6 августа 1007 г. Ургенч

Зал, в котором вот-вот должно было начаться Состязание, был полон так, что ступить некуда. Всех присутствующих привлекало зрелище Смерти, которая уже витала над головами двух великих медиков, стоявших перед великим Абалаббасом Мамуном. Наконец хорезм-шах поднялся и произнес:

– Во славу Аллаха, мы начинаем Состязание!

Ал-Хаммар хлопнул в ладоши, и слуга внес на серебряном подносе высокую колбу, накрытую черной тканью, и небольшую чашу. Присутствующие замерли. Ал-Хаммар, не торопясь, давая всем насладиться моментом, снял ткань и осторожно наполнил чашу. Изящным жестом он пригласил Авиценну подойти и взять смертельный напиток.

Авиценна взял чашу и оценил дозу – этого хватило бы, чтобы отравить всех присутствующих в этом зале! Если Аллах будет милостив к нему, то яд окажется тем самым, который он ожидал. Он поднял чашу над головой и поклонился хорезмшаху:

– Да продлит Аллах ваши дни, о мудрейший!

Затем он быстро выпил содержимое и поспешил прочь.

У выхода из зала Авиценну подхватил слуга и донес до внутренних покоев, где их уже ждали цирюльники. Тщательно выполнив все наставления Авиценны и получив свое вознаграждение, они ушли, оставив тело Авиценны плотно укутанным в лучшую шерсть, которую только можно было найти в Ургенче. Слуга устроился на полу, рядом с сундуком, на котором лежало тело его господина. То и дело он вскакивал, в надежде увидеть хоть какие-нибудь признаки жизни, но все напрасно. Авиценна был мертв. Его окостенелые конечности не шевелились, дыхания не было, и сердце его не билось…

Прошло два дня, и во дворце уже стали поговаривать, что Ал-Хаммар победил в состязании. Поздравления не высказывались вслух, потому что великий шах не спешил объявить Ал-Хаммара победителем. Абалаббас Мамун объявил бы о победе Ал-Хаммара уже на следующий день после Состязания, если бы не визирь. Странные речи советника смутили хорезмшаха. Заканчивая свою аудиенцию, визирь сказал:

– Терпеливым достанется все, мой господин. Три дня – достаточный срок, чтобы удостовериться.

И шах решил послушаться его наставлений и ждать три дня.

Наступил третий, решающий день. В том же зале, где двумя днями ранее происходило Состязание, собралось множество людей в торжественных одеждах, которые пришли поздравить Ал-Хаммара. В разгар этой суматохи открылась дверь, и в зал вошел худой высокий человек с землистым лицом и впалыми щеками. В этом человеке едва можно было узнать Авиценну. Присутствующие в ужасе замерли. Ал-Хаммар вздрогнул, потому что Авиценна был похож на Смерть, неотвратимо приближающуюся к нему. Свет померк перед Ал-Хаммаром – на него напал Страх.

С трудом склонив голову перед шахом, в изумлении смотревшим на него, Авиценна тихо сказал:

– Аллаху угодно было сохранить мне жизнь. Теперь мне нужно время, чтобы немного восстановить силы, и тогда я смогу дать достойнейшему Ал-Хаммару то, чего он заслуживает…

Ибн Сина с трудом стоял на ногах, и ему высочайшей милостью было позволено покинуть зал, где многие от волнения не могли вымолвить ни слова. Когда же наконец чувство реальности вернулось, придворные начали спорить – распознает ли яд Ал-Хаммар и сможет ли он выжить, как выжил Ибн Сина? А что, если сможет? Кого тогда объявить победителем?