«Дорогой Фери!
Твое последнее письмо еще туманнее, чем все предыдущие. О себе ты пишешь совсем мало. Больше спрашиваешь, как я да что нового дома.
Может, это проявления тоски по родине?
Отец сказал мне, что тоска по родине тяжелей, чем голод. Что человек, где бы он ни был, повсюду натыкается на воспоминания: все ему чем-нибудь напоминает дом. А если он не находит сходства с родными краями, то сам начинает его выдумывать.
Так это или нет — тебе лучше знать.
Из-за этого стал ты скуп на слова? Или мне только кажется? Надеюсь, что причина именно эта, а не болезнь.
Ведь ты здоров? Ты бережешься ведь, правда? Тебе не надо напоминать, что ты значишь для меня?!
Я только одного не могу взять в толк: как ты представляешь себе будущее? Ты пишешь, что не прочь вывезти меня туда, к себе. Я мало верю в такую возможность, но и независимо от этого я не поехала бы. Люблю я тебя очень и очень, но не смогла бы расстаться с матерью, отцом, братишкой и с родными краями. А если не это, то остается одно — чтобы ты вернулся!
Словом, наша любовь бесперспективна и печальна. Но я все же не теряю надежды.
Если ты стал немногословен в отношении своего житья-бытья, то я становлюсь, как видишь, все разговорчивее. Втайне мечтаю о том, что моя болтовня в какой-то мере утешит тебя, укрепит узы нашей дружбы и, может быть, приведет тебя когда-нибудь домой.
Недавно мне выпала большая честь. Невзирая на то что я еще совсем молодой агроном, меня пригласили в один из вновь организованных производственных кооперативов. Работаю уже два месяца. Если бы ты знал, сколько эта работа — даже наряду с множеством забот — приносит мне радости! Возможности большие. Знай трудись!
Только ты, пожалуйста, не подумай, что я собираюсь тебя агитировать! Я ведь понимаю причину твоего пребывания в Америке. Просто радостью своей делюсь с другом: я теперь хозяйничаю на четырех тысячах хольдов! [7]Хольд ( венг . hold ) — единица площади в Венгрии , равна 0 , 432 га или 0 , 575 га (прим. составителя электронной книги).
У нас будет вдоволь кукурузы, а на свиноферме, конечно, маточник. Я добилась — ты только представь меня воюющей с нашими консервативными мужиками — осуществления моей давней мечты: садка для разведения уток. Водоем у нас есть, клетки уже строятся. Ну скажи, правда, чудесно?
Я даже вижу, как ты смеешься надо мной за то, что я так по-детски восторгаюсь. А ведь, поверь, я довольно реально, цифрами, выражаю свои мечты. Цифры говорят мне о том, сколько я смогу осуществить из задуманного. Вот приедешь, и тогда вместе решим, что взяло верх: твой пессимизм или мой оптимизм?
Дорогой Фери! Кончаю письмо. На прощание повторяю мой завет: береги себя и всегда люби нашу маленькую страну. А в ней, конечно, больше всего — меня!
Целую.
Магда».
Я, наверное, в двадцатый раз перечитывал только что полученное дорогое письмо и никак не мог оторвать то сухо горящих, то влажных глаз от этих букв, хотя каждую из них уже помнил наизусть.
Магди! Я представил себе, с каким она свирепым видом «отвоевывает» своих утят, и в самом деле не мог сдержать улыбку. Наверное, в этом случае у нее было такое же лицо, как тогда, когда я после признания решил, что она непременно отвернется от меня. Ее лицо вспыхнуло. Голос стал тихим, но твердым.
Я так и предполагал, что ко мне она не приедет. Может ли она оставить своих, не зная, доведется ли ей еще раз встретиться с ними? А ведь она любит меня и, наверное, очень! И я ее люблю. Сколькими женщинами и девушками увлекался я, с тех пор как расстался с ней… Но где им до нее!
Итак, она работает в кооперативе! Значит, снова отобрали где-то землю у крестьян. Бедняги!.. Но все же большое дело то, что уничтожили межи. Четыре тысячи хольдов! Это крупное поместье! Магди, в сущности, права. На таком участке можно сделать чудеса!
У нас был один из нечастых выходных дней. Ехать в какой-нибудь из ближних городов мне не хотелось. Я лежал на койке и, как всегда, терзался сомнениями. Полученное письмо то уводило меня в мир далеких воспоминаний, то прямо к глазам подносило будущее.
Будущее? Какое у нас с ней могло быть будущее?
Никакого!
От этой мысли я окончательно расстроился.
«До чего же ты малодушен!» — заговорил во мне другой, уверенный голос. Он показался мне знакомым и в то же время чужим.
«Да ведь это же голос мистера Раттера!» В самом деле, я поймал себя на том, что говорю в стиле своего покровителя.
«Ну и что ж! А ты смотри на жизнь так же легко, с высоты, как это делает он!»
«Возьми себя в руки и успокойся. Недаром ведь тратят тут на тебя такую уйму денег. Ты будешь обучать молодых, и твои питомцы поедут… домой. И чем больше их поедет туда, тем вероятней, что там все образуется по твоему вкусу. И тогда… ты тоже поедешь».
«Тогда?»
«Тогда!»
Я уже не думал о том, что сказала бы Магди, когда я явился бы к ней как американский солдат… Встреча! Вот что было главным, все остальное казалось подчиненным, служило лишь осуществлению этой мечты.
Когда я несколько позднее спокойно и объективно взвесил сделанные после больших сомнений выводы, мне стало ясно, что они, по сути, не что иное, как победа мистера Раттера и мистера Робинсона, а также всей педагогической системы Си-Ай-Си и группы войск специального назначения над моим мировоззрением. То есть надо мной.
Во всяком случае, начиная с того времени я более сознательно и отважно готовился к выполнению взятого на себя обязательства. Я верил: это ради Магди!
— Прошу внимания!
В этот день, к нашему удивлению, занятия вел человек в штатском. Мы сидели в аудитории, когда начальник школы вошел к нам в его сопровождении. Несколько коротких замечаний, несколько напутствий, и мы остались одни с занимательным штатским.
Почему я сказал «занимательным»? На нем был отличный сизый костюм. Его белая рубашка и галстук выглядели безупречными. Широкие плечи и чудовищная по объему грудь распирали добротный пиджак. Казалось, что этот человек состоял из одних мускулов, Шея у него была толстая и крепкая, ему мог бы позавидовать любой поп-кальвинист. Но дело в том, что на этой бычьей шее сидела сравнительно маленькая голова с блестящими, живыми глазами и длинным носом, что придавало ему сходство с дятлом.
— Прошу внимания! — еще раз произнес Дятел.
Он не кричал. Даже не повышал голоса. И все же в аудитории наступила гробовая тишина. Этот человек знал, как метнуть взгляд своих синевато-серых глаз, чтобы быстро завоевать авторитет.
— Некоторое время мы вынуждены будем находиться в обществе друг друга! Остается желать, чтобы в конце курса мы расстались обоюдно довольными. Для этого, конечно, вам придется здорово потрудиться. У меня в отношении вас требования будут высокие.
Он сделал небольшую паузу. Оттого ли, что его утомила произнесенная речь, или из любезности, чтобы дать нам возможность поразмышлять немного над нашими покойными предками?
— В мои обязанности, — продолжал он, — входит познакомить вас с тем, что прежде всего должен знать и уметь диверсант. Вы убедитесь сами, что это — целая наука. Диверсант должен быть сапером и электриком, механиком и химиком, оружейным мастером и акробатом!
Он говорил страстно. Видно было, что он предан своему делу. Но мне в эти минуты он напоминал того старого шопронского дядьку, которого я всегда, когда бы ни приходил в сад Эржебет, заставал в одном из укромных уголков в компании отъявленных картежников — обычно он простаивал за их спинами, «болея», кривя дрожащие безмолвные губы. Когда же представлялась и ему возможность сыграть партию-другую, то у него начинали дрожать руки. Он прямо терял рассудок от своей страсти. Дятел все время, пока был моим учителем, почему-то напоминал мне именно этого старика из сада Эржебет.
— Что же мы подразумеваем под словом «диверсант»? Может быть, среди вас найдется желающий ответить на этот вопрос?
Был у нас один щупленький капитан. Японец. Его прислали учиться в Америку. Он поднял руку:
— Диверсант — это тот, кто на территории вражеской страны разрушает объекты военного значения. Его задача — парализовать передвижение войск, препятствовать снабжению боеприпасами, сеять панику среди населения. Диверсант — наиболее действенное из всех имеющихся видов оружия!
— Браво! — Дятел засиял от удовольствия. — Хоть определение ваше и не абсолютно точное, но оно не лишено смысла.
Он налил из стоявшего на столе кувшина воды в стакан и выпил. Затем продолжал:
— Как это ни странно на первый взгляд, но главное для диверсанта — умение перейти границу враждебного государства. Ибо без такого умения вся его остальная подготовка пойдет насмарку! Вот почему мы и начнем занятия именно с этого.
Теперь мы знакомились со всевозможными сигнальными средствами. Преподаватель чертил мелом на доске и пояснял схемы действия различных световых и звуковых приборов, автоматических индикаторов.
Он не успокаивался до тех пор, пока каждый из нас досконально не овладевал данным устройством, безошибочно воспроизводя его в чертеже.
Потом он перевел нас в другую аудиторию, где на огромном столе была изображена местность, на которой помещался макет действующей сигнальной системы.
Преподаватель расставил нас вокруг стола.
Мне казалось, что я попал в музей. На макете изображалась узкая долина, окаймленная холмами. Эта долина была опутана проволочным заграждением. По ту сторону, где хорошо различалась контрольно-следовая полоса, меж деревьев леса из папье-маше была натянута тоньше волоса проволока. Ее едва можно было различить невооруженным глазом.
— Дотроньтесь вон до той, красной проволоки! — приказал преподаватель одному из нас.
Палец курсанта неуверенно, с опаской коснулся тонюсенькой проволоки. В тот же миг раздался резкий, оглушительный звук. Мы вздрогнули.
— Вы знаете, что издает такой звук?
Нашего воображения не хватало, чтобы догадаться.
— Поглядите туда!
Дятел кивнул на стену за нашими спинами, где, словно в пляске святого Витта, подергивалась консервная банка.
— В ней — камешек. Только и всего. От малейшего прикосновения к проволоке банка начинает раскачиваться, а камешек стукаться об ее стенки. В тишине ночи на сотки метров слышен этот звук.
Теперь он указал на зеленую проволоку.
— Попробуйте-ка, заденьте, — избрал он на этот раз меня.
Я охотно сделал то, что мне велели. Игра казалась мне очень увлекательной.
Зеленая проволока в наступившей вдруг темноте заставила взлететь рассыпающийся искрами сноп крошечных ракет.
— А теперь коснемся самого опасного!
На очереди была желтого цвета проволока. Один из курсантов дотронулся до нее.
Мы ожидали звука сирены, выстрела или пулеметной очереди.
Но ничего не произошло.
— Осечка! — ехидно заметил кубинец Рикардо, вечно и всюду сующий свой нос.
— Неужели?! — И преподаватель весело завертел своей птичьей головой. Затем, подойдя к боковому стенду, раздвинул драпировку.
Мы увидели стеклянный щит, а на нем ровную линию, разделенную цифрами. Примерно на середине ее мигал едва заметный желтый огонек.
— Следите!
Дятел быстро то в одной, то в другой точке задевал желтую проволоку. С той же скоростью вспыхивали на стеклянном щите мигающие огоньки.
— Остается только выйти на место и поймать нарушителя!
Должен сказать, что нас в немалой степени удручило такое техническое совершенство охраны границ. В глазах же нашего уважаемого педагога появился веселый огонек.
— Что, спасовали? А ведь для этого нет никакого основания. Есть аппаратик, который придет вам на помощь. Весьма надежный помощник! — Он с удовлетворением потер ладони. — Благодаря ему вы сможете обойти сигнальные устройства!
В самом деле! Нам оставалось только удивляться, когда он одно за другим демонстрировал чудеса техники. Раньше бы мы никому, даже самому генералу, не поверили, что так просто миновать тот или иной участок заставы.
Следующее занятие было также посвящено проблеме перехода границы.
— Предположим, вы проводите работу в одной из коммунистических стран. Вам грозит опасность разоблачения. Надо бежать. Как вы доберетесь до границы?
На этот раз также нашлось среди нас несколько компетентных лиц: югославы, венгры, пожелал высказаться и китаец. Все это были уже зрелые люди, отважившиеся в свое время преодолеть невидимые преграды.
Дятел внимательно, до конца выслушал каждого, никого не перебивая.
— В сказанном вами была доля истины, но прежде всего я должен сообщить вам, что вы меня недопоняли. Путь до границы ничуть не легче, чем победа над техническими препятствиями. Это-то все вы легкомысленно упустили, точно это вовсе и не проблема. Хотя именно здесь и требуется тщательная подготовительная работа. Тот, кто этому не уделяет должного внимания, уподобляется строителю, который взялся строить здание без фундамента. Запомните раз и навсегда: первым делом необходимо раздобыть паспорт. К тому же подлинный! Подделки, даже при нашей развитой типографской технике, несовершенны. Экспериментировать же доморощенными способами… — он передернулся, — это готовый провал! Итак, подлинный паспорт. Только фотографию надо в нем переменить.
— А каким образом? — спросил Рикардо.
— Вот об этом-то я как раз и собираюсь с вами говорить!
И он стал терпеливо объяснять, подкрепляя свои слова примерами.
— Скажите, пожалуйста, а где же раздобыть такой паспорт?
Недаром же Рикардо был выходцем с Кубы, его темперамент и способность болтать оказались непревзойденными! Конечно, и этот вопрос задал он.
— Вы спрашиваете где? Дорогой мой, ведь мы же не дегенератов посылаем совершать диверсионные акты, а полноценных, более того, смышленых людей! Украдите! Неплохо раздобыть паспорт у того лица, с которым вы были связаны. Надо лишь слегка намекнуть ему на то, что, ежели, мол, я провалюсь, ты, голубчик, тоже будешь висеть, — и он рад будет отдать вам свой паспорт. Ну, а если так не получится, то… то прикончите кого-нибудь! Труп спрячьте — и концы в воду. Только тут уж по-настоящему время — деньги!
Он еще раз вызвал тех, кто уже сидел за попытку удрать из своей страны, и велел им подробно рассказать обо всех их мытарствах от начала до конца.
Слушая их, он порицающе покачивал головой.
— Что за промахи! Ей-богу, вы заслужили того, что получили.
— Но почему? — спросил обиженно Ковач, который однажды был приговорен у себя дома к шестимесячному тюремному заключению за попытку удрать — его поймали на границе.
— Почему?! Вам бы следовало подумать своей головой! Она для того и предназначена, чтобы ею думать! Скажите, до того как бежать, вы побывали хоть раз на нужном вам отрезке границы?
Ковач пожал плечами.
— Нет? Вы пошли на риск, совершенно не зная местности, не имея никакого представления о технических устройствах на границе, хотя все это было у вас под носом и вы могли все это предварительно вынюхать! И вы еще спрашиваете почему? А ведь хорошо охраняемая граница — все равно что красавица: нужно первым делом получше к ней приглядеться, узнать все ее слабости, кругом ощупать… И только после этого приступать к штурму! Достигнув границы, вы должны самое меньшее два-три дня, поджав хвост, проторчать около нее, выяснить маршрут патруля, время обходов, повадки патрульных.
Он подробно остановился и на вопросах одежды.
Она должна быть просторной, чтобы не стесняла движений, и компактной, так как развевающиеся, например, полы легко могут зацепиться за что-нибудь. Надо изучить климат данной местности, всегда знать прогноз погоды…
— Даже? — удивилось несколько слушателей.
В самом деле, кому бы пришло в голову, что сообщение бюро погоды может иметь какое-то значение?
— А как же! Если вы, легко одетые, заляжете где-нибудь на двое суток, как, по-вашему, можно простыть на мерзлой земле? И, кроме того, чаще придется из-за холода менять положение… уже не говоря о том, какую беду может навлечь насморк и кашель. Или вы думаете, пограничники глухие?
Мы слушали с таким вниманием, как никогда раньше. Только тут мы поняли по-настоящему, какую огромную, зачастую решающую роль в нашей жизни играют «мелочи», не принимаемые нами обычно во внимание. Да, подобная операция неминуемо будет стоить нам шкуры, если действовать наудачу!
К устройству мин мы уже отнеслись со всей серьезностью.
Однажды рано утром Дятел явился к нам на территорию.
— Отдыхайте, отдыхайте! До заката вы свободны. Зато после у нас будет нечто вроде экзамена! — сообщил он.
Когда спустился вечер, нам подали машины. Ехали мы больше часа, преимущественно полем.
Когда мы достигли редкой рощицы, тихо прозвучал приказ:
— Вылезай!
Наш преподаватель куда-то исчез. С нами остались только офицеры. Один из них поддерживал с кем-то радиосвязь по ультракоротковолновому передатчику. Видимо, с Дятлом.
Нас отправляли в путь поодиночке. С разными интервалами. Мы взволнованно следили за светящимися циферблатами своих часов.
Наконец наступила моя очередь.
— Перед вами — вражеская граница. Вы должны ее перейти. Патруль приближается к заданному участку через каждые полчаса. Идет по краю контрольной полосы. Здесь прошел он четыре минуты назад. Остальное предоставляется вам!
Я знал, что все это игра, и тем не менее сердце мое беспокойно колотилось. Я вспомнил Форт-Джэксон, где над нашими головами летали трассирующие пули. Кто знает, не заряжены ли и здесь винтовки у пограничников? Не настоящие ли мины?
Ну да все равно. Приказ есть приказ!
Я отдал честь и пошел.
Уже порядком стемнело. По небу, перегоняя друг друга, бежали черные тучи, чуть светлеющие по краям.
Деревья росли беспорядочно: то скучившись, то совсем редко. Попадались многолетние стволы шире обхвата. Их окружали густые кустарники. Если бы не комбинезон, я бы весь исцарапался о сучья и шипы.
«Ну, Фери, покажи, на что ты способен!» — подбадривал я себя, но при этом понимал, что одного только ума недостаточно, приходится рассчитывать и на удачу!
«Что же мне делать? — соображал я. — Ползти на животе? Но так я никогда не доберусь до мины. Уже не говоря о том, что в нескольких сантиметрах от земли может проходить сигнальная проволока».
Пробираться я решил не ползком, а в согнутом положении. В руке у меня был такой тонкий прутик, что он дрогнул бы даже под тяжестью бабочки. Я продвигался осторожно, медленно, шаг за шагом, шаря перед собой прутиком. Заметь меня в этот момент кто-нибудь из посторонних, он подумал бы, что я не иначе как отыскиваю с помощью волшебной палочки клад. Но от этой «забавы» мой лоб вскоре покрылся испариной.
Время шло ужасающе медленно. Когда у меня начали от напряжения дрожать ноги — ведь они несли на цыпочках мое согнутое тело с неравномерно распределенным весом, — я остановился и взглянул на часы. Не поверил глазам и поднес часы к уху: они тикали. Мне казалось, что я уже больше часа в пути. А прошло всего-навсего двенадцать минут. Даже в аду, наверное, не бывает таких бесконечно долгих минут, как эти кошмарные земные минуты.
Остановку я сделал на свое счастье. На часы я смотрел, присев на корточки, отчасти для того, чтобы передохнуть, отчасти же, чтобы меня не увидели.
Небо, пестревшее бегавшими взапуски тучами, вдруг стало синим. Звезды, как бесчисленные светлячки, усыпали надо мной небесное поле. Луна высунула голову и с любопытством поглядывала на землю. А может быть, она по доброте своей просто решила немного посветить людям. Мне это оказалось весьма кстати: перед моими глазами блеснула тонкая, как волосок, проволока.
«Ух, черт подери!» — вот тут-то меня по-настоящему бросило в жар.
Проволока находилась от меня не дальше чем на шаг. Протянутый мной вперед прутик мелькал по ту сторону проволоки. Не присядь я вовремя, не взгляни на часы и не покажись луна — сигнал бы уже раздался.
«Ну, на этот раз пронесло!»
Я стал пробираться еще медленнее. Считал шаги. После восьмидесятого увидел просвет. Лес кончался, за ним шла поляна метров пятнадцать-двадцать шириной, дальше — вспаханная и разровненная граблями контрольно-следовая полоса. А за ней я отлично разглядел сверкающее в свете луны заграждение, оборудованное специальной техникой: два ряда скрепленной между собой колючей проволоки, а за проволокой должны быть наводящие на меня ужас мины.
Я готов был уже выйти из лесной чащи, когда вспомнил — что греха таить, совершенно случайно! — о патруле.
В пути я уже двадцать минут. В моем распоряжении еще шесть минут. Хватит ли их, чтобы пробраться на ту сторону?
И все же я решил — пусть даже потеряю на этом время — дождаться и пропустить следующий патруль.
Я улегся на животе под кустом на краю поляны.
Звезды напомнили мне Фертёд, Магди. Сколько раз искали мы с ней Большую Медведицу, Орион, а найдя, одновременно находили руки и губы друг друга.
Едва я успел прижаться к земле, как она загудела под двумя парами размеренно шагавших ног. Было все именно так, как говорилось в инструкции: они шли вдоль контрольной полосы.
Я дождался, пока шаги затихли. После этого еще повременил минут пять… и тогда…
Я вскочил на ноги. Огромными скачками понесся к проволоке. Пружинные кусачки были обязательной принадлежностью нашего снаряжения. На ручки их я заблаговременно натянул резину. Добравшись до заграждения, я бросился на землю и лег на спину.
Острая сталь легко вгрызлась в мягкий металл. Колючая проволока не скрипнула, даже не дрогнула, когда я разъединил ее, прервав ток, и развел в стороны концы.
А теперь — за следующую!
Этот ряд они прямо-таки проткали для надежности поперечными проводами. Нити шли от земли и связывали колючую проволоку, образуя на равном расстоянии квадраты. Эти квадраты, величиной не больше пяди, я по одному должен был перерезать. Работу мне крайне осложняли колючки, густо покрывавшие заграждение.
«Скорей, скорей же ты! — злился я на себя, как будто и без того не делал все возможное. — В твоем распоряжении самое большее двадцать минут. Сколько ты из них уже израсходовал? Ты знаешь?»
О том, чтобы взглянуть на часы, не могло быть и речи. Ощущение же времени я вдруг утратил. Все, что я мог, — это спешить, безумно спешить.
И вот — наконец!
Прореха в рассеченном плетне настолько расширилась, что я мог пролезть в нее.
А теперь надо быть начеку! Из моей груди еще не успел вылететь вздох облегчения, когда страх указал мне на очередную опасность.
Передо мной лежал травянистый участок метра в два шириной и сразу же за ним — опять проволочное заграждение. Вот на этом-то двухметровом клочке и залегала смерть.
«Такой метод охраны границ распространен гораздо шире, чем вы можете себе представить, — объяснял нам преподаватель, когда мы изучали разновидности технического оборудования заграждений на границах. — Кроме стран коммунистического лагеря, он применяется французами в Алжире, нгодиндьемовцами в Южном Вьетнаме, американцами в Корее да и во многих других местах, более того, даже португальцами в Анголе. Одним словом, я снабжаю вас ценными сведениями! Трудно сказать заранее, где именно, но, мне думается, они пригодятся вам в самых различных точках земного шара!»
Я лежал под перерезанной колючей проволокой и не мог набраться мужества переползти травянистую полосу.
А что если меня настигнет здесь патруль? Вот будет срам! Надо же проделать такой путь, чтобы в самом конце его завалиться!
Сколько раз в жизни испытывал я желание уйти от той или иной трудности или опасности, но мне всегда приходило на помощь мое самолюбие. Больше всего я боялся оказаться униженным.
Эх, узнать хотя бы приблизительно, где они заложили эту проклятую мину!
Я достал нож. Положил на раскрытую ладонь параллельно пальцам, так что лезвие выдавалось вперед. Легким движением воткнул его под острым углом в землю.
Жесткая земля оттолкнула лезвие.
Я повторил то же самое, повернувшись вправо, затем влево. Результат был одинаковый.
Значит, я мог продвинуться еще сантиметров на десять.
И опять вонзил нож. На этот раз лезвие до самых моих пальцев врезалось в землю.
Меня обдало холодом.
Мина!
Луна будто решила не расточать больше своего щедрого света и спряталась за тучи. Было темно, как в преисподней.
«Что же мне делать? Я знаю, передо мной лежит мина, но, кроме этого, я больше ничего не знаю. Я не вижу в темноте даже кончика своего носа. Малейшее неверное движение — и раздастся сигнал! Если я вообще не взорвусь! Ведь в Джэксоне тоже… Что делать?! Боже милостивый, надоумь!»
Мне казалось, я уже годы здесь, на этом минном поле. Что я уже больше не молодой человек, а старик. Сломленный и усталый. Смертельно усталый.
«А ну, как это говорил Дятел? Мину, если она не снабжена контровой проволокой, можно взять голыми руками и вынуть из земли. А для того, чтобы она не взрывалась впустую, например, от пробегающих зайцев, обычно при расчете взрывателя берется вес человеческого тела. Но это если…
А если есть проволока, положение резко меняется! Тогда взрыв произойдет в любом случае: потянешь — взорвется, перережешь — тоже. Значит, я должен сыграть на тех полкило, которые рассчитаны на залетных птиц и напор ветра. Итак, есть проволока или нет? А если есть, то где?»
Конец моего ножика все еще касался мины. Я поглядел на небо. Там по-прежнему гонялись взапуски тучи. Изредка мигали одинокие звездочки. А луна все не находила дороги из-за туч. Было темно. Как в мешке.
«Что делать? Время идет, а я все еще отлеживаюсь! Сколько же времени я тут торчу?»
Края туч посветлели, и сквозь них, точно через кружево нейлоновой комбинации, можно было разглядеть белое тело луны. Вот он! Мой единственный выход!
Я прижимаю голову к земле; взгляд мой скользит над миной.
Я ничего не вижу. Ровно ничего!
Надо мной ползет огромная туча. До чего же медленно она движется! А как лихо проносились тучи всего несколько минут назад. Я нервничаю.
Наконец-то! Туча миновала, надо мной опять ее кружевные края и… и… у меня захватывает дух: я вижу проволоку, да ведь она у меня под самым носом!
Скорее, скорее, пока луна показывает свое тело сквозь кружева! С лихорадочной поспешностью я достаю два специальных зажима на длинных стержнях, втыкаю их в землю на расстоянии полметра друг от друга и их пружинными головками зажимаю проволоку.
Дорога открыта!
Остальное уже выяснить намного проще. Ведь размещение мин в земле имеет свою схему. В эти минуты я с благодарностью думаю о своем учителе, Дятле, не устававшем вдалбливать нам все существующие способы использования зажимов.
Ну а теперь остается разделаться еще с одним заграждением из колючей проволоки!
Я работаю в исступлении. Рубаха моя и даже комбинезон взмокли на спине от пота, я чувствую, что на висках у меня липнут волосы. Еще раз впились в металл кусачки. Расступилась последняя преграда. Я перешел границу!
Шаг вперед. Еще шаг. Остановился. Что же дальше? На этот счет у меня никаких инструкций не было.
Блеснул очень сильный фонарь. После кромешной темноты у меня зарябило в глазах. Выступившие слезы явились сигналом, что надо беречь зрение. Я отвернулся.
— Тысяча чертей! Да я готов был побиться об заклад, что вы у меня будете первым! Кто был прав? Я был прав! Вы — лучший из всех экзаменующихся! — услыхал я голос Дятла.
Он стоял совсем рядом, но я ничего не видел, ослепленный внезапно вспыхнувшей сильной лампой. Будь это слон и появись он у меня перед самым носом — я и его сейчас не увидел бы! В общем передо мной стоял преподаватель и потирал руки от удовольствия.
— Вы останетесь со мной! Обратите-ка внимание, где именно допускает ошибку большинство перебежчиков!
Он целыми днями, пока продолжались учения, держал меня при себе. Я видел, как вспыхивали желтые огоньки на сигнальном устройстве наблюдательного пункта. В таких случаях пограничникам оставалось только схватить «нарушителя границы» и доставить куда следует.
Большинство моих сокурсников без особых происшествий преодолели бы препятствия, если бы правильно распределяли время. А в их распоряжении, когда они добирались до заграждения, оборудованного техникой, оставалось самое большее десять минут, у многих еще меньше, а этого, ясно, было недостаточно для перехода.
Я имел возможность убедиться, к чему приводит поспешность. Всех тех, кто, разрезав проволоку, тут же лез на минное поле, обязательно накрывал патруль. Их тоже забирали… да не как-нибудь, а надев на них наручники. Для острастки, конечно.
Были и такие, которые «стали жертвами» мин. Правда, мои опасения на этот раз оказались: напрасными: взрыв выражался лишь грохотом и облаком дыма. Но случись он в другом месте!.. Скажем, на венгерской границе!..
Проваливших экзамен заставляли пересдавать. Гоняли до тех пор, пока они не получали по этому важнейшему предмету «отлично».
— Ну, с этим покончено! — сообщил наконец удовлетворенно наш преподаватель.
Была ночь. Теперь-то ясная, светлая, хоть книжку читай. Месяц, казалось, подсмеивался над парнями, едва волочившими ноги от усталости. Только бы в постель! — вот единственное, о чем мы мечтали: ведь почти неделю нам приходилось отдыхать лишь в спальных мешках, на голой земле.
Дятел не мог не заметить, как измотала нас наука.
— Ладно, ладно! Мы отправляемся под крышу! Выспитесь наконец. Вы сейчас словно дети, уставшие от игры в снежки! Извольте, господа, машины поданы!
Он замолчал. Видно было, что он недоволен нами: мы не так бодро и весело держались, как он, этот сухарь, того бы желал. Команды «вольно» еще не было, и мы стояли в шеренге навытяжку. От этого он смягчился.
— Завтра продолжим занятия. После самого важного предмета начнется самый полезный.
На другой день мы проснулись поздно. Солнце уже стояло высоко, словно укоряя нас за то, что мы долго спали. Мы были крайне удивлены: нас не разбудили, нам дали отоспаться!
Знать бы, что кроется за этим необычным мягкосердечием. Вероятно, не одного меня занимал этот вопрос. Наряду со многими прочими вещами мы уразумели и то, что из нас хотят выковать не ведающих усталости и боли стальных людей. Каких-то из ряда вон выходящих существ, особенных, «сверхчеловеков», которые все знают, все умеют и все выдерживают. Одним словом, «суперсолдат», как очень метко выразилась одна из газет.
Дятел явился к нам только в десять часов. Его сопровождали несколько офицеров.
— Сегодня в истории наших курсов начинается новая эра! — пошутил Дятел. Ох, не часто он это делал! — Мы будем знакомиться с работой диверсанта, с сущностью и методами его деятельности. Первым долгом посмотрим кинофильм!
В кинозале он еще раз поднялся на трибуну и произнес короткую речь:
— Вы можете попасть в такое положение, когда в вас заговорит ваша человечность, ваше сердце. Например, вы должны взорвать какой-нибудь завод, на котором работают люди. Приказ может показаться порой вам непонятным, возникнет вопрос, почему именно этот, наиболее мирный объект приговорен к гибели? Вот мы вам сейчас и продемонстрируем, как самый безобидный завод может представлять собой крупную военно-промышленную единицу. Вы будете иметь возможность увидеть, что на земле врага — будь то страны Варшавского договора или, скажем, Куба — каждый рабочий может быть поставлен на службу гонки вооружения!
Первый фильм, который нам показали, сверх всякого ожидания был о гитлеровской империи. Перед нами раскинулся неизвестный городок, располагающий несколькими промышленными предприятиями. На одном из них выпускали молочный порошок. На другом — консервные банки для его расфасовки. Третий объект стегал одеяла. Нас даже забавляла масса пушинок от ваты в чесальном цехе, производившая впечатление искусственного снегопада. Потом появился Гитлер. Войска проходили парадным маршем. Вдруг перед нами раскрылся огромный календарь: 1939. Военный парад в Берлине. Можно ли сравнить этот вермахт с прежним! Он превратился в страшную военную силу с чудовищными танками, пушками-великанами, скоростными самолетами. И вот мы снова в том же городке. На заводе молочного порошка теперь изготовляли провизию для летчиков. Там, где выпускали прежде консервные банки, теперь машины делали каски. Третий объект — одеяльная фабрика — перешел на производство пироксилина. И нас нисколько после всего этого не удивило, что на головах отправляющихся на французский фронт эсэсовцев мы увидели те же самые каски, на ящиках с боеприпасами — клеймо одеяльной фабрики и что бомбардирующие Англию пилоты подкрепляются в пути консервами завода, перерабатывающего молоко.
— Так было тогда! А вы думаете теперь у большевиков, например, это иначе делается? — спросил Дятел, когда опять зажегся свет. — Сейчас мы продемонстрируем вам еще маленький венгерский городок. Условно назовем его Ясберень. Посмотрим, каким будет его лицо завтра, если красным так будет угодно.
Когда он заговорил о моей стране, у меня сжалось сердце. А когда передо мной на полотне экрана, катя свои воды, явилась незнакомая, но родная до боли речка Задьва, спазмы сжали мне горло.
«Ясбереньский прокатный комбинат» — гласила вывеска над воротами. В корпусе заводоуправления, склонившись над чертежными досками, работали проектировщики. Иногда из-за их белых халатов (видно было, что съемка делалась тайком) выглядывали непонятные для несведущего человека чертежи. Увидели мы и цеха. В одном, куда ни глянь, везде детали красивого холодильного шкафа. Здесь ведется работа над монтажом этого шкафа, в другом цехе — над окончательной его отделкой. В складах холодильники уже выстроились тысячами. На их дверцах кичливо стоит: «Лехел». По окончании смены — мы и это увидели — сотнями повалили из ворот рабочие. Некоторых из них дожидались жены, дети. Иные, помоложе, выходили с девушками и, пешком или сев на велосипеды, отправлялись кто куда. Были и такие, что уезжали на мотоциклах. И все выглядели холеными, веселыми и миролюбивыми.
— «А что может принести завтра!» — предостерегал фильм.
И с этой минуты на экране замелькали кошмарные картины.
Перед нами — те же заводские ворота. Они такие же, как и прежде, только какие-то мрачные и даже грозные. Над ними — огромная пятиконечная звезда. Входы и выходы охраняются военными. Изменилось и внутреннее оборудование цехов: станки стоят в ином порядке, среди них бросается в глаза несколько новых установок. Прессы, токарные и фрезерные станки, на которых только что изготовляли детали изящных белоснежных холодильников «Лехел», теперь делали части танков… и ракет. Жутко было глядеть, как на заводском дворе выстраиваются уже собранные огромные, устрашающие махины.
Третий фильм привел нас в страну «царствия свободы». Города и деревни, школы и больницы, толпы народа на Елисейских полях, на Пикадилли, на Бродвее. На полках магазинов — само изобилие, счастливые детишки на курорте Майами… И нам довелось тут же увидеть, как вся эта красота расстреливается «яссбереньскими» пушками и ракетами. Перед нами Мюнхен, Бонн, Париж, Нью-Йорк. Всюду запустение, руины, смерть.
Это было очень страшно!
Хитроумная постановка, изощрения режиссуры достигли своей цели. Мы сделали вывод: наш долг защищать западную культуру, мирных жителей, свободное человечество. Более того, мы не просто поняли свою задачу — нашу грудь распирала гордость от сознания того, что на нас возлагается защита человечества. В создавшейся обстановке никому в голову не мог прийти вопрос: а нет ли и в Соединенных Штатах, Англии, Франции, в берлоге у Аденауэра таких же мирных предприятий, которые в случае надобности энергично перестроятся на военные заказы так же, как это сделали, судя по кинофильмам, «там»?..
Как я уже сказал, об этом никто из нас и не подумал, настолько мы были обескуражены, подпав под влияние фильма, игры актеров, уловок постановщиков.
Укажи мне в те минуты любую больницу в любой части Венгрии и вели взорвать за то, что там лечат коммунистов, я без колебаний, ни о чем ни спрашивая, сделал бы это.
Вот какая «зарядка» предшествовала введению в курс техники взрывов. Мы должны были знать, из-за чего подымем руку — если этого потребует приказ — на свою собственную родину.
Наш преподаватель не скупился ни на время, ни на материал. Конечно, в первую очередь, взрывчатый материал. Мы должны были ознакомиться со всеми способами взрывов и всеми видами взрывчатых веществ, начиная от самых примитивных и кончая наиболее совершенной пластической взрывчаткой.
Я не скажу, что мне было неинтересно увидеть собственными глазами тринитрофенол и тринитротолуол, этих двух знаменитых боевых «ветеранов». Но все же, если что-то по-настоящему мне понравилось, так это пластик, названный Си-5.
Всем вам, наверное, приходилось держать в руках замазку. Вы представьте себе материал, похожий на замазку. Его так же можно мять, делая разные фигурки. Но, кроме этого, Си-5 имеет свои «секреты»: вы можете стучать по нему, даже бить ногой, как по футбольному мячу. С ним ничего не будет. Можете держать в тепле, при необходимости — бросить в огонь. В воде он пролежит годы.
В начале нашего знакомства — я подразумеваю знакомства нас, слушателей, с этим пластиком — Дятел швырнул на стол кусок его, величиной с добрый мяч.
— Вы знаете, что это?
Никто не отозвался.
— Нате, ловите и передайте дальше! — приказал он и бросил «мяч» кому-то из нас.
Началась странная игра. Удивительное месиво перелетало из рук в руки. После этого мы разглядывали свои ладони: оставляет ли оно что-нибудь на коже? Нет ли на ней каких-нибудь изменений?
Мы уже привыкли, что всякая новинка здесь чем-то чревата для нас: или причиняет боль, или взвинчивает нервы. Пластика мы еще тогда не знали.
Мы учимся на ошибках — вот девиз наших командиров. Им утешали нас, когда мы бывали в дурном расположении духа.
Тем временем последовал очередной приказ Дятла.
Отломив от эластичной массы кусочек, он положил ее себе в рог и стал жевать, как будто это была жевательная резинка высшего сорта.
— Желаете? Попробуйте! — ехидно улыбнулся он.
Приказ есть приказ, в какой бы форме высказан он ни был. Делать было нечего. С искривленными от отвращения физиономиями мы последовали его примеру. В одном мы не сомневались, как в том, что все мы смертны: где-нибудь на чем-нибудь нас проведут, если еще не провели.
Мы рассчитывали на то, что месиво будет горькое, как желчь, или кислое и разъест нам рты. Но оно оказалось безвкусным.
Для чего нам нужно было попробовать эту штуку на вкус? — недоумевали мы.
— Известно ли вам, что вы только что ели? — Лицо Дятла было особенно ехидным.
Вот теперь-то и выяснится, какую свинью подложили нам на этот раз! Мы с опаской ждали. Но то, что за тем произошло, нам не приснилось бы даже в самом кошмарном сне.
— Пойдемте со мной! — Дятел все еще мял в пальцах кусочек странной «глины».
Он вел нас к самому отдаленному уголку двора. Вел медленно, нарочно испытывая наше терпение.
На одном участке двора из земли торчала железная балка в виде I. Небольшую выемку в балке Дятел, будто шутя, залепил «замазкой». Мы в тревоге наблюдали, как он достает откуда-то из недр своего кармана капсюль и фитиль и как вдавливает свободный конец шнура в мягкое вещество. Мы уже начали понемногу догадываться кое о чем… И от этой догадки нас стало потряхивать как в лихорадке.
— Ложись!
Мы едва разобрали команду, так были ошеломлены происходящим. В голове гудело и шумело, мысли путались.
В руке Дятла вспыхнула зажигалка. И вот он уже мчится к нам и с размаху бросается рядом на землю.
— Бух-ба-бах! — сильная детонация забарабанила в ушах, в затуманенных мозгах.
— Видали? Какова штучка, а?!
Услышав спокойный и злорадный голос Дятла, мы подняли головы и уставились на железную балку, которая и сейчас стояла на прежнем месте, правда, скривившись, уродливо изогнувшись, будто покоряясь силе, перед которой даже ей было не устоять.
И эту пакость брали мы в рот!
Дятел, видно, заметил, в каком мы смятении.
— Ну, чего испугались? Я ведь вместе с вами пробовал это «тесто». Так вот, запомните: это вещество наиболее современное и наиболее приемлемое орудие диверсии. Называется оно Си-5. Это, если можно так выразиться, самый юный, самый замечательный отпрыск семейства взрывчатых пластиков. Прошу любить и жаловать! Вам придется частенько иметь с ним дело!
Дятел сделал паузу. Мы уже привыкли к тем небольшим передышкам, которые он делал ни с того ни с сего во время занятий, пока собирался с мыслями.
— Надеюсь, вы простите мне мою шутку? Она потребовалась, поверьте, в ваших же интересах. По крайней мере вы изучили спокойный и терпеливый нрав Си-5. Вы можете спасти свою жизнь, если в случае провала проглотите его. Ведь, в конце-то концов, не пойман — не вор. Так я говорю?
Затем мы изучали другие способы взрывов. Рассматривали заряд, который взрывается при помощи часового механизма; взрыв может произойти как через пятнадцать минут, так и в любую минуту последующих двадцати суток.
— Все проще простого! Потребуется лишь самый обыкновенный грузчик. Выходит в море, скажем, огромный транспорт. И этот транспорт везет с собой в одном из ящиков свою верную гибель. Кто может предположить, что где-то в открытом океане… Если ящик выбран удачно, то он будет находиться около резервуара с горючим или возле машинного отделения. И над гордым мореходом равнодушно сомкнутся волны! Но данный механизм все же имеет один недостаток! — Дятел сокрушенно покачал головой. — Он тикает. И выдает себя. Вот это, — он показал кусок проволоки из мягкого металла с маленьким стеклянным пузырьком на конце, — более подходящее, устройство.
Он вызвал меня. Положил миниатюрное устройство на мою ладонь. После моего удачного ночного экзамена по его предмету он стал благоволить ко мне и чаще обращаться, чем к остальным курсантам.
— Видите, вон тот джип? Ту старую развалину? А ну-ка, взорвите ее! После того как вы разобьете склянку, в вашем распоряжении останется еще десять минут!
Любопытство продержало меня несколько секунд около огнепроводящего шнура. Мне удалось хорошенько разглядеть действие механизма. Я видел, что ударник удерживается тем самым куском проволоки, чтобы он не нажимал на огнепроводящий шнур. В пузырьке, видимо, была какая-то жидкость, потому что, после того как я разбил стекло, она стала разъедать металл. Остальное дополнила моя фантазия: с прекращением сопротивления проволоки ударник ударит, фитиль передаст огонь, и произойдет взрыв.
Я забыл засечь время и не имел представления, сколько проторчал тут попусту. К своей группе я возвращался бегом.
— А вы знаете, мне понравилось ваше поведение! — встретил меня преподаватель. Он больше ничего не сказал, и я ни о чем не спросил. Слова были излишни: я и так понимал, за что он похвалил меня.
Наши познания расширялись с каждым днем, нам беспрерывно демонстрировали все новый материал.
Курсам был предоставлен специальный участок, где можно было наблюдать за действием различных взрывчатых веществ и путем экспериментов решать, где и как целесообразнее их применять. Мы должны были разрабатывать планы уничтожения всевозможных строений, бетонные или железные устои мостов, определенные отрезки железнодорожных путей, танков. Перед нами раскрывались карты всей сети коммунального хозяйства городов мирового значения: Берлина, Праги, Пекина, Гаваны. Я видел, как опутывают Будапешт и Мишкольц, газо-водо-электропровода, канализационная система, эти необходимые атрибуты повседневной жизни. Мы должны были в индивидуальном порядке разрабатывать планы выведения из строя этих городов!
Не знаю, стоит ли хвастать перед вами (теперь, когда я ночами грызу себе кулаки, когда я был бы счастлив заплакать, плакать наконец!) тем, что и из товаров, продаваемых в хозяйственных, парфюмерных и аптекарских магазинах, меня тоже научили изготовлять взрывчатые вещества большой силы? Что я могу без труда прятать смерть в почтовой посылке и спичечной коробке, в дверце автомобиля, под обеденным столом, в сумке рабочего канализационной сети?
К тому времени как я окончил курсы диверсантов с отличным аттестатом, из меня сфабриковали специалиста по массовым убийствам.
И тогда я стал бояться самого себя.