Когда прошло бесконечное время морей и туннелей, Хантер и Мария спустились по парадной лестнице. Увидев их идущими под руку, я почувствовал, что мое сердце затвердевает и холодеет, превращаясь в кусок льда.

Они шли медленно, как люди, которым некуда спешить. «Куда им торопиться?» — с горечью подумал я. Но ведь Мария знала, что я нуждался в ней сегодня, что изнывал этим вечером, что буду бесконечно страдать каждую минуту бесполезного ожидания. Знала, что в этот самый миг, когда она наслаждается покоем, я буду мучиться в аду подозрений и фантазий. Какое безжалостное и холодное чудовище может притаиться в сердце самой хрупкой женщины! Она способна созерцать предгрозовое небо и медленно прогуливаться по парку под руку с этим человеком (с этим ничтожеством!), чувственно вдыхать аромат цветов, сидя с ним рядом на траве и зная, что в эту минуту я буду напрасно высматривать ее, позвоню ей домой, узнаю, что она отправилась в имение, а сам погибну в черной пустыне, мучимый сомнениями, которые, точно полчища голодных, прожорливых червей, копошатся у меня в душе.

И Мария разговаривала с этим жалким человеком! О чем можно говорить с таким грязным типом? На каком языке?

А может, жалок я? И они смеются как раз надо мной? Разве я не был идиотом, дикарем, посылающим из туннеля шифрованные письма?

Хантер и Мария долго гуляли по парку. Буря уже нависла над нами, черная, разрываемая громом и молниями. Подул ветер из пампы, упали первые капли дождя. Гулявшим пришлось скрыться в доме. Сердце мое забилось с мучительной яростью. В своем убежище, под деревьями, я понял, что наконец увижу развязку, которую много раз представлял себе, и грязная тайна будет раскрыта.

Я наблюдал за первым этажом: там было совершенно темно. Вскоре зажегся свет в средней спальне, принадлежавшей Хантеру. Пока все шло без неожиданностей — спальня Хантера находилась напротив лестницы, и было естественно, что эти окна осветились первыми. Теперь должен вспыхнуть свет в другой комнате. Каждая секунда, которая могла потребоваться Марии, чтобы пройти к себе, сопровождалась бешеными ударами моего сердца.

Но свет в ее комнате так и не загорелся.

Боже мой, я не в силах описать, какое беспредельное одиночество заполнило мою душу. Будто последний пароход, вместо того чтобы увезти меня с необитаемого острова, прошел мимо, не заметив сигналов о помощи. Я медленно осел, словно на меня внезапно обрушилась старость.