Я родился 15 февраля 1912 года в селе Когутовка Голованевского района Одесской области в бедной крестьянской семье.

Семья была большая — 8 человек: отец Ефрем Трофимович, мать Прасковья Артемьевна, сёстры Мария, Вера, Елена, братья Иван, Александр и я.

С 8-летнего возраста началась моя трудовая жизнь. Отец умер рано, и мать отдала меня на работу крестьянской общине, пасти сельских овец. В 17 лет получил школьное образование. Работал почтальоном, шофёром, был избран секретарём комсомольской ячейки в родном селе.

Во второй половине декабря 1933 года я подал рапорт на имя военкома Голованевского РВК, в котором просил принять меня добровольцем в Красную Армию и направить в пограничные войска на Западную границу. Моя просьба была удовлетворена.

1 января 1934 года я прибыл в погранотряд г. Славута. После карантина меня направили в Алексеевскую заставу на реке Горынь. На Западной границе в то время было неспокойно, враги ползли на нашу территорию, как муравьи.

При первом знакомстве командир заставы, старший лейтенант Мороз, сказал, что наша застава на Западной границе особая. Затем он добавил, что нам, пограничникам, советский народ доверил самое дорогое — охрану рубежей первого в мире социалистического государства. И это высокое доверие Родины мы, советские пограничники, должны оправдать с честью. Нет иного высшего долга, чем охранять священные рубежи СССР.

Помню, как один молодой пограничник задал вопрос командиру заставы о том, много ли в нашем секторе нарушителей границы. Командир улыбнулся и ответил: «Нарушителей границы не считают поштучно, их бьют, как диких кабанов. Воины-пограничники не задумываются над тем, сумеют ли они вдвоём-втроём справиться с бандой диверсантов. Они принимают бой, как бы велико ни было численное превосходство врага».

Проходя службу на заставе, все молодые воины старались быстрее овладеть искусством пограничника. Наконец настал тот памятный день, который остался в моей памяти на всю жизнь. Это был исторический день! Утром 30 апреля 1934 года мы, молодые воины-пограничники, приняли воинскую присягу, а вечером того же дня нас назначили во вторую полосу в секретный дозор.

На инструктаже командир заставы поздравил всех новоиспечённых пограничников с наступающим праздником 1 Мая, пожелал успехов в охране государственной границы и предупредил заступающих в дежурство о высокой бдительности. Он сказал, что есть кое-какие данные, что наши соседи, польские паны, попытаются на праздник забросить диверсантов на советскую территорию, может быть и в нашем секторе.

Ровно в полночь с 30 апреля на 1 мая 1934 года я в первый раз принял под охрану государственную границу СССР в секторе №2. Это была лесная поляна возле реки Горынь.

В лесу, как правило, много шорохов и звуков, но всё это связано с природой. Бывало, вслушиваешься в обманчивую тишину границы и мгновенно оцениваешь каждый новый звук. Вот крик совы, а вот хруст сухой травы, встревоженной бегом дикой козы или кабана.

Но дальше к звукам и шорохам природы примешиваются иные звуки. С польской стороны доносятся злобные выкрики, гром барабанов, рокот повозок и автомашин, скрытно двигающихся под покровом темноты. Вот он — капитализм! Оттуда к нам ползут всякие гады. Это я так думал, и так оно в действительности было.

Прошло примерно 25—30 минут, как я заступил в дозор, и в моём секторе появился непрошеный гость, диверсант в кабаньей шкуре, которого я вначале действительно принял за дикого кабана. Сразу доложил по телефону старшему дозорному Ивухину, так как бывали случаи, когда дикие кабаны нападали на часовых, которые несли службу в секретных дозорах.

Когда я сказал, что в моём секторе появился дикий кабан и находится в 20 метрах от меня, старший дозорный ответил, что ничего страшного нет, так как дикий кабан один никогда не бросится на человека.

В то время, когда я докладывал старшему дозорному по секретному телефону, мой лесной «гость» подошёл ко мне метров на 5—6 и начал рыться в листьях. Я поднял с земли сухую ветку и бросил в сторону «кабана» с целью вспугнуть его, чтобы одновременно освободиться от страха, мимовольно сковывающего тело.

Мой нежданный «гость» сделал вид, что испугался, повернулся вполоборота ко мне и… произвёл выстрел из бесшумного пистолета. Пуля угодила мне в живот. К горлу подступила тошнота, земля завертелась колесом. Ноги подкосились, я свалился в кучу опавших листьев, но, к счастью, сознание не потерял.

Рюмик М. Е. (1935 год)

Когда я свалился на землю, мой лесной «гость» сразу превратился из кабана в нарушителя государственной границы, сбросил с себя кабанью шкуру и осторожно начал подходить ко мне. Я его подпустил на 3 метра и в упор произвёл два выстрела из карабина. Нарушитель заорал диким благим голосом и свалился на землю. Сказать правду, я не целился в него, но обе пули попали куда надо. Одна пуля застряла в грудной клетке, а другая попала в живот.

На мой выстрел прибежал старший дозорный. Он и ещё два дозорных спасли жизнь мне и диверсанту, вызвали скорую медицинскую помощь с заставы и отправили нас в лазарет погранотряда г. Славута.

Этот «дикий кабан» оказался крупным польским разведчиком по фамилии Станкевич, Ян. Он шесть раз переходит советскую границу в секторе Алексеевской заставы.

За проявленную бдительность я был награждён золотыми именными часами и двухнедельным отпуском на родину.

Служба на границе ответственная, но вместе с тем очень интересная и увлекательная, особенно в лесном массиве, когда стоишь в дозоре и любуешься лесными хозяевами.

Иногда при заступлении в дозор я брал на кухне кости и обрезки мяса, а затем подвешивал их на дереве вблизи от своего поста. Смотришь, ковыляет косолапый мишутка, а следом за ним, кумушка-лиса задирает свою красивую хитрую мордочку вверх и осматривает верхушки деревьев. А вот показался любитель мясных блюд серый волк. Немного погодя зашаркали дикие кабаны и стали приближаться юркие дикие козы. Всё это удивительное зрелище вселяет в тебя какую-то особую бодрость.

На границе я служил сравнительно недолго, но служба на заставе мне очень понравилась.