Маленькая Туська лежала на высоких подушках, укрытая теплым пуховым одеялом, и тихо плакала.
Няня, которая сидела рядом с Туськой, не отходя ни на минуту, задремала. И поэтому Туська решила, что именно сейчас поплакать удобнее всего.
Очень плохо болеть.
И самое грустное, что никто не понимает, чем больна Туська. Просто однажды она проснулась и не смогла встать с кроватки.
Или не захотела.
Когда мама и няня пытались поставить Туську на ноги, она сперва села на пол, а потом легла, прижавшись щекой к мягкому прикроватному коврику с яркими цветами.
Мама испугалась, уложила Туську назад в постель и вызвала доктора.
Доктор осмотрел ее и развел руками:
— Ничего не понимаю. В моей практике такой случай впервые. Будем наблюдать. Постарайтесь кормить ее легкой и полезной пищей. Вареной морковкой. Творожком. Температуру мерить каждый час. И при любом изменении состояния незамедлительно сообщайте мне.
Прошло несколько дней, а Туська не ела вареную морковку, и ей не становилось лучше.
Вечером в первый день пришел в Туськину детскую папа.
— Что с тобой, моя маленькая? Что у тебя болит?
— Ничего, — вздохнула Туська. — Ничего у меня не болит, папочка.
— Хочешь, я почитаю тебе книжку?
Но Туська, которая очень любила, когда папа ей читает, только грустно покачала головой. Нет, она не хочет.
Папа встревожился еще больше.
— А хочешь, мы поиграем в кукольный театр? Хочешь, будем пускать мыльные пузыри? Хочешь, будем лепить из пластилина?…
Но в ответ девочка снова качала головой.
Отчаявшись, папа предложил:
— Хочешь пострелять из пистолета?
Ведь он был помощник начальника полиции и мог сам себе позволить такое шумное развлечение.
Однако и это не заинтересовало девочку. Туська просто закрыла глаза.
На следующий день папа не пошел на работу. Он то и дело пытался подменить у Туськиной постельки маму и няню, а когда его просили хоть немного отдохнуть, он уходил в гостиную и в тревоге ходил туда-сюда — от окна до двери, часами.
— Доктор, скажите, может быть, купить какую-то микстуру? Таблетки? Может быть, пластырь? Мазь? Почему вы никак не можете вылечить мою дочку? Чем она больна?
Но доктор, который в очередной раз внимательно обследовал Туську, только разводил руками. Температуры нет, и горло не покраснело. И все анализы (доктор сделал кучу анализов, исколов Туськины пальчики острыми иголками) — в норме.
Было ясно, что Туське становится хуже. Она почти перестала отвечать на вопросы, только вздыхала в ответ и закрывала глазки. Ничего не ела. И часто плакала — тихо и беззвучно.
— Это не обычная болезнь, — сказал доктор. — Это не скарлатина, не корь, не свинка и не коклюш. Это не диатез, не ангина, не грипп, не ревматизм. Не чума и не холера. В моих книгах по медицине (а я прочитал все книги про детские болезни) нет ничего подобного. И сейчас я пойду в королевскую библиотеку: буду читать все книги про детей. Может быть, что-то натолкнет меня на мысль.
К вечеру, когда мама сменила няню у Туськиной постели, а уставший папа уснул в кресле в гостиной, доктор ворвался в дом. Он отпихнул в сторону замешкавшуюся горничную и ринулся прямо к помощнику начальника полиции. Доктор схватил его за плечи и начал трясти:
— Просыпайтесь, просыпайтесь!
Помощник начальника полиции в ужасе вскочил на ноги:
— Что? Тусеньке хуже?
— Нет, нет. — Доктор в нетерпении махал в воздухе какой-то книгой. — Смотрите, что я нашел в библиотеке! Очень, очень похожий случай. Это наша единственная надежда!
— Видите, это старинная книга. Тут тоже девочка, которая заболела. Симптомы практически те же. Мой коллега в книге придумал, как вылечить ребенка: надо, чтоб она что-либо захотела — и непременно, слышите? Во что бы то ни стало надо выполнить ее просьбу. Даже если девочка захочет луну с неба.
— Но она ничего не хочет! — в отчаянии закричал папа Туськи.
— Надо, чтоб захотела!
— А что захотела та девочка в книжке? — с надеждой спросил папа.
— Слона, — ответил доктор.
— Слона? — оторопел папа. — И ей привели слона?
— Да, привели, и он пил с ней чай и кушал тортик. И девочка выздоровела.
— …Значит, слона, — тихо сказал папа. — Ну что ж, если надо слона, то будет и слон.
— Погодите, Тусеньке не нужен именно слон. Может быть, у нее совсем другое желание.
Когда Туська проснулась, у ее постели сидел папа.
Она посмотрела на него и обрадовалась, но улыбнуться не смогла — не было сил.
— Доченька, — сказал папа. — Тебе три года, и ты уже большая и умная девочка. Мы все хотим, чтобы ты не болела. А для этого надо, чтоб ты сама постаралась. Скажи мне, чего ты хочешь? Я выполню любую твою просьбу.
Туська молчала.
Потом тихо прошептала что-то.
Папа наклонился над ней:
— Что? Что ты сказала, моя маленькая?
— Я умру. Я не хочу, — расслышал он.
— Нет! Нет, доченька. — Папе очень захотелось заплакать, но он сдержался. — Ты не умрешь! Вот послушай, была одна девочка, которая заболела так же, как ты…
И папа рассказал Туське ту старинную историю, и про слона, и про то, как девочка выздоровела.
Пока он рассказывал, глаза Туськи стали более живыми, и в них загорелось что-то похожее на интерес. Слабенький огонек, но, заметив его, папа обрадовался.
— Нет, — выслушав папин рассказ, сказала Туська. — Нет. Слон большой. У него хобот мотается. Я боюсь.
Она помолчала еще минутку.
— Я хочу маленького. Серенького. Я хочу ослика. Покататься.
Она хочет! Хочет ослика!
Сто тысяч осликов достанет сейчас папа для Туськи!
Наспех одевшись, помощник начальника полиции выскочил из дома.
Куда бежать? Парк развлечений закрыт. Раньше на городских площадях ослики и пони катали детей. Но сейчас площади пусты, там нет никаких осликов.
Однако есть королевская конюшня.
Не может быть, чтоб там не решили эту проблему.
Помощник начальника полиции бежал по проходу и заглядывал в каждое стойло. Вслед за ним еле поспевал главный конюх. Он был крайне обескуражен и пытался еще раз объяснить:
— Верьте, я клянусь вам, — у нас только скаковые лошади. Самые лучшие скаковые лошади в мире. Вот, — пробегая мимо стойла № 14, конюх пытался привлечь внимание заместителя начальника, — вот, к примеру, чудесный жеребец Стивен. Хотите? Лучшего и желать невозможно!
Помощник начальника остановился и круто повернулся к конюху:
— Осел! — закричал помощник начальника. — Осел! Сколько вам можно повторять?
— Я осел? — огорчился конюх.
— Вы — само собой! Но мне нужен осел, настоящий осел, и я сказал вам об этом сто миллионов раз, однако вы не понимаете.
— Но ведь конь лучше осла, — не сдавался конюх.
С тихим стоном помощник начальника повернул назад.
— Увы, я понял, у вас и вправду тут только один осел — это вы. Главный конюх в ответ лишь развел руками.
— Что же делать? Что же мне делать? — В отчаянии помощник начальника полиции схватился за голову.
За его спиной раздалось вежливое покашливание.
Конюх подпрыгнул от неожиданности:
— Стивен, мальчик мой, ты простужен?
Вороной жеребец переступил с ноги на ногу и покачал головой:
— Нет-нет, я здоров. Я просто хотел сказать… Если вам нужен осел, то я видел сегодня осла. Окно моего стойла выходит на боковые ворота. И когда днем Льдинка решила, что она уходит от нас, то я смотрел ей вслед, потому что, понимаете… Льдинка, она…
— Ближе к делу, Стивен, — перебил его конюх. — Твои лирические чувства к Льдинке вряд ли интересуют полицию.
— Да, простите, — смутился конь. — Так вот, когда она вышла из конюшни, к ней подошел маленький ослик. Яне подслушивал и не знаю, куда они собирались пойти, но я видел, что они пошли в сторону реки.
И Стивен грустно вздохнул.
— Цирк! — хлопнул себя по лбу помощник начальника полиции.
Если бы у Туськиного папы было время подумать, то он, наверное, почувствовал бы себя несколько неловко.
Не очень-то хорошо расстался помощник начальника полиции с циркачами в прошлый раз. И, честно признаться, они имеют все основания думать, что он жестокий самодур. Конечно, служба есть служба, но кроме буквы закона есть еще дух. А помощник начальника понимал законы буквально.
Уже вечерело, и все циркачи собрались у накрытого дощатого стола. На ветке дуба над столом висела керосиновая лампа, вокруг нее вились ночные бабочки, на ужин была гречневая каша с жареным луком и чай.
Когда Туськин папа, не разбирая дороги, выбежал на поляну и приблизился к столу, все в тревоге вскочили, а Казимира схватилась за сердце. Но она не успела спросить, что случилось, потому что нежданный вечерний гость, путаясь в словах, начал сам объяснять причины своего появления.
В его сбивчивом рассказе смешалось все: слон и вареная морковка, коврик с цветами, с которого не смогла встать Туська, ее слезы и доктор с библиотекой, — и, понимаете, она захотела, она хочет ослика, покататься на ослике, понимаете? Вдруг ей это поможет, помог же той девочке слон?
Туськин папа договорил и, опомнившись, оглянулся в смущении. До него начало доходить, что сейчас его прогонят. Он, конечно, может употребить власть, приказать выдать ему осла и все, что прилагается к ослу, всякие там уздечки, бубенчики и оглобли. Нет, он не может так поступить. Помощник начальника — тот может. А Туськин папа может только еще раз повторить:
— Ей три годика всего, она не встает, и она мне сказала, что ей страшно… И насчет ослика…
Но Филипп уже стоял перед ним, запряженный в тележку. Эва торопливо вытряхивала в стороне коврик, которым были застелены скамейки в тележке, а Казимира тронула Туськиного папу за рукав, протягивая ему кружку:
— Не волнуйтесь, сейчас Филипп будет готов. Хотите чаю?
Туськин папа машинально взял протянутую ему кружку, глотнул, обжегся и закашлялся. От этого у него на глазах выступили слезы, и сквозь их пелену он оглядел расплывающиеся в сумраке встревоженные и участливые лица циркачей. Люди, собаки и лошади. Вот эта белая лошадь ему точно знакома. Ах да, Стивен же сказал, что Льдинка ушла из конюшни вместе с осликом, значит, это она и есть.
— Поехали, садитесь в тележку и показывайте, куда поворачивать, — прервал его мысли ослик.
Туська смотрела на трещинку на потолке. Трещинка тянулась из угла и всегда была похожа на звериную морду. Когда Туське хотелось бояться, она видела в этой морде страшного дракона, а когда у нее было хорошее настроение, она соглашалась сама с собой, что это собачка.
Теперь же Туська не видела ни дракона, ни собачки. Скучная трещина на потолке — и только.
В этот момент из приоткрытого окна снизу раздался какой-то странный звук.
Кто это кричит? Туська никогда не слышала такого звука. На что он похож?
— Иа! Иа! — снова раздалось под окном.
«Иа… — подумала Туська. — Иа. Кто кричит „иа“?»
И в тот же миг поняла: так кричит ослик!
Настоящий ослик под окном. Наверное, даже с тележкой, на которой можно покататься?
— Мама, — позвала Туська.
Мама была уже у окна.
— Туся, — повернулась она к дочке. — Посмотри, кто пришел к нам в гости!
— Это ослик, ослик! — закричала Туська и легко соскочила на пол, откинув теплое пуховое одеяло.
Она поспешно пододвинула к подоконнику табуретку и забралась на нее.
Внизу у парадной двери стоял Туськин папа. А рядом с ним — настоящий ослик, запряженный в цветную тележку. Туськин папа кормил ослика морковкой и смотрел наверх, на Туську, которая высунулась в окошко.
— Туська, — позвал папа. — Вот умница, что встала с постельки. Спускайся к нам, смотри, кто тебя ждет.
Через минуту Туська, как была, прямо в ситцевой пижамке и босиком, слетела вниз по лестнице и выскочила на улицу.
Она уставилась на ослика восхищенными глазами:
— Здравствуйте, ослик, как вы поживаете? Я поживаю спасибо неплохо. Мне немного нездоровилось, но я теперь хочу вас спросить: можно покататься в вашей тележке?
Они с осликом разговаривали, и Туська гладила его по лбу, и ослик был серенький, мягкий и теплый, и у его были длинные прохладные уши и круглые бока. И Туська узнала, что его зовут Филипп и что он очень хотел познакомиться с ней и мечтает прокатить ее на тележке по саду.
Было непонятно, почему у папы и мамы мокрые щеки, и почему из дому выскочили все-все, и почему доктор, сияя, хлопает папу по плечу, — но думать про это было некогда, потому что пора было ехать. Туська забралась в тележку, села на скамеечку и сказала:
— Поехали, Филипп!
