Самое красивое на свете — это синий бархат, расшитый серебряными нитями. Нет-нет, розовый атлас с белыми кружевами — вот что, пожалуй, лучше синего бархата… Хотя все-таки надо признать, что лиловый крепдешин, собранный воланами, — это и есть венец творения.

Китценька уже минут пятнадцать стояла перед витриной магазина «Собачкин рай».

На витрине многочисленные плюшевые собаки в изящных позах демонстрировали самые последние модные тенденции в сфере шлеек, ошейников и попонок.

Китценька вздохнула и еще раз обвела глазами всю витрину.

Не видать Китценьке новой бархатной попонки, увы.

Подробное, на восьми листах, в трех экземплярах, описание новой цирковой программы было представлено сегодня утром в министерство культуры. И, ко всеобщему удивлению, через час ожидания в приемной был получен ответ по существу.

Китценька не знала, что такое «ответпосуществу». Люди над ее головой говорили об этом, а Китценька думала, что ответпосуществу похож на пыльный ворох старых и латаных цирковых костюмов на дне сундука, от которых так же щекотно в носу и безудержно хочется чихнуть.

Если бы Китценька внимательно вслушалась в разговоры, вместо того чтоб чихать, она бы поняла, что ответ по существу очень озадачил всех циркачей.

— Нам выдали лицензию, — помахал в воздухе зеленой гербовой бумагой Иогансон. — И выступать мы имеем право. Но не можем. Выступления запрещены. Вплоть до особого распоряжения. Никто не знает, когда случится это самое особое распоряжение, но все намекают, что оно может грянуть в любой момент. А может и не грянуть еще неделю. Словом, полная неизвестность.

«Я маленькая собачка. От меня ничего не зависит, — думала Китценька, бродя по поляне и маясь от безделья. — Что я могу? Только ждать. И не скулить. Хотя очень хочется новую попонку».

В этот момент ее размышления прервала Шкатулка.

— Миска собралась сходить в город, в пекарню. Я попросила ее купить нам дрожжей. Не хочешь прогуляться вместе с ней?

Казимира никогда не отпускала маленькую Китценьку бродить одну, тем более в незнакомом городе. Но ведь пойти в город с Миской — это значило пойти под присмотром?

Город ошеломил собачку.

Обычно, когда Казимира гуляла по городу, она брала Китценьку на руки, и та смотрела на все с высоты Казимириного плеча. Были видны лица, и воротники, и шляпы с перьями, и шляпы с лентами, были видны окна первых этажей (куда Китценька любила заглядывать), пахло духами от дам и дымом сигар от мужчин.

Теперь со всех своих лапок Китценька бежала за Миской. И видела совсем другое. Ноги, ноги, ноги, туфли, босоножки, ботинки, сандалии, край велосипедного колеса (ай, увернуться скорее!), окурки, монетки, билетики, обертки от мороженого на тротуаре, кошки (ррргаф!), другие собаки, бегущие мимо. И запахи, запахи, запахи!!!

Незнакомые и оглушающие запахи.

Пробегающие мимо собаки иной раз останавливались и проявляли вежливый интерес. Однако Миска что-то негромко отвечала им и продолжала путь.

Наконец они добрались до пекарни, и, пока Миска покупала дрожжи, Китценька засмотрелась на витрину магазина по соседству.

Ее мечтания о крепдешиновой попонке были нарушены громким вздохом за спиной.

— Не понимаю, — сказала подошедшая сзади Миска, — что ты находишь в этом: глазеть на игрушечных собак, завернутых в тряпки.

Китценька глянула на Миску через плечо.

Миска была замечательная собака, однако, по мнению Китценьки, ей стоило бы почаще причесывать длинную черную шерсть (и тогда можно будет сказать: «Чудесная шелковистая шерсть»). И ошейник у Миски был очень потертый. Удобный, без сомнения, но…

— Понимаешь, Миска, ты ведь теперь тоже цирковая собака. А цирковая собака должна выглядеть так, чтоб те, кто ее видит, просто рвались прийти в цирк на представление. Мол, если в цирке такие великолепные собаки, такие яркие собаки, такие необыкновенно прекрасные собаки, — то наверняка представление будет грандиозным.

— Вот еще, — пробурчала Миска, вглядываясь в свое отражение в витрине. — По-моему, я нормальная собака. Все при мне. Главное, чтоб душа была на месте.

— Ну конечно. Но в собаке все должно быть прекрасно: и душа, и шерсть, и ошейник, и попонка, — вздохнула Китценька.

Ей было слегка неловко говорить все это старшей подруге. Но уж в чем-чем, а в попонках Китценька была знатоком.

Тут дверь магазина распахнулась и оттуда вышла толстая дама с доберманом. На добермане был клетчатый жилет с кармашками для часов. Китценька могла поклясться, что у такого солидного пса наверняка есть и карманные часы-луковица на толстой витой цепочке, просто он не взял их в магазин на примерку жилета.

Повинуясь непреодолимому внутреннему голосу, который вздыхал горестно уже добрых полчаса, Китценька сунула нос в приоткрытую дверь. А вслед за носом не удержалась и вошла в магазин вся целиком, вместе с белым кудрявым хвостиком.

Миска, которая не хотела оставлять подругу одну, была вынуждена зайти.

Через час уставшие собаки вывалились из дверей магазина, еле сдерживая себя в рамках приличий, чтоб не высунуть от утомления языки.

Миска была ошеломлена.

Хозяин магазина, увидев их на пороге, подскочил как ужаленный и завопил, что такую прекрасную пару он видит впервые, не будь он господин Филофаун. И что у него есть замечательные предложения, от которых уважаемые посетительницы просто не смогут отказаться.

Не успела Миска громче пробормотать, что у них совсем нет денег (вот только сдача от дрожжей — пара монеток), как она уже стояла перед большим зеркалом, а хозяин носил ей охапки каких-то одежек.

Китценька же повела себя самоотверженно. Она сразу же отказалась мерить жилетки, пальтишки и камзольчики, накидки и шлейки. Она твердо сказала, что, хотя сейчас они и не планируют больших покупок, однако ей бы хотелось показать подруге новинки сезона. И, возможно, убедить ее сменить имидж. Воодушевление господина Филофауна возросло от этих слов многократно (хотя казалось, что больше уже совсем некуда).

И Миска с удивлением услышала, что ей идут пальто из шотландки, отороченные бархатным кантом. Идут ошейники из золотисто-персиковой кожи с медными заклепками. А в выходном наряде из атласа цвета бордо она просто неотразима.

Надо признаться, что зеркало подтверждало эти слова. Там, в зеркале, Миска неожиданно для себя увидела элегантную незнакомку, которой для полного совершенства собачьего облика не хватало лишь чуточку более ухоженной шерсти.

— Но это ничего, стоит ли беспокоиться при такой фактуре, при таких внешних данных! — И господин Филофаун тут же предложил им визитку собачьей парикмахерской, которую держит его двоюродная сестра, тут недалеко, через пару домов налево.

Китценька же разговаривала с хозяином магазина на равных, и в их речи то и дело проскакивали незнакомые Миске слова: креп-шифон, рюши, плиссе, декольте.

Голова у Миски кружилась. Еще бы — перемерять пятьдесят одежек, рассмотреть десятки фасонов и цветов. Миска даже не предполагала, как меняет ее облик форма воротничка или цвет пуговиц.

И последние две монетки она в полном помрачении рассудка потратила на прелестное колечко для ошейника («бижутерия высшего класса, крайне стильно», как отрекомендовал эту штучку господин Филофаун).

Теперь на улице Миска постепенно приходила в себя.

Но не могла не признать, что Китценька открыла ей новый мир. И мир этот, пожалуй, Миске понравился. Приятно было сознавать, что она не только умная и сильная — она красивая собака.

— Миска, — подала голос Китценька, — а чем это так пахнет вон оттуда, от того полосатого столбика?

— А, ерунда, не стоит и принюхиваться, — отмахнулась Миска. — Это собачья газета «Вести из подворотни». Достаточно желтое издание, я пару раз совала в него нос, но там пишут всякую непроверенную чушь. Удивительно беспринципные писаки. За кусок ливерной колбасы оклевещут родную бабушку.

— А вон там, на углу магазина?

— О, там официальная газета «Голос!». Я слышала, что ее сотрудники все состоят на службе в полиции, хотя про многих из них и не скажешь, что это полицейские шавки. Постой, ты что, не умеешь читать?

Китценька смутилась. Она умела читать — бумажные книги и журналы. Казимира, когда была возможность, покупала ей свежие номера журнала «Дог», где была специальная рубрика «Собачья мода». Именно оттуда Китценька и черпала все свои познания в модных тенденциях сезона.

Но по-собачьи Китценька читать не умела. А даже если бы и умела — с высоты Казимириного плеча прочитать что-то в собачьих газетах было невозможно.

— Ну как так можно? — сердито воскликнула Миска. — Нормальная собака не имеет права не уметь читать по-собачьи! Ведь в наших газетах нередко пишут то, что никогда не прочтешь в человеческих.

И главное, научиться читать по-собачьи очень легко. Любой щенок осваивает это искусство уже к трем месяцам. Хотя, конечно, детям и не надо бы читать всего, что пишут во взрослых газетах.

Но такую смышленую собаку, как Китценька, можно научить читать в полчаса.

Полная благодарности за то, что Китценька открыла ей новый мир — мир собачьей красоты, Миска решила научить ее читать прямо сейчас.

Дойдя до городского сада, они остановились у каменного столба ворот. Собачьих газет и информационных листков здесь было более десятка, и следующие полчаса Миска объясняла подруге премудрости собачьего алфавита.

К концу этого времени Китценька начала медленно, слегка запинаясь, но почти без ошибок читать крупные заголовки:

— Tи-ши-на в пар-ке развлю… развлечений: спе-ци-аль-ное рас-сле-до-ва-ние реб… ре-дак-ции.

— Постой, — встрепенулась Миска, — Это имеет к нам самое непосредственное отношение!

И она, отодвинув Китценьку в сторону, принялась бегло просматривать заметку:

— М-м-м-м… запреты… неделя… аншлаги… точные науки… королевский двор… Вот, слушай, Китценька! «Как показывает наше независимое журналистское расследование, причины запрета на развлечения в столице кроются за стенами королевского дворца. Наш источник из королевской псарни, пожелавший остаться неизвестным, сообщил нам, что принцесса четвертый день не выходит из своих покоев на прогулку. Стало также известно, что открытие сезона развлечений в столице зависит от решения принцессы. Никто не может прокомментировать нам, отчего принцесса не в состоянии принять подобного решения. Наши аналитики заявляют, что такое поведение наследницы престола вызывает недоумение, особенно если учесть, что дни школьных летних каникул — традиционное для развлечений время — начались давным-давно. Высказывается предположение, что принцесса опасно больна, однако более точные сведения получить не представляется возможным. Наш собственный корреспондент, пытавшийся проникнуть в королевские покои через ворота королевской кухни, потерпел фиаско и в настоящий момент лечит лапу, обожженную горячими помоями. Состояние его здоровья…» Так. Дальше уже неинтересно.

— Принцесса больна! — воскликнула огорченно Китценька. — А вдруг она так и не выздоровеет до конца лета! Что тогда будет с нами всеми?

— Подожди. — Миска отвела Китценьку в сторонку, в тень кустов барбариса, чтоб их разговор не привлекал внимания. — Из заметки ясно, что ничего не ясно. Поведение принцессы какое-то странное.

— Почему?

— А ты много встречала маленьких девочек, которые бы не хотели в каникулы ходить в цирк, в кукольный театр, кататься на карусели в парке? Вот то-то и оно.

— Да, но что нам-то делать сейчас?

— Как что, Китценька?! Нам надо бежать к воротам дворца! Нам надо проникнуть внутрь и разведать там, в чем дело!

— Но… — Китценька вспомнила о судьбе, постигшей «нашего специального корреспондента», и испуганно заморгала. — Но ведь это может быть опасно?

— Это наш долг, — твердо сказала Миска. — Не бойся, самое опасное я, разумеется, возьму на себя.