Старик Чугай
В ночь с 6 на 7 апреля 1944 года командующий 8-ВА генерал-лейтенант Хрюкин принял решение нанести бомбовый удар с воздуха по немецким аэродромам, находящимся вблизи г. Джанкой и станции Сарабуз. По сведениям наземной и воздушной разведки на этих аэродромах базировалось много самолётов противника.
Для успешного выполнения задания необходима была корректировка огня. С этой целью начальнику 32-РАБ полковнику Клебанову было приказано выделить двух офицеров для выброски в тыл противника в районе г. Джанкой и станции Сарабуз.
Рюмик М. Е. (лето 1944 года)
Ночью 6 апреля 1944 года самолёт Си-47 «Дуглас» поднялся с Чаплинского аэродрома в Херсонской области и взял курс на Симферополь. В самолёте было двое: майор Куцак и я. Майор Куцак через 30—35 минут спрыгнул на парашюте в районе г. Джанкой.
Я покинул самолёт в 3 часа ночи в районе станции Сарабуз. Приземлился на окраине села Софиевка в 500 метрах от аэродрома, на котором гитлеровцы сосредоточили большое количество самолётов Ю-87.
Наш же самолёт после выброски парашютистов на развороте попал в зону зенитного огня противника и загорелся. Экипаж самолёта успел быстро выброситься и после приземления скрылся в железнодорожной будке. Все члены экипажа надёжно были спрятаны хозяином этой будки.
Я тоже находился в безопасном месте, по крайней мере, мне повезло с местом десантирования. Приземлился недалеко от шоссейной дороги «Симферополь — Сарабуз», по которой двигалась повозка в сторону Сарабуза.
Я решил воспользоваться оказией и поспешил перехватить повозку. Остановил её и спросил хозяина, куда он едет. Хозяин повозки, некий Чугай, ответил мне, что везёт с мельницы муку в Софиевку для немецкой кухни. На повозке была также его 16-летняя дочь, Воронкова Мария Яковлевна.
Я попросил дедушку Чугая подвезти меня в Софиевку и на время укрыть у себя. Но старик ответил, что у него живут два немецких офицера — командир авиаполка и командир авиаэскадрильи, и что он не хочет брать грех на свою душу. Немецкий полковник — хороший человек и верит ему, поэтому обманывать нельзя.
Тогда я попросил только подвезти к селу, но старик опять отказал мне, ссылаясь на то, что не хочет иметь никаких дел с партизанами.
Хотя я ему и объяснил, что не партизан, а член экипажа подбитого самолёта, но дедушка Чугай и слушать не хотел. Он сказал, чтобы я зря времени не тратил и шёл туда, куда послали партизаны.
Тут девушка, сидевшая возле старика, соскочила с повозки, подошла ко мне и сказала: «Пойдём скорее, недолго и рассвет». Взяла мой парашют, уложила на повозку и попросила отца, чтобы отвёз парашют домой и спрятал. Она хотела сшить платье из него сестрёнке и себе.
Затем взяла меня за руку и предложила идти за ней. Вскоре мы подошли к речке Салгир и пошли по воде. Речка была не мелкая, да и вода в ней холодная. И я спросил у девушки, почему же мы не выйдем на берег. Она удивлённо посмотрела на меня и ответила: «Я думала, что вы настоящий герой, а вы даже не знаете элементарных правил рядового партизана».
Да, нужно было идти по воде, чтобы немецкие овчарки не смогли взять след. По реке мы прошли километра полтора. К утру вышли к дому дедушки Чугая.
Я спрятался в сарае под кормушкой и пролежал там 5 часов. Затем девушка перевела меня на чердак своего дома. В этом доме действительно разместились на постой два немецких командира.
В то время, когда меня переводили из сарая, их дома не было, но у ворот стоял немецкий часовой. Тогда меня переодели в сарае в женское платье, и в таком виде я вышел из сарая вместе с девушкой под видом «матери», которая несла ведро с молоком. «Дочь» шла рядом. Так было обеспечено моё надёжное укрытие.
В это время гитлеровцы искали экипаж советского самолёта, но так и не смогли найти. Обозлённые, они два дня держали под допросом женщин, стариков и детей деревни, требуя выдачи советских лётчиков, которые приземлились на окраине Софиевки. Но никто лётчиков не выдал.
В 5 часов утра 7 апреля 1944 года Сарабузский аэродром был атакован советскими самолётами 8-ВА. Корректировку огня с земли вела юная Мария Воронкова, которая находилась вне подозрения, так как в её доме жили высокие немецкие чины, а брат работал в полиции и пользовался большим авторитетом у немцев.
Бомбовый удар по аэродрому был нанесён с большой точностью. Из 160 немецких самолётов добрая половина была уничтожена и частично повреждена. Гитлеровцы с ног сбились, но корректировщика огня найти не смогли.
Как выяснилось позже, Мария, её родной брат и дедушка Чугай работали по заданию крымских подпольщиков.
Тайник в русской печке
Мое пребывание на чердаке длилось 5 суток, и было оно очень тревожным.
9 апреля 1944 года мать Марии, Валентина Воронкова, предложила мне помыться. Я покинул своё убежище и спустился с чердака в комнату. В это время в дом зашла подруга Марии, приоткрыла ширму, увидела меня, но сделала такой вид, что ничего не поняла.
После её ухода я расспросил хозяйку дома об этой девушке. Хозяйка ответила, что это подружка Марии, и она ничего никому не скажет.
Вечером того же дня приехали немецкие офицеры и организовали бал по случаю награждения командира авиаполка. Кутили они до утра. Но в 6 часов 10 апреля 1944 года на Сарабузском аэродроме завыла сирена. Пьяные офицеры в одних рубашках помчались на аэродром и больше не возвратились. Вещи и мундиры полковника и майора увезли денщики.
Все мы торжествовали. Однако вскоре пришли полицай со старостой и потребовали выдать лётчика, который прятался в этом доме. В комнате была только одна хозяйка, Валентина Воронкова, которая ответила, что никого здесь нет. Полицай начал угрожать ей оружием, но хозяйка не выдала меня.
Тогда староста пошёл к соседке и привёл девушку, подружку Марии. Она заявила начальнику полиции, что Воронковы прячут в своём доме советского офицера, и она видела его, когда заходила.
Полицай приступил к обыску. Всё перевернул в квартире, в сарае, в погребе и даже заглянул в колодец. Осталось проверить чердак. Пока они обыскивали сарай и были в погребе, я слез с чердака и спрятался в доме в русской печке.
Полицай проверил чердак, но никого не обнаружил. Тогда он сказал девушке, что за клевету она получит 20 резиновых палок лично от начальника полиции. Хозяйка дома усадила за стол старосту и полицая, дала им по стаканчику спирта. Они выпили, извинились и ушли.
За это время я в печке стал похожим на негра. Вылез из печки и сразу же перешёл на своё прежнее место на чердаке. Но ночью мне пришлось сменить своё «место жительства», так как начальник полиции, не поверив полицаю и старосте, решил лично проверить дом дедушки Чугая.
Мне опять пришлось надеть юбку и кофту хозяйки и выйти во двор. Теперь меня спрятали на чердаке соседского дома Волохова, царского полковника в отставке. Он был уже слишком стар, и к нему никто не заходил. Здесь я чувствовал себя более спокойно.
К вечеру 11 апреля 1944 года передовые части и соединения 4-го Украинского фронта освободили станцию Сарабуз и деревню Софиевка. 12 апреля 1944 года штаб 8-ВА и 32-РАБ перебазировались на Сарабузский аэродром, а моя часть разместилась в Софиевке. Так я опять оказался среди своих друзей по оружию.
За выполнение задания и боевую работу я был награждён орденом Красной Звезды. Семье дедушки Чугая командованием 8-ВА была объявлена благодарность и выдана справка о том, что они действительно работали на оккупированной территории по заданию Крымского подпольного обкома партии.
Осенью 1945 года семья дедушки Чугая выехала на Кубань, но в какой станице или районе они поселились, мне не известно. Посылал я запрос в Краснодар, но положительного ответа так и не получил.