста подвергли допросу на предмет десятикилограммового мешка риса и трех килограммов гниющей говядины, обнаруженных под его кроватью. От мяса его заставили избавиться, но рис разрешили оставить. Однако тридцать пять пар трусов так никто и не нашел. Кем бы ни был этот извращенец, он хитер, как сам дьявол.

После отбоя Жиртрест зажег свечи и позвал нас к себе на ставший уже привычным сеанс по делу призрака Макартура. Мне кажется, это дело уже всем слегка поднадоело. Вот уже несколько недель не поступало никакой новой информации, и, похоже, члены Безумной восьмерки уже начинают сомневаться, что повешение вообще имело место (кроме Жиртреста, разумеется).

Жиртрест объяснил, что пока мы принимали во внимание лишь самого Макартура и его сына, который сражался в Северной Африке, однако выяснилось, что у него была еще дочь по имени Мэри Элизабет. Она вышла замуж за инженера и дельца Тревора Госфорта, который в нашей школе не учился. После самоубийства отца Тревор увез Мэри Элизабет в Канаду, где они и живут по сей день. У них родилась дочь Изабель Роуз, которая затем вышла замуж за богатого южноафриканского дельца. Жиртрест планирует выследить ее и написать ей письмо.

Поежившись на своем громадном заду, Жиртрест пристально посмотрел на нас. Выдержав до смешного длинную паузу, он сказал:

— Друзья, по-моему, настало время поговорить с Манго. — Гоблин прыснул; Рэмбо заржал. Жиртрест смерил их осуждающим взглядом, пока они не замолкли, и произнес: — Принимать участие я никого принуждать не буду, но сообщаю, что на следующей неделе намерен пообщаться с призраком Макартура.

Повисло долгое молчание. Глаза Геккона стали похожи на два бледно-голубых блюдца. Даже Роджер прекратил вылизываться и уставился на Жиртреста.

— И как ты собираешься это сделать? — спросил Саймон, яростно обкусывая ногти.

— Устроить спиритический сеанс, — спокойно ответил Жиртрест.

Рэмбо загоготал и выпалил:

— Не прошло и четырех месяцев, как наш новообращенный христианин стал сатанистом! — Тут все заговорили одновременно, вызвав небольшой переполох, но Жиртрест прервал наши споры, задув свечи, и приказал нам «поразмышлять над его словами».

Долго не мог уснуть, а посреди ночи проснулся — почудилось, что кто-то в ужасе кричит. Может, это мне просто приснилось, но страх просочился под одеяло и не отпускал меня всю ночь. Рэмбо считает, что мой пододеяльник с эмблемой «Доброго рыцаря» — самый уродский в мире. Но мне плевать на его мнение.

18 мая, Четверг

14.30. Перед матчем с командой «Е» разогревались, как обычно, под нашим деревом. Бедной команде «Е» в этом сезоне еще не довелось сыграть ни одного матча, так как в других школах команда «Е» даже не набралась. Если мы выглядели жалко, то на них было просто больно смотреть. Вполовину нас ростом, готовые описаться от страха, они жались к своему тренеру миссис Бишоп (жена преподобного), которую заставили готовить команду, хотя она не знала правил игры и даже не любила регби. Лилли наказал нам не быть слишком агрессивными с командой «Е» и позволить им забить хотя бы один гол, чтобы окончательно не уничтожить их уверенность в себе.

Мы позволили им забить куда больше голов. Вопреки всем законам физики, статистики и теории вероятности команда «Е» в возрастной категории до четырнадцати выиграла у нас со счетом 22:14. И нам еще повезло: если бы они не роняли так часто мяч у боковой линии, мы вовсе были бы опозорены. После матча миссис Бишоп чуть не запрыгала от радости. Мистер Лилли похвалил нас за то, что уступили малышам. Не удивлюсь, если в субботу на матч со зверюгами из школы Фортреккер, где основной язык — африкаанс, на поле выпустят их вместо нас.

За ужином Джефф Лоусон попросил меня составить ему компанию на собрании христианского общества сегодня вечером. Говорит, что девчонка, с которой он познакомился на пасхальной ярмарке, должна быть там. Она ходит в школу Святой Жанны в Питермарицбурге, и Джефф надеется, что она — что надо. Согласился пойти с ним (после того, как он пообещал, что там будет бесплатное печенье).

20.00. В часовне было битком девчонок, которые знали большинство наших мальчиков. Все улыбались, обнимались и хихикали. Джефф, который явно участвовал в этих сборищах и раньше, представил меня кое-кому из девчонок. Те заулыбались и сказали «добро пожаловать». (Не понимаю, почему меня кто-то приветствует в часовне моей же школы.)

Председатель юношеской христианской лиги Нельсон Джонсон встал и поздоровался со всеми, а затем вызвал на сцену какого-то чудака в безумной яркой рубашке с цветочным рисунком. Тот неискренне улыбнулся и что-то прошепелявил. Не успел я опомниться, как он достал гитару и начал играть, а все подняли руки и стали раскачиваться, словно впав в транс. Я не мог не обратить внимания на девчонку, что стояла рядом со мной: ее буфера подпрыгивали вверх-вниз, когда она распевала «Наполни маслом мою лампу».

После пения псалмов, молитвы и службы настало время пообщаться. Джефф подсел к красивой брюнетке (той самой, с пасхальной ярмарки) и начал к ней клеиться. Я сел рядом и стал пристально изучать свою шоколадную вафлю, навострив уши, но не участвуя в разговоре.

Судя по тупым репликам Джеффа, ему с брюнеткой ничего не светило. Сначала он целую вечность жаловался на еду в столовой. Брюнетка тем временем пыталась подавить зевоту. Наконец Джефф заговорил о своих родителях и о том, что живут они в основном за границей, где у них повсюду дома. Девушка тут же оживилась, включила обаяние и засыпала его градом вопросов:

Кажется, то был тот самый момент, когда я подавился шоколадной вафлей. Не может быть! Или может? Это же прямо как в голливудском триллере! Тревор Лоусон женился на Мэри Элизабет Макартур и увез ее с собой в Канаду. Там у них родилась дочь, которую назвали Изабель Роуз. Так неужели этот клоун рядом со мной, которого разводит юная золотоискательница, и есть правнук человека, который повесился в этой самой часовне? Я попытался заговорить, но не смог — золотоискательница уже знакомила его со своими друзьями. Я помчался в спальню и застал Жиртреста за поеданием сухого риса из мешка. В качестве ложки он использовал крышечку от обувного крема. Я затараторил, и на этот раз у Жиртреста глаза стали как блюдца. Он заставил меня пересказать историю дважды, простонал, спрятал мешок с рисом под подушку, и мы вместе принялись составлять план.

19 мая, пятница

11.00. Как ни странно, в составе команды «Г» не произошло никаких изменений. (Думаю, Лилли просто слабак и исключить кого-нибудь из нас просто выше его сил.)

Получил унылое письмо от Русалки. Она пишет, что ей посоветовали обратиться к психотерапевту, который пропишет ей антидепрессанты. Я тут же бросился ей звонить, но Мардж сказала, что она спит. У меня совсем нет опыта общения с больными депрессией. (В мои четырнадцать у меня огромный опыт общения с психически нездоровыми людьми — вся моя семья, — однако со случаями депрессии сталкиваться не приходилось.) Позвонил маме и спросил, не знает ли она, что с Русалочкой. Та ответила, что Русалочка переживает из-за развода родителей. И попросила меня писать ей как можно чаще. Мама также сказала, что Вомбат нашла пасхальные яйца в барабане стиральной машины, перепрятала их и снова забыла куда.

Гоблин чуть не убился во время самостоятельных занятий. (Жалко, что не получилось.) Было холодно, и он сел слишком близко к огню. Его пальто загорелось, и в секунду похитителя чужих дневников охватило пламя. Быстрый как молния Берт полил его из огнетушителя. Струя была такой мощной, что Гоблина сдуло со стула. К счастью, под пальто на нем было три свитера, поэтому серьезных ожогов удалось избежать. Подозреваю, что это лишь первое из несчастий, которые Гоблину придется пережить в наказание за кражу моего дневника. (Это будет как проклятие могилы Тутунхамона!) Берт получил благодарность за спасение жизни Гоблина, а нам запретили разводить камин во время занятий.

20 мая суббота

Хотелось бы мне сообщить, что вера мистера Лилли в нашу команду наконец подтвердилась, но, увы, новости плохие. Бесстрашная команда школы Рустрек (у них тоже африкаанс основной) разгромила нас со счетом 88:0 (могу сказать, что они подошли к этому матчу слишком серьезно). Снова мы оказались единственными проигравшими во всей школе, хотя сборная старшеклассников едва отыгралась со счетом 15:12 — все благодаря тому, что Оливеру Брауну назначили пенальти на последних минутах. Лилли очень старался найти хоть что-то положительное в нашей ситуации, но даже ему было трудно. В конце концов, он назвал нас «последовательными» (это в смысле, что мы последовательно продуваем каждый матч?) и «не по годам сильными духом». Наш капитан Свинья заявил, что подумывает уйти из регби и заняться перетягиванием каната.

22.00. Джулиан заставил членов Безумной восьмерки выстроиться в шеренгу и отхлестал нас розовой мухобойкой, объясняя тем, что в нашей спальне царит полный бардак. После каждого удара он визжал от удовольствия и скакал по комнате, как белка. Берт громогласно хохотал и с обезумевшим видом хлопал в ладоши. Нам было совсем не больно, но мы делали вид, что корчимся в муках, — вдруг Джулиану пришло бы в голову выбрать оружие посерьезнее? Жиртрест так переигрывал, что Джулиан даже извинился, что ударил его так сильно. Рэмбо уверен, что это Джулиан ворует трусы.

21 мая, воскресенье

10.30. Я совру, если скажу, что вся школа собралась понаблюдать за прибытием на первую репетицию женского состава труппы «Оливера». Надо отдать нашим мальчикам должное — явились примерно восемьдесят пять процентов. В театр девочек провожал Глок с Викингом, поэтому никто не осмелился отпускать шуточки и издавать животные звуки. К нашему облегчению, все двадцать девчонок оказались очень даже хорошенькими. Несомненно, Викинг сделал мудрый выбор. Мне не терпелось увидеть, кто же будет играть роль Бет (девочки, с которой Оливер поет дуэтом «Я готов на всё»).

Викинг вызвал на сцену каждую из девочек, чтобы представить ее остальным членам труппы. Все девчонки краснели и очаровательно улыбались. Бет он вызвал в последнюю очередь. Ее звали Аманда Лоуренс, на ней было черное пальто и берет, и, поднявшись на сцену, она театральным жестом сняла берет и поклонилась. Длинные рыжие кудри каскадом упали вниз, и в моей груди забился большой барабан. Бум! Бум! Бум! Это была Джулия Робертс, собственной персоной!

Викинг вызвал нас с Плутом. Я слышал, как девчонки шепчутся, постарался улыбнуться, отчего у меня заболели щеки, и почувствовал, как краснею. Аманда Лоуренс смотрела на меня. Я вдруг понял, что боюсь ее до поросячьего визга.

Мы начали с общих песен — «Ум-па-па», «Не хотите ли купить?» и «Как прекрасна жизнь». Девчонки пели великолепно, в сочетании с тенорами старших мальчиков получалось просто потрясающе. Хотя Викинг рявкал, как обычно, по его лицу было видно, что исполнение ему нравится. Даже Коджак утихомирился — видимо, женские голоса подействовали на его нервную психику как транквилизатор.

А потом настал критический момент. Плут и Ева, Малёк и Аманда должны были исполнить любовную песню, «Я готов на всё». Меня всего трясло. Все участники труппы глазели на нас. Ллойд и Ева вступили, а потом настала моя очередь, и я запел. Мой голос был чистым и полнозвучным; я заметил, как изменилось лицо Аманды. Она смягчилась, подобрела и стала еще красивее. Играла ли она роль или этой мой голос заставил ее растаять? Она открыла рот, и я услышал ее голос — сильный, с хрипотцой, прекрасный, как у рок-звезды. Послышались аплодисменты и свист.

Викинг вышел на сцену и сказал, что мы пели кошмарно.

Во время перерыва на обед Аманда одна сидела на траве и читала книгу «В ожидании варваров». Я не разглядел, кто автор. Всем своим видом Аманда показывала, что ей никто не нужен. Я жевал яблоко и смотрел на нее, спрятавшись за фонтаном. Потом к ней подошел Джефф Лоусон и попытался завязать разговор, но она не оторвалась от книжки и лишь кивала, а он рассказывал ей какой-то скучный старый анекдот. Наконец он понял, что проку от нее не добьешься, и сел рядом со мной за фонтаном. Остаток перемены мы просидели там, любуясь, как она читает. По-моему, прекраснее нее никого на свете нет.

20.00. Собрание общества «Африканская политика» было посвящено Манделе. Для начала Леннокс зачитал заявление, сделанное Манделой на суде 1963 года, когда его обвинили в государственной измене.Затем мы посмотрели документальный фильм, посвященный этому великому человеку, и обсудили, что, по-нашему, ждет его в будущем. Все пришли к выводу, что если его не убьют, Мандела станет первым чернокожим президентом ЮАР. Никто не взялся предсказать, когда это случится и что будет потом. Когда все принялись обсуждать объявленную тему, я сделал вид, что у меня полный рот булочки, и уступил место какому-то Джеральду, который совершенно опозорился, сказав, что апартеид не так страшен, как его малюют.

Линтон Остин сказал, что до сих пор Мандела не продемонстрировал ни одной вспышки гнева или ярости (что довольно странно, учитывая, что его двадцать шесть лет продержали за решеткой). Леннокс выразил беспокойство по поводу обострения вооруженного конфликта между Инкатой во главе с Бутелези и АНК. Лутули заявил, что весьма высока вероятность, что черные начнут гражданскую войну против своих же. Леннокс покачал головой, почесал свою рыжую бороду и снова покачал головой. Я покинул собрание в страхе и беспокойстве. Придется ли мне сражаться в гражданской войне? Если да, то на чьей стороне? Судя по сказанному, Мандела круче Бутелези — по крайней мере, его речь можно разобрать.

21.00. Вернулся в спальню, полный тревоги и сомнений по поводу будущего нашей страны. Но вскоре все это затмил образ девочки в черном пальто и берете, которая пять часов назад лишь слегка мне улыбнулась, а потом зашагала по двору и села в автобус.

22 мая, понедельник

Проснулся за полчаса до подъема, терзаясь ужасным чувством вины из-за Русалки. На географии написал ей письмо, рассказав все новости и добавив, что с нетерпением жду встречи с ней в выходные.

За обедом Папаша ни разу не притронулся к спиртному. Я спросил его про книжку «В ожидании варваров», и он ответил, что это блестящий роман южноафриканского писателя Джозефа Кутзее. Достав книгу с полки, он протянул ее мне. В целом Папаша выглядел гораздо счастливее, чем раньше, и ни разу не вспомнил про жену. Он считает, что школьная пьеса произведет настоящий фурор и если я не трахну по меньшей мере троих девчонок за следующие три месяца, то могу считать себя скрытым геем. Я рассмеялся, несмотря на смущение, — ведь никаких признаков, что я становлюсь мужчиной, по-прежнему нет. А я-то надеялся, что взбучка, что мне устроили в день рождения, немного ускорит процесс.

По пути из прачечной привязался к Джеффу Лоусону. Мы прогулялись вокруг поля для крикета. Я сделал вид, что мне интересно, удалось ли ему склеить ту брюнетку (не удалось), и как бы мимоходом перевел тему на его прадеда.

Как и в тот день на ферме, он не слишком-то горел желанием говорить о своей семье и перевел разговор на регби. Поколебавшись немного, я решил не осторожничать и напрямую спросил его про прадеда. И глазом не моргнув, Джефф ответил, что его прадед погиб на войне. Непохоже было, что он врал.

Значит, родители Джеффа ничего ему не сказали. Еще один зловещий поворот в истории Макартура.

18.00. Немногих обрадует печеная фасоль на ужин, но для Жиртреста это блюдо было ключом к новому рекорду на самый продолжительный пук. (По его словам, неофициальный рекорд школы — двадцать четыре секунды — был установлен неким Альфом Томпсоном в 1981 году.) Жиртрест умял шесть тарелок фасоли и объявил, что «заряжен углеводным топливом».

Но прежде ему предстояло выдержать испытание — не пукнуть до отбоя. Он боялся, что Берт снова устроит ему «цапки», если он случайно пукнет во время самостоятельных занятий.

К третьему часу Жиртрест уже еле сдерживался. Он раздулся, как шар, и щеки казались даже толще, чем обычно. Но каким-то чудом он не сорвался и объявил, что рекорд будет установлен в 22.00 в спокойной обстановке, то есть на его кровати.

21.55. Безумная восьмерка и кот собрались у кровати Жиртреста. Саймон и Рэмбо держали наготове секундомеры. Жиртрест восседал на пирамиде из четырех подушек и был похож на карикатурного Будду. Через несколько минут взволнованных разговоров он призвал собравшихся к тишине и сказал, что намерен перейти тридцатисекундный барьер и посвятить свой рекорд памяти Макартура.Затем он сильно напыжился, приподнял свой гигантский зад и глубоко вздохнул. Раздались два звуковых сигнала — Рэмбо с Саймоном включили секундомеры. Сначала послышался низкий бурлящий стон, будто большая собака стонала от боли.Затем стон сменился громким раскатом. Раскат перерос в нечто ужасное.

Двадцать, двадцать один, двадцать два... Пук все продолжался и продолжался — если бы я не присутствовал при нем, то сам бы не поверил. Жиртрест стал фиолетовым и поднял зад выше. Саймон и Гоблин подняли секундомеры, готовые остановить их в любой момент. А потом раздался звуковой сигнал. Новый школьный рекорд был установлен! Тридцать три секунды! Жиртрест был в экстазе.

Я наклонился пожать ему руку, но отдернулся, почуяв отвратительную вонь. Все вдруг бросились открывать окна. Мы опустошили восемь тюбиков дезодоранта, но ужасный запах просочился в каждую трещинку и уголок нашей спальни и не выветрился даже за ночь (и за всю следующую неделю). Геккона вырвало в окно, и я чуть не последовал его примеру.

Жиртрест был в восторге от своего выступления и потребовал, чтобы я в подробностях описал его рекорд в своем дневнике. Мой отчет с моего разрешения вывесили на доске объявлений; он стал официальной хроникой этого легендарного момента в истории школы.

23 мая, вторник

Все еще мучаюсь угрызениями совести по поводу Джулии Робертс — ночью она мне приснилась (я имею в виду Аманду, а не настоящую Джулию). Чтобы облегчить чувство вины, позвонил Русалке. Мы говорили примерно десять минут. Я не знал, стоит ли поднимать тему депрессии, поэтому выбрал легкий путь и пересказал лучшие моменты великолепного представления, устроенного вчера Жиртрестом. К моему изумлению, Русалку это даже не заинтересовало, и вообще, она была какая-то рассеянная, поэтому я просто сказал «до скорого» и повесил трубку.

14.30. Второе великое сражение между командами «Г» и «Е» обернулось еще большим позором, чем первое. На этот раз мы продули со счетом 32:12 (с учетом, что в команде «Е» всего четырнадцать игроков и один из них Верн). Мистер Лилли пробормотал, что опаздывает на кружок по гравировке и слился сразу после матча. (Думаю, можно смело утверждать, что наш тренер наконец покинул тонущий корабль.)

Саймон с Рэмбо дождались, пока Джулиан уйдет на ужин, и тщательно обыскали его комнату. К своему огромному разочарованию, они не обнаружили украденные трусы, зато нашли двое женских трусиков, пару кружевных чулок и велосипедный насос (что довольно странно, так как у Джулиана нет велосипеда).

22.15. Лежал без сна и тайком наблюдал, как Верн разговаривает с полотенчиком. Должно быть, в один момент полотенчико ответило что-то смешное, потому что Верн разразился безумным смехом. Даже Роджер нашел такое поведение странным и перепрыгнул на мою кровать, пока безумие не прекратилось.

24 мая, среда

23.00. Вдобавок к привычным уже свечам Жиртрест расставил по углам своей каморки четыре зеркала, чтобы создать «особый визуальный эффект». Мы с некоторой опаской приблизились к месту действия, даже Роджер топтался позади, видимо ощутив присутствие потусторонних сил. Жиртрест приказал закрыть двери и окна (к нашему сожалению, так как вонь после его школьного рекорда так и не прошла). В благоговейной тишине мы сгрудились у кровати толстяка. Тот извлек из кармана два блестящих стеклянных шарика и принялся перекатывать их в ладонях. Он низко загудел, как при медитации, и закрыл глаза. Бешеному Псу пришлось зажать рот руками, чтобы не прыснуть, а Гоблин усмехнулся и покачал головой, точно жалея совсем сбрендившего Жиртреста.

Внезапно Роджер запрыгнул на шкафчик; его шерсть встала дыбом, а глаза загорелись, как сияющие кометы. Свирепо вытаращившись на смежную с часовней стену спальни, он протяжно завыл. Верн инстинктивно потянулся к своему питомцу, но Рэмбо остановил его. Послышался треск, и мы аж подскочили — крикетная бита Саймона упала на пол.Затем одна из свечей зашипела и погасла.

Я сжал ноги, чтобы не намочить штаны от страха.

Но все закончилось так же быстро, как началось. Словно по волшебству, странная атмосфера в комнате развеялась, а Роджер начал вылизываться как ни в чем не бывало.

Затем разразился горячий спор между верующими (Жиртрест, Саймон, Геккон и Верн) и скептиками (Гоблин и Рэмбо). Мы с Бешеным Псом сохранили нейтралитет. Верующие считали, что то, что сейчас произошло, является бесспорным доказательством явления призрака Макартура Безумной восьмерке. Скептики были не согласны: по их мнению, крикетная бита, стоявшая у шкафчика, просто упала, свеча потухла сама собой, а Роджер просто нервный, психически неуравновешенный кот. Последние два предположения подтвердились, когда Рэмбо попытался зажечь свечу и не смог, а Роджер в течение десяти минут крутился колесом, пытаясь сожрать собственный хвост.

Как обычно бывает во время наших споров, так толком ничего и не решили. Если бы мне пришлось выбирать, думаю, я бы встал на сторону верующих. По-моему, вероятность того, что все эти три вещи случились одновременно за несколько секунд, просто ничтожна, и скорее всего, это больше чем совпадение. Кроме того, было что-то сверхъестественное в том, как у Роджера шерсть встала дыбом, и в выражении его морды. В любом случае, даже если допустить, что призрака не было, наш интерес к делу Макартура вырос, как никогда. В конце концов мы заключили мир и пошли спать, хотя вряд ли кто-то спал на самом деле.

25 мая, четверг

Во время охоты на куропаток Бешеный Пес нашел дохлую кошку, которую, видимо, прикончили собака или шакал. После самостоятельных занятий он подвесил трупик над кроватью Верна, и мы стали ждать, пока тот вернется из туалета.

К сожалению, шутка сработала совсем не так, как нам хотелось бы. Увидев повешенного кота, Верн вконец обезумел, и с ним случилось нечто вроде эпилептического припадка. Вне всякого сомнения, он подумал, что Роджера убили. Берт ворвался в спальню, схватил Верна и попытался перевернуть его вверх ногами, чтобы тот не проглотил собственный язык, но в результате лишь шмякнул Верна головой об пол. С глухим звуком тот брякнулся о бетонный пол и потерял сознание. Вбежал Джулиан, увидел Верна и кота, завизжал и тоже упал в обморок. Потом прибежал Геккон, бросил один взгляд на раскачивающийся кошачий трупик, сделался бутылочно-зеленым и бросился к окну, но не добежал и сблевал на постель Бешеного Пса. Тот погнался за бедным Гекконом с охотничьим ножом, служившим ему также ножом для разделки мяса. Но на бегу его схватил Укушенный, который чуть не задохнулся от злобы и приговорил Пса к неделе общественных работ. Такие вот дела. Еще один день в жизни Безумной восьмерки.

26 мая, пятница

09.00. Урок актерского и ораторского мастерства. Ева нарядила Рэмбо в костюм актера шекспировского театра и даже заставила его надеть огромный гульфик. (Это нечто вроде мешочка для крикетного мяча, только больше и плотнее!) Она все поправляла Рэмбо брюки и возилась с его гульфиком, к радости глумившегося над ними класса. Впервые за весь год Рэмбо сделался ярко-пунцовым.

Долгие выходные

В дурбанском автобусе сидел рядом с второкурсником по имени Морган Говендер. Он сказал, что уходит из школы, так как его родители решили эмигрировать в Англию прежде, чем в стране начнется революция. Я ответил, что Ман-дела наведет в Южной Африке порядок, но Морган лишь рассмеялся и пригласил меня в гости отведать индийского карри.

Мама встретила меня на нашей машине, которая выглядела так, будто на ней посидел слон. Она сообщила, что ручной тормоз отказал и наш доисторический драндулет скатился по дорожке и въехал в старую акацию в дальнем углу сада. Папа в ужасе — машина только что из ремонта. Дерево не пострадало.

17.00. Ходил навестить Русалку. Она лежала на кровати в пижаме, пустым взглядом уставившись в окно, и выглядела ужасно. Я даже сразу ее не узнал. Она страшно похудела и была бледной, как привидение. Глаза ввалились и сильно покраснели. Вокруг глаз залегли темные круги, а губы были бледно-голубого цвета.

Я нежно поцеловал ее в щеку, а потом она начала плакать и никак не могла остановиться. Она была похожа на хрупкую старушку, умирающую от страшной болезни. Куда подевалась прекрасная девушка из моих снов? Где тот светлячок, что был светом всей моей жизни? Его больше не было. Моей Русалки больше не было.

Я сидел на кровати, держал ее за потные ладони и рассказывал все истории, какие только мог вспомнить. Но моей смеющейся красавицы больше не было — Русалка лишь хмурилась и кивала, слушая мои рассказы (даже смешные). О себе она говорить отказалась, только пробормотала, что «всё в порядке». Не надо было быть Эйнштейном, чтобы понять — ничего с ней не в порядке. Мне лично показалось, что она очень, очень больна.

Прошла целая вечность, прежде чем Мардж вошла и сказала, что мне пора идти. Она поцеловала дочь, и я тоже. Когда мы уходили, Русалка опять начала плакать. Мардж печально покачала головой — она надеялась, что хоть я смогу немного приободрить Русалку. Мардж отвезла меня домой и снова поблагодарила за то, что я хоть попытался. Я улыбнулся и поблагодарил ее за то, что она меня подвезла, но мы оба чувствовали грусть и разочарование, поскольку мой приход не произвел ожидаемого действия на Русалку. Я медленно пошел к дому, жалея о том, что не присутствовал при встрече нашего «рено» с деревом. Вот небось было зрелище!

27 мая, суббота

09.00. Пошел в торговый центр поискать подарок для Русалки. Наконец решил купить световую призму, отражающую все цвета радуги. (Конечно, полезным этот подарок не назовешь, но при одном только взгляде на призму ей наверняка полегчает.) Направившись к выходу, я вдруг застыл на месте. Кровь отхлынула от лица; язык высунулся изо рта и повис. Снова овладев конечностями, я бросился в ближайший же магазин — это оказалась лавка, торгующая вяленым мясом. Высунувшись из укрытия, я бросил всего один взгляд, чтобы убедиться, что глаза меня не обманывают. К сожалению, это было не так.

Громко звеня монетами в жестяной банке, мой папа раздавал листовки, напечатанные на красной бумаге, всем тем несчастным, до кого мог дотянуться.За его спиной красовался огромный плакат с толстыми красными буквами, гласивший: «ОТПРАВИМ МАЛЬКА В КЕЙПТАУН!» Как будто этого было недостаточно, он еще и вымогал у людей деньги силой. Словно спятивший цирковой конферансье, он расхаживал по торговому центру, выкрикивая бредовые лозунги и нападая на старушек. Я выскользнул из лавки и побежал домой.

Когда я наконец изложил увиденный только что кошмар маме, та лишь улыбнулась и произнесла:

— Твой папа молодец, правда? Он уже собрал почти шестьсот рандов на поездку, а в городе еще столько торговых центров!

На смену стыду пришло чувство вины — ведь папа готов ходить с протянутой рукой, лишь бы оплатить мне поездку с командой по крикету! Это доказывает, что он прекрасный отец. (Возможно, следует поделиться им с каким-нибудь другим мальчиком, который этого больше заслуживает.)

12.00. Папа вернулся, торжествуя: в его жестянку сегодня опустили двести двадцать рандов и пластиковую пуговицу! Он был очень горд своими достижениями, и мне не хватило духу признаться ему, что он меня позорит.

Начал читать «В ожидании варваров», но через десять страниц книга так и не перестала казаться мне очень странной. Тем не менее решил дочитать до конца. Уверен, мне эта книга еще пригодится в качестве темы для сверхинтеллектуальной литературной беседы с Амандой или умниками из общества «Африканская политика».

28 мая, воскресенье

12.00. Что за выходные без обеденного барбекю с Вомбат? Старушенция прибыла, вырядившись в выцветшее зеленое бальное платье и малиновый фрак (видимо, возомнила, что едет на долгожданный ланч в Букингемский дворец). К сожалению, ей пришлось довольствоваться лишь изъеденным термитами стулом, жестким бифштексом и куском жареной колбасы!

Вомбат вне себя от злости: полицейский, которого она вызвала расследовать пропажу коврика в ванной, умудрился скрыться с банкой клубничного варенья. Она предъявила ему обвинение в краже. Мало того, бабуля уверена, что кто-то угнал ее машину. (Машины у нее нет; она даже водить не умеет.)

Чтобы посмеяться еще, спросил ее про пасхальные яйца. Она придвинулась поближе и шепотом сообщила, что кто-то положил их сначала в стиральную машину, а потом (хитрец!) перепрятал в другое место. (Ну хоть сериал про нее снимай — «Инспектор Вомбат».) Папа предположил, что это дело рук пасхального зайца. Вомбат поразмышляла и уверила, что не потерпит животных в доме, даже в религиозный праздник.

Вомбат снова спросила, есть ли у меня девушка, и набросилась на меня с руганью, чтобы не смел жениться рано. Вот мой дедушка, заметила она, сделал предложение четырем женщинам и бросил их всех у алтаря, прежде чем жениться на ней. (Интересно, что это были за женщины и пожалел ли он когда-нибудь о своем решении.)

После обеда, во время которого Вомбат сказала, что папа «скользкий, как кошачье дерьмо», и обозвала его «жадюгой, которому и снега зимой жалко», он предложил ей поучаствовать в лотерее, где главным призом была поездка в Букингемский дворец на неделю. Бабуля (она в деньгах катается) купила десять билетов за двести рандов. Подмигнув мне, папа воскликнул: «Держись, Кейптаун, мы идем!» Мама недовольно покачала головой и убрала грязные тарелки.

Опять ходил к Русалочке. На этот раз она уже не лежала, а сидела на кровати и выглядела чуть бодрее. Говорила она по-прежнему мало, но казалась счастливой и захихикала, когда я рассказал о барбекю с Вомбат. К сожалению, вскоре у меня кончились смешные истории, и пришлось просто сидеть рядом и держать ее за руку. Спустя некоторое время она попросила меня спеть песню из «Оливера». Я спел «Я готов на всё». Увы, при звуках моего голоса она расплакалась.

Плач перешел в истерику, когда Мардж заявила, что мне пора. Она дала Русалке таблетки и попросила посидеть с ней, пока та не уснет. Когда Русалка заснула, я поцеловал ее в бледный прохладный лоб, накрыл ее одеялом и ушел. По пути домой Мардж объяснила, что Русалка завтра впервые пойдет к психотерапевту. Я приехал домой в печали и полной депрессии. Я уже начал скучать по дому — это чувство отозвалось тяжестью в животе, тупой болью в костях...Завтра опять в автобус и обратно — обратно в Мордор! (Ну ладно, допустим, это я преувеличиваю — не все так плохо!)

Когда я вернулся домой, мама сидела в моей комнате. Она крепко обняла меня и сказала:

— Девочек очень сложно понять, Джонни. Не ломай слишком голову. Надо просто выслушать их внимательно и попытаться понять, чего они хотят.

Я кивнул. Мама еще раз обняла меня и вышла, оставив на подушке шоколадку.

29 мая, понедельник

Выяснил, чем занимается Инносенс в своей пристройке — торгует самогоном. Я проследил за одним из ее клиентов и спрятался за кустом, пока они производили куплю-продажу. Бутылка стоит один ранд. Самогон похож на смесь льняного масла и вспененной мочи. Решил ничего не говорить родителям, а то еще попытаются снова ее уволить.

Провел очередное унизительное утро, покупая трусы вместе с мамой. На этот раз она разговорилась с геем-продавцом, сетуя на то, что происходит с трусами в частной школе для мальчиков. (Я не стал говорить ей о возможном участии в деле маньяка-извращенца — просто сказал, что трусы в прачечной потеряли.) Продавец чуть не уговорил маму накупить мне трусов экзотической расцветки. (Можете себе представить, что случилось бы, явись я перед Безумной восьмеркой в новеньких трусиках-танга с рисунком под тигровую шкуру?) К счастью, ему пришлось уйти помогать другому покупателю, и мне купили белые и голубые трусы, как обычно. Когда же этот извращенец оставит мой запас нижнего белья в покое? Не думаю, что выдержу еще один такой поход в магазин.

17.30. В автобусе сидел рядом с Жиртрестом (точнее, наполовину съехав с сиденья и наполовину под ним, прижатый его задницей). Поглощая тройной бургер с сыром и беконом, он сообщил, что мама хочет посадить его на диету. Родители беспокоятся, что с ним случится сердечный приступ еще до того, как ему исполнится двадцать. Я сказал, что это детский жирок и волноваться не о чем. (Да, я соврал, но моему другу стало легче.)

Достижения Безумной восьмерки за выходные

За выходные в школе ничего не изменилось, только голубь залетел в окно и нагадил Саймону на наволочку. Птица спокойно сидела на стропилах и мило ворковала, когда Бешеный Пес убил ее одним выстрелом из рогатки.

30 мая, вторник

23.00. Долгожданный второй сатанинский сеанс обернулся полным разочарованием. Ничего не произошло — Роджер даже не дернулся. Жиртрест сказал, что Макартур просто не хочет являться дважды за одну неделю (зачем тогда мы его вызывали?). Жиртрест понял, что наше терпение иссякает, и решил использовать свой козырь. Пристально оглядев нас, он заявил, что единственный способ продвинуться в расследовании — предпринять экстренные меры. И предложил провести сеанс вызова духов в часовне, под той самой балкой, где Макартур испустил последний вздох. Мы рассердились и заспорили, и оказалось, что один Рэмбо готов поддержать идею Жиртреста. Поскольку необходимого демократического большинства не набралось, предложение задвинули.

31 мая, среда

Не без нашей поддержки Гоблина избрали ответственным за аудио- и видеооборудование в нашем корпусе. Это означает, что у него будет доступ (и ключ) к видеозалу каждую седьмую неделю, на время дежурства нашего корпуса. Таким образом, он сможет не только смотреть порнофильмы в школе, но и извлечь немалую денежную выгоду от показов (хитрый капиталист!).

20.00. Ура! Наконец-то начались нормальные репетиции. Мы начали с диалогов и сцен, где много действия, и сегодня репетировали сцену в работном доме, где мне приходится говорить знаменитую фразу злобному мистеру Бамблу (его играет учитель физики мистер Деннис): «Пожалуйста, сэр... добавки». Это куда больше похоже на настоящий театр, настоящую актерскую игру без дураков. Берегись, де Ниро, Малышка Мильтон идет! (Де Ниро небось уже дрожит от страха!)

1 июня, четверг

Похоже, Человек Дождя что-то задумал. Со дня возвращения в школу Верн ни разу не спал в своей кровати. Поздно вечером он уходит (и Роджер с ним, вцепившись в его свитер) и возвращается перед самым подъемом. Не уверен, что послужило катализатором — дохлая кошка или то, что он ударился головой, — но, как бы то ни было, он совершенно спятил (учитывая, что до этого его тоже нельзя было назвать нормальным).

Меня беспокоит то, что я являюсь единственным свидетелем исчезновений Верна-Гудини.Затачивая ножницы Червяка, я как бы невзначай обмолвился о странном поведении своего соседа. Червяк пристально посмотрел на меня поверх очков, удостоверился, что я его не разыгрываю, и сказал:

— Обещаю донести дело до соответствующих инстанций.

Мне стало немножко стыдно, что я донес на Верна, но с психами надо поосторожнее!

На сдвоенном уроке актерского мастерства Рэмбо с Евой исполнили сцену из пьесы Теннесси Уильямса «Трамвай „Желание"». Рэмбо играл молодого агрессивного Стэнли, а Ева — Бланш. В этой сцене Рэмбо в ответ на заигрывания Бланш пытается с ней переспать, создавая драматический накал. Оба сыграли великолепно, а после Ева объяснила нам, как изображать сценический поцелуй. При этом она поцеловала Рэмбо много раз и даже показала, как целоваться неправильно, засунув язык ему в рот.Затем Гоблин спросил, можно ли потренироваться с ней, но Ева ответила, что урок кончился. Мы дико завидовали Рэмбо, а тот лишь пожал плечами и отказался отвечать на наши расспросы. Подозреваю, что тут что-то нечисто!

2 июня, пятница

11.00. Наша команда по регби вошла в историю. Ее распустили. Да, друзья мои, именно так: команда «Г» теперь — это бывшая команда «Е». В знак верности команде наш тренер тоже самоустранился. К счастью, завтра мы играем со школой Сент-Джеймс (уже в качестве команды «Е»).

После отбоя Гоблин обвинил Жиртреста в трусости, так как тот отказался есть обувной крем. И закудахтал, как цыпленок (или петух). Рэмбо присоединился и замычал, как корова. Я до кучи заблеял, как овца. Вскоре к нам присоединились и остальные. Геккон затявкал, как пуделек, которых любят заводить старые бабки, Жиртрест завопил, как бабуин. Саймон попытался изобразить гиппопотама, но вышел точь-в-точь голос Викинга. Животноводческая симфония закончилась лающим смехом (гиены?) и полным хаосом, как всегда вечером в пятницу. Хорошо, что Человек Дождя уже смылся в свое ночное укрытие — иначе все эти вопли здорово бы напугали Роджера.

Внезапно со двора раздался громкий звериный хор. Сперва на наш вызов ответили первокурсники и второкурсники из корпуса Барнс. Не желая, чтобы нас перекричали, мы удвоили наши силы, и вскоре вся школа зашлась звериными воплями. Корпуса Финн, Сенчури, Вест, Кинг и Вудалл с рвением присоединились к остальным. Двор наполнился блеянием домашних и диких животных. Превосходное проявление духа школьного единства.

Потом какой-то идиот включил сирену. Всегда находится один дурень, не знающий меры. Увы, на этот раз дурень, стоявший посреди двора в халате с фонариком, был поразительно похож на Глока. Мы отпрыгнули от окон и нырнули под одеяла. Видимо, в других корпусах ребята сделали то же самое, потому что внезапно придурки из корпуса Вудалл остались единственными, кто продолжил мычать, лаять и блеять. (Окна у них не выходят во двор, поэтому они и не почуяли опасности.) С тростью в одной руке и фонариком в другой Глок зашагал к корпусу Вудалл, чтобы испортить им вечер.Звериная симфония из их корпуса продлилась еще минуты две или три, а потом резко оборвалась. Полагаю, Глок отобрал некоторых особо буйных и показал им сидорову козу.

3 июня, суббота

Команда «Е» (бывшая «Г») одержала первую победу в сезоне над ошарашенными игроками из школы Сент-Джеймс с разгромным счетом 19:0. (Ваш покорный слуга набрал семь очков.) Мистер Лилли так обрадовался нашей победе, что расплакался и обнял нас всех по очереди. Школа Сент-Джеймс проиграла все матчи (сборная старшеклассников разгромила их со счетом 18:7), кроме одного... да, вы угадали, кроме матча с новым составом команды «Г».28:0 в пользу Сент-Джеймса. Видимо, на команде «Г» лежит проклятие!

18.30. Позвонил Русалке, но Мардж ответила, что она спит и ночью плохо себя чувствовала. Я спросил, помогают ли встречи с психотерапевтом. Мардж вздохнула и ответила, что Русалка переживает серьезную душевную травму.

20.00. Сегодняшний фильм — «Охотник на оленей» с Робертом де Ниро и Кристофером Уокеном. Реально крутой фильм про Вьетнам! Уокен весь фильм играет в русскую рулетку, пока наконец ему не перестает везти и он не разносит себе череп. Бешеный Пес заявил, что это лучший фильм, который он видел в жизни. Этим все сказано. (Теперь уже не уверен, что смогу составить конкуренцию Роберту де Ниро.)

4 июня, воскресенье

10.30. Девчонки вернулись. Все утро работали над сценами в похоронном бюро. Девочка, которая играет Шарлотту (настоящее имя Джесси), очень забавная и дружелюбная. Ко мне она относится как к брату — все время подталкивает меня локтем по-дружески или пытается это сделать. Она живет на ферме неподалеку от Ледисмита, и у нее четверо братьев.

Как всегда, Аманда держалась в сторонке и все утро читала книжку. По пути в туалет я нарочно прошел мимо нее и заметил, что ее новая книга называется «Сухой белый сезон». Видимо, «Варваров» уже дочитала. Я выяснил, что она в восьмом классе (второкурсница по-нашему) и старше меня больше чем на полтора года. Проклятие. Ну и ладно, не очень-то и надо.

За обедом она прошла мимо, даже не удостоив меня взглядом, а потом почти час проговорила с друзьями. Я заметил, что Джефф Лоусон присоединился к их группе и начал пялиться на Аманду, как на Памелу Андерсон. После обеда мы репетировали сцены с Феджином и несколько раз пели дуэтом. На сцене она снова превратилась в милое, очаровательное существо, но, как только мы закончили, утопала с ледяным видом. Слава богу, у меня есть Русалочка, иначе эта снежная королева лишила бы меня последних остатков уверенности в себе.

16.30. Ребята попрощались с девчонками, и те направились к автобусу. В этот момент мы с Амандой встретились взглядами. Готов поклясться, она почти улыбнулась, но было темно, и сразу после этого она чихнула. Буду наблюдать и ждать... исключительно ради интереса.

5 июня, понедельник

Укушенный уехал на неделю на научный симпозиум в Блумфонтейн. Лутули заявил, что теперь вся ответственность на нем — он получил разрешение пороть любого по выбору так сильно, как ему вздумается. В подкрепление своих слов он отделал Девриса хоккейной клюшкой за то, что тот свалился в канаву.

Папаша сказал, что «Сухой белый сезон» — это книга о «борьбе», написанная африканером по имени Бринк. По его мнению, это лучшая книга о «борьбе», написанная до сих пор.Защитники свободы используют слово «борьба», когда говорят о сражении с апартеидом. Когда Папаша спросил, что это я вдруг заинтересовался книгами о политике, я ответил, что хочу стать защитником свободы и принять участие в «борьбе». (И отчасти это правда.) Папаша засмеялся и сказал, что я не смогу «побороть» и целлофановый пакет, надетый мне на голову. Взъерошив мои волосы, он усадил меня за стол и накормил макаронами. (От его жены по-прежнему ни гу-гу.)

23.10. По пути в туалет наткнулся на Рэмбо, который поднимался по лестнице (после отбоя он куда-то смылся). Он сказал, что занимался в библиотеке. Мне это показалось странным, так как библиотека закрывается в девять, и к тому же у него с собой не было учебников. Но я не стал допытываться, и он пошел дальше и скрылся в нашей спальне.

6 июня, вторник

15.00. Показав офигенную игру, команда «Е» (бывшая «Г») разбила команду «Г» (бывшую «Е») со счетом 44:0. Лилли сиял как медный таз и заявил, что, если мы будем продолжать в том же духе, нас повысят. Правда, у школы Уотерфолл, с которыми у нас матч в эти выходные, всего четыре команды в возрастной категории до четырнадцати, поэтому играть нам не с кем.

21.30. В спальне горячо обсуждают Рэмбо и Еву. Вчера поздно вечером кто-то видел, как Рэмбо выходил из дома Укушенного. Поскольку Укушенный в отъезде, а на прошлой неделе Рэмбо с Евой целовались прямо на уроке, пошел слух, что у них роман. Все завидуют Рэмбо до позеленения, но самого его нигде не видно — опять «задержался в библиотеке». Гоблин принимает ставки и говорит, что шанс, что у них что-то есть, пять к одному. Но никто не осмелился дать ему ни монеты.

7 июня, среда

07.30. Позвонил папе поздравить его с днем рождения. Он поблагодарил меня за носки и полироль для машины (которые я, видимо, ему подарил). Сказал, что они с мамой идут ужинать в рыбный ресторан, а потом будут смотреть «Мэтлока» по телеку. Да, мои предки умеют угорать!

22.40. Рэмбо признался, что у него есть что-то с Евой. Я видел, что он просто умирает, как хочет нам рассказать, но, видимо, пообещал ей хранить секрет. Гоблин наседал на него целый час и даже предложил большую сумму наличными в обмен на информацию. Но Рэмбо отказался и пригрозил убить любого, кто начнет болтать.

Бешеный Пес (этого сплетни не интересуют) громко храпел на протяжении всего этого разговора. Его храп был столь оглушительным, что стекла дрожали. Двигаясь тихо, как воры, мы проскользнули за его перегородку и по команде Рэмбо подняли его вверх, ухватившись за края матраса. (Только Верна с нами не было — опять исчез после отбоя.)

К нашему удивлению, Пес оказался совсем не тяжелым и продолжал храпеть. Он даже не пошевелился. Мы пронесли его через спальню второкурсников, взобрались по лестнице на самый верх и положили там — нам пришлось это сделать, так как Саймон и Гоблин уже давились от смеха. Как только они успокоились, мы снова взяли матрас (храпящий Бешеный Пес по-прежнему спал сном младенца) и начали спуск. На половине пути Жиртрест от натуги пукнул. Мы побежали, чтобы вонь не достигла ноздрей Бешеного Пса, и в спешке чуть не уронили его на пол. Как ни удивительно, он не шелохнулся, и мы вынесли матрас из корпуса во двор. Аккуратно уложив Бешеного Пса на заиндевевшую траву, мы пулей помчались обратно в спальню. Больше часа мы наблюдали за спящим свертком из окна. Геккон забеспокоился, как бы Пес не получил обморожение, гипотермию или геморрой. Тогда Рэмбо взял четыре одеяла, прокрался во двор и аккуратно накрыл Бешеного Пса. Вернувшись, он сказал, что тот по-прежнему храпит.

8 июня, четверг

06.00. Бешеный Пес по-прежнему во дворе, хотя из окна видно лишь груду красных одеял.

06.14. Дежурный, включающий сирену на подъем, пробежал мимо Бешеного Пса и даже его не заметил.

06.15. Подъем. Бешеный Пес заворочался в «кровати». Дежурный замирает и смотрит на него, а потом бежит в свой корпус.

06.18. Во двор выходит мистер Картрайт и идет в учительскую, даже не взглянув на Бешеного Пса.

06.19. Во двор выходит мистер Лилли, видит Бешеного Пса, замирает и таращится. Опомнившись, начинает его трясти. Бешеный Пес прогоняет его, переворачивается и снова засыпает. Лилли идет в учительскую с озабоченным видом.

06.20. Мистер Леннокс проходит мимо Бешеного Пса, не замечая его — он читает утреннюю газету. Еще шаг, и он бы наступил на этого гоблина. В нашей спальне все катаются по полу.

06.22. В дверях учительской появляется Глок и идет по двору. Проходя мимо тела, он останавливается, оглядывается, подозрительно смотрит по сторонам и наконец приближается к груде одеял. Тихонько тыкает Бешеного Пса носом начищенного черного ботинка. Потом пинает. Бешеный Пес отвечает пинком куда-то в сторону и переворачивается на другой бок, явно раздраженный таким наглым вмешательством. Глок пинает его сильнее. Бешеный Пес медленно садится на матрасе, открывает глаза и непонимающе глядит на Глока.Затем в полном недоумении оглядывается по сторонам, что-то говорит Глоку, собирает матрас и кучу одеял и бежит в корпус.

Бешеный Пес был слишком шокирован, чтобы убивать нас или даже грозиться нас убить. Он просто сел на кровати, качая головой в полном недоумении, в то время как мы выли от хохота и хватались за животы. Я спросил его, что он сказал Глоку. «Доброе утро, мама», — ответил Пес.

21.15. Гай Эмбертон поймал Гоблина, когда тот дрочил у газовой колонки за туалетами. (Что сам Эмбертон делал там в такой час, неизвестно.)

9 июня, пятница

08.00. За завтраком в честь Гоблина исполнили знаменитый гимн «Он — дрочила». Гоблин густо покраснел. Тренер сборной старшеклассников мистер Холл пел вместе со всеми, а Гоблин попытался спрятать лицо в тарелке с кашей.

Посреди ночи Верн ворвался в спальню, визжа, крича и дико размахивая руками. Бешеный Пес поднял его и перевернул, чтобы тот не проглотил язык. (Лутули тщательно объяснил нам, что делать, если с ним случится очередной припадок.) Через некоторое время Верн наконец сумел объяснить, что с ним все в порядке и он просто хочет рассказать нам кое-что. Бешеный Пес поставил его обратно на ноги, и, сопровождая свой рассказ охами, вздохами и безумными жестами, Верн поведал нам, что видел призрак Макартура, когда они с Роджером зависали в часовне. Призрак поднял Роджера в воздух и прошептал что-то, что Верн не расслышал (однако это напоминало слово «эхо»). Роджер в ужасе заорал и исчез в ночи.

Никто не знал, верить ли этой дикой истории. Одно было ясно — Верн не шутит (он никогда не шутит — думаю, он даже не знает, как это делается). Верн был на сто процентов уверен, что все это произошло на самом деле. Только вот мы не знали, говорит ли он правду или все это безумные выдумки чокнутого шизофреника.

10 июня, суббота

Джефф Лоусон снова пригласил меня к себе на ферму. Поскольку в это воскресенье репетиции не будет, я согласился. Уверен, что смогу докопаться до истины. Все указывает на то, что привидение разбушевалось и что-то надо делать!

Команда «Г» (бывшая «Е») опозорилась на матче со школой Уотерфолл. Лилли, наблюдавший за игрой с трибун, с трудом скрыл свой восторг. Сборная старшеклассников продолжила свой сокрушительный марш и уничтожила соперников со счетом 56:3.

Я выучил свою роль наизусть. В понедельник вечером пойду на репетицию без всяких бумажек, чем, несомненно, заслужу похвалу Викинга.

Волосы отросли и выглядят растрепанно. Кое-кто из учителей уже сделал мне замечание по поводу их длины. Узнав о моем участии в пьесе, учителя, как правило, недовольно ворчат себе под нос и уходят, вполголоса понося упавшие дисциплинарные нормы.

Написал длинное письмо Русалке — теперь в письмах я называю ее «Дебби». Кажется, я ее разлюбил, и это меня очень беспокоит. Целыми днями мечтаю о Джулии Робертс (Аманде). По-моему, у меня едет крыша. После ужина пошел в медпункт и признался сестре Коллинз, что в моей жизни происходит что-то странное и я очень встревожен. Больше я ничего сказать не успел, потому что она закричала: «Да не голубой ты, не голубой, это тебе просто кажется!» После чего приказала прополоскать рот какой-то отвратительной фиолетовой бурдой и дала слабительное.

11 июня, воскресенье

08.30. Почти всю ночь проторчал в сортире после дозы слабительного, выданного сестрой Коллинз. В следующий раз буду держать свои проблемы при себе!

После скучнейшего утреннего причастия, во время которого преподобный Бишоп вконец запутался, рассказывая притчу о рыбе, хлебах и вине, мы с Джеффом снова совершили побег на ферму. Джозеф уже ждал нас в назначенном месте. Дел выдался теплый и ясный, и лужайки вокруг дома Джеффа были усыпаны золотисто-коричневыми листьями. Солнце отбрасывало тени, и повсюду царила идеальная атмосфера ленивого расслабления.

Я тщательно подобрал момент: подождал, пока мы бросим якорь в центре запруды, а потом начал свой длинный и запутанный рассказ о Макартуре. Джефф слушал меня с огромным восторгом, пока я не сообщил ему, что Макартур состоит с ним в родстве. Его глаза округлились, а челюсть изумленно отвисла. Он заставил меня повторить рассказ еще несколько раз, после чего надолго замолчал.

Наконец он повернулся ко мне и сказал:

— Я так и знал. Так и знал, что они что-то от меня скрывают. Они никогда о нем не говорят, никогда...

Он замолк и не сказал больше ни слова, пока мы не перелезли через забор и не оказались на территории школы. Тогда, прежде чем попрощаться со мной, он произнес:

— Малёк, клянусь, я выясню, что произошло... любым способом выясню, что случилось с моим прадедом.

20.00. Сегодняшнее собрание группы «Африканская политика» посвящено активисту по борьбе с апартеидом Стиву Бико, жестоко убитому полицейскими. Те утверждали, что он поскользнулся и выпал из окна тюрьмы — это какими же идиотами надо быть, чтобы в это поверить? Мистер Леннокс показал нам документальный фильм об убийстве, и вскоре завязалась оживленная дискуссия. Обуреваемый страстями и чувством вины, я вскочил, не думая, и воскликнул, что мне стыдно быть белым! (Думаю, крепкий кофе из кофеварки мистера Леннокса тоже сыграл свою роль.) Линтон Остин фыркнул, смерил меня уничтожающим взглядом поверх очков и сказал, что стыдом делу не поможешь. Лутули бросился меня защищать и заявил, что ЮАР не помешает больше сознательных белых. Я залился краской от гордости за себя и испытал огромное облегчение оттого, что наконец высказал свои мысли и меня не подняли на смех. По пути домой Лутули сказал, что гордится мной, и добавил, что его дед Альберт Лутули — лауреат Нобелевской премии мира и бывший президент Африканского национального конгресса. Я посмотрел на нашего старосту с еще большим уважением и восторгом. Неудивительно, что, когда Нельсона Манделу освободили, в его глазах были слезы. И сказал первое, что пришло мне в голову:

— Я тоже хочу быть борцом за свободу.

Лутули улыбнулся и ответил:

— Милли, когда ты закончишь школу, борьба будет кончена. — С этими словами он скрылся в комнате старост, а я удалился в спальню, полный горячей решимости присоединиться к борьбе. Под теплым и мягким пушистым одеялом я начал строить интриги по свержению де Клерка и его зловещей империи апартеида.

12 июня, понедельник

Проснулся с больным горлом и понял, что охрип. Сегодня на репетицию приедут девочки, и Викинг планировал «прогнать первый акт». Не уверен, что мой голос выдержит. Попытался запеть, но вышло очень похоже на Вомбат, поэтому прекратил немедленно.

19.00. Я в шоке! Только что мимо прошла Аманда и небрежно бросила: «Привет, Малёк». А потом исчезла так быстро, что я даже не успел захлопнуть рот и убрать вывалившийся язык.

Как ни странно, с моим голосом все было в порядке, хотя репетиция все равно прошла ужасно. Коджак с Викингом по очереди орали на нас с Плутом; мне досталось больше всего. Коджак наорал даже на Папашу за то, что тот спел целую песню в другой тональности. Ребята из школьного оркестра, днями и ночами разучивающие партии, сидели и наблюдали за репетицией, чтобы понять что к чему. Вскоре они начали зевать, а через полчаса половина из них уснула. Не слишком воодушевляюще. Первый акт длится час, а наши мучения кончились лишь через четыре. После того как нас уже отпустили, Плут слышал, как Викинг орет в туалете.

13 июня, вторник

Горло ужасно болит, и я уже всех обчихал. Что, если я подхватил ужасную заразу и мне придется уступить роль кошмарному Смиту или сопляку Винтеру? Решил бороться с микробами в обстановке полной секретности. К сожалению, когда я чихаю, это всегда происходит сериями из восьми-девяти чихов, после чего я чувствую себя в полном изнеможении. (Гоблин считает, что если пять раз чихнуть, это все равно что кончить. Надеюсь, оргазм по ощущениям все же приятнее, чем это.)

После отбоя Рэмбо наконец признался, что спит с Евой. Он говорит, что она просто зверь и любит заниматься этим в разных позах. Он поклялся, что, если эта информация выйдет за пределы спальни, он всем нам перережет глотки. Гоблина так впечатлило признание Рэмбо, что он побежал в туалет и пробыл там десять минут. Теперь все считают Рэмбо героем — мы пожали ему руку, а когда Гоблин вернулся из туалета, то даже попросил его расписаться на память на одном из своих порножурналов.

Не мог уснуть из-за боли в горле и мысли, что у Рэмбо с Евой действительно был секс.

14 июня, среда

Мое состояние значительно ухудшилось. Проснулся днем в кровати в медпункте. Сестра Коллинз сказала, что я упал в обморок на математике и обеспокоенные одноклассники притащили меня сюда. Она накричала на меня, что не пришел раньше, сделала ужасный укол в попу и поцеловала в лоб.

Проснулся вечером и увидел перед собой встревоженную физиономию Викинга. Попытался заговорить и не смог. Викинг запаниковал и разбудил сестру Коллинз, которая обматерила его и заорала: «Еще бы он говорил — у него ж хронический бронхит!» Викинг побледнел, оставил мне шоколадку и поспешил откланяться.

15 июня, четверг

Утром в медпункт зашел Берт и стал жаловаться непонятно на что. Меня в кровати он не видел, и я притворился спящим. После продолжительных охов, вздохов и покашливаний он признался, что у него что-то с членом. Сестра Коллинз приказала ему спустить штаны и аж ахнула: его гигантский пенис был покрыт чем-то вроде зеленой слизи. Когда к ней вернулось самообладание, она принялась изучать инфицированный орган, надев желтые хозяйственные перчатки и взяв нечто вроде огромных щипцов для барбекю. В конце концов она дала ему какой-то крем и приказала, чтобы больше не мастурбировал. Берт кивнул и выбежал на солнце.

Проснувшись днем, увидел на соседней койке Геккона. Геккон, который уже считает медпункт своим вторым домом, гордо признался, что подцепил редкую разновидность бильгарции (где он ее подцепил и что это такое, он не знает). Весь день мы проболтали — точнее, Геккон болтал, а я кивал. Никогда не видел его в таком спокойном и хорошем настроении. Видимо, в медпункте ему нравится.

Факты о Гекконе

Он родился в Лондоне.

Его отец — энтомолог (изучает жуков и редких насекомых).

Мама раньше была балериной, но сейчас не работает. Геккон считает, что в детстве его укусил ядовитый жук (один из подопытных его отца), и с тех пор он без конца болеет.

Он сорок два раза переболел известными медицинской науке болезнями/эпидемиями/вирусами и шесть раз — неизвестными.

Его родители живут в Англии, потому что считают, что в ЮАР опасно.

Его старший брат тоже учился в нашей школе. Это семейная традиция, которая длится уже пять поколений. Его nana ждет, когда умрет его богатая теща. После этого он планирует бросить работу и открыть свой отель в каком-то Котсуолдсе.

Я был удивлен, что Геккон оказался таким общительным и умным. Он ненавидит всех в нашей спальне, кроме Верна и меня. Хотя и сказал, что часто я пытаюсь казаться «крутым» и это ему не нравится. Я почувствовал себя виноватым, вспомнив, сколько раз вставал на сторону большинства и издевался над Гекконом, потому что его постоянно тошнит. Геккон также убежден, что Макартура и Криспо убили, и сделал это Глок.

— Говорю тебе, Милли, тут хуже, чем в психушке! Маньяки повсюду, даже наш директор маньяк! Неужели ты этого не видишь? Как будто все каждую минуту хотят тебя подловить, посмеяться и заставить чувствовать себя идиотом или трусом...

Геккон был прав — если ты не дружил с «крутыми», школа была адом. Судя по всему, он думал, что я-то как раз дружу с кем надо — а я-то всегда считал себя изгоем, как Геккон и Верн. Может, занять нейтральную позицию и не быть ни тем, ни другим?

Вдруг у меня сжалось сердце. Порывшись в сумке, я с огромным облегчением удостоверился, что дневник на месте. Секундой раньше я с ужасом представил, как его передают из рук в руки в нашем корпусе, в то время как я беспомощно лежу в медпункте. Сунув его под подушку, я стал ждать, пока сердце уймется.

Геккон покачал головой, ощущая мировую несправедливость, и печально посмотрел в окно. Потом вдруг повернулся ко мне и сказал:

— Знаешь, Малёк, когда ты поешь, у меня такое чувство... не знаю, может, это странно, но у меня как будто не остается сомнений, что Бог есть. Бог есть. — Смущенный своими же словами, он повернулся на другой бок и застыл.

Здесь, среди белых кроватей и простыней, пилюль, шприцев, ночных горшков и окон с блеклыми кремовыми занавесками, человек, от которого я меньше всего это ожидал, сказал мне самые удивительные слова на свете. Тяжесть в груди вернулась, глаза наполнились горячими слезами, и мне пришлось сжать зубы, чтобы не разреветься. Мне стало ужасно стыдно и совестно. Я вспомнил, сколько раз смеялся над Гекконом, глумился и издевался над ним перед другими — а все потому, что благодаря этому чувствовал себя сильнее и ощущал свою принадлежность к стае. Но это Геккон был сильным, а не я. Сколько мужества требуется, чтобы сказать человеку, что он особенный. Геккон с его вечной тошнотой и зеленым цветом лица оказался храбрее, чем вся Безумная восьмерка, вместе взятая.

16 июня, пятница

День Совето

Звонили предки и Русалка. С Русалкой нам не о чем было говорить, и повисла ужасно длинная пауза, после чего мы затараторили одновременно. У меня не было сил продолжать этот разговор, поэтому я сказал, что у меня болит горло, повесил трубку и почувствовал себя виноватым.

После обеда Коджак зашел меня проведать. Он принес свой плеер и кассету с музыкой из «Оливера», чтобы я не дай бог не забыл роль. Сказал, что репетиции сводят его с ума, а перед уходом выпросил у сестры Коллинз бесплатные таблетки от высокого давления. Я слышал, как он орет на улице на какого-то мальчика, чтобы тот заправил рубашку.

На перемене зашел Лутули и сказал, что сегодня юбилей беспорядков в Совето. В этот день в 1976 году полицейские убили и ранили множество невинных невооруженных демонстрантов. Я переполнился гордостью оттого, что староста нашего корпуса поделился со мной этой новостью, и сделал в дневнике большой заголовок.

Сестра Коллинз повесила на входную дверь большой список, озаглавленный «Правила поведения в медпункте». Сказала, что ей надоело каждый день повторяться.

Правила поведения в медпункте

1. Вход в спортивной обуви запрещен!

2. Если ученик так болен, что не пошел на урок, то пусть лежит в медпункте!

3. Нельзя ложиться в медпункт без разрешения медсестры! (Нарушители должны будут выпить РЫБИЙ ЖИР.)

4. Нельзя спать в корпусе в учебные часы без разрешения заведующего корпусом или медсестры!

5. Нельзя пропускать физкультуру без освобождения от медсестры!

6. Не курить в медпункте!

7. Посещение больных только в установленные часы!

8. Перекись водорода только для медицинских целей, а не для окраски волос!

9. У кого болит горло, прополоскайте его красной жидкостью и примите две оранжевые таблетки из красной баночки! Не беспокойте меня, если вы не при смерти!

10. В медпункте не умирать! (Просьба делать это на каникулах.)

Мое состояние улучшается. Сестра Коллинз думает, что завтра к вечеру меня можно уже выписывать. Во время тренировки команды болельщиков услышал их кричалки и теперь мечтаю поскорее вернуться в реальный мир. Очень хочется снова начать репетиции и узнать, чем без меня занималась Безумная восьмерка. Да и до экзаменов осталось всего десять дней — надо начинать зубрить, чтобы оправдать свой грант (по правде, я с трудом понимаю, как вообще его получил; в нашем классе есть пара мальчиков, по сравнению с которыми я кажусь просто говорящей тыквой).

Весь вечер проболтал со своим новым лучшим другом Гекконом — он тоже в восторге от моих рассказов про Вомбат. Пожалуй, мне стоит написать книгу, которую я назову «Странные и невероятные приключения лукавой Вомбат». Это будет трагикомедия, а первая глава будет посвящена «Тайне исчезающих йогуртов». Темные тучи над моей головой рассеялись, и меня охватило чувство радости и вдохновения. Должно быть, Геккон почувствовал то же самое, потому что сказал, что ему уже лучше.

Около девяти сестра Коллинз села читать нам книжку — «Братья Харди». Это было унизительно — выигравший школьный грант должен лежать и слушать детскую книжку! Я спросил сестру Коллинз, не могла бы она почитать нам нечто более взрослое.

— Что за ерунда! — рявкнула она. — Все обожают братьев Харди, — даже мой покойный муж слушал как миленький, когда болел!

И она была права. Это было здорово. Как двое маленьких братьев, мы с Гекконом лежали в кровати и слушали нашу «маму» сестру Коллинз, которая читала низким грудным голосом. Дочитав главу, она закрыла книгу, подоткнула нам одеялки, поцеловала обоих в лоб и выключила прикроватную лампу.

Неудивительно, что Геккону тут нравится.

17 июня, суббота

Проснулся и обнаружил на прикроватном столике записку. Она была сложена вдвое и написана на кроваво-красной бумаге. Как только взгляд сфокусировался, я развернул письмо и прочитал:

Моему дорогому Мальку

Поправляйся скорее, малыш. Я по тебе скучаю.

С любовью,

Твоя верная Бет

(АМАНДА).

Забравшись обратно на кровать, с которой я чуть не упал, я держал записку дрожащими руками и перечитывал ее вновь и вновь, вновь и вновь...

Быстро приняв душ, перечитал записку еще раз сто, четыре раза зачитал ее вслух Геккону, а оставшееся утро мечтал об Аманде. Кажется, я влип!

Мистер Лилли вприпрыжку прибежал в санаторий и сообщил, что команда «Г» (бывшая «Е») снова проиграла. Со счастливым вздохом он сел на кровать Геккона. К сожалению, он не заметил, что на кровати лежал человек, и сел Геккону прямо на голову. Тот закричал, закашлялся, а потом его вырвало — струя чуть не попала в ошеломленного тренера по регби. Сестра Коллинз выгнала мистера Лилли из палаты, грозя ему вслед гигантским термометром.

17.25. Меня выписали и объявили частично здоровым. Сестра Коллинз приказала не напрягать голос по меньшей мере три дня.Завернутый в сто свитеров и шарф, я сделал первые осторожные шаги на улицу, ступая по хрустящей от инея бурой траве. Мимо прошел мистер ван Вуурен, наш учитель африкаанс.

— Добрый вечер, сэр, — прохрипел я со всей приветливостью, на которую был способен.

Грузный учитель с большим похожим на луковицу носом злобно зыркнул на меня и угрожающе прорычал:

— Подстригись, хиппи!

В корпусе меня тут же сбили с ног человек двенадцать, которые что-то кричали и расталкивали друг друга. Вскарабкавшись на ноги, я понял, что это была Безумная восьмерка (превратившаяся в Безумную пятерку, но дополненная кое-кем из других спален), тащившая Саймона к пруду с золотыми рыбками. Капитан нашей команды по крикету с громким плюхом упал в пруд и скрылся под водой, а через секунду вынырнул. По его школьной формы стекали струи воды. Он поплелся к корпусу.

— С днем рождения, — сказал я, когда он проходил мимо.

— Отвянь, — буркнул он.

Приятно снова вернуться к нормальной жизни!

18 июня, воскресенье

Когда я явился на репетицию, Аманда крепко обняла меня. (Правда, она обняла также и Плута, и Джеффа, и еще с десяток ребят.) Викинг не разрешил мне петь, но все равно хотел, чтобы я принял участие в репетиции и посмотрел, какие изменения произошли без меня. Винтер, который замещал меня на время болезни, выглядел совершенно убитым, сидя в зрительном зале и глядя, как по сцене ступает «настоящий» Оливер. Но таков уж закон моря — большая рыба съедает маленькую!

За обедом попытался заговорить с Амандой о книге «В ожидании варваров». К сожалению, все прошло не так, как я рассчитывал. Оказалось, что Аманда бросила книгу после двадцати страниц. Она назвала Кутзее омерзительным циником, в чьей прозе нет ни капли изящества. Я согласился (сам я осилил только одиннадцать страниц за три недели) и заверил ее, что это один из худших писателей, с которыми мне приходилось сталкиваться (несмотря на Букеровскую премию, которую он получил, видимо, по случайности).

Исполненные печали, мы попрощались с девочками, которых видели в последний раз в этом семестре. Из-за экзаменов и грядущих каникул репетиций больше не будет. Викинг нагнал страху, сказав, что в следующий раз труппа соберется полным составом всего за шесть недель до премьеры!

19 июня, понедельник

11.00. Список тех, кто отправится в тур с крикетной командой «А» в возрастной категории до четырнадцати, вывешен на доске объявлений у входа в столовую. Состав команды не изменился, только Рэмбо добавили двенадцатым игроком. Жиртрест тоже едет — он будет считать очки (раньше этим занималась жена Папаши). Выходит, пятеро из Безумной восьмерки отправятся в столицу! Первая тренировка завтра после обеда, а в Кейптаун мы уезжаем в следующую субботу и возвращаемся в воскресенье через неделю.

Пока я лежал в медпункте, слухи о Рэмбо и Еве разнеслись по всей школе. Рэмбо так рассвирепел, что подвесил Гоблина за ноги из окна спальни, пока тот не признался, что это его рук дело. (Потом он начал все отрицать и обвинил в утечке Верна, который исчез на две ночи и вырвал почти все волосы в левой части головы.) Рэмбо прозвали Адамом, а прелести Евы — райским садом.

По словам Рэмбо, Гэвину, старосте, что живет под лестницей, удалось утроить популяцию тараканов в своей комнате. Он заставил Рэмбо достать тараканов из помойного ведра и переселить их в большую картонную коробку. Рэмбо уже готов заплатить тому, кто согласится поменяться с ним старостами. Я сказал, что не брошу Червяка и за тысячу баксов.

20 июня, вторник

Религиозное образование отменили — преподобный Бишоп сказался больным. (Думаю, он соврал, потому что после обеда Саймон видел, как он бегал наперегонки со своей собакой.)

Всех охватила трясучка перед историческим матчем с великим Кингз-колледжем. Вся школа в волнении ждет столкновения двух непобедимых команд провинции. В газетах этот матч называют «битвой титанов»! На тренировке команда «Е» (бывшая «Г») снова разбила команду «Г» (бывшую «Е»). Лилли расхаживал по полю как петух, делая вид, что сражается на кулаках с невидимым противником. Они с миссис Бишоп теперь не разговаривают, и мистер Лилли убежден, что она шпионит за тренировками, пытаясь перенять нашу стратегию. (Я и не знал, что у нас есть стратегия.)

16.00. Пришел на тренировку по крикету в ботинках для регби. Как-то непривычно было надевать старую защиту и перчатки. Бешеный Пес так разнервничался, что метнул один из своих реактивных мячей не в ту сетку и чуть не убил Мартина Лесли, который не предвидел беды и спокойно поправлял мешочек для мяча. К Папаше вернулось хорошее настроение, и он всю тренировку осыпал нас ругательствами. Сказал, что мои подачи деградировали от «плохих к омерзительным». Он также назвал Рэмбо «самым тормозным подающим в мире» и сказал, что его нужно отдать под суд за нелегальные подачи снизу. Но и ему досталось: мяч, брошенный Саймоном классической прямой подачей, попал ему в лодыжку, сбив нашего чокнутого тренера с ног и вызвав неизбежный поток яростных ругательств.

За ужином Лутули вручил Гоблину ключи от видеозала (на этой неделе наш корпус дежурный). У того загорелись глаза, и он прямо-таки вырвал ключи у Лутули из рук (напомнило мне Голлума и его прелесть...). Счастливый Гоблин проглотил котлеты, не жуя, и умчался осматривать свой новый порнозал.

21 июня, среда

15.00. Во время занятий по подготовке к экзаменам мы с Гекконом (который безжалостно расправился со своей бильгарцией) прогулялись по полю мимо запруды и поднялись на холм. Геккон рассказал, что как-то видел Элтона Джона на вечеринке в лондонском Найтсбридже. (Элтон прошел мимо него на лестнице и спросил, где туалет.) Мы взобрались на самую вершину крутого холма и сели на гладкий плоский камень, нагревшийся от солнца.

Под нами была школа. Башенки и шпили из красного кирпича делали ее похожей на средневековый замок. Вокруг зданий щитом выстроились голые деревья, а внизу раскинулись сухие, подернутые инеем поля. Летом здесь красиво, как на открытке; зимой пейзаж выглядит суровым и пустынным. После долгого молчания Геккон вдруг попросил меня ему спеть. Я смутился и сказал, что мне нельзя напрягать голос три дня. Геккон сник, и я снова почувствовал себя виноватым. Он сказал, что, когда я пел на похоронах Криспо, у него кожа покрылась мурашками, и он надеется, что однажды я спою и на его похоронах (если, конечно, не откинусь первым). Я дал ему слово, что так и будет, и постепенно ужасное давящее чувство вины ушло.

На обратном пути наткнулись на Жиртреста и Джеффа Лоусона, которые разглядывали какие-то документы и старые фотографии. Должно быть, Джефф знакомился с уликами, прежде чем потребовать у родителей рассказать ему правду о самоубийстве прадеда.

22 июня, четверг

Кто-то пустил слух, что мы с Гекконом — голубые фрукты (очевидно, все считают, что поскольку я — счастливый обладатель маленького хоботка, то не могу заниматься сексом с женщиной, а вот с другим парнем — пожалуйста). Решил игнорировать сплетни, надеясь, что все утихнет само собой.

20.30. Порнодебют Гоблина. Рэмбо с Саймоном приглашены в видеозал на премьеру фильма «Похотливые кобылки». Все трое заявили, что это было «просто круто». По словам Рэмбо, для меня смотреть порно — впустую тратить время, так как я еще мелкий и «стреляю холостыми». Я почувствовал, как кровь прилила к лицу, и поглубже спрятался под одеяло, отчаянно пытаясь побороть любопытство. Сколько бы меня ни дразнили, моя недоразвитость по-прежнему убивает меня!

23 июня, пятница

Нашей команде по регби вернули статус «Г». В знак торжества за обедом Лилли показал мне поднятый кверху большой палец и вприпрыжку поскакал к учительскому столу. Посмотрим, как он будет скакать, когда команда Кингз-колледжа нас уничтожит. В Кингз-колледже учится вдвое больше народу, и у них целых восемь команд в категории до четырнадцати.

Джулиан вызвал нас с Гекконом в комнату старост и потребовал признания, гомики мы или нет. Мы заверили его, что это не так. С гримасой ужасного разочарования на лице он лишил нас чаепития с тостами и приказал проваливать. А перед уходом попросил дать ему знать, если мы когда-нибудь передумаем. Мы вместе пошли в спальню, и Геккон рассказал, что его двоюродный брат на какое-то время переметнулся на голубую сторону, но с тех пор пришел в себя, женился и открыл секс-шоп в Кейптауне. Я ответил, что сейчас, пожалуй, не время делиться с ребятами этой историей (как и хвалиться знакомством с Элтоном Джоном).

По традиции репетиция кричалок перед матчем с Кингз-колледжем проходит во дворе, который считается священным центром школы. (Несмотря на то, что его репутацию несколько подмочили история с Жиртрестом, застрявшим в окне, и ночевка Бешеного Пса на лужайке.) Всю неделю по школе ходили легенды и байки о наших встречах с Кингз-колледжем. Более чем за столетнюю историю мы победили их всего трижды, а в прошлый раз они разбили нас со счетом 44:3! В последний раз победа досталась нам в 1977 — тогда игроки команды Кингз-колледжа заявили, что плохо сыграли из-за эпидемии гриппа.

18.30. Короли регби выстроились у фонтана, вплотную окруженные остальными ребятами. Капитан Гиллсон произнес фантастическую речь о гордости и страсти, в которой я лично ничего не понял. Но она вселила в нас жажду кровопролития. Наш боевой клич потряс стены и заставил залаять всех собак в округе. В эмоциональном порыве мы хором пропели школьный гимн, и хотя все ужасно фальшивили, наш здоровяк тренер остался доволен. Берт в один момент так разгорячился, что несколько раз ударил в воздух кулаком, но оступился и упал в фонтан. Спустя примерно полчаса речей и криков толпа разошлась, продолжая, однако, визжать и вопить «ура». Никто, даже сам Линтон Остин, не осмелился сегодня раскрыть книгу.

По традиции, самостоятельные занятия отменили, и всем мальчикам приказали собраться в гостиных для просмотра фильма «100 лучших голов мира». Наша гостиная была битком. Мне удалось занять маленький кусочек ковра в самом углу. Свет погасили, и фильм начался. Однако вместо Нааса Ботха, Гарета Эдвардса и Дэвида Кампезе на экране появились две голые женщины, которые целовались. Это длилось всего несколько секунд, но одобрительные возгласы из нашей гостиной и гостиных других корпусов не утихали несколько минут. Фильм быстро заменили, и на экране возник Гарет Эдвардс, но сделанного было не исправить.

Ошибка Гоблина была роковой (допустим, это была ошибка). Помимо ученических корпусов, видеоканал транслируется во все учительские дома и соседние фермы. Кто-то из учителей наверняка видел красоток в действии. Буду удивлен, если Гоблин продержится в школе до конца выходных.

Приснилось, что Русалка с Амандой целуются на моей кровати. Это нормально или я извращенец? Рэмбо говорит, что если бы он был девчонкой, то стал бы лесбиянкой. Если подумать, я тоже!

24 июня, суббота

Перепуганный Гоблин спросил совета у Рэмбо, прежде чем отправиться на встречу с Глоком (а вероятно, и со смертью). Сгрудившись вокруг кровати Рэмбо, мы еле слышно совещались шепотом. Гоблин был напуган до смерти. В дрожащих руках он держал порнокассету в белой пластиковой коробке. Мы пожелали ему удачи, и он поплелся навстречу судьбе, еле переставляя ноги. Мы же остались ждать в общей гостиной. Шли минуты. Наконец вернулся улыбающийся Гоблин (кассеты у него в руках уже не было), показал нам поднятый кверху большой палец и поскакал по лестнице в спальню. Полкорпуса бросились вслед за ним и обнаружили мерзавца прохлаждающимся на кровати, как будто ничего не произошло. Вот что он рассказал.

По совету Рэмбо Гоблин решил не отрицать, что знает о кассете, и сразу вручил ее Глоку. Однако он отрицал, что кассета его. Глоку он наврал, что она просто лежала в видеозале и он по ошибке принял ее за «100 лучших голов».Задав ряд наводящих вопросов, Глок решил поверить Гоблину на этот раз и конфисковал пленку (Гоблин видел, как он положил ее в нижний ящик стола).Затем на допрос вызвали ответственного за аудио- и видеооборудование из корпуса Барнс. В который раз одному из Безумной восьмерки удалось избежать наказания. Но в один прекрасный день империя Рэмбо несомненно падет...

Наша команда проиграла Кингз-колледжу со счетом 92:0. Команда «Е» — со счетом 108:0 (мистер Лилли уверен, что мы их сделали).

К трем часам дня все наши команды были уничтожены лавиной в черно-зеленой форме. Игроки Кингз-колледжа казались непобедимыми. Их сборная старшеклассников, в которой было вдвое больше людей, чем у нас, вышла на поле на глазах у тысячи зрителей. Через несколько минут наша команда в красно-белой форме вдохновенно выбежала на поле под звуки оглушительной кричалки. Кингз-колледж убавил нам восторга, забив гол на второй минуте. К полуфиналу они вели со счетом 12:0. Наш безусловный рекорд был поставлен под сомнение. Казалось неизбежным, что команда Кингз-колледжа восторжествует в тринадцатый раз подряд.

Но во втором тайме все изменилось. Видимо, мистер Холл в промежутке вдохновил команду речью (или угрозами), во время которой на его поясе висел револьвер (так говорит Берт). И случилось невероятное: Оливер Браун подхватил две великолепные подачи Армстронга, и счет составил 12:12. Почти до конца матча счет таким и оставался.

Потом, когда до конца осталось всего несколько секунд, один из игроков Кингз перехватил мяч, и их крайний бросился вдоль боковой линии и забил гол в ворота. Мы несчастно повесили головы, а болельщики Кингз все разом подскочили и стали подбрасывать в воздух свои дурацкие соломенные шляпы в знак торжества. Вдруг наши тоже радостно закричали. Судья дунул в свисток. Пенальти! Судья постановил, что крайний трехчетвертной, который перехватил мяч, был вне игры. Раздались недовольные вопли со стороны болельщиков Кингз-колледжа, но их староста отчаянно замахал флагом, и они замолкли.

Оливер Браун не спеша положил мяч на маленькую горку песка. Как обычно, он сделал несколько крабьих шажков сначала назад, потом в сторону. И с видом профессора принялся изучать ворота. Несомненно, то был трудный удар с острого угла, да еще под напряжением от взглядов десяти тысяч людей, вскочивших со своих мест в нетерпеливом ожидании... БАМ. Мяч взлетел высоко и ударился о правую перекладину ворот. А потом описал идеальную кривую справа налево, как мяч в кегельбане. Взметнулись флаги, и наступил хаос. Ребята высыпали на поле. Игроков подняли на руки, раздались кричалки и гимны, сработали автомобильные сигнализации, залаяли собаки, заплакали дети, закукарекали птицы... все присоединились к этому хору. Мы победили Кингз-колледж! Короли свергнуты с трона! Да здравствуют новые короли!

25 июня, воскресенье

После вчерашней радостной суматохи сел учить теоремы, читать стихи, изучать климатологию и южноафриканскую политику 1908 года. Надо ли говорить, что день прошел отвратительно — ни минуты облегчения. Решил нарушить однообразие звонком Русалке, но она была вся вялая и рассеянная и сказать ей было нечего.

Хоть одна хорошая новость: позвонил папа и сказал, что наконец собрал деньги на поездку. Я поблагодарил его много раз, но не осмелился спросить, где он раздобыл недостающие шестьсот рандов. Лишний раз убедился, что поговорка «меньше знаешь — крепче спишь» верна для меня, как для никого другого.

29 июня, четверг

Нарушил правило писать в дневник каждый день, так как должен полностью сосредоточиться на экзаменах. Кроме того, за последние четыре дня не произошло ничего маломальски интересного. Только Укушенный вызвал Рэмбо для «разговора». Рэмбо отказался говорить, что они там обсуждали, хотя мы думаем, все дело в Еве — ха-ха!

Экзамены по трудности различаются от простых (история, актерское мастерство, география, английский) до невозможных (математика и физика). Сомневаюсь, что мне удастся сохранить за собой репутацию юного гения, выигравшего грант.

Еще новость: вчера у Геккона украли все трусы. Поскольку мы теперь друзья, после ужина он сообщил мне, что теперь ходит без трусов и уверен, что за кражами стоит Джулиан. В качестве меры предосторожности я спрятал три пары трусов под кроватью, а еще три надел на себя.

Завтра последний день четверти, хотя наша кейптаунская группа проведет первую ночь каникул в школе — мы отчаливаем в субботу утром. Это мой первый официальный тур. Чувствую себя, как игрок команды «Газели»! (Хотя те сроду в туры не ездили.)

30 июня, пятница

На последнем школьном собрании в этом семестре всех регбистов из команды старшеклассников наградили знаком почета. Нашей команде Глок пожелал удачной игры в Кейптауне, после чего раздал никому не нужные галстуки, значки и кубки. Кажется, у Глока потихоньку едет крыша: все собрание он улыбался как псих и даже пару раз несмешно пошутил (лишь учителя математики и физики хохотали над его шутками).

12.00. Трое из Безумной восьмерки попрощались и разошлись, кто к родительским машинам, кто к остановке. Наша кейптаунская группа отправилась на послеобеденную тренировку с Папашей. Как-то странно, когда в школе никого нет. Должно быть, преподы просто обожают, когда мы уезжаем и наступает тишина.

22.00. Рэмбо прокрался в спальню и рассказал, что они с Евой только что занимались сексом в раздевалке на поле для крикета. Жиртрест с Бешеным Псом стали упрашивать его рассказать поподробнее, но Рэмбо лишь ответил, что это лучшее, что он чувствовал в жизни. Саймон, который весь вечер подбрасывал мяч на кончике биты, посоветовал Рэмбо прекратить отношения с Евой, пока ситуация окончательно не вышла из-под контроля. Но тот лишь улыбнулся и побежал в душ.

Завтра нам предстоит пересечь всю страну и оказаться в прекрасном Кейптауне, где я не был с пяти лет. Интересно, мы поднимемся на Столовую гору на фуникулере? В прошлый раз мы так и не поехали, потому что Вомбат заявила, что боится высоты и у нее плохое предчувствие, будто трос оборвется и кабина фуникулера будет объята пламенем. И мы пошли смотреть на здание парламента.

Бешеный Пес разорвал чайный пакетик, завернул чайные листья в обрывок письма, украденного из шкафчика Верна, и приказал нам всем выкурить эту «сигару». Вкус у нее был отвратный, и я всю ночь прокашлял, не давая уснуть никому, кроме Бешеного Пса.

1 июля, суббота

05.00. Завыла сирена на подъем, вслед за чем раздался оглушительный рев Папаши, огласивший весь двор:

— Вставайте, несчастные маленькие отродья, и марш в автобус! Раздавим замурзанных кейптаунских свиней! — Кажется, он сказал именно «замурзанных», хотя с Папашей никогда нельзя быть уверенным на все сто. (Не знаю, что такое «замурзанный», но звучит сердито.)

Мы помчались по дороге пилигрима во главе с Папашей, который срывающимся голосом вопил кричалку и какой-то безумный монолог из малоизвестной шекспировской пьесы «Симберлина» или что-то вроде того. Я вдруг понял, что Папаша пьян, как скунс, и на нем все еще профессорская мантия со вчерашнего школьного собрания.

Эрик Ньятхи, водитель школьного автобуса, был в восторге, что рядом с ним сидит наш искрометный учитель английского, и принялся болтать с ним на английском и зулу. Автобус медленно полз по заиндевевшим бурым холмам провинции Натал, а на спусках бешено несся, пытаясь набрать скорость для следующего подъема. Чтобы поднять наш боевой дух, Папаша попросил меня возглавить исполнение школьного гимна. Как только пение затихло, он достал бумаги, присланные по факсу, и начал зачитывать список противников, с которыми нам предстояло сразиться в течение недельного крикетного турнира. Наш хитрый тренер отправил своего брата, который работает агентом по недвижимости и живет в Кейптауне, в каждую из школ, с которой мы будем играть, и тот, вооруженный блокнотом и биноклем, шпионил за нашими соперниками. По мнению этого засланного казачка, единственную достойную конкуренцию представляет Кардинал-колледж — их подающие «смертельны», а бэтсмены «беспощадны, как двухметровая садо-мазо госпожа на острых шпильках». Внимательно перечитав сведения по каждой школе, Папаша пригрозил, что если мы лишимся нашего безусловного первенства, то обратно от Кейптауна пойдем пешком (1700 километров).

Пока мы заправлялись среди ночи в маленьком горном городишке Бофор-Вест, где стоял адский холод, Бешеный Пес со Стивеном Джорджем поспорили о том, насколько быстро Пес подает мяч. Стивен сказал, что не так уж и быстро, а Бешеный Пес... ну, скажем, он был другого мнения. Чтобы доказать свою правоту, он достал из сумки мяч и бросил через всю заправку. К сожалению, при этом он забыл снять свой тяжелый армейский бушлат, и мяч улетел в сторону и разбил левый поворотник у нашего автобуса. Эрик пришел в ярость и попытался вмазать Бешеному Псу дубиной, на что тот достал свой охотничий нож. Кровавую резню удалось предотвратить лишь благодаря Папаше, который очнулся от забытья и пригрозил взорвать автобус, кинув спичку в бензобак. После недолгих переговоров Эрик с Бешеным Псом помирились, и наше путешествие по нескончаемому плато продолжилось уже без поворотника.

2 июля, воскресенье

25-часовое путешествие наконец подошло к концу, и мы остановились у муниципального здания в Рондебоше у подножия знаменитой Столовой горы. (Нам сказали, что она там есть, но облака были такие густые и низкие, что никакой горы мы так и не увидели.) Большой зал был завален матрасами и маленькими шкафчиками (видимо, все школы поселили вместе). Рухнув на кровати, мы забылись блаженным сном.

14.00. Приехали еще три команды. Следуя инструкциям Папаши, мы сверлили их стальными угрожающими взглядами, пока те разбирали вещи и стелили постели.

21.45. Во главе с Бешеным Псом наша команда организовала жестокий подушечный бой, в результате которого один мальчик из Восточно-Капской провинции заплакал, а остальные с криками ужаса выбежали на улицу под дождь. Так мы пролили первую кровь и показали врагу, кто главный.

3 июля, понедельник

07.00. Позвонил домой сообщить о том, что прибыл в Кейптаун в целости. Папа спросил, сколько калиток я уже сбил. Я ответил, что матчи начинаются только завтра. Потом услышал вопли и звук бензопилы, вонзающейся в дерево, и на том конце трубку бросили.

После утренней тренировки под моросящим дождем Папаша с Эриком повезли нас в Саймонстаун, обогнув полуостров. Гору мы так и не увидели, зато видели тюленей, корабли, военно-морскую базу и странного чувака с длинной бородой, который шел по дороге голый. На обратном пути Папаша сказал, что ему нужно позвонить, и они с Эриком скрылись в пабе «Медный колокол» в маленькой рыбацкой деревушке Калк-Бэй. Из окон автобуса открывался потрясающий вид на океан, пока стекла не запотели. Тогда мы стали играть в кости и в «загадай предмет». Почти целый час мы не могли угадать предмет на букву «л», загаданный Бешеным Псом. Когда мы наконец сдались, он сказал, что загадал эльфа, которого видел прячущимся за автобусом. Скрипя от злости зубами, Рэмбо сообщил Бешеному Псу, что, даже если предположить, что эльфы действительно водятся в Калк-Бэй (что маловероятно), слово «эльф» начинается с буквы «э». Тем не менее Бешеный Пес объявил себя победителем и чемпионом по игре в «загадай предмет».

Через три часа Папаша с Эриком вышли из паба, распевая песни (только оба пели разные, причем папа на английском, а Эрик — на зулу). Парочка прохлюпала по грязи, поддерживая друг друга, и, спотыкаясь, ввалилась в автобус. Папаша заплетающимся языком продекламировал короткий шекспировский стих и сказал, что его мама передает нам привет. Автобус с рывком сорвался с места и, накренившись на одно колесо, вылетел на дорогу, чуть не сбив пожилую парочку, пытавшуюся удержать свой зонтик. По пути в базовый лагерь Папаша исполнил невероятно длинную и пошлую песню про девчонку по имени Амелия. В конце концов он замолк и уснул на плече Эрика.

4 июля, понедельник

Матч №1 — Темплтон-Хай

09.00. Прибыв на поле, мы увидели, что оно затоплено, и поскольку дождь лил не переставая, вместо матча нас повезли в океанариум. Там Лесли и Джордж все утро пытались довести до бешенства страшенную акулу с торчащими под углом зубами, в результате чего акула не шелохнулась, а нас всех выгнали из океанариума. Потом Папаша повел нас в галерею, где Бешеный Пес сделал вид, что совокупляется со скульптурой, и нас снова выгнали. На этот раз раздраженный куратор кричал нам вслед, что мы — позор нашей школы. Папаша послал его на *** и не забыл добавить, что мы из Темплтон-Хай из Трансвааля. Взбешенный куратор процедил, что доложит на нас в соответствующие инстанции. Папаша громко рыгнул и увел нас прочь из галереи.

Пообедав гамбургерами и картошкой фри в Си-Пойнте, мы направились в древний замок, откуда нас, как ни странно, не выгнали. Я уже был в этом замке в прошлый раз и помнил, что там смертельно скучно — на этот раз ничего не изменилось. После замка мы прогулялись по гавани. Через пелену дождя едва виднелись очертания острова Роббен, где Мандела сидел в заточении. Остров казался холодным и безлюдным — ужасное место, чтобы провести там полжизни. Больше никто островом не заинтересовался, и вскоре мы поехали обратно в базовый лагерь.

5 июля, среда

Матч №2 — Кларенс-Хай

Игру отложили, и лишь через два часа после заявленного начала Бешеный Пес смог бросить наш первый кейптаунский мяч. Мяч улетел за границу поля, и нам начислили четыре перебежки. Следующий мяч срезался с биты и полетел прямо в руки третьему игроку. Вскоре команда Кларенс вырвалась вперед: их лучший бэтсмен три раза отбил мой мяч на шесть перебежек! Когда они набрали 175 очков и сбили две калитки, снова пошел дождь, и матч отменили. Но мы все же победили их в жестоком матче по тач-регби, который, однако, плохо кончился: Бешеный Пес с разбегу врезался в одного из их игроков, и тот вывихнул запястье.

6 июля, Четверг

Матч №3 — Кардинал-колледж

Не понимаю, зачем мы приехали на фестиваль крикета в Кейптаун зимой, когда на южном побережье выпадает самое большое количество осадков (я сам сто раз повторял эту фразу на экзамене по географии). Матч с Кардинал-колледжем снова не удалось завершить — у нас даже не было возможности увидеть их «смертельных» подающих в действии. Так мы и не выяснили, можно ли верить шпионским источникам Папаши.

7 июля, пятница

Матч №4 — сборная Фри-Стейт

Сегодня нам наконец удалось доиграть матч до конца — он завершился нашей победой над сборной Фри-Стейт. Я сбил три калитки (рад, что мне наконец удалось сделать хоть что-то полезное для нашей команды). Саймон заработал нам сто очков — за каждый из его мячей нам начислили не меньше двух перебежек. Команде противника оставалось лишь недовольно мямлить себе под нос на африкаанс и печально качать головами.

Так закончилась дождливая крикетная неделя. Хотя с погодой повезло не очень, есть и хорошие новости — наша команда по-прежнему лучше всех.

8 июля, суббота

12.00. Папаша с Эриком повезли нас на винные дегустации в Парл, Стелленбош и Франшхук. После визита на четвертую винодельню мы еле стояли на ногах. Мой мозг проспиртовался. Я шел зигзагами, а в голове пульсировала боль. После визита на восьмую винодельню мы с Саймоном, Лесли и Стивеном Джорджем пошли за курятник, и нас вырвало. Тем временем Жиртрест проглотил около килограмма козьего сыра с разными добавками. Папаша купил четыре ящика вина и задался целью выпить как можно больше в автобусе перед возвращением в лагерь. Похоже, его совсем не волновало, что мы напились как свиньи, нас рвет и колбасит, а язык совсем не ворочается. Он заставил нас снова вдохновенно пропеть все пять куплетов школьного гимна. Все немного приуныли, когда Эрик сбил собаку в районе Винберга и сделал вид, что не заметил. При виде бедного животного на обочине нас снова вырвало, а кое-кто начал всхлипывать и даже заплакал. Но Папашу было уже не остановить, и он запел «Господь — мой пастырь» в память о несчастном псе. (В этом году это уже не первое животное, сбитое транспортным средством, в салоне которого находился человек с фамилией Мильтон.)

Вернувшись в базовый лагерь, мы собрали вещи и залезли обратно в автобус. Нам предстоял долгий путь домой. Вообще-то, мы должны были выехать завтра, но Папаша объявил, что отправляемся немедленно, и снова воспел хвалу нашему непобедимому выступлению на турнире. Мы были слишком пьяны, чтобы возразить, что отыграли всего один матч. Автобус двинулся сквозь туман, ветер и сплошную пелену дождя.

9 июля, воскресенье

Прервав мой глубокий и чудесный сон (хотя хоть убей, не припомню, о чем он был), меня растолкали и приказали выйти из автобуса. Голова в жизни так не болела. Папаша раздал каждому из нас по четыре таблетки аспирина и приказал запить их каберне «Меерлюст» урожая 1985 года. Прежде чем циферблат моих часов замерз, я успел посмотреть на время — 03.15. У нас спустило колесо, и Эрик вышвыривал наши вещи из автобуса в поисках запаски и инструментов. Стоял собачий холод, и мы прижались друг к другу потеснее, стоя на асфальте, пока Эрик менял колесо. Вскоре нам разрешили вернуться в автобус, но было уже поздно — я промерз до костей и не мог уснуть до самого конца поездки.

17.30. Когда спустя 23 часа мучений в тесных креслах ледяного автобуса мы наконец приехали в школу, провонявшие вином, потом и блевотиной, я заметил у входа наш зеленый «рено». Однако папы нигде не было. Я обошел пустые школьные корпуса, но безрезультатно — везде было заперто и тихо, лишь голуби, воркуя, устраивались на ночлег. Мне очень хотелось домой, в ванную, в свою комнату... я мечтал лишь о том, чтобы поскорее смыться отсюда.

Помахав на прощание ребятам из команды, я сел на ступеньки и попытался читать «Сухой белый сезон» в тусклом свете заходящего солнца. Но слова скакали в голове, как в барабане стиральной машины. Я закрыл книгу и стал просто сидеть.

Примерно через десять минут, к моему абсолютному ужасу, открылись ворота, ведущие к дому Глока. Послышались смех и веселые голоса. Папа пожал Глоку руку, вальсируя, подскакал ко мне и крепко меня обнял. Я был так потрясен, что даже не стал на него обижаться. «Рено» завелся с громогласным взрывом, и мы умчались по дороге пилигрима. Я ехал домой.

12 июля, среда

Проснулся, и мне показалось, что я проспал несколько дней (потом понял, что не показалось).Зато почувствовал себя совершенно отдохнувшим. Плотно позавтракав яичницей с беконом и жвачкой «Супер-Му» с новым вкусом, отправился в гости к Русалочке, предчувствуя недоброе...

Худшие страхи оправдались, когда я пришел и увидел Русалку в гостиной. Она сидела на диване и смотрела телевизор. Меня она, кажется, даже не заметила, а когда я попытался с ней заговорить, не оторвалась от повтора какого-то сериала. Потом вошла Мардж с двумя чемоданами и сказала, что Русалочка уезжает в Англию в гости к тете и пробудет там некоторое время. Русалка по-прежнему молчала, уставившись в телек.

Мардж позвала меня на кухню и объяснила, что Русалке дали большую дозу успокоительного, чтобы она не волновалась из-за переезда. Психотерапевт сказал, что смена обстановки подействует на нее благотворно, поэтому Мардж и решила ненадолго отправить ее за океан. Я кивал как болванчик, а потом ушел, потому что чувствовал себя неловко и только путался у них под ногами.

Вернувшись домой, я разозлился на Русалочку. Неужели обязательно было сходить с ума? Много у кого родители разводятся, и это еще не причина психовать. Если бы было так, большинство ребят в школе были бы психами. Хотя если подумать... они и есть психи. Тут мне надоело размышлять, я налил горячую ванну и стал репетировать сольные партии Оливера перед Ларри (моей старой красной резиновой змеей).

13 июля, четверг

Мама встревожена не на шутку. Доктор сказал, что Вомбат надо удалить катаракту на обоих глазах. Операция назначена на понедельник. В тот самый момент, когда она сообщила мне об этом, папа вбежал в комнату с удочкой и сказал, что в следующие выходные мы всей семьей поедем на рыбалку.За этим последовал ожесточенный спор, участия в котором я избежал, улизнув в сад, где стал тренировать крученый мяч.

Пытаюсь не думать о Русалочке, которая, наверное, уже в Англии. Означает ли это, что между нами все кончено? Мы расстались? Или она по-прежнему остается моей девушкой?

14 июля, пятница

По почте прислали результаты школьных экзаменов. Четыре пятерки, три четверки и одна тройка. Укушенный написал в характеристике, что мне нужно больше стараться. Папаша написал, что я гений. И я с ним согласен! Папа прочит мне будущее великого ученого. Он открыл бутылку шампанского, чтобы «отпраздновать мои успехи и скорую кончину Вомбат». Сделав пару глотков, я вылил остальное в раковину. Кажется, моя печень скоро откажет.

15 июля, суббота

Неожиданно позвонил Геккон: они с тетей и дядей приехали в Дурбан на выходные, — и он спрашивал, не хочу ли я пойти на пляж. Не успел я ответить, как он добавил, что заедет через полчаса.

10.00. На нашей улице появился огромный черный лимузин «мерседес» и остановился рядом с «рено». Из лимузина вышел чернокожий мужчина в темном костюме и открыл заднюю дверь. Оттуда выскочил Геккон и с безумной улыбкой на лице пожал руки мне и моим предкам, которые вышли поглазеть на машину.

Я думал, личные водители бывают только у членов королевской семьи и кинозвезд, но никак уж ни у твоих соседей по спальне с зеленым лицом, у которых есть богатый дядя. Когда мы выехали на шоссе, я спросил Геккона, откуда он узнал мой адрес. Тот улыбнулся и ответил: «Глэдстоун знает все». Глэдстоун коснулся козырька своей фуражки, не отрывая глаз от дороги.

Черный «мерседес», может, и привлекал девчонок, но вот розовые плавки до колен, которые напялил Геккон, — нет. Он, с его мертвенно-белой кожей, которая стала пурпурной через десять минут пребывания на слабом зимнем солнце, и я, тощий, с колтунами в длинных волосах, — вдвоем мы, несомненно, выглядели самыми зачуханными лохами на пляже. Мы купались и загорали, а Глэдстоун терпеливо ждал в машине. Геккон купил нам эскимо и даже попытался заговорить с группой девчонок, которые предложили ему утопиться. Я с трудом верил, что этот безбашенный чувак и доходяга, которого вечно тошнит и который боится мяча для регби и всего остального, что в него бросают, одно и то же лицо. Подозреваю, что у него раздвоение личности, потому что за пределами школы он становится совсем другим человеком. Мне нравится Геккон, и я больше не стыжусь называть его своим другом.

16 июля, воскресенье

Сегодня у нас Вомбат на обед (не в буквальном смысле, конечно, — сомневаюсь, что это было бы вкусно!). В связи с грядущей операцией у нее развилась настоящая паранойя — она напрочь отказывается, чтобы ее оперировал доктор-индус. Мол, он введет ей наркоз, а потом пристукнет ее и сбежит с ее сумочкой. После обеда она заявила, что не боится умирать, а потом расплакалась. Мама попыталась успокоить ее и пообещала лично присмотреть за ее вещами в больнице. Тогда бабуля заговорила голосом Голлума и обвинила маму в том, что она хочет украсть ее «прелесть», ее драгоценности. Мама в ярости выбежала из дома, и нам с папой пришлось везти Вомбат домой.

17 июля, понедельник

09.00. Вомбат положили под нож. После операции хирург (не индус) сказал, что все прошло нормально, без осложнений. Мама (она уже простила Вомбат обвинения в воровстве) вздохнула с облегчением, расплакалась, обняла меня и слюняво поцеловала на виду у всех в приемной. Кое-кому из ожидающих повезло меньше — доктор отвел их в сторону и говорил с ними тихим шепотом. Потом одна женщина разрыдалась и побежала в туалет, а ее долговязый муж беспомощно бросился за ней, но перед дверью женского туалета неуверенно остановился. Мне хотелось спросить у них, что случилось, но это было бы невежливо, поэтому я спрятался за большим цветочным горшком и стал подслушивать. К сожалению, они говорили на африкаанс, и я не стал ломать себе голову, сел и начал читать журнал «Туризм и отдых».

18 июня, вторник

День рождения Манделы. По телевизору показывали большую программу, посвященную ему, — его камеру на острове Роббен и то, как ему приходилось пятнадцать лет дробить песчаник. Трудно поверить, что после такого он не мечтает уничтожить всех белых на Земле. Чтобы отпраздновать этот день, усердно пытался вникнуть в «Сухой белый сезон», но сосредоточиться никак не мог. Один раз прочел семь страниц и не запомнил ни слова. Означает ли это, что не быть мне юным борцом за свободу? Может, весь смысл этих книг про борьбу в том, что нужно побороть себя, чтобы дочитать их до конца?

19 июля, среда

Вомбат в добром здравии, сидит на подушках на больничной койке. С повязкой на глазу она жуть как похожа на капитана Крюка. Ругается матом на медсестер и грозит отсудить у больницы последнюю копейку, если в ее палате не установят телевизор. Хирург сказал, что завтра ее можно выписывать. Мама решила не ехать на рыбалку на озеро Сент-Лусия и провести выходные у Вомбат.

20 июля, четверг

Великая рыбацкая экспедиция (наша первая рыбалка с 1986 года).

06.00. С грохотом выкатываемся на тропинку, ведущую к дому, и, скрипнув тормозами, выезжаем на улицу, вопя, как хулиганская банда. Соседская собака (та, что осталась в живых) бежит за нами полкилометра, потом понимает, что погоня бесполезна, и вонзает зубы в покрышку припаркованного рядом автомобиля, вымещая злобу на ней.

06.02. Папа открывает первую банку пива.

06.12. Пришлось вернуться домой: папа забыл наживку и мясо в холодильнике.

06.14. Мама устраивает папе скандал, потому что от того несет пивом, а еще даже солнце не взошло (таковы идиотские правила в нашей семье — никакого пива, пока не взойдет солнце).

06.16. Папа выходит из себя и пытается переехать соседскую собаку, но вместо этого заезжает на тротуар.

06.17. Съехав с тротуара, «рено» начинает издавать ужасный лязг.

06.19. Папа допивает вторую банку пива.

06.42. На последнем издыхании «рено» заезжает в автомастерскую в маленьком городишке Баллито.

06.48. Механик говорит, что нужно заменить осевой клапан (или что-то вроде того). И обойдется это в триста рандов.

06.49. Папа залпом опрокидывает третью банку пива за утро.

06.55. Пока мы ждем за мастерской, папа учит меня забрасывать удочку (пахнет от него, как от пивоварни).

07.20. Снова едем.

07.23. Папа останавливается отлить на поле сахарного тростника.

07.25. Заводит одну из баек про рыбалку.

07.40. Останавливается отлить на обочине.

08.04. Понимаю, что где-то уже слышал эти рыбацкие байки. Это те же самые истории, что мне рассказывал дядя Обри, когда мы гостили у него на ферме на Пасху. Только имена и места разные. Вежливо выслушиваю всю эту чушь во второй раз, рисуя каракули в дневнике.

09.30. У спортклуба в Эшове к нам присоединяется один из папиных старых друзей. Мы завтракаем яичницей с сосисками, я выслушиваю еще пару историй, папин друг грузит в прицеп большую лодку и желает нам удачной рыбалки!

09.35. Прихлебывая четвертую банку пива за утро (чтобы успокоить урчание в животе), папа начинает лекцию по стратегии рыбалки.

09.48. Папа снова остановился отлить у обочины. На этот раз подъехала полицейская машина, и коп пригрозил привлечь папу за то, что он останавливается на шоссе и мочится у всех на виду. Но папе удалось уговорить его не делать этого после того, как они обнаружили, что у них много общего (рыбалка, регби и ненависть к «новой» Южной Африке). Удивляюсь, как это полицейский не учуял одуряющий аромат пива из папиного рта. Наверное, ему даже в голову не пришло, что кто-то может напиться до десяти утра.

09.57. В честь того, что ему удалось обвести стражей закона вокруг пальца, папа открывает пятую за утро банку пива.

12.50. Подъехали к устью реки Сент-Лусия. Проезжая по главной улице, папа беспрестанно гудит в клаксон, пока один из прохожих не приказывает ему прекратить эту...!

13.05. Мы в нашем отеле, который называется «Отпускные апартаменты „Зыбучие пески"». Владелец, краснолицый мужчина с брюшком по имени Фрик де Вет, сообщает, что «в устье реки глушат рыбу». Папа приходит в такой восторг, что кидает наши сумки в шкаф, берет наживку и удочку и вприпрыжку бежит в машину.

13.13. Папа ставит лодку и прицеп на мостки и спускает их в воду.Затем мы развязываем различные веревки и отстегиваем цепи, которыми лодка крепится к прицепу. После чего пытаемся столкнуть лодку с прицепа в холодную зеленую воду. Лодка не сдвигается ни на дюйм. Предлагаю отправиться за помощью, но папа отказывается со словами «только через мой труп»!

13.25. Потолкав еще немного, папа решает, что нужно открепить прицепное устройство и поднять его в воздух. Тогда под действием ускорения лодка соскользнет с прицепа и спустится на воду. Мы медленно приподнимаем буксирный крюк, и действительно, лодка как по маслу соскальзывает в воду. К сожалению, сам прицеп тоже двигается вверх и вперед и с оглушительным треском падает на крышу «рено». Как в замедленной съемке прицеп съезжает по крыше и с душераздирающим грохотом врезается в заднее стекло автомобиля. И наступает тишина. Потрясенная тишина.

13.37. Толпа ржущих зевак наблюдает, как мы с папой выталкиваем буксирный крюк с заднего сиденья машины. Когда к нам возвращается контроль над ситуацией и некое подобие самообладания, по рядам проносится волна насмешливых аплодисментов. Ругнувшись вполголоса, папа приказывает мне садиться в лодку. Мы плывем к устью реки.

13.40. Оказавшись вне поля зрения зевак, папа опрокидывает первую послеобеденную банку пива и сразу приободряется.

17.00. Не считая пары мелких лещиков, нам нечем похвастаться в этот насыщенный событиями первый день рыбалки.

21 июля, пятница

06.00. Не побоявшись ледяного предрассветного ветра, неустрашимые Мильтоны сидели в устье реки и ждали прилива. Вдруг из воды, как торпеда, выпрыгнула длинная костлявая рыба, и начался дурдом. Моя бобина предупреждающе завизжала, папа завизжал от восторга, а я — от испуга. Рыба (позднее мы поняли, что это был скипджек) все выпрыгивала и выпрыгивала из воды, пока наконец не обернулась вокруг якорного каната, лодочного мотора и трех чужих лесок. Тут она снова выскочила, и леска с треском оборвалась. По правде, я был рад, что скипджек вырвался — жалко убивать такую красивую рыбу, устроившую нам столь блестящее шоу.

В то утро удача была на нашей стороне. Папа поймал пятнистого ворчуна и леща, а я — пожилую песчаную акулу. (Несмотря на название, зубов у нее не было, и, кажется, она больше боялась нас, чем мы ее.)

К сожалению, часов в девять поднялся ветер, и рыбалку пришлось сворачивать. Мы вернулись в наши «отпускные апартаменты» и сели за плотный завтрак. Пошел дождь, поэтому остаток дня мы провели в баре, играя в домино и карты с местным старичьем (которые называли себя морскими волками). От них мы услышали кучу баек про Сент-Лусию; действие большинства происходило еще до моего рождения. Ветер по-прежнему завывал, а дождь колотил в окна. Бармен принес еще эля, и на папу напала жалостливая меланхолия. К обеду он вспомнил какого-то Вебстера и начал плакать. Морские волки переглянулись и откланялись, сославшись на то, что им пора домой. Я видел, как они сели в пабе через дорогу, но решил не расстраивать папу.

23 июля, воскресенье

06.00. Ранний подъем на рыбалку плодов не принес. Из-за ливня в воде было столько мусора, что наши поплавки вскоре скрылись под слоем водорослей и прочего липкого дерьма. У папы было небольшое похмелье, и он решил забрасывать удочку через плечо, в противоположном направлении от того, куда он смотрел, чтобы сэкономить силы. Увы, это увенчалось тем, что чайка схватила его наживку на лету и полетела к своему гнезду на том берегу реки. Папа же подумал, что поймал большую рыбу и восторженно закричал, дергая удочку и заливаясь каркающим хохотом, как маньяк. Бедная чайка со свистом рухнула в воду, наверное думая про себя, что за бешеная сардина ей попалась.

Папа медленно закручивал бобину с чайкой, делая вид, что ему не нравится игра в перетяг. Оказавшись в лодке, чайка притворилась мертвой. Папа вынул крюк и отпустил птицу. Чайка открыла глаза, клюнула его в руку и с недовольным воплем улетела. Папа ругнулся ей вслед и попытался сшибить ее свинцовым поплавком. У него хлестала кровь, настроение испортилось, и он отменил рыбалку. Я поднял якорь, и мы поплыли к пристани.

После обеда мы погрузили лодку в прицеп (с помощью морских волков, что оказались поблизости) и поехали домой. Так как на месте заднего стекла теперь зияла дыра, по пути я отморозил себе весь зад.

24 июля, понедельник

Мама отвела папу к врачу — у него посинела рука. Врач сделал ему прививку от столбняка и запретил употреблять спиртное.

Завтра снова в школу. Скорее бы приступить к репетициям «Оливера»! Стоит подумать о премьере, и в животе все внутренности закручиваются узлом. Единственный способ избавиться от паники — принять ванну и пропеть всю пьесу от начала до конца, проговаривая все диалоги и повторяя все песни. После такой ванны я почувствовал себя совершенно разбитым и забылся долгим беспокойным сном.

25 июля, вторник

Перечитывал дневник и понял, что моя личная жизнь — полный отстой. Отношения с Русалкой катятся к чертям (прежде всего потому, что она сбрендила). Я постоянно думаю об Аманде, хотя она ясно дала знать, что не испытывает ко мне интереса. Мама считает, что о Русалке можно забыть, а нашим отношениям конец. (Мама совсем не уважает людей, у которых не все дома — считает, что они притворяются.)

Впервые на пути в школу в автобусе не тосковал все два с половиной часа по дому. Соскучился по первобытным джунглям нашей спальни. Что говорить, ни с кем так не весело, как с Безумной восьмеркой!

Наши достижения за каникулы

26 июля, среда

Глок со свирепым видом явился на школьное собрание. Сказал, что третий семестр в школе по традиции называют «дурным семестром». И в течение последних пяти лет хотя бы одного ученика в этом ужасном семестре непременно исключали. Согласно нашим экспертам (Гоблину и Рэмбо), это потому, что в третьем семестре не играют ни в крикет, ни в регби и нет экзаменов, поэтому все и ведут себя, как идиоты.

Первая репетиция прошла ужасно.За каникулы все всё забыли. Викинг с Коджаком орали на нас по очереди. И как всегда, чем больше они орали, тем хуже мы пели.

27 июля, четверг

Папаша начал новую жизнь. Сбрил бороду, бросил пить, и жена его вернулась. Он снова бодр и остроумен, а ругательства, которыми он осыпал нас на первом уроке английского, были самой высокой пробы.

Червяк нервничает из-за выпускных экзаменов (они только в ноябре). Он сжевал все свои карандаши, а во сне пускает слюни на подушку (надеюсь, это все-таки слюни).

28 июля, пятница

22.00. Жиртрест зажег свечи и созвал всех в свою каморку на первое «собрание» в этом семестре.Завершив традиционные ритуалы (с каждым разом это занимает все больше времени), он обратился к нам, как водится, официальным тоном. К сожалению, собрание было испорчено ужасной вонью, исходившей от кого-то из присутствующих. Рэмбо обвинил Роджера, Гоблин — Верна, а Саймон — Бешеного Пса. В конце концов порешили, что это Геккон, и облили его с головы до ног дезодорантом Жиртреста.

Главное по делу Макартура

Джефф Лоусон потребовал, чтобы родители рассказали ему правду, и те неохотно раскололись. Однако их сведения о событиях того рокового дня носили какой-то размытый характер и скорее были почерпнуты из газет. Никаких доказательств того, что на самом деле произошло в часовне за несколько минут до смерти Макартура, мы так и не получили. Предки Джеффа уверены, что это было самоубийство (у Макартура не было врагов), но они также сказали, что его дед не страдал депрессией, слабоволием или перепадами настроения и школьная жизнь ему очень нравилась. Он также не был импульсивным и спонтанным человеком, так что теория о том, что он в пылу отреагировал на какое-нибудь событие, тоже маловероятна. Родители Джеффа планировали рассказать ему о прадеде только после того, как тот окончит школу!

Итак, последние новости не приблизили нас к правде ни на шаг.Закончив свой рассказ, Жиртрест окинул нас пристальным взглядом и постановил:

— Надо провести сеанс вызова духов под той самой балкой, на которой он висел, иначе никогда не узнаем правду. — Последовала пауза, и мы приступили к голосованию.

Проголосовали почти единогласно — семь против одного. Единственным, кто высказался против, был Саймон — он покачал головой и поднял свой костыль.

Жиртрест был вне себя от радости. Назначили дату — 19 августа, день рождения Макартура. Во сколько начало, никто даже и не спрашивал. Самое страшное всегда происходит в полночь!

29 июля, суббота

Бег по пересеченной местности. Поскольку школа расположена у подножия Драконова хребта, в распоряжении нашего садиста физкультурника целая куча крутых холмов и гор, вдоль которых пролегает семикилометровый маршрут. Вооруженные справками об освобождении, Саймон с Жиртрестом с самодовольной улыбочкой провожали взглядом нашу группу, что сломя голову пронеслась по футбольному полю через ручей и скрылась в горах. Через полкилометра Геккона стошнило за ближайшим кустом, и он решил остаток пути пройти пешком. Рэмбо вырвался вперед, а мы с Верном бежали медленной трусцой. При этом у Верна шла пена изо рта, и он громко дышал, как Дарт Вейдер. (Но к тому моменту я был рад любой компании.) Бешеный Пес сошел с дистанции и скрылся за кустом с рогаткой, сказав, что присоединится к нам на последнем пятисотметровом отрезке, когда мы побежим обратно.

Мы снова увидели его только у финиша. Он стоял, смущенно улыбался и держал в руках медаль. Укушенный пожал ему руку и хлопнул по спине, а вслед за ним то же проделали Лутули, Джулиан, Червяк и Гэвин, староста, что живет под лестницей.

Оказалось, Бешеный Пес преследовал в кустах синеголовую ящерицу, потерял счет времени и подумал, что мы уже мимо него пробежали. Тогда он вышел из-за кустов, спустился с холма, промчался по пустому футбольному полю и таким образом побил рекорд по бегу по пересеченной местности среди младшеклассников на целых семь минут двенадцать секунд! Побоявшись признаться в содеянном, теперь этот придурок лишь пожимал плечами и принимал поздравления.

30 июля, воскресенье

Репетиция на целый день с девчонками. Во время обеденного перерыва мы с Амандой репетировали нашу песню, а потом вступили в серьезные дебаты о политике. Ее впечатлило то, что я планирую стать борцом за свободу. Оказалось, ее отец — политический активист и читает лекции в университете в Питермарицбурге. Я ответил, что у моего отца химчистка, но это ее не очень впечатлило.

Сегодня все выступили лучше, и Коджак ни разу на меня не заорал. Легко выступать, когда пытаешься произвести впечатление!

31 июля, понедельник

08.00. Во второй раз за год Бешеного Пса вызвали на трибуну на школьном собрании. (На этот раз его ширинка была застегнута.) Глок торжественно пожал ему руку под оглушительные аплодисменты и свист (хотя на самом деле никто не радовался).

Прекрасно пообедал с Папашей, который словно стал новым человеком. Мы поделили на двоих сочный ростбиф, а Папаша пил имбирный эль. Они с женой были как подростки: целовались и хихикали, стоило их взглядам ветретиться. После обеда Папаша наорал на меня за то, что я уже давно ничего не читал.

— Хватит молоть эту... про то, что хочешь стать борцом за свободу — почитай же наконец что-нибудь, что тебе нравится! В самом деле, друг, нельзя же забросить литературу, чтобы произвести впечатление на какую-то кошелку из частной школы!

Я разозлился. Как он смеет называть ее... минуточку. Разжав зубы и кулаки, я задумался: а что я, собственно, сержусь? Может, я...

Не могу даже написать это слово. Кажется, мне самому пора к психиатру!

1 августа, вторник

Сегодня у Рэмбо день рождения. Этого дня мы боялись как огня. Вопрос в том, должны ли мы просто проигнорировать этот день и сделать вид, что ничего не знаем? Или столкнуться лицом к лицу с чудовищем и вручить Рэмбо его «подарочек»? Гоблин провел тайные переговоры, и было решено, что надо что-то делать. Хоть в фонтан его окунуть, что ли.

И вот настало время ужина. Целая армия ребят залегла в засаде, подстерегая идущего Рэмбо. Когда он вышел из столовой, Гоблин подал сигнал, и мы выбежали во двор, наскочили на него и повалили в пруд с золотыми рыбками. Миссия завершена. Между прочим, Рэмбо принял наказание с достоинством (разве что запустил ботинком в лицо третьекурснику по имени Уитакер).

20.45. Рэмбо не явился на собрание корпуса. Укушенный сделал пометку в своем списке и затянул занудную речь о том, что надо экономить туалетную бумагу.

Оказалось, Рэмбо решил пропустить собрание, потому что Ева обещала подарить ему кое-что на день рождения. Что она подарила, он не сказал. Но мы могли себе представить.

2 августа, среда

Папа застал Инносенс за торговлей самогоном. Он пока не решил, что с ней делать. Инносенс стала кататься у него в ногах и умолять не лишать ее работы.

Первый тренировочный забег Бешеного Пса обернулся полным фарсом. Этот идиот взбежал на пару холмов под руководством мистера Уильямсона, после чего его вырвало, и он рухнул без сил. Сестра Коллинз сказала, что он, наверное, переел за обедом и вполне способен принять участие в субботнем соревновании с участием бегунов из Кингз-колледжа.

3 августа, четверг

Гэвин, староста, что живет под лестницей, избил Рэмбо за то, что тот выпустил из клетки Викторию, его ручную змею. Жадная змеюка пожрала целую коробку тараканов и умерла.

Нашли источник вони в спальне — это Верн. Он признался, что не принимал душ с тех пор, как вернулся с каникул, и больше никогда не собирается это делать. Как и свойственно Человеку Дождя, никаких разумных объяснений этому он не дал. Рэмбо пригрозил убить его, если он не помоется. Верн забавно хмыкнул и исчез на весь день. Склеп под часовней, где он обычно тусовался ночами, замуровали, поэтому теперь он, видимо, подыскивает себе новое жилье. Вот мне везет — мало того что мой сосед психованный, так теперь от него еще и воняет.

4 августа, пятница

Джулиан вприпрыжку скачет по лужайке, взвизгивая и помахивая ярко-розовым конвертом.

— Кто наш Казанова? Оказывается, чтобы быть Ромео, не нужно иметь яйца! — Шлепнув меня по заднице, он уронил мне в руки шокирующе-розовый конверт.

— Ну и как его зовут? — ухмыльнулся Щука. — Кто твоя очередная подружка, Милли-голубок? — Деврис загоготал, как гиена, забрызгав бутербродными крошками Геккона, которому приказали завязать ему шнурки. Только взглянув на почерк, я его узнал...

Дорогой любимый!

Вот я и в другой стране.Здесь все, как на другой планете. Я рада, что наконец становлюсь снова похожа на человека. Доктор в Ноттингеме говорит, что мне прописали не то лекарство и от него мне стало только хуже.

Наверняка ты не понимаешь, что же со мной стряслось. Если честно, я и сама не уверена. Последние несколько месяцев прошли как в кошмарном сне, и я почти ничего не помню. Думаю, у меня был нервный срыв — так это, кажется, называется. В любом случае, важно то, что теперь мне лучше. Я хожу гулять и хоть что-то замечаю вокруг. На прошлой неделе ездила в Лондон на электричке с тетей. Мы ходили в Букингемский дворец и собор Святого Павла. (Может, когда-нибудь ты будешь там петь.)

Короче, я хотела сказать, что знаю, тебе было тяжело видеть меня в таком состоянии, и извини, что была сама на себя не похожа. Я тебя люблю. Думаю о тебе постоянно. Ты — единственная причина в моей Жизни, почему мне хочется поправиться. Хотела сказать, что по-прежнему считаю тебя своим парнем и люблю. Пожалуйста, дождись меня, и я стану твоей Русалкой навсегда.

С любовью,

Русалка.

5 августа, суббота

Ночью почти не спал, а если и засыпал, то мне снились Аманда с Русалкой. Они лежали со мной на одной кровати и кричали на меня. В голове каша — может, и я на грани нервного срыва? Все утро думал, а потом уснул.

Во время забега с участием бегунов из Кингз-колледжа Бешеный Пес вывихнул лодыжку и сошел с дистанции. Видел бы мистер Уильямсон, как он несся через двор, чтобы не опоздать на ужин...

6 августа, воскресенье

На репетиции Аманда на меня и не взглянула. А в обеденный перерыв болтала и смеялась с Джеффом Лоусоном. Не стану отрицать, я приревновал и в остаток дня с ними обоими не разговаривал.

20.00. Снова встретился с группой «Африканская политика» и мистером Ленноксом. Смотрели фильм Би-би-си о разборках Инкаты и АНК в провинции Натал. Ведущий был очень обеспокоен и под конец заявил, что Южная Африка на грани кровавой гражданской войны.

Лутули тут же вскочил и обвинил Инкату и Бутелези, которого назвал «марионеткой апартеида» и «приспешником толстосумов из Натала». Линтон Остин погрыз кончик ручки, облизнулся и принялся разглагольствовать об «экономических фундаменталистах» и каких-то «полугосударственных предприятиях», моментально поставив нашего старосту на место. Я спросил Леннокса, какой вклад лично я могу сделать в борьбу за свободу. Тот повернулся ко мне и ответил, что для начала неплохо бы написать хоть одно приличное сочинение по истории. Все начали смеяться надо мной, а я покраснел и почувствовал себя полным идиотом. Но ничего — борец за свободу Милли еще даст о себе знать!

7 августа, понедельник

Проявил невиданную смелость и записался на консультацию к доктору Зуденбергу, школьному психологу.Завтра в 14.30. Не хочу, чтобы у меня случился нервный срыв!

Обед с Папашей. Он вручил мне «Старика и море» Хемингуэя и приказал прочесть к следующему понедельнику. Книжка совсем тоненькая. (Видимо, Папаша считает, что я вконец деградировал!)

Позвонила мама и сказала, что папа пожалел Инносенс и разрешил ей остаться. Но при условии, что с каждой проданной бутылки ему в карман пойдет двадцать центов. Инносенс согласилась и теперь продает самогон по ранд двадцать.

8 августа, вторник

14.30. Доктор Зуденберг — полный чудик. У него густая копна темных волос в колтунах, большая пушистая борода и совиные очки, из-за которых выглядывают маленькие глазки-бусинки. Еще у него привычка произносить «с» с присвистом, что меня совершенно бесит. Говорят, раньше он работал в психушке Таунхилл в окрестностях Питермарицбурга. Перед приемом он предупредил, что является фрейдистом, и спросил, не возражаю ли я. Я не знал, что такое фрейдист, поэтому ответил, что не возражаю. Он вроде как вздохнул с облегчением и записал что-то в своем блокноте.

Потом наступила тишина. Я вдруг пожалел, что пришел. Поскольку говорить он явно не собирался, я сам начал рассказывать ему о своих проблемах с девчонками. Тут он вскочил, воздел руки к небу и приказал мне замолчать.

— Мистер Мильтон, — загадочно проговорил он, — сейчас вы узнаете, что у каждого поступка есть причина и следствие и у каждого действия — противодействие.

Я кивнул, слегка занервничав.Зуденберг задернул шторы, снял пиджак и плюхнулся в кресло, держа наготове блокнот и перьевую ручку, чтобы записывать мои расстройства. Его глазки-бусинки пылали восторгом, он облизывал губы, точно собирался съесть двойной чизбургер.

— Мистер Мильтон, давайте начнем с самого начала. Какое ваше первое детское воспоминание?

К 16.00 мы все еще вспоминали 1979 год. (И ни на каплю не приблизились к решению моих проблем в 1990-м.) Доктор Зу, как он сам попросил меня себя называть, был очень доволен нашим первым сеансом и назначил мне прием на то же время на следующей неделе. Перед уходом он признался, что пишет диссертацию по социологии, и поскольку сейчас как раз переходит к изучению группового поведения, было бы здорово, если бы в следующий раз я привел с собой всю Безумную восьмерку. В словосочетании «диссертация по социологии» было столько свистящих звуков, что Роджер подумал, что кто-то зовет его «кис-кис-кис», и с громким мяуканьем пробежал по коридору, подняв хвост. Я заметил, что у основания его хвоста был выдран большой клок шерсти. Как он умудрился туда дотянуться?

9 августа, среда

После обеда мы с Гекконом прогулялись к нашему наблюдательному пункту на теплом камне. Геккон называет это место «вратами ада», так как школа — это ад, а отсюда ее видно лучше всего. Я рассказал ему о своих проблемах с девчонками и о приеме у доктора Зу. Я даже передразнил чокнутого психолога, вызвав у Геккона приступ визгливого лающего смеха. Геккон рассказал, что Зу однажды упекли в психушку в Сибири, а он сбежал оттуда в Южную Африку. Остальные ребята боятся ходить к нему, и единственный, кто ходит, — Верн. Этим все сказано.

Геккон посоветовал мне поиграть с Амандой в «недотрогу», а с Русалочкой остаться на дружеской ноге, но не слишком ее обнадеживать. С присущей ему проницательностью он назвал Аманду беспринципной кокеткой, которая, как Гленн Клоуз в «Роковом влечении», трахнет меня и сварит моего кролика. (Поскольку у меня нет кролика, ей, видимо, придется довольствоваться Роджером.)

Решил написать дружеское письмо Русалке, а в воскресенье делать вид, что не обращаю на Аманду внимания (хотя она и сама на меня не смотрит). Короче, у меня все на мази, и наверняка очень скоро Аманда будет без ума от меня и станет угрозой для домашних животных моих друзей!

Поднялся холодный ветер, и нас окутал туман, который затем опустился в долину. Окончив глубокомысленную дискуссию о женской груди и лобковых волосах, мы с Гекконом пошли назад, в школу.

10 августа, четверг

Отправил Русалочке дружеское письмо, полное тепла и сочувствия. Подписался просто «я» и тщательно проверил, нет ли в письме чего слишком обнадеживающего. Фаза один завершена.

После репетиции вернулся в корпус и обнаружил, что все спальни перевернуты вверх дном. Пока я там распевал «Теперь это твой дом», старосты затеяли обыск и нашли у Верна в мешке для стирки одиннадцать пар нижнего белья. Проблема была в том, что все это были чужие трусы! После шокирующего открытия Верну пришлось уединиться с Укушенным в его кабинете, где они провели час. Видимо, все это время Укушенный пытался найти хоть какую-нибудь логику в поведении этого чудика.

Наверху Лутули, Берт и Червяк тщетно пытались подавить бунт. Впервые за все время, что я помню, Рэмбо с Щукой оказались на одной стороне — оба считали, что Верн — мерзкий педик и его необходимо убить или хотя бы кастрировать. Рэмбо был в страшном бешенстве, так как двое его трусов оказались в том самом мешке для белья. Щуке же просто приятна была мысль о том, чтобы покалечить несчастного тронутого Человека Дождя. Единственным, кто встал на защиту Верна, был Грег Андерсон. Он защищал его с отчаянной смелостью. Но трудно ли быть смелым, если ты — лучший регбист сборной старшеклассников?

22.00. Верн так и не вернулся. Гоблин, Саймон и Рэмбо устроили над ним суд и признали его виновным в воровстве, извращениях, гомосексуализме, чокнутости, странностях и жестоком обращении с кошками (Гоблин считает, что это Верн выдрал Роджеру шерсть).

11 августа, пятница

Официальная информация: Человек Дождя по-прежнему в школе. Геккону удалось вытянуть у него кое-что перед математикой. Он живет дома у доктора Зу, пока страсти не улягутся. Лутули предупредил, что того, кто тронет Верна хоть пальцем, ждет экзекуция и скверна. (Не уверен, что это значит, но звучит угрожающе.)

Червяк сообщил, что до начала выпускных экзаменов осталось ровно двенадцать недель, ни днем меньше, ни днем больше. Вид у него был дико нервный, и во избежание приступа паники он дышал в пластиковый пакет. Придя в себя, он выдвинул нижний ящик стола и приказал мне поточить карандаши.Заглянув в ящик, я обнаружил, что он доверху наполнен черными и красными карандашами. Через полтора часа я наконец поточил все сорок восемь. Червяк осмотрел каждый и лишь после этого разрешил мне идти на ужин. Кажется, он тоже на грани нервного срыва.

12 августа, суббота

Весь день шел дождь, и я валялся в кровати и читал «Старик и море». Признаюсь, к концу даже прослезился. Бешеный Пес спросил, в чем дело, и я ответил, что у меня аллергия.

Что за книга! Поверить не могу, что эти акулы сожрали у старика марлина! Только представьте — рыбачишь себе рыбачишь много дней, а приносишь домой один рыбий скелет.Завтра выскажу Папаше все, что об этом думаю. Как он посмел дать мне такую блестящую, но грустную книгу!

Не мог уснуть — все вспоминал нашу с папой рыбалку и представлял, каково это — поймать гигантского марлина.

13 августа, воскресенье

Претворил свой план в действие и весь день игнорировал Аманду. Это было трудно, но, думаю, моя попытка увенчалась успехом. Я не разговаривал с ней, а когда она подошла ко мне за обедом, сказал, что у меня много домашки, и ушел. А сам побежал в спальню и доложил обо всем Геккону. Он похвалил мою железную силу воли и пожелал удачи на послеобеденной репетиции. (Он говорил точь-в-точь, как Папаша перед крикетным матчем, разве что не цитировал Шекспира и не ругался матом.) После обеда я снова принялся разжигать страсти. В результате Аманда даже мне улыбнулась. У меня затряслись руки, и я сделал вид, что поглощен чтением сценария.

Кульминация настала в конце репетиции, когда я по-дружески обнял остальных девчонок, а потом ушел, ни сказав Аманде ни слова. Кажется, я в идеале овладел искусством «игры в недотрогу». Геккон предупредил, что не нужно заходить слишком далеко: я должен просто делать вид, что мне все равно, а не вести себя как полный мерзавец. По-моему, у меня прекрасно получилось. Что-то будет в следующее воскресенье? Фаза два завершена!

14 августа, понедельник

13.30. Прекрасно и плодотворно для ума пообедал с Папашей. Мы долго спорили о книге Хемингуэя, и ни один не хотел уступить другому. Чтобы разрешить спор, Папаша поставил фильм «Старик и море», который, судя по всему, был снят году так в 1980-м. К сожалению, через десять минут после начала он уснул, а через полчаса раздались какой-то скрежет и взрыв. Папаша вскочил с кресла-качалки и ударил кулаком по видеомагнитофону. Как те акулы в книге, видак сожрал пленку и в процессе удавился сам. Папаша устроил истерику, и я воспользовался случаем, откланялся и пошел в школу, по-прежнему размышляя о том, какого размера были те акулы и как выглядел скелет марлина.

На обратном пути наткнулся на Человека Дождя, который вел долгий и обстоятельный разговор с Роджером у входа в часовню. Попытался заговорить с ним, но он, кажется, меня не узнал и ничего не ответил. Я заметил, что у Роджера и с правой части черепушки теперь тоже нет шерсти. Кроме того, у обоих из этой парочки в глазах был одинаковый нездоровый блеск. Они были похожи как две капли воды — только один был котом, а другой — человеком. Тем временем никто из наших так и не выяснил, зачем Верн крал трусы.

15 августа, вторник

14.30. Второй прием у доктора Зу. Сегодня мы говорили о том, что я — единственный ребенок в семье, и обсуждали, как это повлияло на мое развитие. В конце концов мне так надоели его свист и тупые вопросы, что я заорал, что, мол, хватит трепаться о моих родителях и пора наконец помочь мне решить мои проблемы с противоположным полом! Он улыбнулся и заметил, что моя маленькая истерика весьма «показательна», а потом исписал в своем блокноте целую страницу. В конце приема я попытался вежливо отказаться от нашего дальнейшего общения, но доктор Зу настаивал, что «продолжать просто необходимо», и записал меня на следующую неделю. Еще пара таких сеансов, и я вслед за Верном отправлюсь в психушку!

У меня депрессия. В личной жизни творится фигня. Я ужасный актер, мой сосед окончательно съехал с катушек, и я хожу к чокнутому психиатру, который копается в моем бессознательном. Волосы отросли, как у девчонки, — и пяти минут не пройдешь без похабного комментария от одного из учителей или старшеклассников. Теперь, когда я стал похож на девочку, Джулиан взял привычку увязываться за мной в душ и мыть свое хозяйство, разговаривая со мной. Проблема в том, что больше он ничего не моет.

Интересно, каково это — покончить с собой?

Приснилось, что мы с Русалочкой спрыгнули со скалы. Она умерла, разбившись о землю, но я лишь медленно поплыл вниз. Когда я приземлился, меня ждала Аманда. Она открыла сумку, достала свой пакетик с бутербродами и предложила откусить кусочек гамбургера! Должно быть, до безумия уже недалеко.

16 августа, среда

По жестокому стечению обстоятельств первым уроком в среду назначили физкультуру — другое название садистских пыток. Нашего шизанутого физкультурника зовут мистер Ламберт (по кличке Цербер — первоначально это было имя трехглавого пса, охранявшего вход в царство мертвых, но впоследствии стало обозначать любого тупого, бесстрашного и свирепого вышибалу). Цербер сражался на стороне Иена Смита в войне с Зимбабве 1980 года и по-прежнему люто ненавидит всех черных, считая их террористами. Бедолага Блейд Нкоси, добродушный, но пухлый наш одноклассник, был прямо-таки похоронен под градом его оскорблений. Цербер назвал его вороватым, ленивым и тупым толстяком и приказал отжаться двадцать раз. Один раз глянув на мои волосы, он назвал меня педиком (развеселив весь класс). Мне приказали бегать на месте до дальнейшего уведомления — дальнейшее уведомление последовало в конце урока. Рэмбо с Бешеным Псом произвели на Цербера большое впечатление, и он приказал нам стараться во всем им подражать. Бешеный Пес тут же почесал яйца, и все остальные сделали то же самое. Цербер взбесился и приказал Псу десять раз переплыть бассейн. На рассвете посреди зимы это было равносильно смертному приговору. Бешеный Пес плыл очень быстро, а потом выскочил из воды (кожа его стала удивительного ярко-голубого цвета) и поплелся в душ, оплакивая себя и свое мужское достоинство (которое, как он нам потом признался, скукожилось до микроскопических размеров).

17 августа, четверг

23.00. Вылезли из окна спальни (Жиртрест рискнул и пошел по лестнице) и, проделав обычный путь через часовню, встретились под лимонным деревом во дворе Глока. На этот раз купаться мы не собирались и, обогнув директорский особняк, перебежали три крикетных поля и очутились за кладовыми у поля сборной старшеклассников. Если кому интересно, это все были приготовления к субботнему вызову духов.

Тихим шепотом Жиртрест снова озвучил план субботнего вечера. (Почему мы не могли планировать в спальне? Да потому, что Жир заявил, что это слишком близко к «эпицентру» сеанса и Манго может услышать, как мы шепчемся.) Гоблин закурил сигарету с каким-то странным запахом и передал по кругу. Геккон закашлялся, и мне пришлось сделать очень глубокий вдох, чтобы не последовать его примеру. Спустя несколько минут все вокруг стало каким-то странным, как во сне. Гоблин снова закурил, я затянулся еще раз, а после этого уже не чувствовал ничего... я словно парил. Потом я понял, что мой сон сбывается — я умею парить! Где Аманда и ее гамбургер? М-м-м, гамбургер. Что-то я проголодался...

Внезапно Рэмбо бросился на меня. Все запаниковали и зашикали друг на друга. Луч фонарика приближался, прыгая по полю. В моей груди забился барабан. У меня закружилась голова, перед глазами поплыло — все это было слишком похоже на сон. Лучик был все ближе, он танцевал со мной. Меня словно загипнотизировал этот пляшущий огонек. Потом я понял — это не фонарик, а гигантский светлячок, который прилетел за мной. Он отвезет меня домой. Рэмбо зажал мне рот, и лишь секунду спустя до меня дошло, что я пел «Вези меня, моя колесница»!

А потом мы побежали — вокруг были одни пятки. Я слышал за спиной какое-то сопение. Охранники спустили собак. В любой момент зверь мог повалить меня на землю и вцепиться в глотку. Я бежал и плакал, пытался закричать, но понял, что не могу произнести ни звука... Я боялся обернуться и посмотреть, что там, позади. Но если бы я не обернулся, то так бы не узнал свою смерть в лицо... По крайней мере, если бы я взглянул в глаза той собаке, она бы увидела, что я плачу, и, может, остановилась бы, склонила голову набок, как делают собаки, и даже сочувственно поскулила бы. Умри, как мужчина, Мильтон, услышал я чей-то голос — неужели свой? Собравшись с духом, я обернулся, но не увидел никакой собаки, только геккона — моего друга Геккона. Его глаза горели, а по лицу текли слезы.

Так мы и стояли, вцепившись друг в друга, обнявшись. И плакали.

18 августа, пятница

Проснулся свеженьким и довольным. Потом посмотрел вниз и увидел, что проспал всю ночь в кроссовках. Воспоминания о вчерашней ночи пришли вспышками, как кошмарный сон, который вспоминается по частям. Перед перекличкой взглянул на Геккона; тот отвел глаза.Значит, мне это все не приснилось. Воспоминания всплывали одно за другим: фонарик, вонючие сигареты, собаки, которые оказались вовсе не собаками...

Перед уроком английского все-таки нагнал Геккона. Но не успел и слова вымолвить, как он похлопал меня по спине и сказал:

— Все нормально, Малёк. Я тоже ничего не помню.

Мы пожали друг другу руки и разошлись. Когда больше ничего не помогает, попробуйте, как страус: голову в песок — и делов-то.

18.00. Верн явился на ужин и сел за стол вместе со всеми. Он выглядел намного нормальнее, не нес бредятину и даже попросил Саймона передать ему томатный соус. Может, доктор Зу все-таки не шарлатан? Я видел, что у Рэмбо руки чешутся врезать Верну, но, поймав на себе ястребиный взгляд Лутули, он передумал.

Опять приснилось, что я парю в небе с Амандой и ее гамбургером. Уверен, во всем этом есть скрытый смысл. Может, рассказать об этом сне доктору Зу? И тогда он наконец посоветует мне что-нибудь насчет отношений с девочками?

19 августа, суббота

Гоблин отрицает, что сигареты были испорченные. Сказал, что их сделал дома его брат и они содержат натуральное средство, которое, возможно, является лекарством от рака. Бешеный Пес считает, что это была трава, а Саймон — что ройбуш (его дядя курит ройбуш каждый вечер — он астролог). По правде говоря, все предпочитают не обсуждать нашу ночную вылазку. Может, остальные тоже не в состоянии отличить реальность от вымысла?

23.50. Безумная восьмерка (за исключением Человека Дождя) приготовилась к великому моменту. В конце концов, не каждый день мы пытаемся вызвать дух покойника в доме Божьем. Жиртрест и Саймон, который может хромать уже без костылей, спустились по лестнице, а мы пошли знакомым маршрутом через крышу ризницы и попали в часовню.

23.56. Собравшись в «эпицентре», подозрительно оглядели ту самую балку, на которой висел Макартур. Жиртрест закрыл дверь, погрузив нас во мрак, и в тот же момент уровень напряжения в часовне зашкалил. Наш главный шаман не спеша зажег свечи и ароматические палочки и приготовил все к появлению Макартура. Стрелка часов на большой башне подползла к двенадцати, и забил гонг. Согласно плану, мы взялись за руки и встали в круг. У меня вспотели ладони — впрочем, у Гоблина и Геккона, чьи руки я держал, они были тоже мокрые. Махнув рукой на свои обычные ритуалы, Жиртрест заговорил четким, глубоким голосом.

— Мистер Макартур, — произнес он, словно обращаясь к учителю, — мы на вашей стороне. Мы пытаемся расследовать обстоятельства вашей смерти. Но без вашей помощи у нас ничего не получится. — Последовала пауза, после чего Жиртрест продолжил: — Почему ваш призрак до сих пор гуляет по этим коридорам? Что мешает упокоиться вашему духу? Мы здесь, чтобы помочь. И просим вас подать знак.

Тишина. Ни писка. Прошло несколько секунд... все было тихо.

— Мистер Макартур, — в голосе Жиртреста слышалось отчаяние, — откликнитесь! Мы пришли разгадать тайну вашей смерти!

Гоблин и Рэмбо с трудом сдерживали смешки. Геккон все же заржал, но поспешно зажал рукой рот. Тут и я не выдержал — все тело сотрясалось от смеха, и в попытке задавить истерику я чуть не проглотил половину своего шарфа. Жиртрест вытаращился на нас с неприкрытой злобой. Мы смотрели на него. У меня задрожала нижняя губа. Внезапно разразился хаос — Геккон покатился со смеху и упал за скамью; все остальные загоготали, как индюки. Рэмбо хватался за промежность, боясь описаться от смеха. Саймон, сидевший в кресле преподобного, согнулся пополам и ловил ртом воздух. Все это время Жиртрест свирепо таращился на нас, качая головой и бормоча себе под нос.

— Ну всё! — выпалил он, задувая свечи. — Знаете что? В следующий раз я пойду один — кто-то явно еще не дорос до спиритических сеансов! — Сунув свечи в потертый рюкзак цвета хаки, он выбежал из часовни, по дороге опрокинув стопку «Традиционных и современных псалмов».

Когда тяжелая дубовая дверь захлопнулась, на секунду повисла тишина, а затем мы снова зашлись в истерике. Это было здорово — несколько месяцев тайных собраний, вызова духов и прочей жути закончились самым продолжительным приступом смеха в истории Безумной восьмерки.

20 августа, воскресенье

Жиртрест целый день с нами не разговаривал. После службы они с Джеффом Лоусоном укатили к последнему на ферму. С того дня, когда я рассказал Джеффу о его прадеде, мы с ним почти ни словом не перекинулись. Геккон считает, что он влюблен в Аманду по самые уши и ревнует, потому что мы с ней поем дуэтом. У них с Жиртрестом свои дела, и больше им никто не нужен. Видимо, Лоусон — единственный, кто до сих пор верит в «загадку Макартура».

Сегодняшняя репетиция прошла идеально — как на сцене, так и вне нее. Утром я безупречно отыграл первый акт, а потом избегал Аманды, но не выглядел при этом ни идиотом, ни грубияном. Во время обеденного перерыва красивая девочка по имени Кристина уселась рядом со мной и начала болтать что-то о прошлых двенадцати годах ее жизни. Наконец она спросила, как дела у меня. Я как ни в чем не бывало ответил: «Вот, вчера в часовне вызывали духов с ребятами». Ее глаза стали как блюдца, а потом она засмеялась и хлопнула меня по колену. Ее смех резко оборвался, когда она поймала на себе ледяной взгляд Аманды, стоявшей на балконе прямо над нами. Похоже, мой план работает. Геккон с ума сойдет, когда я ему расскажу!

20.00. Собрание группы «Африканская политика» сегодня удалось на славу. Мы обсуждали «юмор как средство политических изменений» и смотрели запрещенный фильм о комиках и сатириках, глумившихся над националистическим правительством и апартеидом. Один парень по имени Питер-Дирк Уис так похоже передразнивал Питера Виллема Ботха, что даже Линтон Остин тихонько захихикал, но потом взял себя в руки и притворился, что сморкается в платок.

21 августа, понедельник

11.00. Джулиан прогарцевал по корпусу, напевая песенку «Голубая луна» и раздавая письма. Мне достался маленький белый конверт. Почерк показался мне знакомым, но явно был не Русалкин, и еще я заметил, что письмо было без марки. Подбежав к кровати, я распечатал конверт.

Как ты, наверное, заметил, на письме нет марки. Я пишу его, наблюдая за тобой из зрительного зала и думая, как такой чистый и прекрасный голос может принадлежать человеку со столь темной и Жестокой душой. Я не сержусь, просто мне грустно, что кто-то, кого я считала искренним, оказался фальшивкой.

Наверняка ты считаешь меня стервой, но это не так — на самом деле я очень стеснительна и жутко не уверена в себе, отчего очень мучаюсь. Все думают, что я стерва, потому что я люблю побыть в одиночестве, а людям это кажется подозрительным. Когда вокруг много народу, я теряюсь. Я не прошу тебя о симпатии, я просто хочу, чтобы, ты относился ко мне как к человеку, чего я, по-моему, заслуживаю. Не игнорируй меня, попробуй быть вежливым (как актеру тебе наверняка это будет легко).

Если нам предстоит работать вместе (я имею ввиду на сцене), ты должен относиться ко мне хоть с малой толикой уважения и человечности. Может, все дело во внимании девочек, которые выстраиваются в очередь и пытаются тебя зацапать, — поэтому ты стал таким высокомерным? Три месяца назад, когда мы только познакомились, ты был совсем другим человеком.

Пожалуйста, подумай об этом.

Аманда.

Отменив обед с Папашей (соврал, что много домашки), схватил Геккона и отвел его к «вратам ада». Показал ему письмо и обрисовал положение дел. Он несколько раз перечитал письмо, присвистнул и покачал головой.Затем поднес письмо к свету (проверял, не подделка ли) и снова перечитал. Я спросил, что он думает. Не обращая на меня ни малейшего внимания, он достал маленький блокнот и принялся что-то записывать. Он писал около десяти минут. Мне стало очень любопытно — с виду было, как будто Геккон разрабатывает сложную магическую формулу, которая поможет мне решить мои проблемы в личной жизни. К сожалению, выяснилось, что он всего лишь составлял короткий список плюсов и минусов моего нынешнего положения. Я попытался скрыть свое разочарование, а мой наставник в любовных делах зачитал список вслух.

Плюсы

Ситуация с Русалкой под контролем. (Правда?)

Женщины, которым я нравлюсь, есть. (И это он называет плюсом?)

Аманда не стала бы писать никаких писем, будь она ко мне равнодушна. (Злобная ненависть и психоз, по мнению Геккона, лучше равнодушия?)

На этой неделе дополнительные выходные, поэтому время на моей стороне. (Дольше мучиться!)

Минусы

Теперь у меня две подружки, а может, и больше. (Больше? Дело обстоит хуже, чем я думал, — где другие-то прячутся?)

Моя жизнь скоро станет слишком запутанной, что чревато опасностями. (Моя жизнь и так запутанна, как волосы Боба Марли!)

В ближайшем будущем разобьется по крайней мере одно сердце. (Спорим, что мое?)

Русалка выздоравливает. (И это минус?)

Я вел себя как идиот. (И все благодаря моему наставнику!)

Вложил список в дневник, чтобы потом сжечь его в тостере в комнате старост (не забыть бы). Но, к сожалению, пока я читал плюсы и минусы, написанные Гекконом, тот строчил еще один список — как мне выйти из положения.

Выход из положения

Продолжать дружескую переписку с Русалкой.

Написать Аманде письмо с извинениями.

Изображать мачо со всеми другими девчонками.

Эти рекомендации показались мне разумными. Мы договорились держать ситуацию под контролем и, как два бизнесмена, пожали руки, убрали списки и спустились с горы.

21.15. Разглядывал себя в зеркале в ванной. Длинные спутанные каштановые волосы, каре-зеленые, оливковые, глаза. Маленький носик пуговкой, круглое лицо, тощий. Ни мускулов, ни волос на лице, ни волос где-нибудь еще. Бог, должно быть, потешается надо мной.

22 августа, вторник

14.30. Доктор Зу очень разволновался, когда я рассказал ему о своем повторяющемся сне. Он заставил меня повторить его снова и снова, а сам ходил по кабинету, бормоча себе под нос что-то на непонятном языке, который был до жути похож на кошачий язык Верна. (Может, Верн каким-то образом залез к доктору в мозг?) Внезапно он восторженно хлопнул себя по бедру и прокричал что-то типа «престо!» (только это было что-то другое).

— Я нашел ответ, Мильтон, — с горячностью выпалил он. — Точнее, два ответа! — Он облизнул губы бледно-розовым языком, внимательно посмотрел на меня и начал: — Эта Русалка, она же наполовину рыба, так?

Я покачал головой и попытался заверить его, что это не так, но он был безнадежен.

— Она рыба, которая выпрыгнула из воды. Вода — это твоя душа. Твоя душа просит тебя рискнуть, прыгнуть в воду. Русалка — символ детства... или воображаемого мира. Ты не хочешь расставаться с детством, но твоя мать хочет, чтобы ты стал мужчиной и сделал наконец этот великий прыжок во взрослую жизнь. Ты сопротивляешься, прыгаешь, но продолжаешь парить... Она тоже прыгает, зная, что умрет. Она умирает, чтобы ее сын стал мужчиной. Это называется «эдипов комплекс», связь между матерью и сыном!

Мне хотелось убежать оттуда, но дверь была заперта.

— Другая женщина, Аманда... она символизирует твои представления об отце. В твоем сне отец принимает форму женщины, потому что ты не считаешь его авторитетом. Ты считаешь его слабым и постоянно борешься с ним за любовь матери. Гамбургер — довольно странный символ, возможно, он означает материальные блага. Твой отец пытается купить твою покорность, но если ты съешь гамбургер, то уступишь мать ему. Эротическая связь будет нарушена.Здесь также явно имеет место быть комплекс Евы... Ева протягивает тебе яблоко и одним этим действием получает над тобой власть. Твой отец — Ева, а мать — Адам. Но я не верю в Бога, мистер Мильтон. Я верю во Фрейда.

Я кивал и мычал ему в ответ, жалея, что у меня не хватает духу встать и сказать этому идиоту, что я думаю о его теориях, а потом выйти за дверь и никогда не вернуться. После долгого молчания доктор Зу встал и подошел к окну. Он слегка отодвинул шторку и выглянул во двор, после чего продолжил:

— Разумеется, есть и другое объяснение. — Он повернулся ко мне и добродушно улыбнулся. Я не мог не улыбнуться в ответ чисто из вежливости. — Я вижу, что мой фрейдистский анализ вам не совсем понятен. Как насчет такого объяснения?

Он снова принялся медленно ходить по комнате, глядя в пол и время от времени поднимая глаза на меня, а потом снова опуская.

— Вы — всего лишь мальчик-подросток, который не понимает, кого любит и чего хочет. У вас голова крутом идет от видений, снов и метафор. В кино все кажется таким простым, но реальная жизнь намного сложнее. Образы в ваших снах не значат ничего, гамбургер — это просто гамбургер, а сон — всего лишь сон.

Он снова подошел к окну и принялся разглядывать Зассанца Пита. — Не страшно ошибаться. Не страшно экспериментировать — никто не будет ненавидеть четырнадцатилетнего мальчика за то, что он встречается с двумя девчонками одновременно и врет им обеим. По крайней мере, ненавидеть долго. Вы слишком молоды, чтобы так глубоко задумываться об отношениях, — идите и разбивайте сердца, или пусть его разобьют вам! Не откусите от яблока Евы сейчас — и больше такой возможности не представится!

Я возвращался мимо корпусов из старого красного кирпича, и в голове роилась туча безумных мыслей. Староста другого корпуса сделал мне замечание насчет волос. Я извинился и поспешил в относительную безопасность нашей спальни.

23 августа, среда

06.40. Опять физкультура с Цербером. Не изменив себе, он приказал мне сделать сорок отжиманий за то, что я так и не подстригся. Он как будто забыл, что у меня есть разрешение, а когда я показал ему записку от Викинга, которую мне всем приходится демонстрировать, как минимум, дважды в день, отказался ее читать. (Подозреваю, что читать он не умеет.) Весь урок мы играли в «догони меня кирпич», только не кирпичом, а мокрым теннисным мячом. Суть игры в том, что ты гонишься за кем-нибудь, а потом бросаешь в них мячом как можно больнее, и теперь уже жертва становится водящим. Короче, безмозглая игра, в которой достается самым слабым. Стивена Джорджа пришлось отвести в медпункт после того, как Саймон заехал ему по яйцам.

11.00. Джулиан принес еще одно письмо, на этот раз в ярко-красном конвертике. Теперь каждый раз, когда я вижу его скачущим по двору с пачкой писем, аж сердце разрывается. И снова почерк был мне незнаком.

Дорогой Джонни!

Привет, негодник. Как дела? Сижу в школе и думаю о тебе. Классно мы в воскресенье поболтали. Ты мне очень нравишься, и, надеюсь, мы узнаем друг друга получше...

Я знаю, где ты живешь, и раздобыла твой школьный и домашний адрес. Ну не умница ли — нашла школьный календарь, где про каждого из ваших написано. Еще здесь говорится, что ты родился 20 апреля — значит, Телец. Обожаю Тельцов. Выходит, я всего на полгода тебя старше — почти не считается.

В общем, как я уже говорила, я тоже живу в Дурбане и подумала — может, на праздники придумаем что-нибудь вместе? Я тебе позвоню, и не вздумай ответить «нет»!

С любовью,

Кристина.

P.S. Всем девчонкам жутко интересно, почему тебя зовут Малышка Милли? Это как-то связано с группой «Милли-Ванилли»?

24 августа, четверг

08.00. Срочное собрание. Говорят, «дурной семестр» по правде начался и кто-то уже вляпался по самые уши сами-знаете-во-что. Глок ворвался в зал, как смертельный ураган, и пролаял приветствие и молитву.Затем свирепо оглядел собравшихся и начал:

— Викторианский крест — это медаль, которую вручают за отвагу в бою. Кое-кто из наших выпускников награжден этой медалью — это широко известно и отмечено в архивах. — Его голос помрачнел и напрягся. — К сожалению, в наше время честь и гордость школы не имеет никакого значения для тех идиотов, которые снимают штаны и бегают по учебному заведению для девочек, как неандерталыды! Это не честь, а позор! Сегодня ночью, когда все нормальные люди видят десятые сны, меня разбудила сестра Хиллари, старшая сестра католической школы Святой Агнессы и миссии Всех Святых. Она сообщила, что трое наших мальчиков бегают по школьным общежитиям в голом виде и выкрикивают футбольную кричалку! Затем хулиганы сели на велосипеды и сбежали как трусы, которыми они, безусловно, являются. Охранник школы доложил, что видел троих мальчиков на велосипедах в 04.30 сегодня утром. Сестра Хиллари была очень расстроена и сказала, что ее работа по воспитанию добродетельных барышень, созданных для служения Богу, и без того трудна и не становится легче, когда голые подростки носятся по ее общежитиям! Я уже предупреждал вас насчет «дурного семестра» и своему слову не изменю. Я не позволю, чтобы благородное имя этой школы осквернила шайка хулиганов!

Глок взбесился до такой степени, что его начало лихорадить, и принялся ударять кулаком об стол почти на каждом слове. Потом он замолчал и снова обвел собравшихся злобным взглядом. Но на этот раз на его губах заиграла гадкая улыбочка.

— Нам уже известно, кто эти трое недоумков. Даю им время до конца сегодняшнего дня. Если они не назовутся, завтра утром их исключат их школы. Всем хорошего дня.

С этими словами он ушел. Все принялись шептаться. Что может быть лучше хорошего скандала перед долгими выходными!

15.00. Мы с Гекконом снова поднялись к «вратам ада», где он изучил письмо Кристины. Я видел, что ему жуть как нравится роль моего личного наставника. Хотя у него самого никогда не было девушки, он проштудировал целую кучу сестринских «Космополитенов» и считает себя настоящим экспертам в любовных делах. К тому же он знаком с самим Элтоном Джоном, хоть и говорил с ним три секунды на лестнице. (Не лучшая рекомендация, конечно, но все же лучше, чем ничего.)

Он поднял голову и присвистнул, точно оценивая последствия разрушительного землетрясения:

— Ну ты попал, Милли! Кажется, ты положил в одну корзину слишком много яиц. И эта Кристина — у нее есть хватка. Подозреваю, что рано или поздно она до тебя доберется.

Я признался Геккону, что, на мой взгляд, самая большая проблема в том, что я не знаю, чего хочу. Все эти девчонки мне нравится, но все они такие разные. Я был безумно влюблен в Русалку, пока у нее не поехала крыша, а теперь у нее, кажись, все в порядке. Аманда красивая и загадочная, и я мечтаю о ней... А теперь вот еще и Кристина...

Мой друг встал на камень и задумчиво поглядел вдаль. Потом повернулся ко мне и сказал:

— Милли, как твой консультант, даю тебе добро поступать как знаешь. Живи настоящим, а с последствиями разберемся позже! Ни о чем не жалей, друг. Carpe diem, бери от жизни все! Как знать, может, завтрашний день окажется последним?

25 августа, пятница

Долгие выходные.

Такое ощущение, что я был дома только вчера. Месяц пролетел, как один день. А еще через месяц и премьера «Оливера» окажется позади.

Мама с папой подумывают эмигрировать на Мальту. Пришлось заглянуть в атлас, и выяснилось, что Мальта — это маленький остров в Средиземном море. Еще одно доказательство, что у предков окончательно отказали мозги! Папа уверен, что в ЮАР вот-вот разразится война.

Интересно, на Мальте у всех мальтийские пудели?

Позвонила, угадайте кто — Кристина. Пригласила меня на пляжное барбекю с друзьями в субботу вечером. Сказала взять свитер и зефир. Я покачал головой, отказываясь от ее приглашения. К сожалению, пока моя голова качалась, рот произносил: «Спасибо, будет классно!»

Все глубже опускаюсь на дно!

26 августа, суббота

Можно ли пасть еще ниже? Я сразу понял, что влип — в тот самый момент, когда ярко-красный «БМВ 740» остановился у нашего дома. Признаюсь, мне стало стыдно за наш древний «рено» (заднее стекло так и не заменили), который стоял под тем самым деревом, в которое когда-то врезался. Вечер закончился неизбежным. Кристина заигрывала со мной — по правде, прямо вешалась на шею. К моему удивлению, на вечеринке была куча народу. Ее брат, который учится в выпускном классе, пригласил своих друзей, и повсюду были ящики с пивом и бутылки с другим бухлом. Я словно попал в фильм про сёрферов. Я выпил два пива и понял, что пьян в стельку. Вяло промямлил что-то насчет своей девушки и прочие жалкие отговорки, но Кристина напрыгнула на меня, и ее язык принялся шарить у меня во рту, как голодный морской уторь. Хотелось бы мне соврать, что все это мне не понравилось, но, дорогой дневник, ты же знаешь — тебе я всегда говорю правду.

27 августа, воскресенье

12.00. Вомбат, которая теперь носит черную глазную повязку и похожа на старого сумасшедшего пирата, как всегда, отличилась на знаменитом воскресном барбекю Мильтонов. Она вбила себе в голову, что папа пытается отравить ее ядом (не самая абсурдная из ее параноидальных идей, между прочим). И прежде чем приступить к трапезе, заставила меня попробовать каждый кусочек из своей тарелки. Сами понимаете, ничто так не отравляет дух семейного обеда, как утверждение, что один из членов семьи задумал прикончить другого.

15.15. Позвонила Русалка. Я так перепугался, что запаниковал и бросил трубку! Она так и лежала рядом с телефоном полчаса.

Через полчаса я наконец повесил трубку, и телефон тут же зазвонил. Этот пронзительный звук заставил меня содрогнуться всем телом. Я в отчаянии оглянулся по сторонам, потом все же нехотя снял трубку и услышал голос на том конце:

— Привет, дорогой!

Это была Кристина. Я решил взять быка за рога и сказать, что у нас все кончено. Я не могу сейчас вступать в серьезные отношения, потому что надо сосредоточиться на пьесе и вообще я эмигрирую на Мальту (вранье, но звучит впечатляюще). К тому же у меня есть девушка. Кристина расплакалась и повесила трубку. Я подумал, не сунуть ли телефон в разогретую духовку на пару часиков, но потом решил, что удовольствие наблюдать, как плавится дьявольский прибор, поблекнет в сравнении с ужасом последующего наказания.

16.10. Кристина позвонила в истерике и умоляла остаться. Сказал, что подумаю. Снова трусливый Милли оказался неспособным высказать свои истинные чувства и как был ни с чем, так и остался. Надеюсь, когда у меня вырастут волосы в трусах, я стану хоть чуть храбрее.

16.30. Позвонил Геккону и поведал ему о своих проблемах. Он снова присвистнул, как и в предыдущие разы, и спросил, с кем из девчонок мне больше всего хочется переспать. Я ответил ни с кем, потому что мне это не грозит. Последовала длинная пауза, после чего Геккон сказал, что я должен написать имена трех девочек на бумажках, положить их в шляпу и выбрать наугад. Кажется, даже мой личный консультант поставлен в тупик.

28 августа, понедельник

Приснился тот же сон, но с новыми вариациями: Аманда предложила мне гамбургер, а потом превратилась в Кристину. Решил, что единственный способ разрешить эту безумную ситуацию — последовать примеру Геккона и составить список плюсов и минусов.

Русалка

Плюсы

Моя первая любовь

Очаровательна (когда не сходит с ума)

Красива и мила (когда не сходит с ума)

Технически все еще является моей девушкой

Я знаком с ее мамой

Она нравится моим родителям

Минусы

Психически неуравновешенна

Живет в Англии

Склонна к депрессиям

Кристина

Плюсы

Очень ко мне липнет

Очень откровенная

У ее папы «БМВ»

Минусы

Наверняка у нее тоже не все дома

Склонна к истерикам

Склонна к резким переменам настроения

Возможно, блудлива (это могло бы быть плюсом, не будь я Малышкой)

Аманда

Плюсы

Красивая

Сексуальная

Загадочная

Умная

Похожа на кошку(?)

Читает книжки

Романтичная

Не могу отвести от нее глаз

Постоянно думаю о ней

Минусы

Она старше меня

Умнее меня

Что бы ни говорил Геккон, не уверен, что вообще ей нравлюсь

Возможно, и у нее не все дома

Должен признаться, записав свои мысли, я стал соображать гораздо яснее. Аманда вышла победительницей — девять плюсов и всего четыре минуса. Вот оно, написано черным по белому — я влюблен в Аманду, иначе и быть не может. Отыскал мамину голубую бумагу для писем с нарисованной вверху корзиной фруктов и принялся сочинять.

Дорогая Аманда!

Хочу извиниться за свое поведение. Сейчас у меня в жизни сильный стресс, вызванный вероятной эмиграцией на Мальту, школьной пьесой, учебой и охотой на школьное привидение. С того самого дня, как я тебя увидел, мне было очень сложно оставаться собой в твоем присутствии. Не могу объяснить толком, но рядом с тобой я все время чувствую себя каким-то жалким. Извини, что был с тобой жесток. Я не хотел тебя обидеть. Увидимся в воскресенье. Мне бы хотелось, чтобы ты никогда не уезжала из нашей школы.

С любовью,

Джонни (Малёк).

Отправил письмо экстренной почтой — она должна получить его завтра. (Вдруг понял, что когда завтра встану, то увижу над головой старые деревянные балки и услышу Зассанца Пита, который никак не опорожнит свой бездонный мочевой пузырь.) Удивительно, как летит время, когда у тебя проблемы с женщинами. Принимая горячую ванну, решил сосредоточиться на пьесе и забыть на время о личной жизни.

Поцеловал маму на прощание, наверное в двадцатый раз в этом году, и сел в дышащий на ладан автобус, который повез меня в школу.

Наши достижения за выходные

29 августа, вторник

05.00. Все проснулись и делают домашку по английскому, заданную Папашей на выходные. Он приказал нам прочесть рассказ южноафриканского писателя Кана Тхемба «Костюм». К счастью, Геккон вспомнил о задании вчера примерно в двенадцать часов ночи — ему напомнил об этом Гоблин, который изображал Папашу (как всегда, очень смешно). Жиртрест был единственным в нашей спальне, кто так и не смог пробудиться ото сна. Сказал, что придумает что-нибудь на ходу.

12.00. Папаша каким-то образом понял, что Жиртрест не сделал домашку, и спросил, почему действие рассказа происходит в борделе и игорном доме. Жиртрест повелся на его уловку и ответил, что все дело в проститутках! (На самом деле рассказ о жене одного парня, у которой роман с другим мужчиной. Этот сюжет пробудил во мне угрызения совести по поводу Русалки.) В ответ Папаша отругал его матом по-французски (по крайней мере, мне показалось, что это был французский) и приказал нашему полнотелому другу съесть копию своего рассказа. Бедному Жиртресту понадобилось примерно четыре секунды, чтобы понять, что Папаша не шутит, и около 1004 секунд, чтобы проглотить двадцать четыре печатных страницы. Жир был только рад возможности отведать второй завтрак (что неудивительно) и весело чавкал, пока Папаша рассказывал нам о южноафриканских новелистах.

Не считая сильного бурления в животе, поедание серьезной литературы не оказало никаких побочных эффектов на Жиртреста. (Правда, он признался, что страницы с иллюстрациями сожрать сложнее, чем просто текст.)

14.30. Я снова на приеме у доктора Зу. Признаться, теперь я жду каждого приема с ужасом. Что за бес заставил меня добровольно заделаться подопытной свинкой у этого спятившего фрейдиста? Серьезно задумался над тем, чтобы прикинуться смертельно больным и сбежать в медпункт, но ведь тогда пришлось бы пропустить и репетиции. Поэтому решил встретиться с бородатым и шепелявым чудовищем лицом к лицу.

К счастью, весь сеанс мы проговорили о Верне. Его выходки явно поставили доктора Зу в тупик, и он хотел узнать, как Человек Дождя обычно ведет себя с ребятами. Я стал рассказывать историю за историей о своем умалишенном соседе, стараясь потянуть как можно больше времени. В мельчайших подробностях описал его исчезновение, неестественные отношения с Роджером, лысину и, разумеется, его разоблачение в истории с кражей трусов.

Доктор Зу исписал целую стопку бумаги, периодически мыча и похрюкивая (иногда одновременно). Он объяснил, что, наперекор общему мнению, он считает, что трусы были нужны Верну, чтобы обустроить гнездо для Роджера под гаражом для велосипедов, и сексуальные отклонения тут ни при чем. (Боюсь, придется постараться, чтобы вся школа поверила, что гнездо из мужских трусов — это ну ни капли ни извращение!) Он также добавил, что начальство сильно давит на него и требует сослать Верна в психушку. Однако его мать очень хочет, чтобы он остался в школе и пошел по следам покойного отца. Говорят, что Верна уже почти выгнали, но мать пожертвовала кругленькую сумму в школьный строительный фонд. Тогда Глок заговорил по-другому и заявил, что Верн уйдет из школы только через его труп. Из кабинета Зу я выбежал вприпрыжку — еще целую неделю я свободен!

30 августа, среда

Викинг снял меня с урока географии, и мы вместе поехали в Питермарицбург на его старом «ягуаре». Вдали от школы Викинг расслабился и даже начал шутить — от его свирепости следа не осталось, и он принялся расспрашивать меня о родителях и всякой всячине. Он вез меня к парикмахеру. Сегодня мои длинные пакли впервые превратятся в прекрасные локоны, как у Оливера. (А в следующую пятницу мне сделают мелирование!)

Парикмахершу звали Бернадетт, и она была на короткой ноге с Викингом. До того короткой, что первые десять минут после нашего приезда его рука была словно приклеена к ее заднице. Каждый раз, когда он сжимал ее, Бернадетт взвизгивала, хихикала и называла его «озорником».

Она принялась накручивать мои волосы на тоненькие бигуди, а затем нанесла на них какую-то вонючую смесь и засунула мою голову куда-то вроде гигантского тостера. Через несколько минут пребывания в тостере мне стало скучно, и я принялся листать женские журналы. Какая-то старушка (она тоже сидела с головой в тостере) оторвала меня от статьи о каких-то «месячных» (бывают у женщин) и спросила, не голубой ли я. Я ужасно покраснел и ответил как можно более возмущенным голосом. Объяснил ей все про Оливера, и, задав пару наводящих вопросов, она вроде успокоилась и убедилась в моей невиновности.

Подошел ее парикмахер — парень по имени Антон, на котором были кожаные штаны, рубашка в цветочек и многочисленные кольца и браслеты. Он подкрутил мощность ее тостера и сказал:

— В наше время не поймешь — эти голубые повсюду! Как узнать, кто есть кто? Некоторые выглядят совершенно нормальными, а потом вдруг — ой! — Старушка взвизгнула от боли. Антон рассыпался в извинениях за то, что порезал ее ножницами.

Просидев в тостере несколько часов, я наконец был готов увидеть свой новый образ. Результат меня шокировал. Я выглядел... странно, вот самое подходящее слово. Длинные каштановые кудельки! Викинг был счастлив и в благодарность схватил Бернадетт за грудь, а мне сказал, что я уже наполовину превратился в идеального Оливера.Затем мы вернулись в «ягуар» и встали в пробку на пути в предгорье Натал.

18.00. Я в столовой. Взял поднос и встал в очередь за жареной свининой с картофельным пюре и овощами. Вокруг раздался шепот, потом кто-то захихикал, хотел что-то сказать, но подавился смехом. Видимо, мне придется нелегко! Получив свой ужин, я повернулся к залу, и меня оглушило звуковой волной. Триста с лишним мальчиков заблеяли, как ополоумевшие овцы. Линтон Остин, дежурный староста, вскочил и заколотил молоточком по столу. Но лишь когда он пригрозил отобрать у нас кетчуп, шум стих и сменился тычками вполголоса и злобными смешками. Члены Безумной восьмерки (кроме меня) были в экстазе. Саймон приказал мне садиться, а не стоять как баран, отчего Рэмбо, естественно, упал на пол в истерике. Плохо то, что мне ходить овцой еще четыре недели. Начал сомневаться, стоит ли овчинка выделки.

31 августа, четверг

Виновники происшествия в католической школе для девочек до сих пор не признались. Похоже, Глок блефовал, что у него есть подозреваемые. Еще одно доказательство того, что в этой школе честность яйца выеденного не стоит!

11.00. Получил еще одно письмо от Русалки того же содержания: ей лучше, она скучает и почти готова вернуться домой. И впервые за все время мой пульс не зашкалил, а ладони остались сухими, как пустыня Калахари. Премьера «Оливера» меньше чем через три недели, да еще эти овечьи кудельки — моя личная жизнь до поры до времени отодвинулась на третий план.

Рэмбо говорит, что Гэвин, староста, что живет под лестницей, вернулся после каникул и привез с собой смертоносную ядовитую свиноносую гадюку по имени Селеста. Рэмбо должен кормить ее крысами через день — змея глотает крысу целиком. Гэвин, староста, что живет под лестницей, теперь вместо тараканов разводит крыс.

По-прежнему слышу блеяние повсюду, куда иду. Надеюсь, скоро им надоест.

3 сентября, воскресенье

Прости, милый дневник, что забыл про тебя на целых два дня, но все это время мы репетировали почти круглосуточно. Викинг убежден, что первый акт еще не идеален, поэтому мы повторили его раз сто. Если я еще хоть раз услышу песню «Еда, чудесная еда», то и мне придется переселиться к доктору Зу (его дом теперь кличут психодромом).

10.00. Приехали девочки и стали ахать и охать над моей новой прической. Аманда вела себя загадочно, как всегда. Мы с Гекконом ожидали, что она будет меня игнорировать, а возможно, и бросит пару убийственных взглядиков в мою сторону, но она, как всегда, вела себя непостижимо, улыбалась и мило болтала со мной, окончательно сбив меня и моего личного консультанта с толку. Это продолжилось и во время нашего дуэта — так называемая «снежная королева» смотрела на меня с таким обожанием и преданностью, что мне казалось, будто сердце мое вот-вот разорвется на кусочки.

Кристина опять липла ко мне, как слюнявая собачка. Она крепко меня обняла, а потом разревелась у меня на плече. Геккон посоветовал держаться от нее подальше, так как у нее явно не все дома.

Геккон устроился к нам ассистентом режиссера, чтобы быть поближе к действию и присматривать за девчонками.

4 сентября, понедельник

Проснулся отдохнувшим — мне снился чудесный сон, в котором мы с Амандой гуляли по белоснежному песчаному пляжу. Но когда я посмотрел вниз, то увидел, что ее стопы не оставляют следов на песке. Я попытался расспросить ее об этом, но когда поднял глаза, ее уже не было.

За завтраком пересказал свой сон Геккону, но, к сожалению, нас подслушал Гоблин и выдал мне собственную уникальную интерпретацию. Стоит ли говорить, что в ней фигурировали секс, стопы в качестве сексуального фетиша и потеря Амандой невинности.Затем Гоблин склонился ко мне и коварно прошептал:

— Хотя я слышал, прошлой ночью Эмбертон ей уже полакомился!

Даже мысль об этом казалась мне невероятной. Аманда ни разу даже не упоминала об Эмбертоне, и я никогда не видел их вдвоем. Но слова Гоблина все равно засели у меня в голове.

Девчонки расселились в учительских домах и теперь ходят на занятия вместе с нами. На уроке английского Кристина решительно зашагала к моей парте, но Геккон бросился ей наперерез и плюхнулся на соседний стул. Подмигнув мне, он шепнул: «Можешь на меня положиться, Малёк».

На английском была просто умора. К Папаше на урок пришли восемь девчонок, и половина из их чуть не упали со стульев от смеха, услышав его первую порцию грязных ругательств. Сегодня мы проходили стихотворение Эндрю Марвелла «К робкой любовнице», в которой поэт пытается заставить свою девчонку заняться с ним сексом. Папаша заставил Анджелу (маленькую, застенчивую и похожую на мышку) прочесть стихотворение вслух. Та стала похожа на перезрелый помидор, особенно когда Рэмбо с Гоблином начали давиться от хохота в последнем ряду. Папаша швырнул в Гоблина меловой тряпкой, а потом попытался удушить Рэмбо галстуком. Девчонки перепугались — добро пожаловать в джунгли!

5 сентября, вторник

Официальное подтверждение — у Эмбертона с Амандой роман. По пути в корпус из столовой видел, как они держались за руки во дворе. Прежде чем она меня заметила, спрятался за колонну. (Не позволю ей видеть мои страдания!) Побежал в спальню и попытался вникнуть в журнал, посвященный крикету, но никак не мог сосредоточиться. Остаток дня решил провести в кровати — ни один четырнадцатилетний мальчик, сердце которого разбито, не вынесет такой пытки, как сеанс у доктора Зу.

16.30. Позвонила мама в панике — папа хочет бросить свою химчистку и заняться нелегальной торговлей спиртным. Теперь он получает пятьдесят центов с бутылки (Инносенс задрала цену до полутора рандов). Папа купил ей большой котел и исследует выгоду использования пластиковых бутылок, что приведет к увеличению прибыли. Мама боится, что его опять арестуют.

6 сентября, среда

Какие-то две ненормальные из хора решили прийти к нам на физкультуру. Что за мазохистом нужно быть, чтобы по доброй воле созерцать Цербера в 06.40 утра? Сегодняшний урок был посвящен метанию ядра, и лишь по той причине, что к классу присоединились две девочки, Цербер был не намерен менять планы. Стоило подняться в такую рань, чтобы посмотреть, как Элизабет Смит и Дженни Спэрроу надрываются с пятикилограммовым свинцовым шаром. Самое смешное, что им обеим удалось бросить его дальше Геккона.

22.00. После репетиции Кристина и Дженни Спэрроу попросили меня проводить их до дома ван Вуурена, где их временно разместили. Потом Дженни куда-то испарилась, а Кристина остановила меня у ворот дома мистера Картрайта и поцеловала. Я не сопротивлялся и отдал ей свой язык на растерзание (он словно попал в посудомоечную машину). Чем больше я общаюсь с Кристиной, тем больше мне нравится Аманда. Вернулся в корпус, качая головой и воображая, чем сейчас занимаются Аманда с Эмбертоном. Ревновать ужасно. По крайней мере, теперь я точно знаю, что Кристина — не девушка моей мечты, и целоваться с ней больше не намерен.

7 сентября, четверг

19.30. Первая репетиция с декорациями обернулась полной катастрофой. Миссис Леннокс (она играет вдову Корни) оступилась и упала с платформы. Пришлось унести ее на носилках в медпункт с подозрением на перелом лодыжки. Викинг пришел в такую ярость, что пнул одно из кресел в зрительном зале и остаток репетиции хромал, черный, как туча. Позднее я видел, как он хромает в направлении медпункта.

Декорации выглядят весьма впечатляюще — у нас есть даже платформа, которая поднимается и опускается. Викинг говорит, что если правильно установить подсветку, платформа будет похожа на Тауэрский мост. Но по-моему, осветитель должен быть просто гением, чтобы превратить двухметровый кусок дерева в один из красивейших мостов мира.

У меня начался мандраж. Меньше чем через две недели мне предстоит выйти на сцену и выступить перед полутысячным залом! При мысли, что все эти месяцы работы ради одного-единственного вечера, я прихожу в ужас!

У меня воспалились десны. Может, Кристина заразила меня какой-нибудь ужасной болезнью? Теперь приходится носить зубную пасту в пенале, чтобы изо рта не воняло. Ни Аманды, ни Эмбертона не видел.

8 сентября, пятница

14.00. Сижу в парикмахерской и читаю женские журналы. Мои кудельки намазали какими-то голубыми соплями. Изо всех сил пытаюсь не выделяться, но это нелегко, если ты — четырнадцатилетний мальчик в школьной форме с химической завивкой, которому делают мелирование! Парень из школы Линкольн зашел в парикмахерскую с мамой и презрительно усмехнулся, увидев меня. Наверняка подумал, что я гомик.

Конечный результат несколько менее ужасен, чем я предполагал. Теперь я еще больше похож на девочку — на симпатичную девочку, что, в принципе, неплохо. Но к сожалению, сходство с овцой тоже усилилось. В столовую я не пошел и попросил Геккона принести мне бутерброд с ореховым маслом. Первым, кого я увидел на выходе из корпуса, был Джулиан. У него отвисла челюсть, после чего он посмотрел на меня, как на сочный гамбургер, и промурлыкал: «Приветики, Олли!» К сожалению, вскоре все ребята стали пялиться на меня по очереди, громко блеять и хихикать, прикрывшись учебниками.

19.30. Девочки собрались обсудить мою прическу. Меня засыпали вопросами о каких-то корнях, кондиционерах, увлажнителях и совместимости оттенков, на которые я не мог ответить, но мне жутко нравилось быть в центре внимания. В гримерке Викинг осмотрел меня под яркой лампой и в конце концов сказал, что я выгляжу идеально, похлопал меня по спине и приказал Геккону заварить ему кофе.

У миссис Леннокс трещина лодыжки. У Викинга — трещина пятки. Оба поклялись продолжать репетиции, несмотря ни на что, и завершить все-таки этот монструозный проект.

9 сентября, суббота

Во время утренней репетиции в зал зашел Укушенный и прошептал что-то на ухо Викингу. Тот с серьезным видом кивнул, и Укушенный вышел. Тут Викинг дико заорал, остановил репетицию и приказал мне срочно идти в корпус. Когда я пришел, меня ждал Лутули. Он приказал мне сидеть у телефона. Сердце бешено билось. Все признаки были налицо — стряслось что-то ужасное. Я почувствовал желчь, подкатившую к горлу, побежал в туалет, и меня вырвало. Когда я корчился над унитазом, зазвонил телефон. Сплюнув, я бросился к телефонной будке, по подбородку текла слюна.Звонила мама. С ней все было в порядке, но голос был грустный. На заднем фоне кто-то посвистывал.Значит, с папой тоже все в порядке. Я задышал спокойнее. Сквозь всхлипы мне удалось разобрать, что ночью с Вомбат случился инфаркт и дело плохо. Я попытался скрыть облегчение в голосе, но это было бесполезно. С родителями все в порядке — это все, что меня в данный момент интересовало. Мама сказала, что позвонит позже и сообщит новости.

Я вернулся в туалет. Лицо было мертвенно-бледным, глаза красные. Кто-то забыл на раковине пакет с туалетными принадлежностями. Я взял чужую зубную пасту и выдавил полтюбика в рот. Возвращаясь в театр, я напевал песенку, которую папа насвистывал по телефону. Это была мелодия из «Волшебника Изумрудного города» «Динь-дон! Злой ведьме конец!».

Вернулся в театр. Оказывается, Викинг уже раззвонил всем, что моя бабушка при смерти. Когда я вошел, девчонки начали душить меня в слезливых объятиях, а ребята — сочувственно хлопать по спине. Я же немедля приступил к делу и спел «Где любовь» под оглушительные аплодисменты. (Дай бог через две недели будет то же самое.)

17.00. Состояние Вомбат без изменений.

10 сентября, воскресенье

В сотый раз за этот год с радостью сообщаю, что Верн вернулся. На первый взгляд он выглядит нормально. Волосы отросли, глаза ясные, взгляд менее безумный. Он был рад меня видеть и пожал мне руку, старательно выговорив по слогам «как-по-жи-ва-ешь?», словно запрограмированный робот.

Лутули попросил нас быть с Верном подружелюбнее, насколько это возможно. Он даже пытался подкупить нас, сказав, что, если к концу семестра Верн не отправится в психушку, он разрешит нам попить чаю с бутерами в комнате старост. Жиртрест так воодушевился этой перспективой, что предложил застелить Верну кровать и угостил Роджера вяленым мясцом.

Вомбат по-прежнему держится.

11 сентября, понедельник

Гоблин напал на след. С великой радостью он сообщил нам, что видел Эмбертона с Амандой, которые тискались под деревом у запруды. Он также сказал, что здоровяк Ричард Мулман из сборной старшеклассников по регби влюбился в Кристину, но та ответила, что любит меня. По мнению Гоблина, до моей смерти осталось всего несколько часов. (Два года назад Мулмана чуть не исключили из школы за то, что он засунул бутылочку от шампуня в задницу первокласснику.)

20.00. Дебру Уитакер (по иронии, она играет лондонскую проститутку) отправили домой. Ее застали в комнате Бена Коттерела в одном нижнем белье. Коттерела исключили из старост и наказали шестью ударами розг. Викинг прочел пламенную речь о дисциплине перед участниками пьесы, потом крикнул: «С первого куплета, да поживей!» — и вернулся в зрительный зал с сигарой, кофе и блокнотиком. Каждый день новые происшествия.

Жиртрест считает, что Джефф Лоусон на грани самоубийства из-за истории с Амандой и Эмбертоном. Я громко рассмеялся в ответ — приятно узнать, что плохо не одному мне.

12 сентября, среда

Вомбат не хуже, чем вчера.

На уроке истории мистера Леннокса Кристина трогала меня ногой под столом. Урок был посвящен Великому треку. Африканеры считают Великий трек важнейшим событием в истории своей цивилизации, и в честь храбрых буров, покоривших дикую и бесплодную землю во время бегства от англичан, воздвигнут монумент фортреккерам. Поскольку теперь африканеры руководят страной, мы, очевидно, должны писать кипятком, слушая все эти истории о телегах с волами и «новом народе». Мне лично в сто раз интереснее читать надписи на стене туалета. Леннокс считает, что большинство так называемых фортреккеров на самом деле были нищими преступниками, скрывавшимися от закона, — они просто воспользовались случаем перебраться на ту сторону высокогорья. Хотя он и добавил, что, если мы хотим сдать выпускные экзамены и когда-нибудь попасть в университет, нам лучше об этом не заикаться. К сожалению, полурока я пропустил, пытаясь отодвинуться подальше от Кристины — кажется, у нее ног больше, чем у осьминога.

14.30. Решил, что нельзя пропускать прием у доктора Зу два раза подряд. Он и так уже послал письмо Укушенному и нажаловался, что я не пришел на прошлой неделе. Я рассказал ему про Вомбат и ее инфаркт. Он на целый час завел речь о том, какую роль играет бабушка в развитии мальчика-подростка. В какой-то момент я отключился и под присвист его шепелявых согласных стал мечтать об оглушительных аплодисментах, восторженных зрителях и о том, как раздаю автографы сборной старшеклассников по регби.

Хорошие новости! Из-за вечерних репетиций всему актерскому и режиссерскому составу разрешили не ходить на первые уроки! Прощайте, Цербер и садистская физкультура, — на целых две недели!

13 сентября, среда

Позвонил папа. Голос у него был очень грустный и подавленный. По его словам, Вомбат уже лучше и все признаки того, что она все-таки выкарабкается. Я попытался ободрить его, сказав, что все равно ей недолго осталось и не через год, так через два мы попрощаемся с ней навеки. Но он лишь фыркнул и ответил, что Вомбат еще всех нас переживет. Повесив трубку, почувствовал себя ужасно виноватым. Надеюсь, мои внуки не будут говорить обо мне такое, когда я сам стану Вомбат. Викинг прервал нас на середине репетиции и сказал Коджаку, что игра оркестра похожа на вопли бездомной кошки, которую разрывают на куски дикие собаки динго. Коджак не остался в долгу и ответил, что оркестр не может играть нормально, когда актеры ни чувствуют ни тональности, ни ритма. Репетиция временно прекратилась — двое рассвирепевших учителей отправились в холл улаживать разногласия кулаками. Через полчаса они вернулись, улыбаясь, и мы продолжили репетировать. Оркестр играл в точности как раньше.

Во время перерыва я заметил, что у Аманды расстроенный вид. Я спросил, все ли в порядке; она взяла меня за руку и ответила, что да. Рука у меня потом чесалась полчаса, и остаток вечера я носился как заведенный. Восторгу настал конец после репетиции, когда я увидел Эмбертона, поджидавшего за сценой с букетом цветов. Начинаю ненавидеть этого придурка — в глубине души мне даже жаль, что его не выгнали, когда он надругался над автомобилем Глока с помощью банана.

14 сентября, четверг

14.30. Не побоявшись густого тумана и ледяного ветра, мы с Гекконом поднялись к «вратам ада». Головы наши были забиты важными проблемами, и тяжелый подъем дался как-то сам собой. Вообще, в последнее время Геккон так хорошо себя чувствует, что даже не задыхается. Его кожа стала более здорового цвета, желтовато-бежевого (вместо обычного прозрачно-зеленого). Когда я поздравил его с этим, он просиял и сказал, что не был в медпункте с начала семестра, а не тошнило его целых две недели. Он поклялся, что никогда в жизни больше не примет ни одной таблетки. По его мнению, именно из-за таблеток ему становится хуже.

Геккон посоветовал мне не тратить время на Аманду. Я ответил, что люблю ее и она снится мне каждую ночь. (Главная проблема с этими снами в том, что они всегда заканчиваются поцелуем, и когда просыпаешься, реальность кажется просто невыносимой.) Доктор Геккон покачал головой, присвистнул и прописал мне двойную дозу снотворного.

15 сентября, пятница

19.00. Первая репетиция в костюмах. В первом акте я похож на девочку в лохмотьях, а во втором — на голубого фрукта. Во втором акте я одет в зеленый костюм и какие-то бружи или брыжи на шее. Викинг заверил, что именно так одевались мальчики-аристократы в ту эпоху.

Плохая новость: у Плута сломался голос. В настоящий момент он похож на хриплый стон. Викинг в отчаянии.

16 сентября, суббота

Аманда порвала с Эмбертоном. Гоблин сообщил нам это за завтраком. Эмбертон хочет покончить с собой, и ему даже разрешили поехать домой на уик-энд. Сказать, что я на седьмом небе, значит не сказать ничего.

Плут говорит низким шепотом.

17 сентября, воскресенье

Во время перерыва на обед пытался разговорить Аманду, но та была абсолютно непробиваема. Или ей плевать на Эмбертона, или она действительно снежная королева. Пригласил ее на собрание общества «Африканская политика». Она согласилась. Интересно, это считается за первое свидание или нет?

У Плута пропал голос. Викинг ушел в запой.

20.00. Линтон Остин был недоволен, что я привел девчонку на собрание общества. Он встал и попросил, чтобы его возражения занесли в протокол. Остальные ребята ответили, чтобы он прекратил вести себя по-идиотски, но наш гений не унимался и всё повторял, что его возражения должны быть занесены в протокол. Мне стало неловко перед Амандой, которая готова была выцарапать Остину гляделки. Уладив разногласия, мы приступили к обсуждению сегодняшней темы — партии свободы Инката, ее лидера Бутелези и их связей с правительством националистов (среди членов нашего общества больше известных как «правительство апартеида», или просто «козлы»). Членами партии были в основном зулусы, и в нашей провинции Натал она пользовалась большим влиянием.

Мы посмотрели плохо снятое домашнее видео о том, что «козлы» финансируют Инкату (хотя даже Леннокс признался, что этот фильмец — настоящее промывание мозгов и классический пример пропаганды со стороны АНК). Леннокс также зачитал статьи из различных журналов и газет.

Лутули разнес Бутелези в пух и прах и обвинил его и Инкату в традиционализме, захвате земель и предательстве, а также обозвал их «зулусской деревенщиной». (А ведь он сам зулус!) Линтон Остин погрыз свою перьевую ручку с гравировкой и затянул волынку о том, как городские черные поворачиваются спиной к лидерам своих племен и тем самым делают первый шаг к коммунистическому бунту. Договорив, он записал один из своих аргументов в тетрадку и оглядел нас с самодовольным видом.

Жаль, что я толком не помню, что случилось дальше, но, по правде говоря, слова просто пуляли у меня в голове, как стайка напуганных летучих мышей. Аманда набросилась на Линтона, засыпав его кучей непонятных научных терминов. Вот все, что я успел запомнить: доктринер, дискурс, расовая интеграция и парадигма. (Понятия не имею, что все эти слова значат, — пожалуй, стоит назвать кого-нибудь доктринером или парадигмой и посмотреть, как он отреагирует.) Остин вытаращился на Аманду изумленно-восторженными глазами. Та завершила свой монолог, обозвав его «адептом апартеида, латентным капиталистом и интеллектуальным сексистом и женофобом, способным проанализировать гуманистическое общество лишь с позиции утилитаризма». (Я могу процитировать этот отрывок лишь потому, что записал его слово в слово на обложке партитуры к «Оливеру».)

Тут все одиннадцать членов нашей группы поставили свои чашки и отложили печенье, чтобы стоя поапплодировать этой невероятной девушке, похожей на Джулию Робертс. Аманда улыбнулась и торжествующе глотнула кофе. Бедный Остин, которому раньше, видимо, не приходилось сталкиваться с человеком одного с ним интеллектуального уровня (особенно если учесть, что этот человек оказался девчонкой), лишь бессильно качал головой. Впервые ему было нечего сказать! В конце собрания Леннокс подал знак Брюсу Хендерсону (нашему секретарю, который ведет протокол) и попросил его записать, что сегодняшнее собрание безусловно выиграло от присутствия Аманды.Затем он предложил сделать ее почетным членом общества. (Предложение тут же внесли в протокол, и все проголосовали «за» — кроме Линтона, конечно.)

После мы все пожали Аманде руку и почти одновременно предложили проводить ее до дома. Она мило улыбнулась и ответила:

— Пусть меня проводит Милли.

Я чуть не растаял от гордости.

Целую вечность мы шли и болтали. Но это была не обычная болтовня. Аманда была не из тех, кто ходит вокруг да около. Вот каким я запомнил наш разговор (и не говорите, что это напоминает сцену из фильма).

Мы идем по аллее, усаженной голыми деревьями. Ночь холодная и безветренная. Где-то вдали гремит товарняк, совершающий долгий путь из Дурбана в Йоханнесбург.

Пауза. Милли щиплет себя за ногу, пытаясь набраться храбрости и задать вопрос.

Милли пожимает плечами и кивает как идиот.

Пауза.

Они останавливаются около дома мистера Картрайта, у его старых серых ворот.

Пауза. Неловкий момент — Аманда пристально смотрит на Малька. Он смотрит на шнурки.

Колокола, ангельский хор, дикие лошади мчатся вдаль... Они целуются.Занавес, темнота.

Сам поцелуй я не помню. Помню, что у меня тряслась левая нога и сердце билось, как барабан. А обратно домой я бежал, распевая «Динь-дон! Злой ведьме конец».

18 сентября, понедельник

19.00. Генеральная репетиция в костюмах и гриме (гримируют нас жены учителей и девчонки). Всё наконец устаканилось. Оркестр играет как надо, поем мы великолепно и общее впечатление превосходное. Плуту уже лучше, хотя его голос по-прежнему напоминает голос того парня, который озвучивает трейлеры к голливудским фильмам. Все было бы идеально, если бы не Альф Литтл (теперь известный как «дятел»), который играет мастера Бейтса, — заболтался с девчонками и забыл выйти на сцену. После репетиции Викинг дал ему по башке костылем, а Коджак запустил в него партитурой. Когда избиение окончилось, Викинг произнес проникновенную речь и пожелал нам всем спокойной ночи.

Переодевшись и удалив грим (крем попал мне в глаз, и Ева помогла вымыть его молоком), пытался найти Аманду, но она уже ушла.

Несколько часов сидел на подоконнике над кроватью, смотрел на звезды и слушал ночные звуки. Я не нервничал — просто боялся, что никогда больше не почувствую себя таким счастливым.

19 сентября, вторник

Вот и всё, милый дневник. Сотни часов репетиций, месяцы приготовлений — всё это ради сегодняшнего дня. Вся школа прямо-таки гудит от нетерпения. Предки позвонили и пожелали удачи, а Русалка прислала телеграмму:

Удачи детка тчк Русалка тчк.

(Что за странное слово — «тчк», да еще два раза? Неужели она снова сошла с ума?)

Все хлопают меня по плечу и спрашивают, не нервничаю ли я. Мой ответ — нет. (Как можно нервничать, если я собираюсь стать актером и мне предстоит всю жизнь этим заниматься?)

18.00. Сижу в туалете. Всё катится к чертям. Мне страшно, я дрожу как осиновый лист.Зал набит под завязку. (На первые три дня ни осталось ни одного билета!) Все первокурсники, второкурсники и третьекурсники будут там, не говоря уж об преподах и местных. В фойе все обнимаются и дарят друг другу открытки и цветы. Я спрятался в мужской раздевалке и просто не в состоянии никого видеть.

19.55. Все сели на места. Я слышу лишь далекий гул сотен взволнованных голосов. Викинг в ужасном зеленом костюме и красной бабочке (он выглядит почти так же дико, как я во втором акте) пожелал нам всем удачи. Аманда послала мне воздушный поцелуй и сказала: «Ты просто супер». В ту самую секунду я перестал волноваться и теперь готов ко всему!

20.00. Хор мальчиков из работного дома затаился в глубине театра и ждет нашего грандиозного прохода через зал под звуки «Еды, чудесной еды».

Вдруг раздаются аплодисменты.

Коджак кланяется и занимает свое место. Оркестр играет увертюру.

Первые аккорды «Еды, чудесной еды». Чувствую, что вокруг меня все пропитано страхом, но сам я не боюсь.Занавес поднимается... и вдруг раздается ужасный скрежет.Занавес замирает в метре от сцены. Все видят нижнюю половину вдовы Корни (не лучшую ее половину). Кто-то ахает, потом слышатся хихиканье и насмешливые выкрики. Викинг проносится мимо, сверкая пятками, другие вслед за ним. Оркестр Коджака снова играет увертюру... и снова... и снова. Мы ждем пятнадцать минут, потом вдруг занавес с жужжанием поднимается. Аплодисменты, крики. Начинается!

Я вышел на сцену и взглянул на океан улыбающихся лиц. Никогда прежде я не чувствовал такого восторга, такого... Бог мой, невозможно описать то чувство, которое возникает, когда на тебя смотрят сотни людей.

И вдруг всё кончилось — два часа пронеслись как вихрь. Помню только аплодисменты и смех и снова аплодисменты. А потом объятия и похлопывания по спине, как на школьном пикнике воскресным днем...

Потом я стоял у ворот Аманды, и мы целовались. На этот раз я уже не дрожал и наслаждался каждой секундой. Не могу поверить, что это происходит со мной!

20 сентября, среда

07.30. За завтраком меня все поздравляли. Учителя и ребята останавливали меня во дворе и в столовой и пожимали руку. Не могу сказать, что мне это не нравилось!

23.30. Сегодня наконец видел пьесу как наяву, а не как во сне.Зрители катаются по полу после каждой Папашиной реплики. Ему бы быть великим комиком, а не нашим учителем по английскому (хотя я рад, что это так!). Мои сольные партии, особенно «Не хотите ли купить?», вызывают шквал аплодисментов. Ребята в восторге, что Глок играет кровожадного злодея. Еву в роли Нэнси встречают громкими воплями, хотя, думаю, тут дело в ее сексуальном наряде проститутки, а не в актерской игре. А настоящий любимчик толпы — Плут: он и вправду талантлив, да и голос вернулся в норму.

Заговорился с Викингом и Евой об актерском мастерстве и театре и опять упустил Аманду. Извинившись, побежал к дому мистера Картрайта, но свет в ее окошке уже погас, а я не решился будить старого учителя биологии и его жену, которая славилась своим злобным нравом.

Есть песня из «Моей прекрасной леди», как раз подходящая к случаю. Что-то про улицу, где она живет... Но я не смог вспомнить и поскакал обратно в спальню, насвистывая «Я готов на все».

21 сентября, четверг

07.30. Сегодня уже старшеклассники выстроились в очередь, чтобы пожать мне руку. Червяк приготовил мне кофе, пока я точил его карандаши, и задал мне кучу вопросов о пьесе. Он очень гордится тем, что Оливер — его раб. Позднее я слышал, как он хвастается перед Джулианом и Гэвином, старостой, что живет под лестницей, что у него самый знаменитый раб во всей школе.

Даже Щука сегодня не пытался меня пнуть и даже ни разу в меня не плюнул.

23.30. Сегодня в середине второго акта какая-то женщина из зрительного зала встала, вскарабкалась на сцену и зашагала по направлению к хористам. Мы продолжали петь, а рабочий сцены отвел несчастную за кулисы. Оказалось, это мама Ричарда ван Зила, которая лечится от припадков. Увидев, что ее сын одет в лохмотья и просит милостыню, она не выдержала и решила ему помочь. У меня такое чувство, что куда я ни пойду — психи всегда рядом.

Милли и Аманда медленно шагают к полям, избрав обходной путь к дому. Держась за руки, они поют дуэтом, но не выдерживают и начинают хихикать. Ночь темна, вокруг густой туман.

Они смеются, в основном она.

Тишина. Ветки наверху шуршат: счастливая парочка потревожила спящих птиц. Вдруг он чувствует, что что-то изменилось. Она смотрит на него. Он поднимает голову — точно мотылек летит на пламя — и смотрит в ее прекрасное лицо.

Он смотрит ей вслед с открытым ртом, пытаясь что-то сказать. Но ничего не выходит. Она исчезает во тьме.

22 сентября, пятница

Брожу по школе как неприкаянный, не замечая даже своих поклонников. После обеда засыпаю, но снятся одни кошмары. Я уничтожен событиями вчерашнего вечера; если бы можно было перемотать их обратно на два дня, нажать паузу и так и оставить! На улице холодно и серо. Оборачиваю шею шарфом, пытаясь укрыться от жестокого враждебного мира.

20.00. Сегодня моя игра была вялой, как тарелка овсянки без соли, сахара, молока и масла. Голос звучал безжизненно, и пел я невыразительно. Все равно что жевать картон два часа. Смех, аплодисменты, объятия — все отскакивало от меня, словно меня заколдовали. Аманда улыбалась, но как-то отстраненно. Что может быть хуже, чем видеть, как самая прекрасная девушка на свете от тебя ускользает?

23 сентября, суббота

07.00. Я возродился, как феникс из пепла! (Не знаю, что это за феникс такой, но выражение мне нравится.) Будь я проклят, если какая-то девчонка (пусть даже шикарная, умная, идеальная девчонка) испортит мою неделю славы! Будь я проклят, если мое последнее выступление из-за нее не будет блестящим! К тому же сегодня приедут мои предки, и я просто обязан их впечатлить.

17.00. Весь день наблюдал за школьными соревнованиями по легкой атлетике, в которых почему-то участия не принимаю. Похоже, за последнюю неделю я совсем отстал от школьной жизни. Куда бы я ни пошел, за мной везде следует толпа новых друзей и прилипал. Популярность дается мне довольно легко. После забега на стометровку Геккон отвел меня в сторонку и спросил, не обижусь ли я, если он пригласит на свидание Кристину. Я похлопал его по спине и ответил, что буду даже рад, если он меня от нее избавит. Геккон вздохнул с огромным облегчением и признался, что вчера вечером они целовались! Я думал было рассказать ему об Аманде, но решил не афишировать пока эту историю, на случай если феникс приползет обратно в костер или откуда там они появляются. Снова хлопнув Геккона по спине, я поздравил его с первым поцелуем. Геккон засиял от гордости, мы вместе зашагали к нашему корпусу... и увидели Кристину с Грегом Андерсоном, которые шли к бассейну, держась за руки. Геккон посмотрел в другую сторону и притворился, что их не видит.

20.00. Финальный спектакль начался. Все участники выкладывались на сто процентов и даже больше. Выйдя на сцену, я сразу начал высматривать в зале своих родителей (билеты они забронировали еще в марте). И чуть не вскрикнул от ужаса, увидев их в первом ряду. Все мои слова начисто вылетели у меня из головы, когда я увидел, кто сидит с ними рядом. Светлые волосы, голубые глаза, прекрасна, как никогда... Русалка! Она улыбнулась своей чудесной улыбкой. О боже...

Я снова вспомнил слова. К счастью, это была общая песня, которую пел весь хор, поэтому я не опозорился на всю школу. Сосредоточившись, я снова представил, что нахожусь в старом Лондоне, и выступал хорошо, как никогда раньше. Как и следовало ожидать, мои родители отличились. Папа чихал или громко сморкался в платок во время всех пауз. Потом предки подумали, что пьеса кончилась, вскочили и начали хлопать и кричать «бис! бис!», хотя то была лишь середина второго акта. Но сегодня я был непробиваем. Меня ничто не могло и остановить и заставить испытывать стыд или смущение. Я был преисполнен гордости и абсолютного счастья.

Когда я наконец спустился в зал, мама, папа и Русалка были все в слезах. Они обнимали и целовали меня столько раз, что вскоре я был весь в помаде. Русалка так долго липла ко мне, что я уж побоялся, как бы не пришлось отрезать ее скальпелем. Она вернулась (и я имею в виду не только из Англии). Вернулись ее жизнелюбие, блеск в глазах, энергия, красота.

Предкам пришлось отрывать ее от меня. (А кому захочется трястись всю обратную дорогу в нашем «рено»?) И снова в моей груди застучал барабан. Ну как может у четырнадцатилетнего мальчика в жизни быть столько сложностей?

— Кто это?

Я повернулся и увидел Аманду. Вид у нее был мрачнее тучи. Что ей ответить? Моя подружка? Знакомая? Сестра? Бывшая...

— Моя бывшая подружка. (Трус!)

Аманда подошла ко мне и сказала:

— Не хочу идти на прощальную вечеринку. Хочешь провести вечер со мной?

Так мои мечты снова стали явью.

Шум вокруг затихает. Аманда берет Милли за руку и ведет его сквозь взволнованную толпу. Все болтают и смеются, но, увидев, как они уходят вдвоем, начинают перешептываться. Аманда и Милли выходят из театра, спускаются по лестнице, проходят мимо медпункта и оказываются на поле для регби. Вечер ясный, полнолуние.

Он ведет ее за руку мимо запруды. Будь сейчас лето, предложил бы искупаться. Они выходят через ворота, идут мимо двух заборов с колючей проволокой и взбираются на крутой холм.

Он приводит ее к большому плоскому камню. Там он останавливается и смотрит на долину. Она оглядывается и ахает от изумления.

Внизу мерцают школьные огни. Вверху — прекрасное африканское небо.

Зрители аплодируют и катаются со смеху.

Долгая тишина. Милли видит падающую звезду. Аманда не успевает посмотреть вовремя. Снова тишина.

Они сидят и смотрят, как опускается ночь. Постепенно все огоньки в школе затухают. Ночь холодная, но они не мерзнут. Они засыпают. Когда Милли просыпается, Аманда встречает рассвет. Вокруг просыпаются птицы. Где-то вдали лает собака. Они держатся за руки и смотрят на оранжевое солнце, которое медленно всходит над холмами и заливает сиянием всю долину.

25 сентября, понедельник

Вчерашний день выпал из жизни. Несмотря на то что я проспал восемнадцать часов, по-прежнему чувствую себя так, будто меня переехал комбайн. Энергетический запас на нуле — не могу дождаться девяти часов, когда можно будет снова отправиться в страну снов.

Девчонки уехали, грандиозные лондонские декорации разобрали, и театр превратился в темный пустой зал, хранящий воспоминания о том, что некогда здесь случилось чудо. Мои блондинистые кудряшки валяются на полу в ванной. (Джулиан вызвался быть моим парикмахером.) Теперь я похож на детеныша леопарда с пятнистой шерстью. Разговоры о пьесе, девчонках и опасных любовных треугольниках всем приелись. Я снова стал всего лишь простым первокурсником, и мой статус не стоит выеденного яйца.

В пятницу начинаются каникулы. Планирую спать все десять дней.

26 сентября, вторник

Червяк улетел в Йоханнесбург, где он будет представлять школу на олимпиаде по математике. (Он решил взять с собой всего пятнадцать карандашей — опасный и, возможно, смертельный ход.)

Геккон снова попал в медпункт с пищевым отравлением. Когда я зашел его навестить, он прокричал «Давно пора!» и показал мне поднятый кверху большой палец. При этом он растянул мышцы в боку, а его рука хрустнула. Я извинился за задержку и рассказал, что случилось в субботу вечером. От волнения у Геккона загорелись глаза, и он в свою очередь рассказал мне о своей «ночи страсти» с Кристиной. Наклонившись поближе, он прошептал мне в ухо:

— Мы целовались за раздевалкой на поле для крикета, но потом замерзли и пошли внутрь... а там были Рэмбо и Ева, и они занимались этим. По крайней мере, было похоже на то — ее ноги были у него на шее. Мы убежали, пока они нас не увидели, и пошли обратно на поле.

Геккон взял с меня клятву хранить секрет, а потом сообщил, что на вечеринке в честь спектакля были тухлые сосиски в тесте — ими он и траванулся. Папаша так напился, что разделся до трусов и исполнил на тубе блюзовую версию «Божьей благодати».

Мы договорились встретиться в каникулы и поболтать. Геккон поедет к своим дяде с тетей, чтобы быть поближе к новой подружке. Мне не хватило духу сказать ему, что его подружка также является новой подружкой Грега Андерсона из сборной старшеклассников по регби.

27 сентября, среда

Обед у Папаши. Смотрели режиссерскую версию финального спектакля и чуть не померли со смеху — так идиотски мы выглядим со стороны. Папаша сказал, что я в своем костюме похож на попугая, а я не остался в долгу и назвал его чем-то средним между голубой мухой и огородным пугалом. Увидев Аманду (она-то выглядела потрясающе), ощутил болезненный укол в груди. С субботнего вечера я о ней не вспоминал, но одного взгляда на нее было достаточно, чтобы все нахлынуло снова. Папаша заметил мое замешательство и вздохнул:

— О как прекрасно быть влюбленным и молодым прекрасно быть.

На каникулы он дал мне почитать «Оливера Твиста» Диккенса.

28 сентября, четверг

Нет ничего лучше, чем два последних дня перед каникулами в частной школе. Все поглощены своими планами, драки и издевательства сведены к минимуму, мальчики собирают чемоданы и сумки и обсуждают предстоящие выходные. Почти идеальная гармония, насколько это вообще возможно.

20.00. Первый град в этом году!

Мы смотрели «Дерзкие и красивые», когда с запада вдруг подул сильный штормовой ветер. В небе послышалось странное жужжание, словно приближался гигантский смерч или сверхзвуковой летательный аппарат. Вырубилось электричество, и мы все вышли во двор и встали в галерее в ожидании чего-то грандиозного. Мы не были разочарованы.

Гром и молния все приближались, и по жестяной крыше галереи застучали крупные капли дождя. Внезапно с неба посыпались огромные белые ледышки. Это был град. Ледышки ударялись о землю и подскакивали высоко в воздух. Ребята кричали и свистели, но их голоса заглушал грохот ударявшихся о землю градин. Бешеный Пес выскочил из-под крыши, чтобы взять парочку, но тут же заорал от боли — в голову ему попала ледышка размером с голубиное яйцо. Он швырнул горсть градин в Верна, который тут же убежал в класс для самостоятельных занятий и закрылся там на ключ.

Вскоре весь двор покрылся ковром белых градин; лишь Зассанец Пит в фонтане стоял как ни в чем не бывало (хоть и вид у него был более недовольный, чем обычно). А потом шторм закончился так же быстро, как начался. Вышло солнце, мальчишки высыпали во двор и устроили грандиозную драчку градинами. Я запулил Гоблину в спину целую горсть, и он так завопил, что кровь свернулась в жилах. Вскоре и я к нему присоединился — град хоть и выглядел как снег, но удары были намного больнее, чем от снежков! Я бросился ко входу в корпус под градом ледышек. А потом кто-то разбил стекло в общей комнате. Мальчишки разбежались, учителя заорали, примчался Укушенный с истеричными воплями. Цербер схватил Бешеного Пса за воротник и потащил в свой кабинет, где всыпал ему по первое число.

Вскоре хаос утих и восстановился порядок. Через десять минут у медпункта выстроилась длинная очередь ребят, большинство которых хватались за головы и пальцы. Солнечные лучи отражались от великолепного ковра белых градин, и на школу снова опустилась атмосфера полной безмятежности. Гэвин, староста, который живет под лестницей, щелкал фотоаппаратом. Проходя мимо меня, он сказал:

— Спорим на тысячу, что в следующем году это фото будет на обложке школьного альманаха! — Он подмигнул мне и скрылся в своей жуткой комнате.

После ужина снова поднялся переполох, и я догадался, что у кого-то сегодня день рождения. Группа ребят прижала к ковру отбивающегося третьекурсника, а Жиртрест тем временем снял свои гигантские штаны и пукнул ему прямо в нос. Пук длился секунд пятнадцать, и это было отвратительно. Именинник вопил беспрерывно, а потом вырвался и бросился в туалет, зажав рукой рот. Тут я увидел, что это Щука. Надеюсь, он получит психологическую травму на всю жизнь!

29 сентября, пятница

Домой!

Поскольку занятий сегодня не было, утром я прогулялся по школе, для начала заглянув в медпункт повидаться с Гекконом. Он выглядел отлично и сказал, что шофер его дяди скоро будет. Я продолжил прогулку, с радостью замечая, что весна наконец взяла свое. Все деревья были покрыты крошечными зелеными листочками, а сквозь высохшую бурую траву пробивались зеленые ростки. Все вокруг выглядело живым и радостным. Даже птицы пели так, будто и у них каникулы.

09.00. Школьное собрание. Глок похвалил труппу «Оливера» и вызвал Викинга, который отвесил поклон. Вся школа благодарно зааплодировала. Лутули наградили знаком почета за преданность школе, а Линтона Остина — за успехи в учебе. Червяк тоже получил награду за успеваемость, но его не было, и вместо него на сцену выплыл Джулиан и взял его галстук и значок.

Забираясь в ржавый старый автобус, я заметил Линтона Остина, который садился в серебристый «роллс-ройс» своих предков. Не думал, что приверженцы марксизма ездят на таких!

Автобус петлял по бурым холмам, кое-где испещренных зелеными пятнами, а меня переполняло почти невыносимое чувство облегчения. Этот семестр был словно буря, круговорот переживаний и эмоций. Я не мог дождаться приезда домой. Так хотелось увидеть родные счастливые лица, но больше всего — лицо девушки с голубыми глазами и золотыми волосами, той, что когда-то плавала в моем бассейне.

30 сентября, суббота

10.30. Пришел папа и принес чудесного щенка Лабрадора. Сказал, что он мой. В детстве у меня была собака, но ее переехала машина, когда она была еще щенком. Я так плакал, что папа поклялся никогда больше не заводить домашних животных. Думаю, истинная причина появления этого щенка в том, что папа хочет доказать соседям, что не ненавидит собак. А еще ему нужна охранная собака, которая кусала бы чернокожих, если те попытаются проникнуть в дом. (Не уверен, как бедный пес будет различать плохих чернокожих и клиентов нашей самогонной фабрики. Но папа говорит, что лабрадоры умные и пес сам все поймет.)

Новый песик порыскал немножко в саду, а потом увидел маму, которая растянулась на шезлонге, как цыпленок табака, и понесся к ней, словно гончая. Мама заметила пушистый черный снаряд, лишь когда тот уже летел к ней по воздуху, — так ужасно кричать к тому моменту было уже бессмысленно. Собака приземлилась с глухим стуком. Ярко-красные следы от когтей возникли на коже как по волшебству. Мама снова закричала и принялась прогонять растерянное животное своей гигантской промышленной мухобойкой, которую папа изготовил из нержавеющей стали и шкуры антилопы. Она перепугала бедного песика до смерти. Он взвизгнул, сиганул вниз по улице и исчез.

11.30. Все еще ищу своего нового щенка по всему району. Мама слишком расстроена, чтобы помогать мне, — удалилась в спальню с ледяным компрессом и бутылкой вина. Самая большая проблема в том, что у щенка пока нет имени. У меня просто не было времени его назвать, прежде чем он убежал. Папа сказал, что по пути домой в машине пару раз назвал его Чернышом. Вот мы и ходим по району и кричим «Черныш!», заглядывая под каждый куст, дерево, а также в канавы и чужие дворы.

12.30. Приезжает Русалка и присоединяется к поисковой группе. Никогда еще она не казалась мне такой прекрасной. Когда я рассказал ей про Черныша, она прослезилась и тут же принялась посвистывать и звать его тонким, нежным голосом. Я не мог не обратить внимание, что за последние несколько месяцев у нее выросла грудь. Она заметила, что я на нее пялюсь, и я поспешно сделал вид, что ищу щенка в канаве, пока краска не отхлынула от лица.

16.10. Черныш нашелся — со счастливым видом он потрошил чьи-то помойные пакеты в нескольких километрах от нашего дома. Папа взял его на руки и нес всю дорогу домой. Черныш облизывал ему лицо и весело тявкал — он думал, что все это какая-то игра.

Черныш уснул в корзинке, а мы с Русалкой уютно устроились под одеялом, и я принялся пересказывать ей все случившееся за последние несколько месяцев (хотя кое-что по понятным причинам опустил). Мы с Русалкой проговорили до поздней ночи. Я совсем забыл, какая она классная и как легко с ней общаться, когда она не в депрессии. Но несмотря на переполнявшее меня счастье, не мог отделаться от ужасного чувства вины, которое захлестывало меня каждый раз, когда я упоминал о спектакле. Я заставил себя не думать об этом и принялся ее смешить. Может, мне это кажется, но дома жизнь кажется такой спокойной, простой и счастливой — здесь никогда ничего не меняется, и в моей комнате все в точности, как до отъезда.

1 октября, воскресенье

11.00. Навещал Вомбат в доме престарелых Стиллуотерс. После инфаркта она переселилась туда. Вид у нее был страшенный — левая часть лица обвисла, обнажив желтые вставные зубы. Она по-прежнему носит глазную повязку (боится, что без нее будет спотыкаться и падать) и теперь стала похожа на бабушку капитана Крюка. Еще у нее ужасно пахнет изо рта — она ведь питается одними рыбными консервами и вареными яйцами.

Вомбат была разговорчива, как всегда, но после инфаркта никто не понимает ни слова из того, что она говорит. Маме пришлось быть переводчиком, но даже она половину додумывала. (Нетрудно догадаться — наверняка Вомбат обвиняла медсестру в очередной скандальной краже.) Через полчаса нам пришлось уйти, потому что бабуля начала сердиться, что мы ее не понимаем. Она попыталась написать что-то на листке, но у нее так тряслись руки, что она попала мимо бумаги и исчеркала простыню. Врач заверил маму, что со временем Вомбат сможет снова нормально говорить и писать.

В доме престарелых есть своя больница, врачи, медсестры и даже аптека. Просто идеальное место для Геккона на пенсии! Надо показать ему брошюру — уверен, ему понравится.

2 октября, понедельник

Впервые с июльской поездки в Кейптаун тренировал подачу на крикетном поле клуба «Крестоносцы». Папа предложил поотбивать мяч, но отказался надеть наколенники — мол, только слабаки их надевают, отбивая крученые мячи. Спустя три подачи он рухнул на землю, сжимая левое колено. Черныш воспользовался шансом, схватил мой крикетный мяч и скрылся в кустах. Нашел я его не скоро, а когда нашел, то мяча уже как не бывало, а нос щенка был измазан в песке. В конце концов мы нашли место, где он зарыл свое сокровище. Мяч был весь в слюнях, и играть им было невозможно. Так что моя тренировка ограничилась тремя подачами. Папа поклялся никогда больше не возвращаться в клуб «Крестоносцы» еще после достопамятной тренировки по регби, когда он порвал сухожилие, а теперь, получив трещину коленной чашечки от одного из моих крученых мячей, повторил свою клятву снова. Он считает, что это место проклято и в прошлой жизни он тут кого-то убил. В следующий раз, отправляясь на тренировку, оставлю папу и Черныша дома.

3 октября, вторник

Вчера мне опять снилась Аманда. Только я подумал, что излечился от этой мании, а она опять со своими гамбургерами. Решил вообще не думать о девчонках — от них только в голове бардак, сердце болит и крыша едет. Лучше буду тренировать подачу, читать книжки и играть с Чернышом (у которого, как и у всех в нашей семье, тоже, похоже, малость не все дома).

Мама с папой весь день разглядывали атласы и путеводители по Мальте, а Черныш жевал чью-то сандалию в углу. Папа уверен, что Мальта — это лучшее место для жилья, так как Южная Африка вот-вот покатится в тартарары и всех белых порежут на маленькие кусочки и спустят в океан. Я заикнулся о собраниях общества «Африканская политика», но не успел сказать и слова, как папа закричал: «Коммунисты — промыватели мозгов!» Я также попытался рассказать предкам о Лутули и о том, как ему подходит роль лидера (если в будущем у Южной Африки будет такой лидер, как он, мы станем одной из величайших наций мира!). К сожалению, они не захотели меня слушать — они убеждены, что все чернокожие только и мечтают нас прикончить.

17.00. Мы с Русалкой прогулялись по кварталу с Чернышом (тот упорно пытался удавиться поводком). Она говорит, что Мальта — ужасное место (там сплошные мафиози и говорят они на непонятном языке). Вернувшись домой, я передал ее слова родителям, и те были шокированы, что на острове никто даже не знает английского!

Мальту отменили. Теперь папа думает эмигрировать на Мадагаскар.

Позвонил Геккон и пригласил меня завтра на вечеринку с Кристиной и ее друзьями. Глэдстоун, его шофер, заедет за мной в шесть. Похоже, мой план не думать о девчонках потерпел крах!

4 октября, среда

Глэдстоун приехал вовремя и открыл для меня дверцу машины. Папа снова выбежал на улицу взглянуть на лимузин. К моему ужасу, он достал нашу старую «мыльницу» и принялся фотографировать машину.Затем он попросил меня сфотографировать их с Глэдстоуном. По окончании фотосессии я забрался на заднее сиденье. Глэдстоун предложил мне выпить, и я налил себе апельсинового сока из минибара. Черныш мчался за лимузином до поворота и громко тявкал, но в конце концов устал, свернул во двор к кому-то из соседей и начал рыться в их мусоре. Мы не спеша колесили по пригороду, и я чувствовал себя кинозвездой. Повсюду люди оборачивались нам вслед. К сожалению, стекла были тонированные, поэтому никто так и не увидел, как знаменитый Малёк оттягивается на заднем сиденье своего лимузина!

Я попытался завязать с Глэдстоуном разговор, но он не очень охотно отвечал, поэтому я стал читать вечернюю газету. Минут через пятнадцать мы подъехали к дому с довольно впечатляющими воротами с дистанционным управлением. Мощеная дорожка вела к увитому плющом особняку. Я выбежал из лимузина прежде, чем Глэдстоун открыл передо мной дверь, и вошел в кухню, которая была размером почти с весь наш дом. Несколько чернокожих слуг занимались уборкой, готовили закуски и коктейли.

— Милли, ну наконец-то! Уж думал, ты никогда не придешь! — Геккон в идиотской гавайской рубашке и соломенной шляпе провел меня в еще более идиотскую гостиную. В ней было все, что только можно представить, от диванов, кушеток и кресел-качалок до хитроумного электронного оборудования. Не успел я обозреть все это, как мальчишки и девчонки бросились обнимать меня и пожимать мне руки, кое-кого я помнил по спектаклю, но некоторых не видел ни разу. Кристина задушила меня в объятиях. На ней была такая короткая мини-юбка, что ее и юбкой-то назвать нельзя.

— Джонни, лапочка, добро пожаловать ко мне! Представляешь, предков не будет все выходные! — Она покружилась вокруг своей оси и щелкнула пальцами. Откуда ни возьмись, появился черный слуга. — Принеси Джонни пива, Симпиве! — Я хотел возразить, но Симпиве словно испарился. Вскоре я уже сидел на диване с банкой ледяного пива в одной руке и вазочкой с какими-то диковинными орешками в другой. Это была первая банка пива в моей жизни, которую я выпил один, целиком.

Все происходило как будто во сне или в кино. Старший брат Кристины, который должен был следить за порядком, испарился куда-то со своими приятелями-серферами, оставив сестренку за главную. Кристина была уже совсем пьяная. Чмокнув Геккона в щеку, она выбежала из комнаты с подружками. Геккон покраснел, вздохнул и плюхнулся рядом со мной на диван.

— Моя девчонка умеет веселиться. — Я видел, как он гордится тем, что Кристина «его девчонка».

Стайка девочек влетела обратно в гостиную и утащила Геккона в джакузи. Визгливо смеясь, тот затерялся среди бикини, саронгов и хихикающих девчонок. Я глотнул пива для храбрости, с трудом проглотил и попытался слиться с диваном. Чьи-то руки легли мне на плечи и принялись массировать шею. Кристина.

— Как дела, Джонни? Пойдем покажу тебе мою комнату.

Не успел я пикнуть, как она потащила меня по бесконечному, устланному ковром коридору. (Он был такой огромный, что там вполне можно было устроить крикетный матч.) Мы поднялись по лестнице и очутились в большой комнате с потрясающим видом на океан.

— Ну как тебе?

— Круто, — ответил я, не придумав ничего лучше.

— Иди посмотри, какая у меня кровать, мягче не бывает, — промурлыкала она, закрывая дверь. Как глупая рыба, я заглотил наживку и упал на кровать. Она тут же наскочила на меня, и ее язык заизвивался у меня во рту.

Я точно помню, что пытался сопротивляться и что-то сказать. Помню, как она тяжело дышала, словно маньяки-убийцы в фильмах ужасов. Она срывала с меня рубашку, облизывала грудь, кусала за соски. Ее руки не отпускали меня. Сам того не желая, я отвечал на ее поцелуи.

Но тут я подумал о своем лучшем друге Гекконе, и силы вернулись ко мне. Мне удалось ее оттолкнуть.

— Как же Геккон? — выпалил я. — Он мой друг... и твой парень!

— Я люблю тебя, — сказала она, так и не ответив на мой вопрос. — Мне нужен только ты... мне все равно, хочешь ты меня или нет... позволь, я сделаю тебя счастливым. Я уже раньше это делала...

Она принялась расстегивать мои джинсы. Тут я перепугался не на шутку, схватил рубашку, соскочил с кровати и помчался по коридору к выходу. Я мог бы соврать, что делаю это ради Геккона, но на самом деле в тот момент думал лишь о том, что сказала бы Кристина, увидев моего кроху!

Геккон лежал в джакузи и пил шампанское с апельсиновым соком в компании девчонок и мальтийского пуделя, которому тоже очень нравились теплые пузырьки. Я пожал ему руку, извинился и сказал, что плохо себя чувствую. Все разочарованно застонали и назвали меня занудой.

Глэдстоун отвез меня домой. Когда я уже вышел из машины, он сказал:

— Вы хороший, мастер Милли. Вы уж там присмотрите за ним.

— Обещаю, — ответил я и, сгорая от чувства вины, поплелся к дому, ощущая во рту горький привкус пива.

5 октября, четверг

Совесть просто убивает меня, когда думаю о вчерашнем. Стоит ли рассказать Геккону, что его подружка — шлюха-психопатка? Посмотрел в словаре значение слова «шлюха». «Блудница, проститутка, нимфоманка». Убежден, что Кристина нимфоманка. Должен ли я рассказать обо всем другу? Поверит ли он мне? А может, ему лучше вообще ни о чем не знать?

После обеда гулял с Русалкой в торговом центре. Она затащила меня в ювелирный и стала примерять обручальные кольца. На меня снова нахлынули угрызения совести. Оказалось, она шутит (надеюсь).

18.00. Мама попросила отнести к Инносенс пустые пластиковые бутылки. Постучал в дверь. Изнутри раздавалась громкая африканская музыка. Никто не ответил. Я толкнул дверь и увидел Инносенс и еще одну женщину, которые сидели у котла на полу. Инносенс помешивала жидкость ложкой. Увидев меня, она улыбнулась и предложила мне ложечку своего варева. Вкус у него был просто тошнотный. Я посидел с ними недолго, слушая, как они лялякают на зулу. Я знал, что говорят они обо мне, потому что один раз они посмотрели на меня и обе прыснули со смеху. Ну и пусть. Комната Инносенс была маленькая и душная, но знакомые запахи меня успокаивали. Когда я был маленький, то частенько наведывался к ней, но потом мама сказала, что не стоит этого делать, и я перестал. По пути домой зашел к ней в туалет — это была просто дырка в земле. Папа говорит, что дырка ей нравится больше, чем нормальный унитаз. Должно быть, у нее тоже не все дома.

6 октября, пятница

Официальный факт: Чарлз Диккенс — занудный старый пердун, — и я твердо намерен сообщить об этом Папаше, прежде чем тот всучит мне очередной так называемый шедевр, читая который засыпаешь через пять минут.

Звонила Аманда. Весь разговор растерянно молчал. Потом наконец придумал, что сказать, но ей, видимо, так надоело мое тупое молчание, что она поспешно попрощалась и бросила трубку. И даже не сказала, зачем звонила. В голове опять полная неразбериха — девчонки занимают все мои мысли, и от них одни проблемы. Хуже всего, что я так до сих пор и не мужчина. Что будет, когда у меня наконец опустятся яички? Буду ли я по-прежнему нравиться всем этим девочкам? Нормально ли любить двух девчонок, но по-разному? Влюблен ли я вообще? И в кого? Срочно нужно поговорить с Гекконом, но мне слишком стыдно. Ничего не остается, как читать Диккенса.

7 октября, суббота

Рано утром всех в доме разбудили яростный лай и рычание на заднем дворе. Черныш поймал нарушителя и не был намерен отпускать его до прихода взрослых. Папа вышел во двор с битой и фонариком, который все время гас. Мы с мамой наблюдали за происходящим из окна гостиной. Папа подкрался к бассейну, держа наготове биту, чтобы если что вдарить нарушителю со всей мочи.

Вдруг послышались крики и жалобный визг, и папа принялся гоняться за Чернышом вокруг бассейна. Папа ругался на щенка матом, а тот думал, что с ним затеяли забавную игру, и восторженно тявкал, пока они нарезали круги. Источником бед оказалось устройство для чистки бассейнов, которое включилось автоматически в два часа ночи. Черныш решил, что это робот-нарушитель, который забрался в бассейн и теперь хочет вылезти и разнести весь дом.

Некоторое время спустя Черныш снова вступил в яростную драку с очистителем. Я услышал, как папа орет, высунувшись в окно. Потом он выругался и снова выбежал во двор. Должно быть, он кинул чем-то в щенка, потому что раздался треск и визг. Папа выключил очиститель и вернулся в кровать, ворча, что когда-нибудь утопит этого щенка.

Похоже, Черныш просто одержим очистителем для бассейнов. Усвоив, что лай или рычание по ночам грозят ему погибелью, теперь бедный щенок просто ходит за устройством вдоль бассейна, пока тот делает свое дело и всасывает листья. Он скулит и пускает слюну, едва сдерживая себя. Папа считает, что его нужно кастрировать.

8 октября, воскресенье

Навестил Вомбат в доме для престарелых. Жуткое местечко — куда ни посмотри, везде морщинистые одуваны сидят и разговаривают со своими семьями или другими морщинистыми одуванами. Вомбат смотрела новости по зулусскому каналу с чернокожей сестрой Дорин. Мама ахнула и чуть не расплакалась. Папа ахнул и чуть не расхохотался. Должен признать, при виде Вомбат с повязкой на глазу, которая смотрит новости на зулусском, любой подумает, что у него глюки. После новостей она встала и начала знакомиться с нами. Потом она познакомила нас с Дорин, представив ту как свою мать, извинилась и стала смотреть прогноз погоды.

Маме не сразу удалось убедить Вомбат в том, что мы ее родственники и давно с ней знакомы. Вомбат разволновалась и схватилась за сумочку, заподозрив, что мы — мошенническая банда. Напряжение развеялось, когда в палату вошел старичок и представился лордом Бэтти. Он рассказал Вомбат бородатый анекдот, и та покатилась со смеху. Старикан поклонился, разгладил галстук, открыл дверь и вошел в шкаф. Раздались пыхтение и грохот, после чего старик высвободился из опутавших его бабулиных плащей и бросился к двери. Мы с папой валялись на полу в истерике. Вомбат вдруг заволновалась и занервничала, мама решила не нарываться, и мы ушли.

9 октября, понедельник

Мы с Русалкой все утро гуляли в японском саду. Мы ходили по тропинкам, разговаривали, держались за руки и целовались. На ней был верх от бикини, и я не мог не пялиться на ее груди, которые казались мне огромными. Пытаясь обнять ее за плечи, я случайно коснулся их, и у меня закружилась голова. Член как-то странно напрягся, и мне показалось, будто сейчас я намочу штаны. К счастью, этого не случилось, и через секунду все прошло. Может, это признак того, что в моем организме происходят какие-то изменения? Вчера вечером лобковых волос у меня по-прежнему не наблюдалось, хотя голос показался немного грубее, когда я распевал в ванной церковные псалмы!

Завтра опять в школу. Премьера «Оливера» позади, и мне не к чему стремиться. Девчонки тоже больше не приедут. Хорошо хоть крикетный сезон снова начнется. Планирую поразить всех своими шикарными кручеными мячами и обеспечить нашей команде безусловный победный статус. Частенько думаю о том, чем занимаются остальные из Безумной восьмерки. Что ж, завтра все узнаю.

Пришел домой, а мама в истерике. Лорд Бэтти (тот, что зашел в шкаф, когда мы были у Вомбат) попросил Вомбат выйти за него замуж. Та согласилась и требует пригласить в дом престарелых священника, чтобы тот освятил их союз. Мама чуть с ума не сошла, когда об этом узнала. Позвонила Вомбат и попыталась отговорить ее снова выходить замуж, но та подумала, что мама пытается ей что-то продать, и повесила трубку.

10 октября, вторник

07.30. Позвонили из дома престарелых и сообщили, что нашли священника. Свадьба состоится завтра в розовом саду. Да уж, с Мильтонами не соскучишься!

17.30. Автобус в школу еле полз. На нагорье близ Таунхилла он и вовсе как будто ехал назад. Кроме меня в автобусе ехал только один первокурсник из другого корпуса. Он плакал, но делал вид, будто ищет что-то в своем рюкзаке. Я притворился, что не замечаю, и уставился в одну и ту же страницу в книге Диккенса, пока не стемнело.

Наши достижения за каникулы

11 октября, среда

07.30. Позвонила мама и сказала, что бабулину свадьбу отменили. Оказалось, лорд Бэтти забыл, что уже женат, и лишь этим утром вспомнил, что у него есть жена и они живут вместе уже пятьдесят один год. Дом престарелых приносит свои извинения за это недоразумение. Они тоже думали, что лорд Бэтти живет со своей сестрой. Также выяснилось, что никакой он не лорд. Он журналист, а лорд Бэтти — это его псевдоним. Похоже, бабуля была права — мошенники повсюду!

Мама сказала, что все равно он бабуле разонравился — та давно подумывала разорвать помолвку, потому что у него нет подбородка и глаза близко посажены, как у мартышки. И нужна ему не она, а ее деньги.

14.30. Первая тренировка по крикету обернулась полным хаосом. Бешеный Пес ударил Лесли по башке битой, и тот потерял сознание. Все играли кое-как, кроме Саймона — тот в сравнении с остальными казался почти роботом. Мои подачи были ужасны; меня частенько выбивали с поля и на соседние поля. Папаша обозвал нас кучкой... и заявил, что ему стыдно быть нашим тренером. Он сказал, что, если на завтрашней тренировке мы будем играть так же хреново, он снова возьмется за бутылку.

Червяк совсем сбрендил. Ушел из сборной старшеклассников и отказался от места в юношеской сборной провинции Натал, чтобы сосредоточиться на учебе. Говорит, что уже решил стать актуарием. (Не знаю, что это такое, но Червяк успокоил, что с трупами ему иметь дело не придется.) Поскольку пробные экзамены показали просто ужасные результаты (всего пять пятерок и целых две четверки!), он заперся в комнате и полностью посвятил себя занятиями. Живет лишь за счет энергетических напитков и консервированного тунца (он называет это «пищей для ума»), спит, когда придется. Он страшно похудел и, судя по запаху, принимает душ крайне редко.

12 октября, четверг

На уроке актерского мастерства, посвященного древнегреческому театру и пьесам Софокла, Ева по ошибке назвала Рэмбо «милый». Гоблин прыснул и ткнул его под ребра. Рэмбо покраснел и сам захихикал, а потом пырнул Гоблина в ногу перьевой ручкой. Сдается мне, очень скоро их делишки закончатся скандалом древнегреческого масштаба. Вся школа уже в курсе — неужели Укушенный действительно так глуп? А может, он, как Геккон, просто делает вид, что не замечает?

13 октября, пятница

Мне письмо. Я сразу понял, кто его написал.

Дорогой Джон (наверное, все письма, которые тебе приходят, начинаются с этих слов...)!

Не уверена, зачем я пишу это письмо и что хочу сказать. Наверное, мне просто хочется, чтобы ты знал — я постоянно думаю о тебе. Никак не могу выбросить тебя из головы. Рационально размышляя, я думала, что будет легко просто уйти и жить дальше, но оказалось, что нет. Я по-прежнему вспоминаю ту последнюю неделю, когда мы играли спектакль, и время, что мы провели вместе, — наверное, я неисправимый романтик. Короче говоря, я скучаю по тебе и хотела, чтобы ты об этом знал.

Пиши, если тебе есть что сказать.

С любовью,

Аманда.

Только я уверился, что у меня все под контролем и я наконец разобрался с девчонками.

Ходил по школе и задавал себе вопросы, большинство из которых казались бессмысленными.

Люблю ли я Аманду?

А как же Русалочка?

Должен ли я рассказать Аманде о Русалке?

Должен ли я рассказать Русалке об Аманде?

Может, сделать как проще?

А как проще?

Не повеситься ли мне в часовне?

Может, притвориться, что я не получал никакого письма?

Можно ли встречаться с двумя девушками одновременно?

14 октября, суббота

Перед началом матча против колледжа Блэксмит мама устроила переполох. Она теперь считает себя настоящей фанаткой крикета и думает, что разбирается в игре. Перед тем как капитаны вышли на поле, чтобы подбросить монетку, она выбежала на середину поля. Все тут же прекратили разминку и вытаращились на дородную женщину в ярко-оранжевом платье, которая наклонилась и стала тыкать в калитку пальцем. Послышались хихиканье и смешки, а потом Лесли закричал:

— Эй, Милли, скажи своей маме, что отбор в команду болельщиц на другом поле!

Все покатились со смеху, как и следовало ожидать. Папаша согнулся пополам. Я покраснел и стал смеяться вместе со всеми, молясь про себя, чтобы мама поскорее закончила инспектировать поле и ушла. Мне было стыдно, и, как всегда, я ненавидел себя за это.

На поле мы показали себя не лучше, чем на вчерашней тренировке. Саймону досталась первая подача (как только мама освободила поле), и противники выставили своих бэтсменов. Саймон надеялся, что к первому перерыву мы поменяемся местами. Однако и после обеда они по-прежнему отбивали и заработали больше двухсот перебежек, сбив три наших калитки. Четыре моих подачи улетели за границу поля, набрав нам тридцать три очка.

Когда пришла наша очередь отбивать, мы начали просто ужасно и уже готовы были признать поражение, когда Саймон набрал восемь перебежек. К счастью, над горами уже давно висели тучи, и на долину обрушилась сильная гроза. Все бросились в укрытие, и мы были спасены от позорного провала. Папаша хоть и приложился к бару Мильтонов, был не в настроении декламировать Шекспира и после игры в раздевалке устроил нам настоящую выволочку. Никогда прежде мы не видели его таким рассерженным — даже я с трудом нашел в себе силы взглянуть ему в глаза. Он назвал нас «хнычущем сборищем перекормленных и избалованных маменькиных сынков, начисто лишенных честолюбия, уважения к традициям и гордости».Затем он назвал нас еще кое-кем, приводить здесь не буду.

Начал сомневаться, что наша команда доживет до следующей субботы.

15 октября, воскресенье

Свободное время. Погода стояла теплая, и мы с Гекконом поднялись к «вратам ада» с учебниками. (Учителя в последнее время то и дело твердят, что до экзаменов осталось меньше месяца.) Как обычно, книжек мы даже не открывали и все четыре часа проболтали о девчонках.

Геккон по-прежнему безумно влюблен в Кристину и пребывает в блаженном неведении по поводу того, что она спит со всеми ребятами в провинции (а если верить слухам, то и с девчонками тоже).

Вместе мы сочинили письмо к Аманде, в котором я объясняюсь ей в любви, но вместе с тем не говорю ничего конкретного по поводу наших отношений. Геккон считает, что очень важно не говорить ничего конкретного, чтобы предотвратить драматическое развитие событий.Затем мне стало так совестно, что я написал письмо Русалке, в котором рассказал о нашем провальном крикетном матче. Ей я тоже признался в любви.

За ужином в столовой кто-то пустил слух, что Джулиана и некоего Уоррена Нормингтона застали за «делишками» в лесу за запрудой, причем каждый рассказывал эту историю по-разному. Не сомневаюсь, скоро мы узнаем правду.

Гоблин сказал, что их видели издалека и казалось, будто они занимаются чем-то таким, но Джулиан утверждает, что Нормингтон всего лишь пытался проделать лишнюю дырочку в его ремне. По мне, так вся эта история попахивает жареным.

16 октября, понедельник

06.15. Спустился в душ на ощупь, не в силах разлепить глаза. (По правде говоря, когда я вошел в ванную, мне все еще снился сон. Или это был сон, или я каким-то образом телепортировался в Нью-Йорк!) Но они разлепились сами собой, когда я понял, что Щука нассал мне на ногу. Первым импульсом было броситься на него; все мое тело тряслось от злобы. К счастью, я смог сдержаться, иначе от меня остались бы рожки да ножки.Затем Щука нацелил свое орудие на Гоблина и нассал ему на спину, несказанно развеселив этим кучку старшеклассников. Гоблин ругнулся на него, а Щука заставил его съесть кусок мыла за то, что он выражался в ванной. Гоблин кашлял и давился, пытаясь прожевать мыло. (Хорошо, что он не видел, что Щука делал с этим мылом до того, как сунуть ему в рот!)

13.30. День показался менее ужасным после великолепного обеда с Папашей, к которому наконец вернулось самообладание и чувство юмора, утерянное во время субботнего матча. Я заявил, что Диккенс, цитирую, «занудный пердун без капли литературного таланта». В ответ Папаша так вытаращил глаза, что я побоялся, будто они сейчас лопнут. Откуда мне было знать, что я оскорбил одного из десяти величайших писателей всех времен (по его мнению)?

В отместку Папаша обозвал меня «недокормленным безмозглым сучонком». Я не стушевался и назвал Диккенса замшелым колонизатором. (Линтон Остин использует слово «колонизатор» как ругательство.)

На этом Папашино терпение иссякло, он запустил в меня кочаном брокколи и удалился в свой кабинет. Вернулся он со стопкой книг и еще одной бутылкой мерло. И принялся зачитывать мне отрывки из различных романов Диккенса. Но ни один из них не произвел на меня впечатления, что еще сильнее взбесило Папашу. К концу обеда он заявил, что мне впору читать лишь книжки для двухлеток, и, чтобы проиллюстрировать свою точку зрения, вручил мне книгу Энид Блайтон «Пятеро юных сыщиков и верный пес» и приказал прочесть к следующей неделе. По лицу старого психа я видел, что он говорит совершенно серьезно, поэтому с самым невозмутимым выражением поблагодарил его за обед и пошел домой, наслаждаясь весенним солнышком и спрятав книгу подальше, чтобы никто не дай бог ее у меня не нашел.

17 октября, вторник

15.10. Мы с Гоблином сидели на тумбочках и чистили ботинки, жалуясь друг другу на издевательства отвратительного Щуки. Я разошелся и назвал Щуку «недоразвитым безмозглым полудурком, над которым впору проводить научные эксперименты». Вдруг воцарилась тишина. Гоблин мне не отвечал. Оторвавшись от своих начищенных черных ботинок, я увидел перед собой побледневшего Гоблина, который смотрел куда-то мне за спину. Обернувшись, я увидел Щуку, который стоял за моей спиной и злобно улыбался. Он вертел в руках что-то красное и блестящее... швейцарский армейский нож.

— Так, значит, я — недоразвитый безмозглый полудурок, да? — проговорил он, перекатывая ножик между пальцев.

Я похолодел. Меня ждала беда, большая беда. Если бы Рэмбо или Бешеный Пес были рядом, но, кроме Гоблина и меня, вокруг никого не было... В змеиных глазах-щелочках Щуки я ясно прочитал: он хочет, чтобы я ползал у него в ногах и молил о пощаде. И здравый смысл подсказывал, что именно так и нужно сделать — но почему-то я не мог. Я так сильно ненавидел эту свинью, что не мог даже притвориться, что считаю его выше себя.

— Да, Щука, так и есть. Ты недоразвитый безмозглый полудурок, — проговорил я (к сожалению, мой голос прозвучал как писк). Жаль, что мой отпор вышел не очень внушительным, но я старался как мог, учитывая, что вся моя уверенность в себе куда-то пропала, я трясся от страха и голос у меня, как у девчонки.

Щука сплюнул на одеяло Бешеного Пса и зашагал ко мне, следя за мной ястребиным взглядом. Он закрыл выход, отрезав мне путь к отступлению. Сверкнуло лезвие — он выбросил нож. Я встал с тумбочки и посмотрел на него снизу вверх — должно быть, моя попытка противостоять ему выглядела смешно.

Гоблин молился и стонал, пытаясь убедить этого психопата не делать то, что ему больше всего по вкусу. У меня дрожали поджилки, но я не двигался с места.

— Знаешь, Мильтон, оскорбление старшего — серьезный проступок.

Я смотрел на него исподлобья. В груди колотился барабан, но, не считая этого звука, вокруг было тихо.

— Гоблин, исчезни, — с пугающим спокойствием проговорил Щука, точно спланировал все это до последнего слова. Гоблин выбежал из спальни довольный, что вырвался из лап этого ужасного психа. Я молился, чтобы он поскорее привел Рэмбо или Бешеного Пса.

Одним быстрым движением Щука сорвал с меня футболку и швырнул меня на кровать. Он сел на меня — лезвие ножа было в нескольких миллиметрах от моего горла. Я чуял смрадный запах у него изо рта и слышал, как он прерывисто дышит. Лезвие ножа скользнуло по телу вниз. Как по волшебству, на коже проявилась тонкая красная линия. Увидев кровь, Щука затаил дыхание. Он дышал точь-в-точь как Кристина тогда, в спальне. Он пришпилил мои руки, но даже если бы я мог двигаться, не уверен, что сумел бы пошевелиться. В ужасе я смотрел, как он слизывает струйку крови с моей груди. Кровь тут же исчезла а потом, как по волшебству, появилась опять. Щука смотрел мне в глаза, его рот был полон крови. Он медленно придвинулся — неужели это чудовище собирается... Его правая рука отпустила мою руку и стала шарить по моему телу. Он снова облизнул мою грудь; его дыхание становилось все тяжелее. Рука скользнула мне между ног. Я закричал и набросился на него всей силой. На лестнице послышались голоса. Щука попятился и выплюнул мою кровь на пол.

— Скажешь хоть слово, и ты покойник, Мильтон, — прошептал он.

А потом ушел.

В комнату вбежали Гоблин, Геккон и Верн — эта троица не напугала бы и девчонку. Я торопливо надел свитер и накрылся одеялом, чтобы они не заметили кровь, по-прежнему струившуюся по моей груди. И в тот момент, лежа под одеялом, я понял, что никогда никому не расскажу о нападении Щуки.

18 октября, среда

Похоже, теперь Щука меня игнорирует и переключился на Верна. Сегодня после завтрака он затолкал Человека Дождя в писсуар. К счастью, порез мой несерьезен, всего лишь царапина. Мы с Щукой оба делаем вид, что ничего не было.

Червяк предупредил, что не спал уже несколько дней и может разбудить меня среди ночи, чтобы я убаюкал его и уложил спать. У него ужасно трясутся руки, и он слишком быстро тараторит — кое-что я понимаю, но все время приходится переспрашивать, чтобы он повторил. Такое впечатление, что все в школе уже сыты по горло и начинают потихоньку съезжать с катушек. Верн, Червяк и Щука уже сошли с ума — глядишь, и я скоро сорву с себя одежду и начну скакать по двору, блеять и пускать пену изо рта, как больной бешенством осел.

Гэвин, староста, что живет под лестницей, кажется, задумал в своей комнате что-то нехорошее: из-под его двери пошел сладкий дым, которым провоняла вся лестница. Никак не пойму, что это за запах, но он кажется мне очень знакомым. Никто не осмелился пойти посмотреть, чем он там занимается — как-никак, у него гадюка. Рэмбо говорит, что не удивится, узнав, что староста жарит крыс.

Мне кажется, моя жизнь похожа на островок незамутненного разума в океане безумия. С другой стороны, наверняка всем психам именно так и кажется. Периодически смотрю на себя в зеркало, чтобы не пропустить первых признаков — дико вращающиеся глаза, пена изо рта и так далее.

19 октября, четверг

Как и было обещано, Червяк разбудил меня среди ночи и приказал перестелить ему постель, а потом говорить с ним, пока он не уснет. Я понятия не имел, о чем с ним говорить, поэтому завел беседу о крикете и Папаше.Затем описал несколько несуществующих крикетных матчей, имевших место быть только в моем воображении. Червяк то и дело прерывал меня и задавал наводящие вопросы, например: «сколько очков ты набрал?», «кто был судьей?» и так далее. Поэтому мне приходилось быть внимательным. В конце концов он затих и уснул в середине самого волнительного рассказа о матче, которого не было.

Приплелся в спальню и понял, что теперь сам не могу уснуть. Всю ночь придумывал крикетные матчи, которых на самом деле не было. Если воображаемый мир становится намного интереснее реальной жизни, ничего хорошего это не сулит.

20 октября, пятница

Настало то самое время года — теплеет, не за горами лето, Рэмбо планирует очередное ночное купание. Как и следовало ожидать, за завтраком разгорелся спор, но Рэмбо победил (как обычно). Гоблин заметил, что оба наших предыдущих ночных купания заканчивались катастрофой. Благодаря первому всей школе представился шанс лицезреть Жиртрестов зад, благодаря второму Укушенному представился шанс лицезреть наши зады. Что ответил Рэмбо? «Бог любит троицу!»

23.00. Все оказалось почти слишком просто. Через окно в часовню, между рядов, по лестнице в склеп, в розарий, через калитку во двор Глока, под лимонное дерево...

Жиртрест ждал нас там, дрожа от холода в одних шортах и футболке. Ночь выдалась прохладной, но никто не смел признаться в этом из страха, что его обвинят в трусости. Рэмбо шел во главе процессии — Безумная восьмерка совершала очередную безумную вылазку.

На этот раз мое сердце уже не билось как бешеное и я не боялся. По правде, мне было все равно. Вода была ледяная. Даже сам Рэмбо только разок окунулся и сразу вылез. Вскоре мы мчались обратно по полю — не потому, что убегали от собак, а потому, что замерзли до костей.

Ну а дальше все прошло как по маслу.

21 октября, суббота

10.00. Наша команда по крикету нанесла ответный удар, побив школу Фенстон-Хай, — сбили десять калиток! Правда, мне так и не случилось побросать: Стивен Джордж с Бешеным Псом прикончили их всего за четырнадцать подач. Игра закончилась задолго до обеда.

Мои родители привели Русалку, и пока они напивались до поросячьего хрюка с различными моими учителями, я провел ей экскурсию по школе. Ребята кричали, лаяли нам вслед или отпускали пошлые ремарки, но мне было все равно. Русалка — красавица, и она моя. Она попросила меня показать ей нашу спальню, но я не рискнул — не хватало ей еще застать Гоблина с одним из его порножурналов в неприличной позе.

Русалке понравилась наша часовня, особенно когда я показал ей балку, на которой повесился Макартур. Мы забрались на самый верх башни с колоколом и смотрели на долину. Теплое полуденное солнышко освещало поля с коровками и зеленые луга. Мы целовались, пока непристойные возгласы со двора не вынудили нас разомкнуть объятия. Спускаясь по ступеням часовни, я вдруг ощутил сильнейший порыв рассказать Русалке о нападении Щуки. Уверен, я забуду об этом скорее, чем наберусь храбрости кому-либо рассказать, — проблема в том, что невозможно описать этот случай, чтобы он не казался сценой из фильма про психопата-извращенца!

Когда мы прощались, Русалка заплакала, и папа тоже — но он потому, что последняя бутылка вина была явно лишней. «Рено» с ревом двинулся с места, выпустив клубы дыма, и я смотрел ему вслед, пока он не исчез из виду. А потом зашагал к корпусу, не понимая до конца, счастлив я или нет.

22 октября, воскресенье

У меня новое прозвище — Жеребец Мильтон. Все ребята согласились, что Русалка — одна из самых горяченьких штучек, что когда-либо ступала на святую школьную землю. Гоблин в ярости, что такая девчонка досталась какому-то мальку. Он предложил мне сто рандов за фото Русалки в голом виде и двести — если мне удастся сфотографировать ее в кожаном мотоциклетном наряде. Даже Лутули поздравил меня с удачным уловом. Я пытался не загордиться, но хорошее происходит здесь так редко, что надо ловить момент.

20.00. С новообретенной уверенностью пришел на собрание группы «Африканская политика» и высказал все, что я думаю о коррумпированных чернокожих африканских диктаторах. К сожалению, все без исключения сказали, что я не понимаю, о чем говорю, и приказали мне сесть и заткнуться. Линтон Остин умеет поставить на место одним язвительным замечанием!

Гэвин, староста, что живет под лестницей, загремел в медпункт — гадюка Селеста укусила его в задницу. Рэмбо говорит, что староста всегда брал ее с собой в кровать и, наверное, случайно придавил, задремав после обеда. Сестре Коллинз Гэвин сказал, что случайно сел на змею, когда возился в своей каморке!

23 октября, понедельник

13.30. Кажется, Папаша с женой только что не на шутку поругались. Когда я подошел к его крыльцу, ее машина сорвалась и умчалась по дорожке, взвизгнув тормозами в конце улицы. В доме Папаша подбирал осколки разбитых тарелок. Пустая бутылка вина валялась разбитой на кухонном полу, а на столе стояла новая, полная.

Я предложил помочь убраться и уйти, но Папаша настоял, чтобы я остался. Я сел, и у нас состоялся престранный разговор об Энид Блайтон. Я прочел «Пятерых юных сыщиков», но мне пришлось делать это втайне. (Не пристало ученику, выигравшему стипендию, быть пойманным за чтением Энид Блайтон — и не важно, что это одна их моих любимых книг!) Папаша хорошо приложился к бутылке и расхваливал Блайтон на все лады, а потом признался, что питает к старой клюшке нездоровое влечение.

Потом он вовсе съехал с катушек и стал причитать, что его браку конец (это его третья жена). Он посмотрел на меня выпученными, налитыми кровью глазами и прошептал:

— Мильтон, позволь дать тебе один совет касательно отношений с противоположным полом — лгать, лгать и еще раз лгать! Избегай правды всеми правдами и неправдами! Лги обо всем, и тебе это сойдет с рук. Когда же тебя наконец поймают, притворись ненормальным и выпей.

Как раз тот совет, что был мне нужен! Опрокинув последние капли вина, я откинулся на диван с огромным чувством облегчения — как хорошо, когда на тебя не давит огромное бремя вины!

Мы посмотрели первый (из многих) час «Лоуренса Аравийского», а потом Папаша заснул в кресле. Я выключил телевизор, накрыл его одеялом и незаметно вышел через заднюю дверь.

24 октября, вторник

01.15. Похоже, Червяк уже не может уснуть без меня. Я сказал ему, что вечерний душ — лучшее снотворное. Пока он моется, я сваливаю его вонючую одежду в мешок для грязного белья, стелю постель, готовлю тосты, а когда он приходит, говорю с ним, пока он не засыпает. Этот ритуал прекрасно действует, но, увы, мой собственный режим сна безнадежно нарушен.

14.30. На сегодняшней тренировке по крикету мы ясно видели перед собой великую цель. Близится главный день — в субботу мы играем с Кингз-колледжем. Ни при каких обстоятельствах мы не позволим им побить наш рекорд без свирепой схватки.

Папаша в широкополой крикетной шляпе был собран и выкрикивал дельные советы, облокотившись на свою блестящую металлическую трость. Он снова был в хорошем настроении — никаких признаков депрессии или безумия после вчерашней ссоры с женой. Он затягивался трубкой, будто то был кислородный баллон, и созерцал нашу тренировку с видом мудрого философа, придумывающего знаменитый афоризм, который люди будут повторять и через несколько веков. (Идеальную картину время от времени нарушали потоки отборной ругани, направленной в основном на Бешеного Пса и меня.)

Геккон показал нам какие-то малоприятного вида пилюли и сказал, что это таблетки от малярии. Он должен принимать их, потому что Мозамбик (он едет туда на долгие выходные) просто кишит малярийными комарами. Мы заспорили о том, действительно ли надо глотать эти гигантские таблетки или же это анальные свечи. Джулиан, который сегодня был дежурным, заявил, что это свечи и предложил помочь Геккону вставить их в задницу. Геккон вежливо отказался и поспешно спрятал мерзкие пилюли в коробку из-под обуви на самое дно шкафчика.

25 октября, среда

Гэвин, староста, что живет под лестницей, вернулся в школу и выглядит бледновато. Он решил больше не брать гадюку Селесту в кровать. Рэмбо так ее боится, что пытается отравить, вымачивая дохлых ящериц в крысином яду. До сих пор змея не проявила никаких симптомов отравления и сидит себе довольная в клетке.

Гоблин сказал, что Укушенный пригрозил развестись с Евой, если та не прекратит спать с Рэмбо. Вчера Ева сообщила об этом Рэмбо перед тем, как переспать с ним в последний раз. Гоблин считает, что ее вполне могут посадить в тюрьму за совращение малолетних.

26 октября, четверг

Меня попросили спеть псалом «В городе короля Давида» на рождественской службе в конце этого года. Судя по аплодисментам других ребят из хора, это большая честь! Я пожал всем руки и сделал вид, что польщен. (Втайне надеюсь, что к тому времени у меня сломается голос и с девчоночьим писком будет покончено.)

Позвонила мама и сообщила, что Черныш наконец добрался до электронного очистителя бассейнов и сожрал его почти целиком (в том числе шланг). Папа отвел его к ветеринару, и ему прочистили желудок. Мама сказала, что кроме очистителя там нашли йо-йо, погремушку и три пробки от бутылок виски. С Чернышом все в порядке — довольный, как поросенок, он сидит в своей корзинке и жует мои старые кеды. Мама поднесла ему телефон, и я услышал треск разрываемой подошвы, а потом Черныш облизал трубку. Я позвал его по имени, и он громко затявкал. Кажется, он узнал мой голос!

Вомбат идет на поправку. Говорит уже лучше и стала более нормальной (насколько это возможно). Научилась ходить без повязки на глазу, но до сих пор носит ее (считает, так сейчас модно).

27 октября, пятница

Накануне игры с Кингз-колледжем все переволновались — хотя, конечно, не сравнить с тем, что творилось тут перед матчем по регби. В такую ночь невозможно заснуть, поэтому Безумная восьмерка до самого рассвета занималась всякой ерундой. Сначала вечер не задался: Жиртрест задумал побить собственный рекорд по пуканью, но случилось непоправимое. Примерно через шесть секунд после первой пробы раздался неприятный звук, Жиртрест раскрыл рот и вылетел из спальни.

Затем мы принялись обсуждать девчонок и секс. Хотя у меня даже яички не опустились, за последние месяцы я набрался кое-какого опыта в этих делах, а после того, как привел в школу Русалочку, меня и вовсе считают экспертом по вопросам секса и соблазнения.

У Гоблина есть теория, почему в последнее время я стал пользоваться таким успехом у красивых женщин. Он считает, что я пою, как девчонка, да до недавней поры еще носил эти светлые кудряшки, которые делали меня похожим на девчонку, поэтому другие девчонки и потянулись ко мне, так как у всех у них, согласно доктору Гоблину, есть лесбийские наклонности. (С его теорией согласился лишь он сам и Бешеный Пес.)

Рэмбо сказал, что мой успех объясняется тем, что длина моего члена — всего два дюйма и я еще ребенок, поэтому со мной девчонки чувствуют себя в безопасности и не боятся.Затем он показал нам, как правильно делать куннилингус, используя в качестве пособия одну из картинок из Гоблинова порножурнала. После демонстрации Гоблин сунул картинку в карман своего халата, бросил, что ему срочно понадобилось в туалет, и ушел.Затем настал черед Бешеного Пса; он объяснил насмерть перепуганному Верну, как освежевать кошку четырьмя разными способами. При помощи перочинного ножа он аккуратно провел линии разреза, которые необходимо сделать на животе Роджера. При виде ножа, скользящего по кошачьей шерсти, меня передернуло. Я провел рукой по груди, нащупывая корочку, что образовалась поверх длинного и тонкого пореза.

А потом...

Полагаю, привидения всегда являются неожиданно, и появление Макартура не было исключением. Сперва я заметил лишь, что у Роджера шерсть встала дыбом, но подумал, что он так реагирует на мастер-класс Бешеного Пса по свежеванию котов. Но тут я увидел его — призрак с горящими глазами и усами. Он был бледен, и в темноте трудно было разглядеть черты лица, но вокруг него витала тусклая белая дымка. Я видел очертания его лица, но происходящее было столь невероятным и сюрреалистичным, что позднее я так и не смог вспомнить ничего конкретного. Мне показалось, что призрак нам улыбается. Я словно загипнотизировался и, судя по абсолютной тишине в спальне, остальные тоже. Призрак медленно поплыл нам навстречу, по-прежнему с добродушным видом, вытянув вперед левую руку, словно для рукопожатия.

Он посмотрел на всех нас по очереди, а потом перевел взгляд на Геккона. Геккон тихо застонал; привидение поплыло прямо к нему. А потом, словно движимый какой-то силой, Геккон встал и подошел к Макартуру. (К тому моменту мой мозг уже определил, что передо мной призрак, и это призрак Макартура.)

И тут случилось непостижимое. Макартур словно прошел сквозь Геккона и исчез. Хлопнуло окно, и наступила тишина.

У двери послышались шаги, и в спальню вошли свеженький Жиртрест, только после душа, и довольный Гоблин. Они остановились и посмотрели на нас. Тот, кто больше всех верил в существование призрака, и главный его оппонент — они оба пропустили появление Макартура.

28 октября, суббота

08.00. За завтраком все только и говорили что о привидениях и демонах. Жиртрест по-прежнему не мог прийти в себя от осознания, что пропустил явление Макартура. Гоблин по-прежнему нам не верил. Никто не мог понять, почему Макартур (если это действительно был его призрак) уделил особое внимание именно Геккону. Бешеный Пес заметил, что у Геккона кожа тоже бледная, как у привидения, поэтому он и привлек Макартура — тот подумал, что Геккон тоже из своих. Большинство ребят из других корпусов были уверены, что мы их дурачим. Такая уж репутация у Безумной восьмерки — все подумали, что мы врем и издеваемся над ними.

Но я не сомневаюсь, что вчера ночью мы видели именно Макартура.

18.30. Как же хочется написать, что мы разгромили Кингз-колледж, уничтожили этих несчастных свиней! Как хочется похвастаться, что я сбил пять калиток и заработал выигрышные очки и наш рекорд не побит! Но увы, этого сделать я не могу.

Несмотря на речь при Азенкуре и многие другие речи, произнесенные Папашей, Кингз порвали нас в клочки. Их молниеносный первый подающий вонзился в глотку нашим отбивающим, как гигантская зубастая крыса — в головку мягкого сыра. Как только Саймона выбили на тридцати одном очке, наша последняя надежда рухнула, и мы обмякли, как шоколадные зайцы в витрине магазина в жаркий день. Результат: выбыли из игры на 66 очках. Позор! Встав бэтсменом, я тут же блокировал ногой мяч, который даже не видел. Мои достижения как подающего? Бросил один мяч, и бэтсмен противника отбил его на шесть перебежек (так они и выиграли).

Команда Кингз-колледжа торжествовала. Мы были раздавлены. Сидели в раздевалке, повесив головы. Спустя некоторое время послышались шаги и стук Папашиной трости о бетонную дорожку. Дверь со скрипом отворилась. Папаша вошел, оглядывая место действия, а затем расхохотался. Мы смотрели на него как на сумасшедшего (которым он и является).Затем он прошелся по рядам, похлопывая нас по спинам и покрикивая: «А ну хватит рассиживать с таким видом, будто завтра солнце не взойдет!»

Садясь в автобус, мы уже распевали школьный гимн. Мы пели и кричали всю дорогу до школы, а когда приехали, ребята встретили нас аплодисментами — подумали, что мы выиграли. Мы лишь помахали им и показали поднятый кверху большой палец — не время было объяснять, что мы не набрали и пятидесяти перебежек.

Оказалось, что мы не одиноки. Все наши команды без исключения продули Кингз-колледжу. Сборная старшеклассников набрала лишь 101 очко и сдалась после восьмой сбитой калитки.

Я взял из автобуса сумку и поплелся в нашу населенную призраками спальню, все еще напевая школьный гимн и почему-то чувствуя себя счастливым после нашего первого позорного поражения.

29 октября, воскресенье

Геккон решил подготовиться к выходным в самом сердце чернокожей Африки и вытащил меня из постели в неведомый час. Так начался наш «день невероятных приключений».

Перед восхождением к «вратам ада» мы спугнули горного козла, который бросился вниз по склону с паническим свистом. (Странно, что козел свистит, как птица.) Проглотив прихваченный с собой завтрак в нашей любимой наблюдательной точке, мы отправились за невероятными приключениями.

Что мы видели в наш день приключений

Зеленую пустынную змею (думаю, она не ядовита)

Трех синеголовых ящериц

Фазана (правда, Геккон сказал, что это куропатка)

Верна (он гулял на четвереньках в лесу вместе с Роджером)

Мы также нашли большую кучу камней, испещренных белыми метками. Геккон был убежден, что мы наткнулись на наскальную живопись древних бушменов из племени сан (ныне вымерших). Я охладил его пыл, предположив, что это какашки ибиса. К единому мнению мы так и не пришли.

Остаток дня обсуждали с ребятами призраков, и Макартура в частности. Геккон очень гордился, что призрак особо выделил его из группы. Он считает, что, если Макартур появится снова, надо попробовать с ним заговорить. Может, даже спросить, убили ли его.

Берт надорвал спину — катал Джулиана на себе до столовой. Саймон видел, как Джулиан в гостиной натирает ему поясницу разогревающей мазью.

30 октября, понедельник

Случилось непостижимое. В ванной собралась толпа ребят. В центре на полу лежал Щука в полубессознательном состоянии и бормотал что-то в бреду. Его левый глаз раздулся до размеров крикетного мяча, и Джулиан (наша Флоренс Найтингейл) тут же примчался с ледяным компрессом. В углу стоял промокший до нитки Верн (оправдывая свое прозвище Человека Дождя). По костяшкам его правой руки текла кровь. Внизу Роджер мяукал и терся о его лодыжки.

Не требовалось большой сообразительности, чтобы понять, что Верн только что вырубил Щуку.

16.00. В качестве награды купил Верну хот-дог в местной лавке. Он просиял и торжественно пожал мне руку.Затем достал из булочки сосиску, разломал ее на маленькие кусочки и скормил Роджеру. Наконец съел пустую булку и, не произнося ни слова, снова пожал мне руку и ушел. Роджер ступал за ним, держа хвост трубой.

31 октября, вторник

Из нашей гостиной украли телевизор. Лутули так рассвирепел, что не сможет посмотреть утренние новости, что заорал что есть мочи и побежал в корпус Барнс. Вскоре собралась толпа ребят и учителей, и все пялились на пустую полку, где стоял телевизор. Мы все в недоумении — корпус на ночь запирают.

21.00. Во второй раз в этом году Укушенный запер всех нас в общей гостиной. Непонятно, чего он хочет добиться таким образом — как и в прошлый раз, все ребята лишь тупо уставились в стену и никто ни в чем не признался. Эта третья осада, устроенная учителями в этом году (включая банановый конфуз), и каждый раз учитель, задумавший нас расколоть, в конце концов выходит полным чукчей. Придумали бы что-нибудь новенькое, что ли.

23.30. Старосты перерыли весь корпус, и нас отпустили.

Единственный смешной момент случился часов в одиннадцать, когда Грег Андерсон приказал Бешеному Псу включить телевизор. Пес радостно вскочил и подбежал к пустой полке, а затем смущенно потряс головой и снова сел на пол.

1 ноября, среда

07.45. Мистер Гаррисундер, заместитель завхоза, вошел в гостиную с нашим телевизором и как ни в чем не бывало воткнул его в розетку. Добро пожаловать в наш дурдом!

Мама позвонила и сказала, что Черныш гонялся за новым очистителем и свалился в бассейн. Папа заявил, что, несмотря на явную нехватку или даже полное отсутствие мозгов, песик сразу сообразил, что делать, и оказался хорошим пловцом. Более того, ему пришлось плавать несколько часов, пока родители не пришли — он не знал, как выбраться из бассейна.

Рэмбо с восторгом сообщил, что наконец убил гадюку Селесту. Он скормил ей крысу Альберта, вымоченную в смеси парафина, лакировочного средства и древесного клея. Гэвин, староста, что живет под лестницей, обезумел от горя при виде двойного убийства (хотя ни разу не заподозрил, что дело нечисто) и отказался избавляться от трупа змеи. Рэмбо говорит, что он уже несколько дней не выходил из своей каморки и проводит все время, играя на диджериде и извлекая из инструмента очень странные звуки.

2 ноября, четверг

08.30. Саймон вошел в историю школы как первый первокурсник, награжденный медалью почета за успехи в крикете.

Аманда пригласила меня на танцы в честь окончания учебного года в школе Святой Катерины. Сердце снова забилось, как барабан, но вскоре за этим последовал почти смертельный укол вины, а в голове возник образ Русалочки.Зачем Аманда меня пригласила? Она же ясно сказала, что я слишком маленький, а она уже взрослая. Неужели я ей по-прежнему нравлюсь? Должен ли я ее целовать? Поцелует ли она меня? А как же Русалка? Мне ужасно страшно, но я чувствую и приятное волнение. В приглашении поставил галочку напротив «да». Пальцы дрожали.

К сожалению, Кристина пригласила на танцы не своего парня Геккона, а Грега Андерсона. Мой бедный друг пытался притвориться, что ему плевать, но я-то знал, что его сердце разбито.

3 ноября, пятница

День торжественного награждения.

И долгий уик-энд.

09.30. Не смог поверить своим глазам, когда предки притащили Вомбат в один из самых важных дней школьного календаря! У всех на виду она громко завизжала, раскинула руки и засюсюкала: «Дэвид, какой ты халесенький!» Ребята громко засмеялись, а я покраснел. Гоблин выкрикнул: «Гляньте, бабушка Милли — пиратка!»

По дороге к школьному амфитеатру, в честь праздника украшенного красно-белой лентой, почти каждый, кто проходил мимо меня, называл меня Дэвидом и напоминал, какой я «халесенький». Ну почему, почему я, а не кто-то другой, родился в этой тронутой семейке?

Специальным гостем сегодняшнего собрания был бывший британский министр финансов (Папаша заверил нас, что он важная птица). Вомбат была на седьмом небе от счастья и хлопала каждый раз, когда старикан делал паузу. К сожалению, он говорил, как какой-то бухгалтер, о глобальном фискальном порядке и развитии рыночной экономики. Линтон Остин наверняка рвал волосы у себя на голове в задних рядах.

Затем приступили к раздаче наград и призов. Мне достались целых два — за успеваемость по английскому и истории, а также награда за лучшую роль как начинающему актеру. В номинации «лучший актер» победил Плут. Рэмбо получил приз по актерскому мастерству, хотя сдается мне, наградили его за мастерство в другом деле!

Самым важным моментом в церемонии было назначение старосты школы на следующий год. По школьной традиции этим статусом может обладать лишь ученик выпускного класса. Наш нынешний староста Маршалл Мартин встал, чтобы объявить имя. Весь огромный зал затаил дыхание...

— Старостой школы назначается Мбулело Пол Йоханнес Лутули.

Все замерли в потрясенном молчании, а затем раздались вежливые хлопки. Лутули был первым чернокожим, избранным на эту должность. Он улыбнулся — раз во второй за весь год — и обменялся рукопожатиями со всеми большими шишками. Я аж раздулся от гордости за него. В следующем году Лутули будет здесь командовать! Папа мрачно качал головой и проверял, в целости ли его бумажник. После церемонии предки с Вомбат направились в дом Укушенного, где раздавали бесплатные напитки и закуски, якобы чтобы «побеседовать» с моим директором и другими родителями. (А на самом деле чтобы напиться на халяву.) Я не спеша собрал чемоданы и попрощался с Гекконом, который улетает в Мозамбик на встречу с родителями. Он пообещал привезти мне сувенир из джунглей и отдал честь, а потом прошагал по двору и скрылся в арке.

К счастью, на этот раз мама не наворовала еды со шведского стола, а папа хоть и нализался, но не слишком. Но увы, потенциальный рекорд семейки Мильтонов по более-менее пристойному поведению установить так и не удалось: Вомбат по ошибке зашла в мужской туалет, откуда ее поспешно вывел мистер Леннокс. Наконец пытка закончилась, и мы отправились в Дурбан на «рено», которому поставили новый дизельный двигатель. Ветер развевал мои волосы и щипал лицо (стекло так и не заменили). Папа сказал, что они ждут, когда стекло привезут из Франции. К счастью, порывы ветра заглушили бесконечную бабулину трескотню.

Черныш так возбудился, увидев меня, что снова упал в бассейн, и папе пришлось вылавливать его сачком. Он всюду ходил за мной и спал в ногах у меня, время от времени облизывая мне пальцы — просто чтобы напомнить, как сильно меня любит.

4 ноября, суббота

Весь день готовился к экзаменам дома у Русалки. (Все еще чувствую себя виноватым, что иду на танцы с Амандой, но Русалке решил ничего не говорить.) Ее мама с папой пытаются наладить отношения — они уехали на пикник и оставили нас готовиться в тишине. К сожалению, мы так и не открыли ни одного учебника и весь день рассказывали друг другу всякие истории и смеялись. Я был особенно осторожен, чтобы имя Аманды случайно не соскочило с языка.

5 ноября, воскресенье

12.00. Традиционное воскресное барбекю с Вомбат, как всегда, обернулось полным фарсом. Вомбат невзлюбила Черныша с первого взгляда. Пристально наблюдая за ним весь день, пока он гонялся за очистителем, она наконец постановила, что щенок бешеный. (Чья бы корова мычала!) Но этим дело не закончилось: бабуля сказала Русалке, что у нее классные буфера и посоветовала не вертеть ими перед кем попало. Когда мы прощались, Вомбат заговорщически отвела меня в сторонку и спросила, когда ждать пополнения. Я вежливо улыбнулся и ответил, что вряд ли Русалка беременна. Вомбат кивнула и похвалила меня за то, что я такой ответственный.

6 ноября, понедельник

Русалка пригласила меня провести Рождество с ней и ее родителями в деревушке Уилдернесс на Кейп-Гарден-Рут. Она также подарила мне серебряное кольцо в знак любви.Запер кольцо дома в сейфе и постарался о нем забыть.

Вернулся в школу. Выходные и праздники пролетели так быстро, словно все это был сон. К сожалению, впереди мрачно и неизбежно маячат экзамены. Я испытываю ужасный стресс — ведь мне придется доказать всем, что я выиграл школьный грант не по простой случайности.

Наши достижения за каникулы

7 ноября, вторник

От Геккона по-прежнему ни слуху ни духу, но Лутули сказал, что он приедет завтра.

Укушенный собрал всех ребят из корпуса, чтобы отпраздновать назначение Лутули. Мы стоя аплодировали ему, и на его серьезном лице снова появилась улыбка.

Также состоялись выборы нового ответственного за гигиену. (Последние три года эту должность занимал Червяк, но теперь он говорит, что слишком занят подготовкой к экзаменам и больше не может исполнять свои обязанности.) Никто толком не знал, что эта должность подразумевает, хотя совершенно очевидно, что это как-то связано с туалетами, раковинами, протечками и писсуарами. Рэмбо выдвинул кандидатуру Верна (эта шутка уже стала традиционной на всех школьных собраниях). Больше никого не выдвинули, поэтому Верн выиграл свои первые выборы с перевесом в один голос. Он был просто потрясен и шокирован своим новым назначением на столь важную должность и сразу после собрания ушел проводить тщательную инспекцию туалетов.

8 ноября, среда

Мой лучший друг наконец вернулся из джунглей чернокожей Африки. Он выглядит как колониальный первооткрыватель — розовое лицо, широкополая шляпа и куча волнующих историй, лишь отчасти основанных на реальных фактах. В начале поездки в их частном самолете начались какие-то неполадки, и им пришлось совершить экстренную посадку в аэропорту Лансерия близ Йоханнесбурга. Бесстрашный Геккон не испугался и продолжил свое путешествие в сердце черной Африки. Поднимаясь к «вратам ада», он с пыхтеньем и сопеньем перечислял всех загадочных животных и птиц, что встретились ему в джунглях Северного Мозамбика. В качестве сувенира он вручил мне экскременты краснолицей макаки в маленькой пластиковой коробочке. По его словам, эти макаки почти вымерли и то, что он обнаружил их экскременты, равносильно чуду. Я поблагодарил его и стал ломать голову, куда бы отправить это редчайший экспонат на хранение.

По неподтвержденным данным, отец Геккона открыл новое, не известное науке насекомое. Однако, прежде чем утверждать точно, надо еще провести исследования.

Мы весь день проболтали, будто не виделись несколько месяцев. Вечера теперь намного теплее, и мы просидели на нашем камне, пока не услышали сигнал к ужину, эхом разнесшийся по долине. Лишь тогда мы пошли вниз, по-прежнему болтая о змеях и скорпионах, а позади нас сгущалась ночь.

9 ноября, четверг

Вчера моих предков чуть не арестовали. Приехали копы и заявили, что хотят провести обыск в домике Инносенс. Мама их отвлекла, а папа быстро перетащил все залежи самогона в гараж. Наш дом они бы обыскивать ни за что не стали, ведь мама с папой белые, и значит, неспособны на преступные действия. Полицейские попросили родителей звонить, если они заметят что-нибудь подозрительное, и ушли.

14.30. Репетировал рождественский псалом с мисс Робертс, и она сказала, что день, когда у меня сломается голос, нужно будет объявить национальным днем траура. Я ответил, что это будет лучший день в моей жизни. Она посмотрела на меня так, будто хотела сказать «вот увидишь».

Червяк на грани нервного срыва. В связи с тем что выпускные экзамены уже в понедельник, он обезумел и начал бредить. То смеется как сумасшедший, то начинает задыхаться и отказывается выходить из комнаты. Попытался заверить его, что он хорошо подготовился, но в ответ он лишь печально покачал головой, глядя на меня так, будто это у меня не все дома. Я убаюкал его рассказами о том, как мы репетировали «Оливера» — такое чувство, что это было в прошлой жизни.

Приснилось, что Аманда поцеловала меня и попросила стать ее парнем. Я ответил «да».

10 ноября, пятница

Жиртрест снова хочет вызвать Макартура. Он так и не смог смириться с тем, что призрак, который он так долго и старательно искал, появился без него. Бедняга уже перепробовал все — жег ароматические палочки, гремел колдовской погремушкой, — но ничего не помогло. Думаю, у Макартура тоже есть свои дела и он появляется тогда, когда у него находится свободная минутка. Жиртрест даже предложил в точности воссоздать тот вечер, когда призрак появился, то есть он снова будет пытаться установить пукательный рекорд, потом Бешеный Пес проведет мастер-класс по свежеванию котов, а Рэмбо покажет куннилингус и так далее. Но мы решили, что это слишком, и бедный Жиртрест совсем повесил голову.

Не могу уснуть. В голове одна Аманда. Мне вдруг захотелось, чтобы она снова меня поцеловала и поговорила со мной своим хрипловатым голосом, которым умеет произносить такие умные вещи. Делает ли это меня лживым предателем по отношению к Русалке?

11 ноября, суббота

Впервые в жизни рад, что из-за дождя отменили крикет. Я должен заниматься и морально подготовиться к тому, что ждет меня сегодня вечером, что бы это ни было.

Танцы в школе Святой Катерины

Школа Святой Катерины похожа на нашу как две капли воды, только там одни девочки. Тот же красный кирпич, ухоженные лужайки, фонтаны и перекормленные золотые рыбки. Однако школьные корпуса не такие старые, и наверняка в них не водятся привидения.

Аманда выглядела чудесно, и я совсем оробел. Ее длинные рыжие локоны падали на молочно-белую шею. На ней было облегающее черное платье, которое подчеркивало все изгибы и открывало ее идеальные ноги. Я не то что заговорить, а вздохнуть мог с трудом. В форме я чувствовал себя полным идиотом, но в школе нам не разрешали носить гражданское.

Кристина ущипнула меня за задницу и сунула язык Грегу Андерсону в глотку. Мне стало жалко Геккона, но я был рад, что ему не пришлось видеть, как любовь всей его жизни облизывает другого. К тому же без нее ему будет лучше — Кристина бы только обидела его и выставила дураком. Настоящая стерва.

На меня нахлынули воспоминания о спектакле (прежде всего потому, что большинство девчонок по-прежнему зовут меня Оливером), и вскоре весь зал проникнулся волнением и восторгом тех нескольких недель и месяцев, что мы провели вместе.

Это случилось во время песни U2 «С тобой или без тебя». Помню, что в зале было темно и парочки танцевали медленный танец. Каким-то необъяснимым образом слова песни отразили все мои сомнения, всю мою жизнь. Может, в этом все и дело — всегда больше хочется того, что недостижимо, а то, что у тебя есть, кажется ненужным... Но я так и не смог понять.

Потом мы поцеловались. Я ведь дрожал, колени тряслись. Мне казалось, что таких, как Аманда, просто не бывает, это волшебство какое-то — еще более невероятно, чем появление Макартура!

Потом мы вышли на улицу, сели на старую деревянную скамью, и Аманда принялась гладить мои волосы и шептать что-то мне в ухо. Я тонул в ее прекрасных темных глазах. Они были как огонь, как океан. Может, Аманда — это Бог? И все это мне снится? (Никто не предлагал мне гамбургер, и я решил, что все же не сплю.)

Аманда улыбнулась:

— Знаешь, я такая глупая. Я просто хотела провести с тобой еще один вечер, как в старые добрые времена. Но ты должен понять, что это конец. Это наш последний вечер.

— Я знаю, — ответил я. — И я знал. Это был наш последний вечер, и я был счастлив. С завтрашнего дня мое сердце будет целиком принадлежать Русалке. Барабан перестал биться. Остались только я, ночь и мои мечты.

12 ноября, воскресенье

02.00. Меня разбудил ужасающий вопль. Гоблин с Бешеным Псом тоже проснулись и стояли у кровати Геккона. Он был весь мокрый. Сначала я подумал, что он описался, но потом понял, что это пот. У Геккона был жар, он бредил. Бормотал что-то про самолет.

Он был горячим, как раскаленная сковорода. Мы с Бешеным Псом потащили его в медпункт и позвонили в звонок ночного вызова. Через некоторое время дверь отперла недовольная сестра Коллинз. Бросив один взгляд на Геккона, она поставила ему диагноз: грипп. Дала лекарство, приказала выпить литр воды и отправила нас всех обратно в спальню. Мы дали Геккону три ложки лекарства и воду; сперва он отказывался, но мы заставили его и он проглотил. Потом сказал, что чувствует себя лучше, и мы пошли спать.

03.20. Снова вопли. На этот раз было еще хуже. Простыни Геккона опять промокли насквозь, но теперь у него еще пошла носом кровь, и он кричал, что у него вот-вот лопнет голова. Мы с Бешеным Псом снова потащили его в медпункт, готовые отразить гнев сестры Коллинз. Во второй раз мы позвонили в ночной звонок. Спустя целую вечность на пороге показалась сестра Коллинз и прорычала: «Ну что еще?» Она уже собиралась обругать нас, как вдруг замерла на месте. Из Гекконова уха текла тонкая струйка крови, пачкая мне пижаму.

— Господи Иисусе, — выдохнула сестра. — Тащите его сюда — скорее!

Мы уложили Геккона на койку. Сестра Коллинз позвонила Укушенному и приказала срочно заводить машину. А нас отправила спать. Мы попытались спорить, но она заорала, что Геккон может всех нас заразить. Я неохотно ушел, зная, что все равно не усну.

07.00. Геккон в больнице. Никто не знал, чем он умудрился заболеть на этот раз. Укушенный не разрешил мне его навестить. Очевидно, Геккон лежит в карантине.

Червяк впал в кататонию. Уставился в стену и бормочет себе под нос какую-то тарабарщину, прижав к груди раскрытый учебник по математике. С надеждой спросил его, не слышал ли он новостей о Гекконе, но он лишь посмотрел на меня как на умалишенного и снова принялся бормотать.

13 ноября, понедельник

06.30. Лутули сказал, что у Геккона церебральная малярия. И дело плохо.

После обеда Укушенный вызвал меня в своей кабинет и сообщил, что Геккону стало хуже. Он непрерывно бредит, но когда ненадолго приходит в себя, зовет меня. Укушенный спросил, хочу ли я съездить к нему завтра. Без раздумий я ответил «да».

20.45. После самостоятельных занятий пошел к сестре Коллинз и стал расспрашивать ее о церебральной малярии. Она помрачнела и сказала, что это лихорадка, затрагивающая кору мозга, и если вовремя не спохватиться, то последствия могут быть серьезные. Сестра Коллинз чувствует себя ужасно — говорит, что должна была сразу понять, а не отсылать его в первый раз в кровать. Она приготовила нам по чашке горячего шоколада, и, слушая ее низкий голос, я чуть не уснул. Она обняла меня за плечи и сказала, что надо быть готовым к худшему. Потом она заплакала, высморкалась и улыбнулась.

— Помни, мальчик мой, — сказала она, — пути Господни неисповедимы. — Поцеловав меня в лоб, она сказала, что мне пора идти.

Сидел на подоконнике и смотрел на звезды. Никогда еще они не казались такими яркими. Помолился за Геккона — надеюсь, Бог меня услышал и немедленно взялся за работу.

14 ноября, вторник

Геккон выглядел ужасно (он и обычно-то выглядит не очень здоровым). Глаза выпучены, словно висят на ниточках. Он бредил, его лихорадило, но он изо всех сил пытался бороться. Я сидел с ним, пока он не уснул, и держал его за руку, пока он не проснулся. Это все, что я мог сделать.

День сменился ночью. Врач сказал, что я могу остаться в больнице.

15 ноября, среда

Ночью меня разбудила сестра:

— Он хочет тебя видеть.

Вылез из постели и поплелся в палату Геккона. Он сидел на подушках, не бредил и был в хорошем настроении. Я сел рядом, и мы поболтали — я больше, чем он, но с тех пор, как Червяк спятил, мне было не привыкать к длинным монологам. Я говорил об «Оливере», о Кристине и о наших приключениях у «адовых врат». Вскоре Геккон заснул с улыбкой на лице.

Когда он проснулся, то выглядел очень испуганным. Он схватил меня за руку и спросил, правда ли, что он поправится. Я ответил, что в следующую пятницу мы все вместе опять устроим ночное купание. Геккон просиял, сжал мою руку и попросил меня спеть для него. Я спел «Божью благодать» — наполовину песню, наполовину молитву. Думаю, мы оба понимали, что помощь свыше ему сейчас не повредит. Допев, я начал другую песню. Я перепел все псалмы, все партии из «Оливера» и перешел к популярным песням. Кажется, мое пение успокаивало мое друга. Он закрыл глаза и улыбался, несмотря на приступы лихорадки, сотрясавшие все его тело.

Почти рассвело. Мне на руку легла чья-то сильная рука. Должно быть, я уснул, прикорнув на кровати Геккона. Обернувшись, я увидел преподобного Бишопа. Он тихо улыбнулся и попросил меня оставить их с Гекконом наедине. Я сжал руку Геккона, но он не проснулся.

У входа в палату Укушенный сосредоточенно беседовал с перепуганными мужчиной и женщиной — видимо, то были родители Геккона. Укушенный нас познакомил. Мама Геккона обняла меня, а его отец пожал мне руку и опустил ладонь мне на плечо.

По пути в школу Укушенный рассказал, что на самом деле случилось в тот день, когда его якобы укусил лев. Оказалось, ему пришлось сразиться вовсе не со львом, а кое с чем более свирепым — раком костей. Он смотрел на дорогу своим слегка косившим глазом и выглядел печальным, а я понял, что передо мной сидит человек, которому лучше других известно, что такое боль. Мы долго молчали, а потом он повторил слова сестры Коллинз и сказал, что нужно готовиться к худшему, но верить в Божьи чудеса. Он потер ладонью подбородок и окинул взглядом бескрайние зеленые холмы, что простирались вокруг нас. Я вдруг обрадовался, что к нему наконец вернулась жена. Этот человек заслужил счастье.

23.40. И снова меня растолкала чья-то сильная рука. Это был Лутули.

— Спустись в комнату старост, — сказал он.

Я вылез из-под одеяла, спустился по лестнице и осторожно вошел в комнату, отчасти ожидая, что это какой-то розыгрыш.

В комнате горел дровяной камин. Конспекты Лутули были разбросаны по всему полу. Он приказал мне сесть в старое мягкое кресло и поставил передо мной чашку сладкого чая с молоком. Я смотрел на огонь — я еще не проснулся и не совсем понимал, где нахожусь.

— Геккон умер. — Голос Лутули не дрогнул, но был полон печали. — Примерно полчаса назад.

Я тупо кивнул. Мой бесполезный мозг отказывался поверить в услышанное.

Лутули что-то говорил, но я не слушал. Я все смотрел в огонь, глядя, как пламя проглатывает толстые бруски дров, превращая их в пепел.

16 ноября, четверг

Встал с кровати посреди ночи и стал рыться в шкафчике Верна, пока не нашел фонарик. Я все еще не мог поверить — ведь Геккон сам показывал нам огромные зеленые таблетки от малярии! Я открыл шкафчик Геккона и сразу их нашел — они так и лежали в коробке из-под обуви. Двенадцать зеленых пилюль все еще в упаковке, все целые. Геккон сдержал свое обещание. Он же поклялся больше никогда не пить таблетки.

20 ноября, понедельник

Хотел бы я написать, что прошедшие несколько дней были плодотворными. Но на самом деле писать особенно нечего. Помню крикетный матч, помню, как пытался готовиться, как собирал вещи Геккона. Я не плакал до вчерашней переклички, когда Берт случайно выкрикнул его имя, а потом торопливо перешел к следующему. Почему-то только тогда я понял, что мой друг не вернется. Я выбежал на пустые поля, где можно было спокойно поплакать, — и даже там мне казалось, что кто-то вот-вот выскочит и начнет надо мной смеяться.

Кажется, сегодня я впервые завалил экзамен. География и так сложный предмет, а когда к ней не готовишься, то и подавно. Физика была еще сложнее — не уверен, что сдал и ее. Но мне все равно. Теперь все кажется неважным.

21 ноября, вторник

Еще два экзамена позади.Завтра я буду петь на похоронах Геккона. Его мама сказала, что это было его предсмертное желание, но я об этом и так знал. Я как сейчас помнил тот день, когда мы сидели у «адовых врат» и он сказал, что хочет, чтобы я спел на его похоронах. Но я не думал, что этот день придет так скоро.

22 ноября, среда

12.00. На похоронах я не очень-то слушал, что говорили. Все было как в бреду. Я просто не мог поверить, что это мой друг лежит в лакированном деревянном ящике, накрытом цветочным венком. Помню, как увидел Кристину в церкви и рассердился. Аманда тоже была там, но мне было все равно. Пусть когда-то девчонки занимали все наши мысли и все разговоры были только о них, но сейчас все это казалось совершенно неважным.

Под звуки школьного гимна члены Безумной семерки внесли гроб Геккона. Глок произнес речь, потом выступил преподобный Бишоп, и наконец Укушенный. Всё летело мимо ушей. Его все называли Генри, и мне казалось, что все они говорят о ком-то другом. Моего друга звали Геккон, и я запомню его как Геккона.

Преподобный подал мне знак кивком. Я подошел к алтарю и спел «Дорогой Господь и Отец рода людского». В нагрудном кармане моего пиджака лежала коробочка с пометом краснолицей макаки. Помню звуки органа и гробовую тишину вокруг, нарушаемую лишь воркованием голубей под крышей. Так я и стоял, и пел своим девчачьим голоском о всеобщей любви к Богу, который позволил моему лучшему другу умереть, так и не удостоив его своей милости.

23 ноября, четверг

Когда сдаешь экзамены, к которым даже не готовился, в тебе просыпается какая-то удивительная смелость. Возвращаясь с экзамена по английскому, наткнулся на доктора Зу. Тот спросил, не хочу ли я прийти к нему на прием. Я покачал головой и ответил, что теперь справлюсь со всем, что бы ни случилось.

Саймон убежден, что Макартур знал, что Геккон умрет, и поэтому прошел сквозь него, когда явился нам. Верн теперь считает, что в ту ночь, когда он видел призрак Макартура в часовне, тот сказал вовсе не «эхо», а «Геккон». Жиртрест разволновался и устроил собрание в своей каморке.

Я лежал на кровати и притворялся спящим.

24 ноября, пятница

Экзамены кончились.

Выпускники собрались во дворе после защиты дипломов и исполнили новозеландский танец маори, который репетировали несколько недель. Остальные одобрительно заревели, прощаясь с выпускниками 1990 года и демонстрируя им тем самым наше уважение. В нашем корпусе лишь Лутули (староста корпуса) и Грег Андерсон, который надеется попасть в сборную Натала по регби, вернутся в школу в следующем году, чтобы продолжить обучение перед поступлением в университет. Джулиан приедет на рождественские каникулы и возглавит хор.

Я пожал Червяку руку. Тот улыбнулся и похлопал меня по спине, а потом подарил мне двадцать баксов и кучу своей старой одежды. Он был несказанно рад, что экзамены закончились. Внимательно посмотрев на меня, он махнул рукой и подарил мне также три своих драгоценных карандаша, приказав заботиться о них как следует.

Я отнес его чемоданы в машину его родителей. Это было последнее, что я сделал в качестве раба.

25 ноября, суббота

Последний матч по крикету

10.00. Школе Сент-Сиприан не надо было даже пытаться тягаться с машиной смерти, т. е. с нашей командой. Бешеный Пес, Саймон и я играли с черными повязками на рукавах и посвятили этот матч памяти Геккона.

Я сбил четыре калитки и заработал нам победные очки — наконец-то у меня возникло чувство, что я действительно принес пользу своей команде.

В раздевалке Папаша был в ударе. Он произнес великолепную речь, спел пару песенок и вспомнил Кингз-колледж недобрым словом. Потом вдруг резко попрощался и сказал, что идет домой и собирается нажраться как последняя свинья! Отвесив поклон на манер шекспировского актера, он зашагал по полю и ни разу не обернулся.

26 ноября, воскресенье

09.30. Джефф Лоусон пообещал, что устроит вечеринку года, и сдержал свое слово. Шестьдесят мальчишек разбежались по его ферме. Мы тут же устроили импровизированные матчи по крикету и тач-регби и разгоряченное соревнование «кто поймает самую большую рыбу». Повсюду были угощение и музыка. Верна первым бросили в воду, и вскоре почти все последовали его примеру. Безумная семерка выиграла водяной бой, забросав противников комьями грязи, но проиграла лодочную гонку, конкурс «угадай мелодию» и «кто больше выпьет» (воды).

После обеда Рэмбо произнес тост за тех, кого больше нет с нами. Все согласно замычали, допили колу и бросились обратно к запруде искать неуловимое озерное чудовище, которое, как говорят, живет в темной канаве рядом с камышовыми зарослями на дальнем конце дамбы. Чудовище так и не нашли.

27 ноября, понедельник

Последний обед с Папашей. Сегодня мы говорили о смерти и жизни после смерти. Папаша прочел мне огромное количество стихотворений и отрывков из произведений классиков. А потом вдруг воскликнул:

— Нельзя бояться смерти, Мильтон! Не будь спесива, смерть!

Я не совсем понял, о чем он говорит, но мне стало полегче. Да и все мысли были лишь о предстоящих долгих летних каникулах. К тому же я так устал, что постоянно зеваю. Еще четыре дня... и можно будет поспать.

Когда настало время уходить, я пожал Папаше руку и пожелал ему хорошо провести праздники и Рождество. Он же прижал меня к себе, обнял и сказал:

— Ты стал мне почти как сын, Милли. Ты все переживешь, сам знаешь, и это сделает тебя лучше. — С этим он хлопнул меня по спине и добавил: — Не унывай и помни — когда будет тяжело, бери книгу и читай. Книги — друзья, которые не умирают.

Я сказал «спасибо». Он кивнул, взъерошил мне волосы и проводил меня до двери.

28 ноября, вторник

Без старшеклассников и старост в школе как-то непривычно. Лутули с Грегом Андерсоном остались, чтобы в корпусе не разразился хаос. Но по правде, все только и думают о том, как бы поскорее отправиться домой. Чемоданы собраны, планы составлены, заветные желания загаданы... Даже корпусам из красного кирпича словно хочется, чтобы эти три дня поскорее прошли.

среда, 29 ноября

19.00. Вся часовня была в свечах.Звучал орган. Я тихо зашагал вперед, держа в руках свечу святого Михаила (не настоящую его свечу, конечно). Желтое пламя тихонько колыхалось. Тепло свечи грело мне щеки. Сотни людей развернулись, чтобы посмотреть на меня. На этот раз я не нервничал. Мне не казалось, что это поет кто-то другой. Мой голос был чистым, как колокольчик, и эхо его разносилось под громадным церковным куполом. Когда я допел свое соло и хор подхватил мелодию второго куплета, я поднял глаза и взглянул на ту балку, на которой повесился Макартур. Мне стало любопытно, слушает ли он сейчас «В городе короля Давида» — в сорок шестой раз со своей смерти. Я подумал о своем друге — может, и его призрак сейчас витает в этих стенах бок о бок с Макартуром? А может, они в раю и наблюдают за мной оттуда, а Геккон говорит своему старому приятелю, что у него от моего голоса мурашки. Хорошо, если это так.

30 ноября, четверг

Убираясь в шкафчике, нашел маленький сверток, запакованный в рождественскую бумагу, с надписью: «Мильтон.20.04.90». Папашин подарок на день рождения — я его спрятал и совсем забыл. Разорвав обертку, я увидел «Сборник стихов Джона Мильтона (1608—1664)».

Внутри была надпись, сделанная размашистым почерком Папаши: «За все начинания и возможности, что они принесут».

А внизу он написал:

Когда померк, до половины лет,

Свет для меня в житейской тьме кромешной,

«К чему мне, — вопросил я безутешно, —

Талант, который зарывать не след?

Как может человек, коль зренья нет,

Предвечному Творцу служить успешно?» [54]

О своей слепоте

С днем рождения

Папаша

Мне всегда было трудно понять скрытый смысл стихов, особенно написанных на староанглийском, но почему-то в тот момент я понял, что это стихотворение моего однофамильца сейчас наполнено совсем другим, большим смыслом, чем если бы я прочел его тогда, в свой день рождения.

23.45. Никто даже не голосовал. О том, что последнее ночное купание состоится, не нужно было ни спорить, ни раздумывать. Ночь была теплая и ясная. Идеальная ночь. Полная луна, несомненно, облегчила бы наш последний поход за священным Граалем, каким являлось для нас нарушение школьных правил после отбоя. Но мы могли проделать этот путь и с закрытыми глазами. Крыша, окно, галерея, часовня, склеп, розарий, лимонное дерево, поле для крикета, забор. И теплая вода, в которую мы окунулись с головой. Мы снова играли, ныряли и брызгались. Рэмбо преследовал Верна, а тот смеялся. Гоблин подкрадывался к Саймону и Жиртресту, чтобы их напугать, а Бешеный Пес взбирался на дерево и прыгал в темную воду. Теперь мы были Безумной семеркой, нас стало одним меньше, но мы по-прежнему умели веселиться!

Потом мы помчались по полю обратно, ставя друг другу подножки. Мы бежали и смеялись; где-то вдалеке залаяла собака, и Бешеный Пес залаял в ответ. Нам больше нечего было бояться. Мы были всего лишь четырнадцатилетними мальчишками в одних трусах, которые бежали по полю посреди ночи.

1 декабря, пятница

День X!

09.00. На последнем школьном собрании Глок попрощался с нами и раздал еще кучу медалей и дипломов.Закончив свою громогласную речь, он вышел из зала, как всегда взметнув полами своей черной профессорской мантии.

Мы пожали друг другу руки и попрощались. Даже Щука был в хорошем расположении духа и пожелал мне удачных каникул, а потом попытался плюнуть мне на ботинки.

Постепенно все ребята разошлись по шикарным родительским тачкам. Папа сказал, что опоздает на час, но я не возражал — мне нужно было еще кое-что сделать.

Взбираясь по холму, я чувствовал, как пот липкими лужицами скапливается в разных уголках. Африканская жара беспощадна, особенно если на тебе школьная форма.

Я не был у «адовых врат» со смерти Геккона, но хотел еще раз взглянуть на школу перед отъездом. Еще разок окинуть взглядом долину. Посмотреть и повспоминать.

Я и забыл, как здесь красиво. Все вокруг ожило и наполнилось красками. Повсюду летали разноцветные птицы и бабочки, а цикады наконец вернулись и завели свой пронзительный летний скрежет. Подо мной раскинулись изумрудно-зеленые поля, в середине которых словно по волшебству вырастали из земли школьные корпуса из ярко-красного кирпича. Меня переполнила гордость оттого, что я почти живу в таком прекрасном месте. Справа были поля для крикета и Трафальгар, дальше ручей и старый дом Криспо. Я видел его лилии — отсюда они казались белыми крапинками на зеленом фоне. Старик был прав: только взглянешь на них, и на душе сразу хорошо. Я вспомнил, как он сидел в кресле-качалке у камина. Тогда он повернулся ко мне и кое-что сказал. Я до сих пор помнил его слова. Он сказал: «Запомни, мальчик. Бог дал нам величайший дар из всех. Это не любовь, не здоровье и не красота — и даже не жизнь. А выбор. Величайший Божий дар — это возможность выбирать».

Даже не знаю, почему эти слова вспомнились мне именно сейчас. Может, со временем они и помогут мне посмотреть на мир по-другому, но сейчас мне казалось, что Бог не так уж часто предоставляет нам возможность выбирать. Он сдает карты, а уж мы ими играем.

Внизу старый зеленый «рено» взбирался по тропе пилигрима. На мой камень села птица, черно-белая, с ярко-оранжевым гребешком, подозрительно взглянула на меня и погналась за жуком. Я встал, потянулся и в последний раз оглядел все вокруг. Потом спустился с холма и пошел встречать папу.