Испанская война — это история далёкого прошлого, но то, что ещё осталось в моей памяти, я постараюсь рассказать моим детям и внукам.

Испания находится на юго-западе Европы, на Пиренейском полуострове. Территория 503 тысячи кв. км. Население 35 млн. человек (1976 год) — испанцы, каталонцы, галисийцы, баски и др. Столица — г. Мадрид.

Компартия Испании до 1931 года и после 1939 года находилась в подполье, председатель — Долорес Ибаррури.

При усиленной поддержке фашистской Германии, Италии, Марокко и других империалистических государств, генерал Франко, который находился в изгнании в Марокко, поднял мятеж в Испании против республиканского правительства, возглавляемого генералом Миаха, поддерживаемого компартией Испании.

Когда мятежная банда генерала Франко, опираясь на военную помощь немецких и итальянских фашистов, а также поощряемая американским и английским правительствами, выступила против законной власти Испанской республики, тысячи людей доброй воли из многих стран мира встали на её защиту.

Июнь 1936 года — прибытие на фронт

После службы на Западной границе я был переведён в 14-й мехполк 14-й кавдивизии КОВО. Там освоил профессию танкиста и стал водителем танка.

В июне 1936 года, повинуясь зову сердца, дал согласие добровольно уехать в Испанию, помочь патриотам Испанской республики в их борьбе с фашизмом за правое дело.

Путь следования: Одесса — Чёрное море — Стамбул (Турция) — пролив Босфор — Афины (Греция) — Мальта — Барселона (Испания). Один из наших кораблей подорвался на мине.

В Мальте англичане задержали наш корабль на 17 суток. Итого, из Одессы вышли 2 июня 1936 года, а в Барселону прибыли 16 июля 1936 года.

Я сражался в рядах 12-й интернациональной бригады, которой командовал легендарный генерал Лукач (Мате Залка).

Был приписан ко 2-му сводному танковому полку. Командир полка — полковник Фотченков Пётр Семёнович.

Рюмик М. Е. (1936 год)

Рюмик М. Е. (1936 год)

Коммунисты и комсомольцы всегда были впереди. Они не думали о смерти, а думали о том, как лучше выполнить боевое задание и как больше уничтожить живой силы и боевой техники фашистской Испании.

На земле этой прекрасной страны — на реке Эбро, под Теруэлем, под Сарагосой, под Барселоной, под Гвадалахарой, Мадридом — мы били фашистов и их союзников.

В то время я был очень молод, но то, что увидел, никакому объяснению не подлежит. Я впервые увидел звериный облик фашизма, его зверства, подлость и ложь.

Февраль 1937 года — спасение командира

В одном из танковых сражений под Сарагосой 23 февраля 1937 года мой танк БТ-7 был повреждён снарядом противника. Командир полка полковник Фотченков Пётр Семёнович, который находился в нашем танке, был ранен в лицо и обе руки. Я и командир башни Александр Кущёв оказали ему первую медицинскую помощь, затем устранили повреждение танка и продолжили бой.

Командир полка, будучи тяжело ранен, приказал нам выполнить поставленную ранее задачу — прорвать вражеское кольцо и выручить наших болгарских братьев по оружию, попавших в беду. Кольцо было прорвано, и 15 болгарских танкистов были спасены.

Но наш танк фашисты всё-таки подожгли. Командир башни был убит сразу, а командира полка мне с трудом удалось спасти, вытащив из горящего танка и укрыв в одной из воронок.

За спасение командира полка и 15 болгарских танкистов я был представлен к награждению орденом Красного Знамени.

Рюмик М. Е. (20.09.1936 года)

Март 1937 года — Гвадалахарское направление

Когда вражеский итальянский экспедиционный корпус появился вблизи испанской столицы г. Мадрид, 11-я интернациональная бригада полковника Ганса Кале оказалась в сложном положении. Командир 12-й бригады генерал Лукач приказал командиру 2-го танкового полка полковнику Фотченкову Петру Семёновичу оказать помощь своим братьям по оружию, которые вели тяжёлые бои под г. Теруэлем с 6-м итальянским корпусом.

Наш 2-й танковый полк хорошо поработал уже при первой танковой атаке — фашисты сразу почувствовали силу советского оружия. Хвалёный итальянский танковый полк «Мёртвая голова» не выдержал стремительной атаки наших танков и поспешно отступил, скрывшись на территории красивого монастыря. Они хорошо знали, что мы не станем вести огонь по историческим местам.

Перед 11-й и 12-й интербригадами стоял сильный и злобный враг. Командование противника не случайно избрало для решительного удара на столицу Мадрид именно Гвадалахарское направление. По рельефу и дорожной сети этот район был исключительно удобный для наступления всеми родами войск.

Ранним утром 10 марта 1937 года после артподготовки и налета авиации пехота противника перешла в наступление в полосе 12-й интербригады у местечка Мирабуэно. Фашистская пехота шла в атаку в парадных мундирах, в белых перчатках, со свистом и грозными воплями. Командиры подразделений лихо шли впереди цепей с обнажёнными клинками.

Прошли какие-то минуты, и эти бравые вояки пустились наутёк. Очень немногим из них удалось уйти с поля боя живыми.

Когда наша артиллерия и танки обрушили сокрушительный огонь на итальянскую дивизию «Чёрные перья», то от этой фашистской дивизии действительно остались только перья! Куда девалась их недавняя прыть.

Разгром итальянского экспедиционного корпуса на Гвадалахарском направлении, позорное бегство с поля боя фашистских вояк, осталось в моей памяти, как история далёкого прошлого.

Командир 12-й интербригады генерал Лукач показал в этой операции наивысшую степень доблести и отваги.

Июль 1937 года — бой у реки Харама

Я сражался в боях у реки Харама в рядах испанских патриотов в самое тяжёлое время, когда огонь войны уже полыхал на восточном побережье Испанской Республики.

Наш 1-й танковый взвод, которым командовал лейтенант Казарин, занимал оборону у моста через реку Харама, на восточной окраине г. Мадрида. Взвод имел шесть танков БТ-7. Задача взвода — не пропустить через мост в г. Мадрид ни одного танка противника. Конечно, задача была не из лёгких, так как противник имел большое превосходство в танках немецкого производства.

28 июля 1937 года в 8:00 утра противник атаковал нас 12 танками Т-III. Фашисты навязали неравный танковый бой, который продолжался около 5 часов. Но мы ждали эту атаку и хорошо подготовились к ней.

С самого начала завязался жаркий и жестокий бой, но наши танкисты не дрогнули и вели сражение не на жизнь, а на смерть.

При первой танковой атаке противник потерял 5 танков, а наш взвод не потерял ни одного танка. При повторной атаке враги оставили на поле боя 8 танков, а взвод лейтенанта Казарина лишился двух танков и 6 человек экипажа.

В итоге противник решил отказаться от захвата моста и отступил на запасные позиции. Последующие атаки тоже не увенчались успехом для франкистов. За всю операцию они потеряли 13 танков из 18 и 30 человек живой силы, но мостом так и не смогли овладеть.

Наш Казаринский взвод в этой танковой дуэли потерял 3 танка из шести и 8 человек личного состава. Лично я своим танком таранил два танка противника и один танк сбросил в реку Харама.

Этот танковый бой под Мадридом особенно памятный, так как в живых я остался чисто случайно. Когда я пошёл на второй танковый таран, в мой танк угодил снаряд противника и срезал башню, в которой находились командир взвода лейтенант Казарин и командир башни Василий Клыков. Они оба вместе с башней свалились в реку Харама и погибли. Мой танк в паре с танком противника тоже свалился в реку, но мне очень повезло, и я остался живой.

Краткие заметки для выступлений

Эпизоды:

— первая танковая атака и волчья Яма (2 суток под перекрёстным огнем);

— г. Сарагоса, наш танк повис на мосту;

— Аса де Мадрид — танковый бой, подбито 3 танка и два орудия противника;

— таран двух танков противника, наш танк горит;

— волчья тропа, Юго-Запад р. Харама (колонна танков погибла);

— уничтожение дорожного батальона, который атаковал стрелковый батальон 12-й интернациональной бригады, итальянцы играют и поют;

— встреча с Долорес Ибаррури, с генералом Миаха. В дальнейшем главнокомандующий республиканской армии генерал Миаха оказался предателем.

Барселонская, Брунетская и Харамская операции равны битве под Москвой. Мадридская операция равна битве за Будапешт.

Потери врага (1936—1937 годы)

На счету нашего танкового экипажа за 15 месяцев боёв в Испании уничтожено:

— танков — 42;

— орудий всех калибров — 53;

— миномётов — 18;

— лошадей — около 130;

— убито и ранено живой силы противника — примерно 450 человек.

Рюмик М. Е. (1936—1937 годы)

1938—1939 годы (Западная Украина)

В период с марта 1938 по апрель 1939 года был младшим танкотехником 3-го батальона 12-й мехбригады КОВО.

С апреля 1939 по 22.06.1941 был командиром паркового взвода 24-й легко-танковой бригады КОВО.

В период с 07.09.1939 по 20.09.1939 участвовал в освобождении Западной Украины в составе 24-й легкотанковой бригады (мехбригады) 12-й армии в должности помощника командира роты по техчасти.

1940 год (Финляндия)

В период с 26.01.1940 по 13.03.1940 участвовал в боях с белофиннами (в «Послужном списке» есть запись «с финской белогвардейщиной») на Ухтинском направлении в составе 51-й сводной АТБ 14-й Армии.

Потери врага (1940 год)

На Финском фронте я воевал от начала до конца. В ходе боевых сражений уничтожил лично и в составе подразделения:

— танков — 16;

— орудий — 12;

— самолётов транспортных — 2;

— живой силы противника — около 70 человек.

Первоначальные неудачи войск в 1941 году

Когда я мысленно обращаюсь к первым дням Великой Отечественной войны, этот период кажется далёким и тёмным. Тысячи перемен отодвигают те тяжёлые испытания, которые пришлось пережить в бурном расцвете моей молодости. Сейчас все эти воспоминания как бы теряются во мгле, хотя по меркам истории прошло не так уж много времени…

При анализе причин неудач Красной Армии многие говорят, что у нас недооценивалась опасность войны с Германией. Неправильно говорят.

Мне кажется, что основная причина больших потерь — неудачная дислокация войск в военных округах, на которые возлагалась оборона западных границ. Крупные силы, входящие в состав приграничных округов, были на большом удалении от границы. А ведь практикой и теорией доказано, что главные силы эшелонируются в глубину обороны.

Технический аспект. Начиная с 1939 года, СССР начал форсировать выпуск новой для того времени техники, как танков, так и самолётов.

В частности, к 1940 году было сформировано 9, а к началу 1941 года ещё 20 механизированных танковых корпусов. В 1941 году наша промышленность могла выпускать 5500 танков. Однако этого было недостаточно, чтобы полностью укомплектовать 29 корпусов. К началу войны мы уступали противнику в численности современных танков.

По части авиации. В СССР к началу 1938 года было произведено 5469, в 1939 году — 10382, в 1940 году — 10565 самолётов. Но из новинок в 1940 году удалось выпустить только 64 новых истребителя ЯК-1 и 20 самолётов МиГ-3. Пикирующих бомбардировщиков было 2 самолёта. К маю 1941 года суммарный выпуск новейших истребителей достиг 1946 единиц.

Как видно, к моменту нападения фашистской Германии на СССР новая техника в основном находилась на стадии развития и развёртывания.

Короче говоря, мы готовились встретить врага где-то в 1942 году, а он опередил нас на целый год. Вот это и будет главным ответом на наши первоначальные неудачи в 1941 году.

Большим несчастьем для Красной Армии было то, что накануне Великой Отечественной войны мы лишились многих опытных военачальников. Молодым пришлось трудно.

Другие причины:

— внезапность нападения;

— массированные бомбовые удары по аэродромам;

— самолётов противника было очень много (тысячи), и они препятствовали своевременному подходу сил второго эшелона.

Кроме того, войска, которые приняли на себя первые удары, несли большие потери в живой силе и технике, поскольку прикрыть с воздуха наши наземные части в первые дни было нечем.

Таковы уроки истории, и о них всегда надо помнить.

Мои личные наблюдения о начале войны

Все мы, военные, чувствовали, что приближается момент, когда фашистская Германия нападёт на СССР. Никто не верил, что Германия будет свято блюсти заключённый договор с Советским Союзом о ненападении.

С первых минут войны обстановка в войсках приобрела хоть и тревожный, но деловой характер. Никто из офицеров и солдат не сомневался, что расчёты Гитлера на внезапность могут дать ему только временный успех.

26 июня 1941 года — секретный пакет

Уважаемый Владимир Ильич!

Выполняя обещание, посылаю Вам свои эпизоды фронтовой жизни. Конечно, всё это имеет 25-летнюю давность и не так уже будет интересно, но я всё же попытаюсь изложить Вам то, что осталось в моей памяти.

Безусловно, о своих боевых подвигах как-то неудобно писать, а молчать — равно невежеству. Я долгое время ждал, что кто-либо из товарищей по совместной борьбе с фашизмом в годы Великой Отечественной войны напишет о нашем скромном поединке, имевшем место в 15 км западнее г. Львова, но, к сожалению, никто не откликнулся. А коль так, то я наберусь смелости написать Вам о двух боевых эпизодах, имевших место в первые дни войны.

Было это так.

Великая Отечественная война застала меня в звании военного техника 2-го ранга (лейтенант) в должности адъютанта командующего 6-й армии Юго-Западного фронта Музыченко Ивана Николаевича.

26 июня 1941 года в 13 часов дня командующий 6-й армией генерал-лейтенант тов. Музыченко приказал мне срочно доставить совершенно секретный пакет в штаб 8-й танковой дивизии, который в то время находился в 35 км западнее г. Львова в лесу. Для этой цели в моё распоряжение была выделена бронемашина с водителем, рядовым тов. Дорош.

Пакет был доставлен в штаб 8-й танковой дивизии в срок. Командир дивизии полковник Фотченков поблагодарил нас и посоветовал ехать обратно в штаб 6-й армии просёлочной дорогой.

Не доезжая до штаба армии примерно 15 км, нашу бронемашину атаковал немецкий истребитель и поджёг термитным снарядом. Мы каким-то чудом остались в живых, но это ещё не всё — немецкий истребитель продолжал обстреливать воронку, в которой мы лежали, стараясь укрыться от нападавшего на нас «мессера». Когда он израсходовал все боеприпасы и ушёл на запад, мы решили двигаться пешком, так как по этой дороге никакого движения транспорта в сторону штаба армии не было.

Прошли примерно 3—5 км от места происшествия. Возле железнодорожного переезда навстречу нам двигалась колонна лёгких танков БТ-7. Это наши советские танки шли в сторону передовой линии фронта. Большинство из них переехали через железнодорожный путь и на большой скорости пошли по маршруту. Но 8 танков остановились с работающими двигателями, не доезжая железнодорожного переезда, так как на нём застрял один танк и загородил путь двигавшимся сзади машинам.

В это время из-за леса появились немецкие бомбардировщики и молниеносно обрушили бомбовый удар на отставшие от колонны танки. Экипажи, с целью укрыться, бросили танки и побежали в лес, который находился примерно в 70 метрах от железнодорожного переезда. Однако на окраине леса в траншеях (окопах) находился десант немецких автоматчиков, высадившихся совсем недавно. Таким образом, наши танковые экипажи неожиданно для себя попали в руки немцев.

Мы вместе с рядовым Дорошем во время бомбардировки залегли в кювете возле железнодорожного полотна и всё это видели. Гитлеровские стервятники, сбросив бомбы на танки, скрылись за лесом. Из 8 танков уцелел только один, который и застрял на железнодорожном переезде. Немецкие лётчики, по-видимому, не желая разрушать железнодорожную колею, не стали сбрасывать бомбы на переезд.

От уцелевшего танка мы находились примерно в 20—25 метрах. Когда немецкие бомбардировщики улетели, мы решили подползти к танку и скрыться в нём, так как гитлеровцы блокировали наш отход со всех сторон.

Немцам тоже сложно было подойти к этому танку, поскольку с других горящих танков рвались снаряды и патроны. Кроме того, их сторона оставалась открытой. Мы были точно в такой же опасности, но другого выхода не видели. Решили, во чтобы то ни стало, захватить первыми танк.

Танком мы завладели по-военному очень быстро. Лично я танк БТ-7 знал хорошо ещё по войне в Испании, поэтому ориентировался в его вооружении. Это помогло мне быстро найти причину остановки танка на железнодорожном переезде и не сдаться в плен немцам. Как выяснилось, танк был совершенно новым и технически исправным. По-видимому, механик-водитель не вовремя сбавил газ, и мотор заглох.

Я двигатель сразу запустил, но уйти от наседавших немецких автоматчиков по-быстрому не смог. Тогда созрело решение поближе подпустить немцев к танку, а затем с двух спаренных пулемётов и пушки открыть смертоносный огонь, что и было сделано.

Снарядов и патронов в нашем танке было много (два боекомплекта). Когда гитлеровцы приблизились на 35—40 метров, я открыл по ним пулемётный огонь короткими очередями. Гитлеровцы поспешно отступили в сторону леса и залегли в окопах. Таким образом, первая попытка захватить наш танк, а следовательно, и нас, обошлась им не так уж дёшево — убитыми и ранеными до 40 человек.

Тогда гитлеровцы начали наседать со всех сторон на танк и обстреливать из крупнокалиберных пулемётов, забрасывать гранатами. Я был вынужден вывести танк из образовавшегося «кольца». Когда выводил танк из-под удара, «нечаянно» подмял под гусеницы своего танка ещё 7 гитлеровцев. Конечно, здесь мы не виноваты, они сами «ошибочно» попали под танк.

Несмотря на то, что гитлеровцы понесли большие потери за такое короткое время, они всё же не отказались от своего замысла — взять нас живыми. Они залегли за железнодорожной насыпью с целью завладеть переездом и, следовательно, отрезать пути отхода в сторону посёлка Брюховичи, где размещался штаб 6-й армии.

Конечно, я мог бы свободно уехать в сторону линии фронта, но мне нужно было доложить командующему 6-й армией о выполнении приказа о доставке в срок совершенно секретного пакета.

К этому времени в танке боеприпасы и горючее были на исходе. До штаба армии оставалось 12 км, а горючего в баке — всего на 25—30 минут езды. Сходу взять железнодорожный переезд уже было невозможно, так как немцы успели его заминировать. Другого выхода не было, как попытаться взять танковое препятствие (железнодорожную насыпь), хотя это небезопасно, так как насыпь была высокой, а по обе стороны глубокие и широкие кюветы.

Наступает минутное колебание, но, наверное, у каждого человека бывают такие моменты, когда неожиданно созревает мысль, что побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто не боится смерти. Именно эта мысль и заставила меня принять правильное решение — преодолеть танковое препятствие и доказать гитлеровцам, что советские танки по своим техническим данным многое могут.

Конечно, гитлеровцы не надеялись, что советский танк БТ-7 способен преодолеть такое большое и грозное препятствие и всю огневую мощь направили на железнодорожный переезд. Спустя несколько секунд, мой танк буквально перелетел через железнодорожную насыпь. Вырвавшись из кольца, мы зашли в тыл уцелевшим гитлеровцам, которые залегли у железнодорожного переезда, и начали давить их гусеницами. Остатки гитлеровского десанта в панике бросили оружие и скрылись в лесу. Таким образом, ещё с десяток фашистов нашли себе смерть на нашей священной советской земле.

Немецкий офицер, не желая быть раздавленным советским танком, сдался в плен. Рядовой Дорош изъял всё, что не положено иметь пленному, посадил немецкого офицера в башню нашего танка, и мы уехали в штаб 6-й армии.

Сейчас я понимаю, что можно было сделать и больше, но, к сожалению, рядовой Дорош не мог управлять танком и не умел стрелять из танкового оружия, так как не был знаком с БТ-7. Следовательно, мне приходилось действовать на два фронта, то есть управлять танком и стрелять из танкового оружия. Однако Вы согласитесь со мной, что для двух человек и одного танка около полусотни гитлеровцев убитыми и ранеными за операцию, длившуюся в течение 25—30 минут, не так уж и мало.

Пленного немецкого офицера обер-лейтенанта (старшего лейтенанта) по фамилии Шульц мы доставили в штаб армии быстро и благополучно. Времени в нашем распоряжении для доклада командующему об исполнении его приказа оставалось впритык. Причина — задержали, малость, гитлеровские вояки.

Когда доставили обер-лейтенанта Шульца в штаб армии, командующий генерал-лейтенант тов. Музыченко лично допрашивал непрошеного гостя. При допросе пленный немецкий офицер дал ценные показания. Когда командующий спросил пленного, каким образом немцы оказались в тылу советских войск, он ответил, что в ночь с 25 на 26 июня 1941 года было несколько немецких десантов выброшено самолётами Ю-52 в тыл войскам Красной Армии. Десанты выбрасывались, как правило, небольшими группами по 100—150 человек, вооружённые автоматами, крупнокалиберными пулемётами, гранатами, лёгкими танками, миномётами и другим военным снаряжением.

В задачу таких десантов входило сеять панику в советском тылу, препятствовать нормальному снабжению механизированных частей горючим и боеприпасами. Десант, с которым мне и тов. Дорошу пришлось чисто случайно столкнуться, состоял из 85 человек, в основном вооружённых автоматами и крупнокалиберными пулемётами.

Что касается судеб наших танковых экипажей, так здесь картина очень печальная. При допросе пленный немецкий офицер сказал, что по его приказу все русские танкисты были расстреляны за то, что отказались сдаваться в плен и оказывали сопротивление.

Когда все вопросы были исчерпаны, командующий генерал-лейтенант тов. Музыченко приказал немецкого офицера обер-лейтенанта Шульца накормить, а затем расстрелять. Лес — прочесать и полностью уничтожить укрывшиеся там остатки немецкого десанта, если они не пожелают сдаваться в плен. Эту задачу выполнил командир танковой роты, которая охраняла штаб 6-й армии, капитан Кулешов.

Вот и вся история моего скромного эпизода. За выполнение боевого задания я был представлен командующим 6-й армии к награждению орденом «Красное Знамя», а тов. Дорош — к ордену Красной Звезды. Наградные материалы в тот же день были направлены в штаб Юго-Западного фронта. Не знаю, получил ли эту награду тов. Дорош, но я не получил.

Конечно, всё это теперь не имеет большого значения, ведь мы выполняли свой священный долг перед нашей любимой Советской Родиной.

27 июня 1941 года — уничтожение немецкого десанта

26 июня 1941 года немцы прорвали фронт на стыке 5-й и 6-й армий в районе г. Рава-Русская.

В ночь с 26 на 27 июня 1941 года немецкая авиация подвергла бомбардировке место расположения штаба 6-й армии. Штаб располагался в лесу, в двух-трёх километрах от посёлка Брюховичи, западнее г. Львова. Во время налёта был смертельно ранен командир танковой роты, охранявшей штаб армии, капитан тов. Кулешов.

Я служил адъютантом командующего 6-й армией Музыченко И. Н., но поскольку был ещё и танкистом, мне командующий приказал временно принять танковую роту и срочно убыть с 12 танками в село Винники, юго-восточнее г. Львова, для уничтожения немецкого десанта, который засел в лесу. Командующий добавил, что десант крупный и хорошо успел окопаться, используя готовые траншеи.

Боевую задачу нам ставил заместитель начальника штаба 6-й армии полковник тов. Веялко. Он также предупредил, что задача не из лёгких, но она должна быть выполнена, во что бы то ни стало. По донесению нашей разведки, немецкий десант состоял из 120—150 человек, вооружённых миномётами, крупнокалиберными пулемётами, автоматами. Кроме того, десант имел в своём распоряжении 6 лёгких танков.

Казалось бы, десант не такой уж большой для 12 танков БТ-7, но когда мы подошли к цели, сразу же почувствовали силу своего непрошеного «гостя», ведь гитлеровцы находились в более выгодном положении — лес и хорошо оборудованные траншеи.

Сходу атаковать было нельзя, так как манёвренность ограничена лесом. Мной было принято решение — атаковать тремя танками. Остальные танки были направлены скрытным путём в тыл немцам.

Весь огонь гитлеровцы сосредоточили на атакующих трёх танках, которыми командовал командир танкового взвода лейтенант тов. Высоцкий. В его задачу входило отвлечь огонь на себя, а я в это время с 9 танками атаковал окопавшихся немцев с тыла.

Фашисты, застигнутые врасплох, дрогнули, попятились назад, то есть вышли из леса и залегли в траншеях на открытой местности. Тем самым они дали нам возможность на ходу перегруппироваться, окружить их и полностью уничтожить. Когда нам удалось выбить противника из леса на открытую местность, мы получили возможность в упор расстреливать и давить гусеницами гитлеровских «вояк».

Бой продолжался всего 30—35 минут. За это короткое время наши славные танкисты отправили на тот свет огнём и гусеницами более восьми десятков фашистов. Остальные гитлеровцы вместе с тремя немецкими офицерами сдались в плен. Из них 38 оказались тяжело раненными. Как видите, лишь немногим удалось уцелеть.

Немецкие офицеры держали себя надменно, но охотно согласились дать нашему командующему очень ценные сведения. В своих показаниях гитлеровские офицеры сказали, что их задача состояла в том, чтобы соединиться с польскими и украинскими националистами, которые действовали в г. Львове. Затем вместе с ними сеять панику в тылу Красной Армии, а также препятствовать нормальному отходу на заранее подготовленные рубежи нашим стрелковым частям и соединениям.

В качестве трофеев нами было взято: 5 лёгких танков, 3 миномёта, 2 радиостанции. Кроме того, много гранат и других видов боеприпасов. Во время этой незначительной по своему масштабу операции, с нашей стороны были следующие потери: 2 танка БТ-7, личного состава убито 7 человек и ранено 6 человек.

В том бою был смертельно ранен и умер командир танкового взвода лейтенант тов. Высоцкий Владимир Павлович. Лично я был тяжело контужен. Все пленные, за исключением офицеров, переданы коменданту г. Львова, а трофеи отданы одной из ближайших частей, занимавших оборону города. Офицеры же были доставлены в штаб 6-й армии.

Отличившиеся танковые экипажи за выполнение этого боевого задания были представлены к правительственным наградам — орденам и медалям за отвагу. Я также был представлен к правительственной награде, ордену Красной Звезды, но и этого не получил. Причина, по-видимому, общая — отступление по всему Юго-Западному фронту и частое перемещение частей. Конечно, всё это не так важно, главное, чтобы не повторились ошибки 1941 года.

В декабре 1941 года я разыскал Велиховскую М. Я. в запасном полку, который размещался в селе Подгородное Запорожской области, и забрал её в свою часть в 132-ОАТБ. Здесь она работала в должности фельдшера в звании лейтенант медицинской службы.

Велиховскую называли «наша Маруся», её очень любили солдаты и командиры. Она в самой сложной обстановке находила слова для облегчения страданий раненых и больных. В воинской части Марусю все жалели, так как знали, что её родителей, двух сестрёнок и одного братишку немцы расстреляли в первые дни оккупации в г. Кировограде.

Велиховская М. Я. была очень смелая, весёлая и умная девушка, она по праву заслуживала большую любовь и уважение среди личного состава части. Выглядела очень молодо, стройная, волосы чёрные, роста среднего, подвижная, красивая. У неё был низкий грудной голос. Всегда держала себя в высшей степени скромно, без кокетства, без игры. Была органически честная, чистая душой и сердцем.

Эта прекрасная и обаятельная девушка второй раз спасла мне жизнь.

Было это так.

В первых числах июля 1942 года 132-ОАТБ, которым я тогда командовал, базировался в 22 км от г. Луганска в шахтёрском посёлке Сутоган. Штаб 32-РАБ находился на станции Белая, а штаб 8-ВА — в г. Старобельске.

26 июля 1942 года начальник 32-РАБ полковник Перцуленко вызвал меня в штаб, который размещался в землянке. Приказал срочно доставить на самолёте По-2 секретную почту в штаб 8-ВА, поскольку лётчик заболел и не может лететь. Я ответил полковнику, что после тяжёлого ранения, полученного в октябре 1941 года под г. Красноармейском, был списан с лётной работы. Но полковник только повторил своё приказание и вышел из землянки. Мне больше ничего не оставалось делать, как «взять под козырёк», то есть доставить секретную почту и доложить об исполнении.

Секретную почту в штаб 8-ВА я доставил на самолёте По-2 в срок, но на обратном пути меня постигла большая неудача, отказал двигатель. Пришлось делать вынужденную посадку на картофельное поле. Посадка была произведена неудачно, жёстко, самолёт разбился. Я остался жив, но повредил позвоночник и ногу. Крестьяне, которые работали на картофельном поле, подобрали меня и отвезли на повозке на полевой аэродром, который находился примерно в 3 км от места катастрофы.

На аэродроме меня поместили в полевой лазарет, который находился в землянке в полукилометре от аэродрома. Лазарет принадлежал 421-му БАО.

Я попросил начальника лазарета, майора м/с тов. Тарковского (до войны он проживал в Одессе), переправить меня в лазарет моей части. Начальник лазарета сообщил, что моя часть 132-ОАТБ несколько часов назад перебазировалась в г. Шахты, следовательно, мне придётся пробыть в лазарете до полного выздоровления. Оставалось только согласиться и ждать, когда наступит улучшение.

Долго пользоваться медицинской помощью мне не пришлось, так как буквально через 2—3 дня ночью по боевой тревоге первый эшелон 421-БАО срочно перебазировался в г. Краснодон.

Лазарет, в котором я находился, должен был следовать вторым рейсом через 3 часа после ухода первого эшелона. Однако через 2 часа появились немецкие танки и перерезали пути отхода нашим частям в сторону г. Луганска. Таким образом, второй эшелон вместе с лазаретом оказался в окружении.

Велиховская М. Я. (1920—1961)

Все, кто мог как-то двигаться, присоединились к наземным частям и с боями вышли из окружения. Нас, троих тяжелораненых, оставили в землянке в 300 метрах от полевого аэродрома. К счастью, немецкие танки на аэродром сразу не вошли, и мы оказались не замеченными для противника.

Пролежали мы в землянке 2 суток без медицинской помощи, без пищи и без воды.

На третьи сутки ночью подъехал к нам немецкий легковой автомобиль марки «Opel-Kapitan», из которого вышли люди в гитлеровской форме…

Сложно выразить словами глубину нашего отчаяния, которое ровно через минуту переросло в радость. «Немцами» оказались наши товарищи, переодетые в немецкую военную форму — командир автовзвода 2-й роты 132-ОАТБ лейтенант Карпов Леонид Алексеевич и фельдшер санитарной части Велиховская Мария Яковлевна.

Почему они? Потому что в 132-ОАТБ это были единственные два человека, которые хорошо знали немецкий язык.

Нас, троих раненых, посадили в машину и повезли просёлочными дорогами. Когда проехали через линию фронта юго-западнее г. Луганска, мы встретили советских разведчиков одной из наземных частей, занимавших оборону. Номер этой части я уже не помню.

Нас бережно сняли с машины и отнесли в безопасное место (окоп). Двое из разведчиков сели в машину и вместе с нашими спасителями уехали в сторону линии фронта.

На прощание Маруся мне сказала: «Берегите себя, товарищ командир, для решающей схватки с коварным врагом — германским фашизмом». Затем обняла меня и моих товарищей, крепко поцеловала и уехала.

Лежать в окопе нам долго не пришлось, так как в скором времени приехала на санитарной машине медсестра, которую называли Леночкой. Она забрала всех троих и доставила в полевой госпиталь, который дислоцировался в г. Новошахтинске.

На другой день нас, вместе с другими ранеными, эвакуировали в другой полевой госпиталь в станице Батайск Ростовской области.

Товарищей моих звали Кац Иосиф Исаакович и Шарапов Владимир Константинович. Оба были рядовыми. В какой части они проходили службу, мне не удалось узнать, так как они находились в тяжёлом состоянии и мало разговаривали. Я только понял, что они с авиаполка, который базировался на полевом аэродроме вместе с 421-БАО. Один из них говорил, что в их полку был Герой Советского Союза майор Баранов. Откуда родом Кац и Шарапов, мне также не известно, так как их сразу из Батайска отправили в глубокий тыл, кажется, в г. Астрахань.

Лично я после выздоровления возвратился в свою часть, 132-ОАТБ, которым продолжал командовать до конца войны. В нашу задачу входило материально-техническое обеспечение авиачастей и соединений, базировавшихся на территории 32-РАБ 8-ВА.

С тех пор больше мне не пришлось увидеть ни лейтенанта Карпова Л. А., ни лейтенанта м/с Велиховскую М. Я. Они не возвратились в 132-ОАТБ и продолжили службу в других частях.

О судьбе лейтенанта Карпова Л. А. я узнал только в 1956 году от знакомого мне генерал-майора тов. Клебанова, который сообщил, что Карпов погиб в авиакатастрофе в марте 1944 года под г. Мелитополем Запорожской области.

Отрывок из книги о подвиге Велиховской М. Я.

16

Це документальна розповідь про ратний труд солдатів і офіцерів Радянської армії в роки Великої Вітчизняної війни на території нашого краю (на початку та в період його звільнення) 1941—1944 років, а також про героїчне підпілля і партизанський рух та безприкладний опір краян фашистському терору, про земляків, які уславили себе на різних фронтах та в глибокому тилу ворога, як на своїй території, так і на партизанських стежках Європи.

Рецензенти:

ЯКУПОВ Назим Мухаметзянович, Герой Радянського Союзу, доктор історичних наук, професор, заслужений діяч науки України;

БОГУЛЬСЬКИЙ Анатолій Андрійович, кандидат історичних наук, професор.

…

Колишня добра знайома Веліховської, Євгенія Олександрівна Яворська, зберігала листи від однополчан Веліховської, які цікавилися долею безстрашної подруги. Відшукав Марусю й підполковник запасу М. Є. Рюмик, який проживав у Чернігові. Максим Єфремович сам родом із села Ятрань (ранiше Когутівка) Новоархангельського району. Він залишив хвилюючу розповідь.

«З Веліховською я вперше зустрівся у вересні 1941 року. Того дня понад двадцять німецьких літаків несподівано завдали бомбового удару по нашому аеродрому. Як правило, всяка раптовість сприяє збільшенню втрат. Маруся, ризикуючи життям, рятувала тяжкопоранених і надавала їм медичну допомогу. Серед них був і я. Підступала смерть. Для врятування необхідна була кров. І тоді Маруся наполягла перед лікарями на тому, щоб узяти потрібну кількість крові у неї. Саме цьому молодому фельдшерові, випускниці Кіровоградського медичного технікуму, завдячую своїм життям. Після одужання розшукав рятівницю і прийняв у свою частину. Веселу, розумну Марусю любили солдати і командири. За найскладніших обставин вона знаходила слова для полегшення страждань поранених. Я вручав Веліховській урядову нагороду — орден Червоної Зірки. Розійшлися наші фронтові дороги наприкінці червня 1942 року.

Було це так. Авіатехнічний батальйон, яким я командував, знаходився в селищі Сутоган, що поблизу Луганська, а штаб восьмої повітряної армії — в м. Старобєльську. Полковник Перцуленко наказав мені терміново доставити літаком «П-2», пілот якого захворів, секретну пошту в штаб армії. Пошту доставив у строк. А по дорозі назад спіткала невдача — відмовив мотор. Довелося робити посадку, в результаті якої літак розбився. Я пошкодив ногу і хребет. Мене підібрали колгоспники і відправили до ближнього лазарету. Минуло кілька днів. Перший ешелон підрозділу, якому він належав, поспішно змінив місце дислокації. За другим рейсом мав перебазуватись і лазарет. Та через три години після виходу першого ешелону німецькі танки закрили шлях. Всі, хто міг рухатися, з боями вийшли з оточення. Тяжкопоранені ж — я, Володимир Шарапов і Йосип Кац — залишилися в землянці. На щастя, фашисти сюди не заглянули. Два дні пролежали ми без їжі і води. А на третій за нами приїхали німецьким легковим автомобілем переодягнені в гітлерівську форму М. Я. Веліховська і лейтенант Карпов. Машина благополучно пересікла лінію фронту. Нас зустріли радянські розвідники. На прощання Маруся мовила: «Бережіть себе, товаришу командир, для вирішальної сутички з ворогом…»

З Кишинева відгукнувся підполковник запасу Ф. М. Ільченко, колишній начальник штабу сьомої гвардійської бригади, чоловік Веліховської. Саме він разом з нашим земляком М. Є. Рибаком та іншими офіцерами першим проник у штаб-квартиру Паулюса. У листі він був небагатослівний. Нелегко було згадувати про найдорожчу людину у своєму житті. В роті зв’язку з’явилася струнка і чарівна красуня з санітарною сумкою. З-під пілотки на плечі спадало густе волосся, прикриваючи офіцерські погони. Це й була дочка степової Еллади чарівна Марія Веліховська. У боях на Мамаєвому кургані, де навколо вирувало пекло війни, вона жодного пораненого не залишила на поталу фашистам. Була нагороджена медаллю «За відвагу», а згодом з’явилися й інші нові нагороди. Вона пройшла з 7-ю гвардійською весь переможний шлях. Визволяла й рідну Кіровоградщину. Після війни кілька разів приїздила до рідного міста над Інгулом. Заходила в технікум, зустрічалася з друзями.

Рани війни вкоротили їй віку. Поховали Марію Веліховську в Києві, на Байковому кладовищі.

Памятник на могиле Велиховской М. Я.

г. Киев, Байковое кладбище

Ильченко-Велиховская Мария Яковлевна

14.12.1920 — 16.05.1961

Дорогой безвременно ушедшей жене. Смерть вырвала радость из моего сердца, на него льются горькие слёзы

Битва под Сталинградом разделяется на 2 периода:

— оборонительный (17 июля — 18 ноября 1942 года);

— контрнаступление (19 ноября 1942 года — 2 февраля 1943 года).

Если человеку довелось быть непосредственным участником Сталинградской битвы — эти события остаются в его сознании на всю жизнь.

Помню, полноликая луна освещала искалеченный Сталинград. Чёрные выщербленные трубы, как мрачные памятники исчезнувшего в глубине веков безвестного народа, поднимались над пепелищем.

Под обрывистыми берегами реки Волги валялись скованные морозом людские трупы, изломанные тела, торчащие вверх ноги, скрюченные судорогой кисти рук. И всё это было наяву.

Самыми тяжёлыми для защитников Сталинграда были 13—15 сентября 1942 года. Противник вышел к Волге в районе Латошинка — Рынок. Требовалось подкрепление из резерва Главного командования. В числе прочих на оборону Сталинграда была направлена 8-ВА генерала Хрюкина, в состав которой входил наш 132-ОАТБ.

8-ВА в первых числах августа 1942 года перешла из Сталинградского во вновь созданный Юго-Восточный фронт. В конце сентября 1942 года Юго-Восточный фронт был переименован в Сталинградский фронт, а Сталинградский фронт стал Донским фронтом.

Лётчики 8-ВА с 19 ноября 1942 года по 2 февраля 1943 года только в Сталинграде произвели 45225 самолётовылетов, сбросили на головы врага 15400 тонн бомб всех калибров. За это же время они сбили 929 немецких самолётов.

Из «Наградных листов» 1942—1943 годов

Из  «Наградного листа» помощника командира роты по технической части 132-ОАТБ, техника-лейтенанта Лахновского И. И. (орден «Красная Звезда», 06.08.1942).

«На переправе через р. Дон в районе Ростова тов. Лахновский, рискуя своей жизнью, переправлял автомашины, делая плоты из дерева, и не обращая внимания на исключительно серьёзное нападение противника с воздуха, он сумел переправить 8 машин с авиагорючим и авиабомбами и вовремя доставил на аэродром 432-БАО в район Зелёная Роща».

Из  «Наградного листа» заместителя командира роты по политчасти 132-ОАТБ лейтенанта Будницкого И. Б. (орден «Красная Звезда», 27.01.1943).

«В период наступательных боёв наших войск в районе южнее Сталинграда тов. Будницкий руководил работой 20 автобензоцистерн и обеспечивал подвоз авиабензина на передовые аэродромы. Группа лейтенанта Будницкого отлично справилась с возложенной задачей. За два месяца работы не было ни одного случая несвоевременного подвоза горючего, несмотря на имеющиеся трудности, дальность перевозок, плохие дороги и т. д. Машинами, работавшими под руководством тов. Будницкого, перевезено свыше 500 тонн авиагорючего. Большинство машин имеют экономию времени согласно графику.

Рота лейтенанта Будницкого хорошо выполняет боевые задания и с сентября 1942 года держит переходное знамя батальона. 14 человек водителей младших командиров роты награждены за отличную службу орденами и медалями СССР».

Из  «Наградного листа» начальника штаба 132-ОАТБ, ст. лейтенанта административной службы Бибикова В. П. (орден «Красная Звезда, 13.04.1943).

«В период наступления наших войск южнее Сталинграда, тов. Бибиков в качестве руководителя передовой группы батальона, одним из первых переправился на правый берег реки Волга и лично руководил выполнением оперативных заданий по бесперебойному снабжению передовых аэродромов боеприпасами и авиагорючим.

За ноябрь и первую половину декабря оперативной частью автотранспорта перевезено свыше 800 тонн авиагорючего и около 500 тонн боеприпасов на аэродромы Абганерово, Зеты, Б-Чапурники и др.»

Из  «Наградного листа» Рюмика М. Е. (орден «Красная Звезда», 23.10.1943).

«С первых дней Отечественной войны находится на фронте. С августа 1942 по февраль 1943 года обеспечивал боевую работу лётных частей по защите г. Сталинграда. Одним из первых в составе автобатальона переправился на правый берег реки Волга. В трудных условиях организовал чёткую доставку боеприпасов и ГСМ для БАО на расстоянии 150—200 км. Из Чёрного Яра доставил 9479 тонн на оперативные аэродромы: «Светлый Яр», «Б-Чапурники», «Трудолюбие», «Жутово», «Абганерово», «Котельниково» — боеприпасов и ГСМ.

Наградной лист Рюмика М. Е.

В период летнего наступления Красной Армии и, особенно, в момент разгрома таганрогской группировки противника умело мобилизовал подчинённых на бесперебойную доставку боеприпасов и ГСМ, находясь в отрыве от баз снабжения.

Батальоном на аэродромы Б-Крапинская, Марьевка, Зайцево, Обрыв, Таганрог доставлено только с 20 июля по 10 сентября 5290 тонн боеприпасов и горюче-смазочных материалов, сделав при этом 293600 тонно-километров.

Автотранспорт содержится в хорошем техническом состоянии, из 84 автомашин в наличие, только 2 автомашины на 10.9.1943 неисправны — находятся в ремонте».

Отрывок из статьи в газете

В 2003 году в газете «Пенсионер и общество» №7 [34] была опубликована статья «Сталинградский котел. Медаль за мученичество». Автор статьи, Константин Гончаров, — это внук Фирсова М. Н., сослуживца отца.

«Битва за Сталинград и на подступах к нему продолжалась 200 дней и ночей. По своим масштабам это была бойня, не знавшая себе равных в истории человечества…

…И мой дед участвовал в героической обороне Сталинграда. Медаль «За оборону Сталинграда» была вручена (правда, гораздо позже) старшему технику, лейтенанту Фирсову Михаилу Никитовичу 21 ноября 1943 года. Удостоверение к медали (К №06051) подписал командир 132-ОАТБ, капитан Рюмин».

Личный состав (1942 год, Сталинградский фронт)

8-ВА

Командующий 8-ВА — генерал-полковник Хрюкин.

32-РАБ

Начальник 32-РАБ — полковник Перцуленко, полковник Клебанов.

Начальник штаба 32-РАБ — подполковник Быков, подполковник Рыжов.

Начальник политотдела 32-РАБ — подполковник Череднин.

Начальник АТС 32-РАБ — инженер-капитан (майор) Ткаченко.

Начальник ГСМ 32-РАБ — майор Белоцерковец, ст. лейтенант Шницер.

Начальник б/п 32-РАБ — капитан Чернер.

Начальник санитарной службы 32-РАБ — подполковник м/с Еромин.

Начальник автослужбы 32-РАБ — подполковник Ярмолаев.

Начальник ОК 32-РАБ — майор Абрамов П. А.

Начальник ОВС 32-РАБ — майор и/с Стороженко.

Начальник ОПС 32-РАБ — майор и/с Дубовик.

132-ОАТБ

Командир 132-ОАТБ — ст. лейтенант Рюмик М. Е.

Десантирование в тылу врага

Это было осенью 1943 года. Часть, которой я в то время командовал, базировалась на одном из полевых аэродромов юго-западнее г. Ростов-на-Дону.

Примерно в 14 часов дня 28 августа 1943 года мне позвонил начальник 32-РАБ полковник Клебанов и сказал, чтобы я оставил за себя начальника штаба капитана Бибикова В. П., а сам срочно выехал в штаб фронта. О своём прибытии я должен был доложить лично начальнику штаба фронта генерал-лейтенанту Бирюзову.

Оперативный дежурный провёл меня в кабинет генерала. Когда я зашёл и хотел доложить о своём прибытии, генерал прервал меня и сказал, чтобы я садился и слушал внимательно, поскольку задание особо важное.

Я сел за стол, генерал придвинул свой стул поближе ко мне и спросил, как хорошо я знаю Акимовский район Запорожской области, совхоз им. Сталина и станцию Партизаны. Я ответил, что ту местность знаю хорошо, так как часть, в которой я служил в 1941 году, продолжительное время стояла в данном совхозе.

Генерал Бирюзов сказал: «Вот и хорошо, как раз вы нам и нужны. Мы вам дадим четырёх смельчаков, и вы сегодня же с наступлением темноты будете переброшены самолётом в район совхоза им. Сталина для выполнения особо важного задания. Все подробности своих действий получите в Таганроге». Пожал мне руку, пожелал удачи и отпустил меня.

Когда я вышел из штаба, меня уже ждал шофёр легковой автомашины, с которым я уехал в г. Таганрог. К тому времени Таганрог ещё не был полностью освобождён, половина города находилась в руках гитлеровцев.

Права водителя 1-го класса, которые были выданы Рюмику М. Е. в г. Ростов-на-Дону 20.08.1943 года (дубликат)

В Таганроге меня встретил и любезно принял пожилой полковник пограничных войск. Фамилию полковника не знаю, да это и понятно, что в таких случаях не всем разрешается знать людей, занимающихся секретной службой. Кабинет полковника находился в подвале трёхэтажного дома на северо-восточной окраине города.

Несмотря на то, что полковник уже не молодой, но очень подвижный, глаза живые, красивые, голубого оттенка. В обращении полковник очень вежлив и тактичен, говорит мало, но чётко. Со мной общался всего 25 минут, но я всё, что требовалось от меня и моих товарищей, понял.

Полковник сказал, что задание особо важное и связано с большим риском — совершить диверсию на станции Партизаны, которая находится в трёх километрах от совхоза им. Сталина.

Знакомство с моими коллегами (их генерал Бирюзов называл смельчаками) проходило в кабинете полковника. При знакомстве их фамилии не называли, только по имени. Полковник сказал: «Вы временно должны забыть свои фамилии, а если кто-либо из вас попадёт в плен к гитлеровцам живым, так придумайте себе фамилию, кому какая нравится».

Полковник лично каждого представлял. Первым был Володя, рост 2 метра. Мы его называли «Великан». Затем был представлен краснощёкий, коренастый, выше среднего роста, Геннадий, а два маленьких паренька «карликовой» породы подошли сами и назвались Вадимами — Вадим-I и Вадим-II.

После всей этой церемонии полковник подвёл всех нас к карте для уточнения района приземления и сказал, чтобы готовились для выезда на аэродром. Всё, что нам нужно для выполнения задания, уже находится в самолёте №35. Дальше полковник сказал, что амуницию вручит один человек, который встретит нас на аэродроме.

После приземления, я должен был найти явочную квартиру для связи с подпольными товарищами, которые служат в полиции. Пароль и отзыв был только у меня. Пароль был такой: «Где ваша больная корова?» Хозяин отвечает: «Уже поздно, три часа тому назад наша кормилица богу душу отдала». Явочная квартира находилась в совхозе рядом с водонапорной башней. Звали хозяина Гончаров Дмитрий Васильевич.

Когда мы остались в кабинете полковника для уточнения пароля, я задал вопрос относительно надёжности смельчаков. Полковник мне ответил, что у него нет оснований сомневаться в этих людях. Затем добавил, что вам, товарищ Максим (то есть мне), оказано высокое доверие от командования штаба фронта.

После этого полковник сказал, что вылет самолёта назначен в полночь с 28 на 29 августа 1943 года. Проводил меня до машины, стоявшей у подъезда, пожелал счастливого приземления и благополучного исхода действий.

Приехали на полевой аэродром. Нас покормили, дали в дорогу 5 бортовых пайков и велели отдыхать в землянке, что мы и сделали.

Вылетели ровно в полночь. Через линию фронта перелетели благополучно, что для нас было особенно важно. Через 40 минут нормально приземлились в заданном районе. Приземлились в поле в 5 км от совхоза им. Сталина и в 7 км от станции Партизаны.

Собрались все вместе, уточнили маршрут движения на местности и пошли к совхозу. Шли мы быстро, но соблюдали большую осторожность и осмотрительность.

Подошли к совхозу и примерно в 300 метрах сделали временный привал в совхозном саду.

Подрыв складов ГСМ

Я оставил своих товарищей в саду, а сам пошёл на конспиративную квартиру для связи с подпольными товарищами, с которыми мы должны были вместе высадить в воздух немецкий склад ГСМ и боеприпасы на станции Партизаны.

Выходя из сада, я был в полной надежде на благополучный исход, но этого не случилось. Сторож, который охранял сад, предупредил меня, что в совхозе находится венгерская дивизия, которая прибыла сюда два дня тому назад. Водонапорная башня охраняется усиленным караулом, кругом патрули.

Эта неожиданность меня просто потрясла. До конспиративной квартиры не добраться. А что такое разведчик без связи? Нуль. Грош ему цена. Если ждать до утра, то немцы обнаружат и перещёлкают нас, как куропаток.

Голова идёт кру́гом, мысли текут, как рваные клочья облаков. Конечно, в такое время у каждого человека, как у моря, бывают свои приливы и отливы. И вот в уголке моего сознания шевельнулась мысль, что надо действовать своими силами.

Сторож спросил меня, кто я такой. Я ответил, что убежал из концлагеря. Старик дал мне два арбуза, немного слив и сказал идти подальше отсюда, так как утром здесь немчура ползает, как черви.

Я поблагодарил сторожа и ушёл к своим товарищам. Доложил обстановку и попросил их высказать свои мнения. Первым начал Володя. Он сказал, что желательно услышать мнение «Старшего», так они меня называли между собой. Я коротко изложил свой план действий, и его приняли единодушно.

План был следующий — не теряя времени, начать действовать самостоятельно, а после выполнения задания разойтись по одному по сёлам и укрыться до прихода Красной Армии. Я уже говорил, что в нашу задачу входило уничтожить немецкий фронтовой склад ГСМ и боеприпасы на станции Партизаны. Ввиду того, что нам не судьба связаться с товарищами-подпольщиками, мы решили действовать сами по себе, учитывая, что мне эта местность хорошо знакома.

Решили так — Геннадий и оба Вадима заходят со стороны лесозащитной полосы, открывают огонь по штабелям железных бочек термитными пулями. Бочки взрываются, возникает пожар на складе. Следовательно, всё внимание гитлеровцев будет приковано к лесозащитной полосе. Используя замешательство и панику охраны склада, я и Володя минируем и взрываем наземные ёмкости большого тоннажа.

Магнитных мин («пиявок») у нас было 10 штук, кроме того были трофейные автоматы с термитными патронами. Этого было достаточно для уничтожения фронтового склада ГСМ и боеприпасов.

Когда мы под покровом темноты подошли почти вплотную к складу, немецкие овчарки было подняли лай, но мы сразу же разделились на две группы.

Первая группа — два Вадима и Геннадий по-пластунски поползли к проволочной изгороди, а мы с Володей зашли со стороны железнодорожной станции и растворились в гуще пассажиров. Помню, как перед расставанием Геннадий сказал, что если кто-либо из нас умрёт, так только для того, чтобы наша любимая Родина жила и процветала.

На складе по-прежнему было тихо, даже овчарки сторожевые перестали лаять. В этот момент у меня неожиданно произошло оцепенение. В голове всё перепуталось, смутные мысли начали терзать душу, ведь я взял на себя непосильную ношу, которая связана с большим риском. Малейший промах потребует от нас отдать жизни, не оставляя взамен никакого возмездия врагу.

Я стал прислушиваться к голосу своего сердца, но оно молчало. Время торопило, а два Вадима и Геннадий не давали о себе знать. Я уже сгоряча подумал, что мои смельчаки не решились и убежали, например, напоровшись на вражеский патруль.

Но не успел я собраться с мыслями, как послышалась автоматная стрельба на складе ГСМ со стороны лесозащитной полосы, лай сторожевых собак и паника гитлеровских солдат.

Один из пассажиров заскочил в теплушку, где грелись отъезжающие, и крикнул: «На складе пожар!» Все пассажиры выбежали из теплушки и бросились врассыпную. Некоторые с криками побежали к складу, смотреть на зрелище.

Немецкие солдаты бегали вокруг склада в нательном белье, а бочки продолжали взрываться и со свистом разлетались во все стороны. Огонь распространялся всё шире и шире, приближаясь к штабелям пустой тары.

Для ликвидации пожара немцы начали загонять зазевавшихся пассажиров внутрь склада. Мы охотно согласились «помочь» немцам ликвидировать пожар. Многих загоняли силой, а мы с Володей чуть ли не первыми забежали на склад. Используя шок гитлеровцев, без всякого труда наклеили наши маленькие, но удаленькие «пиявки» на 10 наземных 50-кубовых ёмкостей, которые были защищены капонирами.

Завод наших мин составлял 15 минут. Из склада мы сразу же ушли под видом «взять лопаты», которые в то время подвезли немцы на машине. За 15 минут успели отбежать примерно 1,5—2 км, как нас настиг оглушительный взрыв. Мощной воздушной волной сбило с ног. После взрыва наземных ёмкостей с бензином образовался большой 300-метровый столб огня с чёрным грибом дыма.

Склад был полностью уничтожен. Позже для ликвидации пожара из Мелитополя прибыл танковый полк, который находился на отдыхе. Но все попытки гитлеровцев спасти хотя бы часть горючего и боеприпасов, не увенчались успехом. Штабеля с боеприпасами находились метров за 100, но и они не уцелели.

Наши боевые товарищи — два Вадима и Геннадий были схвачены гитлеровцами, и про их дальнейшую судьбу мне не удалось точно узнать.

Много было кривотолков, но подтвердить никто ничего не мог. Одна старушка уже после войны говорила, что гитлеровцы бросили их в огонь, и они сгорели. Полицай говорил, что гитлеровцы привязали всех троих проволокой к железным бочкам с бензином, а затем подожгли, баки взорвались вместе с нашими боевыми товарищами.

Хотелось бы верить, что они не умерли, что такие люди бессмертны…

Отход в село

Я уже говорил, что взрыв заминированных нами ёмкостей с бензином был потрясающим зрелищем, а сила взрыва настолько велика, что в совхозе в домах стёкла вылетали из оконных рам.

Мы с Володей после двухминутного шока поднялись и побежали к реке. Сгоряча бросились в реку одетыми и обутыми. Опомнились только тогда, когда возникла реальная опасность утонуть.

Повернули обратно к берегу, вышли из воды, сняли верхнюю одежду и обувь. Теперь в одном нательном белье снова бросились в воду, чтобы переправиться на противоположный берег и скрыться подальше от немцев, которые могли с помощью собак напасть на наш след.

Мы достигли противоположного берега, а выйти из воды не решались, так как в этом районе появились немецкие мотоциклисты, которые, по-видимому, спешили к месту пожара. Мы договорились плыть по течению воды, чтобы нас не обнаружили гитлеровцы. Для того чтобы уйти из опасной зоны, нам пришлось проплыть ещё около 1,5 км.

Когда мы выбрались на берег, то направились к ближайшей скирде с целью спрятаться там и собраться с мыслями. Затем мы планировали добраться до первого попавшегося села, а там укрыться и ожидать подхода частей Красной Армии, которые наступали и были уже близко.

Всё, как будто бы, шло хорошо. До скирды мы добрались под покровом темноты, сняли с себя мокрое нательное бельё, выжали его и опять же его надели, так как другого ничего на смену не было. Взобрались на скирду, сделали на двоих «медвежью берлогу», прижались друг к другу, и сразу же нас одолел крепкий сон, который не покидал с 4 часов утра до 18 часов вечера.

За это время мы чертовски проголодались, а положить на зуб нечего. Все продукты остались на первом привале в совхозном саду. Так было предусмотрено нашим планом, согласно которому мы должны были после выполнения задания возвратиться в сад, подкрепиться и по одному человеку разойтись по сёлам. Но жизнь внесла свои коррективы. Мы не смогли попасть в сад, поскольку помешали немецкие мотоциклисты, появившиеся на том берегу реки.

С наступлением темноты решились идти в село, которое находилось от скирды примерно в 6—7 км. Для того чтобы не демаскировать себя, мы нательное бельё намеренно испачкали грязью.

Достигли села, подошли к избушке, стоявшей на краю, постучали в окно. Хозяева не заставили себя долго ждать, дверь сразу же открыл мальчик и впустил в комнату. Женщина лет 35 с тремя детишками лежала на печке. Она слезла с печки, зажгла коптилку, но как посмотрела на нас, чумазых, то потеряла сознание.

Нам минут 10—15 пришлось возиться с этой женщиной, пока привели её в чувство. Кушать мы у неё не просили, так как видно было, что у неё нет ничего. Мы попросили что-нибудь из поношенной одежды. На меня хозяйка сразу же подобрала старенький костюм мужа, а на моего двухметрового друга, которого звали «Великаном», ничего не смогла найти. Но она посоветовала, к кому из соседей можно пройти за помощью.

Принять кого-либо из нас и спрятать где-либо до прихода советских частей, хозяйка категорически отказалась, так как её мужа гитлеровцы в 1942 году расстреляли за то, что он укрывал у себя партизан. Кроме того, хозяйка предупредила, что все крайние хаты в сёлах усиленно проверяются полицией.

Мы, не теряя времени, сразу покинули избушку, и пошли в тот дом, где можно было бы найти что-либо из верхней одежды. К нему нас подвёл мальчик, который сам вызвал хозяина во двор.

Хозяин был такой же верзила, как и мой друг Володя. Забрал нас в избу, дал Володе свой изрядно поношенный костюм. Хозяйка накормила нас, а затем хозяин посоветовал идти в зерносовхоз №53, что в 15 км от Мелитополя. Там немцев нет, а управляющий парень — наш человек. Здесь же всё село забито немчурой.

Мы поблагодарили хозяев, вышли во двор, но у калитки нас уже ждали полицаи. Они приказали поднять руки вверх и не сходить с места.

Я сразу, как кошка, одним прыжком вскочил в палисадник, пробежал через сад по направлению к пруду и прыгнул в воду. Мой друг Володя, не сговариваясь, бросился в другую сторону. Он хотел скрыться за сараем, но автоматная очередь настигла его и оборвала жизнь прекрасного, мужественного богатыря, который смело шагал по жизни и не один раз смотрел смерти в глаза.

Погреб хозяйки

Я переправился через пруд марафонским кроссом и ушёл в поле. Погони за мной никакой не было. От этого села, не помню уже его названия, я отбежал примерно 4 км и случайно наткнулся на тракторную будку, в которой жила старушка лет 65. Её дом немцы сожгли, она ушла в поле и поселилась в тракторной будке.

Я зашёл в будку переодеться и просушить костюм, но старушка уже давно не топила печку, так как нечем было топить.

Старушка посмотрела на меня и сказала: «Снимай, сынок, мокрую одежду, а в этом узелочке, что лежит в углу, есть моя юбка, кофта и тёплый платок. Бери всё это, переоденься и уходи, милый, потому что в эту будку каждую ночь приходят полицаи. Поэтому я и дверь не закрываю».

Я всё мокрое снял с себя, одел юбку-шестиполку, кофту, а голову подвязал тёплым платком. Ни одной минуты не теряя, ушёл просёлочной дорогой в совхоз №53. Дорога по обе стороны была обсажена белой акацией. Я шёл не по дороге, а по обочине вдоль посадки, опасаясь встретиться с нежелательными «друзьями».

Не доходя до совхоза примерно 8 км, меня нагнала бричка, лошади хорошие и очень резвые. На ко́злах брички сидел кучер, а сзади полулежал человек. Я попросил кучера, который управлял лошадьми, подвезти меня, а он говорит: «Ты что, старая ведьма, не видишь, кого я везу?»

Я сказал ему, что иду в совхоз к своему сыну, который работает управляющим, и очень устала. Человек покряхтел, заёрзал на ко́злах, посмотрел на своего начальника, а тот так сладко спал, что от его дикого храпа лошади пугались. Тогда ещё раз посмотрел на меня и милостиво разрешил сесть.

Кучер не молодой уже, лет 50—55. Я спросил этого человека, куда они едут и кого он везёт. Он мне ответил, что едут в село Ореховку и будут проезжать мимо совхоза, а кого везу, так это тебя, каргу старую, не касается.

Когда я присмотрелся к храпящему, то увидел, что это полицай. Я тогда попросил остановить лошадей, чтобы сойти с брички, но старик сказал, чтобы я не боялся, ведь полицай пьяный, как свинья, и проснётся только дома.

В это время что-то странное, уму непостижимое, вошло в мои мысли — задавить мерзавца, отомстить за смерть моих боевых товарищей. Я про себя подумал: «Какая мать могла родить такого шакала?»

Я почувствовал прилив особой ненависти к этому продажному подонку и, как рысь, бросился на храпевшего пьяного полицая. Схватил его за глотку. Но он оказался сильнее меня, сразу проснулся, вырвался из моих рук, подмял под себя и нанёс такой оглушительный удар, что пучок пламени сверкнул перед моими глазами.

Тогда он наметил второй раз ударить меня (это был бы конец), но верзила не успел, поскольку старик вонзил ему в затылок финский нож. Полицай дико заревел, как бык, и свалился с брички.

Старик натянул вожжи, и лошади галопом помчались вперёд. Не доезжая полкилометра до совхоза, мы со стариком слезли, а лошадей повернули в обратную сторону. Старик отпустил им по одному кнуту, и лошади с бричкой понеслись назад.

Мы пошли в совхоз. Шли молча, старик только сказал: «У тебя, милая, храбрости и дерзости много, а ума маловато, а может быть и вообще нет. Скажи спасибо моему сердцу, что оно такое».

Дошли молча до совхоза, старик взял меня за руку и сказал: «Я тебя, старая крыса, сейчас сдам полицаям, и они из тебя сделают омлет за убийство начальника полиции куста». Я ему ответил, что готов принять любую смерть после такого поединка.

Старик подвёл меня к дому — избушке на курьих ножках. Три раза стукнул пальцем, и через несколько минут дверь была открыта. Открыла дверь женщина лет 30 и вежливо пригласила нас зайти в избу.

Мы зашли, поздоровались с ней, она зажгла лампу военного времени. Старик взял меня за руку, подвёл к лампе и сказал: «Извините, что я вам наговорил глупостей, ведь вы и не такая старая, не правда ли?»

Я кивнул головой и улыбнулся, а старик говорит: «Вот что, „мадам“, я человек свой, эта женщина также наша, давай, выкладывай всё — кто ты такой и откуда следуешь?» Я рассказал, что сбежал из концлагеря и добираюсь поближе к своим боевым товарищам.

Старик посмотрел на меня лукавым взглядом и спросил: «Вы с „красным петухом“ на станции Партизаны не встречались?» Я ответил, что не понял его и никаких петухов не встречал. Он тогда добавил, чтобы я не волновался, так как мы люди свои и ждём того дня, когда всё в этой жизни станет ясно. Я ответил, что не пройдет и 15 дней.

Старик заторопился, а мне нужно будет спуститься в погреб и устраиваться поудобнее. Затем старик подошёл ко мне вплотную и сказал, что при любых обстоятельствах мы должны жить, что жизнь — это борьба. Затем он предупредил, что я его не видел, и он меня тоже. Я утвердительно кивнул головой.

Старик пожал мне руку, сказал: «До встречи!» и вышел из избы. Я спросил хозяйку, кто он такой, но она мне ничего не ответила, тем самым дала понять, чтобы я её больше не расспрашивал.

Мою хозяйку звали Евдокия Яковлевна Мельничук, а её маленького сынишку — Славик. Сама она уроженка Кировоградской области, из Новоукраинского района, 1917 года рождения. До 1941 года работала в Крыму в Алупке в одном из санаториев, а муж её в том же санатории работал завхозом. Когда немцы оккупировали Крым, мужа Евдокии немцы расстреляли, а она с ребёнком убежала и нашла приют в этом совхозе.

Для того чтобы описать её жизнь на вражеской оккупированной территории, нужно иметь железные нервы. Возможно, я со временем и напишу маленький, но трогательный очерк об этой замечательной женщине-патриотке, но сейчас не могу — здоровье не позволяет.

Прожил я у этой женщины 8 дней, но затем обстоятельства заставили сменить место жительства.

Все 8 дней я находился в погребе, который располагался в кухне под полом. Вход в погреб через люк. В погребе было очень сыро, холодно, постели не было никакой, самому и то места мало. Евдокия Яковлевна не имела возможности мне помочь, так как сама спала в доме с ребёнком на соломе и укрывалась соломой.

Кушали всё то, что она могла где-либо найти. Часто приносила очистки с картошки, варила кормовую свеклу, и мы кушали суп. Выходить из погреба мне разрешалось только поздно вечером, но и то, на небольшое время — всего 15—20 минут. Вернее, для того, чтобы вместе покушать.

Кушали один раз в сутки, а Славик кушал 2 раза в сутки. Теперь вы можете себе представить, что это была за жизнь.

Неожиданное спасение

На девятые сутки, ночью, время точно не помню, подъехала к нашей избушке немецкая грузовая машина с тремя полицаями. Они сломали наружную дверь, ворвались в избу, посветили фонариком и спросили хозяйку, где её погреб. Хозяйка сказала, что она в этой избе живёт всего несколько дней и не знает, есть ли вообще здесь погреб.

Разгневанный полицай изо всей силы ударил женщину резиновой палкой по голове, хозяйка свалилась на пол и потеряла сознание.

В то время проснулся ребёнок и начал плакать. Полицай схватил ребёнка и хотел выбросить через окно на улицу, но тут второй полицай подскочил к извергу, отнял мальчика и сказал ему: «Витя, так не хорошо, ребёнок не виноват». Прижал испуганного дрожащего мальчика к своей груди и начал успокаивать его.

Мальчик спросил у своего спасителя: «Почему мама так долго спит?» Он ему ответил, что мама больная. Третий полицай взял кружку с водой и плеснул на женщину. Хозяйка открыла глаза, простонала и опять потеряла сознание.

Это была самая страшная, жуткая и потрясающая картина. Чтобы описать ситуацию, нужно владеть особым талантом писателя.

Я всё это слышал и не желая, чтобы из-за меня пострадала моя добрая и душевная хозяйка, вылез из погреба и сдался добровольно полицаям. Ко мне подошёл тот старший полицай, который нанёс оглушительный удар по голове хозяйке, и спросил меня, буду ли говорить правду или играть в «кошки-мышки». Я ответил, что буду говорить правду, если вы оставите женщину с ребёнком в покое.

Он ударил меня кулаком под лопатку, и я потерял сознание, но через несколько секунд пришёл в себя. Тогда он нанёс второй удар кулаком по зубам. Удар был настолько сильным, что сразу три зуба вылетели с правой стороны, а нижняя челюсть сошла с места.

Подошли два остальных полицая, взяли меня под руки, вынесли из избы, бросили в кузов машины. Затем сами залезли в кузов, а старший сел в кабину. Машина тронулась с места и поехала в направлении Акимовского района.

Когда отъехали немного от совхоза, между полицаями разгорелся спор. Один из спорящих произвёл из пистолета выстрел в затылок тому полицаю, который сидел в кабине. Водитель бросил руль машины, сам на ходу выскочил и попытался скрыться, но автоматная очередь настигла и его. Шофёр заорал диким голосом и уснул вечным сном.

Машина свалилась в кювет и остановилась. Один из двух полицаев вылез из кузова, возвратился назад, перетащил труп мёртвого шофёра и закинул его в кабину. Затем полицаи подожгли машину.

Рюмик М. Е. (20.12.1943 года)

После этого мы втроём, два полицая и я, пошли в Мелитополь на железнодорожную станцию. Меня завели в землянку, переодели в полицейскую форму, выдали справку на имя Соловьёва Владимира Кузьмича и отвели в железнодорожную больницу. В больнице меня лечили венгерские врачи, которые имели тесную связь с нашими подпольными товарищами.

Когда венгерские и немецкие части ожесточённо сражались за центральные районы города, меня и двух венгерских врачей один из полицаев перевёл в подвал, в разбитый дом рядом с вокзалом, и сказал, чтобы мы не беспокоились, так как это место надёжное.

В подвале нам много жить не пришлось, так как на второе утро передовые части Красной Армии полностью очистили город. Это было 23 октября 1943 года.

О полицаях, которые меня выручили, сведений нет, так как они ничего о себе не говорили. Но это люди советские.

Когда передовые части 4-го Украинского фронта освободили г. Мелитополь и Акимовский район, я смог рассказать, сколько хороших и честных людей работали в подполье на оккупированной территории.

Действительными героями и патриотами любимой отчизны нужно считать моих мужественных и отважных товарищей-разведчиков, отдавших свои жизни за то, чтобы жила и процветала наша Родина-мать: Вадим «первый», Вадим «второй», Геннадий, Володя «Великан». Все они были посмертно награждены орденами Отечественной войны II степени.

Я также был награждён орденом Отечественной войны II степени (позже).

В этом рассказе я старался сохранить подлинную обстановку, подлинные имена действующих лиц. Стремился в изображении их поступков быть максимально точным. Думаю, что эти простые советские люди, которые совершили настоящий подвиг, выполняя особое задание на станции Партизаны в 1943 году, заслуживают того, чтобы о них узнал читатель.

Рюмик М. Е. (первый слева), ориентировочно 1943 год

Старик Чугай

В ночь с 6 на 7 апреля 1944 года командующий 8-ВА генерал-лейтенант Хрюкин принял решение нанести бомбовый удар с воздуха по немецким аэродромам, находящимся вблизи г. Джанкой и станции Сарабуз. По сведениям наземной и воздушной разведки на этих аэродромах базировалось много самолётов противника.

Для успешного выполнения задания необходима была корректировка огня. С этой целью начальнику 32-РАБ полковнику Клебанову было приказано выделить двух офицеров для выброски в тыл противника в районе г. Джанкой и станции Сарабуз.

Рюмик М. Е. (лето 1944 года)

Ночью 6 апреля 1944 года самолёт Си-47 «Дуглас» поднялся с Чаплинского аэродрома в Херсонской области и взял курс на Симферополь. В самолёте было двое: майор Куцак и я. Майор Куцак через 30—35 минут спрыгнул на парашюте в районе г. Джанкой.

Я покинул самолёт в 3 часа ночи в районе станции Сарабуз. Приземлился на окраине села Софиевка в 500 метрах от аэродрома, на котором гитлеровцы сосредоточили большое количество самолётов Ю-87.

Наш же самолёт после выброски парашютистов на развороте попал в зону зенитного огня противника и загорелся. Экипаж самолёта успел быстро выброситься и после приземления скрылся в железнодорожной будке. Все члены экипажа надёжно были спрятаны хозяином этой будки.

Я тоже находился в безопасном месте, по крайней мере, мне повезло с местом десантирования. Приземлился недалеко от шоссейной дороги «Симферополь — Сарабуз», по которой двигалась повозка в сторону Сарабуза.

Я решил воспользоваться оказией и поспешил перехватить повозку. Остановил её и спросил хозяина, куда он едет. Хозяин повозки, некий Чугай, ответил мне, что везёт с мельницы муку в Софиевку для немецкой кухни. На повозке была также его 16-летняя дочь, Воронкова Мария Яковлевна.

Я попросил дедушку Чугая подвезти меня в Софиевку и на время укрыть у себя. Но старик ответил, что у него живут два немецких офицера — командир авиаполка и командир авиаэскадрильи, и что он не хочет брать грех на свою душу. Немецкий полковник — хороший человек и верит ему, поэтому обманывать нельзя.

Тогда я попросил только подвезти к селу, но старик опять отказал мне, ссылаясь на то, что не хочет иметь никаких дел с партизанами.

Хотя я ему и объяснил, что не партизан, а член экипажа подбитого самолёта, но дедушка Чугай и слушать не хотел. Он сказал, чтобы я зря времени не тратил и шёл туда, куда послали партизаны.

Тут девушка, сидевшая возле старика, соскочила с повозки, подошла ко мне и сказала: «Пойдём скорее, недолго и рассвет». Взяла мой парашют, уложила на повозку и попросила отца, чтобы отвёз парашют домой и спрятал. Она хотела сшить платье из него сестрёнке и себе.

Затем взяла меня за руку и предложила идти за ней. Вскоре мы подошли к речке Салгир и пошли по воде. Речка была не мелкая, да и вода в ней холодная. И я спросил у девушки, почему же мы не выйдем на берег. Она удивлённо посмотрела на меня и ответила: «Я думала, что вы настоящий герой, а вы даже не знаете элементарных правил рядового партизана».

Да, нужно было идти по воде, чтобы немецкие овчарки не смогли взять след. По реке мы прошли километра полтора. К утру вышли к дому дедушки Чугая.

Я спрятался в сарае под кормушкой и пролежал там 5 часов. Затем девушка перевела меня на чердак своего дома. В этом доме действительно разместились на постой два немецких командира.

В то время, когда меня переводили из сарая, их дома не было, но у ворот стоял немецкий часовой. Тогда меня переодели в сарае в женское платье, и в таком виде я вышел из сарая вместе с девушкой под видом «матери», которая несла ведро с молоком. «Дочь» шла рядом. Так было обеспечено моё надёжное укрытие.

В это время гитлеровцы искали экипаж советского самолёта, но так и не смогли найти. Обозлённые, они два дня держали под допросом женщин, стариков и детей деревни, требуя выдачи советских лётчиков, которые приземлились на окраине Софиевки. Но никто лётчиков не выдал.

В 5 часов утра 7 апреля 1944 года Сарабузский аэродром был атакован советскими самолётами 8-ВА. Корректировку огня с земли вела юная Мария Воронкова, которая находилась вне подозрения, так как в её доме жили высокие немецкие чины, а брат работал в полиции и пользовался большим авторитетом у немцев.

Бомбовый удар по аэродрому был нанесён с большой точностью. Из 160 немецких самолётов добрая половина была уничтожена и частично повреждена. Гитлеровцы с ног сбились, но корректировщика огня найти не смогли.

Как выяснилось позже, Мария, её родной брат и дедушка Чугай работали по заданию крымских подпольщиков.

Тайник в русской печке

Мое пребывание на чердаке длилось 5 суток, и было оно очень тревожным.

9 апреля 1944 года мать Марии, Валентина Воронкова, предложила мне помыться. Я покинул своё убежище и спустился с чердака в комнату. В это время в дом зашла подруга Марии, приоткрыла ширму, увидела меня, но сделала такой вид, что ничего не поняла.

После её ухода я расспросил хозяйку дома об этой девушке. Хозяйка ответила, что это подружка Марии, и она ничего никому не скажет.

Вечером того же дня приехали немецкие офицеры и организовали бал по случаю награждения командира авиаполка. Кутили они до утра. Но в 6 часов 10 апреля 1944 года на Сарабузском аэродроме завыла сирена. Пьяные офицеры в одних рубашках помчались на аэродром и больше не возвратились. Вещи и мундиры полковника и майора увезли денщики.

Все мы торжествовали. Однако вскоре пришли полицай со старостой и потребовали выдать лётчика, который прятался в этом доме. В комнате была только одна хозяйка, Валентина Воронкова, которая ответила, что никого здесь нет. Полицай начал угрожать ей оружием, но хозяйка не выдала меня.

Тогда староста пошёл к соседке и привёл девушку, подружку Марии. Она заявила начальнику полиции, что Воронковы прячут в своём доме советского офицера, и она видела его, когда заходила.

Полицай приступил к обыску. Всё перевернул в квартире, в сарае, в погребе и даже заглянул в колодец. Осталось проверить чердак. Пока они обыскивали сарай и были в погребе, я слез с чердака и спрятался в доме в русской печке.

Полицай проверил чердак, но никого не обнаружил. Тогда он сказал девушке, что за клевету она получит 20 резиновых палок лично от начальника полиции. Хозяйка дома усадила за стол старосту и полицая, дала им по стаканчику спирта. Они выпили, извинились и ушли.

За это время я в печке стал похожим на негра. Вылез из печки и сразу же перешёл на своё прежнее место на чердаке. Но ночью мне пришлось сменить своё «место жительства», так как начальник полиции, не поверив полицаю и старосте, решил лично проверить дом дедушки Чугая.

Мне опять пришлось надеть юбку и кофту хозяйки и выйти во двор. Теперь меня спрятали на чердаке соседского дома Волохова, царского полковника в отставке. Он был уже слишком стар, и к нему никто не заходил. Здесь я чувствовал себя более спокойно.

К вечеру 11 апреля 1944 года передовые части и соединения 4-го Украинского фронта освободили станцию Сарабуз и деревню Софиевка. 12 апреля 1944 года штаб 8-ВА и 32-РАБ перебазировались на Сарабузский аэродром, а моя часть разместилась в Софиевке. Так я опять оказался среди своих друзей по оружию.

За выполнение задания и боевую работу я был награждён орденом Красной Звезды. Семье дедушки Чугая командованием 8-ВА была объявлена благодарность и выдана справка о том, что они действительно работали на оккупированной территории по заданию Крымского подпольного обкома партии.

Осенью 1945 года семья дедушки Чугая выехала на Кубань, но в какой станице или районе они поселились, мне не известно. Посылал я запрос в Краснодар, но положительного ответа так и не получил.

То, что совершили советские воины во время штурма Сапун-горы в Севастополе 8—9 мая 1944 года, ломало сложившиеся понятия о физических и моральных возможностях человека.

Если бы существовали эталоны прочности человеческих характеров, то тех, кто вёл бой на Сапун-горе, можно было бы назвать «Крымская сталь».

8-ВА в Крымской операции в основном прикрывала с воздуха войска 51-й наземной армии, следовательно, в значительной степени способствовала успешному наступлению наших войск.

За Крымскую операцию лётчики 8-ВА сбили 578 самолётов, а зенитчики — только 102. За это же время лётчики 8-ВА сбросили на врага 2250 тонн авиабомб и 29000 противотанковых снарядов.

Июль 1944 года я встретил в должности командира батальона (132-ОАТБ, 32-РАБ, 8-ВА, 3-й Украинский фронт). В 1944 году мы пересекли государственную границу СССР и начали освобождение Европы. 28 октября 1944 года я стал майором, а на следующий день произошло событие, которого так долго ждал — приём в партию.

Начальник политотдела подполковник Чередник (слева) вручает партийный билет майору Рюмику М. Е. (справа) 29.10.1944 года

Из «Наградных листов» 1944 года

Из  «Наградного листа» капитана Рюмика М. Е. (орден «Отечественная война второй степени», 13.05.1944).

«Капитан Рюмик показал свои организаторские способности в период Крымской операции. В результате умелой мобилизации личного состава вокруг поставленных задач по обеспечению боевой работы частей 3-го Истребительного Корпуса батальоном в условиях бездорожья подвезено на оперативные аэродромы Биюк-Онлар, Сарабуз, Кача, Аджи-булат, Табак-Совхоз — ГСМ 646 тонн, боеприпасов, авиатехимущества и продовольствия 1568 тонн. Автомашины совершили пробег 129800 км. Несмотря на большую нагрузку, автотранспорт в батальоне находится в боевом состоянии».

Из  «Наградного листа» начальника штаба 132-ОАТБ капитана Будницкого И. Б. (орден «Отечественная война 2-й степени», 3.12.1944—12.05.1945).

«Особенно много он работал во время подготовительных операций к прорыву обороны противника на Западном берегу реки Дунай (севернее реки Драва). Им лично направлялись и инструктировались колонны, отправляющиеся в рейсы за боеприпасами и горючим в Видин, Заечар, Оршову и др.

Только в течение ноября 1944 года автотранспортом батальона перевезено свыше 1500 тонн боеприпасов и 2500 тонн авиабензина при общем пробеге 350000 км».

Из  «Наградного листа» командира автороты 132-ОАТБ, ст. техника-лейтенанта Фирсова М. Н. (орден «Красная Звезда», 27.12.1944).

«В период Мелитопольской операции автотранспорт роты ст. техника-лейтенанта Фирсова работал по подвозу авиагорючего, боеприпасов и продовольствия на передовые аэродромы и с поставленными заданиями справился.

Огромную работу по перевозкам провела рота тов. Фирсова в период подготовки и проведения Крымской операции. Несмотря на абсолютное бездорожье и сложные метеорологические условия, автотранспортом роты за 4 месяца работы перевезено свыше 3000 тонн авиабензина, 3600 тонн боеприпасов и свыше 2000 тонн прочих грузов».

Наградной лист Фирсова М. Н. (подпись Рюмика М. Е.)

Офицерский состав 132-ОАТБ (снизу вверх, слева направо): Шестак,?, Чёрный, Будницкий, Сергеев, Жеребятьев, Рюмик, Бибиков, Ильвачёв, Галушка,?, Фирсов, Герштейн,?, Боженко, Твердохлебов

(Панчево, Югославия, 1944 год)

Симферополь, май 1944 года, 132-ОАТБ, однополчане Рюмика М. Е., среди них Царёва В. В. (6-я слева)

Симферополь, май 1944 года, Рюмик М. Е. (2-й справа), Царёва В. В. (3-я слева)

Командир в/части майор Рюмик (справа) подписывает анкету о вступлении в партию 29.10.1944 года

На отдыхе (1944 год, справа Рюмик М. Е. слева Будницкий И. Б.)

Моя сводная сестра

Окончание войны меня застало в Австрии.

В апреле 1945 года со мной произошло редкостное, я бы сказал, фантастическое событие, но это действительная правда.

26 апреля 1945 года я перебазировал свою часть, которой в то время командовал, из Эбендорфа в г. Вену. Штаб части 132-ОАТБ размещался на западной окраине Вены в доме одного окружного начальника железной дороги, который ушёл с немцами на Запад.

Дом он оставил на прислугу, которую звали Маргарита. Позволю себе остановиться более подробно на этом вопросе. Женщина была пожилая. Назвала себя домработницей графа. В доме графа, где мы разместили штаб части, при беседе с уполномоченным особого отдела капитаном Шашлиным Борисом Алексеевичем, она сказала, что ваш командир (то есть я) очень похож на моего хорошего и близкого мне человека, с которым три года вместе работала на хозяина, графа Штайберга.

Она добавила, что её знакомый был русский, что его звали Ефремом, а фамилия Румик. В 1920 году он уехал в Россию к своим родным, а мне оставил на память двухмесячного ребёнка — дочку, которой я дала русское имя Елена, а по-нашему Элен.

Капитан Шашлин заинтересовался данным фактом и попросил старушку показать ему фотографию, о которой она упомянула. Женщина не заставила себя долго ждать и принесла фотокарточку капитану.

На фото изображены три человека в военной форме старого образца. Из трёх человек один был действительно очень похож на меня. Обратная сторона фотографии полностью подтвердила, что это именно мой родной отец. Там были фамилии, инициалы и место проживания:

1. Румик Е. Т. с. Когутовка;

2. Фесенко Д. И. с. Копенковата;

3. Дудка Т. П. с. Овсяник.

Теперь уже не оставалось никакого сомнения, что это мой отец, так как он действительно работал в 1920 году в Австрии.

Дочь Элен, которой в 1920 году было 2 месяца, уже стала матерью двоих детей — сына и дочери. Сынишке исполнилось 4 годика, а дочурке 2 годика. Мальчика звали Густиком, девочку Ритой.

Сама Элен, красивая белокурая женщина, имеет большое сходство со мной. Замуж она вышла за сына графа Штайберга, у которого её мать всю жизнь проработала прислугой.

Мужа Элен звали Густавом, он по профессии юрист. Ушёл с немцами при отступлении на Запад, но жену с детишками оставил охранять имение, точнее, дачу, которая находилась в 12 км от г. Вены. Старушку, мать Элен, попросили присматривать за настоящим домом и имуществом. Вот они какие, предусмотрительные, юристы!

Когда я рассказал старушке и Элен, своей сводной сестре, что мой отец умер через 2 месяца после возвращения в Украину, они обе очень плакали.

Из «Наградных листов» 1945 года

Наградной лист начальника хозчасти 132-ОАТБ старшины Сушко Е. Т., медаль «За боевые заслуги» (подпись Рюмика М. Е.)

Из  «Наградного листа» заместителя командира 132-ОАТБ по политчасти майора Жеребятьева И. И. (орден «Отечественная война 2-й степени», 15.05.1945).

«Автобат принимал активное участие в обеспечении боевой работы авиационных частей в период разгрома Будапештской группировки противника и, особенно, в период прорыва немецкой обороны в Венгрии и продвижении войск фронта вглубь Австрии, где с поставленной боевой задачей справился отлично. Только за последние три месяца напряжённой боевой работы автотранспортом батальона перевезено 2266 тонн боеприпасов, 1864 тонн ГСМ, 352 тонн продовольствия и 969 тонн разного авиатехимущества. При этом транспорт сделал 572283 км пробега без единой аварии».

Из  «Наградного листа» майора Рюмика М. Е. (орден «Красная Звезда», 08.06.1945).

«Майор Рюмик — волевой офицер, умеет мобилизовать личный состав на выполнение любых поставленных задач командованием.

В трудных условиях отдалённости баз снабжения в операциях: Будапештской и Венской тов. Рюмик организовал подвоз грузов на передовые аэродромы. Только с 14 февраля 1945 года для боевой работы авиации подвезено боеприпасов — 2576 тонн, ГСМ — 1363 тонны, продовольствия 223 тонны, авиатехимущества — 181 тонну и прочих грузов 406 тонн. Кроме того, в первом квартале 1945 года силами автомастерской отремонтировано 113 автомашин, из них: средним ремонтом — 12, капитальным — 4, текущим — 97.

Батальон имеет высокую боеготовность, все задания командования выполняет отлично».

Личный состав (1944—1945)

17-ВА

Командующий — генерал-полковник авиации Судец Владимир Александрович.

32-РАБ (17-ВА)

Начальник — полковник Клебанов Карп Моисеевич (сразу после войны он получил звание генерал-майора интендантской службы, умер в 1962 году в Киеве).

Начальник штаба — подполковник Рыжов Борис Николаевич.

Начальник политотдела — полковник Череднин.

Начальник ОАТС — подполковник Ткаченко.

Начальник ГСМ — майор Белоцерковец.

Начальник б/п — майор Чернер (хороший офицер).

Начальник санитарной службы — подполковник м/с Еромин.

Начальник автослужбы — капитан Дрозденко Антон Карпович.

Начальник ОК — подполковник Романов.

Начальник особого отдела — подполковник Исаков.

Потери врага (1941—1945)

В Великой Отечественной войне я воевал с начала до конца. В ходе боевых сражений уничтожил лично или в составе подразделения:

— самолётов — 7;

— складов ГСМ — 3;

— складов боеприпасов — 4;

— танков — 32;

— орудий — 18;

— миномётов — 26;

— автомашин — 120;

— лошадей — 62;

— железнодорожных эшелонов — 6;

— живой силы противника — 300—400 человек.

Личный состав (1946 год, г. Эфорие)

17-ВА

Командующий — генерал-полковник Горюнов.

102-ОАТБ (17-ВА)

Командир — майор Рюмик М. Е.

Замполит — майор Пашков, майор Кузнецов.

Начальник штаба — майор Котов Михаил Е.

Заместитель по технической части — майор Фирсов Михаил Никитович.

Начальник ОВС — ст. лейтенант Курбанов.

Старший врач — майор м/с Попова.

Начальник ОПС — капитан Хомутов.

Командиры рот:

— 1 рота — капитан Сальников;

— 2 рота — капитан Сазонов И. И.;

— 3 рота — капитан Боженко Ф. М.

Заместители командиров рот по технической части:

— 1 рота — капитан Ильвачев;

— 2 рота — капитан Сорокодумов;

— 3 рота — капитан Примаченко.

Личный состав (1947 год, г. Кэлэраши)

54-ОАТР

Командир — майор Рюмик М. Е.

Начальник штаба (он же начальник строевой части и кадров) — капитан Миночкин.

Начальник финотдела — капитан и/с Соболев (после войны проживал в г. Фастов).

Начальник АМС — ст. лейтенант Богатов.

Начальник АТС — ст. лейтенант Киселёв.

Командир автовзвода — ст. лейтенант Ерюков.

Командир взвода охраны — лейтенант Леонтьев.

Командир аэродромного взвода — лейтенант Ефремов (в 1948 году был осуждён военным трибуналом на 15 лет тюремного заключения за нанесение двух пулевых ран из пистолета своей жене из ревности).

Начальник ОВС и ОПС — ст. лейтенант Чегрин (москвич).

Старший врач — майор м/с Баташев.

Врач-специалист — майор м/с Попова.

Личный состав (1949 год, г. Бухарест)

138-ИАД

Командир — полковник Крюков.

443-ОАБТ (138-ИАД)

Командир — подполковник Рюмик М. Е.

Начальник штаба — подполковник Лузганов.

Замполит — майор Федотов В.

Начальник лазарета — подполковник м/с Яросинский.

Начальник технической части — капитан Кисель.

Начальник хозяйственной части — майор Грушко.

Начальник ОПС — лейтенант Клименко.

Начальник АМС — майор Щапов.

Начальник ГСМ — ст. лейтенант Мармель.

Рюмик М. Е. (3-й слева внизу), г. Кэлэраши, Румыния, 1947 год

Семья в Румынии (слева направо): жена Рюмик Ксения Яковлевна, Рюмик М. Е., сын Валерий (г. Кэлэраши, Румыния, 25.03.1948 года)

Рюмик М. Е. (г. Кэлэраши, Румыния, 01.03.1948 года)

Офицерский состав 54-ОАТР. Сидят (слева направо): Баташев, Рюмик, Чинсин. Стоят (слева направо): Москалёв, Ерюков, Леонтьев. (г. Кэлэраши, Румыния, 23.02.1948 года)

Рюмик М. Е. (15.02.1949 года)

Текст на обороте фотографии:

На память родной и любимой жене Ксенечке! Пусть это фото напомнит тебе о том, кто ежедневно помнит и любит горячо тебя. Родная, посмотри и вспомни меня, ведь мне исполнилось 35 лет. Твой Макс

Групповая фотография военнослужащих

Нижний ряд (слева направо): Мурат, Румик, Павленко, Рюмик М. Е., Кратнов, Павлов, Пухито

(г. Бухарест, Румыния, 1950 год)

«Трактористы первой борозды» 57-ВАУЛ

25 лет истории лётного училища — это колоссальный труд командиров, политработников, лётчиков, инструкторов, преподавателей, медиков, а также частей авиатехнического обслуживания.

Начало формирования ЧВВАУЛ (Черниговского военного авиационного училища лётчиков им. Ленинского комсомола) положила директива Генерального штаба Советской Армии от 15 февраля 1951 года. Местом дислокации определялся г. Чернигов, Украина.

18 марта 1951 года на базе жилых, служебных, казарменных и складских фондов Черниговского аэроузла началось формирование ЧВВАУЛ. Одновременно комплектовались штаты управления тыла. Именно этот день и можно назвать днём рождения ЧВВАУЛ.

Комплектование штатов тыла нового училища было возложено на меня, командира батальона подполковника Рюмика, согласно приказу 0180 по в/ч 35466 от 17 марта 1951 года.

Этому предшествовали следующие события.

15 марта 1951 года я прибыл из Румынии, с места своей последней службы, в Москву в штаб ВВС, где меня принял Жигарев Павел Фёдорович (будущий Главный маршал авиации), который в то время занимал должность главкома ВВС. После собеседования с главкомом я был направлен в 69-ВА г. Киев.

Именное удостоверение Рюмика М. Е. на проезд из Москвы в Киев 15.03.1951 года

16 марта 1951 года я прибыл в Киев, где начальник отдела кадров 69-ВА полковник Ширяев представил меня командующему 69-ВА генерал-лейтенанту тов. Рязанову для беседы.

После беседы с командующим меня принял начальник тыла 69-ВА полковник Надёжкин, который вручил наряды и доверенности на получение табельного имущества для 57-ВАУЛ (в/ч 53965, ныне ЧВВАУЛ).

Всё имущество согласно штатному расписанию надо было получать со складов КВО и 69-ВА. Моя должность значилась как «временно исполняющий обязанности начальника тыла Черниговского училища ВВС».

17 марта 1951 года командир 209-й отдельной автомобильной роты майор Сергеев передал мне 35 транспортных автомашин ЗИС-5 с водителями и выделил 50 солдат с командиром взвода ст. лейтенантом Паламарчуком для загрузки комплекта квартирно-экспедиционного имущества со склада КВО.

18 марта 1951 года в 18:00 колонна машин выехала из Киева и в 23:00 прибыла в Чернигов. Март 1951 года был холодным и морозным. Мне с водителями пришлось бы коротать ночь в кабинах, так как командир дивизии дальней авиации генерал-майор Тупиков не разрешил сразу заезд на территорию.

Но вскоре разрешение было получено, а поставить людей на котловое довольствие удалось лишь с помощью начальника автошколы (в/ч 33770) полковника Нушикяна Ашота Даниловича. Он по складу своего характера был чутким и отзывчивым, поэтому сразу приказал начальнику продовольственного отдела накормить 35 солдат и организовать охрану автомашин с табельным имуществом.

19 марта 1951 года я уехал с 35 шофёрами в г. Киев на авторемонтную базу для получения ещё 60 автомашин. Эти машины пришлось перегонять за два раза, так как физически не хватало шофёров. Таким образом, за два дня мне удалось перегнать 60 автомашин из Киева в Чернигов без аварий и поломок.

Для ускорения освобождения казарменного фонда и складских помещений мне лично пришлось обращаться к командующему 69-ВА генерал-лейтенанту Рязанову.

Через три дня после этого я принимал от начальника тыла авиадивизии дальней авиации генерал-майора Батурина весь жилой, служебный фонд, складские помещения и два пищеблока с обслуживающим персоналом.

Жилые и служебные помещения в авиагарнизоне находились в запущенном и разрушенном состоянии. Для пищеблока не хватало поваров.

Необходимо было:

— подготовить материально-техническую базу, то есть восстановить и отремонтировать жилые, служебные и складские помещения, аэродромные сооружения;

— обеспечить набор подсобных рабочих до штатной численности на пищеблоки;

— произвести набор рабочих и служащих для штаба тыла и штаба 871-БАТО.

Сложность заключалась в том, что специалисты, которые нам были нужны, находились во время войны на оккупированной территории, следовательно, требовалась их тщательная и всесторонняя проверка компетентными органами.

По состоянию на 25 марта 1951 года нас, «первопроходцев ЧВВАУЛ», было всего лишь 38 человек, из них 3 офицера и 35 солдат.

26 марта 1951 года начался текущий и капитальный ремонт пяти казарм. Три казармы для жилья личного состава авиаполка, 871-БАТО, роты связи и взвода тыла, а две казармы переоборудовали под УЛО. Текущий ремонт производился силами 871-БАТО, а капитальный ремонт — силами КЭЧ Черниговского гарнизона.

Аэродромы Певцы, Количевка и лагерные сооружения строились силами 871-БАТО и 1-го авиаполка. Планировку грунтовой полосы производили грейдерами, а уплотнение — металлическими катками.

Кроме всех этих колоссальных работ, личный состав 871-БАТО выполнял и другие работы — благоустройство городка, очистка, озеленение. Несмотря на перегрузку, с которой личному составу 871-БАТО приходилось сталкиваться, никто не жаловался на трудности.

28 марта 1951 года всё табельное имущество и армейское оборудование мною были окончательно получены на складах КВО и 69-ВА в Киеве и доставлены в Чернигов. К этому времени в 871-БАТО имелось 103 автомашины (из них 83 транспортные), два автобуса, две легковые машины, два трактора С-65, грейдер и две пары металлических катков.

30 марта 1951 года в 871-БАТО насчитывалось 39 рабочих и служащих, 82 солдата и сержанта и 7 офицеров:

— подполковник Рюмик М. Е. (командир);

— капитан Ноздричкин (замполит);

— майор Ешков (начальник штаба);

— капитан Фролов (командир автороты);

— капитан Орленко (командир роты охраны);

— капитан Левченко Сергей Иванович (начальник ОПС);

— майор Бондаренко (начальник АТС).

В «Кратком очерке истории ЧВВАУЛ» записано, что в начальный период формирования в тыловых подразделениях имелось всего лишь 16 автомашин. Это какая-то ошибка (см. цифры выше)!

В «Кратком очерке истории ЧВВАУЛ» записано, что одним из первых подразделений формировался отдел учебно-лётной подготовки (УЛО — так его в то время именовали). Это тоже недоразумение, ведь для формирования любого подразделения нужна база, которой ещё не было.

Если смотреть в лицо, а не в спину действительности, то одним из первых сформированных подразделений ЧВВАУЛ надо считать 871-БАТО.

Что касается подполковника Соколовского А. Е., упоминаемого в «Кратком очерке истории ЧВВАУЛ» как «первопроходца», так он никакого отношения к формированию тыла 57-ВАУЛ не имел. Это ему кто-то по ошибке наклеил такой «почетный» ярлык!

Подполковник Соколовский А. Е. прибыл в 57-ВАУЛ в апреле 1951 года, в то время, когда управление тыла ЧВВАУЛ и база тыла с двумя БАТО были мною уже укомплектованы согласно штатному расписанию. Подполковник Соколовский принял управление тыла от меня, а не сам его формировал. Как видите, и здесь кто-то маленько напутал.

Мне лично обидно, что мои тернистые труды в «Кратком очерке истории ЧВВАУЛ» не нашли законного места (нет даже фамилии).

Я думаю, что история ещё вернется к 1951 году, и свидетели «первой борозды» формирования ЧВВАУЛ скажут своё правдивое слово.

Если подойти вплотную к действительности, так «трактористами первой борозды» формирования 57-ВАУЛ (позднее ЧВВАУЛ) справедливо считать офицеров, которые первыми прибыли к месту дислокации в марте 1951 года:

— 18 марта 1951 года — подполковник Рюмик М. Е.;

— 22 марта 1951 года — подполковник Рыжов Б. М.;

— 24 марта 1951 года — подполковник Иванов Л. А.;

— 26 марта 1951 года — полковник Наумчик Николай Кузьмич (который принял активное участие в формировании всех подразделений 57-ВАУЛ);

— 28 марта 1951 года — полковник Семенихин (которому было поручено формирование УЛО).

871-БАТО

После 20-дневной передачи управления тыла и имущества подполковнику Соколовскому, я вступил в командование 871-БАТО, который предназначался для обслуживания 1-го авиаполка. Его формировал Герой Советского Союза подполковник Коломиец.

Второй БАТО с номером 872 я передал подполковнику Иванову для обслуживания 2-го авиаполка, который тогда числился только на бумаге.

871-БАТО базировался на аэродроме Певцы и считался, как говорят, «придворным». Соответственно, начальник тыла, без двух дней, «свалил» на меня весь капремонт казарменного фонда, служебных зданий, пищеблоков, а также аэродромов Певцы и Количевка. Остальное оставим для истории.

872-БАТО (в/ч 54981)

Своим первенцем, 871-БАТО, мне пришлось командовать не так долго. 14 января 1952 года я передал 871-БАТО подполковнику Иванову Л. А., а 15 января 1952 года по приказу начальника 57-ВАУЛ дважды Героя Советского Союза Кузнецова Михаила Васильевича приступил к формированию 872-БАТО.

Место расположения — аэродром Малейки возле села Плёхово Михайло-Коцюбинского района Черниговской области. Начальник училища Кузнецов М. В. сказал, что это батальон особого назначения для обслуживания вновь создаваемого 3-го истребительного авиаполка. Мол, «вы уже имеете опыт по обслуживанию реактивных самолётов МиГ-15, вам и карты в руки».

Все сложности, которые встречались на пути формирования авиаполка и 872-БАТО в зимних условиях, нельзя описать без особого волнения.

В то время на аэродроме Малейки не было ничего, кроме одной землянки на 30 человек. На станции Малейки под Черниговом для разгрузки самолётов и другой техники не было ни площадки, ни рампы.

Жилых зданий для размещения личного состава, пищеблоков и складов в селе Плёхово возле станции Малейки не было. Председатель местного колхоза тов. Трошин разрешил использовать для временного жилья клуб (точнее, каркас клуба), разрушенный фашистами во время войны и требующий полного капитального ремонта.

Для пищеблока нам передали контору колхоза. Для технических складов правление колхоза разрешило использовать одну из конюшен. Все капитальные постройки пришлось строить заново.

Сроки были установлены командованием 57-ВАУЛ сжатые — 25 дней. Приходилось работать по 12—15 часов в сутки в условиях мороза минус 28—32 градуса и при больших снежных заносах. Кладку печей и штукатурку делали с подогревом от самолётных ламп АПЛ-1.

Лётный состав и офицеры авиаполка размещались в селе Плёхово на квартирах по 2—3 человека.

Первым делом за 16 дней был построен пищеблок и жильё для личного состава 3-го авиаполка и 872-БАТО. Рампу на железнодорожной станции пришлось строить в пожарном порядке силами и средствами 872-БАТО. На это ушло 6 дней.

Личный состав авиаполка и батальона был занят строительством лагерей, сборкой самолётов, строительством аэродрома. Классные занятия проводили в спальнях на нарах лёжа, так как другого помещения не было, а зимой на улице в холод их не проведёшь.

Для капитального ремонта клуба мы израсходовали: 38 тонн алебастра, 21 тысячу штук кирпича, 12 тонн извести, 48 кубометров леса.

Необходимо отметить титаническую работу, которую проводили инженеры, техники и механики. Они собирали прибывающие самолёты на зимней стуже.

В марте 1952 года самолёт МиГ-15 впервые серебряной стрелой взметнулся в небо с аэродрома Малейки. Сверкнул на солнце и исчез в бездонной синеве, оставив за собой белоснежную борозду. Первым пилотом реактивного красавца был подполковник Сопельниченко Л. Е.

За короткое время к маю 1952 года силами личного состава 872-БАТО с помощью военнослужащих 3-го авиаполка было построено: два пищеблока, четыре сборные казармы на 380 человек, запущена электростанция, водокачка, клуб на 300 мест, а также склады — продовольственный, технический, склад ГСМ и склад боепитания.

Должностные лица 872-БАТО в 1952 году

30

Командир — подполковник Рюмик М. Е.

Рюмик М. Е. в санатории (г. Саки, Крым, 1952 год)

Замполит — подполковник Сидорский, подполковник Тухар.

Начальник штаба — майор Дедюхин Владимир Павлович.

Начальник ОТС — майор и/с Пасичник Михаил Маркович.

Начальник хозяйственной части — майор Глотов, майор Параник И. И.

Начальник финансовой части — майор Мележик Афанасий Иванович.

Начальник ГСМ — ст. лейтенант Ресензон.

Начальник пожарной команды — ст. лейтенант Шпаркий.

Начальник КЭЧ — капитан Баранов.

Начальник строевой части и кадров — ст. лейтенант Полуэктов Павел Александрович.

Начальник ОПС — ст. лейтенант Лагунец Дмитрий Степанович.

Начальник ОВС — капитан Гребенец.

Начальник клуба — ст. лейтенант Чернейко.

Парторг — ст. лейтенант Жижора Иван Арсентьевич, майор Ваулин.

Комсорг — младший лейтенант (лейтенант) Антоненко, Ермилов, Сёмкин.

Старший врач — ст. лейтенант м/с Геллерштейн Владимир Аронович.

Фельдшер — ст. лейтенант Селихов.

Старшая медсестра — Антипина Мария Петровна.

Агроном — Малюга Мария Яковлевна.

Командир роты охраны — капитан Борисенко.

Командир аэродромной роты — капитан Синицын.

Командир автороты — капитан Майстренко Григорий Мефодьевич.

Заместитель по технической части автороты — ст. лейтенант Белошестнов.

Помощник по технической части аэродромной роты — ст. лейтенант Фролов С. Д.

Слово о командирах

Командир 3-го авиаполка подполковник Сопельниченко Леонид Емельянович может подтвердить мой рассказ о тех колоссальных трудностях на аэродроме Малейки, с которыми пришлось столкнуться.

Лично я хочу подчеркнуть, что такие люди, как Леонид Емельянович, заслуживают большого уважения в истории реактивной авиации. Подполковник Сопельниченко в 1952 году сформировал авиаполк из четырёх эскадрилий МиГ-15 на аэродроме Малейки, где поначалу, кроме одной землянки, ничего не было.

На первых порах подполковник Сопельниченко был единственным, кто мог летать на реактивных истребителях МиГ-15 во всём 57-ВАУЛ. Ему приходилось не только заниматься формированием авиаполка в трудных зимних полевых условиях, но и выполнять сложную работу по переучиванию лётного состава пяти эскадрилий: одной эскадрильи 2-го полка и четырёх эскадрилий 3-го полка.

Леонид Емельянович лично проверял каждый прибывающий с завода самолёт МиГ-15 и испытывал его в воздухе, совершая облёт.

Аэродром Малейки в то время содержал в себе много опасных неожиданностей и не давал полной ясности для полётов реактивной техники. В частности, длина полосы составляла всего лишь 1800—2000 метров, из них половина полосы 800 метров в экспериментальных целях была покрыта металлическими плитами, что с непривычки обескураживало инструкторов и курсантов.

В таких сложных условиях командир полка должен был проявлять максимум смелости и принимать разумные решения. Подполковник Сопельниченко запомнился смелым, решительным, выдержанным и волевым командиром. Он был проверен в боях Великой Отечественной войны.

Отважный лётчик, коммунист и организатор, Леонид Емельянович всегда ценил колоссальный труд личного состава 872-БАТО. Говорил, что залог успеха авиаполка зависит от хорошей слаженной работы БАТО. Кстати, весь личный состав авиаполка оказывал огромную помощь в строительстве лагеря Малейки.

Надо сказать тёплые слова в адрес первого начальника 57-ВАУЛ дважды Героя Советского Союза Кузнецова Михаила Васильевича, который всегда проявлял отцовскую заботу о личном составе 3-го авиаполка и 872-БАТО. Описать его душевность и организаторские способности — это отдельный рассказ.

Я вспоминаю самые замечательные черты характера Михаила Васильевича, его доброту и человечность. Этот волевой и общительный человек держал себя в высшей степени скромно, но по жизни шёл смело, не оглядываясь по сторонам.

Хотелось бы упомянуть и заместителя по лётной части 57-ВАУЛ Героя Советского Союза Наумчика Николая Кузьмича, который отличался своей простотой и доступностью. Такими же качествами и особыми задатками обладали командиры авиаполков полковники Марий В. С., Близоруков Б. А.

Также необходимо отметить большую работу первого начальника политотдела ЧВВАУЛ полковника Луценко Николая Афанасьевича и начальника тыла полковника Полищука.

Из офицеров, которые руководили техническими работами по сборке самолётов в зимних условиях на аэродроме Малейки, следует отметить старшего инженера 57-ВАУЛ полковника Киселёва и старшего инженера 3-го авиаполка инженер-майора Лысенко Семёна Семёновича. Эти люди отдавали себя работе без остатка.

Помощь им, как всегда, оказывали замполиты, подполковники Недрегайло и Сидорский, которые проводили большую работу по воспитанию личного состава 3-го авиаполка и 872-БАТО.