Через год после ремилитаризации Рейнской зоны «настал черед Австрии», как сказал на совещании Гитлер. Перевооружение армии и создание офицерских кадров фактически закончено.
«В Австрии фюрер однажды начнет с чистого листа» – так уведомил свой дневник Геббельс еще 3 августа 1937-го.
Гитлер заверял Австрию, что ни на что не притязает. И чтобы скрыть свои намерения, готовясь к «молниеносному» на нее нападению, заключил в 1936 году соглашение о ненападении, признавая независимость Австрии. Вечером 11 марта 1938 года Гитлер подписал приказ о вторжении. Военные угрозы, ультиматумы предшествовали этому дню. 12 марта 1938 года гитлеровские войска вторглись в Австрию, преодолев пограничные пункты с применением вооруженной силы. На другой день Гитлер триумфально въехал в Вену. Австрия была присоединена к Германии.
Солдаты-австрийцы, воевавшие в составе гитлеровской армии, во всяком случае те из них, с кем мне доводилось говорить, не признавали себя германскоподданными и отделяли себя от немцев.
Записей, хронологически совпадающих с событиями аншлюса, нет в дневнике – пробел. Выпали записи и со 2 сентября до 18 октября 1938 года – те полтора месяца, в которые состоялось Мюнхенское соглашение (29-30 сентября 1938): Англия и Франция умиротворяли Гитлера за счет Чехословакии, потребовав от нее согласиться с уступкой Судетской области. Но попустительство агрессору снова обернулось подстрекательством его к дальнейшим захватам: Гитлер не удовлетворился Судетами. Еще годом ранее протокол секретного совещания (5.11.1937) зафиксировал его высказывание: «Лично фюрер считает, что, по всей вероятности, Англия и, возможно, Франция молча уже отказались от Чехословакии и что они уже привыкли к мысли о том, что в один прекрасный день этот вопрос будет разрешен Германией».
Но, как следует из другого сугубо секретного протокола, совещание Гитлера с Кейтелем вынесло заключение, что стратегическая неожиданность нападения на Чехословакию, под которое публично не подведено основания, чревато критической ситуацией, может вызвать остро враждебную реакцию мирового общественного мнения. На этот раз «молниеносные действия» должны начаться «в результате инцидента (как, например, убийство германского посла в связи с антигерманской демонстрацией)». В этом предусмотренном «инциденте» – характерный почерк Гитлера, не останавливающегося ни перед какими средствами для достижения своих целей. Через полгода после Мюнхенского соглашения, нарушив его, Германия захватила Чехословакию.
Когда впоследствии на заседании трибунала в Нюрнберге на допросе Шахта прозвучит обвинение в том, что он «производил расчистку в экономическом отношении захваченных Гитлером территорий», Шахт воскликнет: «Но простите, пожалуйста. Ведь Гитлер же не взял эту страну силой. Союзники просто подарили ему эту страну».
Захват Чехословакии в марте 1939-го также «отмечен» в дневнике выпадением страниц.
«Я СЧИТАЮ, ПРИ РАЗВОДЕ ИЛИ ИЗМЕНЕ ПРОКУРОРУ ДЕЛАТЬ НЕЧЕГО»
«Стало известно, что Геббельс встречается с чешской киноактрисой Лидой Бааровой не только в киногородке, но и в загородной вилле. Потом в окружении Гитлера стали усиленно поговаривать о том, что Геббельс разводится со своей женой и женится на этой киноактрисе, – читаю в неопубликованных воспоминаниях генерала Ратгенхубера. – Гитлера это поразило: Геббельс, ярый поборник арийской расы, был на грани падения, так как, вступив в брак со славянкой, он, по его же словам, должен был бесповоротно «испортить свою кровь». Можно представить, какой это вызвало бы резонанс в среде, которая следовала этим заветам. Гитлер оборвал эту романтическую историю решительно».
Являясь начальником личной охраны Гитлера, Раттенхубер одновременно возглавлял имперскую службу безопасности и знал об окружении фюрера и явное, и тайное.
Геббельса прозвали в народе «бабельсбергским бычком» за шашни с киноактрисами. (В городке Бабельсберг, близ Берлина, киностудия.) Но любовная связь с Лидой Бааровой совсем не из этого ряда. Это – влечение, рвавшее со всеми регламентациями. И все, что он строил с таким тщанием, – все под угрозой.
Может, в последний раз что-то человеческое взметнулось над поддельностью его жизни, движимой и подчиненной безмерной страсти тщеславия и властолюбия. Телесную любовь не приручить, не сдержать даже такому государству, где все под его сетью.
И для детей Геббельса тоже лазеек в сети нет. Как бы Геббельс ни ликовал при их появлении, как ни умилялся бы, это не бескорыстие отцовства или не оно одно. Не только в уготовленной им гибели, но уже и от рождения у этих детей функциональная предназначенность – встроиться в показательную, нацистскую, рекламируемую им многодетную семью, умножая популярность Геббельса, врачуя его застарелые комплексы самоутверждения. Имена всех детей – в честь Гитлера: Хельмут, Хильда, Хельга… Возрастающая численно семья министра пропаганды – дети и жена – создают труппу статистов в политическом театре одного актера – Геббельса, в гротесковом спектакле с ужасным финалом.
Те из детей, что едва подросли; уже вытолкнуты на подмостки светской политической жизни. Во время визита Муссолини в Германию: «Дети побывали у Муссолини. Он приласкал их и поцеловал. Они очень гордятся. Хельга (старшая, ей лет пять) говорит: «Второй фюрер тоже очень милый»… Обед у Гесса. Нет стиля. Убранство ужасное. Еда отвратительная» (30.9.1937).
Состоя уже год в пылком романе с чешской актрисой, Геббельс записывает: «Говорил по телефону с Магдой. К сожалению, она ждет не близнецов». Магда не так молода, и они спешат рожать детей. Но «Магда должна себя щадить. Врач мне велел: теперь Магда в течение двух лет не должна иметь ребенка. Она должна как следует отдохнуть и подлечиться. Я позабочусь об этом» (25.2.1937). Но уже в следующем году, 1938-м, Магда снова рожает. И это не предел, в 1940-м – снова, в последний раз. Но пока что в доме мир. «Мы много болтали (с Магдой). О наших милых приятелях. Иногда чувствуешь себя среди людей так, словно попал в зоопарк».
В дневнике имя актрисы упоминается только нейтрально – в перечислении лиц, присутствовавших на студии, занятых в фильмах. Ни звука более.
Лида Баарова недавно выступала в Германии по телевидению. Рассказывала, что ей по молодости нравилось ездить в шикарных машинах министра. Вероятно, всевластность шефа кино тоже была по душе ей, актрисе. Она увлеклась им. Полюбила его, – открыто говорит она.
3 февраля 1937. Обсуждали с фюрером реформу закона о разводе. Он мыслит современно и великодушно. Чего бог не соединял, то человек может разъединить. В партии вспыхнула эпидемия разводов. Тоже плохо.
Истинные, интимные мысли дневнику не доверяются, только пристальность к вопросу о разводе.
20 февраля 1937 . Такой праздник! Все веселятся. Пришел новый человек. Счастье и благословение на всю жизнь, – отметил он рождение еще одной дочки и политические новости: –
Блюм попал в тиски. У радикал-социалистов лопается терпение… Еврей, марксист, сионист! Этим все сказано. В Испании подстрелено 14 красных самолетов. Франко продвигается. Будем надеяться.
Затем вскоре он снова о том же:
22 февраля 1937 . Фюрер рассказывает о д-ре Дитрихе и его неудачном браке. Эта женщина просто невозможна. Теперь она хочет, чтобы фюрер принудил ее мужа сохранить брак. Фюрер ответил: «Не я их женил, не мне их удерживать в браке».
Совершенно правильная позиция, одобряет Геббельс. Но грядет день, и фюрер вмешается в личную жизнь Геббельса, правда, он был на их свадьбе свидетелем – «женил» их.
10 марта 1937. Эти законы (о разводах) для молодого, а не для старого поколения. – Но Геббельс в свои 40 упорно причисляет себя к молодежи. – Я считаю, при разводе или измене прокурору делать нечего.
Тем временем роман набирает силу.
29 января 1938 . Шрейхер предлагает смертную казнь за расовый разврат (т. е. связь с евреями) …Он прав.
Но и Геббельс не так уж далеко отстоит от расплаты, хоть и не столь суровой.
27 июля 1938. Вопрос: что будет с арийками… которые имели портящие расу сношения с евреями? Фюрер решил: ничего. Только мужчина должен в каждом случае нести тяжелейшую ответственность.
Великодушен в отношении женщин фюрер. Но это не облегчает перспективы Геббельса.
ГЕББЕЛЬС ЛИ ЭТО?
Лида Баарова, молоденькая чешская актриса, снималась в Германии. Известность принес ей фильм «Баркарола», в котором она играла вместе с киноактером Густавом Фрёлихом. Они были партнерами в кино, а в жизни – влюбленной парой. Фрёлих приобрел в Шваненвердере, по соседству с Геббельсом, виллу, принадлежавшую не так-то уж давно опереточной певице, еврейке, вынужденно уехавшей из Германии. Здесь он и поселился с Лидой Бааровой. Соседство с шефом кино оказалось роковым для Фрёлиха. Поначалу их вдвоем принимали в доме Геббельсов, но очень скоро увлеченность Йозефа Геббельса Лидой стала слишком очевидной. Его покровительство не знало границ: главные роли в фильмах, превозносившая ее пресса, торжественные просмотры картин с ее участием неустанно организовывались министром пропаганды. Магда, отчасти притерпевшаяся к легкомысленному поведению мужа, время от времени взрывалась, и о домашних «ссорах», не раскрывая их повода, и о том, что «Магда отдалилась», не раз говорится в дневнике. Но и сама Магда была небезгрешной, – настаивают биографы Геббельса, – случалось, нарушала супружескую верность.
Согласие в семье было показным, подчиненным заботе о неустанном рекламировании образцовой, многодетной, немецкой семьи министра пропаганды. Но этот случай с Бааровой выходил за пределы всего, что бывало до сих пор. И как ни старалась Магда считать его обычным любовным похождением, это не удавалось.
Молва доносила, что во время съемок очередного фильма между Геббельсом и Густавом Фрёлихом произошло столкновение, и Фрёлих якобы нанес пощечину своему сопернику. Сомнительно. Но так или иначе Фрёлих был отстранен от роли, партнером Лиды Бааровой в этом фильме был назначен другой актер. Фрёлих продал виллу в Шваненвердере, с Лидой они расстались.
Семья Геббельса тем временем пополнилась еще одним ребенком – девочкой. А роман разгорался. Геббельс часто проводил с Бааровой вечера и ночи на вилле в Ланке. Их связь становилась явной. Геббельс появлялся с киноактрисой в обществе, невзирая на все пересуды. Он был очарован ею и горд своей победой, ну а то, что Баарова в новой роли восхитила Гитлера, привело Геббельса в неописуемый восторг.
«Великая любовь – это значит, я хочу положить на нее всю мою жизнь». Но такую любовь он спрашивал с Эльзе, сам же, задаваясь тогда вопросом «Слава или любовь?», избрал для себя однозначно славу.
А что же теперь? Похоже, что он зашел далеко и был готов на многое. Он был пленен Лидой, не знал ни удержу, ни страха, ни оглядки на то, к какому оглушительному краху его политической карьеры все это может привести. Да Геббельс ли это? Правда, в то же самое время, когда он грубо нарушал расовую политику, он, демонстрируя свою приверженность ей, успевал еще усиленнее преследовать евреев в угоду Гитлеру.
2 июля 1938-го Геббельс записывает в дневнике, что провел лучшие в своей жизни дни отпуска – это дни с Лидой Бааровой в Ланке. Но дома напряжение в отношениях с Магдой нарастало, и у него созрел план действий. Он поручил своей возлюбленной поговорить с его женой, подготовить Магду к принятому им решению. Можно только гадать, как справилась актриса со своей нелегкой задачей, как нашла она подход к Магде, разрешившейся всего лишь три месяца назад пятым ребенком, снова девочкой. Но после их общения Геббельсу в продолжительном разговоре с женой удалось склонить ее к новому варианту супружества – жизни втроем. Магда согласилась на эти условия. Они могли быть восприняты ею как ультиматум – несогласие чревато разводом. Но, уладив щепетильное дело, Геббельс и Лида Баарова и вовсе перестали считаться с Магдой, бесцеремонно вели себя при ней и в присутствии гостей как влюбленная парочка. Не вытерпев, вконец оскорбленная Магда обратилась к Гитлеру.
«В ЭТОТ ТЯЖКИЙ ЧАС»
В самом ли деле Геббельс примеривался к разводу, дневник молчит. Два года длится роман. Но к разрыву с Лидой Бааровой Геббельс не был готов, когда дома разразился скандал, неизвестно, чем бы все кончилось, не вмешайся фюрер, вызванный Магдой.
Гитлер, выслушавший Магду, был вне себя. Он долго разговаривал с ней, настоял на том, что она со своей стороны ни в коем случае не будет порывать с мужем и их семья в интересах партии по-прежнему останется для народа показательной нацистской семьей.
16 августа 1938. Вечером в Берлин приехал фюрер. Магда говорила с ним. Потом у меня был с ним очень долгий и серьезный разговор. Он потряс меня до глубины души. Я совершенно покорен им. Фюрер мне как отец. Я ему так благодарен. В этот тяжкий час я могу на это опереться. Я принял очень трудное решение. Но оно окончательное. Я целый час ездил в автомобиле, далеко и без всякой цели. Я был почти во сне. Жизнь так мрачна и жестока. Где мне начать, где мне кончить? Но долг стоит надо всем. Его должен слушаться человек в самые тяжелые часы. Вне его все шатко. Я тоже склоняюсь перед ним. Совершенно без жалоб. Потом у меня был очень долгий и очень печальный телефонный разговор. Но я останусь тверд, хоть сердце грозит разорваться. Теперь начинается новая жизнь. Жестокая, мрачная, подчиненная лишь долгу. Молодость прошла.
Гитлер не пожелал выслушать никаких доводов Геббельса. Ни о каких его чувствах, ни о каких предполагаемых им шагах и решениях не могло быть речи. Фюрер сказал, что он сам принес в жертву свою личную жизнь, подчинив ее долгу. И призвал также Геббельса к служению долгу, потребовав отсечь эту любовную связь.
Гитлер не намерен был расставаться со своим главным пропагандистом. Хотел он также избежать еще одного громкого супружеского скандала в рейхе после истории с военным министром Бломбергом. Бломберг, вдовец, женился на своей секретарше, а вскоре всплыло (или было фальсифицировано), что его новая жена не в столь отдаленные годы снималась голой для непотребных открыток. Но Бломберг не пожелал расстаться с ней и должен был выйти в отставку.
На следующий день, 17 августа, Геббельс записывает, что побывал у фюрера и снова был долгий разговор с ним… «У меня нет больше почти никакого выхода».
18 августа 1938 . Вечером еще долгое объяснение с Магдой, для меня сплошное унижение. Этого я ей никогда не забуду. Она так сурова и жестока… Никто мне не поможет. Я и не хочу, чтобы мне помогали. Надо одному вынести боль. Ни от чего не отступать трусливо. Я переживаю сейчас тяжелейшее время моей жизни.
«Я чувствую себя так одиноко, что совершенно не выдерживаю» (19.8.1938).
Он ездит к матери и сестре Марии, находит у них сочувствие, тепло и поддержку.
Лида Баарова тщетно пыталась найти какие-либо пути связаться с Геббельсом. Она была в этой истории сурово потерпевшей стороной. Ее карьера катастрофически оборвалась. Новые роли у нее были отобраны, а показ прежних фильмов с ее участием запрещен. Не был выпущен на экраны и отснятый фильм с Лидой Бааровой в главной роли. Он пролежал под запретом многие годы и только в 1950-м был показан. Он назывался теперь «Легенда о любви».
Как сообщает биограф Геббельса Ральф Ройт, до сведения Лиды Бааровой было доведено, что Гитлер запрещает ей выезд из страны. Чтобы погасить скандал, Гитлер желал, чтобы о ней забыли. Оказавшись за пределами Германии, она могла привлечь к себе внимание заграницы, и скандал разгорелся бы.
И дальше Ройт приводит в своей книге сведения о судьбе Лиды Бааровой. За ней следило гестапо, ее притесняли полицейскими мерами. Ей было отказано во всякой публичности. Ее попытки связаться вновь с Голливудом были неосуществимы. Все же Лиде Бааровой удалось бежать в Чехословакию, где ничего хорошего не ждало ее. Нацистскими оккупационными властями ей было запрещено выступать. А в 1945-м при новом послевоенном режиме в Чехословакии ее судили как изменницу родины. Ее мать во время допроса сразил сердечный приступ. Подвергшаяся также запрету на профессию ее сестра, актриса, покончила с собой. Спустя почти полуторагодичное тюремное заключение Лида Баарова стараниями племянника видного чешского министра была помилована и освобождена. Но ее жизнь, судьба актрисы навсегда были разгромлены.
В час насильственного разрыва скрытое от дневника чувство прорвалось искренним отчаянием. Тем разительнее, как завершил это испытание Геббельс.
Неизвестно, как он одолевал свои страдания. Известно другое – меры, которые Геббельс предпринимает, чтобы связь с чешкой не имела для него тяжелых последствий и эта история была бы замята Гитлером. Чтобы не утратить расположения Гитлера, он немедленно принимается за льстивейшую о нем книгу. Но этого недостаточно. И чтоб удержать чуть было не пошатнувшуюся репутацию лидера расовой политики, он, демонстрируя свою непоколебимую приверженность к ней, искупая свой «прокол», организовывает и проводит, к усладе Гитлера, небывалый по масштабу и бесчинству государственный всегерманский еврейский погром. Под пошлой кличкой «Kristallnacht» – «Хрустальная ночь», с призывами бить стекла богатых магазинов, принадлежащих евреям, грабить и разрушать все их магазины, дома, предприятия, конторы. Впрочем, дома богатых евреев велено оставлять в целости – в них вселялись нацистские бонзы: Розенберг и другие.
«МЫ ДОСТОЙНЫ НАШЕЙ ИСТОРИИ»
Страницы, где говорится о «Kristallnacht», исчезли из дневника, о чем я уже писала. Эта ночь, 9 ноября 1938-го, отмечается в нынешней Германии как тягчайшая черная ночь немецкой истории. Вакханалия насаждаемого насилия прокатилась от столицы по благопристойной еще не так давно провинции.
Полиция, заранее проинструктированная Геббельсом, соответственно вела себя. «Надо не закон исполнять, а придираться, – наставлял он. – Полиция мне в этом поможет».
Вламывались в дома, громили, издевались, убивали, поджигали синагоги. Разбой, насилие, сотни убитых, десятки тысяч брошенных в тюрьмы и концлагеря.
В заключение – беспримерный цинизм: вынудить затравленных, ограбленных, обездоленных людей возместить все убытки, им же причиненные погромом, именуемым нацистами «стихийным».
12 ноября 1938 . Евреи объявили, что они готовы уплатить за ущерб, Нанесенный бунтом. Только в Берлине это принесет 5 млн. марок. Это хорошее кровопускание.
13 ноября 1938 . Гейдрих докладывает о проведенных акциях. 190 синагог сожжено и разрушено. Это улажено. Конференция у Геринга по еврейскому вопросу. Жаркая борьба за решение. Я предлагаю радикальный подход. – Залатавший протори за связь с расово неприемлемой женщиной, Геббельс, матерый провокатор и преступник, уже снова нагло на коньке своей пресловутой «радикальности». – Функ несколько мягок и уступчив. Итог: на евреев наложена контрибуция в миллиард. Они должны быть в кратчайший срок полностью изгнаны из хозяйственной жизни. Они больше не могут вести никакие дела. Могут только давать в долг из 6%. Ущерб они должны покрыть сами.
Погром – эксцесс убыточный в нормальной стране. В нацистской он – хорошее подспорье. И дело сделано, и казна, затребовавшая средств на финансирование кампании по захвату Чехословакии, празднует прибыль. Это и модель при последующих военных нападениях на мирные, суверенные страны.
«Мы достойны нашей истории», – записал Геббельс.
Еще раньше приняты меры: «Еврейские врачи лишены права практиковать. Еврейство будет планомерно вытеснено»
(4.8.1938).
Ни врачевать, ни торговать, ни участвовать… Ни вести никаких дел, ни владеть ничем. Осталось только вытряхнуть у них деньги, какие придерживают.
Гитлер потребовал, чтобы «еврейский вопрос» теперь раз и навсегда был обсужден и разрешен тем или иным способом. На то и собралась упомянутая Геббельсом конференция у Геринга. При подведении на ней славных итогов погромов и намечаемых новых репрессий министру всегерманской культуры неймется какую-то свою персональную ставку выкликнуть на этом аукционе мер пресечений. И он «утвердил распоряжение, по которому евреям запрещается посещение театров и кино»
(12.11.1938). Смехотворно – о кино, театре при наличии таких ставок, как изгнание, смерть. Но и в этих крупных сделках Геббельс – главный игрок.
Программа вытеснения, изгнания (следом – и уничтожения) не раз обсуждалась с фюрером: «Мы обсуждали еврейский вопрос. Фюрер одобрил мои начинания в Берлине… За 10 лет они должны быть изгнаны из Германии. Но пока мы хотим удержать евреев здесь как заложников».
Евреи вне закона. Они в ведении СС, гестапо. И каждый еврей уже с шести лет будет вскоре обязан носить желтую звезду Давида.
«ТЕПЕРЬ ПОЙДЕТ РАБОТА»
Все идет «планомерно». Не обходится, однако, без проколов: «Какой-то перемудрец докопался, что Иоганн Штраус на одну восьмую еврей. Я запретил это разглашать. Во-первых, это не доказано, во-вторых, я не позволю снять все сливки с немецкой культуры. В конце концов из нашей истории останутся только Видукинд, Генрих Лев и Розенберг. Муссолини поступил куда умнее. Он захватил себе всю историю Рима, начиная с античности. Против него мы парвеню. Я борюсь как могу».
У Эйхмана тоже были свои сложности. Он поведал о них в воспоминаниях, которые писал в заключении, захваченный израильской разведкой, спустя долгие годы напавшей на его след. В его антисемитской практике, как он пишет, возникали щепетильные, конфиденциальные ситуации. Так, узнав, что повариха Гитлера, которая когда-то была его любовницей, на 1/32 еврейка, он оказался в затруднительном положении. Но его начальник, Мюллер, тотчас поставил на докладе Эйхмана гриф «совершенно секретно», и изложенный им факт был погребен в тайниках спецслужбы.
О своем непримиримом отношении к современному искусству непризнанный художник Гитлер заявлял еще в «Майн кампф». Завладев властью, он приступил к расправе.
«Опубликован закон о вырожденческом искусстве. Теперь пойдет работа», – записал д-р Геббельс.
И работа пошла на всех парах.
По принятому закону, о котором с воодушевлением сообщает д-р Геббельс, произведения «вырожденческого искусства» подлежали конфискации из музеев и частных собраний.
14 января 1938. Обсуждал с фюрером документы по вырожденческому искусству. Два часа. Результат уничтожающий. Ни одна картина не заслуживает пощады. Фюрер за то, чтобы окончательно избавиться от них. На некоторые мы можем выменять за границей картины хороших мастеров. Для этого фюрер учредил комиссию под моим руководством.
Жару поддала в январе 1938-го франкфуртская газета, напечатавшая статью о Ван Гоге. Геббельс немедленно приступил к расследованию.
21 января 1938 . Статью о Ван Гоге в «Frankfurter» написал полуеврей. Видно, мягкое обращение с этими типами совершенно невозможно. Я с этим решительно покончу.
27 января 1938. Против франкфуртской газеты: оба виновных редактора вычеркнуты из списка журналистов. Одного я велю посадить. Полуеврея. И сама «Frankfurter» должна быть побыстрее уничтожена.
Точнее, чем сам Геббельс, и не скажешь о преследованиях и расправе в подвластной ему сфере – культуры, искусства, прессы.
Все, что не отвечало шаблону пропагандируемого мышления, фашистскому представлению об агитационном назначении искусства, должно быть изъято. Все, что раздражало недоступностью восприятия двоих несмирившихся неудачников – несостоявшегося архитектора-художника и несостоявшегося писателя, их волчьим инстинктом ухватывалось: «это» опасно чуждое и своим миром, своей духовностью уводит из-под контроля единого, однозначного нацистского мировоззрения, – все это подлежит запрету, изъятию, изгнанию.
Чтобы оградить немецкий народ от порочного, разлагающего искусства, из музеев были изъяты полотна Ван Гога, Гогена, Сезанна, Матисса, Кокошки, Пикассо, Шагала, Нольде…
И в неказистой галерее, на окраине Мюнхена, была учреждена Геббельсом выставка «вырожденческого искусства». В последний раз публике представилась возможность увидеть творения этих преданных анафеме художников и оценить заботу Гитлера и его министра культуры, навсегда избавляющих немцев от их тлетворного воздействия.
Такое вот единодушие с советским руководством в его долгом неприятии тех же художников.
Но именно сюда, на выставку осужденных картин, устремлялись люди, а не в открытый одновременно в Мюнхене Дом немецкого искусства. В нем на первую выставку нацистских художников было отобрано 900 работ. Почетная роль председателя отборочной комиссии была возложена на Адольфа Циглера, художника незначительного, но это он написал некогда портрет Гели Раубал и теперь имел шанс выдвинуться. Однако, когда Гитлер явился, чтобы санкционировать отбор картин, разразился скандал. И здесь некоторые отобранные картоны тоже возмутили Гитлера, да так, что он успевал продырявить их крепким башмаком, прежде чем их подхватывали, чтобы вышвырнуть. Таким способом он проиллюстрировал свои слова, что не намерен вдаваться в обсуждение произведений искусства, а будет лишь «действовать».
Как тут не вспомнить печально известное посещение первым лицом советской страны выставки художников в Москве, в Манеже, в 1963 году.
В своей речи, приветствуя открытие первой выставки нацистского искусства, избавленной ботинком фюрера от неугодных картин, Гитлер заявил, что отныне положен конец «безумию в искусстве» и картины, которые «невозможно понять», в открытом доступе не останутся.
Но, как уже говорилось, люди стремились посетить не Дом немецкого искусства, а выставку опальных картин, и Геббельсу пришлось ее закрыть.
29 июля 1938. Картины вырожденцев посылаем на международную выставку. Авось заработаем денег на дерьме.
В дни, когда города рейха превращались в руины, Гитлер проектировал галерею для собрания картин в австрийском городе Линце, где прошли его школьные годы.
Среди бумаг Гитлера, которые оказались у нас в начале мая 1945-го, были описи принадлежащих ему картин, предназначенных для отправки куда-то и уложенных, как это следует из пояснений, в ящики. У меня сохранились копии этих пространных описей, они дают представление о коллекции Гитлера. В них встречается имя Бёклина (эскиз) и Ходовецкого (гравюра: Фридрих II). Из крупных художников, пожалуй, больше ничьего имени нет. Преобладают натуралистические пейзажи художников дюссельдорфской школы. А также старые сентиментальные жанристы. Среди работ художников нацистского периода мелькает имя Циглера, того, кто поощрен Гитлером за портрет Гели Раубал. В ящики сложены его гравюры, изображающие родной город фюрера Браунау. Другие художники нацистской формации вошли в коллекцию фюрера своими картинами «Факельное шествие 30 января», «Мать фюрера» и опять же изображением города Браунау.
В описи иных ящиков занесены вперемежку с произведениями искусства (керамической вазой, бюстом Вагнера, настенными тарелками, подсвечниками, цинковым кубком, серебряным блюдом и прочими) обиходные предметы (3 кухонных полотенца, 3 мохнатых полотенца, коврик для ванной, хлебница, много одеял, подушки, полотняная скатерть и к ней 12 салфеток, еще скатерти, чехол на перину, еще один чехол с кружевной вставкой и другие вещи). Описи картин помогают уяснить вкусы Гитлера. Сложнее обстоит со вкусом Геббельса. Внедряя упрощенность в искусстве, по принципу доходчивости, как требует фюрер, сам для себя он рыщет в поисках шедевров живописи. Весной 1941-го, когда европейские страны разорены, разграблены, к чему Геббельс имеет прямое отношение, он записывает в дневнике, что ему удалось купить «из французских частных рук дивную картину Гойи». Уж никак не соответствует Гойя требованиям, которые предъявляет к художнику фюрер, зато баснословна цена на его произведения в мире. Картина «чудесная». Это из давнего лексикона Геббельса. В августе 1924-го, посетив в Кёльне музей, Геббельс восхищался скульптурой Барлаха, картиной Эмиля Нольде, его испанской танцовщицей. Теперь, осмотрев вместе с фюрером «вырожденческую выставку», где представлены также и Барлах и Нольде, он пишет: «Это самое чудовищное, что я когда-либо видел».
В годы «вживания» в национал-социализм Геббельс иногда жаловался в дневнике: «скольким я пожертвовал», не раскрывая, что же хотел этим сказать. И вновь глухо упоминал о своей «жертве». Возможно, понимал, что в угоду своей партийности и в стремлении делать карьеру он многое утрачивает из того, что имел. Нацистом он все же не родился. Он манипулировал сам собой, отсекая все, что лишне национал-социалисту. Лишней была склонность к чтению, к размышлению над прочитанным. Лишним было эстетическое чувство, способность воспринимать искусство. Лишним было все человеческое.
И вот теперь давно деградировавший Геббельс цинично записывает «окончательное решение»: «То, что можно продать, – за границу, остальное – на выставку ужасов или уничтожить»
(13.12.1938).
Не знаю, сколько картин было продано за пределами Германии, но в ее столице, как пишет биограф Геббельса, 30 марта 1939 года во дворе Главной пожарной команды Берлина по его распоряжению было сожжено пять тысяч произведений искусства.
Германия все ниже опускалась – в варварство.
«ПРОТИВНИКА НАДО ЛИБО ЗАСТАВИТЬ ЗАМОЛЧАТЬ, ЛИБО УБИТЬ»
В компетенции министра культуры также и сыск: «Я велел понаблюдать за кабаре комиков. Там в ходу анекдоты против государства. Это нетерпимо. Пусть эти снобы рассказывают анекдоты о самих себе». Предписанные Геббельсом «наблюдения» плачевно кончались и для артистов, и для завсегдатаев кабаре комиков. Зато Геббельс, упивавшийся своими статьями и речами, был начисто огражден от критики. Тот, кто осмелился бы его критиковать, рисковал жизнью. На этот счет была полная ясность: «Противника надо либо заставить замолчать, либо убить» (13.3.1937). Такой постулат не нуждался в правовых санкциях и, значит, в услугах юристов. «Революция – расторжение сильным законности, которая находится в руках слабого», – записал Геббельс в январе 1937-го. Юристы должны быть низведены на положение чиновников, обслуживающих интересы нацистского режима, не заглядывая в юридические святцы. При такой постановке дела юристов вообще надо либо окоротить, либо разогнать. «Все юристы поврежденные. Чиновники должны быть слугами закона, а не рабами параграфа».
Когда на процессе о поджоге рейхстага, в марте 1934 года, только один из четырех обвиняемых коммунистов – голландец ван дер Люббе, полувменяемый, – был признан верховным судом Германии виновным, а трое оправданы, это привело Гитлера в бешенство. И имело плачевные последствия для судопроизводства в стране. «Фюрер ненавидит юристов. Они не умеют думать органично – только формальности. Это большая опасность для государства, которое им доверено. Фюрер не хочет больше допускать юристов на ключевые посты». «Рейхстаг тоже нужно назначать, а не выбирать».
Фюрер – это и есть закон. Гестапо – тоже закон.
На практике такой правовой нигилизм давал простор всяческому произволу инструкций, указаний. Даже Геббельсу от этого иногда не по себе: «Читал проект Вагнера о стерилизации.
Поразительно, какую ошибку сделало здесь министерство внутренних дел. Оно не проводит никакой проверки интеллекта или способностей». Поскольку в проекте и затем в инструкции физический недостаток человека мог стать поводом для применения к нему насильственной стерилизации, Геббельс мог и себя чувствовать косвенно задетым. Оскорбленный такой постановкой вопроса, он выставляет мерилом человека пренебрегаемый проектом интеллект. А эта «служба» заработала и вблизи Геббельса:
25 января 1938. Глупый случай попытки стерилизации в нашем отделении. Бюрократия чуть не сделала смертельно несчастным совершенно здорового человека.
Только вмешательство вступившегося за него Геббельса спасло намеченную жертву.
1939
В этот год нападением фашистской Германии на Польшу началась Вторая мировая война.
После окончательного захвата Чехословакии в марте 1939-го Гитлер поспешил заверить встревоженное мировое общественное мнение, что у него «нет больше территориальных требований в Европе». Через пять с половиной месяцев, 1 сентября 1939-го, он бросил армии на Польшу.
Готовясь к агрессии против Австрии и Чехословакии, Гитлер, чтобы избежать вмешательства Польши в судьбу соседствующих с ней стран, всячески заверял ее в дружбе, льстил ей.
За три недели до вторжения в Австрию он заявил об «искренне дружественном сотрудничестве» Германии и Польши. И что «Германия не позволит ничего, что могло бы отрицательно повлиять на осуществление задачи, которая стоит перед ними, а именно – мир».
За три дня до совещания, закончившегося известным Мюнхенским соглашением, Гитлер, уже заранее подготовившись нарушить его, произносит во Дворце спорта миротворческую речь, ссылаясь на заключенный в 1934 году между Германией и Польшей пакт о ненападении сроком на 10 лет: «Оба правительства и все здравомыслящие люди среди обоих народов и в обеих странах преисполнены непреклонной волей и решимостью улучшить свои взаимоотношения. Это была подлинная работа во имя мира, которая представляет собой большую ценность, нежели вся болтовня во дворце Лиги Наций в Женеве».
И наконец, 30 января 1939-го, когда уже польское правительство на требование Германии передать ей Данциг ответило отказом, Гитлер все еще в своей речи в рейхстаге распинался в дружбе: «Мы только что отпраздновали пятую годовщину заключения нашего пакта о ненападении с Польшей. Едва ли среди истинных друзей мира сегодня могут существовать два мнения относительно величайшей ценности этого соглашения». Он назвал подписавшего этот пакт Пилсудского «великим польским маршалом и патриотом». И в заключение этого пассажа: «В течение тревожных месяцев прошлого года дружба между Германией и Польшей являлась одним из решающих факторов в политической жизни Европы».
Сам же он готовился к нападению, понимая, что «чешской истории», как он называл захват Чехословакии, тут ждать не приходится. Польша будет воевать.
22 августа 1939-го в речи, обращенной к главнокомандующим родами войск, Гитлер говорил:
«Я найду пропагандистский предлЬг для начала войны, независимо от того, будет ли он внушать доверие или нет. В развязывании и ведении войны имеет значение не право, а победа. Никакой жалости. Жестокость… Нужна величайшая жестокость. Необходимо быстрое решение, нерушимая вера в германского солдата. Кризис может наступить только в том случае, если не выдержат нервы лидера». «Полный разгром Польши является военной целью. Быть быстрым – такова главная задача. Преследовать до полного уничтожения».
Дневник Геббельса, как я уже писала, недосчитывает страниц, приходящихся на время с конца мая и по 9 октября 1939 года. На этот раз по понятным причинам. Это период сближения Советского Союза с фашистской Германией, заключения между ними пакта о ненападении и дополнительного «секретного протокола». Это уже «наш» сюжет, накладывающийся на сюжеты геббельсовских дневников. Нападение, война, захват Польши, расчленение ее оказались вне четырехтомного издания рукописных фрагментов дневников. Мы не прочтем, как отразилось в сознании его автора самоотверженное сопротивление поляков.
Дальнейшие события известны, не нуждаются в пояснениях. Пусть лишь напомнят о них полузабытые документы.
Гитлер – Кейтелю на исходе польской кампании: «Жестокость и суровость должны лежать в основе этой расовой борьбы для того, чтобы освободить нас от дальнейшей борьбы с Польшей». Это была установка вд прямое уничтожение поляков. («Нам не нужны эти народы, нам нужны их земли». Геббельс, 22.8.1938.)
Гитлер по окончании польской кампании на совещании у себя на квартире: «У поляков должен быть только один господин – немец. Не могут и не должны существовать два господина рядом, поэтому все представители польской интеллигенции должны быть уничтожены. Это звучит жестко, но таков закон жизни».
Франк, генерал-губернатор оккупированных польских территорий: «Если бы я пришел к фюреру и сказал: «Мой фюрер, я докладываю, что я снова уничтожил сто пятьдесят тысяч поляков», то он бы сказал: «Прекрасно, если это было необходимо».
Гиммлер: «В нашу задачу не входит германизация Востока в старом смысле этого слова… Наша задача – проследить, чтобы на Востоке жили люди чисто германской крови».
Нет нужды продолжать приводить еще свидетельства преднамеренной программы убийств, умерщвлений голодом, истязаниями славянских народов Восточной Европы.
«МОСКВА НЕПОВОРОТЛИВА, НО ТЕМ НЕ МЕНЕЕ ОЧЕНЬ ПОЛЕЗНА НАМ…»
10 октября 1939. В «Известиях» очень позитивная и враждебная Антанте статья, которая полностью совпадает с нашей точкой зрения. Говорят, что ее написал сам Сталин. Она удивительно пришлась нам ко времени и будет принята с благодарностью. Русские до сих пор исполняют все свои обещания… Москва неповоротлива, но тем не менее очень полезна нам… Фюрер тоже думает, что статью в «Известиях» написал Сталин. Сталин – старый, опытный революционер… Его диалектика во время переговоров была превосходна. Суждение фюрера о поляках – уничтожающее. Скорее звери, чем люди, совершенно тупые и аморфные.
12 октября 1939 . Москва отдала Литве Вильно в благодарность за отказ от суверенитета. И добронравные литовцы вывесили на радостях флаги. Фюрер совершенно уверен в победе. Он указывает разницу с 1914 годом, считает, что тогдашнее поражение объясняется только предательством, что сегодня он не пощадит жизнь предателей. – Только предательством генералов будет до последнего дня считать Гитлер их неудачи на полях сражений, отступления немецких войск под ударами Красной армии. И генералы станут расплачиваться жизнями за отступление. – Пацифизм ведет к войне… С фюрером мы всегда победим, он соединяет в себе все достоинства великого воина… он стремится к своей цели, когда надо, то и любыми средствами… На Западном фронте настоящая идиллия. Каждый день предписанная доля артобстрела и снова покой. Удивительнейшая война в истории. Мы-то были готовы к худшему. Нам теперь очень пригодилась добыча из Польши… Не дойдет ли дело до настоящей мировой войны?
Мировая война предрешена, – известно Геббельсу. Вопрошает лишь риторика страха. Страх, как это не раз у Геббельса, сублимируется в агрессивность, в злобное словоблудие по отношению к народу – жертве агрессии, народу, к которому принадлежит Пилсудский, так безмерно восхищавший его.
14 октября 1939. На поляков действует только сила. В Польше уже начинается Азия. Культура этого народа ниже всякой критики. Только благородное сословие покрыто тонким слоем лака. Оно – душа сопротивления. Поэтому его надо убрать.
22 октября 1939. В одной из инспирированных Сталиным статей в «Известиях» осуждается Анкара и еще раз совершенно ясно подтверждается немецко-русская дружба. Для нас это исключительно ценно… Прием рейхс- и гауляйтеров. Фюрер говорит 2 часа. Обрисовал наше военное и хозяйственное превосходство и нашу решимость, если дойдет до борьбы, которую фюрер считает почти неизбежной, бороться за победу всеми средствами и без оглядки. У нас нет другого выбора. А итог – огромное, всеохватывающее немецкое народное государство.
24 октября 1939 . Регулирование вопроса о Польше – исключительное дело Германии и России. Мы не имеем ни малейшего желания вступаться за Финляндию. Мы не заинтересованы в Балтике. А Финляндия так низко вела себя по отношению к нам все прошлые годы, что нет и вопроса об оказании помощи.
Но судьба этих маленьких государств предрешена в «Дополнительном секретном протоколе» к договору Германии с Россией, установившем «сферы интересов обеих сторон в Восточной Европе». «Мы болтали с фюрером об изменениях в идеале женской красоты, – продолжает запись Геббельс. – Что сорок лет назад считалось красивым, сегодня считается толстым и жирным. …Мы мчимся на огромной скорости к новой античности».
27 октября 1939 . Фюрер готовится к войне. Он очень серьезен, много забот и работы. Русские в очень резкой ноте дают отпор английским политикам… эта нота нам очень кстати… В Берлин прибыла русская делегация для торговых переговоров. Мы заключили в Москве договор о поставке свыше миллиона тонн фуража. Это большой человеческий, а также и деловой успех.
«ПООЩРЯТЬ СЛАБОСТЬ И КОРРУПЦИЮ»
31 октября 1939. Поощрять слабость и коррупцию. Так лучше всего управлять побежденным народом.
2 ноября 1939. Положение в Польше еще очень трудное. Мы не должны допускать возобновления польской культурной жизни, потому что культурная жизнь станет средоточием вновь возникающего польского национализма.
Он уже недели две тому назад отметил: «Поляки опять наглеют. Надо отнять у них всякую собственную культурную жизнь».
Надо было отнять и память о прошлом, о своей истории, о своих традициях и национальных атрибутах.
Мне памятно, как в Познани, зимой 1945-го, когда в тяжелых боях немцы были выбиты из городских кварталов и укрылись в цитадели, возвышавшейся над городом, на улицы, просматриваемые из цитадели, вышли поляки. Это было удивительное, незабываемое шествие: познанские пекари, мясники, портные несли свои цеховые знамена. В этом была особая торжественность. Знамена все годы оккупации хранились тайно, за них можно было поплатиться жизнью. Все атрибуты довоенной Польши, любая форменная одежда, включая школьную, подлежали изъятию, уничтожению. И нарушители жестоко карались оккупантами. Потому школьники были горды своими старыми курточками, в которые и втиснуться-то с трудом могли: рукава едва доходили до локтей.
Впервые за столько лет зазвучала на улицах музыка – национальные мелодии. Это любительские оркестры вышли из подполья. Запрещено было не только исполнять родную музыку, пробуждающую в людях чувство солидарности, но запрещены были любые польские оркестры. Еще не сорваны объявления: «Полякам вход воспрещен», «Поляки – только в прицепной вагон трамвая», а по освобожденным улицам Познани, на виду у отступившего в цитадель противника, неостановимо идут и идут в едином потоке люди.
А тогда, в 1939-м, Геббельс выехал в Варшаву, чтобы поглядеть на свои жертвы в гетто, в каком нечеловечески жалком они состоянии, и велел заснять – «чтобы создать пропагандистский шедевр».
«Мы вышли из машины и обошли все пешком. Это неописуемо. Это уже не люди, это животные».
Люди были приговорены здесь гнить и гибнуть. Тем невообразимее, оглушительнее было для него известие о восстании Варшавского гетто. Но это много позже. А в ту поездку похоть ксенофобии не довольствовалась только зрелищем гетто. Требовалась вся картина расправы над Варшавой, над поляками.
«Картина уничтожения. Варшава: это ад. Уничтоженный город. Наши бомбы и гранаты проделали свою работу. Нет неповрежденного дома. Население отупевшее и полупризрачное. Как насекомые, ползают они по улицам. Это отвратительно и почти неописуемо».
«РУССКАЯ АРМИЯ МАЛО ЧЕГО СТОИТ»
3 ноября 1939. Англичане никак не могут расстаться с иллюзией, что Москва принадлежит к их лагерю.
4 ноября 1939. Я приказал переработать «Сионские протоколы». Это для войны против Лондона и особенно Парижа.
Это те самые «Протоколы сионских мудрецов», переработанные под руководством Геббельса, которые в нашей стране распространяются фашистского толка организациями.
8 ноября 1939. Фрик докладывает о еврейском вопросе в Польше. Он за более мягкие методы. Я протестую.
9 ноября 1939. Коминтерн обратился с довольно наглым призывом к пролетарским массам против «ведущей войну буржуазии». Все та же музыка. От связей с Москвой иногда становится немного противно.
11 ноября 1939. Русская армия мало чего стоит. Плохо руководима и еще хуже вооружена. Ее помощь оружием нам не нужна. Хорошо, правда, что нам не пришлось вести войну на два фронта. Так планировала Англия. Но Чехия добровольно отдала нам свое оружие, а у Польши мы его взяли.
14 ноября 1939 . Фюрер вновь определяет катастрофическое состояние русской армии. Она едва способна к боям. К тому же – упорство финнов. Возможно, что и средний уровень интеллектуальности русских не позволяет производить современное оружие.
Через два с лишним года, на фронте, при опросе пленного офицера мне полагалось спросить, в чем он видит наши сильные и слабые стороны. Ответы сходились. Преимуществом Красной армии немецкие офицеры считали: танк Т-34, артиллерию, выносливость солдат. И еще – Жукова.
18 ноября 1939 . В протекторате наведен порядок. 9 чешских студентов расстреляно. Университет закрыт на 3 года.
28 ноября 1939 . Сложный конфликт Москва – Финляндия. Большевики утверждают, что финны стреляли по их территории. Ха-ха-ха! Но с этим они связывают ультиматум – финским войскам отойти на 15 км. Финны сопротивляются.
1 декабря 1939. Россия перешла через границу с Финляндией. Итак, конфликт начался. Это нам пригодится. Сейчас есть потребность в неспокойствии.
2 декабря 1939. Финны отступают. Русские установили у границы оппозиционное правительство. К сожалению, в нем есть еврей.
3 декабря 1939. Москва массированно наступает на Финляндию. Бомбы на Хельсинки. Спектакль с «коммунистическим» правительством. Мировая общественность шумит.
Однако Германия – единственная страна, признавшая это правительство.
5 декабря 1939. Фюрер полностью разделяет мою точку зрения на еврейский и польский вопрос… Польская аристократия заслужила свою гибель.
12 декабря 1939. Фюрер жестоко раскритиковал «Вохеншау» («Недельное обозрение»). (Этот журнал кинохроники ведет Геббельс.) Мне кажется это не совсем справедливым. Он сделал это перед всеми офицерами и адъютантами. Но у него есть на это право, он гений, – смиренно увещевает себя Геббельс и страстно ждет для «Недельного обозрения» захватывающих кадров войны.
14 декабря 1939 . У нас очень многие слушают иностранное радио. Я велел вынести и опубликовать несколько драконовских приговоров. Может быть, это поможет.
22 декабря 1939. Сталин справляет 60-летний юбилей. Фюрер поздравил его телеграммой. Короткие статьи в немецкой прессе. Тяжелые бои между русскими и финнами. Русские продвигаются вперед, хотя медленно. Но похоже, у них получится.
«ФЮРЕР… СОВЕРШЕННО АНТИХРИСТИАНИН»
28 декабря 1939. Что касается бюрократии, искоренить ее невозможно. Это состояние, а не болезнь. Так же как юристы… Они оставляют ответственность законодателю. Юрист бежит от ответственности. Пусть погибнет мир, но свершится право! И на учителей излил фюрер свою язвительность. Тут мне возразить нечего. Они так же мало годятся в «просветители народа», как вчера – в народные воспитатели…
Фюрер полностью разделяет высказанное ему Геббельсом недовольство церковью и, не отказываясь от борьбы с нею, считает, что во время войны церковь ничего вредящего национал-социалистическому государству не предпримет.
А если к тому же припомнить, добавлю от себя, что на пряжке солдатского ремня было выбито традиционное «Gott mit uns» – «С нами Бог» (с нами – с немцами). Или то, что в штабе пехотной дивизии номинально числился отдел религиозной службы, хотя за всю войну не пришлось ощутить присутствие церковного пастыря в немецких войсках. То выходит: все, что хоть сколько-нибудь на пользу фронту, все идет в дело, сгодится и неприемлемая для нацизма церковь, с которой предстоит посчитаться после войны.
Посетовав на то, что фюрер не соглашается объявить себя наместником Бога, – он-де «только и исключительно политик», – Геббельс вздыхает: «А легче всего бороться с церковью, когда противопоставляешь ей себя как позитивного христианина».
29 декабря 1939. Проблемы России очень интересуют фюрера. Стадии – типичный русский азиат. Большевизм устранил западноевропейский правящий слой. Только он был в состоянии сделать этот гигантский колосс политически дееспособным. – Это Гитлер возвращается к высказанному им давно в «Майн кампф». – Хорошо, что сегодня об этом не может быть и речи. Россия остается Россией, кто бы ею ни правил. Надо радоваться, что Москва сейчас занята. Распространение большевизма на Западную Европу мы сумеем обуздать. Затем мы снова коснулись религиозных вопросов. Фюрер глубоко религиозен, но совершенно антихристианин.
Характер религиозности Гитлера раскрывает Голо Манн: «Бога нет, но есть «Провидение»: не для всех, а только для него». «Он (Гитлер) считает христианство признаком упадка. Он прав, – пишет об этом же Геббельс. – Оно порождение еврейской расы. Это видно по сходству религиозных обрядов… Фюрер – убежденный вегетарианец, и это из принципа. Его аргументам невозможно всерьез противостоять. Они поражают. Он вообще невысоко ставит гомо сапиенс».
«ТАКОВА ЭТА ВОЙНА»
1940 год. Странная война. Можно повторять известную со времен Первой мировой войны военную сводку: на Западном фронте без перемен.
«В политике и войне покой», – записывает Геббельс. Хотя в новогоднем призыве фюрера звучат приближающиеся раскаты военного грома.
Геббельс с женой и детьми предается отдыху, зимним развлечениям: катанию на санках, на лыжах. Он в восхищении от своей речи по радио в канун нового года. И, поднимая бокал в 12 часов в семейном застолье, провозгласил: «Боже, покарай Англию!»
И хотя веры нет, но из суеверия он выпрашивает у Бога в первый день нового года: «Боже, дай нам победу! Большую победу».
3 января 1940. Фриче до сих пор не понимает необходимость повторения в пропаганде. Надо вечно повторять одно и то же в вечно меняющихся формах. – Эта установка на бесконечное повторение как самое результативное в пропаганде дана в «Майн кампф» и отлично проштудирована Геббельсом. – Народ в основе очень консервативен. Его нужно полностью напитать нашим мировоззрением через постоянное повторение. На Верхнем Рейне совершенно спокойно. Такова эта война. Французы на той стороне Рейна играют и поют английскую песню… Франко высказался в своем обращении по радио против евреев и Англии. Хоть что-то за наши деньги, наши самолеты и нашу кровь.
5 января 1940. В Финляндии русские совсем не продвигаются. Похоже, что на деле Красная армия мало чего стоит.
13 января 1940. Фюрер полагает, что большевизм – форма правления, отвечающая сегодняшнему состоянию славянства. Большего из русских все равно не выжмешь. Сталин, по его словам, современный Иван Грозный, а по-моему, и Петр Великий. А что страна не смеется, так она и при царях не смеялась. Просто с тех пор исчез правящий слой, и его сменили типичные славяне. Они и не могли сделать ничего иного, кроме того, что они сделали. Для нас это очень хорошо. Лучше слабый партнер в соседях, чем сколь угодно хороший товарищ по союзу.
19 января 1940. Вермахт обращается с польскими офицерами слишком мягко… Поляки этого не понимают. Я приму меры. Русские совсем застряли в Финляндии при этих сибирских морозах. Войны на два фронта в обозримое время бояться не приходится.
22 января 1940. Крайне пессимистические сообщения о положении в советской России. Москва очень слаба в военном отношении… Московская пресса оказывает нам великолепную помощь в борьбе против Лондона, по-видимому, русские находятся в отчаянном положении. Фюрер решился на большую войну с Англией. Как только установится погода. Надо выгнать Англию из Европы и разрушить Францию как великую державу. Тогда у Германии будет гегемония, а в Европе мир. Это наша великая, вечная цель.
23 января 1940. Финский поход и особенно продолжающиеся до сих пор неудачи сильно навредили России.
Представшая в финскую кампанию слабость Красной армии подстегнула Гитлера начать войну против Советского Союза. Суждение о такой прямой связи событий я услышала от маршала Жукова в состоявшейся у меня однажды продолжительной беседе с ним.
«МЫ НАЦИЯ ГОСПОД»
6 февраля 1940. Благодаря нашей организованности и строгому отбору мировое господство автоматически достанется нам. На нашем пути стоит одна только церковь. Она не хочет отдавать свое мировое господство, она маскирует его религией… Отсюда сегодняшняя борьба, которую мы должны выиграть и выиграем. Фюрер набросал эти перспективы с большим размахом… Риббентроп снова написал мне оскорбительное письмо на 10 страницах. Хватает же у него на это времени в такие времена. Я ему вовсе не ответил. Ему придется долго ждать, пока я откликнусь на его свист. Идиот! С манией величия!
16 февраля 1940. Женщины тоже ведут войну тем, что они рожают детей.
12 марта 1940 . Мы нация господ. Мы должны править, а не заключать договоры.
13 марта 1940 . Мы должны расширить границы рейха на восток и на запад… Как докладывает Лоренц, русские солдатики – просто потеха. Ни следа дисциплины. Но Берлина они боятся. С еврейским вопросом большевики на свой лад покончили. Они остаются азиатами. Тем лучше для нас. Сталин становится настоящим панславистом. Голуби мира так и носятся в воздухе между Финляндией и Россией.
14 марта 1940 . Вчера: подписан мир Россия – Финляндия. Финляндия терпит ужасный ущерб, она выщла из этой истории с синяком под глазом. Для нас большая дипломатическая победа. В Лондоне и Париже ошеломлены. У нас замечательная пресса. Мы усердно используем это. Надо так стукнуть, чтобы клочья полетели.
15 марта 1940 . У фюрера… Колин Росс говорит, что Россия – страна безотрадная. Ни смеха, ни радости. Но тем не менее Сталин очень популярен. Он – единственная надежда. Преемник Петра Великого. Защитник панславизма. Как германцы, мы никогда не поймем этих славян. Для русских Сталин – отец. А что он целый год, словно заботливый садовник, срезает то одну, то другую ветку, то есть ликвидирует генералов и журналистов, так это в природе большевизма. Он не терпит никакого величия… И раз Сталин сам расстреливает своих генералов, нам этого делать не придется. Собирается ли Сталин истребить всех евреев? Может быть, он их называет троцкистами, чтобы обмануть мир. Кто знает? Во всяком случае, теперь мы связаны с Россией союзом. До сих пор это было нам только выгодно. Фюрер увидел Сталина в фильме, и он тотчас показался ему симпатичным. С этого, собственно, началась германо-русская коалиция.
Может, и для Сталина она началась так же простенько, с того, что он увидел симпатичный ему портрет Гитлера? Но нет свидетельств этого заочного рандеву, зато обозримы последствия.
В этой же записи в какой уже раз (и не последний) – говорится: Россия ослаблена из-за исчезновения в ее правящем слое немецкого элемента. Геббельс не замечает, что и это рассуждение, как и те, которыми он часто заполняет дневник, – из «Майн кампф», и они освоены им по гитлеровскому методу повторений, будто свои. В каком-то смысле это так и есть. Он уже не только рупор Гитлера, он его alter ego.
16 марта 1940 . Советско-российские сатиры Зощенко. «Спите, быстрей, товарищи!» Хотят быть остроумными, но разворачивается мрачная картина большевистского бескультурья, социальной нищеты и неспособности к организации… Ох уж эти союзнички. Кабы нам не приперло… (многоточие в тексте). Но так у нас война только на одном фронте. И, в конце концов, какое нам дело до социальных и культурных образцов московского большевизма. Мы хотим сделать Германию великой и сильной, а не создавать утопические планы всемирного благоденствия.
20 марта 1940. Муссолини пойдет с нами до конца… Фюрер вновь до глубины души поражен его сильной индивидуальностью. Ему очень мешает королевская семья. Но он оставляет монархию, чтобы сохранить в государстве консервативные элементы… Он для нас – большой и верный друг. – Но эти заверения ненадолго. Не пройдет и трех месяцев, как Муссолини станет подвергаться злым нападкам.
6 апреля 1940. Война жестока, но она – закон природы и потому необходима. – Это высказывание тоже из запасников фюрера. До поры не выставлялось.
«ФЮРЕР ОТДАЕТ ПРИКАЗ ПО ЗАПАДНОМУ ФРОНТУ: ЧАС ПРОБИЛ»
9 апреля 1940. Фюрер вызвал меня. Мы гуляли по парку, и он развивал свои планы: сегодня утром, в 5.15, будут оккупированы Дания и Норвегия… – С Данией был заключен Германией договор о ненападении год назад. – Все подготовлено до мелочей. В акции участвуют 250 000 человек. Оружие и амуниция в основном уже тайно доставлены на угольных баржах… Что сделает Америка? Сейчас нас это не интересует. Ее материальная помощь может прийти не раньше чем через 8 месяцев, людьми – через 1/2 года. А мы должны прийти к победе в этом году. Иначе материальный перевес другой стороны станет слишком большим. К тому же многолетнюю войну психологически трудно вынести… Сперва мы немного отдохнем, овладеем этими странами и затем покончим с Англией. Теперь у нас есть база для атаки. Если короли будут вести себя прилично, могут оставаться. Но сами страны мы уже никогда из рук не выпустим.
Успех вторжения обеспечивала его неожиданность и неосознанность норвежцами реальной угрозы нападения. К тому же Германия еще недавно, в 1939 году, приносила торжественные заверения, что не нарушит независимость и суверенитет Норвегии.
Но не удался намеченный немцами захват короля и правительства.
10 апреля 1940 . Мир словно громом поражен. Я зачитал по радио наш меморандум датскому и норвежскому правительствам. Наш известный довод: защита Осло и Копенгагена. Осло еще упирается.
11 апреля 1940 . Всегда дивишься мировому охвату и отваге концепций фюрера. Сперва действовать, философия потом…
25 апреля 1940. Фюрер развивает свои планы. Франция должна быть разбита. Тем самым Англия лишится своей континентальной шпаги. – Позже «континентальной шпагой» Англии будет названа Россия. – Тогда Англия беспомощна. Уничтожение Франции – это акт исторической справедливости… Англия получит мир, если уберется из Европы и вернет нам наши колонии и кое-что в придачу. Но это возможно, только если она сперва получит хорошую взбучку.
9 мая 1940. Положение в Норвегии теперь совершенно ясно. Эта страна теперь принадлежит нам. Кто у нас теперь ее отберет?
Наступление на Западе, эскалация войны, наглые вторжения германских войск в маленькие нейтральные государства, захват их были обеспечены для Гитлера уверенностью, что на Востоке ему не грозит второй фронт. Это подчеркивает в своем дневнике Геббельс как главную выгоду от соглашений со Сталиным.
Еще в 1936 году Геббельс записал: «Советы должны быть изолированы, и они сами себя изолируют. Так нам их легче схватить». И изолированных «схватили» в 1939-м. Вернее, «схватились» друг задруга. Заключив пакт с Гитлером, Сталин оказался повязан с ним и началом Второй мировой войны, и последующими действиями в отношении Польши. Через месяц был заключен договор о границах и дружбе.
Торговыми договорами с Советским Союзом Германия выходила из тяжелейшего положения, в котором оказалась из-за английской блокады. Хотя в экономике «Советы являлись упрямым и ловким партнером» (Ширер) и требования Москвы на поставки немецких военных материалов и военной продукции, по словам Кейтеля, «становились все более непомерными», но Германия расплачивалась и получала то, в чем острейше нуждалась. Зерно и нефть, хлопок и другое сырье потоком шли из Советского Союза в рейх.
Поставки выполнялись с усердием и щедростью. «Сталин не жалеет труда нам нравиться», как сказано Геббельсом. Печально символичным останется в истории тот железнодорожный состав, что 22 июня утром, когда немцы уже бомбили советские города и наши пограничные заставы, застигнутые врасплох, отбивались от вломившихся войск Гитлера, проследовал строго по графику через Брест, исправно доставляя в Германию договорные поставки.
Каждая услужливая статья в советской печати, демонстративно прогерманская, была на руку нацистским главарям. «Англия потребовала в Москве сокращения германо-русской торговли. Получила заслуженный отпор. Тяжелые времена для Альбиона!» – записывает Геббельс. «Москва нанесла удар в лицо английским плутократам. Не удалось им сыграть на разрыве русско-германских связей», – снова торжествует он с появлением очередной статьи в разгар немецкого наступления на Западе (31.5.1940), и на следующий день: «Сталин твердо остается с нами, несмотря на все лондонские соблазны. Однако определенная партийная бюрократия нас терпеть не может».
Помощь Сталина, укреплявшая наращивание Германией агрессии на Западе, была бумерангом. Гитлер воспользовался нейтралитетом Советского Союза, чтобы всей военной мощью обрушиться на западные страны. Но, не слишком полагаясь на долговременную прочность этого нейтралитета, он заранее, всего через три месяца после заключения пакта о ненападении, 23 ноября 1939 года, заявил генералам: «Мы сможем выступить против России лишь после того, как освободимся на Западе». И с неотвязной мыслью о России рвался он к достижению своих целей на Западе. Всего через месяц после оккупации Дании и Норвегии немецкие войска вступают 10 мая в Голландию и Бельгию, которым Гитлер давал гарантии их нейтралитета. Все тот же циничный «наш известный довод»: защита их нейтралитета от нападения англо-французских армий.
11 мая 1940. Голландская королева обратилась с призывом к народу. Скоро у нее уже не будет такой возможности. Фюрер отдает приказ по Западному фронту: час пробил. Эта борьба решит 1000-летие германской истории… Решение принято. Напряжение разрядилось… Вильгельмина обращается к своему народу. Старая дура. Пусть убирается и не сует палки в колеса истории.
14 мая директива Гитлера гласила: «…сопротивление голландской армии оказалось более стойким, чем предполагалось. Как политические, так и военные факторы требуют сломить это сопротивление в короткий срок». Были брошены дополнительные силы на овладение Голландией и отдан приказ о зверской бомбардировке осажденного Роттердама. Разрушенный, пылающий город, огромные человеческие жертвы. Тактика террора.
16 мая 1940. Вчера: прошлой ночью пришли невероятные сообщения о победе – голландская армия полностью капитулировала. Мы тут же объявили это всему миру, в первую очередь Бельгии. На врагов это оказывает шоковое воздействие.
Мать Геббельса голландка, и в молодые годы, когда он маялся безработным, он даже примеривался, не уехать ли ему к родственникам в Голландию – найти там себе пристанище и работу. Но об этом – в ранних записях. Позже он не упоминал в дневнике о происхождении матери. И теперь в нем не шевельнется хоть самая малость сочувствия к родственному ему народу, к голландцам, гибнущим под бомбами и в огне страшного пожара. Без всякого замешательства он жаждет лишь эффектных кадров для «Вохеншау» о злодейской, демонстративной расправе над Роттердамом, рассчитанной на подавление сопротивления. И наконец-то эти кадры получены: «Новое «Вохеншау» готово, особенно,нагляден пожар Роттердама». Кинохронике будет чем на этот раз угодить фюреру.
18 мая 1940. Паника в западных странах. Я усиливаю ее с помощью тайных передатчиков, которые выдают себя то за подлинно английские, то за подлинно французские новости. К тому же мы бросаем подозрение на эмигрировавших немецких евреев как на шпионов.
Зловещий провокатор по призванию. Его тайные передатчики, один – под названием «Гуманист» (!), другой «Конкордия» – «Согласие» (!), распускают слухи о мире, а через сутки Геббельс объявляет, что «мир вновь торпедирован Англией», надеясь, что это подорвет нервы французов. «В конечном счете сумятица нам только полезна». Стойко сражалась бельгийская армия вместе с французскими войсками и английскими экспедиционными силами. 27 мая бельгийский король Леопольд согласился на безоговорочную капитуляцию. 28 мая Бельгия пала.
2 июня 1940. Мы все же понесли серьезные потери, – признает Геббельс.
«Гитлер разгневан на нейтралов. Чем они меньше, тем наглее. Они не должны пережить эту войну», – записал Геббельс еще 14 апреля.
Но эти маленькие государства достойно выстояли в годы нацистского насилия, пережили войну и Гитлера, сохранили независимость.
Норвежский король с правительством бежали из Осло, отвергли предложенную противником капитуляцию, ушли в горы и призвали народ к сопротивлению. Героической была борьба норвежцев.
Равнинная Дания, танкодоступная повсеместно, и вовсе была не защищена и не готова к отпору. До поры старалась не навлекать на себя расправу нацистов, чувствуя свою беззащитность. Но и в Дании оскорбленное насилиями чувство чести нации привело к сопротивлению. Именно в одной из этих маленьких стран, обреченных Гитлером «не пережить эту войну», король в знак протеста и солидарности с гонимыми надел желтую звезду.
В Голландии, казалось, сопротивление подавлено. Казалось, маленькая, мирная страна осознает себя бессильной перед военной мощью Германии. Люди пытались продолжать жить с привычными им навыками и склонностями, по возможности игнорируя оккупантов. Но в Амстердаме на площади высится установленный после войны памятник. На постаменте стоит докер с решительно сжатыми кулаками. Это – память о всеобщей забастовке голландских докеров, объявленной ими, когда стало известно о депортации евреев. Немцы сочли действия докеров, не потерпевших насилия над согражданами, восстанием и расстреляли руководителей сотрясшей страну забастовки, от которой ведет свое начало голландское Сопротивление.
«С 1938 ГОДА МЫ ЗАХВАТИЛИ В ЕВРОПЕ 7 СТРАН»
После победы над Францией Гитлер, уверовав, что это он и только он лично осуществил ее, охотно ссылался на тщательно изученный им труд де Голля о ведении войны моторизованными войсками, который, по его словам, был для него руководством в боевых действиях в войне против Франции.
Думается, что генералы, обеспечившие ему победу, могли бы указать большее число пособий, которыми они пользовались, готовясь к войне. Напомню одно из них. Вероятно, многие видели документальные кадры кинохроники, запечатлевшие маневры, которыми в последний раз руководил Тухачевский. Тогда впервые был показан танковый авиадесант. Зрелище впечатляющее. Его наблюдали военные атташе и другие иностранные специалисты. Был в их числе Гудериан – запомним это. После ареста Тухачевского его теория ведения новых методов войны у нас была запрещена как «вредительская», танковые корпуса расформированы, танки рассредоточены по стрелковым соединениям. (В процессе войны пришлось заново создавать механизированные и танковые корпуса и танковые армии.)
Генералы же вермахта усердно разрабатывали новые методы, не в последнюю очередь подсказанные на тех маневрах.
…136 немецким дивизиям противостояли 135 французских, английских, бельгийских и голландских. При равном с немцами количестве танков, при мощных оборонительных сооружениях – линия Мажино, бельгийские форты – немецкая армия с ее пикирующими бомбардировщиками, массированным введением в сражение танков, десантированием войск – совсем новым характером наступления – ошеломляла, подавляла противника.
Рассматривать ход шестинедельной войны, оглушительность скоротечной победы немецкой армии над таким сильным противником, каким была Франция, – дело военных историков. Я же вынуждена держаться дневника Геббельса, как повелось в этой моей работе.
Как всегда, в его многословных записях все вперемешку. Тут и политические новости, и сведения о спектаклях, которые он снял с репертуара в Берлине. И непременно об удачных «Вохеншау», благо военные действия не приостанавливаются. О готовых (уже 22 мая) новых фанфарах для предстоящих сообщений по радио о победе над Францией.
О художественной выставке в Мюнхене, которую ему предстоит открывать. И снова о Тоглере с его «коммунистическими» передатчиками. И о многом другом. И конечно же, о событиях на фронте.
15 мая: «Перешли бельгийско-французскую границу. Мы уже идем на Брюссель». 16 мая: «Голландская армия капитулировала. Линия Мажино прорвана под Седаном». 18 мая: «Линия Мажино прорвана на ширину 100 км». 18 мая: «С 1938 года мы захватили в Европе 7 стран». 24 мая: «Англичане отчаянно пытаются остановить наш марш на Кале».
Геббельс, разумеется, как и Гитлер, не понимал степень стойкости англичан, их несмирение с понесенным поражением и полагал, что в Англии пораженческие настроения.
25 мая: «Но даже Бернард Шоу сказал, что скорее умрет в последнем окопе, чем призовет к капитуляции». 26 мая: «Нами окружен Кале – 45 тысяч пленных». 27 мая: «Кале окончательно в. наших руках. Это значит, наша рука на глотке Англии». 29 мая: «Великий исторический день. Объявлена капитуляция Бельгии». 31 мая: «Англичане пытаются бежать через канал. Люфтваффе успешно бомбит их. 60 транспортов потоплено или сильно повреждено».
Окруженные английские и бельгийские войска, едва выстаивая под натиском немецких танковых армий, особенно танков Гудериана, удерживают Дюнкерк, эвакуируются с побережья через канал в Англию, спасаясь от уничтожения.
1 июня: «Англичане все еще обороняют Дюнкерк с последней силой отчаяния… К сожалению, плохая летцая погода, что чрезвычайно благоприятно для английского отступления».
2 июня: «Англия продолжает бегство через канал…» 3 июня: «Все ближе к Дюнкерку… За каждый метр земли приходится сражаться».
Здесь позволю себе небольшое отступление. Давно, в 70-е годы, меня снимали в английском многосерийном документальном фильме о Второй мировой войне. И при этом я имела возможность посмотреть несколько уже готовых серий. Мне уже как-то приходилось об этом рассказывать. И вот одна из этих серий: Черчилль, взгромоздившийся на баррикаду в Лондоне. Он заканчивает речь: «Если и через сто лет нас спросят, какое время было самое прекрасное?..» А на экране, прервав его, возникает блокированный немцами Дюнкерк. Корабли, осажденные солдатами, перегруженные, кренясь, отчаливают. Солдаты, не поспевшие к их отплытию, бросаются за ними вплавь. Яростно плывут. У кого-то хватит сил доплыть, ухватиться… У кого-то силы сдают… А корабли все дальше уходят в море, к берегам Англии. Все меньше надежды… На опустевшем берегу ветер подхватывает песок, заметает трупы… И снова на экране Черчилль, он говорит: «И через сто лет мы скажем: это время самое прекрасное». Страшное и прекрасное, гордое и трагическое время стойкости Англии. Но что мы знаем о нем? Бессовестно мало или совсем ничего. О потерявшей своего разгромленного союзника Англии, о ее героическом единоборстве в войне с фашизмом.
«НАШИ ВОЙСКА ВСТУПАЮТ В ПАРИЖ»
4 июня 1940. …все еще продолжается битва за Дюнкерк. Наши войска сражаются с героической отвагой. Но и противник сопротивляется упорно. Число захваченных нами пленных, считая бельгийцев и голландцев, достигло полутора миллионов. – Геббельс, называя те или иные благоприятные для немцев цифры, далеко не всегда точен. Как обстоит в данном случае – уточнить не удается.
5 июня 1940. Вчера: главная тема – бомбардировка Парижа. 1000 самолетов участвовали в атаке. Только военные объекты… Мы стоим в пригородах Дюнкерка. Долго это уже не продлится.
«Под Дюнкерком на сегодня 58 000 пленных». Все воспаленнее, торжествуя и наглея, он пишет:
9 июня 1940. Наше наступление прорвалось далеко за линию Вейгана… Во Франции впервые заюворили о мире. Стало быть, они слабеют, эти свиньи. Мы им ужо! Сложить оружие, как мы в 1918-м, а потом поговорим… Под Дюнкерком число пленных достигло 88 000. …Французы отступают. От этого сообщения сердце дрожит от восторга. О прекрасный немецкий народ! Ты призван дать Европе новый порядок.
11 июня 1940. Южнее Седана массированное продвижение вперед. Норвегия капитулировала. Англичане рвут когти. Король Хакон бежал в Лондон. Над Нарвиком развевается флаг со свастикой.
14 июня 1940 . Париж объявлен открытым городом. Паника и разложение деморализовали весь город. Французы отступают по всему направлению. Рено обратился около полудня к Рузвельту с драматическим призывом о помощи… Париж почти полностью окружен.
15 июня 1940 . Наши войска вступают в Париж. Фюрер распорядился: флаги, колокольный звон в течение 3 дней… Какие победы, какой успех!
Сохранилось документальное свидетельство кинорепортеров. Марш вступающих в Париж немцев по безлюдным улицам, мимо домов с наглухо закрытыми ставнями и жалюзи окнами. Это протест парижан, отвержение немцев. Спасая Париж от разрушения после устрашающе продемонстрированной немцами бомбежки, объявив его открытым городом, парижане отгородились от нестерпимого зрелища вступивших в Париж немецких частей. Город мертв.
Это пронзительно трагично, берет за душу и по сей день, как и все, что вынесено тогда Францией в дни поражения.
«ФРАНЦИЯ ДОЛЖНА БЫТЬ УНИЧТОЖЕНА…»
16 июня 1940 . Теперь мы могли бы захватить весь мир. Литва приняла русский ультиматум о размещении на своей территории отрядов красных… Мир будет поделен заново, кто не поспешит, тот опоздает к разделу… Франция должна быть уничтожена… Французы сопротивляются очень упорйо. Но большое число укрепленных позиций нами взято… С 5 июня по сегодня свыше 200 000 пленных. Над Версалем развевается немецкий флаг. Триумф! За это мы боролись 21 год. Gloria, Victoria! Литовский ответ не удовлетворил Москву. Русские войска вошли в Литву. Свержение кабинета в Ковно. … Линия Мажино прорвана южнее Саарбрюкена… Сперва захвачено два форта возле Вердена, затем в наши руки попал город и крепость. В мировой войне нам пришлось ради этого пожертвовать сотнями тысяч солдатских жизней… Из Прибалтики новые слухи. Похоже, Москва решила устроить там tabula rasa. Это самое умное, что она может сделать.
18 июня 1940 . Вчера: решающий день. Петен возглавил французское правительство… Понятно, что капитуляция на пороге. Трусливые парламентеры улизнули… Весь французский фронт развалился… Мы стоим в Орлеане. Перешли Луару. Так что Орлеанская дева не помогла. У Безансона мы вышли к швейцарской границе. Кольцо вокруг линии Мажино сомкнулось… Вчера: Латвия и Эстония принимают московские ультиматумы.
19 июня 1940 . Черчилль выступал в нижней палате. Речь бешеного. Он-де будет один сражаться дальше.
Гитлер тщательно изучил церемониал перемирия и подписания Версальского мира, взяв его за образец в предстоящих переговорах с французами в Компьене, о чем он поделился с Геббельсом.
22 июня 1940 . В 15.30 начались переговоры в Компьене (накануне). В том же салон-вагоне, в котором 11 ноября 1918 года была унижена Германия. Сам фюрер, фактом своего присутствия, руководил переговорами. Кейтель зачитывает преамбулу к германским условиям… Затем фюрер покидает салон-вагон… Вечером в 18 ч. переговоры прерваны. Сегодня в 11 ч. французы хотят дать свой ответ. Примут они или нет? Фюрер, позвонивший мне еще поздно вечером, полагает, что да. Им не остается ничего другого. Фюрер подробно рисует мне всю эту сцену: французская сторона была потрясена, вдруг увидев его перед собой. Он не произнес ни слова. Ситуация была совершенно драматическая… Большой камень, триумфальный памятник и салон-вагон будут доставлены в Берлин. Итак, позор смыт. Чувствуешь себя словно на свет народившимся.
Шпеер пишет в «Воспоминаниях», что после победы над Францией он считал Гитлера гением.
Дороги Франции были забиты колоннами немецких войск, а по обочинам, толкая детские коляски и тачки с пожитками, двигались куда-то измученные беженцы. Через три с половиной года, как пишет Шпеер, точно такие же беженцы, но уже немцы, плелись по дорогам Германии…
22 июня ночью – впервые небольшая бомбардировка английской авиацией Берлина. Незначительный ущерб, но население крайне встревожено: не ожидало, что над столицей рейха могут появиться самолеты противника.
23 июня 1940 . Переговоры в Компьене все еще ведутся. Французы очень упорны и действуют чрезвычайно ловко. Утверждают, что могут принять все наши условия, но никак не итальянцев, которые действительно весьма ненасытны. Муссолини в Мюнхене пожелал, чтобы фюрер и их представлял на переговорах. Но фюрер отказался. Господа итальянцы должны это делать сами. И прежде всего бороться, а не только требовать. Они портят нам все дело. В народе их престиж упал до нуля. Поскольку они ничего не делают, а всю борьбу возлагают на нас. Даже фюрер этим очень недоволен. Хотели бы мы иметь таких храбрых и верных союзников, как французы. А они, как нарочно, истекают кровью за этих подонков-англичан… Муссолини совсем не тот солдат, что фюрер. – Прошло то время, когда Геббельс то и дело противопоставлял достоинства Муссолини слабостям Гитлера. Теперь они окончательно поменялись ролями.
Геббельс тоже наведался в поверженный Париж. «Обзорная поездка. Замечательный город!» Особенно потряс его Версаль. «Эти Людовики все же были великие люди. Трианон (дворец)… Я бы тоже такой хотел» (2.7.1940).
Этим возгласом Геббельс заканчивает свои записи о победе над Францией.