Десантирование в тылу врага

Это было осенью 1943 года. Часть, которой я в то время командовал, базировалась на одном из полевых аэродромов юго-западнее г. Ростов-на-Дону.

Примерно в 14 часов дня 28 августа 1943 года мне позвонил начальник 32-РАБ полковник Клебанов и сказал, чтобы я оставил за себя начальника штаба капитана Бибикова В. П., а сам срочно выехал в штаб фронта. О своём прибытии я должен был доложить лично начальнику штаба фронта генерал-лейтенанту Бирюзову.

Оперативный дежурный провёл меня в кабинет генерала. Когда я зашёл и хотел доложить о своём прибытии, генерал прервал меня и сказал, чтобы я садился и слушал внимательно, поскольку задание особо важное.

Я сел за стол, генерал придвинул свой стул поближе ко мне и спросил, как хорошо я знаю Акимовский район Запорожской области, совхоз им. Сталина и станцию Партизаны. Я ответил, что ту местность знаю хорошо, так как часть, в которой я служил в 1941 году, продолжительное время стояла в данном совхозе.

Генерал Бирюзов сказал: «Вот и хорошо, как раз вы нам и нужны. Мы вам дадим четырёх смельчаков, и вы сегодня же с наступлением темноты будете переброшены самолётом в район совхоза им. Сталина для выполнения особо важного задания. Все подробности своих действий получите в Таганроге». Пожал мне руку, пожелал удачи и отпустил меня.

Когда я вышел из штаба, меня уже ждал шофёр легковой автомашины, с которым я уехал в г. Таганрог. К тому времени Таганрог ещё не был полностью освобождён, половина города находилась в руках гитлеровцев.

Права водителя 1-го класса, которые были выданы Рюмику М. Е. в г. Ростов-на-Дону 20.08.1943 года (дубликат)

В Таганроге меня встретил и любезно принял пожилой полковник пограничных войск. Фамилию полковника не знаю, да это и понятно, что в таких случаях не всем разрешается знать людей, занимающихся секретной службой. Кабинет полковника находился в подвале трёхэтажного дома на северо-восточной окраине города.

Несмотря на то, что полковник уже не молодой, но очень подвижный, глаза живые, красивые, голубого оттенка. В обращении полковник очень вежлив и тактичен, говорит мало, но чётко. Со мной общался всего 25 минут, но я всё, что требовалось от меня и моих товарищей, понял.

Полковник сказал, что задание особо важное и связано с большим риском — совершить диверсию на станции Партизаны, которая находится в трёх километрах от совхоза им. Сталина.

Знакомство с моими коллегами (их генерал Бирюзов называл смельчаками) проходило в кабинете полковника. При знакомстве их фамилии не называли, только по имени. Полковник сказал: «Вы временно должны забыть свои фамилии, а если кто-либо из вас попадёт в плен к гитлеровцам живым, так придумайте себе фамилию, кому какая нравится».

Полковник лично каждого представлял. Первым был Володя, рост 2 метра. Мы его называли «Великан». Затем был представлен краснощёкий, коренастый, выше среднего роста, Геннадий, а два маленьких паренька «карликовой» породы подошли сами и назвались Вадимами — Вадим-I и Вадим-II.

После всей этой церемонии полковник подвёл всех нас к карте для уточнения района приземления и сказал, чтобы готовились для выезда на аэродром. Всё, что нам нужно для выполнения задания, уже находится в самолёте №35. Дальше полковник сказал, что амуницию вручит один человек, который встретит нас на аэродроме.

После приземления, я должен был найти явочную квартиру для связи с подпольными товарищами, которые служат в полиции. Пароль и отзыв был только у меня. Пароль был такой: «Где ваша больная корова?» Хозяин отвечает: «Уже поздно, три часа тому назад наша кормилица богу душу отдала». Явочная квартира находилась в совхозе рядом с водонапорной башней. Звали хозяина Гончаров Дмитрий Васильевич.

Когда мы остались в кабинете полковника для уточнения пароля, я задал вопрос относительно надёжности смельчаков. Полковник мне ответил, что у него нет оснований сомневаться в этих людях. Затем добавил, что вам, товарищ Максим (то есть мне), оказано высокое доверие от командования штаба фронта.

После этого полковник сказал, что вылет самолёта назначен в полночь с 28 на 29 августа 1943 года. Проводил меня до машины, стоявшей у подъезда, пожелал счастливого приземления и благополучного исхода действий.

Приехали на полевой аэродром. Нас покормили, дали в дорогу 5 бортовых пайков и велели отдыхать в землянке, что мы и сделали.

Вылетели ровно в полночь. Через линию фронта перелетели благополучно, что для нас было особенно важно. Через 40 минут нормально приземлились в заданном районе. Приземлились в поле в 5 км от совхоза им. Сталина и в 7 км от станции Партизаны.

Собрались все вместе, уточнили маршрут движения на местности и пошли к совхозу. Шли мы быстро, но соблюдали большую осторожность и осмотрительность.

Подошли к совхозу и примерно в 300 метрах сделали временный привал в совхозном саду.

 

Подрыв складов ГСМ

Я оставил своих товарищей в саду, а сам пошёл на конспиративную квартиру для связи с подпольными товарищами, с которыми мы должны были вместе высадить в воздух немецкий склад ГСМ и боеприпасы на станции Партизаны.

Выходя из сада, я был в полной надежде на благополучный исход, но этого не случилось. Сторож, который охранял сад, предупредил меня, что в совхозе находится венгерская дивизия, которая прибыла сюда два дня тому назад. Водонапорная башня охраняется усиленным караулом, кругом патрули.

Эта неожиданность меня просто потрясла. До конспиративной квартиры не добраться. А что такое разведчик без связи? Нуль. Грош ему цена. Если ждать до утра, то немцы обнаружат и перещёлкают нас, как куропаток.

Голова идёт кру́гом, мысли текут, как рваные клочья облаков. Конечно, в такое время у каждого человека, как у моря, бывают свои приливы и отливы. И вот в уголке моего сознания шевельнулась мысль, что надо действовать своими силами.

Сторож спросил меня, кто я такой. Я ответил, что убежал из концлагеря. Старик дал мне два арбуза, немного слив и сказал идти подальше отсюда, так как утром здесь немчура ползает, как черви.

Я поблагодарил сторожа и ушёл к своим товарищам. Доложил обстановку и попросил их высказать свои мнения. Первым начал Володя. Он сказал, что желательно услышать мнение «Старшего», так они меня называли между собой. Я коротко изложил свой план действий, и его приняли единодушно.

План был следующий — не теряя времени, начать действовать самостоятельно, а после выполнения задания разойтись по одному по сёлам и укрыться до прихода Красной Армии. Я уже говорил, что в нашу задачу входило уничтожить немецкий фронтовой склад ГСМ и боеприпасы на станции Партизаны. Ввиду того, что нам не судьба связаться с товарищами-подпольщиками, мы решили действовать сами по себе, учитывая, что мне эта местность хорошо знакома.

Решили так — Геннадий и оба Вадима заходят со стороны лесозащитной полосы, открывают огонь по штабелям железных бочек термитными пулями. Бочки взрываются, возникает пожар на складе. Следовательно, всё внимание гитлеровцев будет приковано к лесозащитной полосе. Используя замешательство и панику охраны склада, я и Володя минируем и взрываем наземные ёмкости большого тоннажа.

Магнитных мин («пиявок») у нас было 10 штук, кроме того были трофейные автоматы с термитными патронами. Этого было достаточно для уничтожения фронтового склада ГСМ и боеприпасов.

Когда мы под покровом темноты подошли почти вплотную к складу, немецкие овчарки было подняли лай, но мы сразу же разделились на две группы.

Первая группа — два Вадима и Геннадий по-пластунски поползли к проволочной изгороди, а мы с Володей зашли со стороны железнодорожной станции и растворились в гуще пассажиров. Помню, как перед расставанием Геннадий сказал, что если кто-либо из нас умрёт, так только для того, чтобы наша любимая Родина жила и процветала.

На складе по-прежнему было тихо, даже овчарки сторожевые перестали лаять. В этот момент у меня неожиданно произошло оцепенение. В голове всё перепуталось, смутные мысли начали терзать душу, ведь я взял на себя непосильную ношу, которая связана с большим риском. Малейший промах потребует от нас отдать жизни, не оставляя взамен никакого возмездия врагу.

Я стал прислушиваться к голосу своего сердца, но оно молчало. Время торопило, а два Вадима и Геннадий не давали о себе знать. Я уже сгоряча подумал, что мои смельчаки не решились и убежали, например, напоровшись на вражеский патруль.

Но не успел я собраться с мыслями, как послышалась автоматная стрельба на складе ГСМ со стороны лесозащитной полосы, лай сторожевых собак и паника гитлеровских солдат.

Один из пассажиров заскочил в теплушку, где грелись отъезжающие, и крикнул: «На складе пожар!» Все пассажиры выбежали из теплушки и бросились врассыпную. Некоторые с криками побежали к складу, смотреть на зрелище.

Немецкие солдаты бегали вокруг склада в нательном белье, а бочки продолжали взрываться и со свистом разлетались во все стороны. Огонь распространялся всё шире и шире, приближаясь к штабелям пустой тары.

Для ликвидации пожара немцы начали загонять зазевавшихся пассажиров внутрь склада. Мы охотно согласились «помочь» немцам ликвидировать пожар. Многих загоняли силой, а мы с Володей чуть ли не первыми забежали на склад. Используя шок гитлеровцев, без всякого труда наклеили наши маленькие, но удаленькие «пиявки» на 10 наземных 50-кубовых ёмкостей, которые были защищены капонирами.

Завод наших мин составлял 15 минут. Из склада мы сразу же ушли под видом «взять лопаты», которые в то время подвезли немцы на машине. За 15 минут успели отбежать примерно 1,5—2 км, как нас настиг оглушительный взрыв. Мощной воздушной волной сбило с ног. После взрыва наземных ёмкостей с бензином образовался большой 300-метровый столб огня с чёрным грибом дыма.

Склад был полностью уничтожен. Позже для ликвидации пожара из Мелитополя прибыл танковый полк, который находился на отдыхе. Но все попытки гитлеровцев спасти хотя бы часть горючего и боеприпасов, не увенчались успехом. Штабеля с боеприпасами находились метров за 100, но и они не уцелели.

Наши боевые товарищи — два Вадима и Геннадий были схвачены гитлеровцами, и про их дальнейшую судьбу мне не удалось точно узнать.

Много было кривотолков, но подтвердить никто ничего не мог. Одна старушка уже после войны говорила, что гитлеровцы бросили их в огонь, и они сгорели. Полицай говорил, что гитлеровцы привязали всех троих проволокой к железным бочкам с бензином, а затем подожгли, баки взорвались вместе с нашими боевыми товарищами.

Хотелось бы верить, что они не умерли, что такие люди бессмертны…

 

Отход в село

Я уже говорил, что взрыв заминированных нами ёмкостей с бензином был потрясающим зрелищем, а сила взрыва настолько велика, что в совхозе в домах стёкла вылетали из оконных рам.

Мы с Володей после двухминутного шока поднялись и побежали к реке. Сгоряча бросились в реку одетыми и обутыми. Опомнились только тогда, когда возникла реальная опасность утонуть.

Повернули обратно к берегу, вышли из воды, сняли верхнюю одежду и обувь. Теперь в одном нательном белье снова бросились в воду, чтобы переправиться на противоположный берег и скрыться подальше от немцев, которые могли с помощью собак напасть на наш след.

Мы достигли противоположного берега, а выйти из воды не решались, так как в этом районе появились немецкие мотоциклисты, которые, по-видимому, спешили к месту пожара. Мы договорились плыть по течению воды, чтобы нас не обнаружили гитлеровцы. Для того чтобы уйти из опасной зоны, нам пришлось проплыть ещё около 1,5 км.

Когда мы выбрались на берег, то направились к ближайшей скирде с целью спрятаться там и собраться с мыслями. Затем мы планировали добраться до первого попавшегося села, а там укрыться и ожидать подхода частей Красной Армии, которые наступали и были уже близко.

Всё, как будто бы, шло хорошо. До скирды мы добрались под покровом темноты, сняли с себя мокрое нательное бельё, выжали его и опять же его надели, так как другого ничего на смену не было. Взобрались на скирду, сделали на двоих «медвежью берлогу», прижались друг к другу, и сразу же нас одолел крепкий сон, который не покидал с 4 часов утра до 18 часов вечера.

За это время мы чертовски проголодались, а положить на зуб нечего. Все продукты остались на первом привале в совхозном саду. Так было предусмотрено нашим планом, согласно которому мы должны были после выполнения задания возвратиться в сад, подкрепиться и по одному человеку разойтись по сёлам. Но жизнь внесла свои коррективы. Мы не смогли попасть в сад, поскольку помешали немецкие мотоциклисты, появившиеся на том берегу реки.

С наступлением темноты решились идти в село, которое находилось от скирды примерно в 6—7 км. Для того чтобы не демаскировать себя, мы нательное бельё намеренно испачкали грязью.

Достигли села, подошли к избушке, стоявшей на краю, постучали в окно. Хозяева не заставили себя долго ждать, дверь сразу же открыл мальчик и впустил в комнату. Женщина лет 35 с тремя детишками лежала на печке. Она слезла с печки, зажгла коптилку, но как посмотрела на нас, чумазых, то потеряла сознание.

Нам минут 10—15 пришлось возиться с этой женщиной, пока привели её в чувство. Кушать мы у неё не просили, так как видно было, что у неё нет ничего. Мы попросили что-нибудь из поношенной одежды. На меня хозяйка сразу же подобрала старенький костюм мужа, а на моего двухметрового друга, которого звали «Великаном», ничего не смогла найти. Но она посоветовала, к кому из соседей можно пройти за помощью.

Принять кого-либо из нас и спрятать где-либо до прихода советских частей, хозяйка категорически отказалась, так как её мужа гитлеровцы в 1942 году расстреляли за то, что он укрывал у себя партизан. Кроме того, хозяйка предупредила, что все крайние хаты в сёлах усиленно проверяются полицией.

Мы, не теряя времени, сразу покинули избушку, и пошли в тот дом, где можно было бы найти что-либо из верхней одежды. К нему нас подвёл мальчик, который сам вызвал хозяина во двор.

Хозяин был такой же верзила, как и мой друг Володя. Забрал нас в избу, дал Володе свой изрядно поношенный костюм. Хозяйка накормила нас, а затем хозяин посоветовал идти в зерносовхоз №53, что в 15 км от Мелитополя. Там немцев нет, а управляющий парень — наш человек. Здесь же всё село забито немчурой.

Мы поблагодарили хозяев, вышли во двор, но у калитки нас уже ждали полицаи. Они приказали поднять руки вверх и не сходить с места.

Я сразу, как кошка, одним прыжком вскочил в палисадник, пробежал через сад по направлению к пруду и прыгнул в воду. Мой друг Володя, не сговариваясь, бросился в другую сторону. Он хотел скрыться за сараем, но автоматная очередь настигла его и оборвала жизнь прекрасного, мужественного богатыря, который смело шагал по жизни и не один раз смотрел смерти в глаза.

 

Погреб хозяйки

Я переправился через пруд марафонским кроссом и ушёл в поле. Погони за мной никакой не было. От этого села, не помню уже его названия, я отбежал примерно 4 км и случайно наткнулся на тракторную будку, в которой жила старушка лет 65. Её дом немцы сожгли, она ушла в поле и поселилась в тракторной будке.

Я зашёл в будку переодеться и просушить костюм, но старушка уже давно не топила печку, так как нечем было топить.

Старушка посмотрела на меня и сказала: «Снимай, сынок, мокрую одежду, а в этом узелочке, что лежит в углу, есть моя юбка, кофта и тёплый платок. Бери всё это, переоденься и уходи, милый, потому что в эту будку каждую ночь приходят полицаи. Поэтому я и дверь не закрываю».

Я всё мокрое снял с себя, одел юбку-шестиполку, кофту, а голову подвязал тёплым платком. Ни одной минуты не теряя, ушёл просёлочной дорогой в совхоз №53. Дорога по обе стороны была обсажена белой акацией. Я шёл не по дороге, а по обочине вдоль посадки, опасаясь встретиться с нежелательными «друзьями».

Не доходя до совхоза примерно 8 км, меня нагнала бричка, лошади хорошие и очень резвые. На ко́злах брички сидел кучер, а сзади полулежал человек. Я попросил кучера, который управлял лошадьми, подвезти меня, а он говорит: «Ты что, старая ведьма, не видишь, кого я везу?»

Я сказал ему, что иду в совхоз к своему сыну, который работает управляющим, и очень устала. Человек покряхтел, заёрзал на ко́злах, посмотрел на своего начальника, а тот так сладко спал, что от его дикого храпа лошади пугались. Тогда ещё раз посмотрел на меня и милостиво разрешил сесть.

Кучер не молодой уже, лет 50—55. Я спросил этого человека, куда они едут и кого он везёт. Он мне ответил, что едут в село Ореховку и будут проезжать мимо совхоза, а кого везу, так это тебя, каргу старую, не касается.

Когда я присмотрелся к храпящему, то увидел, что это полицай. Я тогда попросил остановить лошадей, чтобы сойти с брички, но старик сказал, чтобы я не боялся, ведь полицай пьяный, как свинья, и проснётся только дома.

В это время что-то странное, уму непостижимое, вошло в мои мысли — задавить мерзавца, отомстить за смерть моих боевых товарищей. Я про себя подумал: «Какая мать могла родить такого шакала?»

Я почувствовал прилив особой ненависти к этому продажному подонку и, как рысь, бросился на храпевшего пьяного полицая. Схватил его за глотку. Но он оказался сильнее меня, сразу проснулся, вырвался из моих рук, подмял под себя и нанёс такой оглушительный удар, что пучок пламени сверкнул перед моими глазами.

Тогда он наметил второй раз ударить меня (это был бы конец), но верзила не успел, поскольку старик вонзил ему в затылок финский нож. Полицай дико заревел, как бык, и свалился с брички.

Старик натянул вожжи, и лошади галопом помчались вперёд. Не доезжая полкилометра до совхоза, мы со стариком слезли, а лошадей повернули в обратную сторону. Старик отпустил им по одному кнуту, и лошади с бричкой понеслись назад.

Мы пошли в совхоз. Шли молча, старик только сказал: «У тебя, милая, храбрости и дерзости много, а ума маловато, а может быть и вообще нет. Скажи спасибо моему сердцу, что оно такое».

Дошли молча до совхоза, старик взял меня за руку и сказал: «Я тебя, старая крыса, сейчас сдам полицаям, и они из тебя сделают омлет за убийство начальника полиции куста». Я ему ответил, что готов принять любую смерть после такого поединка.

Старик подвёл меня к дому — избушке на курьих ножках. Три раза стукнул пальцем, и через несколько минут дверь была открыта. Открыла дверь женщина лет 30 и вежливо пригласила нас зайти в избу.

Мы зашли, поздоровались с ней, она зажгла лампу военного времени. Старик взял меня за руку, подвёл к лампе и сказал: «Извините, что я вам наговорил глупостей, ведь вы и не такая старая, не правда ли?»

Я кивнул головой и улыбнулся, а старик говорит: «Вот что, „мадам“, я человек свой, эта женщина также наша, давай, выкладывай всё — кто ты такой и откуда следуешь?» Я рассказал, что сбежал из концлагеря и добираюсь поближе к своим боевым товарищам.

Старик посмотрел на меня лукавым взглядом и спросил: «Вы с „красным петухом“ на станции Партизаны не встречались?» Я ответил, что не понял его и никаких петухов не встречал. Он тогда добавил, чтобы я не волновался, так как мы люди свои и ждём того дня, когда всё в этой жизни станет ясно. Я ответил, что не пройдет и 15 дней.

Старик заторопился, а мне нужно будет спуститься в погреб и устраиваться поудобнее. Затем старик подошёл ко мне вплотную и сказал, что при любых обстоятельствах мы должны жить, что жизнь — это борьба. Затем он предупредил, что я его не видел, и он меня тоже. Я утвердительно кивнул головой.

Старик пожал мне руку, сказал: «До встречи!» и вышел из избы. Я спросил хозяйку, кто он такой, но она мне ничего не ответила, тем самым дала понять, чтобы я её больше не расспрашивал.

Мою хозяйку звали Евдокия Яковлевна Мельничук, а её маленького сынишку — Славик. Сама она уроженка Кировоградской области, из Новоукраинского района, 1917 года рождения. До 1941 года работала в Крыму в Алупке в одном из санаториев, а муж её в том же санатории работал завхозом. Когда немцы оккупировали Крым, мужа Евдокии немцы расстреляли, а она с ребёнком убежала и нашла приют в этом совхозе.

Для того чтобы описать её жизнь на вражеской оккупированной территории, нужно иметь железные нервы. Возможно, я со временем и напишу маленький, но трогательный очерк об этой замечательной женщине-патриотке, но сейчас не могу — здоровье не позволяет.

Прожил я у этой женщины 8 дней, но затем обстоятельства заставили сменить место жительства.

Все 8 дней я находился в погребе, который располагался в кухне под полом. Вход в погреб через люк. В погребе было очень сыро, холодно, постели не было никакой, самому и то места мало. Евдокия Яковлевна не имела возможности мне помочь, так как сама спала в доме с ребёнком на соломе и укрывалась соломой.

Кушали всё то, что она могла где-либо найти. Часто приносила очистки с картошки, варила кормовую свеклу, и мы кушали суп. Выходить из погреба мне разрешалось только поздно вечером, но и то, на небольшое время — всего 15—20 минут. Вернее, для того, чтобы вместе покушать.

Кушали один раз в сутки, а Славик кушал 2 раза в сутки. Теперь вы можете себе представить, что это была за жизнь.

 

Неожиданное спасение

На девятые сутки, ночью, время точно не помню, подъехала к нашей избушке немецкая грузовая машина с тремя полицаями. Они сломали наружную дверь, ворвались в избу, посветили фонариком и спросили хозяйку, где её погреб. Хозяйка сказала, что она в этой избе живёт всего несколько дней и не знает, есть ли вообще здесь погреб.

Разгневанный полицай изо всей силы ударил женщину резиновой палкой по голове, хозяйка свалилась на пол и потеряла сознание.

В то время проснулся ребёнок и начал плакать. Полицай схватил ребёнка и хотел выбросить через окно на улицу, но тут второй полицай подскочил к извергу, отнял мальчика и сказал ему: «Витя, так не хорошо, ребёнок не виноват». Прижал испуганного дрожащего мальчика к своей груди и начал успокаивать его.

Мальчик спросил у своего спасителя: «Почему мама так долго спит?» Он ему ответил, что мама больная. Третий полицай взял кружку с водой и плеснул на женщину. Хозяйка открыла глаза, простонала и опять потеряла сознание.

Это была самая страшная, жуткая и потрясающая картина. Чтобы описать ситуацию, нужно владеть особым талантом писателя.

Я всё это слышал и не желая, чтобы из-за меня пострадала моя добрая и душевная хозяйка, вылез из погреба и сдался добровольно полицаям. Ко мне подошёл тот старший полицай, который нанёс оглушительный удар по голове хозяйке, и спросил меня, буду ли говорить правду или играть в «кошки-мышки». Я ответил, что буду говорить правду, если вы оставите женщину с ребёнком в покое.

Он ударил меня кулаком под лопатку, и я потерял сознание, но через несколько секунд пришёл в себя. Тогда он нанёс второй удар кулаком по зубам. Удар был настолько сильным, что сразу три зуба вылетели с правой стороны, а нижняя челюсть сошла с места.

Подошли два остальных полицая, взяли меня под руки, вынесли из избы, бросили в кузов машины. Затем сами залезли в кузов, а старший сел в кабину. Машина тронулась с места и поехала в направлении Акимовского района.

Когда отъехали немного от совхоза, между полицаями разгорелся спор. Один из спорящих произвёл из пистолета выстрел в затылок тому полицаю, который сидел в кабине. Водитель бросил руль машины, сам на ходу выскочил и попытался скрыться, но автоматная очередь настигла и его. Шофёр заорал диким голосом и уснул вечным сном.

Машина свалилась в кювет и остановилась. Один из двух полицаев вылез из кузова, возвратился назад, перетащил труп мёртвого шофёра и закинул его в кабину. Затем полицаи подожгли машину.

Рюмик М. Е. (20.12.1943 года)

После этого мы втроём, два полицая и я, пошли в Мелитополь на железнодорожную станцию. Меня завели в землянку, переодели в полицейскую форму, выдали справку на имя Соловьёва Владимира Кузьмича и отвели в железнодорожную больницу. В больнице меня лечили венгерские врачи, которые имели тесную связь с нашими подпольными товарищами.

Когда венгерские и немецкие части ожесточённо сражались за центральные районы города, меня и двух венгерских врачей один из полицаев перевёл в подвал, в разбитый дом рядом с вокзалом, и сказал, чтобы мы не беспокоились, так как это место надёжное.

В подвале нам много жить не пришлось, так как на второе утро передовые части Красной Армии полностью очистили город. Это было 23 октября 1943 года.

О полицаях, которые меня выручили, сведений нет, так как они ничего о себе не говорили. Но это люди советские.

Когда передовые части 4-го Украинского фронта освободили г. Мелитополь и Акимовский район, я смог рассказать, сколько хороших и честных людей работали в подполье на оккупированной территории.

Действительными героями и патриотами любимой отчизны нужно считать моих мужественных и отважных товарищей-разведчиков, отдавших свои жизни за то, чтобы жила и процветала наша Родина-мать: Вадим «первый», Вадим «второй», Геннадий, Володя «Великан». Все они были посмертно награждены орденами Отечественной войны II степени.

Я также был награждён орденом Отечественной войны II степени (позже).

В этом рассказе я старался сохранить подлинную обстановку, подлинные имена действующих лиц. Стремился в изображении их поступков быть максимально точным. Думаю, что эти простые советские люди, которые совершили настоящий подвиг, выполняя особое задание на станции Партизаны в 1943 году, заслуживают того, чтобы о них узнал читатель.

Рюмик М. Е. (первый слева), ориентировочно 1943 год