Ночь

Мягкая землистая темнота, поглощающая движения и звуки. Что-то зыблется и перекатывается в ней. Раздаются какие-то шлепки, словно удары по воде, раздаются глухо, без эха и тут же тонут в мутной тьме. Шлепки сменяются кратким всплеском, и вдруг сероватый слабый свет пробивает мертвенную ночь. Свет неуверенный и разреженный врезается в толщу стоячей воды. Он всё ближе, всё шире – фонтан брызг, влажные звуки и дрожащая чёрная поверхность зимнего озера, сжатая ослепительно белыми краями проруби.

Во все стороны простирается нетронутый белоснежный покров, переливающийся серебром и золотом под лучами невысокого зимнего солнца. Едва различимый противоположный берег окаймлен щетинистой полоской леса. Слева мрачно высится тёмно-серая громада замка.

Какой-то лёгкий шорох, хруст ветки – резкий рывок к берегу. Заснеженное озеро – заснеженные ветви – лесной бурелом мелькают так быстро, что сливаются в одну серебристо-серую, переливчатую ленту. Ещё рывок – руки хватают трогательно бархатистые ушки. Заяц пойман. Напряженно вращается неправдоподобно глянцевитый заячий глаз, испуганно дёргается пушистое тельце.

Сгорбив безобразную костлявую спину, голое человекоподобное существо примостилось на краю чёрной проруби. Худая, карикатурно нескладная фигура конвульсивно вздрагивает, судорожно трясет лысой головой и всё сильнее скрючивается под лучами беспощадного солнца. В руках топорщится слипшимся от крови мехом заячья тушка. Морда существа жадно и торопливо, глубже и глубже вгрызается в кровавое месиво, бывшее когда-то заячьим животом. Густой алый сок брызжет жгучими каплями на кипенно-белый снег, стекает быстрыми струями в неподвижно чернеющие воды озера. Лишь мертвенная кожа существа остается неизменно бледной.

Истерзанная тушка падает в прорубь, водная гладь искажается концентрическими кругами и ещё долго волнуется, ловя и уродливо дробя отражение белёсой морды. И в тот миг, когда расползающиеся фрагменты бесцветных глаз, плоского носа, вывороченных губ кажется вот-вот замрут, соединившись в чье-то худое длинноносое лицо, удар разбивает водное зеркало.

Старинное зеркало с грохотом падает на каменный пол. Грузная фигура пожилого человека, как подкошенная, валится на заснеженные камни. Рыжеволосая девушка с осунувшимся лицом неподвижно лежит в снегу. Спутанные яркие пряди лежат поверх закрытых глаз. Мужская рука осторожно смахивает волосы с лица. Чужая настойчивая рука перехватывает это движение.

Пожилой мужчина, сидя на полу смотровой площадки, крепко сжимает чью-то жилистую кисть. Его слепо смотрящие в пустоту глаза как будто повинуются сторонней воле. Лицо искажается мукой, и в звенящей тишине тонет его стон, когда он механически резким движением склоняется над своим запястьем и вонзает в него зубы.

Кровью обливаются дрожащие внутренности. Заячья шкурка разорвана в клочья. Содрогаясь, агонизирует маленькое звериное тельце. Твердые мужские руки одним кратким движением ломают крошечную шею.

Вскрик. На девичьей шее, расползаясь, алеет небольшой ожог. Мужчина поспешно отдёргивает обнаженную руку. На перчатке, на кончиках пальцев темнеет свежее пятнышко крови. Кровь проступает на бледной девичьей щеке. Из мягкого мрака проявляется нежный, обрамленный копной рыжих волос овал печального лица. Пристально смотрят большие карие глаза.

Насмешливые губы – поцелуй. Белокурая головка сияет на фоне пронзительно синего зимнего неба. Мужская рука лежит на грациозном изгибе шеи.

Светлые волосы рассыпаются по обнаженным плечам. Изящная фигурка, освещенная лишь неверным пламенем свечей, выскальзывает из темноты и присаживается на край кровати. Белая ткань её ночного платья тонка, как паутинка, и даже слабый свет пронизывает её насквозь. Волнительно вздымается округлая, но крепкая девичья грудь. Маняще изгибается талия. Переливается смехом лепечущий голосок. В янтарно-прозрачных глазах играют лукавые огоньки.

– Élise! Élise! (Элиза! Элиза!) – тревожно шепчет сдавленный мужской голос.

Одним лёгким бесстыдным движением девушка сбрасывает свой единственный покров. Её бело-розовое тело золотится едва заметным пушком. Мягко ложится она в темнеющее ложе мятых и сбитых простыней. Высоко вскидывает гибкие руки. Свет и тень скользят по сладким изгибам её фигуры. Бледно мерцают пепельные пряди.

Мужская рука нерешительно касается шелковистых волос. Её перехватывает шаловливая женская ручка, подносит к лицу, к страстному, приоткрытому рту. Прозрачные янтарные глаза словно подёргиваются мглистой тенью. Призывно улыбаются влажные губы.

Мужские руки сжимают хрупкую талию, скользят вниз по бедрам. Девичье тело выгибается, подается вверх и вперед – долгий глубокий стон. И пара узких проворных ладошек, словно белоснежные крылья голубки, взлетает над золотистым пятном лица.

Их двое в тесной полутёмной спаленке, на смутном скомканном ложе. Её тёплое нежное тело прижимается к грубой ткани его ночного платья. Он накрывает её собой, он пьет её губы, он купается в её волосах. Она судорожно сжимает его плечи. Запрокинутое девичье лицо дышит страстью и мукой. Лихорадочно поблёскивают полуприкрытые веками глаза. И снова стон, протяжный и томительный.

Жарко сияют округлости колен. Она горяча, как золото, она дрожит, как пламя, она исходит блаженством и болью. В последнем неистовстве он приникает к её ускользающему телу. В последний раз поднимается её грудь, вздох замирает на полпути между светом и тенью.

Она лежит тихо-тихо. Рот всё ещё приоткрыт, но как-то сухо и неестественно, как бы съехав набок. Глаза всё ещё блестят в узком просвете между воспаленных век, но гораздо тусклее и невыразительнее. Её дыхание остановилось навсегда. Её пылающее тело обмякло.

Он вскакивает, в ужасе и тоске гладит её щёки, шею, грудь. И по её коже вслед за движением его рук бегут пламенеющие ожоги. Жидкое солнце, ослепительная магма и языки пламени. Тело плавится, тело горит. Уже вся кровать охвачена огнем, уже занимается комната. В бушующем огненном аду тает мягкий очерк милого лица.

***

Со скрипом и стоном отодвигается крышка саркофага в тёмной часовне. Из-под крышки поднимается Драган. Присев на каменный край, он достает из могилы свой рюкзак и аккуратно сложенную одежду. В слабом луче света, проникающем через небольшое оконце, его бескровное худое тело кажется совершенно неправдоподобным, словно пришедшем из другого измерения. Тёмные с серебристой проседью волосы опускаются ниже плеч.

Достав свои ножны, он несколько мгновений медлит, прикрыв беспокойные глаза. А затем, обнажив широкое лезвие серебряного ножа, твёрдым молниеносным движением наносит себе удар. В паху растекается густое чёрное пятно. Сжавшись от боли, он валится на каменный пол. Так скорчившись и подрагивая, он сидит на коленях посреди мрачной часовни, и мутный свет внешних фонарей уже не касается его тёмной фигуры.

Очевидно, справившись наконец с болью, резким рывком он достает из рюкзака бутыль. Полуулыбка-полуоскал мелькает на его лице, и, откупорив сосуд, он сыплет чёрный порошок себе на рану. Сквозь стиснутые зубы прорывается хриплый стон. Выронив гулко звякнувшую склянку, он падает ничком.

Полностью одетый Драган достает из рюкзака чёрный деревянный кол. На его лице отражается недоумение. Ещё немного пошарив во внутренностях рюкзака, он едва слышно чертыхается. Единственный оставшийся у него кол он прикрепляет ремешками к запястью и закрывает краем рукава.

Затем протирает тряпицей почерневшее лезвие ножа и, собрав волосы на затылке, быстро отхватывает сантиметров десять-пятнадцать – на лицо падают неровно укороченные пряди. Убрав нож на место – рядом с ножнами на поясе висит также и кобура – он закидывает на плечо рюкзак и внимательно оглядывает часовню. Все саркофаги аккуратно прикрыты, набросанная на пол земля, очевидно, маскирует пятна пролитой крови. Драган отодвигает засов на двери и выходит в снежную ночь.

***

По ярко освещенному замковому двору торопливым шагом идут Драган и Даниель. Оба одеты в лёгкие тёмные куртки FuelWear. Других людей практически не видно. Только невесомые белые хлопья непрерывно мельтешат в свете мощных прожекторов. Изредка кое-где рядом с горящей бочкой мелькает чей-то силуэт и тут же ныряет обратно в белёсую снежную кутерьму.

Даниель, еле переводя сбившееся дыхание, спешит дать отчет о последних приготовлениях:

– Mislim, da nimamo kaj za skrbeti. Vsi so na svojih položajih. Nočne daljnoglede, loke, samostrele in ostale – vse smo razdelili. Če ga spregledamo, se bomo pomikali v treh smereh naenkrat: ena skupina – v šolo, druga – v cerkev, tretja – na avtocesto. (Думаю, волноваться не о чем. Все на позициях. Приборы ночного видения, луки, арбалеты и остальное – всё роздано. Если мы его упустим, то выдвинемся сразу в трех направлениях: одна группа – к школе, другая – к церкви, третья – к шоссе.)

– Si jih spomnil, da preverjajo tarčo skozi nočne daljnoglede? (Напомнил, чтобы проверяли цель через ПНВ?)

– Ja. Ne skrbi, ne bomo drug drugega postrelili. (Да. Не волнуйся – друг друга не перестреляем.)

Они подходят ко входу в замок, где их ждут Штефан, Мартин и Паша. У их ног стоит внушительных размеров сумка. Драган сбрасывает свой рюкзак на землю. Паша деловито и коротко кивает подошедшим и, опустившись на корточки, достает из сумки три зачехленных мачете – два отдает Мартину и Штефану, третье оставляет себе. Расстегнув куртки, мужчины старательно крепят оружие к поясу. Там же, за поясом у Штефана и Паши виднеются рукоятки пистолетов. У Мартина пистолет убран в висящую на боку кобуру.

Пока остальные заняты мачете, Даниель поспешно присаживается рядом с сумкой и вынимает из нее длинный узкий меч в ножнах и предназначенный для меча массивный ремень. Драган, достав мягко поблёскивающий в свете фонарей изящный серебряный меч, оставляет его Даниелю и привычными быстрыми движениями сначала прилаживает к ремню ножны, а затем набрасывает ремень на плечи. Убрав клинок в ножны за спиной, так же аккуратно и ловко он помогает Даниелю управиться с его мечом.

Осмотрев друг друга, мужчины удовлетворенно покашливают. Даниель подытоживает:

– Vse je pripravljeno! Zapomnite si, pogovore – le po voki-tokiju in le še v nujnih primerih. Nimamo prav veliko nabojev, zato ne zanesite preveč na njih. (Готово! Помните, переговоры – только по рации и только в случае крайней необходимости. Патронов у нас мало, так что на них сильно не надейтесь.)

Штефан, хмыкнув в усы, с пониманием кивает:

– Molotovke tam so pripravljene. (У нас там коктейли заготовлены.)

Даниель:

– To je tudi v skrajnem primeru – ne bi hotel zažgati grada. (Это тоже на крайний случай, не хотелось бы поджечь замок.)

Драган:

– Glejte na situacijo. Ne žrtvujte se. Bolje, da se tiho umaknete in povete drugim, kje je vampir. (Исходите из ситуации. Не надо жертвовать собой. Лучше тихо отступить и дать знать остальным, где вампир.)

Паша в течении всей дискуссии только неуверенно ерошит волосы. Драган переводит на него пристальный взгляд:

– Не геройствовать.

Паша сжимает губы, как будто сдерживает себя от ответа.

– И никакого телефона.

Тут Паша просто кивает. Снова вступает Даниель:

– V redu! Greva gor. Vidva – v klet! (Ну, всё! Мы – наверх. Вы – в подвал!)

Группа поспешно и молчаливо исчезает в дверном проёме. Только Драган удерживает Даниеля за плечо:

– Paša gre s tabo? (Паша с тобой?)

Кивок в ответ. Драган озабоченно:

– Razumem, nihče drug se ni javil za tvojo pustolovščino. Bolje bi bilo, da bi sparil ga s Štefanom – dobro skupaj sta sodelovala danes. (Я так понимаю, больше никто не вызвался на твою авантюру. Лучше бы ты его оставил в паре со Штефаном – они уже за день сработались.)

Ничего не отвечая, Даниель опускает глаза. Драган сдержанно, но с металлом в голосе:

– Ah, razumem. (А, ясно.)

Даниель эмоционально:

– Ne bi rad delal s tem, ki kot oče bi ukazoval mi. Če bi ti... (Мне не нужен в напарники папочка, чтобы помыкать мной. Вот если бы ты...) – голос его срывается.

– Od samega začetka sem bil proti temu. In jaz bom pri stopnicah do stolpa, (Я с самого начала был против. И я буду у лестницы на башню.) – парирует Драган спокойно и твёрдо.

Даниель с шумом выдыхает – его лицо выражает охватившие его противоречивые чувства: досада, сомнение, решимость и гнев. Помедлив секунду, он отворачивается, громко свистит и машет кому-то рукой. Из ближайшей засады к ним подбегает человек и молча забирает опустевшую сумку. Даниель бросает на Драгана ещё один решительный взгляд и отправляется вслед за ушедшими товарищами.

Драган, подхватив свой рюкзак, тоже входит в замок. Беззвучно проходит он по замковым коридорам, пультом гася за собой свет.

***

Худая фигура медленно поднимается по башенной лестнице и замирает на самом верху. Вокруг мягко сыплет снег. Обволакивающая тишина, кажется, не нарушается ни единым звуком. Но застывший в напряженной позе продолжает прислушиваться. Вот монотонно на одной надоедливой ноте гудят прожекторы. Вот слабо шуршит снег, съезжая с крыш и стен замка. Вот кто-то покашливает, разминая суставы рук и ног. Кто-то нетерпеливо переминается с ноги на ногу и сосредоточенно сопит.

Драган выходит на смотровую площадку. Она вся занесена снегом. На ней не осталось и следа дневных событий. Встав у люка подъёмника, он поднимает глаза к небу. Но там только нескончаемый поток проворных снежинок.

Драган осматривает территорию замка со смотровой площадки. Тут и там полыхают бочки. Едва-едва можно различить засады, устроенные в самых тёмных местах двора. Над воротами вырисовываются крепкие мужские фигуры. А за воротами выстроилась целая вереница машин, очевидно, не поместившихся на замковой стоянке.

Обойдя площадку, Драган возвращается на лестницу и спускается ко входу в коридор. Едва дойдя до двери, он швыряет на пол рюкзак и молнией бросается обратно наверх. С башни долетает невнятный шум: грохот, стук и звук торопливых шагов. На верху лестницы мелькает быстрая тень и немедля бросается кубарем вниз.

Бесформенный сгусток чёрным вихрем сбивает Драгана с ног, и тот катится по каменным ступеням, крепко вцепившись в противника. Ком плотно переплетенных тел стремительно несется вниз и с грохотом врезается в стену. Но в следующий миг соперники уже вскакивают на ноги. Драган хватается за рукоять меча, но беглец и не думает сражаться – он проворно обращается к двери. Драган успевает вцепиться в край его одежды, а тот рывком высвобождается из захвата, оставив в руках преследователя кусок ткани.

Сам беглец тем временем, ловко подтянувшись на выступающей каменной притолоке, начинает карабкаться на стену. Драган выхватывает люгер и выпускает в тёмную спину противника несколько выстрелов. Но тот лишь конвульсивно вздрагивает всем телом и продолжает упорно лезть на вершину эркерной башенки.

Грохот выстрелов взрывает тишину. Замковый двор наполняется гвалтом голосов. Летят зажженные стрелы. Звучат одиночные выстрелы. Драган, поспешно спрятав оружие, устремляется за беглецом на башенку. А тот уже торопливо влезает на крышу. Но Драган вовремя хватает его за ногу и резко дёргает вниз. Чёрная тень падает с края башенки на кровлю замка.

Драган мгновенно летит вниз вслед за беглецом. Сбрасывая снег и оставляя за собой чёрную полосу, скользит по наклонной поверхности крыши тёмная фигура. Запаздывая на несколько метров, за ней мчится Драган. Пышные фонтаны снега брызжут во все стороны из-под его ног по мере того, как он стремительно съезжает к краю крыши. А беглец одним пружинистым звериным прыжком уже перемахивает на крышу соседнего более низкого замкового крыла и, ловко балансируя на самом её краю, не сбавляя темпа, несется в направлении ворот.

Драган, не тормозя, перепрыгивает внушительную пропасть и, прицелившись на бегу, снова стреляет в удаляющуюся спину. Беглец содрогается, скользит, теряет равновесие, но удерживается на ногах и не прекращает движения. В отчаянной попытке прорваться к воротам он спрыгивает с крыши и чёрным шквалом летит через двор. (В ярком свете прожекторов сквозь завесу снега видно, что беглец одет в какие-то лохмотья; тускло поблёскивают его светло-русые волосы, длинная челка падает на глаза, а нижнюю часть лица закрывает импровизированная маска из куска ткани.) Но навстречу ему – град горящих стрел. Кто-то швыряет бутылку с зажигательной смесью, и хотя она не достигает цели, но вспыхивает огненным озером на пути бегущего. А по пятам за ним неумолимой тенью несется Драган.

Несколько стрел всё-таки настигло беглеца. Кувыркнувшись и заскользив на снегу, он резко меняет курс и бросается к ближайшей стене замка. Цепкие руки без труда поднимают его по бугристой каменной кладке. Но преследователи не отстают – целой толпой они собираются под стеной и настойчиво осыпают чёрную фигуру огнем.

***

Даниель и Паша стоят у распределительного щитка. Каждый держит в руке включенный фонарик. Дверь ближайшей к ним комнаты открыта. Некоторое время ничего не происходит. Посматривая по сторонам, парни бесцельно водят фонариками туда-сюда. Иногда замирают, прислушиваясь к тишине. Но коридор так же пуст, холоден и пожираем ненасытной тенью. Спустя целую вечность, из дверного проёма соседней комнаты до них начинают доноситься какие-то сумбурные отдаленные звуки: крики, выстрелы, хлопки.

Парни молча переглядываются. Даниель, который стоит к комнате ближе, направляет в нее луч фонаря, но это ничего не дает. Тогда, снова обратившись к Паше, он указывает пальцем на свое ухо, затем на глаз и наконец на комнату. Пантомима, по-видимому, означает: «Эти звуки надо проверить в той комнате». Паша с готовностью кивает, и Даниель машет рукой: «Пошли!»

Они подходят к комнате с чрезвычайной осторожностью, очевидно, не желая спровоцировать включение света датчиками шума. В какой-то момент идущий позади Паша нахмуривается и притормаживает, бросив взгляд на Даниеля, который уже заглядывает в дверной проём. Окончательно остановившись, Паша достает из заднего кармана джинсов вибрирующий телефон. На экране высвечивается широко улыбающееся лицо яркой блондинки. Подпись гласит «Вика». Поколебавшись мгновение, он сбрасывает звонок и отключает телефон.

В сумерках небольшой пустой комнаты резко выделяется узкий прямоугольник мутно светящегося окна. Даниель, следуя за светом своего фонаря, внимательным взглядом обводит помещение. Внезапно он оборачивается. Как будто что-то бесплотное и бесшумное проносится в воздухе. Передёрнув плечами, Даниель нерешительно переводит взгляд обратно к окну. В углу у окна ощущается какое-то неясное подрагивание, таинственное перекатывание и трепетание под неверным покровом теней. Даниель напрягается, неуверенная рука медленно подводит луч фонарика к зловещему углу. Другая рука ложится на рукоятку торчащего из кобуры пистолета.

Из холодного мрака каменных стен выступает миниатюрная девичья фигурка. Белокурые волосы мягко поблёскивают в жёлтом свете фонаря. На фоне тусклого заснеженного окна девушка кажется источает собственное тёплое сияние. Даниель облегченно выдыхает:

– Kaj počneš tukaj? Kako si sploh prišla noter? (Что ты здесь делаешь? Как ты, вообще, сюда попала?) – смеющимся полушёпотом спрашивает он.

Не отвечая, девушка лишь озорно встряхивает головой. Прическа распадается, пепельные пряди ложатся на плечи сияющими волнами. Даниель подходит к ней вплотную. Она поднимает к нему свое нежно золотящееся лицо: на её губах озорная улыбка, в прозрачных янтарных глазах горят лукавые огоньки.

– Ali motim? (Я помешала?) – знакомый голос переливается ласковым смехом.

Даниель осторожно кладет руки ей на плечи:

– Tukaj je nevarno. Bolje, da greš. (Просто здесь опасно. Тебе лучше уйти.)

– Res tako misliš? (Правда?) – мягкий насмешливый голос звучит с вызовом и приглашением.

– Nimava časa za šale, res nimava časa... (Не время шутить, совсем не время...)

Девушка приближает к его губам свои чувственные губы. И он впивается в них поцелуем.

Паша торопливо прячет телефон в задний карман. Даниеля уже не видно. Зато из комнаты слышится его голос. Насупившись, Паша бормочет себе под нос: «Да здесь я. Что ты там мне говоришь? Оглянуться не можешь?» Медленно и плавно Паша приближается к открытой двери комнаты.

Свет Пашиного фонаря выхватывает из полумрака лежащий на полу фонарь, чей жёлтый глаз бессмысленно уперся в пустой угол. А подле на серых каменных плитах два неясных, слившихся силуэта. «Чёрт!» – не сдерживает эмоционального восклицания опешивший Паша. Вместе с ослепительно вспыхнувшим верхним светом вскакивает на ноги и несется в сторону Паши обагренная кровью мужская фигура. Пронзительным холодом сверкают бесцветные глаза, в зверином оскале обнажаются желтоватые клыки. И ещё что-то пугающе влажное, трепетно алое намотано и тянется за его рукой. Тянется из нутра беспомощно распластанного на голом полу Даниеля.

С сокрушительной силой вампир врезается в Пашу, швыряет его в стену. Но в отчаянном рывке Паша успевает взметнуть вверх серебристое лезвие мачете. И тут же его оглушает хриплый вой. Брызги тёмной густой крови разлетаются веером по стене и полу. Громов с перекошенным от боли и ярости лицом сжимает почерневшее плечо, в один миг лишившееся руки.

Паша, медленно сползая по стене, судорожным движением рвет из-за пояса пистолет. Уплывающий взгляд его потемневших от боли глаз силится зацепится за цель. Смутные очертания вампира расплываются в слепящих, перенасыщенных яркостью, пульсирующих сгустках алого света. Выстрел! Другой! Дернувшись, откатывается к окну бесформенное цветовое пятно. Что-то мелькает пронзительной вспышкой холодного серебра. Третий слепой выстрел! И грохот, и треск, и скрежет! Не склоняя головы, с бесстрастным лицом Громов бросается в окно, одним ударом разбив и раму, и стекло.

Паша обессиленно опускается на пол, не решаясь посмотреть туда, где в растекающейся алой луже подрагивает до странности белая кисть руки.

***

Осыпаемый непрерывным потоком стрел, чёрный беглец продолжает упорно карабкаться вверх по замковой стене. Но выстрелы, кажется, не причиняют ему большого беспокойства. Многие стрелы гаснут, так и не долетев до цели. Другие затухают, едва зацепившись за одежду, и тут же падают. А те которые остаются на теле, видимо, пробивают лишь ткань, не достигая плоти, и, повиснув на плечах и спине, раскачиваются в такт движениям ползущего, словно диковинные украшения.

Однако, постепенно упорство нападающих дает результаты. Огонь преследующих вампира стрел наконец перекидывается на его одежду, и она разгорается всё сильнее и сильнее, превращая фигуру в ярко полыхающий факел. Ещё одна стрела задевает его голову, и сейчас же вспыхивают волосы. С душераздирающим воплем под радостные возгласы преследователей горящее тело валится вниз, не добравшись до желанного окна на третьем этаже.

Прорезав воздух, огненный сгусток шлепается в глубокий снег. В сумятице голосов это происходит почти бесшумно, но тут же неимоверный, дикий крик поражает ликующих победителей. Сквозь тело их жертвы, выбивая тёмные фонтаны густой крови, проходит с десяток серебряных кольев. Серебряное острие, прошив череп, со всплеском комковатой жижи пробивается из безобразно обеззубленного рта. Пламя, полыхавшее на спине беглеца, стихает, прижатое к земле. Лишь продолжает тлеть обуглившаяся голова. Бездумно вращаются ослепительно белые на чёрном лице, безумно выпученные глаза.

Пораженные зрелищем отвратительной агонии мужчины молча обступают корчащееся в муках, сотрясаемое конвульсиями нечто. Расталкивая толпу, к телу приближается Драган. Выхватив из рукава деревянный кол, он, не колеблясь, вонзает его в грудь поверженного врага. И тот сейчас же затихает, прикрыв невидящие глаза. В оцепенелом безмолвии только снег продолжает свое беспечное кружение и, ложась на обезображенное тело вампира, начинает против обыкновения таять.

Драган подносит к губам рацию:

– Martin! Štefan! Konec! (Мартин! Штефан! Приём!)

Эти слова выводят толпу из ступора. Атмосфера резко разряжается. Все разом принимаются громко и бодро переговариваться и даже смеяться. Кое-кто глумливо пинает обмякшее на кольях тело. В голову, лишенную лица, летит кем-то запущенный озорной снежок.

И этот чудесный момент общего радостного облегчения почему-то захватывает и подавляет какой-то тёмный беспокойный ропот. Он катится от дверей замка по краю растерянной толпы, настойчиво и угрюмо пробиваясь в центр. Туда, где всё ещё раздаются беззаботные, весёлые голоса. И вот последние неосведомленные пали. Словно порыв чёрного ветра загасил светлое ликование.

В повисшем тягостном молчании скорбно расступаются ряды. Вынырнув из пустоты ночи, в толпу врезается какая-то бесформенная, уродливая фигура, непомерно широкая, многоногая, с нелепо раздвоенной головой. Она ковыляет медленно, но неумолимо, а по снегу за ней тянется тёмная влажная полоса крови.

Паша шагает осторожно и сосредоточенно, правой рукой крепко ухватив, едва-едва передвигающего ноги Даниеля. А тот, закинув одну руку на плечо другу, как будто бережно поддерживает что-то, спрятанное за пазухой. Остановившись перед Драганом, сдвоенная фигура кидает к его ногам отрубленную руку и тут же оседает на снег. Пришедшие в себя мужчины бросаются поддержать друзей. А Драган, метнув быстрый взгляд на кровавый трофей, рывком обращается к только что-то побежденному вампиру.

От нанизанного на колья тела уже поднимается хорошо различимый пар. И голова снова дымится. Драган резко рвет с трупа одежду. Обнажившиеся грудь и живот не тронуты огнем. Продырявленная в дюжине мест кожа в остальном совсем ещё по-человечески свежа и гладка. В бессильной злобе Драган, как бы желая убедиться в правоте своих глаз, проводит рукой по тепло розовеющему животу.

И только тогда, вскакивая, он объявляет:

– Ni on! Verjetno je pobegnil! (Это не он! Он, должно быть, ушел!)

Слова громом прокатываются по ошарашенной толпе. Мужчины медлят лишь секунду. И вот беспорядочной гурьбой бегут уже со всех ног, несутся к воротам. А там – настежь растворенная дверь. И кто-то в отчаянии восклицает: «Moj avto!» («Моя машина!») Перекрывая гвалт неразборчивых голосов, звучит отрезвляющая команда:

– Tri skupine za preganjanje! Takoj! (Три группы преследования! Немедленно!)

Это Мартин, сложив ладони рупором у рта, пытается образумить толпу:

– Zdaj! Držimo se načrta! Gregor, odpri vrata! (Сейчас же! Действуем по плану! Грегор, открывай ворота!)

Грозный окрик приводит паникеров в чувство. Хаотичное движение и сумятица постепенно сходят на нет. Слышны звуки заводящихся двигателей. Толпа редеет. С визгом стартуют и отъезжают от ворот не поместившиеся на стоянке машины. А вскоре и со двора начинают вереницей тянуться автомобили.

Мартин хлопает по плечу стоящего рядом с ним Штефана:

– Tudi jaz moram iti! (Мне тоже пора!)

– Se vrnem k Draganu. Bom izvedel, kako so kaj fantje, (Я вернусь к Драгану. Узнаю, как там ребята.) – сдавленным голосом отвечает парень, и решительно прибавляет: – In potem se vam bom pridružil! (А потом присоединюсь к вам!)

Мартин понимающе кивает и поворачивается, чтобы уйти, но в последний момент окликает уходящего племянника:

– Štefan! Jakob želi te videti. Poklici ga! (Штефан! Якоб хочет увидеться с тобой. Позвони ему!)

Тот едва оборачивается и просто машет в ответ рукой. Мартин провожает Штефана напряженным взглядом. Его мягкое лицо на мгновение светлеет, озаренное сочувствием, но сейчас же на него набегает новая тень. Мартин шумно вздыхает и спешит прочь.

***

Драган подходит к небольшой группке, толпящейся у замковой стены. Люди плотным кольцом окружают Пашу и Даниеля. Первый переводит дух, сидя спиной к каменной кладке. Второй лежит поверх спешно набросанной одежды, прикрытый до подбородка чужой курткой. Он совсем тих. Только лихорадочно горящие глаза выдают, что он всё ещё находится в сознании.

Драгану, пробившемуся к друзьям, чей-то взволнованный голос сообщает: «Mora v bolnišnico, a to je daleč...» (Надо его в больницу, но это неблизко...) Тяжело дышащий Паша осторожно подбирает слова:

– Он ранен. Даже не знаю...надо торопиться...

Драган переводит взгляд на Пашу. Тот слегка бледен, из уха сочится кровь, но выражение лица бодрое. Правая рука нервно сжимает рукоять висящего на поясе мачете. В ответ на пытливый взгляд он демонстративно усмехается:

– Порядок! Отдохну вот только!

Драган озабоченно кивает. Тут за его спиной слышится какое-то оживление. Голос Штефана деловито распоряжается:

– Fantje, vrnite se na delo! Bova z Draganem uredila. (Ребята, давайте за дело! Мы с Драганом разберемся.)

Мужчины, словно очнувшись, поспешно уходят. Некоторое время ещё слышно, как они тревожно переговариваются, но очень скоро их слова стихают, поглощенные пеленой летящего снега.

Штефан присаживается на корточки рядом с Пашей, заглядывает ему в лицо. Паша заговаривает первым:

– Он ушел?

Вместо ответа Штефан лишь вздыхает и сурово сжимает губы. За него говорит Драган:

– Не беспокойся. Он вернется. За рукой. А так – мог бы ускользнуть незамеченным.

Паша опускает глаза и стряхивает налипший на волосы снег.

Даниель слабо хрипит, прочищая горло:

– Dragan, moram se pogovoriti s tabo... (Драган, мне надо с тобой поговорить...)

Паша напряженно выслушивает товарища и вопросительно смотрит на Драгана. Тот серьёзным тоном осведомляется:

– Ты дойдешь до машины?

Паша снова усмехается и начинает торопливо подниматься. Драган бросает многозначительный взгляд на Штефана. Он с готовностью откликается.

– Pojdiva, (Пойдем.) – говорит Штефан, беря Пашу за плечо.

Драган протягивает им на прощание руку. Парни отвечают крепкими рукопожатиями. Паша, отпустив ладонь Драгана, озадаченно потирает свою кисть. Его губы что-то беззвучно шепчут. Ещё раз стряхнув снег с волос, он покашливает, как будто собирается, что-то сказать, но внезапно просто поворачивается и уходит. Драган и Даниель молча наблюдают, как медленно исчезают в снежной мгле удаляющиеся фигуры их друзей.

***

Драган опускается на одно колено, склоняясь над слабеющим Даниелем. Даже в ярко-жёлтом свете прожекторов его осунувшееся лицо кажется белым, как мел. Посиневшие губы разомкнуты, рот жадными, судорожными глотками ловит воздух. Переведя взгляд на руки Драгана, он неуклюже выпрастывает свою руку из-под нагроможденного на нее покрова. Драган секунду медлит, а затем начинает натягивать на кисть перчатку.

– Prosim! (Не надо!) – Даниель торопливо хватает друга за руку и, крепко сжав пальцы, напряженно смотрит в пустоту.

По лицу раненого пробегает тень страдания.

– Saj ne misliš, da se zdaj kesam? (Ты ведь не думаешь, что я сейчас раскаиваюсь?) – Даниель старается говорить твёрдо, но голос его дрожит.

Драган, пытаясь поймать его взгляд, отвечает сдержанно и даже сурово:

– Naredil si, kar si hotel. Je, kar je. (Ты сделал то, что хотел. Вышло то, что вышло.)

– Ti bi povedal?.. (Ты не сообщишь?..) – губы Даниеля искажает то ли горькая ухмылка, то ли судорога.

– Ne bom. (Нет.)

И несмотря на то, что этот краткий ответ звучит совсем безжалостно и сухо, Даниель впервые смотрит Драгану прямо в лицо, и взгляд его воспаленных глаз кажется по-братски тёплым.

– In očetu? (А отцу?)

– Še posebej mu. (Тем более.)

Проглотив душащий его комок, Даниель ещё крепче сжимает руку друга, и его плечи сотрясает дрожь.

– Imaš prav... Ne smem te prositi tega, a mama... Popolnoma sama je, (Да, ты прав... Я не должен просить тебя об этом, но мама... Она совсем одна.) – очевидно, каждое слово дается раненому с трудом. Он то и дело прерывается, чтобы набрать воздуха, и в этот момент кажется, что мысль ускользает от него.

– Povedal bom Rodolfu ali Ameliji, če hočeš. Nisem jaz tista, ki ima pravico govoriti s kakršno materjo o... (Я скажу, Родольфу или Амелии, если хочешь. Просто я не тот, кто имеет право говорить матери о...) – впервые голос Драгана осекается.

А Даниель отвечает ему тенью улыбки.

– In zdaj... zdaj obljubi... (А сейчас... сейчас ты пообещай...) – не в силах продолжать парень стискивает зубы, но стон всё равно прорывается наружу.

Драган взглядом подтверждает свое согласие. Но Даниель всё ещё обеспокоен:

– To je zjebano! In tvoja roka je... (Как же хреново! А твоя рука...) – судорожная пауза, – vroče železo... A niti tvoja roka... (раскаленное железо... Но даже твоя рука...)

Взвыв от нового приступа боли, он всё-таки продолжает свою просьбу:

– Bojim se, da ne bom prenesel... A ti nikoli ne, nikoli ne... (Боюсь, я не выдержу... Но ты ни за что, ни за что...)

Драган прерывает его:

– Ja! Obljubim ti! (Да! Я обещаю тебе!)

Мертвенно-бледное лицо Даниеля покрывается крупной испариной. Он проводит языком по губам. Внезапно помутневший взгляд становится каким-то бессмысленно туманным.

– In Liza? (А Лиза?) – слова вылетают со свистящим придыханием. – Kaj pa ona? Bo mislila na mene? (Что она? Подумает обо мне?)

Брови нахмуриваются, искажая лицо гневом и недоумением. Отпустив руку Драгана, Даниель больше не сдерживает крика.

– Zakaj mi ne poveš, da bo vse v redu? (Почему ты не скажешь, что всё будет хорошо?) – неожиданной скороговоркой выпаливает он. – Čeprav izgubil sem vedro krvi! Čeprav je moja notranjost bila razmazana po celem gradu! A-a-a-a! (Пусть я потерял ведро крови! Пусть мои внутренности размазаны по всему замку! – А-а-а-а!)

От нового пароксизма боли раненый зажмуривается и запрокидывает голову, словно волк, воющий на луну.

– Lahko čudeži dogajajo! Dragan, majhen čudež! Samo zame! (Но бывают же чудеса! Драган, маленькое чудо! Только для меня!) – истерически тонкий голос переходит в истошный вой, челюсть начинает ходить ходуном, зубы припадочно биться друг о друга и скрежетать.

– Oprosti, Dani... (Прости, Дани...) – с этими словами Драган кладет дрогнувшие руки на виски друга. Бесстрастные голубые глаза вампира сияют пронзительней, чем обычно, на холодном лице вздуваются желваки.

А лицо Даниеля вдруг наливается румянцем. Глаза перестают метаться и с радостным узнаванием останавливаются на Драгане. По-мальчишеский мягкий голос неуверенно подбирает слова:

– Hvala... Zbo... Se vidiva, mo...(Спасибо... Про... До встречи, мо...) – прервавшись на полуслове, он делает ещё один вдох, но так и не заканчивает фразы.

Драган, опустив руки, продолжает всматриваться в посветлевшее лицо и безмятежные зеленоватые глаза, которые кажется всё ещё ловят сиротливо-скорбный взгляд молчаливого друга.

***

Штефан, сидя за рулем машины, видит сквозь рябь мельтешащего снега, как Драган несет на вытянутых руках что-то объемное, что-то бесформенно чёрное. Несмотря на размеры ноши, он ступает легко и твёрдо. И в его движениях даже издали заметна медлительная, печальная торжественность. Размеренным шагом он подходит к месту гибели вампира, где полыхает пожирающее останки жаркое пламя. С неторопливой нежностью он осторожно опускает свою ношу прямо в бушующий огонь.

Штефан, оставив машину, подбегает к Драгану. Но тот не обращает на него внимания. В свете беснующихся алых языков, уже охвативших новую жертву, его обычно бледное лицо выглядит словно бы раскрасневшимся, Но выражение бессильной холодной ярости заставляет Штефана вздрогнуть и отступить.

Спустя бесконечную минуту, заполненную лишь треском и гулом погребального костра, Драган сам обращается к смущенному товарищу:

– Potrebuješ mojo pomoč? (Нужна моя помощь?)

Штефан, окончательно смешавшись:

– Ne... Mislil sem, da je ravno obratno... (Нет... Я думал, наоборот...)

Драган понимающе кивает и переводит взгляд на машину:

– Kje pa je Paša? (А где Паша?)

– Tam je, (Он там.) – Штефан неопределенно машет куда-то рукой и поясняет: – Hotel je malce oddahniti. Pustil sem ga in sam šel po avto. (Он хотел передохнуть. Я оставил его, а сам сбегал за машиной.)

Драган, ускоряя шаг, направляется туда, куда указал собеседник. Штефану приходится перейти на бег, чтобы поспеть за ним. Внезапно Драган притормаживает у раскрытых замковых ворот. Штефан с недоумением обводит взглядом окружающую местность. Но тут его товарищ опускается на корточки. И только тогда на лице Штефана отражается понимание и ещё что-то, трудно определяемое, что заставляет его неожиданно попятиться, двигаясь неловко и скованно, как автомат.

У ворот, прислонившись к крепостной стене, сидит в напряженном ожидании Паша. Глаза его, похолодевшие до синевы, с опушенными снегом ресницами, пытливо устремлены мимо лиц товарищей в гущу снежной ночи. Снег засыпал его плечи, его ноги, лежащие на коленях ладони, одна из которых всё ещё слегка розовеет. Снег покрыл светлые жёсткие волосы, облепил остывающее лицо. И оно уже больше не выглядит ни насмешливым, ни смущенным, а только очень-очень спокойным и всё понимающим.

***

Драган и Штефан идут по заснеженному двору от парковки ко входу в замок. В руке у Штефана объемная сумка. Драган тоже несет что-то, завёрнутое в кусок брезента.

Штефан, пряча в карман джинсов телефон, мрачно сообщает:

– Martin še nima novic. Povedal sem mu za Danijela in Paša. (У Мартина пока нет никаких новостей. Я рассказал ему про Даниеля и Пашу.)

Драган ничего не отвечает, лишь слегка склоняет голову, как будто о чем-то задумавшись.

Умолкнувший Штефан кажется странно осунувшимся и словно постаревшим. Несмотря на пышные усы, заметно, что зубы его крепко стиснуты. Побелевшие крылья носа яростно напряжены. Острый кадык то и дело перекатывается вверх-вниз, как будто Штефан силится и никак не может проглотить вставшую комком в горле боль.

Когда двое проходят мимо костра, который всё ещё трудится над уничтожением безразличной ему плоти, Штефан вздрагивает и теряет равновесие на скользком снегу. Драган вопросительно глядит на товарища.

– V redu je. Samo moram biti zaseden, (Ничего. Мне надо просто чем-то занять себя.) – бодрясь, объясняет он и торопливо добавляет: – Ampak ne sam. (Только не в одиночку.)

Драган, сжав губы, кивает. Миновав вход, они начинают внимательно осматривать стены замка и землю под ними. Что-то заметив, Драган трогает спутника за плечо и указывает на горящее окно на втором этаже. Видно, что в окне выломана рама – свет поблёскивает на острых осколках стекла и кусках разодранной древесины, торчащих из оконного проёма словно кривые хищные зубы.

Под окном уже полускрыты снегом следы чьего-то падения. Упавший, как видно, не избежал ловушки. Обнажившиеся из-под снега серебряные колья покрыты густой чёрной кровью. Кровавый след тянется к крепостной стене – раненый вампир, преодолев боль, вырывался из ловушки и продолжил бегство.

***

Там в отдалении беснуются его преследователи, но гнев их направлен на другую жертву, из последних сил карабкающуюся по шероховатой стене к спасительному окну. Скрывшись в тени крепостной стены, вампир наблюдает за тем, как оставляя свои посты, всё больше и больше мужчин с азартом прирожденных охотников подключаются к травле загнанного зверя. Летят горящие стрелы. Их отблески играют на бледной коже затаившегося беглеца, создавая странное впечатление душевного волнения на его бесстрастном лице.

Выбрав момент он продолжает осторожное движение вдоль стены. Кровь стелется за ним по снегу, словно вторая тень. Проходя мимо брошенной засады, вампир, положив на землю то, что держал в руке, забирает брезентовое полотно. Один край ткани зажат зубами – несколько рывков и, подавив стон боли, он выдирает пару-тройку широких лоскутов, которые неловко наматывает на свои раны. Импровизированные бинты дают результат, по крайней мере, кровавые следы уже не преследуют его.

Оставшийся лоскут вампир оборачивает вокруг пояса. Забрав оставленную на земле вещь, он ещё пару секунд возится с чем-то в темноте, а затем, прикрывшись оставшимся куском брезента, беззвучной тенью скользит мимо линчующей толпы.

Охранявшие ворота молодцы, всё, как один, послезав на землю, наблюдают за расправой издалека, поочередно заглядывая в окуляры прибора ночного видения. На их лицах написано нетерпеливое желание присоединиться к казни. Уже почти не скрываясь, вампир уверенно приближается к воротам и замирает только, если кто-то из громил начинает бессмысленно вертеть головой, устремляя невидящие глаза в смутную тень крепостной стены.

Взрыв ликования наконец срывает с места колеблющихся стражей. Проводив ледяным взглядом их удаляющиеся спины, тайный беглец пристально и как будто даже с тоской смотрит на высоко вздымающуюся башню. А затем, скользнув к воротам, он быстро и бесшумно справляется с дверью. Через секунду, если бы хоть кто-то из ликующих палачей напряг свой слух, он возможно бы услышал отдаленный звук отъезжающей от ворот машины.

***

Драган и Штефан поднимаются по замковой лестнице. По мере их движения сами собой загораются лампы на стенах и потолке. Штефан задумчиво:

– Torej, se je skrival v tisti sobi. Kako smo ga sploh spregledali? Ali tudi obstaja skrivni prehod?! (Значит, он всё время прятался в той комнате. Как же мы его пропустили? Неужели и там потайной ход?!)

Драган отвечает сразу, по-видимому, уже обдумав этот вопрос для себя:

– Verjetno ne. Skrival se je nekje blizu stolpa. Njegov pajdaš je namenoma me potegnil od tam. (Скорее всего, нет. Он прятался где-то в районе башни. Его помощник специально отвлёк меня оттуда.)

– Zakaj ni skočil s stolpa, ampak je šel v grad? (Почему же он не спрыгнул с башни, а пошел в замок?)

Собеседник несколько неуверенно:

– Mislim, da je previsoko, (Думаю, здесь слишком высоко.) – видя, что Штефан недоверчиво нахмурился, Драган поясняет: – Dolg padec. Nekdo bi zagotovo ga opazil, ker je vse dobro osvetljena. Želel je skozi okno tiste sobe diskretno izslediti, kako gre zavajanje in potem uiti skozi prvo nadstropje. Pašina zasluga je, da je moral skočiti. (Долго падать. Кто-то наверняка заметил бы его, там ведь всё залито светом. Он хотел незаметно проследить из окна той комнаты, как прошел отвлекающий маневр, а потом ускользнуть через первый этаж. То, что ему пришлось прыгать, это заслуга Паши.)

Штефан понимающе качает головой, но больше ни о чем не спрашивает. И на его лицо снова набегает мрачная тень.

Товарищи останавливаются на втором этаже у распределительного щитка. И хотя Штефан ничего не говорит, Драган, взглянув на него, коротко кивает и один заходит в ближайшую открытую комнату. А Штефан тем временем заглядывает в щиток и, отыскав тумблер с надписью «Klet» («Подвал»), жмет на него.

Завершив это нехитрое дело, парень неуютно ёжится и начинает нервно переминаться с ноги на ногу, вперив взгляд в пустоту перед собой. Прямо у его ног широкой лентой тянется кровавый след, ведущий из злополучной комнаты на лестницу.

Драган, подойдя к разбитому окну, быстрым взглядом обводит комнату. Причудливый узор чёрных капель исполосовал стены напротив окна. Тёмные дорожки подтеков всё ещё ползут к полу, где брошен мрачно поблёскивающий люгер. Бесполезный фонарь, откатившись в угол, продолжает тупо пялиться в пустоту. Подле окна безжизненно стынет густая тёмно-красная лужа. Её края безобразно размазаны по холодному каменному полу, а тонкий перешеек соединяет её с чернильным пятном, мерзко пузырящимся там, где вампир потерял свою руку. Рядом с лужей брошена пара перепачканных, разбитых раций. Рассыпав свое содержимое, валяется разрезанный мешок. Драган носком ботинка тыкает напитавшуюся кровью землю и удовлетворенно качает головой. Подобрав пистолет, он с бесстрастным видом выходит назад в коридор.

Штефан, плохо скрывая нетерпение, спешит вернуться на лестницу. Драган спокойно сообщает:

– Meč ne obstaja. (Меча нет.)

Штефан хмуро выслушивает эту информацию.

– Preveriva past? (Проверим ловушку?) – он явно больше не хочет оставаться поблизости от кровавой комнаты.

Драган передает ему пистолет:

– Ta je Pašova. Daš jo mu? (Это – Пашин. Оставишь ему?)

Штефан молча прячет оружие за поясом, и оба начинают подниматься по лестнице.

***

Снег продолжает сыпать свои мягкие хлопья на холодные камни смотровой площадки. За невысоким бордюром, окружающем колоцец подъёмника, отчетливо чернеет бездонная пропасть. Засыпана снегом оставленная на полу, выломанная крышка.

Драган, видимо, подобравший у лестницы свой рюкзак, складывает в него свою ношу и достает фонарь. Штефан, склонившись над проёмом, деловито проводит рукой по внутренней стороне каменного колодца. Ладонь густо испачкана сажей. Парень с тяжелым вздохом смотрит в лицо Драгану:

– Nisva predvidela... Bilo je nujno, da je past delala ne le na vrhu. (Не предусмотрели... Надо было, чтобы ловушка срабатывала не только сверху.)

Драган отвечает ровным тоном, но брови его угрюмо сдвинуты:

– To ni v... ni tvoja krivda. (Это не в... не твоя вина.)

Штефан нервными движениями отряхивает сажу с руки и в сердцах восклицает:

– Od kod sploh je prišel?! Je se pojavil od nikoder! Mogoče tudi je nekje v gradu se skrival, in mi pa tega se nismo zavedali? (Откуда он только взялся?! Чёрт из табакерки! Может, он тоже где-то в замке прятался, а мы и не подозревали?)

– Ne, (Нет,) – уверенно возражает собеседник, – potreboval je grob, drugače ne bi postal vampir. (ему нужна была могила, иначе он не стал бы вампиром.)

Штефан порывисто вздыхает и, кажется, вот-вот окончательно потеряет самообладание:

– Prekleto! Zakaj nismo mislili, da bo mogel priti? Saj vedeli smo za pomočnika! Sranje! (Вот чёрт! Ну, почему мы не подумали, что он может явиться?! Мы ведь знали, что был помощник! Дерьмо!)

Но встретив спокойный взгляд Драгана, он замолкает и забирает протянутый ему фонарь.

Штефан перешагивает через невысокую каменную кладку и, направив свет фонаря в темноту вертикально уходящего вниз тоннеля, начинает спуск. За ним следует Драган. Из колодца долетают звуки осторожных шагов и озабоченный голос Штефана:

– Upam, da si bova popravila, preden se vrne. (Надеюсь, получится всё восстановить до того, как он вернется.)

***

Ирена выходит на высокое школьное крыльцо. Мельком взглянув на сыплющее снегом небо, она торопливо сбегает по ступенькам, продолжая на ходу одеваться: наматывает на шею шарф, застёгивает куртку. Через секунду из дверей школы появляются взволнованные доктор Пеклич и Бэла. Отыскав взглядом Ирену, они бросаются вслед за ней. А та, не теряя ни минуты, спешит к парковке.

У дверей старенького внедорожника Тойоты преследователи наконец настигают спешащую женщину. Доктор Пеклич, переводя дыхание:

– Irena! Niti ne pomisli, da bi šla tja sama! (Ирена! Даже не думайте отправляться туда в одиночку!)

Бэла, для верности схватив подругу за рукав:

– Я с тобой! Если Гром окажется, где-то поблизости, я почувствую.

Ирена переводит мрачный взгляд с Бэлы на доктора, и тот с готовностью разъясняет слова Бэлы. Но не успевает женщина ничего возразить, как к дискуссии подключается тяжело дышащий инспектор:

– Doktor! Gospa Vasiljeva! Pojdita nazaj v šolo! Sam grem z Ireno! (Доктор! Госпожа Васильева! Возвращайтесь в школу! С Иреной поеду я!)

В какой-то момент все начинают говорить разом, сбивчиво и эмоционально, так что трудно различить даже отдельные слова.

В конце концов Бэла, ловко выхватив ключи из рук отвлёкшейся Ирены, забирается в машину и заводит мотор. Оставшаяся снаружи женщина рывком распахивает дверь и, повинуясь её жёсткому взгляду, Бэла пересаживается на пассажирское место. Машина трогается с места и быстро оставляет позади растерявшихся мужчин.

Впрочем, замешательство длится недолго. Инспектор прокашливается и не терпящим возражения голосом сообщает:

– Vzel bom motorne sani in prišel po obvozu hitreje kot onedve. In Vi morali bi ostati. Ljudje bodo bolj prepričani v Vaši prisotnosti. (Я возьму снегоход и в объезд доберусь быстрее их. А Вы должны остаться. Люди будут чувствовать себя увереннее в Вашем присутствии.)

Доктор с угрюмым видом соглашается и, задумчиво опустив голову, бредет назад к высокому крыльцу. За его спиной стрелой проносится шумный снегоход и через мгновение исчезает за тёмным поворотом.

Доктор берется за ручку двери и нос к носу сталкивается с древней старушкой. Судя по белым, как кипень, волосам и сухому морщинистому лицу, ей далеко за 80. Перебирая тонкими губами, она с недоумением рассматривает стоящего перед ней доктора Пеклича.

– Kje pa je Zorko? (А где же Зорко?) – беспокойно спрашивает она.

Доктор же, очевидно, хорошо зная, кто перед ним, громким, но чрезвычайно вкрадчивым голосом старается успокоить старушку:

– Babica. Za nobeno stvar ne skrbite. Šel je iskat malega Kovača. (Бабушка. Ни о чем не беспокоитесь. Он поехал искать маленького Ковача.)

Подхватив женщину под руку, он осторожно направляет её назад в помещение школы. И та послушно идет с доктором назад, медленно и многократно качая головой, как будто помогая себе этими движениями осмыслить услышанное. Уже в коридоре она поднимает на спутника тусклый взгляд:

– In vnuk Špele! Da... mali vragec je... Oh, in Zorko je tudi bil mali vragec. Oh, in Zorko je tudi bil mali vragec in zdaj še vedno. Skoraj štirideset, in splošen samski! (А Шпелин внук! Да... сорванец – мальчик... Ох, и Зорко тоже сорванцом был, да и до сих пор ещё. Скоро сорок, а всё холостой бегает!)

Доктор мягким уважительным голосом вторит собеседнице:

– Tako je. Otroci! Vedno bodo naši otroci, (Да-а-а. Дети! Для нас они всегда остаются детьми.) – и аккуратно переводит разговор на другое: – In ko inšpektor je bil otrok, kaj so rekli v vasi o vampirjih? (А когда инспектор был ребёнком, что говорили в деревне о вампирах?)

При вопросе о прежних временах глаза старушки удивительным образом проясняются. Пожевав губами, она начинает вить неспешную нить своих воспоминаний:

– Oh! So krožile različne zgodbice! Govorilo se je o eni Ani. Med vojno, ko se je napad začel, ona je skrivala nemškega oficira v kleti. In potem isti oficir se je izkazal za vampirja. Tako je to! Pil je njeno kri in se izmuznil! Falot! (Ой! Чего только не говорили! Ходили вот слухи про одну Ану. Во время войны она, мол, скрывала у себя в подвале немецкого офицера, когда наступление началось. А потом этот офицер оказался вампиром. Так-то! Напился её крови и был таков! Молодчик!)

Старушка с поучительным видом поджимает губы и снова принимается качать головой.

Доктор Пеклич, сдерживая волнение в голосе, пытается как можно тактичнее вернуть спутницу к её воспоминанием:

– Neverjetno! Neverjetna zgodba! In kaj se je zgodilo s to Ano? (Удивительно! Удивительная история! И что же стало с этой Аной?)

Старушка глубокомысленно выпучивает глаза:

– In kaj se je zgodilo? Umrla je seveda. (Да что же стало? Умерла, ясное дело.)

Доктор всё-таки не сдерживается и нетерпеливо уточняет:

– Umrla je zaradi ugriza? (Умерла от укуса?)

Старушка с удивлением смотрит на собеседника, как будто опять забыв, кто перед ней, но, немного пожевав губами, отвечает по-прежнему неторопливо и осмысленно:

– Zakaj? Je umrla naravno zato, ker bila stara. To je bilo že dolgo nazaj. Toda slišala sem, da vse življenje ona ni imela vseh kolesc v glavi. Od tistega primera se je začelo. (Зачем? Своей смертью умерла, от старости. Это когда было-то! Вот только с головой у нее всё время нелады были, говорят. С того случая и началось.)

И снова задумавшись, старушка даже останавливается. Но доктор ловко возобновляет разговор:

– Torej, posledice živčnega zloma. Zanimivo! Obstajale so do smrti, rečite? Neverjetno! (Значит, последствия нервного потрясения. Интересно! И сохранялись до самой её смерти, говорите? Невероятно!)

Неспешная его спутница вздыхает и красноречиво поднимает кустистые брови:

– Zakaj je to neverjetno? Naravno je! Samo še drug vampir lahko odstrani takšno norostjo in šele nato... (Что ж тут невероятного?! Известное дело! От такого помешательства может избавить только другой вампир, да и то если только...)

Тут рядом с топчущимися на месте собеседникам, как из-под земли, возникает суетливая женщина лет пятидесяти. Придерживая на груди в спешке наброшенную на плечи шубку, она смущенно растягивает ярко накрашенные губы:

– O! Profesor, saj oprostite mami! Preveč skrbi za Zorana, kot bi bil otrok. In vedno krivi me. (Ой! Профессор, вы уж простите маму! Она слишком беспокоится о Зоране, будто он малый ребёнок. И мне вечно пеняет.)

Доктор Пеклич, скрывая досаду, раскланивается:

– Oprostite, madame, nisem imel čast... (Простите мадам, не имел чести...)

Дама, уже успевшая придать старушке ускорение в направлении спортивного зала, с придыханием представляется:

– Suzana Stanovnik! Ste res ljubeznivi! (Сузана Становник! Вы так галантны!) – и протягивает ему усеянную кольцами руку.

Доктор, следя нетерпеливым взглядом за удаляющейся старушкой, лишь слегка пожимает пухлую женскую ручку и легкомысленно комментирует:

– Ah! Torej, ste mati inšpektora! Me veseli! (Ах! Так Вы мама инспектора! Очень рад!)

Госпожа Становник даже не пытается скрыть кислого выражения лица, в голосе её звучат обиженно-возмущенные нотки:

– No, pravzaprav nisem njegova mama, sem žena njegovega... (Ну, вообще-то, я ему не мать, я жена его...)

Но кавалер не дослушивает её душеизлияний, а, коротко кивнув на прощание, торопится вслед за старушкой, уже нырнувшей в темноту спортивного зала.

***

Ирена и Бэла в белой потрёпанной Тойоте подъезжают к церковному двору. Тут уже выстроилось несколько автомобилей. Сама церковь небольшая, деревянная, с высокими цветными окнами, которые слабо теплятся изнутри. Пустой церковный двор, напротив, ярко освещен. В свет фонарей попадает и главный вход – плотно закрытая двухстворчатая дверь под широкой аркой. А кровля церкви теряется где-то в мутной круговерти снежной ночи.

Ирена заглушает мотор и, ожесточенно пробубнив себе что-то под нос, собирается выходить из машины. В последний момент Бэла её удерживает:

– Ирена, просим! (Искаженный словенский: «Ирена, пожалуйста!») – она смотрит на спутницу пристально, но мягко.

Ирена, прикрыв глаза, делает несколько глубоких вдохов, а потом коротко кивает, как будто дает знать, что достаточно успокоилась. Подруги одновременно покидают автомобиль. И тут из темноты вырывается ревущий снегоход.

Ловко развернувшись, инспектор Становник тормозит рядом со стареньким внедорожником. Он спешивается и подбегает к женщинам:

– Tukaj ostanita in bolje, se vrnita v avto! Grem na stranska vrata. (Оставайтесь здесь, а лучше сядьте обратно в машину! Я зайду через боковую дверь.)

Инспектор деловито отстраняет женщин с пути, расстёгивает куртку и, положив руку на кобуру, осторожно подбегает к церковной стене. Однако Ирена и Бэла и не думают следовать указаниям полицейского: повторяя его движения, они гуськом пересекают двор и тянутся вслед за ним вдоль стены. Из церкви между тем не долетает ни звука.

У бокового входа довольно темно. Окна и фонари остались позади. Троица некоторое время неуверенно топчется на месте. Наконец инспектор решительно толкает дверь – к счастью, она оказывается незапертой. Плавно отворившись, она впускает бесшумно скользящего мужчину и двух напряженно ступающих женщин.

Внутри церковь кажется пустой. Единственным украшением аскетичного интерьера можно считать золотистый свет свечей. Между деревянных колонн мрачно поблёскивают и тонут в полумраке безлюдные ряды лавок. Никого не видно и не слышно, лишь напряженно потрескивают горящие у алтаря свечи. Инспектор озадаченно останавливается и даже убирает руку с оружия. Ирена и Бэла, выглядывая из-за его спины, обеспокоенно озираются.

Внезапно, коротко вскрикнув, Ирена срывается с места и бросается к ближайшей колонне. Бэла спешит за ней. Ирена падает на колени и с величайшей нежностью подбирает с пола детскую варежку. Здесь же за колонной лежит и сам Тинек. Тело его почти полностью съехало на пол, только голова нелепо, завалившаяся на плечо, всё ещё упирается затылком в колонну. И от этого создается жуткое впечатление, что шея мальчика переломилась. Глаза Тинека закрыты, губы побелели.

Ошарашенная Ирена обеими руками судорожно зажимает рот, её ломкие брови трагично вздрагивают. Бэла тоже склоняется над мальчиком, берет его за запястье – взгляд её проясняется, и она смотрит на подругу со слабой ободряющей улыбкой. У той в глазах вспыхивает надежда. Бэла осторожно приподнимает веко потерявшему сознание мальчику. Зрачки сужены. Нахмурившись, она щиплет Тинека за руку – он вздрагивает.

– Vrat ni zlomljen! (Шея не сломана!) – радостным шёпотом восклицает Ирена.

Тем временем инспектор, медленно двигаясь по проходу, минует сидящих на полу женщин и замирает, уставившись на что-то, скрытое за спинкой лавки:

– Hej! Zbežita od tu! (Эй! Быстро отсюда!)

Женщины одновременно вскакивают. Бэла помогает подруге подхватить Тинека на руки. Поддерживая сына под колени и под мышки, Ирена резко поворачивается в сторону боковой двери и сразу же начинает пятиться. От алтаря к ним приближается отец Пельграм. Его лицо, руки, одежда и даже волосы густо залиты свежей кровью. Глаза дико перекатываются, как будто вот-вот выпадут из орбит. Губы преподобного шевелятся, но из них не вылетает ни слова.

Святой отец, неумолимо надвигаясь на опешивших женщин, с непередаваемым ужасом оскаливается, и плечи его начинают трястись. Бэла, сообразив, что взгляд священника устремлен куда-то за их спины, оборачивается. Мелькает чья-то безжизненно распластанная под лавкой фигура. А перед инспектором из сумрака вырастает какая-то сгорбленная спина. Медленно расправляются и разворачиваются перетянутые серыми лоскутами плечи. Длинные русые волосы, короткая русая борода и прозрачные мертвенные глаза.

– Это он! – слишком поздно кричит Бэла, пытаясь протолкнуть вперед Ирену, дорогу которой преграждает шагающий, как зомби, отец Пельграм.

Летит на лавки сбитый мощным ударом инспектор – бесполезный выстрел разрывает воздух и оглушает до звона в ушах. Бледная рука ложится на плечо Бэлы, но та поспешно падает на пол – куртка выскальзывает из костлявых пальцев, и девушка неловко, но довольно быстро уползает под лавки. Ирена всё-таки пробивается через преподобного и, не выпуская из рук сына, несется к чёрному ходу.

Но вампир, очевидно, и не собирается преследовать сбежавшую женщину. На его холодном лице мелькает что-то отдаленно похожее на любопытство. Не обращая внимания на барахтающегося среди разбитых вдребезги лавок инспектора и на бесцельно, как сломанный автомат, бредущего священника, Громов ловит взглядом уползающую Бэлу. Легко, как игрушечные, расшвыривает он в стороны тяжелые деревянные скамьи. А через секунду сгребает в пригоршню своей единственной руки рыжие пряди и рывком поворачивает Бэлу к себе.

Боль искажает лицо Бэлы. Сдвинув брови, искривив рот, пленница пытается отвести взгляд от пронзительных глаз. Но вампир без труда заставляет её взглянуть прямо на него. Хрипловатым бесстрастным голосом он осведомляется:

– Почему ты жива? Жива, бодра и бегаешь, как резвая букашка...

И вдруг его лицо застывает, а глаза становятся как будто бы ещё холодней. Склонившись почти вплотную над дрожащей Бэлой, он произносит медленно и мрачно:

– Что ж... зря он это сделал. Теперь я знаю, о нем.

Он всё сильнее сжимает её волосы, так что из неестественно удлинившихся девичьих глаз начинают течь невольные слёзы, между тем как отвратительно бесцветный взгляд продолжает врезаться в помутневшие от пытки глаза изощренно-мучительным острием.

– Ты не хочешь сказать мне, кто он и где? – цедит он сквозь зубы с ледяным спокойствием.

Бэла набирает полную грудь воздуха, но вместо слов из её рта вылетает кровь. Прямо в глаза, в льдистые зрачки. С диким воплем Громов отшатывается от своей жертвы, его рука судорожно хватается за лицо. Воспользовавшись, замешательством врага, Бэла, пятясь, слегка отползает в сторону и достает из-за пазухи люгер. Руки ходят ходуном, но первый же выстрел прошивает бледную щёку. Развороченная кожа повисает лоскутами, обнажив ряд желтоватых зубов.

И сразу гремит залп с другой стороны. Пуля, пронзив плечо вампира, выбивает фонтан деревянных брызг из спинки прямо рядом с побелевшим лицом Бэлы. «Skloni se!» (Пригнись!) – долетает до бросившейся на пол девушки истошный, но запоздалый крик. Пришедший в себя инспектор снова жмет на курок.

Но третий выстрел уже не застает цель – вампир несется прочь. Вслепую ища выход, он крушит и сметает всё на своем пути: прочь летят и разбиваются в щепки церковные лавки, с ужасающим треском ломятся под беспорядочными ударами колонны, деревянные обломки врезаются в стены и окна, со звоном бьется и осыпается стекло. Инспектор и Бэла, тяжело дыша, поспешно отступают, прячась за лавками, пригибаются к самому полу, стараясь держаться в стороне от разлетающихся во все стороны кусков мебели и стёкол.

А здесь под лавками темнеют неподвижные тела, лежащие в странных неестественных позах. Вывернутые руки, переломанные ноги, посиневшие лица, навсегда застывшие в леденящем ужасе. Бэла, мелко дрожа всем телом, болезненно сжимается и старается не смотреть по сторонам. Инспектор в бессильной злобе стискивает зубы, но, заметив волнение своей спутницы, ободряюще кладет ей руку на плечо. А над их головами продолжает бушевать хаос

Наконец вампир расправляется с последней лавкой и достигает главного входа. Смяв и раздавив по пути безропотного отца Пельграма, он вырывается из церкви. Выскочив из своего укрытия, вслед за ним несется инспектор, продолжая выпускать пули в удаляющуюся спину. К стрельбе присоединяется подоспевшая Бэла. Чёрная тень мелькает за завесой непрекращающегося снега и, вздрогнув, валится наземь.

– Bela! (Бэла!)

Ирена с двустволкой в руках стоит у своей Тойоты. Вместе с ружейным стволом она сжимает в ладони чёрный деревянный кол. Коротко ахнув, Бэла подбегает к подруге и без лишних слов забирает кол. Кивнув друг другу, женщины расходятся. Ирена, настороженно озираясь, остается рядом с машиной, где на заднем сиденье лежит так и не пришедший в себя Тинек.

Бэла спешит к инспектору, замершему на границе света. Некоторое время, встав рядом, они сосредоточенно всматриваются в смутную тень, неподвижно лежащую в отдалении за пеленой мельтешащего снега. Девушка держит наготове деревянный кол. На её висках выступают капельки пота. Инспектор до побелевших костяшек стискивает рукоятку пистолета. Его помрачневшее лицо кажется, словно окаменело в тревожном напряжении.

Шаг, ещё. Снег застилает крупными хлопьями окружающие предметы, меняя их очертания до неузнаваемости. Смутный пейзаж за периметром церковного двора растворяется в ночных тенях. Ещё шаг, и инспектор с разочарованием опускает пистолет. На месте предполагаемого падения вампира лишь чернеет лужа холодной крови.

***

Инспектор и Бэла подбегают к Ирене. Она встречает их озабоченным взглядом:

– Je odšel? (Ушел?)

Хмурые лица говорят лучше любых слов, и женщина раздраженно вздыхает. Инспектор, не переставая обводить пристальным взглядом окружающую местность, с нервом и раскаянием обращается к Ирене:

– Oprostite mi, če je to sploh mogoče. Verjetno Tinek se je vtihotapil tu z mojim avtom, se skril na zadnjem sedežu, in nisem opazil. (Простите меня, если это только возможно. Скорее всего, Тинек пробрался сюда на моей машине, спрятался на заднем сиденье, а я и не заметил.)

Мать Тинека в ответ успокоительно машет рукой:

– Ne, inšpektor. Niste krivi za to. Je vtepel v glavo, da bo zmogel vampirja premagati. (Нет, инспектор. Нет тут Вашей вины. Это он забрал себе в голову, что сможет победить вампира.)

Бэла демонстрирует инспектору чёрный деревянный кол. Тот, нахмурившись, с интересом крутит предмет в руках:

– Sam je to naredil? (Это он сам сделал?)

Бэла хмыкает:

– Думаю, это настоящий. И, кажется, я знаю, где он его взял, – забирая кол назад, – Надо вернуть.

Инспектор спокойно расстается со смертоносным для вампиров оружием, очевидно, совершенно не поняв реплики Бэлы. Но она и сама спешит перевести разговор на другое:

– В больницу!

Но инспектор сразу возражает:

– Ne, prenevarno je, če greste sami. Kaj, če bo napadel po poti? (Нет, вам одним ехать очень опасно. А если он нападет по дороге?)

– Но... – пытается спорить Бэла.

Инспектор продолжает категоричным тоном:

– Grem z vami. Zdaj bom Martina poklical. Verjetno ne vedo, da ga ni več v gradu. (Я поеду с вами. Сейчас позвоню Мартину. Они, наверное, не знают, что он уже не в замке.)

Бэла нервничает всё сильнее и даже топает ногой:

– Это долго!

В спор вмешивается Ирена:

– So že na poti. Vsak čas bodo tu. Martin je me poklical. (Они уже едут. Будут здесь с минуты на минуту. Мартин сам позвонил.)

Инспектор приободряется:

– Martin bo že skoraj prišel, potem... (Мартин сейчас будет здесь, тогда...)

Но Ирена его прерывает:

– Ne, ne more priti tako hitro. Klical je iz šole, ostali so že blizu. (Нет, он не сможет так быстро приехать. Он звонил из школы, но вот остальные уже рядом.)

Тут за их спинами раздается резкий гулкий стук. Все трое вздрагивают от неожиданности и одновременно поворачиваются к машине. В окно внедорожника изнутри салона стучит Тинек.

Бросив двустволку, Ирена распахивает дверцу машины и обхватывает ладонями лицо сына:

– Prekleto! Kaj za vraga! Se zavedaš, kaj bi se lahko zgodilo?! Kaj si pa mislil?! (Чёрт! Чёрт возьми! Ты представляешь, что могло случиться?! Чем ты думал?!) – осекшись, она на секунду прижимается лбом к его лбу, а потом, отстранившись, продолжает с новым взрывом эмоций: – Reci hvala, vampir je že zbrcal tvojo rit, drugače bi jaz... (Скажи спасибо, вампир уже устроил тебе приличную трёпку, иначе я...)

Тут её голос окончательно срывается, и горячие слёзы заливают глаза.

– Mama... (Мама...) – медленно выговаривает мальчик, и по его растерянному лицу видно, что он не имеет никакого понятия о том, что сейчас происходит.

Инспектор тихо трогает Бэлу за плечо:

– Poglejva, če tam so preživeli, (Давайте посмотрим, может остались выжившие.) – он кивает в сторону церкви.

Шумно вздохнув, Бэла утвердительно качает головой и следует за полицейским, решительно сжав губы.

– Dobro ste se odrezali s tistim hudičem, (А Вы неплохо справились с этим упырем.) – как бы между делом на ходу замечает инспектор.

Бэла смущенно пожимает плечами, а под нос себе бубнит: «Просто язык прикусила, когда упала».

Внутри церкви царит трудно вообразимый беспорядок. В жуткой тишине громоздятся друг на друге сорванные со своих мест, перевёрнутые и разбитые лавки. Пол усеян крупными и мелкими обломками. И среди всего этого мертвенного хаоса особенно пугающими кажутся безжизненно распростертые на полу тела.

Ближе всего от входа ничком лежит отец Пельграм. Инспектор и Бэла склоняются над его спиной, которая слабо движется в такт его дыханию. Оба некоторое время что-то напряженно обдумывают. Наконец инспектор поднимается и обводит тревожным взглядом помещение церкви:

– Morava ga spraviti od tu. Vsak trenutek streha se bo zrušila. (Надо вытащить его отсюда. Того и гляди кровля обрушится.)

Как бы подтверждая его слова, что-то угрожающе трещит. Сверху сыплется мелкая крошка. Мужчина решительно снимает куртку и бросает на пол. Деловито кивнув друг другу, спасатели переворачивают раненого на спину так, что он оказывается поверх куртки и, ухватив импровизированные носилки с четырех сторон, принимаются волочь их к выходу.

На улице инспектор отпускает свою сторону куртки и, выпрямившись, делает глубокий, удовлетворенный вздох:

– Če Vam uspe, ga povlecite malo dlje, in spet grem preveriti ostalih, (Если получится, оттащите его чуть подальше, а я пойду ещё, других проверю.) – он замолкает, глядя куда-то за спину Бэлы, а затем добавляет бодрым тоном: – Zdaj že prihajajo! (Вот! Уже подъезжают!)

Бэла оборачивается – вдалеке по дороге движется вереница автомобильных огней. Когда она снова смотрит в сторону церковных дверей, инспектора уже нет рядом. Бэла делает попытку сдвинуть с места лежащего на куртке священника, но добивается лишь того, что он начинает съезжать с «носилок» на снег. Оставив это занятие, она спешит к припаркованным машинам, где один за другим появляются новоприбывшие автомобили.

Ирена и Бэла встречают мужчин. Те выскакивают из машин по двое, по трое. Встревоженные голоса перекрывают друг друга. Все разом спешат выяснить последние события. Но в самый разгар оживленного обмена новостями по округе прокатывается чудовищной силы грохот.

Мгновенно онемевшая толпа устремляет глаза в сторону церкви. На её месте теперь возвышается лишь остов стен. Что-то продолжает глухо хрустеть и потрескивать. И как-то жутко и откровенно нелепо выглядит бессмысленно распахнутая массивная дверь, словно приглашающая в пустоту.

Преодолев замешательство, свидетели трагедии бросаются к рухнувшему зданию. Они останавливаются у руин и пытаются сообразить, с какого края подступиться к проблеме. Кто-то достает телефон, кто-то начинает что-то ожесточенно обсуждать на повышенных тонах, подкрепляя слова активной жестикуляцией, а некоторые обходят церковные стены, оценивая, насколько безопасно будет пробраться внутрь.

Во время этой суматохи, никто не обращает внимание на медленно поднявшегося с земли отца Пельграма. Впрочем, он и сам не проявляет интереса к стоящим за его спиной взволнованным людям. Прихрамывая, он сначала не спеша, а потом всё быстрее и быстрее удаляется куда-то в глубину снежной ночи.

Бэла, печально сдвинув брови, беспокойным взглядом скользит по остаткам церковного здания. Губы её что-то беззвучно шепчут. Наконец она в отчаянии отворачивается и тут замечает, что куртка инспектора валяется на снегу сама по себе. Подхватив её, она некоторое время озирается, но священника уже нигде не видно.

Зато Бэла видит, как к старой Тойоте подбегает Мартин. Отыскав в толпе глазами Ирену, она дёргает её за рукав, и обе торопливо направляются к только что приехавшему мужчине. Мартин вглядывается в салон автомобиля. На заднем сиденье лежит, свернувшись калачиком, Тинек.

– Prišel je k sebi in zdaj samo spi, (Пришел в себя, а сейчас просто спит.) – звучит за спиной Мартина успокаивающий голос.

Мужчина оборачивается навстречу Ирене и Бэле, и хотя он ничего не говорит, его мягкое лицо облегченно светлеет. Он на секунду прижимает взволнованную жену к груди, а потом потом снова смотрит на спящего Тинека:

– Še vedno morata v bolnišnico. (Вам всё-равно надо съездить в больницу.)

Бэла с серьёзным видом поддерживает:

– Да! Да! В больницу! У него сотрясение мозга.

– Gregor bo šel z vami. Zdaj govorim z njim. (Грегор съездит с вами. Я сейчас его позову.)

Мартин собирается отойти, но тут его взгляд падает на двустволку в руках жены.

– Je pomagala? (Пригодилось?) – без тени улыбки спрашивает он.

– Ne, ne še, (Пока нет.) – так же серьёзно отвечает Ирена.

Бэла с некоторым смущением вмешивается в их разговор:

– Мартин, а где Паша?

Мартин озадаченно приподнимает брови:

– Aktepaš? (Актепаш?)

Ирена смотрит на мужа с явным удивлением, но Бэла этого не замечает и сконфуженно сжимает губы, махнув рукой – «неважно». Мартин же спешит отвернуться, чтобы скрыть вздох облегчения.

К старому внедорожнику подбегает парень в красной спортивной шапке:

– Oh! Martin! Dobro je, da ste že tukaj! Potrebujemo Vaše mnenje. Pod ruševinami morda so še preživeli... (О, Мартин! Хорошо, что Вы уже здесь! Нужно Ваше мнение. Под завалами могут быть живые люди...)

Но мужчина прерывает его:

– Takoj pridem. Ampak Irena mora odpeljati Tineka bolnišnico. Ti ne bi šel z njimi? (Я сейчас подойду. Но Ирене нужно отвезти Тинека в больницу. Съездишь с ними?)

Мартин кивает в сторону Тойоты. Парень мнется, бросая озабоченные взгляды на разрушенную церковь.

– Dokler ne vemo, kje on je, ceste so nevarne, (Сейчас, пока мы не знаем, где он, на дорогах небезопасно.) – весомо прибавляет Мартин своим глубоким басом, который так сильно не вяжется с его мягким моложавым лицом.

И парень наконец кивает. Мартин с благодарностью хлопает его по плечу. Ирена озвучивает:

– Hvala, Jan! (Спасибо, Ян!)

Ирена забирается в машину на заднее сиденье, устраиваясь рядом с Тинеком. Ян, стряхнув снег с куртки и сняв свою красную шапку, садится за руль. Мартин уже прощается со всеми, но в последний момент припоминает:

– V prtljažniku je torba za Tomaža in Kristine. Pozdravi nju! (Там в багажнике сумка для Томажа и Кристины. Передавай им привет!)

Тут до машины долетает чей-то нетерпеливый оклик:

– Martin! (Мартин!)

И тот, ещё раз простившись, уходит.

Бэла медлит перед машиной. Ирена смотрит на нее вопросительно и подбородком указывает на переднее сиденье рядом с водителем, что, видимо, означает: «Вот ещё есть место – садись». Но заметив нерешительность во взгляде подруги, она взволнованно уточняет:

– Torej, ne boš šla? (Ты что, не поедешь?)

Бэла прикусывает губу.

– Saj ne greš v grad, kajne?! (Ты, надеюсь, не собираешься в замок?!)

По тому, как Бэла опускает глаза, ответ становится очевиден.

– Ne! Samo pokliči jih in povej jim vse, kar vemo. (Не надо! Просто позвони им и передай всё, что мы узнали.)

Продолжая молчать, Бэла лишь упрямо качает головой.

– Hočeš iti zaradi lesenega kola? Naj nekdo drug ga pelje! Mislim, da lahko uspe brez tega! (Ты из-за деревянного кола хочешь поехать? Пусть кто-нибудь другой отвезет! Да и без него можно обойтись, я думаю!) – всё эмоциональнее настаивает Ирена.

Но Бэла и не думает вступать с ней в спор, а только наконец глядит на подругу серьёзно и твёрдо. С тихим вздохом, беспомощно вздёрнув бровь, Ирена прощается:

– Zbogom! (До свидания!)

– С Богом!

***

Бэла провожает взглядом удаляющийся автомобиль. Снег продолжает сыпать, но уже более мелкий. Оглядев парковку, девушка нерешительно направляется к людям толпящимся у завалов. Из общего неразборчивого гула взволнованных голосов до нее долетают отдельные фразы: «Je nesmiselno čakati!» (Бесполезно ждать!..), «Bodo zmrznili ali izkrvaveli...» (Замерзнут или кровью истекут...), «Zdi se, se kadi!» (Кажется, дымится!)

– Dobro, fantje, osredotočite se! (Так, парни, внимание!) – звучит властный голос Мартина, и в установившейся тишине он решительно командует: – Z Gregorjem bova poskusila priti noter. In vi naju zavarujete zunaj. Prisluhnite! Če bo šlo kaj narobe, nam takoj sporočite, in se vrneva. (Мы с Грегором попробуем пробраться внутрь. А вы страхуете нас снаружи. Прислушивайтесь! Если что, сразу даете нам знать и мы возвращаемся.)

Слушатели отвечают ему взрывом эмоций, но Мартин жёстко обрывает их новым требовательным окриком. Бэла наблюдает издалека, как толпа пропускает вперед двоих добровольцев, но тут её отвлекает звук телефонного звонка.

В первый момент Бэла не понимает, где звонит телефон, но заметив, что до сих пор держит в руках куртку инспектора, торопливо достает аппарат из её кармана.

– Inšpektor, nisem imel priložnosti govoriti z Martinom. Ampak zgleda, da vse je slabo. Kaj se dogaja tam? (Инспектор, я не успел поговорить с Мартином. Но судя по всему, всё плохо. Что там у вас?) – слышится озабоченный голос доктора Пеклича.

Бэла, нервно сглотнув, отвечает:

– Извините, доктор, инспектор не может ответить.

– А!.. – собеседник подавленно замолкает.

Бэла пытается смягчить удар:

– Может быть, он всё же жив. Тут церковь обрушилась.

– А Ирена, Тинек, Мартин?

– За них не волнуйтесь. Тинека мы нашли.

Слышно, как доктор тяжело вздыхает:

– Сбываются мои худшие опасения... Господин Перилл не сможет уничтожить вампира.

Бэла взволнована и обескуражена:

– Это почему?

– Это долго объяснять. Но вкратце, он не может сделать этого физически. А может быть, всё обстоит ещё хуже, и он действует против нас.

Бэла, не сдерживая возмущения:

– Вы не знаете, о чем говорите, – и в сердцах отключает телефон.

***

Доктор Пеклич стоит в школьном коридоре у окна. Мимо него снуют люди, но он не обращает на них внимания. В глубокой задумчивости он смотрит то на телефон, то на засыпаемую снегом парковку. Наконец, видимо, что-то решив, он жмет на кнопку вызова:

– Irena! Ste v redu? (Ирена? У Вас всё в порядке?)

Ирена, одной рукой прижимая телефон к уху, не выпускает из другой – двустволку, которая лежит у нее на коленях. Рядом с матерью продолжает спать Тинек. Ян, ведущий машину, слегка косится на заднее сиденье, видимо, заинтересованный разговором.

– Ne, ne, doktor, ni Vam treba iti z nami, (Нет-нет, доктор, Вам не обязательно ехать с нами.) – успокоительно говорит по телефону Ирена.

Ян вмешивается в разговор:

– Želite, da pridemo po doktora v šolo? (Хотите, заедем за доктором в школу?)

Ирена, прикрыв микрофон:

– Ne. Morali se bomo vrniti, to bo dlje. (Нет. Придется возвращаться, получится дольше.)

– Ne bomo. Obstaja druga cesta. (Не придется. Там же другая дорога есть.)

Но Ирена всё равно отрицательно качает головой.

– Ja, nekaj je narobe z njo. Skrbi me zanjo, (Да, с ней что-то не так. Я о ней беспокоюсь.) – говорит она уже доктору.

После краткой паузы она добавляет:

– Ja, zdi se, da nekaj ve, vendar nisem zmogla razumeti. Mogoče je pomembno, mogoče ni. Ampak mislim, da zaradi tega hoče iti v grad. (Да, она, кажется, что-то знает, но я не смогла понять. Может, это важно, а, может, и нет. Но из-за этого она, по-моему, хочет ехать в замок.)

В ответ на новую реплику собеседника ей приходится повториться:

– Nisem saj razumela. Žal mi je, doktor. (Да я же не поняла. Извините, доктор.)

Что-то хмуро выслушав, она в замешательстве возражает:

– No, kako on more jo kontrolirati? (Но как он может ею управлять?)

Тут Тинек открывает глаза и приподнимается. Его осоловелое лицо покрыто потом. Остановив на Ирене смутный взгляд, он, заикаясь, шепчет:

– Mama, mi je sla... (Мама, мне пло...)

Спазм перехватывает его горло.

– Doktor, oprostite, (Доктор, извините.) – бросив телефон, Ирена склоняется над сыном. – Jan, v predalu je brisača, poglej. (Ян, там в бардачке полотенце, посмотри.)

Ян послушно начинает рыться в бардачке. Ирена, хлопоча над Тинеком, мучительно кривит тёмный рот.

– Mama! (Мама!) – расширенные глаза Тинека устремлены в сторону лобового стекла. А за ним посреди пустой дороги прямо навстречу автомобилю из снежной мглы несется покрытая кровью фигура. Ян слишком поздно выкручивает руль.

***

Сквозь размеренно кружащий снег вдоль обочины не спеша движется тёмный силуэт. Припорошенная снегом тишина нарушается лишь звуком осторожных размеренных шагов. Время от времени, когда издалека долетает собачье рычание, постепенно переходящее в лай, путник останавливается, напряженно всматриваясь в окружающий пейзаж и ловя малейшие шорохи. Но в очередной раз тень разочарования пробегает по мертвенно-бледному лицу и, подавив судорогу боли, он продолжает путь.

Лоскуты, стягивающие плечи и торс, уже насквозь пропитались чёрным. Единственная рука придерживает меч, неловко закрепленный на поясе полосами брезента. Длинные волосы то падают на лицо, а то разлетаются от редких порывов серебристого ветра, открывая жуткую рану на левой щеке.

Внезапно он выступает прямо на середину дороги, и через несколько секунд на него падает свет фар. Мчащийся чёрный автомобиль резко тормозит. Из окна выглядывает легкомысленная физиономия:

– Kapo dol, stari! Te odpeljemo? (Ну, ты даешь, чувак! Тебя подвезти?)

В салоне чёрного кроссовера четверо парней. Случайный попутчик усаживается сзади. Его лицо почти полностью скрыто низко свисающими длинными волосами. Машина трогается с места, и салон сразу же наполняется энергичной музыкой и оживленными голосами.

– Torej, še dve hiši? (Ну, что, ещё пара домов?)

– Zakaj le dve? (Почему только пара?)

Молодежь хохочет и дружно стукается пивными жестянками.

– In kje, stari, greš? Na otroško zabavo? (А ты, чувак, куда? На детский праздник?)

Новый взрыв хохота. Попутчик никак не реагирует на шутку, и по его бесстрастным холодным глазам не понятно, чувствует ли он, вообще, что-нибудь. Как бы то ни было, его спутники не замечают ничего необычного.

– Veš? Tukajšnji kreteni vsi skupaj prenočiščejo v šoli. Razumeš to, kajne? (Слыхал? Местные болваны все, как один, ночуют в школе. Смекаешь, что к чему?)

Потягивая пиво, парни ухмыляются в банки, удовлетворенно сопя и покашливая.

Сидящий на заднем сиденье у окна достает что-то снизу:

– Poglejte to! (Зацените!)

У него в руках настольная лампа с зелёным матерчатым абажуром, которую он любовно поглаживает, прижимая к груди.

– Norec si! Zakaj k vragu rabiš to sranje? (Вот ты – дурик! На фига этот хлам?)

– In kaj? Všeč mi je barva in... (А что? Мне цвет нравится и...)

Гогот заглушает окончание реплики, а парень с лампой тем временем опускает стекло:

– Predstavljajte, taka lučka! (Прикиньте, сигналка такая!) – выставляет лампу на крышу автомобиля и старательно изображает полицейскую сирену: – U-u! U-u! U-u! Nočna straža! (У-у! У-у! У-у! Ночной патруль!)

Но над шуткой смеется только он сам, водитель же грубо одёргивает клоуна:

– Dovolj! Bo ti zmrznila glava! (Завязывай! А то совсем голову отморозишь!)

Шутник послушно, но без особого энтузиазма закрывает окно и только тут замечает, что его товарищ, по-видимому, уснул – он сидит, закрыв глаза и запрокинув голову. А молчаливый попутчик прильнул к его обнаженной шее.

– Hej! Stari! To ni naša odlika! (Эй! Чувак! Мы не по этой части!) – с яростным возмущением кричит парень и отталкивает от товарища неуместно ведущего себя гостя.

Двое на передних сиденьях с любопытством оборачиваются. И тут всё происходит сразу, за какой-то мимолётный миг. У спящего на шее открывается чудовищная рана, заливая потоком липкой крови ошеломленного соседа. Водитель успевает лишь слабо крякнуть и, опустив глаза, обнаружить серебристый клинок, прошедший сквозь его грудную клетку. Машину яростно трясет, и волна крови вылетает из рта водителя на лобовое стекло, которое тут же взрывается фонтаном стеклянных брызг – в салон влетает мощный корявый сук. А безмолвный попутчик, притянув к себе за волосы впереди сидящего парня, уже вгрызается в его шею, и тот лишь мелко подрагивает всем телом, словно пытается попасть в ритм энергичной музыки.

Единственный уцелевший весельчак погребен под телом своего истекающего кровью товарища. Несколько судорожных движений, и с истерическими воплями он наконец вываливается из разбитой машины. Барахтаясь и поскальзываясь в снегу, он всё-таки выбирается на дорогу и, продолжая истошно вопить, слепо несется прочь от окровавленной машины.

Всё ещё сидя на заднем сиденье, вампир провожает безучастным взглядом резко вильнувшую белую Тойоту. Сквозь оглушительную музыку до него долетают визг тормозов, металлический грохот, приглушенные снегом удары. Откинувшись на спинку, он некоторое время просто сидит в блаженном бездействии. Хотя безобразно развороченная щека и раны на теле по-прежнему кровоточат, лицо его выглядит как будто бы отдохнувшим.

Оттолкнув от себя висящую на тонкой перемычке позвонков, сплошь покрытую густой алой жижей голову, вампир выходит из автомобиля. Неподалеку, попадая в свет фар, лежит только что сбитый проезжавшей мимо машиной парень. Его голова исчезла под слоем снега, а тело всё ещё подёргивается в предсмертной агонии.

Проходя вдоль опустевшей дороги, вампир краем глаза выхватывает из темноты едва заметные очертания перевёрнутого автомобиля, слетевшего после столкновения с высокой дорожной насыпи, вниз к полосе заснеженных деревьев. Фары погасли, мотор заглох, только с надоедливым жужжанием продолжают бессмысленно крутиться колеса.

***

Парковка возле рухнувшего храма. Медленно сыплет редеющий снег. Бэла с возмущенным видом возвращает телефон инспектора обратно в карман его куртки. И тут лицо её светлеет – она вытаскивает из кармана руку, а в ней связка ключей. Её радостный взгляд отыскивает среди припаркованных машин снегоход инспектора. Направившись было к снегоходу, она вдруг мрачнеет и, задумавшись, останавливается. С нерешительностью она достает свой телефон и вызывает Пашу. Никто не отвечает. Глубоко вздохнув, она прикусывает губу и, помедлив ещё пару секунд, наконец нажимает на имя Драгана.

Как только устанавливается соединение, Бэла без приветствий и вступлений на одном дыхании быстро выпаливает:

– Гром был в церкви, но сбежал. Мы его ранили. Думаю, он снова вернется в замок.

Спокойный голос Драгана на другом конце отвечает лаконично:

– Спасибо.

Бэла торопливо добавляет:

– И я сейчас приеду. У меня чёрный кол.

– Не стоит, – голос всё такой же ровный, и Бэла прикусывает губу до крови.

– Подожди, я узнала, кое-что про призрака. Он, то есть она нам поможет.

Какой-то приглушенный звук, и снова бесстрастный голос:

– Нет, это не поможет. Мы не знаем, где он прятался. Если он снова туда ускользнет...

Бэла нетерпеливо перебивает:

– Я почувствую. Я ведь могу почувствовать, где он.

Драган сдержанно хмыкает:

– Нет, не почувствуешь.

Бэла удивленно:

– Но доктор говорил... Он что, обманул?

– Нет, не обманул. Просто он не знал всего, что произошло.

– И что же произошло?

Впервые голос Драгана звучит неуверенно, как будто ему не хочется продолжать эту тему:

– Неважно. Просто ты больше не чувствуешь Грома, – и он торопливо уточняет: – Вы столкнулись с ним в церкви. Ты ведь не потеряла сознание?

Бэла хмурится, но не сдается:

– Это странно... Но в замке!.. Там на башне мне стало плохо, значит, Гром был где-то рядом.

И в этот момент её лицо озаряется прозрением, и от волнения она даже переходит на крик:

– Мне всё время снилось! Мне снились они на башне: и Гром, и его брат, и Катарина!

Драган не разделяет её волнения:

– Катарина не была вампиром.

Но Бэлу так просто не сбить с мысли:

– Была, только потом она убила себя, а потом снова стала человеком, а потом...

Драган прерывает её озабоченным тоном:

– Откуда ты всё это взяла? У тебя в голове какой-то кавардак.

Бэла нетерпеливо вздыхает:

– Не пытайся меня запутать. Послушай главное. Они все стояли на краю башенной стены. А потом Катарина сбросилась с нее и разбилась. Но теперь я думаю, она не хотела убить себя. Она вспомнила, что она делала вампиром.

– Короче? – скептически вопрошает Драган.

– Короче, тебе надо прыгнуть. Убежище где-то там.

Голос Драгана обрел прежнее хладнокровие:

– Ты понимаешь, что это похоже на бред?

Бэла не сдерживает эмоций:

– Ну и что! Всё равно проверь! Тебе ведь это ничего не стоит.

– Я проверю, если ты обещаешь не приезжать.

– Ничего я не буду обещать!

– Ты так уверена, что без тебя я его упущу? Если я его не уничтожу, то уж ты и подавно. Говорю прямо, ты только помешаешь. Ты боишься умереть, но лезешь на рожон. Лучше не суетись. И... и подумай о вечном. Это будет полезнее, – голос Драгана, лишенный даже тени теплоты, звучит необычайно жёстко, хотя и совершенно спокойно.

Однако бесцеремонная отповедь Бэлу не столько расстраивает, сколько злит:

– Бессердечная сволочь! – с этими словами она жмет на отбой и для верности с ожесточением выключает телефон.

Ещё раз выругавшись себе под нос: «Чёрт! Про Пашу не спросила!» – она спешит к снегоходу.

Бэла верхом на снегоходе стрелой вылетает с парковки. Рёв мотора заглушает все остальные звуки вокруг. И беззвучно осыпающиеся церковные стены, накрывающие новыми обломками погребенных под руинами людей, кажутся каким-то злым кинематографическим эффектом. Но лица людей, которые в отчаянии бросаются к рухнувшей конструкции, искажены совсем не поддельным ужасом и горечью.

***

По двору замка идут двое. Снежный покров уже успел застелить следы недавнего побоища, укрыв одинаково белым слоем и чёрную, и алую кровь. Мелкие невесомые снежинки продолжают медленно лететь, кружась в желтоватом свете прожекторов.

Штефан, деловито оглядывается по сторонам:

– Mogoče je čas, da izkopava kole? (Может, пора убрать колья?)

– Ne, še je zgodaj. Še posebej, ker zdaj on o njih ve, a ne ve, kam smo jih sadili, zato kar pomeni, da bo previden in ne bo skočil s strehe naključno. (Нет, пока рано. Тем более он теперь знает о них, но не знает, где мы их расставили, а значит, поостережется прыгать с крыши наугад.)

Драган и Штефан останавливаются у открытых замковых ворот.

– Bova pripravila tu zasedo, (Устроим здесь засаду.) – предлагает Штефан.

Драган хмуро осматривается и отрицательно качает головой:

– Ne. Opazil nas bo in izbral drugo pot. Bolje je, da pripraviva zasedo v stolpu. Mislim, da to je njegov cilj. (Нет. Он нас заметит и выберет другой путь. Лучше устроить засаду на башне. Думаю, это его цель.)

После краткой паузы он добавляет:

– Prav imaš. Nekaj morava ukreniti glede vrat. (Но ты прав. Надо что-то придумать с воротами.)

Штефан, похлопывая ладонью по шероховатым камням:

– Kaj, če bi tukaj postavila ognjeno past? (А что, если сделать здесь огненную ловушку?)

– Ali vgradiva detektor hrupa kot v gradu? Ugasniva luči, in ko bo šel skozi vrata... (Или установить датчик шума, как в замке? Отключим освещение, а когда он пройдет в ворота...)

Штефан, не дослушав, с готовностью кивает:

– Razumem! (Понял!)

– Potem je to urejeno. (Значит, договорились.)

– Ne jamčim, da to lahko naredim prav. Večinoma sta to delo opravljala Danijel in... Na splošno sem samo pomagal. (Только я не ручаюсь, что смогу всё правильно сделать. Этим, в основном, занимались Даниель и... В общем, я только помогал.)

– Vseeno poskusi. Bolje bo kot nič. (Всё равно попробуй. Это будет лучше, чем ничего.)

Кивнув, Штефан ставит сумку на землю, достает из нее инструменты, прибор, моток проволоки и начинает возиться у ворот. Драган внимательно наблюдает за действиями товарища.

– Daj mi klešče! – Aja, hvala! – Sedaj pridrži zvitek žice. – Ja, tako, da se bo razpletla. V redu! In kje imam opornice? (Подай кусачки! – Ага, спасибо! – А теперь подержи моток. – Да, вот так, чтобы раскручивалось. – Так! А куда я дел скобы?)

Драган бросает ему коробочку, и Штефан, ловко поймав её, высыпает на ладонь пригоршню скоб и начинает довольно быстро крепить с их помощью провод. Аккуратно орудуя молотком, Штефан заводит разговор:

– Veš, česa se bojim? (Знаешь, чего я опасаюсь?)

Драган смотрит на него выжидательно.

– Bojim se, da se bo vrnil z družbo. Ta tip se je tako zlahka žrtvoval, da bi ga rešil! Izkazalo se je, da vampir more preprosto ustvariti zase nemočnega sužnja. (Опасаюсь, что он вернется не один. Этот парень так легко пожертвовал собой ради его спасения! Получается вампир может на раз-два создать себе безвольного раба.)

Драган невозмутимо возражает:

– Ne more. Drugače on bi že dolgo nazaj ustvaril zase celo vojsko tistih. Ampak je zelo pretkan. Ne veva kako, ampak nekako je ga zmanipuliral. Verjetno je goljufal. Kakorkoli, ni se zgodilo preprosto. (Не может. Иначе бы он уже давно создал себе целую армию таких. Но он очень хитер. Мы просто не знаем, как, но как-то он манипулировал им. Скорее всего, обманом. В любом случае, это не произошло на раз-два.)

Штефан глубокомысленно хмыкает:

– No, če bi bil jaz na njegovem mestu, ne bi vrnil sem. Se ne zaveda, da tukaj je morda zaseda? Si prepričan, da se bo vrnil? (Ну, тогда я на его месте не стал бы сюда возвращаться. Разве он не понимает, что здесь может быть засада? Ты уверен, что он снова придет?)

– Prepričan, mu je že žal, da je dvignil se is skrivališče. Ko pa je naletel na fante, ni imel izbire. Pobegnil je, da bi nas vsaj za nekaj časa zamotil iz gradu. In zdaj se bo poskušal se prebiti nazaj. (Я уверен, он уже пожалел, что высунул нос из своего укрытия. Но после того, как он напоролся на ребят, у него не было выбора. Он сбежал, чтобы хоть на время отвлечь нас от замка. А теперь он постарается пробраться назад.)

Но Штефан не убежден:

– Zakaj bi to tvegal? Ni bi bilo bolje, da se skrije in počaka? Saj zaradi tistih ran ne bo izgubljen. (Зачем ему рисковать? Не лучше ли спрятаться и пересидеть? Он ведь от этих ран не погибнет.)

Драган многозначительно вскидывает бровь:

– Zakaj ne bo izgubljen? Mogoče res, če bo ostal na svetlem. Rane ga močno oslabijo. In na koncu bo tako šibek, da se ne bo mogel premikati. In potem se bo moral samo stisniti v kakšno smrdljiv kotiček in čakati. Bo skrčil se v umazano ogabno grudo in čakal pravi trenutek, kot stenica ali klop. Čakal bo več let in mogoče desetletja. (Почему не погибнет? На дневном свету вполне может. Раны его сильно ослабляют. В конце концов он настолько ослабнет, что не сможет двигаться. Вот тогда ему останется лишь забиться в какую-нибудь грязную щель и ждать. Сожмется в заскорузлый мерзкий комок и будет ждать своего часа, как какой-нибудь клоп или клещ. Ждать годами, а может, и десятилетиями.)

– Da-a-a... (Да-а-а...) – с философским видом тянет Штефан.

Он как будто бы собирается сказать что-то ещё, но в этот момент Драган отвлекается и достает из кармана вибрирующий телефон. Взглянув на экран, он обращается к Штефану:

– Moram se oglasiti, (Мне надо ответить.) – и отходит немного в сторону.

Штефан, не отрываясь от дела, коротко кивает. Продолжая работу, он время от времени глядит на говорящего по телефону Драгана, но звуки молотка заглушают голос, и слышны только отдельные слова: «...где он прятался – он не знал – в церкви – Катарина – в голове – бред – ты обещаешь – я упущу его – боишься – о вечном...».

Звонок окончен, Драган прячет телефон и возвращается к воротам. По его лицу невозможно понять, что за разговор у него только что был. Штефан, не скрывая любопытства:

– To je Bela? (Это Бэла?)

– Ja, (Да.) – несколько хмуро отвечает Драган, – In ne mislim, je sem jo prepričal, da ne pride sem. (И кажется, я не отговорил её приезжать сюда.)

Штефан тоже озабоченно нахмуривается.

– Tukaj si končal? (Ты тут закончил?) – Драган осматривает ворота.

– Že skoraj. Morava povezati detektor, potem izklopiti elektriko, povezati žico in spet vklopiti elektriko. (Почти. Надо подсоединить датчик, отключить электричество, потом подсоединить провод и снова включить электричество.)

Драган уточняет:

– To je detektor? (Это датчик?)

– Ja. Takole ga moraš pritrditi. Vsaj tako tega se spomnim. (Да. Надо вот так закрепить. Ну, во всяком случае, я так запомнил.)

– V redu. Sam bom to dokončal, in ti poskušaj prestreči jo po poti. (Ладно. Я закончу сам, а ты попробуй перехватить её по дороге.)

Штефан оставляет инструменты, но смотрит на товарища с нерешительностью:

– Hočeš tu ostati čisto sam? Ali ti bi ga uničil brez pomoči? (Ты хочешь остаться тут совсем один? Разве ты уничтожишь его без помощи?)

– Ona pomoči potrebuje bolj kot jaz. (Ей помощь нужна гораздо больше.)

Парень кивает и, усмехнувшись в усы, добавляет:

– Vodovodar prihiti na pomoč princesi. Zdi se znano. (Сантехник спешит на помощь принцессе. Где-то это уже было.)

Драган отвечает ему ободряющим кивком и дружески хлопает по плечу.

***

Из ворот выезжает чёрный пикап Форд. Драган, дождавшись, когда габаритные огни исчезнут за поворотом, быстро завершает установку датчика. Подсоединяет провод, и под его пальцами мелькает ослепительно-голубая искра. Немного поморщившись, он тем не менее не отдёргивает руки. Наконец всё аккуратно закреплено так, как показывал Штефан. Драган удовлетворенно осматривает сделанное и переводит задумчивый взгляд на башню.

***

На смотровой площадке царит серебристый полумрак. Огни прожекторов, направленные на двор и замковые стены, скользят мимо башенной площадки. Но небо, уже переставшее сыпать снегом, излучает мягкое лунное сияние. Растущий полумесяц степенно плывет по тёмно-синей глади небосклона, то и дело ныряя в стайки рваных облаков. Запоздалые снежинки плавно и неспешно опускаются на тускло поблёскивающий снежный покров.

Драган, оставив на каменном парапете свой рюкзак и меч, снимает с плеч ремень, а потом и куртку. Куртка брошена на пол, а всё остальное возвращается к владельцу. Оставшись в одном лёгком свитере и джинсах, Драган забирается на край стены. Он окидывает взглядом зимнее озеро и опушенный снегом лес, а затем лёгко шагает в мерцающую ночь. Серебро и чернота размашистыми мазками наслаиваются друг на друга и закручиваются в тугой водоворот. Драган приземляется в глухую темноту. Его ноги увязают в рыхлой земле.

Небо висит совсем близко, обдавая всё непроницаемой ночью. Красноватый свет сочится откуда-то снизу, и в его слабых отблесках можно разобрать очертания каменных стен и уходящие в высоту столбы, лишенные кровли. Это смотровая площадка. В центре угадывается жерло колодца.

Драган мрачно озирается. За пределами башни не видно знакомого пейзажа. Под глухие завывания ветра там вспыхивают и тут же гаснут кроваво-красные зарницы, в свете которых множатся и причудливо искривляются чудовищных размеров тени, словно чёрное месиво бурлит в необъятном котле, а его лижут языки адского пламени.

Решительно подойдя к стене, Драган заглядывает за её край, и сейчас же множество корявых, изломанных конечностей, похожих на цепкие корни, жадно тянется в его сторону. И по морю этих болезненно неестественных членов, непрестанно копошащихся, словно жирные черви, перекатываются, набухая и лопаясь, одутловатые почки человеческих голов. Их мертвенные лица бессмысленно пучат слепые глаза, механически двигая синюшными губами.

Но вампира, кажется, совсем не трогает и даже не удивляет картина мучительно переплетенных и тонущих в жгучей агонии тел. Драган напряженно всматривается в красно-чёрную даль, где огненная линия горизонта время от времени перекрывается вспышкой ослепительного серебра. И поймав взглядом эту единственную ясную точку, он легко касается тянущейся к нему черноты. Волна, яростно взметнувшись до самого неба, отбегает назад и бурно катится вдаль до пылающего горизонта.

Через пару секунд серебристая звезда ещё раз тревожно вспыхивает и тонет в тёмной гуще. Драган продолжает спокойно стоять у края, выжидательно всматриваясь в бурлящий ужасом пейзаж. Плотный стон ветра обнимает его чёрными порывами, багровый отсвет далеких зарниц ложится на бесстрастное лицо.

Над стеной внезапно и бесшумно вырастает бесплотная серая фигура, нависает гигантским сгустком полупрозрачного тумана над каменной кладкой. Эта фигура была бы похожа на человеческую, если бы не шесть безобразно вытянутых рук и полное отсутствие головы. Впрочем, три верхних конечности держат за волосы по одной призрачной голове. Под тонким дымчатым покровом громадного тела клубится неясный свет и время от времени пробивается наружу, прорезая торс чудовища зигзагообразными вспышками. По плечам монстра змейкой вьется серебристое чешуйчатое существо.

Три пары призрачных глаз с трех сторон вперяют свой взгляд в неподвижно стоящего Драгана. Свободные руки ласково поглаживают серебристого змея, скользящего по великанским плечам, и, зачерпывая из окружающих волн, подкидывают ему в пасть человеческие головы.

А головы исполина, попеременно скалясь и огрызаясь, перебивая друг друга, заговаривают с Драганом:

– O, mladi Nevar! – Sin Trepeta! – Vnuk kneza Jezerskega! Dolgo – sedem stoletij – sedemsto petinštirideset let – je minilo! (А, молодой Невар! – Сын Трепета! – Внук князя Озерского! Давно – семь столетий – 745 года – не виделись!)

– Zdravo, Oče! (Здравствуй, Отец!)

Головы с довольным видом улыбаются в ответ на это приветствие:

– Si prišel prositi – prositi – prositi me nekaj? (Пришел просить – просить – просить меня о чем-то?) – головы поочередно заглядывают в холодные глаза вампира и лукаво ухмыляются.

– Še premišljujem. (Я ещё думаю.)

– In tako je prav. – Vzami si časa. – Dobro premisli. Ne bi smel dati najpomembnejšega – najdragocenejšega – najljubšega v zameno za malenkost. (И правильно. – Не спеши. – Подумай хорошенько. Не стоит отдавать свое самое дорогое – самое ценное – любимое в обмен на пустяки.)

– Premišljujem, (Я думаю.) – невозмутимо повторяет свой ответ Драган, а головы продолжают крутиться вокруг него с хитрым плотоядным выражением.

– Ampak obišči – vsekakor – ne pozabi. (Но ты заглядывай – обязательно – не забывай.)

Чудовище театральным движением раскидывает руки:

– In kakšno družbo boš imel! – Ni družba, a vizija! – Čudovita! – Do konca večnosti in dlje. (А какая компания у тебя будет! – Какая! Загляденье! – Чудо! – До конца вечности и дольше.)

Вампир отвечает на это молчанием и хладнокровным взглядом

– In Lilit te čaka! (И Лилит ждет тебя!) – ловким движением свободные руки гиганта снимают с плеч серебристого змея, и тот изящной лентой переливается по бугристым ладоням прямо перед глазами Драгана. На секунду их взгляды пересекаются: льдистые прозрачные глаза вампира тонут в притягательной синеве по-человечески красивых глаз серебристого существа.

– Bi rad preskusil? – Kaj, če je to resničen občutek? – Ali misliš, da je samo padla pod tvoj urok? – Tako kot vsaka ženska? (Не хочешь проверить? – А вдруг это настоящее чувство? – Или, думаешь, она просто попала под твои чары? – Как и всякая женщина?)

Сияющая бестия не отводит гипнотического взгляда. Драган не выдерживает и первым опускает глаза. Призрачные головы чудовища заразительно хохочут, а змей взбегает обратно на плечи своего хозяина и под его хохот подхватывает очередную голову, смачно разгрызая её острыми, как клинки, зубами.

Драган, по-видимому, восстановив самообладание, снова заговаривает ровным тоном:

– Prišel bom. Človek, ki me je prvič pripeljal k tebi, je že dolgo mrtev. Zato nisem prišel prej. (Я приду. Человек, который привёл меня к тебе в первый раз, давно уже мёртв. Поэтому я не приходил.)

– Da – da – da! (Да – да – да!) – подхватывают головы, – Tisti gospod, ki je prosil za kamen – za kamen modrosti – za kamen filozofov. (Тот господин, что просил камень – философский – философский камень.)

И тут одна из голов нарочито округляет глаза:

– Si pozabil besede? (Ты забыл слова?) – другая с плутовским выражением подсказывает: – «Gallia est omnis divisa in partes tres». (Латинский: «Вся Галлия делится на три части».)

Разгорается спор:

– Hej, prenehaj! Neumna šala! – Ničesar ni pozabil, le dojenčka noče pripeljati. – Ampak raje na to opomnim. – «Terra patrum in tenebris latens...» (Перестань! Глупая шутка! – Ничего он не забыл, просто не хочет приносить младенца. – Но лучше напомнить. – Латинский: «Земля отцов, сокрытая во тьме...»)

Драган решительно прерывает трехголового монстра:

– Ni treba. Sedaj vem, da obstaja še druga pot. (Не надо! Теперь я знаю, что есть другой проход.)

Головы снова приходят к согласию:

– Da, obstaja. – Ta prehod je odprl tvoj dedek – stari Nevar – stari knez. (Да, есть. – Этот проход открыл твой дед – старый Невар – старый князь.)

– Pogrešam ga. (Я скучаю по нему.)

– Lahko se pogovoriš z njim, (Можешь поговорить с ним.) – и великан как будто бы наугад зачерпывает из черноты.

На плечи Драгана насаживают мёртвую голову, и та начинает дико, судорожно вращаться. Тело вампира охватывает чудовищная дрожь. Судороги сотрясают его, искажая очертания фигуры, рвут и размазывают его образ по тёмному ветру. И в конце концов он обращается в князя Невара. В старого раненого князя, который под покровом ночи неверной походкой поднимается на смотровую площадку.

***

В торжественной тишине рядом с князем степенно шествует древний старик. Его богатое одеяние говорит о высоком положении. Князь почтительно пропускает старика вперед. Княжеская свита факелами освещает путь к подъёмнику. Лебёдка отодвинута, крышка люка откинута. В каменный колодец сходят только двое – князь и старик – свет их факелов тает в непроглядной глубине.

Князь и старик опускаются на тёмное земляное дно и в полной тишине разжигают костер. Старик сыплет в разгоревшееся пламя какие-то травы и порошки, и в поплывшем тумане начинает беззвучно шевелить губами, прикрыв свои воспаленные, слезящиеся глаза. И вот тишина начинает наполняться шорохами и вздохами. Старик кивает князю, и тот, расправив плечи, как будто бы возвращает себе силу и стать молодого воина. Набрав полную грудь воздуха, он выкрикивает в темноту: «Отьчє! Ѥсмь сътворилъ ѹговоръ – мои съıнъ ѥстъ ѹмрълъ!» (Отец! Я выполнил условие – мой сын мёртв!)

И сейчас же из загробной тени выступает ослепительно серебрящийся силуэт – чешуйчатый змей с бездонными синими глазами. Он проносится стрелой мимо князя, но тот успевает вцепиться в его оперенный гребнем загривок. Змей летит прямо в пламя костра, которое разрослось в широкую огненную реку. Но алые языки послушно расступаются перед летящими, и змей со своим седоком, нетронутые, взмывают вверх.

В чёрной вышине бешено вьется серебристая лента, а огненные блики, тянутся к ней, но, не коснувшись, бессильно опадают. И кажется этот дикий танец огня и серебра длится целую вечность. И вот наконец, как будто бы смертельно устав, змей камнем летит вниз, но князь по-прежнему крепко держится за серебристый гребень. Змей врезается в землю, рассыпается фонтаном слепящих брызг, вспышкой живого белого света, и рядом с костром остается лишь князь.

Старик, пришедший в подземелье вместе с князем, исчез, на его месте в черноте повисает гигантская призрачная голова: «Спълнимъ твоѥ прошєниѥ – врагъ твои погъıблєтъ. Сѣмѩ того исъшєтъ, ѩзыкъ съгъıнєтъ». (Мы исполним твое желание – твой враг будет повержен, семя его высохнет, язык сгинет.)

Голова опускает лицо, а на его месте появляется новое: «Отнъıнѣ твои родъ и домъ сѫтъ проклѧти. Въı начнєтє вьсѣмъ нєсти съмрьть и бѣдѫ». (Но теперь на твоем роду и доме проклятие – вы будете нести людям только смерть и страдания.)

Из темноты выступает третье лицо: «Проклѧтиѥ можєтъ сънѩти тъ котєръıи изничьтожєтъ вьсѣкого къто съмѫтитъ нъı своъıми прошєнии». (Проклятие снимет тот, кто уничтожит всякого, нарушившего наш покой своими желаниями.)

Бесплотные лица растворяются в ночи. Князь гневно кричит им вслед: «Ѥсмь пожьрълъ мои съıнъ, истьрълъ моꙗ съпоминаниꙗ, ѹкротилъ Лилитъ – за ради того имамь нъıнє проклѧтиѥ?!» (Я пожертвовал сыном, я стер свою память, я укротил Лилит, – и за всё это я получаю проклятие?!) Неожиданно подряхлевший князь опускается на землю рядом с костром и переводит свои скорбные глаза на Драгана, сидящего напротив.

Тёплый круг света едва вмещает двоих, но в него тянутся ещё какие-то клочковато растрёпанные тени и крючковато заломленные конечности-корневища. На границе света и тьмы всплывают и гаснут чьи-то мертвенные лики. Глядя на Драгана, князь напряженно молчит, но голос его заговаривает сам:

– Я знаю тебя? – тёмное бугристое лицо старика призрачно трепещет в неверном свете.

К костру протискивается ещё одна тень – молодой человек, отдаленно похожий на князя.

– Нет, – отвечает Драган, так же, как и князь, не разжимая губ.

– Но я помню, ты уже приходил.

– Да. Я снова пришел, чтобы узнать, кто потревожил покой Отца.

К троим, сидящим у огня, подсаживается четвёртый – полупрозрачный сухопарый господин благородного вида.

– Ты уже спрашивал о нем в первый раз, он всё ещё ходит по земле.

– Это вампир с русыми волосами и бесцветными глазами?

– Не знаю. Я давно не могу видеть. Я узнаю его по хриплому голосу. И по запаху, он всегда один и тот же – запах мёртвой крови и страха.

У костра появляется пятый неясный силуэт человека, облаченного в чёрный камзол. А голос князя продолжает безмолвный разговор:

– И твой запах я узнаю – это ненависть, но сейчас есть что-то новое...

Драган прерывает его:

– А больше никого не было?

В кругу света и так уже тесно, но за плечами сидящих множатся новые смутные лица.

– Был один. Недавно. Мертвец привёл мертвеца. Он просил богатства и славы. Я слышал, как один научил другого пожертвовать собой – это было не так уж глупо. Новичок уже здесь. Он не укротил Лилит – его страхи пожрали их обоих. Это было восхитительно!

И все тени разом согласно кивают.

Драган, помолчав, бросает осторожный упрёк:

– В прошлый раз я спрашивал, как можно попасть сюда, минуя ритуал...

Князь устало признает свою вину:

– Да, я солгал тебе. Не хотел, чтобы новые проклятия множили нашу муку. Хвала чёрным небесам, и тот мертвец приходит не часто. Он знает только про башню, – в интонации проскальзывает злорадство, – Всё никак не выведает нужных для ритуала слов!

– Почему Отец не рассказал ему?

– Отец давно потерял к нему интерес. Стоит лишь озвучить своё желание, и ты попадаешь в ловушку вечного проклятия, – почти земной болью и ощутимой горечью пропитано каждое бесплотное слово князя, – С этого момента ты никто. Больше Отцу ничего от тебя не нужно.

Тягостное молчание опускается свинцовой тенью на потустороннюю ночь. В тишине лишь потрескивает костер. И прозрачные, неясные очертания посмертных образов переливаются ярким золотом и угольной чёрнотой. Среди них всплывают знакомые черты – карие миндалевидные глаза, тонкие нервные губы.

– Катарина! – голос Драгана вздрагивает от невольного удивления.

Как будто испуганный неосязаемым прикосновением собственного имени, призрак Катарины сейчас же исчезает в темноте.

– Но её душа – в замке, обречена бесконечно переживать муки самоубийства.

Взгляд князя постепенно потухает, тень становится всё прозрачнее, но голос всё-таки отвечает:

– Это не её душа. Это тень её души. Она приходила сюда вампиром.

– Вампир погибнет, но человек может остаться, – огненный блик сильнее вспыхивает на бледном лице Драгана.

– Нѣтъ! (Нет!) – выкрикивает в исступлении князь, губы его впервые распахиваются, и из них вырывается ожесточенный, протестующий вопль. И все тени разом яростно вопят свое «нет».

И словно задутое ураганом призрачной ярости гаснет тёплое пламя. Всё погружается в бескрайнюю ночь. Только лёгкий переливчатый шелест светлых голосов в последнем обессилевающем порыве доносится до Драгана: «Не думай, даже не думай об этом! Не проси его ни о чем!»

***

Тело Драгана продолжает сотрясать судорога, и в конце концов он бессильно валится на земляное дно смотровой площадки. Туманные руки серого исполина остаются висеть в пустоте ночи, сжимая в ладонях мёртвую голову старого князя. Серебристая молния проносится по ладоням мгновенной вспышкой и острой пастью подхватывает с рук хозяина желанную добычу.

Драган медленно приходит в себя. Гигантская безголовая спина уже удаляется по бурлящим волнам человеческих тел куда-то в сторону недоступного багрового горизонта.

Поднявшись наконец на ноги, вампир направляется было к центру площадки, где в темноте слабо вырисовывается круг каменного бордюра. Но внезапно останавливается и достает из висящего на плече рюкзака что-то, замотанное в кусок брезента. Некоторое время он медлит, переводя задумчивый взгляд со свёртка на чёрный пейзаж, расстилающийся за стенами башни. В итоге он кидает ношу под ноги и поспешно бросается в жерло колодца.

Через мгновение Драган приземляется на заснеженной смотровой площадке, освещенной слабым сиянием неполной луны да отблесками того света, которым залит двор замка. Драган успевает сделать один лишь шаг в направлении лестницы, как там вырастает сумрачная фигура.

Два вампира замирают в немом оцепенении, меряя друг друга пронзительными ледяными взглядами. Первым сходит с места Громов. Его бесстрастное лицо, кажется, трогает тень скептической улыбки. Его единственная рука решительно сжимает рукоятку меча, закрепленного у него на поясе. Драган тоже делает шаг, но не навстречу врагу, а чуть в сторону, осторожно снимая и бросая на снег свой рюкзак. Над его плечом, серебрясь, возвышается меч, однако Драган даже не пытается достать его. Внезапно он срывается с места и вихрем мчит по площадке. Вцепившись в Громова мёртвой хваткой, он сбивает его с ног и перелетает вместе с ним через край стены. Оба камнем падают с башни.

Противники оказываются на призрачной стороне. Ноги погружаются в рыхлую почву, толстым слоем покрывающую пол, и на миг неприятели теряют равновесие. Громов ловко пользуется этим и мощным ударом отшвыривает Драгана так, что тот проносится через всю площадку и срывается за край стены. Но Драган успевает в последний момент схватиться за каменную кладку башни и резким рывком перемахивает назад, вырвавшись из жадных лап мёртвого моря.

А Громов, выхватив свой меч, уже несется к Драгану. Серебристое острие пылает мрачными багряными отблесками потусторонних зарниц. Драган, ещё не приземлившись, молниеносно обнажает свой меч, и прямо в воздухе отбивает атаку врага. Мечи, столкнувшись, издают протяжный высокий звон, который перекрывает вой чёрного ветра. А соперники валятся на пол.

Громов искусно уворачивается от пытавшегося подмять его под себя Драгана. И тому остается только поспешно сгруппироваться и перекатиться чуть дальше, чтобы очередной удар меча, который Громов наносит вслепую не вставая, просвистел мимо.

Поединок продолжается на равных условиях. Оба, вскочив на ноги, начинают медленно приближаться друг к другу, выбирая момент для нового удара. Они кидаются в атаку одновременно – звенят клинки. Удар, второй, третий. Словно в ожесточенном танце сходятся и вновь отступают друг от друга враги.

На их мертвенных лицах не выступает испарина, их грудь не вздымается от прерывистого дыхания, только льдистые глаза всё ярче и жёстче сияют исступленной яростью. В этот момент они почти неотличимы друг от друга. В свете чёрных небес оба кажутся тёмными. Тёмные пряди закрывают худые ввалившиеся щёки. Тёмные бороды скрывают выражение тонких бескровных губ.

Исступленный рывок, хитрый двойной удар, и противнику нанесена первая небольшая рана. Драган, разгадав маневр Громова, скользит в сторону, но лезвие всё-таки прочерчивает чёрную полосу по его плечу. Громов переходит в наступление. Драган, стиснув зубы, как будто сдерживая боль, нерешительно пятится, и вдруг, поднырнув под надвигающийся на него меч, наносит удар снизу. Острие вонзается в бедро врага.

По-звериному взвыв от боли, Громов в отчаянии машет мечом, но соперник, откатившись в сторону, уже поднимается на ноги вне зоны досягаемости. И тогда Громов бросается к центру площадки. Драган бежит ему наперерез и вовремя вскакивает на бордюр. Его меч грозно поблёскивает над зияющей пустотой каменного колодца. Соперник тоже встает на бордюр. С грацией диких кошек вампиры движутся по узкому краю то вправо, то влево, испытывая терпение друг друга.

Громов не выдерживает первый:

– Если ты оставишь меня в покое, я обещаю не преследовать тебя, – хрипловатый голос звучит безо всякого выражения.

Но ответа нет. Они продолжают напряженно кружить, балансируя на краю устрашающей бездны.

– Я видел ту женщину в церкви. Я знаю, что она значит для тебя, ты ведь не просто так привёл её сюда. Я не буду мешать тебе. Я даже помогу. Я знаю, как укротить Лилит.

В ответ по-прежнему молчание. Голова Драгана склонена, и лицо скрыто в тени.

– Можешь стать властителем мира, вселенной, времени. Или так и останешься жалким мальчишкой, обиженным на своего отца?

При этих словах Драган замирает, лица его всё так же не видно, но меч дрожит в напряженной руке.

– А ты думал, я не узнаю тебя?!

Громов оскаливается. А дико завывающий ветер отбрасывает волосы с его лица, и обнажившаяся жуткая рана на щеке придает ему совершенно звериное выражение.

– Я не буду мешать своему мальчику исполнять мечты. Сам я давно ничем не дорожу, мне нечем пожертвовать, но ты можешь исполнить нашу общую мечту.

Прислушиваясь к молчанию своего соперника, Громов делает осторожное движение в его сторону. А Драган как будто не замечает этого и продолжает стоять, замерев в одной настороженной позе.

– Ведь нам не так уж и много надо. Просто быть. Почему мы не можем просто быть теми, кто мы есть. Мне нравится, кто я. Разве я виноват, что кому-то это мешает?

Громов неумолимо приближается к неподвижному и безмолвному Драгану.

– Скажи, разве ты не мечтал, идя неузнанный в человеческой толпе, всем телом ощущая исходящее от них тепло, биение горячей крови, биение жизни? Разве ты не мечтал выбрать самую румяную, самую бойкую, переполненную жизненными соками добычу и безнаказанно взять её у всех на глазах?

Громов подобрался уже совсем близко. Ещё пара шагов, и его меч может легко коснуться соперника смертоносным ударом.

– Совершенный мир, где никто не будет изгоем только потому, что его природа иная. Представь, мы с тобой создадим такой мир...

Сверкает летящий клинок – с торжествующим возгласом Громов вонзается острие в живот оцепеневшего противника. Но тот делает неожиданный выпад – левая рука уходит вверх, увлекая за собой меч Громова, вонзившийся в брезентовый свёрток, а правая рука быстро и беспощадно ранит врага, рассекая клинком незащищенный бок. С хриплым исступленным воплем Громов роняет свой меч, но в тоже время успевает вцепиться в правую кисть Драгана. Потеряв равновесие, оба падают в черноту каменного колодца.

Две фигуры летят на заснеженную смотровую площадку, продолжая бороться в воздухе. От мощного удара меч вылетает из руки Драгана, но другой рукой он выхватывает нож. Однако в этот момент соперники падают на пол. Громов подминает под себя Драгана и обрушивает кулак на его переносицу. Чёрная кровь заливает лицо противника – с диким криком он наугад разит ножом, но режет лишь воздух.

Громов, несмотря на чудовищную рану в боку, поспешно перекатывается к валяющемуся в снегу мечу. Полоса вязкой крови тянется за ним. Схватив оружие, он мгновенно разворачивается, чтобы встретить атаку кинувшегося на него Драгана. Левая ладонь противника рассечена, но другой рукой он ловко вгоняет нож в плечо Громова. И тот содрогнувшись от боли, с криком роняет меч. Однако, даже потеряв оружие, израненный враг не сдается и отвечает с отчаянной свирепостью – кулак, влетев в лицо Драгана, сокрушительным ударом дробит висок и глазницу.

Куски мёртвой плоти и помутневший голубой глаз отлетают на истоптанный снег. Скорее машинально, чем сознательно, Драган отшатывается прочь. Упав на снег, он продолжает пятиться от Громова и наконец прижимается спиной к каменной стене. Обезображенная голова сплошь покрыта кровью. Пытаясь смахнуть с невредимого глаза пелену чёрного тумана, он судорожно трет лицо рукавом, выставив перед собой острие ножа.

Громов, проследив за противником, обессиленно ложится на спину. Слышен его ядовитый смешок:

– Я всегда буду сильнее. Я сражаюсь только за себя, больше мне нечего терять.

Громову хватает этой краткой передышки и, не договорив ещё до конца свою язвительную речь, он уже поднимается на ноги, прихватив упавший поблизости меч. Впрочем, ранения дают о себе знать. Вампир двигается медленно и неуклюже скривившись, как будто стараясь меньше тревожить рассеченный бок. Рывками тащится за ним тяжелый серебряный меч. Густая струя крови, изливаясь из разреза на плече, растекается по стянутой брезентовыми лоскутами груди. Снег вокруг него превратился в чёрное месиво.

Уловив движение врага, Драган поднимается на ноги, но по его напряженной позе понятно, что Громова он не видит. Ещё раз беззвучно усмехнувшись, вампир из последних сил поднимает меч и, направив его на Драгана, ускоряет свой шаг. Но тот, выругавшись сквозь стиснутые зубы, перемахивает через край каменной стены и растворяется в морозной ночи.

***

Оставшийся один на смотровой площадке Громов падает на колено, и только меч, на который он навалился всем телом, удерживает его. Вокруг него чернеет изрытый снег. Высокое тёмно-синее небо совсем прояснилось и льет на башню невесомый лунный свет. В этом призрачном свете безжизненный цвет вампирской крови кажется просто иллюзией восприятия. Иглы мороза серебрятся в ночном воздухе, и глухая непроницаемая тишина повисает над мрачным замком.

Собравшись с силами, Громов рывком добирается до люка подъёмника и откидывает с него крышку. Гулкий щелчок настораживает вампира, он медлит у низкого бордюра и вдруг порывисто отскакивает – из глубины колодца с воем и гулом вздымается бушующий столп пламени. Алые трепещущие языки огня рвутся к холодным синим небесам.

Вампир с саркастической улыбкой валится на спину. Красные блики играют на его мертвенно-бледном лице, которое исполнено почти человеческого отчаяния и боли, но запёкшаяся рана, разворотившая щёку, обнажает дикий оскал хищника.

И вот сквозь треск и гуд огненной стихии до него долетают какие-то другие звуки: что-то глухо ударяет по камням. Громов настороженно прислушивается, его звериное лицо мгновенно преображается, скрывая боль и смятение под маской ледяного спокойствия. До зубовного скрежета сжав челюсти, он поспешно и почти беззвучно отползает в сторону от лестницы так, чтобы бушующее в центре площадки пламя скрыло его от глаз поднимающегося на башню.

А между тем внизу скрипит дверь, и отчетливо звучат чьи-то шаги, тяжело ступающие по ступеням. Сбивчивое дыхание с одышкой, неразборчивое бормотание и какой-то пластиковый стук. Громов опасливо выглядывает из-за прикрывающего его пламени: на площадке появляется худощавая фигура в чёрном одеянии католического священника. Лицо залито потемневшей кровью, слипшиеся пряди волос стоят дыбом на непокрытой голове. Отец Пельграм тащит за собой, держа за ноги, два манекена, изображающие средневековых жителей замка. Их головы, уже порядком побитые, подскакивают, стукаясь о ступеньки с характерным звуком.

Взойдя на площадку, преподобный не обращает ни малейшего внимания на бешено пылающую завесу огня. Он деловито прислоняет кукол к стене, а сам неуклюже, но с бесстрашием безумца влезает на каменный парапет. По очереди подхватывает он за ноги пластиковых истуканов и, хорошенько размахнувшись, швыряет одного за другим в синеву сходящей на нет ночи. Куклы с жалобным свистом, причудливо кувыркаясь в воздухе, летят над заснеженным двором в сторону озера. Священник провожает их вдохновенным напутствием:

– Svobodna sta! Svobodna! Proč od tega prekletega kraja! Sta rešena! (Вы свободны! Свободны! Бегите из этого проклятого места! Вы спасены!)

Срывающийся голос разлетается над безлюдным пейзажем. Святой отец поднимает лицо к небу и разводит в стороны дрожащие руки. Колени его подгибаются, как будто он хочет преклонить их для молитвы, но край стены слишком узок для этого, и священник вот-вот рухнет вниз с тридцатиметровой башни.

Чёрный вихрь проносится за спиной отца Пельграма, сбивает с ног и увлекает за собой вниз по крутым башенным ступенькам. Кубарем скатываются по лестнице два переплетенных тела и падают к тяжелой деревянной двери, ведущей в замковый коридор. Вампир склоняется над потерявшим сознание мужчиной и, разорвав его одежду, лихорадочно вгрызается в шею, в бледно-розовую кожу там, где её не запятнала чужая кровь.

***

Бэла гонит на снегоходе по широкой пустой дороге. Мимо проносятся тёмные силуэты растущих по обочинам деревьев. Снег прекратился, а в разрывах облаков мелькает золотистая луна. По белой колее перед снегоходом бежит луч желтоватого света, и от этого темнота вокруг кажется ещё более неуютной и холодной.

Внезапно внимание Бэлы привлекает яркие фары чёрного внедорожника, стоящего почему-то нараспашку внизу у дорожной насыпи, вплотную к оголенным ветвям придорожных деревьев. Она останавливается, заглушив мотор, и на нее обрушивается шквал энергичной музыки, несущейся из брошенного авто.

Съехав по заснеженной насыпи к машине, Бэла наконец замечает неподвижные окровавленные тела: одно лежит прямо на снегу недалеко от машины, ещё три безжизненно скрючились в салоне. Не теряя времени, она проверяет у каждого пульс. При виде разодранных в клочья гортаней у двоих, закоченевших в неестественных позах на автомобильных сиденьях, Бэла судорожно вздрагивает и невольно поправляет шарф на своей шее. В итоге с безнадёжным вздохом она выключает бодрую музыку в салоне разбитой машины и, мрачно нахмурившись, карабкается обратно на дорогу. Некоторое время она медлит, словно раздумывая, а потом шепчет себе под нос: «Чёрт! Надо спешить. Надеюсь, не заблужусь».

Снегоход срывается с места. Бэла напряженно следит за обочиной, и, как только между деревьями открывается просвет, она сворачивает с дороги. Удачно съехав вниз, она выруливает на узкую тропинку, где ей приходится маневрировать между выныривающих из темноты стволов. Но её старания вскоре окупаются – деревья остаются позади, и разогнавшийся снегоход стрелой летит с невысокого берега на гладь замерзшего озера. А спустя пару минут из-за горизонта показывается далекий контур замка, залитый светом прожекторов.

***

Бэла останавливает снегоход у открытых замковых ворот. Фонари ярким светом выстилают путь во двор. Соскочив на землю, она поднимает глаза на верхушку башни, словно надеется увидеть там какой-то ей одной понятный знак. Над замком высится прояснившееся морозное небо. Ещё темно, но ночь уже на исходе. Серебристый осколок луны покоится в мягком сиянии прямо над величественной башней. Набрав полную грудь воздуха, Бэла решительно входит в ворота.

Замок встречает её гробовой тишиной. Гулко разносится звук её шагов по пустым, но хорошо освещенным коридорам. Бэла не задерживается на этажах, не пытается осмотреть многочисленные закутки и закоулки, она сразу направляется на башню, ускоряясь на ходу. Наконец она добегает до двери ведущей на башенную лестницу, но дверь почему-то никак не открывается. Замка в ней нет, а засов отодвинут. Бэла настойчиво и нетерпеливо бьется в дверь плечом и, не выдержав, зовет:

– Драган! Ты здесь?

И сейчас же упрямая дверь поддается и медленно со скрипом приоткрывается на несколько сантиметров. В образовавшуюся щель Бэле видна мужская фигура, обессиленно привалившаяся к стене рядом с дверью. У ног серебрится запятнанный чёрной кровью меч. Низко опущенная голова, тёмные с проседью волосы, наполовину закрывающие бородатое лицо. Коротко ахнув, Бэла с усиленным энтузиазмом принимается энергично толкать неподатливую дверь, пока щель не становится достаточно широкой, чтобы она могла протиснуться.

Вырвавшись наружу, Бэла тут же падает на колени рядом с безмолвно сидящим вампиром. Она склоняется всё ниже и ниже, пытаясь заглянуть ему в глаза, но, очевидно, потерпев, неудачу, нерешительно протягивает руку и притрагивается к едва заметной за прядями волос щеке:

– Драган, ты ранен? – совсем тихо и тревожно спрашивает Бэла.

Ответа нет, и Бэла замирает. Её расширившиеся глаза становятся почти чёрными от охватившего её ужаса. Но в этот миг рука вампира вздрагивает. Бэла шмыгает носом и торопится проглотить подступившие слёзы. Схватив сидящего за плечи, она изо всех сил хорошенько встряхивает его.

Вампир, словно утопающий, хватается за руку девушки и медленно поднимает голову. Волосы закрывают его глаза. Невнятный шёпот:

– Помоги...

Бэла с готовностью сжимает его ладонь:

– Да! Да!

Он пытается встать, неловко опираясь о стену спиной и отталкиваясь ногами, но продолжает соскальзывать. Бэла, не дожидаясь новой просьбы, подставляет плечо и подхватывает вампира за торс. Через пару секунд с помощью Бэлы ему удается подняться на ноги. Неуклюже согнувшись, навалившись на плечо Бэлы, он делает пару неверных шагов и останавливается. Из его бескровных губ вылетает еле слышное:

– Наверх...

Бэла, тяжело дыша, изо всех сил тащит на себе поникшее тело. Осторожно, не спеша преодолевают они ступеньку за ступенькой. Звенит, ударяясь о камни, серебряный меч, повисший в обессилевшей руке вампира. Кажется проходит целая вечность к тому момент, когда они наконец добираются до вершины башни.

Вампир соскальзывает вниз на заснеженный пол смотровой площадки. В центре башни гудит и полыхает пламя, вырывающееся из колодца подъёмника. Бэла бледнее обычного, лоб и виски покрыты потом. Переводя дыхание, она с нескрываемым волнением окидывает взглядом следы недавней битвы: тут и там, словно запёкшиеся раны, мрачно выделяется обширные чёрные пятна на серебристом покрове снега, расцвеченном трепетными бликами огня.

– Что случилось? Где он?

Вампир не отвечает, неподвижно уставившись в пустоту перед собой. Бэла обеспокоенно поворачивается в его сторону и присаживается рядом:

– Драган? Ты меня слышишь?

До нее долетают тихие, как шелест снега, слова:

– Помоги мне... Надо прыгнуть...

Бэла озадаченно завершает фразу за него:

– Спрыгнуть с башни? Мне?

Слабый голос:

– Доверься мне... Нужно прыгнуть...

Бэла пытается поймать его ускользающий взгляд:

– Но...

По-прежнему негромко, но твёрдо хрипловатый голос повторяет:

– Ты приехала, чтобы помочь... Помоги...

Прикусив губу, девушка поднимается и неуверенно мнется на месте, сунув руки в карманы и поёживаясь, словно внезапно озябнув.

– Ты прав, – произносит она наконец и горько усмехается, – Вот это «ночное рандеву»!

Вампир лишь молча качает головой. А Бэла подходит к стене и напряженно глядит вниз. Лёгкий ветер развевает рыжие пряди её волос.

– Что ж, как говорила Катарина, «мортэ акцепта...», э-э-э как там дальше? – дрогнувшим голосом выговаривает девушка.

– Мортэ акцепта, рэгрэдиар, – подсказывает вкрадчивый шёпот.

Бэла набирает полную грудь воздуха и, приподнявшись на носочках, пытается взобраться на высокий парапет. Ей удается взгромоздить на каменный край лишь одно колено. Замерев в неудобной позе, с виноватым выражением лица она смотрит на сидящего рядом:

– Я... Дай мне руку...

Собравшись с силами, её спутник привстает и протягивает девушке раскрытую ладонь. Бэла поспешно хватается за нее, и вдруг вампир пронзительно вскрикивает и, отпрянув, валится на пол. На ладони его единственной руки разрастается чёрный ожог – в снег сыплется горстка серебрящихся в лунном свете патронов. Разметавшиеся по плечам светло-русые волосы обнажают разодранную щёку. И тут же в обезображенное раной лицо летит густое облако порошка – это Бэла, не теряя ни секунды, вытряхивает на Громова содержимое флакончика, подаренного ей когда-то Драганом. Она так яростно трясет склянкой, что при очередном замахе та, выскользнув из пальцев, перелетает через стену и теряется где-то в ночи.

Взревев от боли, вампир перекатывается со спины на живот, зарываясь в прохладный снег. А Бэла тем временем благоразумно отбегает подальше от беснующегося врага. В этот миг за её спиной из воздуха материализуется Драган. Бесшумной стрелой он проносится через площадку, но Громов встречает его во всеоружии. Даже не поднявшись с пола, он искусно отбивает обрушившийся на него меч и ударом ноги ловко отталкивает противника. От мощного толчка Драган на мгновение теряет равновесие и задевает краем рукава огненную ловушку.

Пламя незамедлительно охватывает жадными языками всю руку, отвлекая внимание Драгана. Пользуясь этим, Громов в одном ожесточенном рывке поднимается и выбрасывает меч вперед – его острие вонзается сопернику в живот. И тот, отчаянно застонав, размашисто отбивается горящей рукой. Удар приходится прямо в лицо Громова. Он роняет меч и прижимает единственную руку к обожженной коже.

Стоящая в стороне Бэла, беспокойно кусая губы, следит за драматичным поединком. В момент ранения Драгана она гневно вскрикивает, а затем начинает напряженно шептать:

– Катарина! Катарина! Где же ты? Он же убьет его!

Громов не спеша отнимает руку от почерневшего лица. Соперник, стоящий всего в паре шагов от него, уже вооружился вторым мечом, но холодный взгляд Громова скользит по нему с презрительным равнодушием. Драган делает осторожное движение в направлении врага, и тот так же осторожно отступает.

Утро

Раненые, истекающие кровью противники безрезультатно кружат по смотровой площадке, как будто надеясь вымотать друг друга. Снег под их ногами окончательно утрачивает свой первоначальный вид, превратившись в чёрное рыхлое крошево. Небо над замком становится всё прозрачнее, побледневший осколок луны вот-вот растает в морозном воздухе забрезжившего утра. Пламя, вздымавшееся из каменного колодца, теперь лишь украдкой выглядывает слабыми желтоватыми язычками.

Громов, взглянув на выцветшую синеву высокого неба, беззвучно ругается, а затем делает внезапный рывок в сторону застывшей у стены Бэлы. И Драган, метнувшийся наперехват, обманут хитрым маневром – враг отвлекает его ложным движением, а сам мгновенно меняет направление и вскакивает на бордюр в центре площадки.

– Я убью тебя в следующий раз, сынок! – саркастически изрекает Громов.

Губы Драгана кривит злая досада. Он стоит слишком далеко, чтобы успеть остановить ускользающего врага. Дрожащая от нервного напряжения Бэла не сдерживает крика:

– Катарина!

И пламя в колодце вспыхивает с новой силой. Громов, в последний момент соскочивший с каменного края, с невыразимым ужасом смотрит на выросшую перед ним стену огня. Из этой жаркой, бушующей стихии к нему сходит женщина. Высокая, стройная, с царственной осанкой горделивых плеч. Она облачена в средневековое красное платье, лёгкий полупрозрачный покров лежит на её тёмных косах. Её тонкие губы вздрагивают:

– Тъı нє ѹбиѥши мои съıнъ, (Ты не убьешь моего сына.) – её негромкая речь звучит как пение.

Не в силах преодолеть оцепенение, Громов может лишь безмолвно и беспомощно наблюдать, как, приблизившись к нему, разгневанная Катарина легко проникает своей призрачной рукой в его плоть. Её кисть погружается в грудь вампира, и жестокая судорога сотрясает его тело. Дикий крик, перекрывая гул ожившего пламени, летит над заснеженным сонным пейзажем зимнего утра. В глубине вампирской груди под рукой неумолимой Катарины теплится и трепещет что-то алое, от чего его чёрные раны начинают кровоточить с новой силой.

– Тъı нє ѹбиѥши мои съıнъ, (Ты не убьешь моего сына.) – ещё тише и мелодичнее повторяет призрак, – А овъгда възвєди очи къ нєбєси! (А сейчас подними глаза к небу!)

Вампир, словно пойманная букашка, дрожит и дёргается под бесплотной рукой Катарины, издавая нечеловеческие вопли. В конце концов его нечленораздельный рёв оформляется в жалкую мольбу:

– Отпусти! Прошу, прошу, отпусти меня!

Но гнев Катарины неумолим:

– Възвєди очи къ нєбєси! Твоє сьрьдцє в огнь вмєтомо бѫдєтъ. (Подними глаза к небу! Твое сердце отправится в огонь.)

С каждым мгновением алое трепетание в груди её жертвы разгорается всё сильнее, словно вторя бешеной пляске пламени, которое чудовищным факелом полыхает посреди башни. А мстительный призрак продолжает безжалостно сжимать сердце вампира в своей огненной ладони.

И тогда, обезумев от пытки, Громов переводит молящий взгляд на Драгана:

– Чего она хочет?

– Увидеть, как сгорит твое сердце, – ледяным голосом отвечает ему тот.

Стоящая за его спиной Бэла настолько ошеломлена происходящим, что кажется, даже не дышит. Её остекленевшие немигающие глаза жутко расширены, а побелевшие пальцы вцепились Драгану в плечо.

– Хорошо! Хорошо! Я согласен! – разносится хриплый, срывающийся крик, и Катарина убирает руку.

Обреченный вампир падает на колени и пару секунд медлит, опустив голову, затем обводит всех помутневшими глазами и, встретив властный взгляд Катарины, медленно поднимается на ноги.

– Ты забыл родной язык, ты забыл своё имя, свой род, своего отца. Ты всех предал. А теперь предал и себя, – презрительно и жёстко цедит сквозь зубы Драган.

Подойдя вплотную к огненному столпу, Громов холодно отвечает:

– Я мертвец. У меня ничего этого нет. И самого себя нет. Меня нет, – и кинув пронзительный взгляд на одержавшего победу соперника, злорадно добавляет: – И ты тоже мертвец...

С этими словами он ныряет в пламенеющий колодец, и огонь так быстро пожирает его, что даже лёгкого стона не доносится до стоящих наверху. В тишине нарождающегося дня лишь гудит, потрескивая, алое пламя.

***

Медленно, почти незаметно костер, пылающий над каменным колодцем, меняет свой цвет: огненно-багровый, бледнея, перерождается и переходит в жарко-оранжевый, затем в лучезарно-жёлтый и наконец в сияющий белый. И пройдя сквозь самое сердце белого сияния, на почерневший от крови снег спускается призрак Катарины. Её красное платье, тёмные косы, карие глаза резко выделяются на фоне ослепительно-белого пламени. Но вот все цвета, словно притянутые магнетической силой, один за другим слетают с нее, растворяясь в очистительном огне, и она становится живым сгустком белого света.

Уже не разглядеть черт лица, но голос всё ещё звучит: «Кънѩѕь Нєваръ имѣаше три съıнъı да ѥдинъ приблѫдєнъ вънѹкъ без имєнє...» (У князя Невара было три сына и один приблудный внук без имени...) Звучит как мелодичный шёпот или пение. Сноп света проходит сквозь застывших в безмолвии Бэлу и Драгана. Они не успевают оглянуться, как призрачное сияние, затрепетав, сливается с белёсой изморозью, висящей в стылом воздухе, с гаснущим рожком прозрачной луны, с укрытой серебристым снегом далью. А песня, распавшись на шорохи и шелесты, разлетается на невесомых крыльях утреннего ветра.

Бэла и Драган разом опускаются на пол смотровой площадки. Перед ними вновь пляшут ярко-красные языки пламени. Бэла прижимается спиной к каменной стене и, прикрыв воспаленные глаза, делает несколько глубоких размеренных вдохов. Осунувшееся лицо выдает крайнюю степень усталости. Тени, залёгшие у глаз и носа, прибавляют ей лет.

Драган между тем задумчиво рассматривает рану на животе, а затем обводит напряженным взглядом смотровую площадку. Поодаль валяется его куртка, рядом с ней – рюкзак. Пристально глядя на него, Драган словно бы решает что-то для себя и в итоге, обессиленно откинувшись назад, как и Бэла, наваливается спиной на стену.

– Ты всё-таки спрыгнул с башни? Что там было? – слышится слабый голос Бэлы.

– Трудно объяснить. Это как бы изнанка мира, – глухим, но ровным голосом отзывается Драган.

– Ад?

– Нет, это другое.

– А можно посмотреть? – Бэла открывает глаза и поворачивается в сторону Драгана. А тот смотрит в небо:

– Ночь кончилась, теперь туда не попасть.

– Ладно, – огорченно произносит Бэла, – Ну, может, завтра ночью...

– Человеку в одиночку туда не попасть, – ледяным тоном отрезает Драган.

Неумело скрывая разочарование, Бэла всё-таки интересуется:

– Зачем же тогда он хотел, чтобы я спрыгнула?

– Если бы ты прыгнула, я бы увидел это с той стороны. Хотел меня выманить.

Наконец он переводит взгляд на Бэлу. Хотя тёмные пряди волос частично скрывают рану, всё равно лицо его выглядит жутко: одна половина настолько бледна, что почти не отличается цветом от свежевыпавшего снега, а другая – залита густой чёрной кровью, под маской которой Драган ещё меньше похож на человека, чем Громов с разорванной щекой.

– Спасибо, – произносит он, глядя Бэле прямо в глаза, на что она отвечает кратким кивком и опускает голову.

– И ты узнала обо всем этом из снов?

– Ну-у, как мне объяснили, это были не совсем сны. В общем, Гром, сам того не подозревая, дал мне подсказки.

Драган глубокомысленно качает головой, глядя в пустоту перед собой. Бэла бросает на него нерешительный взгляд:

– Он готов был убить тебя, хотя знал, что ты его сын.

– Обоюдно, – отрешенно добавляет вампир.

– Но ты ведь...

Драган не дает ей закончить фразу:

– Я знал, узнал, когда в первый раз попал на теневую сторону, – он снова обращает к Бэле свой взгляд, и пронзительный блеск его безжизненного зрачка лишь подчеркивает жестокость слов.

Бэла задумчиво:

– Но ты ничего не писал об этом.

– Кажется, да. Но я писал из малодушия. О том, что стыдно было забыть и нестерпимо помнить. А то, что питает мою ненависть, всегда остается при мне.

Бэла некоторое время удрученно молчит, видимо, подавленная беспощадной холодностью сказанного. Однако, поколебавшись, она несмело спрашивает:

– А Катарину ты не вспомнил?

Он отвечает не сразу:

– Нет... Единственная семья, которую я помню, это мой дед, точнее двоюродный дед.

Бэла с волнением поясняет:

– А я догадалась по твоим глазам...

Не дослушав, Драган усмехается:

– Надо же, глаза выдают мои тайны! Что ж, одного уже нет, значит, тем лучше.

– Было лучше с двумя, – осторожно вставляет Бэла.

– Быстро же ты меняешь свое мнение! – саркастически замечает Драган.

– Что?! – незамедлительно возмущается девушка, но сейчас же припоминает: – А! Тогда я разозлилась. И у меня была причина!

– Да, ты разозлилась, потому что узнала, что я питаюсь человеческой кровью и моими стараниями умерли многие тысячи человек, – услужливо поясняет вампир, и в его холодном взгляде вспыхивает злая ирония.

– Для чего ты всё это говоришь? – Бэла явно растеряна, – По-твоему, это смешно? Забавно?

– Да, лицемерие в какой-то степени забавно, – небрежно бросает Драган.

Бэла уже не опирается расслабленно о стену башни, от волнения она вся подается вперед:

– Это не лицемерие, это... это просто...

– Это позёрство, – спокойно подсказывает вампир, хладнокровно наблюдая, как его собеседница выходит из себя.

– Ну, знаешь! По-твоему, я должна продолжать тебя ненавидеть?! – говорит она с каким-то яростным недоумением.

Драган пожимает плечами:

– Ненавидеть или хотя бы недолюбливать, всё честнее, чем расточать комплименты. Но может быть, ты как типичная посредственность не видишь противоречия между своей вчерашней истерикой и сегодняшними любезностями.

Бэла настолько взбешена, что не может просто сидеть. Поскальзываясь на снегу, она неловко поднимается на ноги и тихо, но зло уточняет:

– Типичная посредственность?

– ТП, – охотно подтверждает он, ничуть не обеспокоенный её реакцией.

Отойдя чуть в сторону, она нервно трясущимися руками достает телефон, жмет на кнопку вызова рядом с именем Паши и, прижав аппарат к уху, бросает на Драгана полный ненависти взгляд:

– Интересно, а как Даниель отнесется к тому, что ты, оказывается, презираешь тех, кто пытается понять тебя и вести себя с тобой по-человечески? А он-то готов жизнью пожертвовать, чтобы произвести на тебя впечатление. Но даже если бы он погиб, ты бы, наверное, ничего не почувствовал, пожал бы плечом и назвал его позёром, да?

Бэла снова жмет на кнопку вызова и, отвлёкшись на телефон, не замечает, как в ответ на её слова Драган стискивает зубы. В его взгляде мелькает тень боли:

– Интересно, а что ты чувствуешь, если кто-то страдает по твоей вине? Или погибает? Готова выколоть себе глаза, отрезать язык, вырвать сердце, да?

Девушка глядит на него с напряженным непониманием:

– И кто же пострадал по моей вине?

И тут её, видимо, осеняет догадка. Она смотрит на экран телефона, где всё ещё высвечивается надпись «Паша». В ответ на вызов слышатся только бесконечные длинные гудки. Не дожидаясь окончания гудков, Бэла судорожно жмет на сброс и опять на вызов, скороговоркой повторяя: «Чёрт! Чёрт! Чёрт!» И когда очередной звонок обрывается ничем, она уже не сдерживает эмоций и ревет в голос: «Чё-о-о-рт!» – в бессильной ярости швыряя телефон о каменную стену. «Чёрт! Гадство! У него ведь даже никого нет, кроме этой блядской Вики! Всем будет плевать! Паша! Паша! А-а-а!» – окончательно потеряв самообладание, Бэла срывается на крик.

Не в силах стоять на месте она бессмысленно мечется по площадке. В какой-то момент, споткнувшись о рюкзак Драгана, она задевает огненную ловушку, которая всё ещё полыхает посреди башни. Её волосы мгновенно загораются, но что-то, мелькнув чёрной тенью за её спиной, тут же их гасит. Это Драган, молниеносно вскочив с пола, сбивает огонь с рыжих прядей, притянув Бэлу к своей груди. Её спина, плечи, затылок прижимаются к его телу, повинуясь силе его рук, держащих её и крепко, и бережно. На его изуродованном лице отражается какая-то новая невыразимая мука. Его окровавленные губы находятся лишь в паре сантиметров от её волос. На краткий миг он касается их и сразу же отстраняется. Всё это длится лишь два-три мгновения – Бэла поспешно и гневно вырывается из объятий вампира, и обращает к нему посеревшее от горя лицо.

– Почему? Почему нельзя повернуть всё назад?! И никогда-никогда тебя не встречать! – в тихом отчаянии шепчет она.

Драган, осторожно опустив руку в карман её куртки:

– Зато ты можешь уничтожить меня. Прямо сейчас, – достает деревянный кол и с вызовом вкладывает его в ладонь Бэлы.

Выжидательный взгляд на непроницаемом лице, но Бэла не поддается на провокацию.

– Да пошел ты!..

Она устало и равнодушно опускает руку, роняя оружие на пол, и, не оборачиваясь, уходит.

Драган удовлетворенно наблюдает, как, медленно спускаясь по лестнице, девушка постепенно исчезает из виду. Вот, взметнувшись, мелькают развеваемые ветром волосы, а дальше только звук шагов по каменным ступеням. Прислушиваясь к этому лёгкому глухому стуку, он горько усмехается. Дважды протяжно-жалобно скрипят петли, решительно хлопает тяжелая деревянная створка, но и сквозь закрытую дверь до вампира долетает слабеющий шум – Бэла идет по замковому коридору. Идет и плачет, почти беззвучно, глотая слёзы.

***

Доктор Пеклич едет в серебристом внедорожнике по тёмной дороге. Его озабоченное лицо выглядит утомленным. Усталый и немного потрёпанный вид ему придает и проступившая на подбородке щетина. За окнами автомобиля раскинулись пустынные заснеженные поля, лишь порой где-то вдалеке мелькает и тут же исчезает неясный огонек. Снег больше не идет. Только последние неторопливые снежинки изредка попадают в свет фар. А на небе уже проклюнулась желтоватая луна.

Автомобиль поворачивает и выезжает к холму, у подножия которого поперёк дороги стоит синий Пежо. Передние колеса увязли в глубоком снегу обочины. Поравнявшись с Пежо, доктор резко тормозит и быстро выскакивает из машины. На побледневшем лице доктора ясно читается тревога. Освещенный салон синего автомобиля кажется пустым. Мужчина спешит заглянуть в окно и тут же отшатывается.

Под рулем виднеется белокурая девичья головка. Только макушка. Девушка в странной позе сжалась на полу. Наконец, совладав с чувствами, доктор открывает переднюю дверцу автомобиля со стороны водителя и склоняется над неподвижным телом. Легко, словно боясь навредить, он касается поникших плеч:

– Špela, moja punčka, me slišiš? (Шпеля, девочка моя, ты меня слышишь?)

Доктор напряженно прислушивается к тишине, устремив на девушку полный отчаяния взгляд.

– Daj, dragica, vstani. Pomagal ti bom, (Давай, милая, поднимайся. Я помогу.) – мягко и ласково пытается он вытащить её из салона, но добивается лишь того что сам падает в снег.

Его руки, перепачкавшись в крови, соскользнули с плеч Лизы, и он потерял равновесие. С диким ужасом он глядит на свои окровавленные ладони и снова бросается к открытой дверце. Теперь он уже тянет девушку изо всех сил, но результата нет. Внезапно его отвлекает телефонный звонок: на пассажирском сиденье рядом с водителем брошен телефон. На экране горит имя «Kathelen» (Кэтлин), а на его фоне видна фотография, сделанная, очевидно, в салоне Пежо. Доктор берет телефон и, машинально надев очки, сбрасывает звонок, а затем с болезненным вниманием рассматривает фото. Двое, обнявшись, смотрят в камеру: светловолосая девушка с янтарными глазами и человек в перепачканной чёрным одежде, выше плеч у которого пустота.

Ошеломленный мужчина, продолжая невидящим взглядом смотреть в телефон, выпрямляется и отходит от автомобиля. Его механически движущееся тело и помертвевшее лицо, кажется, уже не принадлежат ему. Откуда-то доносится до него шум едущего автомобиля, но он никак не реагирует на это. Он словно бы провалился в другую реальность, бросив бренную оболочку саму решать для себя, как же дальше существовать в этом бессмысленном мире. Грузная мужская фигура, медленно и бесцельно переставляя ноги, всё дальше уходит от дороги.

За спиной доктора вдруг раздается чудовищный визг тормозов и оглушительный грохот удара. Неуклюже обернувшись, доктор успевает увидеть три автомобиля: серебристый внедорожник, чёрный пикап и спрессованный между ними Пежо. И сейчас же что-то гулко лопается, ослепительно вспыхивает, отражаясь огненными бликами в стёклах очков. И прямо из взметнувшегося огня в голову мужчины летит автомобильный диск. Доктор бесшумно валится в снег, а между тем все три машины охватывает пламя.

***

Придя в себя, доктор касается кровоточащей ссадины на лбу, которая уже успела вздуться и посинеть по краям. Очков, нет – они, видимо, слетели, когда он упал. Встав на ноги и окинув мимолётным взглядом почерневшие остовы машин, доктор решительно выбирается на дорогу. Небо всё ещё тёмно-синее, но луна уже засеребрилась. Преодолевая дрожь в ногах, доктор взбирается на холм. Перед ним расстилается дорога, огибающая озеро, и где-то вдалеке в желтоватом зареве искусственного света вырисовывается замок. Неверной походкой, то и дело спотыкаясь и поскальзываясь, доктор направляется к замку.

***

Минуя брошенный снегоход он входит в ворота замка. Луна уже совсем побледнела. Огни мощных прожекторов, казавшиеся такими яркими, теперь с отступлением ночи светят всё тусклее. Костры в металлических бочках давно выгорели и погасли. Доктор оглядывает двор и прислушивается. Вокруг как будто бы никого. В тишине раннего утра лишь звонко поскрипывает под ногами снег.

Пожилой мужчина начинает обходить замок, минует административный корпус и упирается в парковку, где оставлен только серый Шевроле. Возвращается. В одном месте под стенами замка чернеют следы остывшего кострища. Ветер понемногу сдувает лёгкий пепел с немногочисленных мелких углей, разбросанных среди потемневших серебряных кольев.

Раздавив ботинком уголек, доктор останавливается. Поблизости он замечает засаду. На дне ямы, которую, видимо, покинули в спешке, валяется несколько припорошенных снегом, сломанных стрел и забытый кем-то бинокль. Пожилой мужчина не ленится спуститься и осмотреть стоящие в яме ящики, но они оказываются пусты. Прихватив бинокль, он тяжело вылезает из засады и некоторое время просто лежит на снегу, переводя дыхание.

Где-то неподалёку раздается звук открывающейся двери, а затем – размеренный скрип снега. Кто-то неторопливо приближается к лежащему на земле доктору Пекличу. Внезапное испуганное «Ой!», и шаги явно ускоряются. Через несколько секунд над мужчиной склоняется бледное лицо Бэлы. Припухшие от недавних слёз глаза смотрят с участием и беспокойством.

– Доктор, что с Вами?

– Просто устал, – отвечает он ей бесцветным голосом и пытается подняться.

С помощью Бэлы он в конце концов встает на ноги и мрачно смотрит на замок. А Бэла с тревогой рассматривает свежую ссадину на лбу доктора:

– У Вас рана. Надо обработать.

Но собеседник или не слышит, или намеренно не обращает внимания на её слова.

– Господин Перилл расправился с вампиром? – в его тоне звучит какая-то холодная металлическая нотка – то ли ненависть, то ли боль.

– Да, то есть нет, то есть... – девушка окончательно запутывается, встревоженная странным видом доктора.

Тот смотрит мимо нее и многозначительно кивает головой:

– Так я и думал. Господин Перилл на это не способен. Вампир сбежал?

Бэла напряжено сдвигает брови, очевидно, раздираемая двумя желаниями: либо поскорее объяснить ситуацию, либо первым делом расспросить доктора о том, что же он «так и думал».

Её сомнения обрывает резкий окрик:

– Ну! Где же он?

Девушка даже вздрагивает от неожиданности:

– Он... его здесь нет, – отвечает она с запинкой – доктор явно начинает её пугать.

– А господин Перилл?

Бэла не успевает ещё ничего сказать, как собеседник вдруг наклоняется к ней и, заглядывая в глаза, угрожающе тихо произносит:

– И не думайте его покрывать. Я давно подозревал, что он использует Вас в своих интересах. Теперь это подтвердилось.

Бэла невольно отступает.

– Что Вы несете?! Что подтвердилось? – эмоционально спрашивает она

Доктор Пеклич, нисколько не удивленный такой реакцией, презрительно кривит рот:

– Госпожа Ковач сказала мне. Вы примчались сюда помогать ему спасти своего хозяина.

Бэла в полнейшем недоумении отчаянно трясет головой:

– Она не могла такого сказать! Или она не поняла...

Мужчина опять подступает к ней:

– Она не поняла? Тогда Вы объясните мне, как вышло, что вампир опять спасся? – и очевидно считая это риторическим вопросом, доктор сейчас же продолжает свою гневную отповедь: – И Вы, и Господин Перилл, вы оба – безвольные рабы этого древнего упыря. Ну, Вас можно понять и простить. Вы стали его жертвой и находитесь в психологической зависимости от него. Не завидую Вашей участи. Скорее всего, Вас ожидает психиатрическая клиника.

Бэле наконец удается вклинится в поток обличительной речи:

– Это всё какая-то чепуха! И никто тут не раб! А Драган...

Но доктор не дает ей закончить:

– Господин Перилл добровольно выпил кровь вампира и стал его вечным слугой! – грозно гремят его слова, а в чёрных глазах вспыхивает ярость. – Да! Я сразу начал подозревать что-то неладное. Но когда после его укуса я не почувствовал соответствующих симптомов, всё встало на свои места. У него нет своей силы. Вся его сила принадлежит хозяину.

Бэла, не зная, как ещё достучаться до обезумевшего доктора, вцепляется обеими руками в его пальто и пытается встряхнуть не обращающего на нее внимания собеседника.

– Да послушайте же меня, наконец! Драган не пил кровь вампира! И Грома больше нет, он сам себя уничтожил! – кричит она, срывая голос.

Видимо, смысл сказанного доходит до доктора, но он не убежден:

– Уничтожил себя? Где?

– На башне, – поспешно отвечает Бэла.

И в ответ мужчина ядовито усмехается:

– Что же, взглянем на останки!

Пытаясь удержать несговорчивого оппонента, Бэла ожесточенно дёргает его за пальто:

– Нет, подождите, я Вам объясню!

Но, очевидно, не желая слушать никаких объяснений, он отталкивает её руки и торопливо поворачивается. Бэла, попятившись от толчка, теряет равновесие на краю засады и соскальзывает на дно ямы.

– Эй! Доктор Пеклич, постойте! – зовет она, судорожно пытаясь выбраться наружу, но снова и снова соскальзывая.

А мужчина уже скрылся за стеной замка.

***

Бэла настигает доктора только на смотровой площадке. Не успев отдышаться, она было бросается к нему с объяснениями, но встретив жёсткий взгляд его чёрных, кипящих яростью глаз, невольно отступает.

– Здесь никого! – мрачно констатирует он, для наглядности раскинув руки и обведя взглядом залитую тёмной кровью площадку.

Из колодца подъёмника поднимается лёгкий дымок и растворяется в посветлевшем небе. Рядом с невысокой каменной кладкой нелепо топорщится обуглившийся остов крышки.

Бэла осторожно приближается к чернеющему проёму и, стараясь не упускать из виду доктора, бросает быстрый взгляд в глубину каменного мешка.

– Вы солгали мне! – гневный тон снова заставляет Бэлу вздрогнуть.

Но в этот раз она быстрее справляется с волнением и сразу переходит к главному:

– Гром прыгнул в огненную ловушку, – подкрепляя свои слова выразительным взглядом и жестом в сторону дымящегося колодца, – Вот сюда. Он уничтожен. Разве Вы сами не видите: следы огня, крови, следы борьбы?

Голос её хоть и дрожит от неровного частого дыхания, но слова звучат вполне уверенно. Она устремляет на оппонента открытый ясный взгляд. Однако доктор не спешит менять свой настрой. Презрительно кашлянув, он холодно и высокомерно возражает:

– По-Вашему, я ошибаюсь? Господин Перилл, по-Вашему, храбро сражался с вампиром, а не помогал ему ускользнуть? Но отсутствие тела, скорее, говорит в пользу моей версии.

Бэла всё-таки теряет терпение и переходит на сбивчивую скороговорку:

– Да поверьте же мне! Говорю Вам: «Всё кончено!» Сами подумайте! Ваша версия... Если всё так, то почему?.. Почему Гром? Он не создал себе тысячи... миллионы рабов... За тысячу лет... А?

По тому, как доктор на мгновение отводит глаза и раздраженно хмыкает, очевидно, что он немного поколеблен в своей гневной уверенности:

– Если я неправ, то как объяснить мое хорошее самочувствие после укуса? А ведь прошло уже больше двенадцати часов! – тем не менее язвительно парирует он.

Бэла, видимо, чувствуя, что недоверие собеседника вот-вот будет сломлено, изо всех сил старается придать своему дрожащему голосу твёрдости:

– Тут может быть совсем другая причина, или много других причин. Просто Вы их не знаете. Вы считаете, что знаете абсолютно всё и никогда не ошибаетесь? А как тогда объяснить, что сегодня ночью я сама лично противостояла Грому и не почувствовала даже головокружения? А по Вашим словам, я, вообще, должна была умереть, как только он схватил меня.

Эта эмоциональная речь дается Бэле совсем не легко: пару раз голос предательски срывается и подводит дыхание. Она замолкает и смотрит на доктора с тревогой и надеждой. А тот озадаченно бормочет себе под нос:

– Позвольте, но... Это совершенно... Это просто исключено...

Белая, как кипень, старушка вздыхает и красноречиво поднимает кустистые брови:

– Naravno je ! Samo š e drug vampir lahko odstrani tak š no norostjo ... (Известное дело! От такого помешательства может избавить только другой вампир...)

Погрузившись в раздумья, доктор Пеклич отводит взгляд от собеседницы и отворачивается к башенной стене, где перед его глазами расстилается заснеженное озеро.

Вдруг он резко восклицает:

– Aja! (Ага!) – и припадает грудью к краю башенной стены.

Бэла, явно заинтересованная этим «Ага!», торопливо подбегает к доктору и становится рядом. В синеватых предрассветных сумерках мягко сияет снегом гладь замерзшего озера. Там рядом с тёмным прямоугольником проруби виднеются две человеческих фигуры. С такого расстояния невозможно разглядеть лица, а тем более услышать голоса. Но даже без звукового сопровождения происходящее внизу выглядит очень любопытно.

Один человек с мечом за плечами, облаченный во что-то странное, похожее на средневековое одеяние, держит под мышкой объемистый свёрток. Он склоняется к краю проруби, где, утопая в снегу, стоит на четвереньках и мелко дрожит, тряся светлой головой, другой – обнаженный человек. Видимо, он только что выбрался из ледяной воды. (Бэла непроизвольно вздрагивает, глядя на экстремального купальщика.) Одетый человек осторожно кладет руку на плечо замерзающего и, наверное, что-то говорит ему, а тот, резко повернувшись в сторону говорящего, неуклюже валится в снег – похоже, у него только одна рука. И тут на сцену выходит свёрток. Оказывается это одежда.

Доктор Пеклич снова изрекает свое «Ага!» и лезет во внутренний карман пальто, откуда достает найденный недавно бинокль. Наведя окуляры на людей копошащихся у кромки льда, он опять не удерживается от очередного «Ага!», но теперь оно звучит злорадно. Как только мужчина опускает бинокль на каменный парапет, прибором завладевает Бэла и, облокотившись о стену, подносит его к глазам.

Опустившись на колени, темноволосый мечник заботливо подает лежащему на снегу человеку сначала джинсы, потом свитер, потом тёмную зимнюю куртку. Однорукий, приподнявшись, принимает одежду с удивлением и замешательством, подолгу рассматривает каждый предмет и неуклюже надевает не без помощи бородача. К тому времени, когда дело доходит до ботинок, спасенный от холода мужчина впадает в окончательный ступор, и товарищу приходится в одиночку натягивать обувь на его окоченевшие ноги.

Увлекшись наблюдением, Бэла не замечает, как доктор Пеклич достает из кармана пистолет и патроны к нему, торопливо и неловко начинает заряжать оружие. От волнения у него всё валится из рук. В конце концов патроны оказываются на полу среди грязного снега, и он ещё некоторое время возится внизу, отыскивая их на ощупь в чёрном месиве.

Гремит выстрел. С такой силой, что кажется настоящим взрывом. От неожиданности Бэла резко выпрямляется и, заскользив на чёрном снегу, падает навзничь.

– Чёрт! – возмущенно кричит она.

И пока она пытается встать, доктор, секундой ранее выронивший пистолет, тоже выкрикивает ругательства, но с досадой и бессильной злобой. Пару раз он бессмысленно перегибается через край стены, словно надеясь, что упавшее с башни оружие можно вернуть силой взгляда. Бэла наконец поднимается на ноги, но доктор уже спешит вниз по башенной лестнице.

Ещё раз поскользнувшись и выругав себя, Бэла бросается за мужчиной. И когда она, кажется, уже может схватить его за рукав, перед её носом захлопывается дверь. Из-за двери до нее доносится лязганье засова. Бэла несколько секунд ожесточенно колотит по возникшей преграде кулаками, но никакого результата это не дает. Отчаявшись, она напоследок пинает дверь ногой и возвращается на смотровую площадку.

Девушка отыскивает глазами брошенный бинокль. Он упал на пол и, к счастью, не поврежден. Бэла торопится навести его на прорубь. Мужчины всё ещё там. Светловолосый корчится на снегу, уткнув лицо в колени и прикрывая затылок рукой. Темноволосый держит его за плечи, время от времени ободрительно встряхивая, но поза испуганного не меняется.

Отведя бинокль, Бэла пробует докричаться до людей на озере:

– Эй! Драган! Эй! – вопит она, срывая голос, и заодно машет руками над головой.

К удивлению Бэлы, мечник сейчас же поворачивается в её сторону. Приободренная, она продолжает кричать:

– К вам идет доктор Пеклич! Он очень зол! Хочет вас убить!

***

Драган на глади заснеженного озера. Он одет в средневековый костюм: длинная двойная туника, затянутая ремнем на поясе (на ремне ножны с ножом), свободные штаны с подвязками на икрах, мягкие невысокие сапоги. На плечо накинут рюкзак. За спиной серебрится рукоятка меча. Стоя рядом со спасенным им мужчиной, Драган внимательно выслушивает доносящиеся с башни слова и успокоительно поднимает в ответ ладонь, что должно означать: «Всё будет в порядке!». Он видит, как рыжеволосая девушка облегченно вздыхает и наводит на него бинокль. А Драган снова обращается к сидящему на снегу:

– Мѧ разѹмѣєши? Идѣмъ! (Ты меня понимаешь? Идем!)

В ответ светловолосый только сильнее сжимается.

– Torej, kaj zdaj? (Ну, и что теперь?!) – говорит Драган самому себе.

Голос его звучит спокойно, но лицо всё-таки выдает тревогу. Оглянувшись по сторонам, прислушавшись, он досадливо сжимает губы. Бросает взгляд на башню: Бэла рассматривает что-то во дворе замка.

Звук заводящегося автомобиля, шелест шин по хрусткому снегу, ровное рокотание мотора.

Подумав ещё пару секунд, Драган опускается на снег рядом с оцепеневшим мужчиной, садится бок о бок с ним и по-дружески кладет ему на плечи одетую перчаткой руку. Светловолосый поднимает голову. От мочки уха до середины левой щеки тянется неровно заживший шрам. Мужчина затравленно озирается и останавливает дымчато-серые глаза на лице Драгана, которое, видимо, вызывает у него противоречивые чувства. И действительно, сейчас это не самое приятное зрелище. Хотя кровь с лица уже стёрта, но зияющая пустотой глазница и разбитый висок выглядят настолько чудовищно, что кажется, лицо собрано из каких-то случайных чужеродных друг другу фрагментов и они вот-вот распадутся снова.

Челюсть светловолосого мужчины начинает нервно подрагивать, глаза краснеют. Сейчас в нем трудно узнать Громова, несмотря на то, что внешность его почти не изменилась. Прежнее худое лицо с высоким лбом, большие залысины, редкие русые волосы, короткая невзрачная борода. Правда, глаза по-человечески тёплые и беспокойные. И всё лицо подвижное, мягкое, пластичное, живое. Сейчас по нему пробегают тени его мыслей и чувств: страх, надежда, недоумение, мольба.

Бывший вампир закрывает глаза и, глубоко вздохнув, усилием воли останавливает охватившую его дрожь. Драган с пониманием похлопывает его по плечу и повторяет:

– Идѣмъ! (Идем!)

Громов коротко кивает, не глядя на своего спасителя, и, неловко балансируя одной рукой, встает. Драган следует за ним. Но тут со стороны замка к озеру летит надсадный рёв, который внезапно сменяется истошным визгом.

Светловолосый оторопело пятится, спотыкается, падает на спину, но, приподнявшись и сев, продолжает отодвигаться от того, что вселяет в него ужас, издавая нечеловечески пронзительный вой. А между тем на заснеженный лёд с невысокого берега слетает серый Шевроле и тут же резко тормозит. Съехав вниз, машина выталкивает с собой на гладь озера пару манекенов, один из которых одет в средневековый костюм, а другой полностью раздет. Они остаются лежать перед бампером, словно первые невинные жертвы безумного исступления. Не заглушив мотор, из машины выскакивает доктор Пеклич и несется к упавшему Громову, целясь в него из пистолета. Он даже успевает один раз выстрелить прямо на ходу, но пуля пролетают мимо цели. И тут оружие из его руки выхватывает Драган.

Пистолет летит в прорубь, а доктор, рванувшийся в сторону испуганно отползающего человека, получает подножку и кубарем летит в снег. Громов, видимо, поняв, что Драган намерен его защищать, замирает на снегу в неестественной напряженной позе, готовый в любой момент продолжить бегство. Его дыхание сбилось от пережитого ужаса. Его потерянный взгляд с тревогой и отчаянием мечется от одного предмета к другому, словно силясь уяснить, что же происходит вокруг.

Доктор Пеклич медленно поднимается из снега. На губе у него виднеется кровь – видимо, при падении он случайно её прикусил: пара густых капель успевает упасть на свежий снег. Седые волосы стоят дыбом, на лбу вздувается глубокая синеватая царапина, чёрные глаза горят ненавистью.

– Torej, ga v bistvu branite?! (Так Вы всё-таки защищаете его?!) – голос доктора дрожит от бессильной злобы.

– In Vi bi radi ubijali? (А Вы хотите убить?) – говорит Драган с язвительным хладнокровием и уточняет: – Vi bi radi ubijali človeka? (Хотите убить человека?)

– Mene že ne boste pretentali! (Не морочьте мне голову!) – доктор делает движение в сторону Громова, но вампир преграждает ему дорогу.

Твердо глядя в чёрные гневные глаза, Драган плавно достает меч, висящий у него за спиной. Светлый клинок тускло серебрится в редеющей утренней синеве.

Доктор, мрачно сжав губы и вздёрнув покрытый неровной щетиной подбородок, с недовольным видом отступает.

– Prepričani bodite, da je zdaj človek, (Уверяю Вас, теперь он человек.) – с расстановкой произносит Драган, слегка кивнув в сторону Громова, но не спуская глаз с доктора.

Но тот, не колеблясь, жёстко парирует:

– Prepričan sem, da ubil je Lizo. Je samo tisto, kar je pomembno. (Я уверен в одном, он убил Лизу. Это единственное, что имеет для меня значение.)

При этих словах по лицу Драгана пробегает мимолётная тень, тем не менее он возражает:

– Mislim, boste zahtevali, da predočim dokaze. In očitno Vam nič ne skrbi, ker boste ubili človeka. To je človek, ki se komaj spomni, kako dihati, hoditi in govoriti. Mogoče se bo nekega dne spomnil svojega imena. Ampak nikoli se ne spomni zadnjih tisoč let. To ni tisti, ki je ubil Lizo. (Я думал, Вы потребуете доказательств. А Вам, оказывается, всё равно, что Вы собираетесь убить человека. Человека, который едва помнит, как дышать, ходить и говорить. Может быть, когда-нибудь он вспомнит свое имя. Но никогда не сможет вспомнить последнюю тысячу с лишним лет. Это не тот, кто убил Лизу.)

Доктор Пеклич презрительно усмехается в ответ:

– Me boste poučili o človečnosti? Koliko ljudi ste ubili? (Вы будете учить меня человеколюбию?! Сколько людей Вы убили?)

Грубый выпад не смущает Драгана:

– Osemnajst tisoč devetsto sedemdeset, poleg tistih, ki jih sem spravil ob pamet. Ampak nikoli nisem ubijal ljudi zaradi zadovoljnosti svojega ega. (Восемнадцать тысяч девятьсот семьдесят, не считая тех, кого лишил разума. Но я никогда не убивал людей ради удовлетворения своего эго.)

При этих словах доктор яростно вскрикивает:

– Ah! Se kažete junaka?! Tedaj vedite, da ste le beden stvor brez rodbine, ki je ravnal le iz sebičnosti, prazne nečimrnosti in ambicij. Zastavili ste cilj, da bi si dvignili samozavest – uničiti starodavno nesmrtno zlo. In ste vse in vsakogar žrtvovali za ta cilj. Koliko ljudi je umrlo zaradi Vaše zadovoljnosti! (А! Вы выставляете себя героем?! Ну так знайте же, что Вы всего лишь жалкое безродное существо, которое действовало только из собственного эгоизма, из пустого тщеславия и честолюбия. Вы поставили себе цель, чтобы потешить свое самолюбие, – уничтожить древнее бессмертное зло. И всё и вся приносили в жертву этой цели. Сколько же людей погибло ради Вашего удовлетворения!)

Но уничижительная тирада не достигает цели – Драган по-прежнему бесстрастно взирает на разгоряченного спором доктора.

– Ne bom se Vam opravičeval. Kar sem storil, je samo moje breme. Ampak naj ponovim, ubijanje ljudi mi ni prineslo sreče ali veselja ali mira. Nisem ubijal zaradi tega. Nisem sovražil ali preziral tistih, ki sem jih ubijal. In Vi zakaj hočete ubiti? (Я не буду оправдываться перед Вами. То, что я сделал, – это только моя ноша. Но я повторю, убийства людей не приносили мне ни счастья, ни радости, ни покоя. Я убивал не для этого. Я не испытывал ненависти и злобы к тем, кого убивал. А для чего хотите убить Вы?)

Упрёк не переубеждает собеседника, а, судя по нервной дрожи, пробежавшей по его лицу, только сильнее разъяряет.

– Me hočete odvrniti od maščevanja ali me prisiliti, da Vas sovražim? (Вы хотите отговорить меня от мести или заставить ненавидеть Вас?)

– In eno in drugo, (И то, и другое.) – спокойно отвечает Драган, – Če Vam potrebno uničiti nekoga, da si pomirite Vašo vest, uničite mene. (Если Вам так необходимо с кем-нибудь расправиться для успокоения Вашей совести, уничтожьте меня.)

Доктор недоверчиво хмыкает:

– Kaj je? Šala ali past? (Это что? Шутка или ловушка?)

Драган пристально смотрит на собеседника. Его холодный взгляд предельно серьёзен. Доктор старается взглянуть через плечо вампира на Громова, который всё ещё сидит на снегу, тупо уставившись в пустоту, а затем хитро сужает глаза:

– Kaj mi bo preprečilo, da ga ubijem potem, ko te uničim? (А что мне помешает убить его после того, как я уничтожу Вас?)

– Jaz bom preprečil, (Я помешаю.) – убирая меч в ножны, отвечает Драган, – Daste mi svojo besedo. (Вы дадите мне слово.)

Доктор запальчиво:

– Ne, ne obljubim Vam nič! (Нет, никакого слова я давать не стану!)

– Potem boste umrli. (Тогда Вы умрете.)

– Zdaj mi grozite smrtjo! (Теперь Вы грозите мне смертью!) – со смешком констатирует доктор.

– Prosili ste me, naj Vas ugriznem, (Вы сами просили укусить Вас.) – ровным голосом напоминает Драган.

Собеседник явно растерян:

– Ampak... Ampak počutim se odlično... (Но... Но я чувствую себя прекрасно...)

– Zato, ker hočem. In če hočem kaj drugega, ne boste dočakali konca dneva. Kakorkoli če ne bom uničen, boste živeli največ tri dni. (Это потому, что я так хочу. А если я захочу другого, то Вы не дотяните и до конца этого дня. В любом случае, если меня не уничтожить, Вы проживете не больше трех дней.)

Доктор, обуреваемый сомнениями, замолкает и некоторое время топчется на одном месте, опустив глаза и прижимая кулак к щетинистому подбородку.

– Dobro. Imate mojo besedo. Ne bom ga ubil, (Хорошо. Даю Вам слово. Я не буду убивать его.) – наконец говорит он с тяжелым вздохом, – Ampak preden izginete, povejte po pravici, kako ste postali vampir? (Но перед своей гибелью скажите мне откровенно, как Вы стали вампиром?)

Драган протягивает собеседнику чёрный колышек.

– To je moja napaka. (По ошибке.)

Доктор принимает колышек из рук вампира и с ненавистью цедит:

– Ali ni to preveč veliko ljudi žrtvovalo življenja zaradi ene napake? (А не слишком ли много людей пожертвовали жизнью из-за одной ошибки?)

– Vprašajte Boga, doktor, ko boste se z Njim srečali, (Спросите у Бога, доктор, когда встретитесь с Ним.) – Драган невесело усмехается.

Доктор Пеклич приставляет кол к груди вампира.

– Obnašate se kot užaljen najstnik. Saj boste kmalu s svojimi očmi videli Stvarnika. Ali ne drznili si boste biti tako pogumen pred njim? (Ведете себя, как обиженный подросток. Сейчас сами увидите Создателя. Или перед Ним Вы уже не осмелитесь быть таким дерзким?)

– Na žalost, moja gnusoba je tako velika, da ne bodo me imeli niti blizu Hudiča, (Увы! Моя мерзость столь велика, что меня даже к Дьяволу не допустят.) – Драган, посмотрев на кол у своей груди, поднимает взгляд на собеседника и коротко кивает.

Доктор лишь раз твёрдо и резко ударяет кулаком по колышку, и тот с приглушенным треском входит в грудную клетку. Доктор успевает торжествующе воскликнуть:

– Lagal sem Vam! (Я обманул Вас!) – но тут же осекается, и его глаза внезапно тускнеют.

Пожилой мужчина сидит на полу смотровой площадки. Его невидящие глаза как будто повинуются сторонней воле. Его лицо искажается мукой, и в звенящей тишине он механически склоняется над своим запястьем и вонзает в него зубы.

Пораженный доктор шепчет:

– Lagali ste mi?! (Вы меня обманули?!)

А вампир тем временем, схватившись за торчащий из груди кол, пошатываясь отступает. На его лице странное выражение: смесь удивления и горечи.

– In ste nesposobnež, doktor! (А Вы – коновал, доктор!) – с кривой улыбкой произносит Драган.

Доктор в недоумении сводит брови.

– Niste si prebili srca. Ste popraskali površino. (Вы не пробили сердце. Ранили по касательной.)

Наткнувшись на кромку берега, Драган, как будто опомнившись, останавливается и опускается на снег. Громов, о котором спорщики, кажется, уже не помнят, настороженно наблюдает за происходящим, по-детски вытянув шею и приоткрыв рот. Доктор склоняется над теряющим силы вампиром.

– Kaj to pomeni? (Что это значит?)

– To pomeni, da imam še štirideset minut užitka od bolečine, (Это значит у меня ещё минут сорок наслаждения болью.) – бесцветным голосом отвечает Драган.

Доктор устремляет на него испытующий взгляд:

– Ne gre za to. Zakaj ste mi lagali? (Я не о том. Зачем Вы меня обманули?)

– Zakaj je sploh važno? Končano je, (Какая теперь разница? Дело сделано.) – Драган красноречиво глядит на свою грудь, где уже чернеет открытая рана, и болезненно морщится – Toda zdaj vsaj se lahko pohvalite s tem, da ste uničili zadnjega vampirja. (Зато теперь Вы можете похвастать тем, что истребили последнего вампира.)

– Ne razumem Vas. Na kateri strani ste? (Я Вас не понимаю. На чьей Вы стороне?) – в нарочито ледяном тоне доктора проскальзывает беспокойство.

Что-то как будто отвлекает внимание Драгана, и он отвечает не сразу:

– Saj to je tisto, nisem na nobeni strani, (В том-то и дело, что не на чьей.) – его саркастическая усмешка, едва наметившись, исчезает, – Nekako se je zgodilo, da sem postal med življenjem in smrtjo. Rad bi vedel, kako se bo to soočenje končalo. (Так уж вышло, что я оказался между жизнью и смертью. Хотел бы я узнать, чем закончится это противостояние.)

Лихорадочный блеск в чёрных глазах окончательно меркнет. Внезапно доктор, кажется, утрачивает весь свой гневный запал. Усталым голосом он произносит:

– In kaj, v več kot tisoč letih nič še vedno niste izvedeli? (И что же, за тысячу с лишним лет Вы так ничего и не узнали?)

Драган ложится спиной на снег, устремив взгляд в небо, которое с каждым мгновением становится всё светлее. На горизонте по бирюзовому полю разливается мягкий желтовато-зелёный всполох и колко сияет одинокая золотистая звезда.

– Kaj naj Vam rečem, Doktor? Strah naredi me patetičnega in banalnega. (Что мне Вам сказать, доктор? Страх делает меня пафосным и банальным.)

– Pa vseeno? Nič še vedno niste izvedeli? (И всё же? Вы ничего так и не узнали?) – терпеливо повторяет собеседник.

– Smrt pride in gre, toda življenje ostane. Ni velika modrost. Bojim se, da se stvari lahko nekega dne spremenijo. (Смерть приходит и уходит, а жизнь остается. Не великая мудрость. Но я боюсь, что когда-нибудь всё может измениться.)

Доктор не успевает никак отреагировать на эти слова – Драган резко приподнимается и, глядя в сторону замка, гневно вопрошает:

– Kaj ste storili, doktor?! (Что Вы наделали, доктор?!)

***

Драган, доктор Пеклич и Громов. Все трое напряженно всматриваются в очертания замка. Его громада четко выделяется на фоне неба, хотя с той стороны ночная синева всё ещё не отступает. Над островерхими крышами, над эркерной башенкой, над смотровой площадкой, клубясь, поднимаются столбы густого дыма. И за дымной завесой у края башенной стены едва различим женский силуэт, отчаянно размахивающий руками.

– Prisežem, da nisem jaz! Nisem zanetil ognja! (Клянусь Вам, это не я! Я не поджигал!) – восклицает доктор, и лицо его ясно отображает охватившее его тревожное недоумение.

Женский силуэт исчезает в дыму.

– Ampak to je Vi, ki tam ste jo zaklenili! (Но это Вы заперли её там!) – голос Драгана негромок, но в тоне отчетливо слышна едва сдерживаемая ярость.

Дернувшись, словно от боли, внезапно пронзившей всё тело, доктор шепчет бессмысленные извинения и в конце концов решает:

– Takoj bom! Z avtom! (Я сейчас! На машине!)

Но Драган хватает за край пальто рванувшегося в сторону Шевроле доктора:

– Zapustite! To ni rover. Tukaj ne boste vstopili spet na kopno. (Бросьте! Это не вездеход. Здесь Вы на берег не въедете.)

Доктор замирает в молчаливом отчаянии. Его глаза снова устремляются на смотровую площадку. Но там виден лишь дым. Между тем из некоторых окон уже начинает выбиваться ярко-красное жаркое пламя.

– Doktor! (Доктор!) – Драган перемещает свою руку на плечо пожилого мужчины и с неимоверным усилием встает.

Чёрная кровь изливается потоком из раны на груди, но вампир, преодолевая слабость, подталкивает своего неуклюжего помощника к проруби. Громов, стоящий чуть поодаль, нерешительно отступает, но не уходит, очевидно, его удерживает любопытство. Драган останавливается у края тёмной воды и хмуро констатирует:

– Šla je dol v jašek dvigala. (Она спустилась в колодец подъёмника.)

Доктор не может сдержать невольного удивления:

– In to slišite?! (Вы и это слышите?!) – но встретив жёсткий взгляд Драгана, поспешно добавляет: – To je dobro. Tam ona bo na varnem. (Это хорошо. Там она будет в безопасности.)

– Ne. Še nekdo je tam. Nekdo je v zasledovanju za njo. Zdaj lahko samo izkoristi skrivni prehod. (Нет. Там есть кто-то ещё. Кто-то преследует её. Ей остается только воспользоваться тайным ходом.)

Доктор понимающе трясет головой:

– Ja, ja. Če je tako, potem saj ona... (Да-да. Но если так, то она же...) – и не договорив, начинает суетливо озираться. – Nekaj se je potrebno izmisliti. (Надо что-то придумать.)

Ищущий взгляд останавливается на машине. Драган спешит возразить, хотя доктор ещё не озвучил свой план:

– Jo boste posadili v avto poleg trupla njenega bivšega moža? Ali niste pogledali zadnjega sedeža? (Хотите посадить её в машину рядом с телом её бывшего мужа? Или Вы не обратили внимания на заднее сиденье?)

Доктор мрачно кивает в ответ. С лихорадочным блеском в глазах он взволнованно постукивает кулаком по подбородку, очевидно, обдумывая другие варианты:

– Ampak nekaj mora biti v avtu... Pregrinjalo, odeja. (Но что-то ведь в машине должно быть... Покрывало, одеяло.)

– Preverite prtljažnik. (Проверьте в багажнике.)

Седовласый мужчина бросается к Шевроле, а Драган обессиленно садится у воды. Громов провожает доктора опасливым взглядом и подходит чуть ближе к проруби. Вопросительно заглянув в посеревшее лицо Драгана, он тоже опускается на снег, неосознанно повторяя движения вампира.

Громко хлопает крышка багажника. Что-то раскатисто трещит. Невнятные ругательства. Тяжело дыша, грузно ступая, нескладно скользя, возвращается взлохмаченный, растрёпанный, захлебывающийся от спешки и волнения доктор. Одной рукой он прижимает к груди скомканное одеяло, другой – тащит за собой пластиковый манекен, облаченный в средневековый женский наряд.

– Izgleda, da ste tudi uporabili ta rekvizit, (Кажется, Вы тоже воспользовались этой бутафорией.) – на ходу кричит доктор.

***

Бэла на смотровой площадке, которую всё сильнее затягивает плотный дым, отчаянно машет руками, стоя у каменного парапета. Сквозь мутную серую завесу неясно проступает далекий пейзаж: заснеженное озеро, окаймленное темнеющей полосой леса. Закашлявшись, Бэла сгибается пополам и так, скрючившись, торопливо идет вдоль стены. Она снова поднимается, смотрит с башни вниз. Замковый двор теряется за пеленой чада, но всё-таки девушка замечает чью-то чёрную фигуру.

– Эй! Эй! Помогайте! – срывающимся голосом кричит она.

Человек вздрагивает, медленно поднимает голову и сейчас же ныряет в облако дыма.

Бэла безнадёжно падает на пол. Сосредоточенно пожевав нижнюю губу, она ползет в центр площадки. Заглянув в колодец подъёмника, она поспешно прикрывает лицо ладонью, но всё-таки заходится в приступе кашля. В колодце до сих пор стоит смрадная дымка. К тому же в каменном мешке царит непроглядная тьма. Вернувшись на пол, Бэла принимается кружить на четвереньках по окровавленному снегу, ощупывая всё вокруг. Наконец ей в руку попадает телефон. Экран разбит. Но Бэла всё равно пытается включить его. После нескольких безрезультатных попыток она с раздражением отшвыривает его.

– Думай! Думай! – яростно шепчет она себе, лежа на чёрном снегу.

И тут до нее долетает скрип двери. Бэла, радостно встрепенувшись, подскакивает. Её сразу же начинает душить кашель, и несколько секунд она стоит, полусогнувшись, и пытается отдышаться. Наконец она сдвигается с места и, стараясь не выпрямляться, чтобы не попасть в полосу удушливого дыма, торопится добраться до лестницы. Внезапно из дымного тумана перед ней вырастает чёрная мужская спина. Высокий жилистый мужчина стоит на верхней ступени лестницы, ведущей в замок. В одной руке он держит какую-то бутыль, а в другой горящий факел.

Бэла недоуменно нахмуривается, но прежде, чем она успевает что-либо сообразить, человек кидает на лестницу бутыль и поджигает факелом разлившуюся жидкость. Энергичное пламя мгновенно охватывает десяток верхних ступеней.

– Что Вы делаете?! – возмущенно вскрикнув, Бэла выхватывает у мужчины факел.

Человек резко оборачивается. Бэла успевает отступить. Давясь кашлем, она поднимает покрасневшие глаза на лицо таинственного поджигателя. Это отец Пельграм. Выглядит он чудовищно и в то же время до странности безмятежно. Лицо, покрытое кровью, не выражает ни одной сильной эмоции, лишь глубокое умиротворение. Спокойно и деловито он достает из складок сутаны пистолет и направляет его на Бэлу. Та немедля бросается в центр площадки.

Давясь кашлем, девушка лихорадочным, неровным шагом спускается в темноту каменного колодца. Тревожно подрагивает в такт её бегу беспокойное алое пламя факела. Время от времени она поднимает голову – во тьме над её головой висит яркий круг посветлевшего неба, и на его фоне хищно чернеет неумолимо приближающийся силуэт.

– Vražjo zalego, spadaš v pekel, (Дьявольское отродье, твое место в аду.) – слова священника раскатываются по гулким камням многоголосым эхо.

Но тон, которым сказана зловещая фраза, до жути спокойный и даже благодушный.

– Да-да-да... – нервно бормочет себе под нос Бэла, не останавливаясь ни на секунду.

Бесконечно тянутся однообразно мелькающие ступени, спиралью уходя вниз. Судорожно скользит по шероховатой стене бледная девичья рука, а другая, держащая факел, рискованно балансирует над мрачной пропастью.

Наконец-то дно. Бэла едва дышит, но времени на отдых нет. Сверху неуклонно приближается звук уверенных тяжелых шагов.

– Spadaš v pekel, (Твое место в аду.) – не отстает от Бэлы вкрадчивый голос.

Мельком взглянув на безжалостного преследователя, она отбрасывает факел и несмело склоняется над проёмом тайного хода. Поколебавшись мгновение, она прыгает вниз.

***

Голубые утренние сумерки вот-вот рассеются. Белое зимнее озеро, тёмный лес, пышно укрытый снегом, грозно полыхающий в неистовом рдяном пламени чёрный замок. Три фигуры, стоящие у чёрного прямоугольника проруби, застыли в безмолвном напряжении. В руке у доктора фонарь, и его луч направлен в глубь воды. Внезапно внимание стоящих привлекает выстрел. На башенной стене среди дыма и гари в абсурдной пантомиме движется человечек. Несуразно подрагивая, скачет по каменному краю. Снова выстрел, и, глупо дёрнувшись, человечек грязной растрёпанной кляксой слетает в бушующую пропасть огня.

Доктор как будто собирается что-то сказать, но в этот момент раздается оглушительный треск – стоявший у берега автомобиль начинает стремительно уходить под лёд. Доктор раздраженно шепчет невнятное ругательство. А Громов, которого вид горящего замка и гибель человека оставили безучастным, внезапно настораживается и привстает.

– Ne skrbite! To je samo železni voz, (Не беспокойтесь! Это всего лишь железная телега.) – стараясь смягчить охрипший голос, обращается к Громову доктор.

Драган снисходительно:

– Ne razume slovensko. (Он не понимает по-словенски.)

Вампир делает успокоительное движение рукой, и встревоженный Громов снова опускается на снег.

Троица сосредоточивает внимание на чернеющей проруби, устремив выжидательные взгляды на воду. Доктор снова направляет свет фонаря в смутную глубину. А тем временем по краю голубовато-белёсого неба нерешительно разливается слабый багрянец. В томительном предрассветном оцепенении замирает заснеженный пейзаж.

Лихорадочный всплеск. Судорожный вздох. Из-под стылой озёрной ряби выныривает Бэла и сейчас же бросается к ледяному краю. Мокрые волосы плотно облепляют голову. Руки зябкими неверными гребками тянутся к кромке проруби. И как только Бэла наваливается на лёд, сразу же пять проворных рук вцепляются в её плечи. Рывок! Куртка не выдерживает напора: трещит, расходится по молнии, слетает и остается в руках спасателей. Доктор и Громов теряют равновесие и валятся на снег. А Бэла, лишившись поддержки, соскальзывает с края и чуть не уходит обратно под воду. Драган отбрасывает куртку и успевает схватить девушку за плечо. Но его сил хватает лишь на то, чтобы не дать Бэле утонуть. Через пару секунд, оправившись от неожиданного падения, к спасению снова подключаются доктор и Громов.

Бэла, оказавшись наконец на льду облегченно переворачивается на спину и пытается отдышаться.

– Потом отдохнешь, – деловито командует Драган и достает свой нож.

Бэла не успевает испугаться, как он молниеносным точным движением разрезает мокрую одежду, а затем резко тянет девушку вверх, заставляя её подняться. Доктор спешит передать Бэле одеяло.

Бэла, уже одетая в средневековый женский костюм (два длинных свободных платья, широкий кушак под грудью, плащ-накидка с массивной застежкой), энергично притопывает голыми ногами, стоя на влажном одеяле.

– Чёрт! Чёрт! Чёрт! Вот дубак! А повезло всё-таки с этими манекенами!

Доктор с готовностью снимает свое меховое пальто и накидывает Бэле на плечи, а на шею ей наматывает шарф. Но девушка сразу же перемещает шарф на голову и, прикрыв лоб и уши, стягивает его узлом сзади под волосами.

Драган тем временем с помощью Громова бредет прочь. Присев на снег и оперевшись спиной о невысокий склон берега, вампир неловко сдёргивает с плеча свой рюкзак. Громов садится рядом и тревожно наблюдает, как Драган перебирает вещи, вынутые из рюкзака. А тот, отыскав тонкую книжечку какого-то документа и связку ключей, сует их в карман Громову. Затем вампир снимает с пояса ножны. Громов вопросительно смотрит на своего спасителя и, когда тот многозначительно кивает ему, молча забирает оружие. Поднявшись, Громов ещё пару секунд смотрит на слабеющего Драгана и, так и не сказав ни слова, уходит.

Между тем доктор и Бэла всё ещё стоят поблизости от проруби. Доктор занят своей обувью: завязывает шнурки на одном ботинке. А другой, не зашнурованный, пока ожидает своей очереди.

– Je že v redu, notri so krzneni, (Ничего-ничего, они внутри меховые.) – бормочет он, по-видимому, в ответ на какую-то реплику Бэлы.

Бэла в чёрных мужских носках. Сочувственно глядя на доктора, она поспешно натягивает на ноги короткие мягкие сапоги.

И тут доктор, только что принявшийся за другой ботинок, замечает удаляющуюся фигуру Громова. Тот прихрамывая идет по нежно-серебристой глади озера прямо на восток, навстречу густо разливающемуся румянцу утренней зари.

– Počakajte! Počakajte! O, hudič! (Постойте! Постойте! А, чёрт!) – нервно кричит доктор вдогонку путнику, но не привлекает его внимания.

Громов продолжает медленным неверным шагом двигаться к горизонту, оставляя на свежем снегу цепочку синеватых следов. Доктор неуклюже спешит за уходящим, несуразно подпрыгивая на одной ноге, пытаясь на ходу затянуть шнурки.

Посмотрев вслед доктору, Бэла некоторое время мнется на месте, трёт ладонью о ладонь, согревает руки дыханием. Вокруг проруби царит беспорядок. Снег изрыт, истоптан, испещрен пятнами чёрной крови, среди которых неприкаянно алеют две чужеродно ярких капли. Брошенный фонарь мутнеющим жёлтым глазом уткнулся в чей-то смазанный след. Ничком зарывшись в снежную кашу, безжизненно валяется обнаженная кукла-манекен. Ближе к берегу хищно ощетинились осколки льда вокруг тёмного пролома. Тут и там разбросаны части мокрой одежды.

Бэла начинает потихоньку собирать свои вещи со льда и скидывать их в одну кучу на одеяло. Оглядевшись, она находит взглядом куртку, которая валяется неподалеку от Драгана. Бэла нерешительно направляется за курткой, по пути подобрав со снега маленький кожаный мешочек, видимо, выпавший из её кармана.

Наклонившись за курткой, Бэла невольно встречается глазами с Драганом.

– Удачно! Кажется, твое настоящее призвание – это спасение замерзающих. Двое за одно утро! – бодрый тон не может скрыть напряженной неуверенности.

Очевидно, Бэла не знает, как вести себя с Драганом после всего произошедшего. А тот продолжает спокойно сидеть у берега, не отвечая на её робкие попытки завести разговор, но и не отводя от нее своего льдистого взгляда. Присев рядом с курткой, Бэла неспешно расправляет её и время от времени украдкой глядит в сторону Драгана. И вдруг смущение и растерянность на её лице сменяются испугом.

Бэла оставляет куртку и спешит к Драгану. Опустившись на снег рядом с ним, она мрачно смотрит на чёрное пятно, которое ширится у него на груди.

– Что это? Что я пропустила? – стараясь сдержать дрожь в голосе, Бэла протягивает руку к кровоточащей ране.

Но Драган перехватывает её руку:

– Не надо...

Бэла поднимает глаза на его лицо: оно ещё бледнее, чем обычно, словно вот-вот растворится вместе с утренней белёсой дымкой; на фоне безжизненно-белой кожи уродливой тёмной отметиной выделяются пустая глазница и разбитый висок.

– Это то, что я думаю? Или... – не договорив, она с надеждой задерживает дыхание.

– Это не то, что ты думаешь. Доктор оказал мне услугу, – голос Драгана лишен всякого выражения.

А вот Бэла реагирует эмоционально:

– Что?!

Она даже привстает и поворачивается в ту сторону, куда ушел доктор: а тот продолжает безуспешно преследовать Громова, чей силуэт уже едва заметен в алом мареве разрастающейся зари.

Драган тянет Бэлу назад.

– Он сделал это по моей просьбе, – на этот раз в его тоне сквозит лёгкая усмешка, словно его забавляет воинственный настрой Бэлы.

А Бэла недоуменно трясет головой:

– Я не понимаю. Ты же хотел... Ты хотел вернуться.

– Я передумал, – он уже открыто усмехается, но с безнадёжной горечью. – Теперь я хочу поступить честно. По справедливости.

Но Бэлу этот ответ только возмущает:

– Не понимаю, где тут честность?! Справедливее – снова стать человеком. И попробовать жить нормально. Это не так уж и просто. Ты, наверное, забыл, как это быть человеком?

– Да, я многое забыл. Но больше не хочу и не должен забывать. А именно это и случится, если я вернусь. Я и так мертвец. Но стать человеком без памяти. Это даже хуже, чем быть мертвецом.

Драган замолкает и смеживает веки, словно сказанное забрало у него последние силы. Однако Бэла сердито хлопает его по плечу:

– Ты, вообще, слышишь, что говоришь?! Как у тебя одно с другим согласуется? Ты не хочешь жить и не хочешь быть мертвецом.

Бэла делает паузу, ожидая отклика. Но Драган ограничивается лишь выразительным взглядом.

Бэла приходит в отчаяние:

– Где тут смысл?! Ты сам запутался и меня запутал! Почему ты попрекал меня смертью Паши? Я тоже, по-твоему, должна отказаться жить? Зачем отдал мне это камень? – Бэла демонстрирует зажатый в кулаке кожаный мешочек, – Ты же говоришь, что забывать – стыдно!

Драган сдается:

– К чему ты клонишь? – едва слышно спрашивает он.

Бэла в раздражении обрушивает на его плечо новый удар:

– Ты прекрасно понимаешь, к чему я клоню! Ещё не поздно! Ещё можно что-то сделать!

Придвинувшись к нему вплотную она старается высвободить из-под нагромождения ткани свое запястье. Драган слабым, но твёрдым движением опускает её руку и, поймав её трепещущий взгляд, каким-то не своим – очень мягким, бесплотным голосом произносит:

– Бэла, пожалуйста... Будь серьёзна. Рассуди хоть раз трезво...

В ответ она просто задыхается от возмущения:

– Я!.. Я!.. – не в силах собраться с мыслями, но из страха, что Драган сейчас её прервет, она тянется прикрыть ладонью его губы. Правда, он в последний момент легко уворачивается.

– Бэла!

– Зачем?! Зачем ты так говоришь?! Я сама знаю, что иногда поступаю глупо, сгоряча, а потом раскаиваюсь. Но... – она беспомощно спотыкается, словно не зная за какую мысль ухватиться, но сейчас же торопится продолжить, видя, как неумолимо угасает взгляд Драгана: – Но сейчас! По-твоему, я несерьёзно отношусь к тебе?! Ты, может быть, не понимаешь, как это может быть. А я не могу объяснить. Да, я злюсь на тебя и в то же время люблю.

Драган не отводит взгляда, а в глубине его тускнеющего зрачка вспыхивает и тут же гаснет багровый отблеск солнечного диска, который только что вынырнул огневеющим боком из лёгкой голубоватой хмари морозного утра.

– Я знаю, – до неузнаваемости изменившимся голосом шепчет в ответ Драган.

Бэла шумно вздыхает, пытаясь выровнять дыхание и скрыть накатившиеся слёзы. Но, несмотря на усилия, раненное безысходной болью, осунувшееся лицо выдает её чувства.

– Это всё что, ты можешь мне сказать на прощание? Бесчувственный ты чурбан! – с гневом и тоской восклицает она, припадая к его груди и горящим взглядом впиваясь в его побелевшее лицо.

Её подрагивающие губы оказываются в каких-то миллиметрах от его бесцветных холодных губ. Драган с невесомой мягкостью опускает руки на девичьи плечи. Ещё одно мучительно тягостное мгновение смотрят они друг на друга, а затем он отстраняет её.

– Нет! – неожиданно громко возражает он, – Нет! Я не могу...

Но Бэла снова придвигается.

– А вчера прекрасно мог! – зло сузив глаза, говорит она.

– Это другое...

– Конечно, другое! Девушка с портрета и Лиза, они, как две... – но закончить ей не удается.

Незаметно для Бэлы Драган успевает снять перчатки и кладет ладони ей на виски, погрузив тонкие худощавые пальцы в гущу рыжих волос. Влажные волосы Бэлы, уже застывшие на морозе, лежат на плечах и спине отдельными потемневшими прядями. Но от прикосновения Драгана волосы мгновенно высыхают и, взметнувшись, словно подхваченные порывом ветра, ложатся вдоль лица пышными медными волнами. Большие бархатисто-карие глаза Бэлы на долю секунды становятся ещё больше. Она смотрит прямо перед собой невидящим взглядом, и в её расширившихся зрачках мелькают призрачные тени.

Драган отводит руки. «Élise Defourré», (Элиза ДеФурре) – завороженно шепчет ещё не пришедшая в себя Бэла. Но вот её глаза снова глядят осмысленно, и она с хмурым видом обращается к Драгану:

– Ты так долго был вампиром, что уже не можешь по-человечески сказать девушке, что любишь её?!

Истративший последние силы Драган отвечает так глухо, что голос его, кажется, вот-вот поглотит хрустальная тишина, повисшая над заснеженным озером:

– Разве в этом есть смысл?.. Какое будущее может быть у мертвеца и принцессы.

Бэла не сдерживает удивления:

– Что?

По губам Драгана скользит едва различимая улыбка.

– Да, Арабела Юрьевна... И к тому же я ненадёжный.

– Чёрт! – Бэла досадливо морщится и уже не может справиться со слезами, – Зачем ты помнишь все эти глупости?!

Прежде, чем ответить, он на ощупь находит оброненный Бэлой кожаный мешочек и, раскрыв его, передает Бэле темно поблёскивающий камень.

– Что мне ещё остается?.. – медленно и опустошенно говорит Драган, изнемогая от смертельной усталости, – До скончания вечности... перебирать глупости... в ожидании чуда...

И замолчав, он устремляет спокойный взгляд на Бэлу, которая задумчиво рассматривает лежащий на её ладони камень. Глаза следят за переливами света на густо-красных, почти чёрных гранях, а по щекам бегут слёзы.

Какие-то невнятные звуки – шорох, лёгкое похлопывание, фырканье, – долетают до Драгана и Бэлы. Прямо из пламенеющего рассвета по розоватому серебру снежного простора бежит, едва касаясь снега, сияюще-белый волк. Неправдоподобно огромный и грациозный, он, кажется, возник из кристаллов сгустившегося морозного воздуха и всполохов багровеющей зари, словно порождение невозможного союза – когда обжигающе-алый, живой солнечный свет слился с леденящим блеском серебристого зимнего утра.

Застывшая в изумлении Бэла коротко ахает и, бросив решительный взгляд на Драгана, швыряет прочь лежавший на ладони камень.

– Я люблю тебя, – четко и мягко произносит Драган.

И Бэла отчаянно и безрассудно приникает к его губам. Он встречает её томительным поцелуем.

Белый волк бесплотным призраком проносится мимо доктора Пеклича. А доктор, прижимая руку к груди, обессиленно опускается на снег – объект его преследования растворяется в зареве на горизонте. Вокруг доктора расстилается заснеженная гладь озера, переливающаяся в свете восходящего солнца жарким серебром и раскаленным до бела золотом. Вдали, на призрачном фоне гигантских холмов, едва проступающих из голубоватого тумана, огнем и дымом наливается громада старинного замка. Безучастные ко всему стынут в колкой изморози узорчатые берега. И где-то посреди этой ускользающей снежной эфемерности два неясных трепетных силуэта, прильнув друг к другу, вспыхивают и сгорают в безжалостном пламени.

***

Белый волк бросается к сидящим на снегу Бэле и Драгану и принимается приветственно лизать им руки, словно встретив давних друзей. Бэла и Драган со смехом гладят зверя по голове, ерошат серебристую шерсть, теребят за уши. Он с удовольствием и наслаждением тянет к ним свою узкую морду, щуря раскосые глаза – один голубой, как ясное зимнее небо, другой зелёный, как тёплые морские воды.

Бэла и Драган поднимаются на ноги. Бескрайнее, безбрежное озеро раскинулось вокруг. Белёсый лёд и чёрная вода под ним – вот единственное, что видно до самого горизонта. Воздух бесцветен и тускл. В прозрачной монотонной вышине, лишенной красок, лишь напоенной равномерным неярким светом, не заметно ни солнца, ни луны.

Только двое – молодая женщина в кобальтово-синем плаще и бирюзовом платье с золотой оторочкой и мужчина средних лет в пурпурной тунике с серебристым мечом за спиной. Только двое, обвеваемые беснующимся ветром, да невероятно большой белый волк стоят посреди неясной пустоты. У нее длинные огненно-рыжие волосы, лёгкими струями летящие над плечами, и большие, лучистые глаза непередаваемо мягкого, тягуче-карего оттенка; у него густая тёмная борода и зажившая рана на виске, левая глазница пуста, а единственный глаз пронзительно льдист.

Они идут, и волк, словно верный пес, вьется у их ног.

– Давай назовем его «Малыш», – звучит женский голос, и нежная женская рука ласкает дружелюбного зверя.

– «Малыш»? – негромко, но с искренним интересом переспрашивает мужской голос, – Как-то странно.

Волк, обнажив угрожающе крупные зубы, водит из стороны в сторону узкой серебристой, как снег, головой, и свет попеременно вспыхивает в его загадочных глазах.

– Совсем не странно. Ведь на Латыни... – начинает терпеливо объяснять женщина, но короткий смешок прерывает её.

– Нет, тогда это несправедливо, – сказав это, мужчина тоже проводит ладонью по блестящей волчьей шерсти.

– А как справедливо?

После секундного раздумья:

– М-м-м, ну, например, «Маленький судья».

– Что?! – теперь уже смеется женщина, – Это длинно и некрасиво.

Волк, насторожившись, замирает, и путники останавливаются вместе с ним.

– Как же тогда?

Волк срывается с места и исчезает из вида, словно растворяется в пустоте.

– «Масу». Назовем его «Масу».

Мужчина задумчиво повторяет, но совсем с другой, мелодичной интонацией:

– «Ма-СУ», – быстро проговаривая краткий первый слог и смакуя высокий второй, который, словно диковинный глянцевитый камешек, едва подлетев, резко падает, – «Ма-СУ». Мне нравится. Ему подходит: серебристый, стремительный, живой.

И нерешительно помолчав, он смотрит в сияющее лицо своей спутницы:

– Почему ты сделала это?

Волк возникает ниоткуда и, подбежав к людям, тычется мордой в женскую руку. Женщина принимает из пасти зверя прозрачный камень величиной с миндаль, он сверкает трепетным кармином и густой киноварью.

Подняв на Драгана бархатистые глаза, Бэла с улыбкой отвечает:

– Потому что кровь красная.

2019