Празднование дня рождения Терезы перенесли на субботу, двадцать второе апреля. Гостей было значительно меньше, чем на обручении или даже на свадьбе, практически «узкий семейный круг» — члены семьи и представители родов и семей союзников.
Поскольку я уже вручил свой подарок имениннице заранее я подошёл поздравить её ещё до официального вручения подарков. Вместо того, чтобы дать себя поцеловать, как обычно, в щёчку, она протянула мне руку для поцелуя. Улыбнувшись про себя (малышка хочет казаться взрослой) я склонился к её руке.
В этот момент Даниэль выскочил и под платья Терезы и бросился мне в ноги. Не удержавшись, я бухнулся на колени.
В первый момент я даже не осознал, что произошло. И только по наступившей в зале тишине понял — что-то не так. И тут меня пронзила мысль: Я! Встал! Перед человеком намного ниже меня по положению! На колени! Да и ещё по её прихоти!! Во время поцелуя её руки!!!
Конечно же, из-за малого возраста, как моего, так и её, никакой катастрофы не произошло. Несколько успокоившись от этой мысли, я встал и отвернулся от Терезы. У меня появилась шальная идея, как обыграть данную ситуацию, превратив её из очень неприятной в глупую детскую шутку. Теперь всё зависело от того, поймёт ли меня Грета и захочет ли поддержать. Я крикнул:
— Грета! Не хочешь поприветствовать королеву сегодняшнего вечера!
К моему глубочайшему облегчению, Грета всё поняла правильно. Она подошла к Терезе и бухнувшись перед ней на колени, схватила её руку для поцелуя. Единственное, что она себе позволила, это сжать руку именинницы так, что та вскрикнула.
Вслед за Гретой, уже по собственной инициативе, подобный ритуал сотворила и Александра, кинув на меня взгляд: оценил ли я по достоинству её жертву? Потом подтянулись Франц, Кристина и Ричард.
На лице Терезы во время этого представления поочерёдно сменяли друг друга непонимание, страх, обида, паника.
Праздник, естественно, был испорчен. Сразу после окончания нашего представления, я ушёл. Следом за мной ушли не только все члены моей команды, но и Франк.
Сержусь ли я на Терезу? Да, причём не за то, что она сделала, а за то, что вообще посчитала себя вправе шутить надо мной.
* * *
Георг пришёл на следующий день. Зайдя в мой кабинет, он встал на колени:
— Первородный, прошу наказать меня как главу семьи, нанесшей Вам умышленное оскорбление.
— Перестань, Георг. Тереза просто опять не подумала о последствиях своих поступков.
— Я говорю не о Терезе.
— Так. Во-первых, ты немедленно встаёшь с колен. Во-вторых, объясняешь мне, в чём дело. В-третьих, или пусть это будет во-первых, я не переношу обиду, нанесённую одним из членов твоей семьи на всю семью и на тебя, как её главу.
— Благодарю, первородный. — Георг встал и начал рассказ.
Одна «выжившая из ума старая дева» (характеристика не моя), очень обиделась на Марию за то, что та перехватила Георга у наследницы рода Шульц — как раз про неё говорила Мария в больнице. Объектом своей мести старушка выбрала меня, а инструментом — Терезу. Именно она подговорила Терезу настолько зло «подшутить» надо мной с призраком. Впрочем, я подозревал, что и к неприязни Дуйсбурга ко мне эта дама приложила свою руку. По крайней мере, заткнула рот Дуйсбургу во время фехтовального поединка именно она.
Конечно же, ситуация для меня была неприятна, хотя такое дружное заступничество детей смогло смягчить эффект, однако, по словам Георга, который счёл нужным меня проинформировать, по соседям уже идёт нехороший слушок о моём «недостойном поведении для наследника столь высокого рода». Будь я не первородным, а хотя бы высокородным — посудачили бы и забыли, а вот в моём случае это может всплыть и через года. Терпимо, но неприятно.
Для Терезы же наступили «чёрные дни». Как её наказали Георг (как глава семьи) и Анжела — я не интересовался. А вот дети, все, без исключения, не сговариваясь объявили ей бойкот. Мало того, этот бойкот был поддержан и Даниэлем. Конечно же, фамильяр не мог противиться прямому приказу хозяйки, но вот высказать ей после всё, что он думает по данному поводу, Даниэлю ничто не мешало.
Где-то через неделю я понял, что если я не протяну Терезе руку примирения, её попросту затравят, поскольку для неё игнорирование было, пожалуй, самым худшим вариантом поведения окружающих. Так что я задавил обиду и сразу после гимнастики подошёл к ней:
— Сегодня после занятий тренировка, не забудь.
Она подняла на меня глаза. Я улыбнулся ей и поправил выбившийся из причёски локон. Тереза сначала закивала, потом тут же замотала головой и разрыдалась. Она прижалась ко мне, стала повторять, что она больше никогда, ни за что. Я отстранил её и держа за плечи строго произнёс:
— Та ситуация закончена. И больше я на эту тему говорить не хочу. — После чего развернулся и ушёл переодеваться. Краем глаза я успел заметить, как Тереза пошла по направлению к Грете, и усмехнулся про себя.
Следующим утром я уехал на очередную «сессию».
* * *
Доехал я в этот раз без малейших приключений. Если в первую поездку я занимался в тишине и покое, то в эту, из-за приближающейся сессии (она проходит два раза в год: перед летними каникулами и перед окончанием учебного года), мне часто приходилось «делить» профессоров со студентами, сдающими свои «хвосты». Один раз профессор де-Бейкелар даже поручил мне принять у группы отстающих студентов знание кровеостанавливающих природных ингредиентов.
В другой же раз мастер-ремесленник Браувер использовал меня в качестве «учебного пособия».
Воспоминание:
Я скромно стоял в углу аудитории, одетый в плащ, спиной к учащимся, а мастер Браувер с важным видом расхаживал перед группой из двенадцати одарённых. К слову сказать, только у одного из них резерв превышал пятьдесят единиц, что, после изучения брошюрки мастера, меня не удивляло. Мастер Браувер меж тем говорил:
— Итак, уважаемые дамы и господа, сейчас я проверю качество исполнения вами очков Брейна.
Тут следует немного пояснить. Хотя магического зрения у жителей Земли нет, с помощью очков Брейна они могут видеть, так сказать, цвет магии одарённого. Градация следующая:
У первородных — яркое, чистое сияние.
У высокородных — чистый ровный белый свет.
У родовитых — магия различных цветов, считается, что чем ближе к синему участку спектра, тем больше потенциал развития мага.
У благородных — блеклые, но чистые цвета, зависимость между цветом и потенциалом сохраняется.
У полукровок — смешение цветов, в большей или меньшей степени «загрязнённое» коричневым. К полукровкам относятся потомки от связи одарённого и неодарённого, а также потомки связей с «сокрытыми» отцами.
У потомков неодарённых — грязно-бурый.
Сам артефакт не имеет большого практического значения и используется, в основном, для обучения артефакторов.
По команде мастера все студенты надели очки и посмотрели на меня. На это им было предоставлении пятнадцать секунд. После этого каждый написал на листке бумаги, к какой категории, по их мнению, я отношусь. Посмотрев листочки, мастер Браувер произнёс:
— Плохо, дамы и господа, очень плохо. Только Отто Рад правильно указал, кто перед вами. Позвольте представить — первородный Серж Ривас, маркиз Ипрский.
Я обернулся, скинул с головы капюшон и поклонился собравшимся. Тут же раздался чей-то возмущённый голос:
— Так нечестно, мастер! Я просто подумать не мог, что передо мной первородный, поэтому списал сияние на недостаток артефакта!
— Ну, если Вы настолько не уверены в собственных силах, что вполне допускаете, что могли ошибаться в таком простейшем деле, то пересдача Вами вполне заслуженна.
Конец воспоминания.
Возвращаясь в пятницу с лекций по ритуалистике, которые я посещал как вольнослушатель, я почувствовал какое-то напряжение энергосети. Анализ воспоминаний позволил установить, что такой же признак предшествовал обоим предыдущим моим выбросам. Всю субботу я анализировал своё состояние, стараясь запомнить все оттенки своих ощущений. Вечером субботы у меня опять произошёл магический выброс.
В этот раз пульсация средоточия была более быстрой, чем ранее. Решив поэкспериментировать, я стал пропускать каждую третью пульсацию, заранее жертвуя недостаточно окрепшими энергоканалами, поскольку хотел на себе уточнить скорость и качество их восстановления. Мне показалось, что боль была даже сильнее, чем во время моего первого выброса в замке Тодт. И, естественно, гораздо сильнее, чем в Ипре. Я не удержался и застонал. По счастью, звукоизоляция в комнате была великолепной.
В итоге данного испытания мне пришлось удостовериться в том, что действительно рост резерва при выбросе в Ипре и в других местах существенно отличается. Так, после данного выброса мой резерв составил ровно два арка или шесть единиц. Идея же с пропуском волн по неокрепшим каналам показала себя двояко. Действительно, разрушившиеся в ходе выброса участки восстановились очень быстро и по ощущениям стали гораздо «крепче». Но вот каналы, отвечающие за высшую магию, практически не развились.
Основным же достижением в эту поездку я считал выданное мастером Браувером задание — изготовить универсальную стандартную палочку для Греты. Как он сказал — это будет первым случаем, когда палочку будет делать кто-то в столь юном возрасте.
Воспоминание:
Вечером я подошёл к Грете:
— Пойдём.
Что меня порадовало — повиновалась без колебаний и вопросов. Мы пришли в мою классную комнату. Учитель Бернард уже ждал нас там. Он критически осмотрел Грету с ног до головы и отрывисто бросил: «Руку. Правую». Грета послушно протянула ему руку. Учитель сделал небольшой порез её руки скальпелем и подставил под закапавшую кровь, неизвестно откуда появившуюся чашу. Взяв немного крови, он заклеил ранку Греты и пошёл к алхимическому столу. Грета, по-прежнему молча, повернулась и вопросительно посмотрела на меня. Я прижал палец к губам. Она кивнула и вновь стала прямо.
Действия учителя Бернарда тем временем привели к явному визуальному эффекту. От стола раздался хлопок и всплыло облако дыма. Учитель встал и подошёл к центру комнаты с колбой, в которой плескался мутный раствор зелёного цвета. Подойдя к ритуальному кругу, учитель его внимательно осмотрел и подозвал Грету.
— Родовитая Грета, прошу Вас, встаньте в центр круга.
После того, как Грета выполнила эту просьбу, учитель Бернард вылил жидкость из колбы внутрь круга. С пола начали подниматься дымные щупальца зелёного цвета, сплетающиеся между собой в причудливом танце. Это продолжалось минут пять, после чего щупальца опали. Учитель повернулся ко мне:
— Мои поздравления первородный, Вы верно определили, что Ваша протеже уже готова к ритуалу определения древа помощника.
Конец воспоминания.
Уезжал я из Лилля в этот раз с большим сундуком дополнительной литературы от профессора де-Бейкелара, честно выпрошенными у мастера Браувера тремя липовыми (дерево, наилучшим образом подходящее Грете) заготовками для волшебных палочек и жутким неудовольствием профессора де-Эйк. Ну, так получилось, что я умудрился расплавить её любимую лопатку для помешивания зелий. А нечего её класть рядом с обычными!
* * *
Петрович едва-едва дождался момента, пока я останусь один. После краткого пересказа новостей он выпалил единым духом:
— Короче, слава мирозданию, это не Мавки. Но Потапыч явно что-то мутит, поскольку доподлинно узнали — проклят он. Не так, как я когда-то за этого идиота Карла, но Магия на него рассердилась здорово. Так что возьми, — с этими словами он подал мне крупную глазурованную глиняную бусину.
— Что это и как этим пользоваться?
— Это Призыв. Если домовой нападёт на человека, находящегося под защитой призыва, то такой домовой отправляется к нам, к костру. Ну а там мы уж по-свойски разберёмся — что с ним приключилось и не отправить ли его на перерождение.
Перерождение. Это слово я уже слышал. Вспомнил! — Кстати, Кузьмич торопился и сказал у тебя спросить — что такое перерождение?
— Ишь ты! Торопился он. Жучара. Не хотел просто рассказывать. Не любим мы про это говорить. Но ладно, слушай. Чтоб хозяина убить — это надо много сил приложить, и то не факт, что получится. Хозяин ведь может и к костру уйти, а там его достать никак нельзя. Однако, если хозяин долго живёт в доме, он срастается с ним и умирает, если умирает дом. А дом умирает либо если разрушен полностью, либо если людьми покинут. А перерождение — это для хозяина почти что смерть. Мы ведь не можем бесконечно новое накапливать, мы забывать не умеем. И вот когда новое уже не может запоминаться, хозяин развеивается, чтобы заново собраться, но уже без большей части воспоминаний. Остаётся совсем немногое — вот как ты своего Кузьмича возвысил — тот может и никогда не забудет, а вот я, после того, как меня в наказание развеяли — уже и не помню в подробностях, что испытывал, когда узнал, что Карл натворил. Почему этот поганец и не развеян мною до сих пор.
— Кстати, о призраке. Я ведь теперь могу поставить ту защиту, что спасёт меня от его воздействия.
— Так чего ж мы тогда ждём? Пошли быстрее!
— Подожди, давай сначала закончим разговор о Потапыче.
На Петрович успокоился далеко не сразу. Он ещё пару раз попробовал меня расшевелить, то чуть не плача, чтобы я не доводил его до греха прямого физического воздействия на меня, то говоря, что у него от моих известий всё в голове поперепуталось, а пока я буду вести разговор с призраком, так он, Петрович то есть, «усё как есть припомню». Наконец, видя, что я непреклонен, Петрович опустился обратно в кресло, всем своим видом олицетворяя укор такому бессовестному мне:
— Ладно, слушай…
Со слов Петровича выходило, что в астральном плане на дворец Люксембург, как оказалось, наложен какой-то барьер, непроницаемый в обе стороны. Однако, сам вид этого барьера и некоторые иные косвенные признаки свидетельствуют, что к созданию барьера приложили свои лапы демоны. А вот откуда они там взялись — неизвестно, особенно учитывая то, что последний достоверный случай призыва демона произошёл в Восточной Азии лет пятьдесят назад. А в Европе, так и вообще — не один век прошёл с тех пор. Про близняшек же Петрович сказал, что они либо полудемоны, если демоном является герцогиня, либо якоря демона, с помощью которых он держится на Земле.
Да уж… Демоны, это, конечно, неприятно. Биться с ними я естественно не бился и договариваться с демонами меня никто не учил, но пара ритуалов изгнания у графа Ашениаси в загашнике должна найтись. Надо только понять, смогу ли я нынешний провести эти ритуалы.
****
Мне едва удалось затормозить Петровича перед памятным поворотом:
— Подожди, дай хоть приготовиться.
— Уфф… твоя правда. Переволновался я. Ну, иди.
Я поставил защиту и прошёл в комнату. Ночное (или, вернее, сумеречное) зрение мне обеспечивала защита, установленная ещё в Ипре.
В этот раз я явственно почувствовал моменты атак. Они ощущались как слабые дуновения ветра. Пришлось мысленно согласиться с Петровичем — атаки насылал не сам призрак. Об этом говорила как неизменная сила атак, так и одинаковые промежутки между ними.
Я огляделся. Призрак висел в дальнем углу комнаты, абсолютно безучастный ко всему. Внезапно, он встрепенулся. Очевидно, заметил, что на меня атаки не действуют и преисполнился надежд. Он подплыл ко мне и заговорил:
— Приветствую тебя, дитя. Я не вижу в тебе крови Тодтов. Кто ты?
— Ты прав, по крови я не отношусь к Тодтам. Первородный Серж Ривас, маркиз Ипрский, к вашим услугам. Однако, моя родная тётка по матери — жена нынешнего барона Тодт.
Призрак попытался изобразить поклон. Ну как попытался — вместо того, чтобы согнуться, он стал растекаться по полу.
— Прошу простить мою неучтивость, первородный. Карл Тодт, вернее, был им когда-то.
— Вот по этому поводу я тебя и побеспокоил. Петрович сказал, что ты знаешь, как снять с тебя проклятие?
— Петрович?! Где?! — призрак закрутился вокруг своей оси. Да уж, сильно его домовой прищучивал, если одно только упоминание о нём, настолько выводит призрака из равновесия.
— Не беспокойся, он сюда не войдёт. Мне нужно знать, что произошло там, в замке Кобленц и как снять проклятие.
Призрак тяжело вздохнул. — Проклятия-то как такового нет, тут семье Тодт повезло. Не успел я дойти до зала алтарного камня рода Кобленц, меня раньше хранитель приголубил.
— Подожди, — перебил я его, — но почему тогда последствия для семьи Тодт были настолько тяжёлыми?
— Моя глупость. Я ведь не просто воровать частицу родовой магии рода Кобленц пошёл, я до этого ещё и ритуал одушевления провёл.
Я аж присвистнул. Ритуал одушевления — это возможность сохранить алтарный камень в том случае, если дом рода захватывают враги. Глава рода начинает носить в себе частицу, суть своего алтарного камня. Естественно, долго это продолжаться не может — через неделю глава рода погибал, причём погибал в любом случае. Только вот он мог либо своей кровью и энергией пробудить иной камень, придав тому свойства алтарного камня рода или же попросту взорваться, если это не будет вовремя сделано.
— То есть ты не околупывать кусок алтарного камня рода Кобленц пошёл, а принимать эту частицу в себя?! Ты… ну у меня нет слов!!
У меня их действительно не было. Насколько я представлял себе теорию взаимодействия энергий, которую в Университете нам вдалбливали целых четыре семестра, причём на «удовлетворительно» её знать было мало. Преподаватель попросту не ставил эту оценку. «Либо вы знаете этот предмет хорошо, либо вам нечего делать в Университете». «Отлично», впрочем, он тоже не ставил, говоря, что на отлично этот предмет никто в мире не знает. Так вот, при удачной попытке в лучшем случае, произошёл бы взрыв, который разнёс бы весь замок Кобленц. А в худшем… могла случиться цепная реакция формирования антиматерии. Тут половину Европы могло разнести к демонам!
— Да знаю я, что идиот!!! Хотел ведь, как лучше!
— А получилось, как всегда, — несколько нервно хохотнул я, постепенно успокаиваясь. — Ладно, это дело прошлое, за это тебе ещё перед Богами отвечать. Ты мне лучше скажи, что делать надо?
— Так я и говорю. Так как я был убит хранителем ещё до зала, в потайном ходе, погребальный ритуал надо мной провести некому было. Так что мои останки так и лежат там, а одна кость должна была в неслабый артефакт превратиться, энергии-то я в себя набрал ого-го сколько!
— Так… ничего не понял. А хранитель, про которого ты говоришь — это домовой?
— Нет, не домовой. Там кикимора живёт.
— Так ты что, предлагаешь мне с кикиморой драться?
— Зачем драться? Ты ведь в зал алтарного камня не полезешь?!
— А если она мне не поверит, или вообще разбираться не будет?
Призрак ощутимо сник. — Тогда не знаю.
— Короче, чтобы семье Тодт снова стать родом, нужно тебя упокоить. Чтобы тебя упокоить, нужно твои останки достать из потайного хода и сжечь по обычаю. Одна кость, которая должна была превратиться в артефакт, полностью поменяв структуру, не сгорит. Эту кость необходимо принести в замок Тодт. Я правильно понял?
— Абсолютно правильно. Только вот если у тебя всё получится, кость-артефакт можешь оставить себе. Я позабочусь о том, чтобы она была тебе послушна. Это будет моей благодарностью за помощь.
— Замечательно. Слушай, а как так получилось, что тебя за столько лет в этом, пусть потайном ходе, не нашли?
— Забыли, наверное, про этот ход.
— А ты откуда про него узнал?
— От Елены. Дочь старого графа. Хотели мы пожениться, да её отец воспротивился. Была бы она слабосилком — никаких проблем, а сильного мага не захотел он отдавать в другой род. А потом… Елена погибла. На войне, её послали от рода Кобленц в войска. Если бы мы с ней поженились, то она не попала бы на эту войну. А замок она лучше всех знала. И многие карты изъяла из архива, чтобы… чтобы я похитить её мог. Только вот за пределы замка она только один ход обнаружила — тот, что был и её отцу известен. Так и не вышло у нас ничего.
— Понятно. Ладно, сейчас я уйду, а завтра-послезавтра вернусь и ты мне обо всех известных тебе потайных ходах расскажешь.
В коридоре ко мне сразу подскочил Петрович:
— Ну что? Рассказал он тебе, что делать надоть?
— Рассказал… Петрович, а какие взаимоотношения у домового с кикиморой?
— Известно, какие. Кикимора своими делами занимается, хозяин — своими.
— А кто из них главнее? Или они не пересекаются?
— Как кто главнее. Хозяин и главнее.
— Точно?
— Да никаких сомнений быть не может!
— А ты расспрашивал домового замка Кобленц, что там произошло?
— Митрича- то? Конечно, расспрашивал, только он и сам в недоумении.
— А как же тогда получается, что призрак заявляет, что убила его в подвале замка Кобленц кикимора? Неужели он не может сам посмотреть, что там и как?
— Да ты что?! Не могёт такого быть! Чтобы хозяин не знал, что у него в доме делается — не бывало такого. И чтобы хозяин куда-то попасть не мог — даже слухов таких не припомню. Ты вот что: иди пока спать, а я к костерку вызову Митрича и всё у него расспрошу.
— Подожди. Ещё один вопрос. А как мне попасть в замок Кобленц?
— Ничего сложного. Они кажный год двадцать седьмого мая бал устраивают. И приглашения сюда регулярно посылают.