1

Непал, 24 ноября, 638 год

Промозглое весеннее утро стелило густой туман. Толстой белой змеей, плавно извиваясь, он заползал в пещеру у самого подножия Черной горы. Скользкие стены старой как мир пещеры освещали отблески желтоватого факела, и с большим трудом можно было разобрать, что у стены, прямо на мокрой земле сидел старик, укрывшись в теплый шерстяной плащ. Рядом с ним расположился худощавый черноволосый мужчина, одетый легко, не по погоде, по всей видимости, чужестранец. Старик тихо, почти шепотом проговорил:

– Сегодня я буду говорить с Амшуварманом.

Чужестранец, казалось, не проявил интереса к его словам. Вековая усталость сковывала его, и он сидел, уставившись в одну точку. Он проделал слишком долгий путь, и теперь у него не было сил даже пошевелиться. Старик расправил складки небогатого одеяния, чтобы они закрыли озябшие ноги, и сказал:

– Царь Непала захочет…

Чужестранец вздохнул, впервые проявив признаки жизни:

– Почему все так хотят знать о своей смерти?

В глубоких глазах старика засветились недобрые искорки.

– Я простой старый колдун, но даже я знаю, что это не принесет ему пользы.

Черноволосый, казалось, не слушал его, думая о своем.

– Отдай то, что должен.

Старик внимательно посмотрел в его глаза и вздохнул.

– Так ты за этим сюда пришел… Ну, что ж… Возьми.

Чужестранец устало посмотрел на небольшой сверток, но не стал брать его в руки.

– Я не могу сам привезти это в Лхасу. Мне не пройти даже Первую гору.

Старик дрожащими руками стал осторожно разворачивать его.

– Зеркало Души…

– Как ты раздобыл его?

Старик улыбнулся:

– Плохие слуги есть в каждом доме, даже у тагов.

Хаддар покачал головой:

– Говорят, что в это зеркало смотрелся сам Будда. Отдашь его Амшуварману, пусть отправит со своей дочерью в Тибет в подарок своему будущему зятю.

– Если Зеркало попадет к Сронцен Гампо, ты его больше не увидишь.

Гость усмехнулся.

– Молодой царь Тибета легко обменяет его на хорошего скакуна. Откуда ему знать подлинную ценность этой невзрачной вещи?

Старик причмокнул.

– Ценность или проклятие…

– Так ты собираешься к Амшуварману?

Старик протянул руки над костром, стараясь согреться тщедушным дымным огнем.

– Сегодня моя последняя ночь, и мне холодно. Однако Амшуварман может заподозрить неладное…

– Какая тебе разница? Ты знаешь, что сегодня умрешь, но заботишься о том, что подумает царь Непала?

В уголках прозрачно-серых глаз старика сверкнули недобрые искорки.

– Умереть тоже можно по-разному. Я не хотел бы сгнить на городской стене или в крысиной яме. Последние мысли должны быть спокойны. Страх и суета мешают душе отойти спокойно.

Чужестранец грубовато прервал рассуждения старика о смерти:

– Почему ты выбрал ее?

Старый монах улыбнулся и, чуть растягивая слова, словно на вечерней молитве, произнес:

– Она дочь царя. Ее многому учили.

– Царь так просто отдаст свою дочь?

– Цари дорожат лишь сыновьями.

– Женщина… Сможет ли она?

Старик прикрыл глаза, улыбаясь, словно во сне:

– Если не сможет женщина – не сможет никто..

 

2

Чужеземец, привыкший к суровым зимам и леденящим ветрам, долго ходил по улицам Старого города и слушал. Торговцев было мало, ветер загнал всех по домам отогреваться, и если повезет, то пить не чай с молоком и маслом, а что покрепче. Однако те, что пришли сегодня со своим незамысловатым скарбом под стены старого монастыря, остались довольны. Странного вида черноволосый господин скупал все самое дорогое на их лотках и давал хорошую цену. С таким покупателем и поговорить было приятно. Только вот интересовался он все больше молодыми девицами на выданье. Даже про дочь царя спрашивал. А что про нее сказать, молода еще совсем, с нянькой ходит. Одна без присмотра не остается, так что ничего ему там не светит.

Потратив на разговоры часов пять и некоторое количество денег, Хаддар зашел в лавку, где посетителям наливали диковинное китайское вино. Хозяйка в полосатом переднике поставила перед ним невысокий покосившийся кувшинчик и стакан. Хаддар едва взглянул на нее, положил на стол монету и налил из кувшинчика светло-зеленого сладковатого вина. Вино незнакомцу не понравилось, но, чтобы не обижать хозяйку, он сделал вид, что доволен.

Хаддар знал, что за ним придут сюда, как только отслужат вечернюю молитву. Ждать оставалось недолго, так что он, чуть пригубив вино, внимательно слушал, о чем говорят за соседними столиками. Разговоры были какие-то пустые, не за что было зацепиться. Кто грозил соседям за испорченного быка, кто жаловался на погоду, а кто на чужую жену. Наконец полог над дверью поднялся, и в комнату вместе с морозным вихрем вошел молодой монах. По амулету было видно, что он из младших санов новой секты Ньигма. Кивнув нескольким завсегдатаям, он подошел к Хаддару и уважительно склонил голову.

– Вас ожидают, господин.

Хаддар быстро поднялся и, оглядевшись, спросил:

– Нас не будут сопровождать?

Слуга улыбнулся:

– Охрану мы будем ждать слишком долго, у них сейчас смена и ужин. Но я уверен, господин, никто на свете не захотел бы встретиться с вами, особенно ночью.

Хаддар стоял в нерешительности, раздумывая над последствиями любого из своих поступков – идти с этим хлипким на вид существом или оставаться здесь неизвестно сколько. Он не хотел впустую тратить силу. Зачем простым ночным грабителям знакомиться с могущественным главой черной секты древних колдунов Всесильной Бон. Хаддар не делал то, что предназначалось не ему.

– Ты будешь охранять меня?

Юноша кивнул.

– Я многое умею.

Хаддар решился:

– Пошли.

Монах снова поклонился и откинул перед ним полог. Ночная стужа ворвалась в комнату, пропахшую прогорклым маслом. Хаддар плотнее закутался в черный шерстяной плащ и вышел наружу. Срывающийся зимний ветер делал их путь бесконечным. Наконец они подошли к невысокому домику, в котором никак не угадывались апартаменты Амшувармана.

– Мы разве не во дворец идем?

– Нет, господин. Царь Непала не захочет встречаться с чужим колдуном у себя во дворце. Он не станет злить своих жрецов. Он встретится с вами в простом доме, как обычный горожанин.

– Он не боится подвергать себя такой опасности? Один в простом доме, без охраны?

Монах разве что не расхохотался ему в лицо. Чтобы не показаться невежливым, он поспешно прикрылся рукавом своего зимнего одеяния:

– Чего же ему бояться? Он видел много врагов и на полях сражений, и у себя во дворцах. Это разбойникам нужно бояться случайно оказаться в доме Хозяина Непала.

Хаддар вспомнил о слухах, настойчиво круживших на базарной площади. Там поговаривали, что у царя Непала вышла размолвка с великим жрецом, предсказавшим ему страшную смерть в своем собственном дворце. Значит, Амшуварман тайно от всех живет в городе, стараясь как можно реже появляться у себя во дворце…

Молодой монах тихо открыл дверь небогатого жилища и сделал знак Хаддару следовать за ним. Стараясь ступать как можно тише, они прошли в боковую комнату второго этажа, служившую одновременно и кухней, и прихожей. Монах хотел было отодвинуть тяжелый кожаный полог, служащий вместо внутренней двери, но Хаддар остановил его.

– Оставь. Ты можешь уходить.

Монах понимающе кивнул. Хаддар хочет знать, о чем говорят царь Непала и Старый колдун. Ему бы тоже интересно было послушать, но молодой человек понимал, что если он услышит хоть одно слово их разговора, это будет последнее, что он слышал в своей жизни. Передернув плечами, словно стряхивая озноб, он поспешил удалиться.

Старый колдун говорил тихо, но спокойно. Он знал, что Хаддар где-то рядом. Если за стеной у тебя глава Всесильной Бон, то кровавый царь Непала, сидящий перед тобой, не имеет значения.

 

3

Хозяин встретил гостя неприветливо, даже не поднявшись со своего ложа, заваленного шкурами и стегаными шерстяными одеялами всех оттенков красного. Прямо перед ним на самом краю стоял небольшой красноватого оттенка сундук. Замков на нем не было, но крышка была плотно закрыта. Хозяин в задумчивости водил рукой по гладкой крышке сундука и что-то бормотал себе под нос. Пока он поглаживал длинный деревянный ящик искусной работы, Старый колдун топтался возле порога. Прерывать молчание Хозяина было невежливо, но и стоять в бездействии было не в привычках гостя. Слуги предпочли удалиться, понимая, что Хозяин не в духе. Старик кашлянул, стараясь привлечь внимание сидевшего на постели Амшувармана. Тот нехотя оторвался от своего занятия и поискал ногами домашние туфли, отороченные желтоватым облезшим мехом. Сойдя со своего ложа, Хозяин предложил старику расположиться возле очага:

– Здесь будет теплее. Чай сейчас принесут. Масло у меня кончилось, вот я и послал слугу за маслом в лавку.

Хаддару, наблюдавшему за ними из глубоких кожаных складок занавеси, казалась вся эта комната и сам ее Хозяин чем-то вроде фарфоровых кукольных фигур, нелепым образом расставленных на случайной доске. Он не думал, что гроза горных народов, жестокий и коварный Амшуварман, Хозяин Непала может вот так сидеть на теплой грязной постели в ворохе цветного тряпья, укрываться грязным одеялом и посылать слугу за маслом. Ему вспомнились огромные кувшины человеческого жира, вытопленного из тел побежденных врагов, которые Хозяин преподнес своим жрецам на освещение столичных храмов…

Хозяин, казалось, не замечал своего гостя и мирно бормотал себе под нос:

– А что слышно про китайцев?

Хаддар мысленно улыбнулся. Значит, все уже в курсе, что китайцы понесли большие потери и теперь стараются восстановить свое влияние через молодую жену царя Тибета.

Старый колдун говорил медленно, растягивая слова, чтобы не сказать лишнего.

– Китайский император отдал свою дочь в жены царю Тибета.

По лицу Хозяина пробежала хитрая усмешка.

– Моя дочь Тхицун тоже едет в Тибет, она будет хорошей хозяйкой этой страны.

Колдун понял скрытый вопрос Хозяина.

– Я не смогу сделать так, чтобы Ваша дочь стала первой женой и хозяйкой Тибета, для этого…

Ему вдруг стало страшно от своих слов. Хозяин посмотрел на него так, словно прикидывал, сколько жира в его старческом теле и на что он еще может сгодиться. Старик поспешно сказал:

– В Тибете сейчас сошлись две великие силы. Черная Бон, ведающая смертью, и буддизм, который молится о своих колесах жизни.

Хозяин, не отрывая глаз от гостя, спросил:

– Зачем они привели буддистов в Тибет? Почему разрешили строить храмы и собирать монахов?

– Бон слабеет. Единственное, над чем они властны, – Бардо. Но это всего лишь мир мертвых тел и живых душ.

– Человек многое готов отдать за свое тело.

Старик дерзко посмотрел царю прямо в глаза.

– Небу нет дела до человеческих тел. Жизнь человека и его смерть предрешена задолго до его рождения.

В глазах Амшувармана вспыхнул темный огонек.

– Ты скажешь, что уготовило мне твое Небо?

Старый колдун равнодушно взглянул на него. И правитель, и простой крестьянин – все хотят знать свою судьбу.

– Небо давно отказалось от тебя. Ты принадлежишь Земле. И скоро уйдешь в нее, не пройдет и тринадцати Лун. И если ты хочешь прожить еще столько же, то сделаешь, о чем я прошу.

Пока Хозяин обдумывал его слова, старик бросил быстрый взгляд на сундук, стоящий на кровати. Это не укрылось от Амшувармана.

– Тебя интересует мой сундук?

Гость покачал головой:

– Твой сундук пуст. Я дам тебе Зеркало, которое ты передашь Тхицун. Не будь любопытен и сможешь прожить дольше отмеренного тебе срока.

Хозяин нахмурился.

– Ты сможешь это сделать?

Старик не выдержал и рассмеялся.

– Отменить твою смерть я не в силах, но я могу вернуть твоему телу душу, изгнав ее из Бардо – мира, куда попадают все души, только что отделившиеся от своих тел. Я верну ее обратно в твое тело. Ты оживешь, но после этого на двадцать седьмой Луне ты уйдешь навсегда.

Правитель усмехнулся:

– Почему наша сделка стоит лишь год моей жизни?

Хаддар, наблюдавший за ними из соседней комнаты, вдруг ясно увидел, что перед ним сидит не Хозяин Непала, а простой усталый голодный старик.

Старик как мог успокаивал Амшувармана:

– Я не могу долго удерживать твою душу. Ты взвалил на нее непосильную ношу. Если захочешь жить дольше, твоя душа никогда не обретет покоя и навсегда останется в Бардо.

Амшуварман вздохнул.

– Давай твое Зеркало.

Амшуварман протянул было руку, но быстро отдернул ее, словно обжегся.

– Впрочем, нет. Ты сам пойдешь к ней и отдашь ей это. Я слаб и не смогу отказать себе в любопытстве…

Старик спрятал небольшой сверток обратно в складках одежды. Амшуварман в упор посмотрел на него и улыбнулся голодной улыбкой усталого зверя:

– Можешь уходить. Сегодня ночью я уберу стражу с женской половины…

Колдун поклонился и поспешил уйти.

Хаддар, оставшись наедине с негостеприимным хозяином, вышел к Амшуварману. Тот, казалось, нисколько не удивился его появлению. Хаддар, не дожидаясь приглашения, уселся в глубокое деревянное кресло искусной работы и пристально посмотрел на царя.

– Ты отдал себя и свою жизнь в обмен на власть над другими. В этом мы похожи. Наша власть кратковременна, наше одиночество вечно…

Амшуварман забрался на ворох шкур, набросанных на кровати, и натянул на себя одеяло.

– Я слышал о тебе, но не думал, что буду разговаривать с тобой, Хаддар.

Амшуварман вдруг прислушался и резко поднялся. Присев на край и свесив босые ноги с кровати, Хозяин Непала шепотом сказал:

– Я хочу, чтобы ты помог моей дочери в Тибете. Это твоя страна. Мне больше не на кого надеяться.

Черный огонек мелькнул в глазах Хаддара:

– Неужели у тебя нет более доверенных лиц?

Амшуварман зевнул, прикрыв рот рукавом,

и махнул рукой:

– А сам-то доверяешь кому? Иди, я теперь спать буду…

Хаддар тихо вышел, прикрыв за собой тяжелый полог. Спускаясь по лестнице, он встретил слугу, который, кутаясь в грубую шерстяную накидку и дуя на озябшие пальцы, нес своему господину масло…

 

4

Предрассветные сумерки уже вползали в комнату, заливая ровным серым светом небогатое убранство. Тхицун лежала с открытыми глазами, не в силах заснуть. Вот уже который день просыпалась она затемно и лежала тихо, стараясь не разбудить Мышку – старую служанку, спящую у ее двери на войлочной циновке. Вторая служанка спала на огромном кованом сундуке возле ее кровати, чтобы с пробуждением Тхицун начать предрассветную суматоху одеваний и ранних завтраков. Тогда ей уже не быть наедине со своими мыслями. А мысли ее теперь все больше невеселые. Она знала, что ее решили отдать замуж в соседнее государство за мальчика-царя. Этому ребенку не было и четырнадцати, и все шептались про его вздорный характер. Если бы она хотела только власти, то нельзя было бы и мечтать о лучшем, чем взбалмошный муж. Таким легко управлять, и он никогда не будет помехой. Все осложнялось тем, что в Лхасу прибыла китайская принцесса, по слухам, весьма проворная особа. И теперь неизвестно, кто из них будет управлять своим мужем, а значит, и всем Тибетом…

Сладкая полудрема сковала ее тело и погрузила в прозрачную невесомость, когда мысли еще слышны, но уже нет размышлений. Вдруг низкая боковая дверь возле ее кровати скрипнула, и в комнату ворвался затхлый запах подвала. Никто еще на памяти Тхицун не пользовался этой дверью, и от неожиданности и страха девушка замерла. Собравшись с силами, она хотела закричать, но незнакомец с силой зажал ей рот своей пахнущей прогорклым салом грязной рукой. Он наклонился почти к самому ее уху и тихо сказал:

– Не нужно кричать. Я здесь с согласия и одобрения твоего отца…

Тхицун, едва дыша, спросила:

– Зачем он послал тебя? И почему ты вошел как вор, через подземелье?

– Никто не должен знать, что мы здесь.

Тхицун все еще не могла понять, что происходит.

– Мы? Ты привел кого-то?

Монах не ответил, он взял шерстяную накидку, лежавшую на кровати, и протянул Тхицун.

– Отошли служанку. Он идет.

Тхицун завернулась в теплую шерсть, молча села на кровати в ожидании неведомого и вдруг поняла, кого они ждут. Резко вскочив, она сделала попытку выскочить из комнаты, но монах, предугадав ее мысли, с быстротой змеи бросился ей наперерез и крепко схватил за руку.

– Не нужно тебе бежать. Ничего уже не изменишь!

Тхицун в ужасе опустилась на холодный каменный пол. Монах не стал поднимать ее. Стылый камень проникал в кости женщины, и мысли ее становились такими же холодными и тяжелыми. Она посмотрела на коврик возле двери. Странно, но Мышки там не было. Язык почти не слушался, но она старательно проговорила:

– Разве Черный Жрец ходит к женщинам?

Монах подошел к ней и помог перебраться на

шерстяной ковер, лежащий неподалеку. Присев рядом, он пристально посмотрел на нее:

– Он придет не к женщине. Он придет к дочери царя. Это большое уважение.

Тхицун с трудом поднялась, ноги казались ватными и едва слушались. Вторая служанка мирно спала, свернувшись как кошка на тяжелой крышке сундука. Не узнавая свой голос, Тхицун приказала:

– Живо поднимайся! Вон пошла!

Служанка вскочила и, едва разобрав, что происходит, выбежала за дверь. Тхицун опустилась обратно на ковер и приказала монаху налить ей воды.

– Раз ты хотел, чтобы служанка ушла, будешь прислуживать сам. Помоги мне одеться, пока не пришел твой хозяин.

Монах не стал спорить. Тхицун уже вполне освоилась в его обществе, и женское любопытство взяло верх над страхами:

– Зачем Черный Жрец хочет говорить со мной?

Монах усмехнулся. Эта девушка, похоже, не понимает, кто собирается лично предстать перед ней.

– Черный жрец не хочет говорить с тобой, и ты бы никогда его не увидела, даже издали, но так решено.

Тхицун понимала, что происходит что-то странное, потому что прежде жители Черной пещеры не нарушали обычаев и никогда не приходили к людям в их дома. Глупые люди сами ходили к ним.

Монах, убедившись, что она не делает больше попыток бежать, огляделся в поисках очага. Похлопотав над углем, сложенным небольшой горкой, он развел огонь и протянул к нему озябшие руки. Вокруг очага были разложены набитые соломой круглые подушки, изрядно засаленные от частых чаепитий. Тхицун перебралась поближе к желтоватому пламени. Незаметно для нее комната стала наполняться гостями, из которых выдвинулся худощавый старик в черном поношенном плаще.

Не отрываясь от огня, краем глаза она старалась рассмотреть странную фигуру, угадав в ней Черного Жреца, которого боялся сам Амшуварман.

Старик присел рядом с огнем, поджав ноги под себя, совершенно не обращая внимания на Тхицун и думая о чем-то своем. Он медленно раскачивался в такт своим мыслям и что-то тихо шептал. Тхицун решилась прервать его молчаливые рассуждения:

– Зачем я вам?

Он поднял на нее свои глубокие, испещренные морщинами глаза, чуть подернутые стеклянной пленкой, как ото бывает у стариков и младенцев, и неожиданно засмеялся:

– Я и не думал, что буду жить в таком красивом теле!

Тхицун испугалась. От нее чего-то ждали, и по всей видимости, это был вовсе не брак с молодым царем Тибета.

Жрец посмотрел ее мысли и сказал:

– Твой путь в Тибет – твоя жизнь. Ты покинешь дом на второй Луне нового года, но в Тибет ты не приедешь.

– Я умру в дороге?

Тхицун нисколько не удивилась. Многие, кто отправлялся в Тибет, уже никогда не возвращались обратно. Их тела порой находили, когда в горах сходил снег. Старик покачал головой.

– Сегодня умрут женщина, дочь царя, и старый монах. В Тибет придет Черная Жрица. Бон ждет тебя.

– Я ничего не знаю о Бон…

Он приблизился к ней настолько, что она чувствовала удары его слабого сердца. Он глядел ей в глаза, проникая ледяным взглядом до самого дна ее существа.

– Ты – самый глубокий колодец, какой мне только доводилось видеть в своей жизни. Никто другой не сможет вместить в себя столько, сколько сможешь ты.

Тхицун было странно, что старик сравнивал ее с колодцем, но его голос был завораживающим и речь спокойна. Старик достал из своей просторной одежды небольшое медное зеркало и приказал:

– Смотри в него и слушай меня.

Тхицун привычным жестом поднесла зеркало к своему лицу и чуть не выронила его. Из глубины зеркала на нее смотрел старик с детскими стеклянными глазами.

– Ничего не бойся, теперь уж поздно бояться. Старайся не ходить мимо зеркал. Только зеркало покажет правду. Люди своими глазами ее не видят.

Старик достал из рукава небольшой флакон с темной жидкостью и протянул Тхицун.

– Глотни.

Тхицун поднесла пузырек к свету. Черно-красная жидкость напомнила ей кровь дикого вепря, которого еще вчера она подстрелила в лесу. Из горла раненого животного тогда вытекала похожая, темно-красная, почти черная кровь. Она сделала глоток и протянула флакон обратно старику. Старик отстранил ее руку.

– Сделай еще глоток. Не торопись.

Она поверила ему сразу и пошла за ним легко, без оценок и колебаний. Голова кружилась, и она уже едва различала предметы в комнате. Последнее, что она видела, это был Старик, который сидел рядом с ней и пил такую же тягучую жидкость. Он начал говорить, и его слова медленно перетекали прямо в мысли Тхицун, смешиваясь и оставаясь в ней навечно.

Старик говорил долго, солнце уже успело взойти и сойти с небосвода. После того как он закончил говорить, Тхицун сжала рукой зеркало и посмотрела вокруг. В комнате кроме нее и старика никого не было. Монах-прислужник и его спутники давно исчезли, и только Черный Жрец сидел перед нею с потухшим взором. Казалось, он прислонился к стене, чтобы отдохнуть, но он не спал… Он умер сразу же, как только передал ей все, что мог видеть сам. Груз всей своей жизни взвалил он на ее плечи. И теперь он будет жить в ней, пока она сама не передаст кому-то свое тяжелое наследство.

Луна уже давно взошла и огромным масляным шаром отражалась в зеркале, которое Тхи-цун держала перед собой. Она еще раз заглянула в странное Зеркало и вошла в него по тонким острым лучам ночной богини. Она видела, как создавался мир, как планеты выстраивались в ряд и тотчас меняли свое положение, столетия проходили за считанные секунды, и Тхицун теперь знала все, что происходило на свете с момента зарождения жизни до того самого дня, когда в ее комнате еще дышал Черный Колдун. Ее маленькое сердце было единственной горячей искрой во вселенском холоде. Перед ее глазами стоял Белый Лотос на Четырех кругах света, четыре сочетания двух планет в центре и двенадцать сочетаний в лепестках. Два огромных холодных глаза смотрели один из другого в самом центре Вселенной, заставляя ее холодеть.

От напряжения слезы медленно катились у нее из глаз, и она тихо вышла из комнаты. Коридоры дворца были пусты. По приказу царя никто сегодня не смел входить на ее половину. Когда слезы высохли на сквозняках, она спустилась во двор и приказала начальнику караула убрать часовых с Восточной башни, чтобы монахи могли вынести тело Черного Жреца и отдать его Небу.

Она не замечала ни людей, редких в ночной тишине, ни мелкого едкого снега, тонкими иголками впивавшегося в ее лицо. Она думала лишь о том, что ей предстоит, и не знала, что делать с новой, неведомой ей прежде силой, наполнившей ее. Она думала о словах старика:

– Все будет в свое время. Больше не подходи к зеркалам. Тебя в них больше нет. Ты больше никогда не увидишь себя прежней…

Тхицун шла по холодному каменному коридору, в котором ее шаги были едва слышны в завывании ветра. Тканые занавеси не спасали от всепроникающего холода, и порывы ветра порой задували факелы. Внезапно из-за угла вышла темная сгорбленная фигура. Подойдя поближе, Тхицун узнала в ней старуху-служанку, которую она называла «Мышка». Матери своей Тхицун не знала, и старая женщина была добра к ней, угощая девочку то свежим теплым молоком, то сладостями, столь редкими в этих суровых стенах. Все, что добрые прихожане подносили предкам в храме, перепадало порой маленькой Тхицун. Старуха, таскающая сладости с алтаря, отмахивалась от сварливых монахов, призывающих на ее голову все кары небесные, и вздыхала:

– Это ее предки, могут и поделиться с малышкой.

Увидев заплаканное лицо Тхицун, Старуха ни о чем спрашивать не стала, лишь придержала ее и отвела в тень, подальше от любопытных глаз прислуги:

– Негоже держать у всех на виду такую вещь.

Старуха указала своим скрюченным от холода пальцем на Зеркало Черного Колдуна. Тхи-цун только сейчас поняла, что все это время крепко сжимала медную ручку Зеркала. Ее рука от напряжения и от тяжести этой странной вещи затекла и слегка посинела. С трудом разжав руку, она спрятала Зеркало в складках одежды. Старуха одобрительно кивнула:

– Вот и славно. Теперь ступай к своему отцу, он хотел тебя видеть.

В покоях у Амшувармана было так натоплено, что Тхицун раскраснелась от внезапной духоты. Она присела у огня и молча смотрела на отца, который, по своему обычаю, сидел на огромной кровати в темном бордовом халате.

– Что сказал тебе Черный Колдун?

– Он умер.

– Знаю. Его тело только что забрали монахи.

– Сказал, что больше на этой земле мне нет места.

Амшуварман не ожидал такое услышать от дочери.

– И где же твое место?

– На Красной Горе. Там я начну жить, и мне будет отдан народ дикий, но усердный.

Амшуварман вздохнул. Выросла дочка. Не скажет ни своему отцу, ни кому другому больше ничего, чего не могут знать простые люди.

Провожая взглядом худую спину в серой шерстяной накидке, он сказал:

– Мне доложили, что твое приданое уже доставлено в Лхасу. Скоро и тебе отправляться в путь. Кого хочешь взять с собой?

Тхицун повернулась к нему и улыбнулась:

– Отдай мне старуху, что при храме предков. Она спит иногда у меня в комнате.

Амшуварман слез с постели и нежно коснулся губами лба дочери.

– Ступай, дочка. Больше не увидимся…

Тхицун тихо вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Царь Непала долго стоял у высокого окна, прощаясь с нею. Впервые в своей жизни он просил у Неба прощения, что продал дочь Черному Колдуну за отсрочку Все Отнимающей у Людей Смерти…

Через три недели повозки Тхицун были готовы, и как только в горах сошла снежная лавина, так чтобы можно было пройти через перевалы, небольшой кортеж двинулся в путь…

 

5

В маленьком тесном гроте почти отвесной скалы Тхицун с Мышкой едва помещались. Слугам и воинам, сопровождавшим дочь царя Непала, пришлось укрыться с подветренной стороны прямо под открытым небом, чтобы хоть как-то переждать ночную метель. Несколько сухих лепешек прошлогоднего навоза яка служили единственным топливом и сейчас спасали женщин от стужи, разгоревшись и потрескивая теплом. Мышка, хлопотавшая у небольшого, наспех сделанного очага, проворно подвесила над огнем небольшой чайник, полный снега. Вода, едва оттаяв, почти сразу закипала на высокогорье. В закипающую воду она бросила несколько кореньев, кусочек масла и налила Тхицун в ее чашку теплую мутную жидкость.

– Выпей. Быстро уснешь и не будешь бояться.

Тхицун послушно поднесла к губам пахучую жидкость и сделала небольшой глоток. Тепло разливалось по телу, медленно доходя до самых кончиков замерзших пальцев.

Мышка отлила в свою чашку немного чая, а остальной кипяток вынесла страже:

– Больше двух-трех глотков не пейте. Если уснете, то к утру замерзнете.

Она завешала большим серым одеялом вход в пещерку и положила войлочную подстилку в самый дальний угол.

– Теперь ложись. Я посижу еще немного.

Тхицун послушно легла, а Мышка долго сидела у костра, слушая завывание снега и тихое бормотание стражи, затаившейся в ночи. Мышка вышла в ночную стужу и огляделась. Животные спали, накрытые теплыми попонами, их разгрузили, чтобы они тоже смогли немного отдохнуть. Начальник караула подошел к ней поближе, чтобы можно было разобрать слова:

– Повозки придется оставить здесь. Все, что сможем взять, погрузим на спины животных. Людям придется идти самим.

Мышка вздохнула.

– Ничего, она справится. Она сильная девочка.

Начальник стражи поспешил успокоить старушку:

– Как только мы выйдем к равнине, купим лошадей, и вы, госпожа, сможете ехать верхом.

Мышка отмахнулась от него:

– Куда мне, старухе, верхом…

Спустя несколько дней небольшой отряд подошел к селению почти на самой границе с Тибетом. Вместо того чтобы двигаться дальше и поскорее добраться до места, Мышка приказала разбить лагерь у ближайшего горного ручья и ждать. Тхицун же, напротив, не терпелось поскорее оказаться в Лхасе:

– Мы сможем отмыться и согреться. Чего же мы ждем?

Мышка пожимала сухонькими плечами и тихо бормотала:

– Ты вся пропахла кострами и ячьим навозом, грязная, как крестьянка, платье испачкано. Ты в таком виде желаешь показаться своему будущему мужу?

– Какая разница, как я выгляжу, если все равно стану его женой?

– У царя Тибета уже есть жены. Они живут во дворце, хорошо одеты, и на них приятно посмотреть. Ты хочешь войти в его дом оборванкой, чтобы навсегда остаться на третьих ролях?

Тхицун хитро улыбнулась.

– Говорят, что одна жена досталась ему в придачу к северным областям, а вторую отдали вместе с большим стадом яков, чтобы породниться с царским родом. Он ими не слишком-то интересуется.

– Да, потому что его интересует китайская принцесса, которая прибыла в Лхасу с богатыми подарками и статуей Будды в несколько раз больше нашей.

Девушка надула губки и сверкнула глазами.

– Давай свои тазы. Будем отмываться.

Старуха рассмеялась во весь свой беззубый рот:

– Вот и славно. Мне и самой не терпится посмотреть на китайскую жену, но придется подождать денек-другой.

– Чего еще ждать?

– Прибудет гонец из Лхасы, чтобы тебя сопровождали, как подобает особе царской крови. Мало ли что по дороге случиться может, да и благовония еще не подвезли. Чем я тебе волосы мыть буду?

Тхицун выждала, пока старушка нальет горячую воду в таз, чтобы стирать белье, и, подойдя поближе, тихо спросила:

– Мышка, а правду говорят, что китайская принцесса и не принцесса вовсе, что ее удочерил император, чтобы не отдавать свою родную дочь?

Мышка пристально посмотрела в глаза девушки:

– Откуда знаешь? Никто из здешних ничего такого не говорил.

– Я видела.

– Видела?

– Когда Луны не было на небе, я видела все, что случилось с той девушкой. Как она жила в богатом доме, как она любила юношу, красивого как небожитель, как ее отдали в гарем китайского царя и как она убежала оттуда, обманув старого евнуха. Как подкупила молодого прислужника и как убила его по дороге в Лхасу. Я знаю, где она сейчас и что на ней надето…

Мышка вытащила из небольшого сундучка Тхицун медное зеркало.

– Ты здесь все это видела?

Тхицун нехотя призналась:

– Да. Мне было интересно узнать, кто моя соперница.

– Про других жен тоже посмотрела?

Девушка кивнула. Старуха лишь всплеснула руками:

– Сама не знаешь, чем заплатишь за свое любопытство! Глупая баба на базаре умнее тебя!

Тхицун растерялась. Она никогда прежде не слышала от Мышки таких грубых слов. Мышка взяла ее за руку и подвела к тазу, в который была налита горячая вода.

– Он придет раньше, чем ты будешь готова.

Она слегка наклонила Тхицун к воде, так чтобы та могла видеть свое отражение. Девушка, едва взглянув на водную гладь, отпрянула в сторону – на нее из глубины таза смотрел Черный Колдун…

 

6

Тяжелая красная шерстяная накидка, расшитая белыми раковинами и жемчугом, давила худенькие плечи и делала тело совсем неповоротливым. Тхицун не привыкла сидеть так долго, выпрямив спину и вытянув шею, чтобы крашеная шерсть не оставляла красных следов. Длинные серебряные заколки с драгоценными камнями, потемневшими от времени и пыльных сундуков, тускло мерцали в волосах, уложенных в строгую прическу. Тхицун старалась не шевелиться, чтобы не испортить стараний Мышки. Мышка пыхтела изо всех сил, приглаживая непослушные девичьи волосы коровьим маслом и поливая все это великолепие сладковато-приторными благовониями. Ноги Тхицун были в высоких мягких сапожках, расшитых мелким речным жемчугом, тоже слегка пожелтевшим от времени. Мышка сокрушалась, глядя на них:

– Как я могла забыть про них?! Надо было накормить жемчуг свежим мясом, и он бы заблестел как новый. Как же мы теперь предстанем перед молодым царем?

Тхицун удивилась:

– Зачем кормить жемчуг мясом?

– Жемчуг – живое существо, он портится от невнимания, а свежая кровь может вернуть его к жизни. Его слишком долго держали в сундуке, вот он и обиделся.

Тхицун постаралась спрятать улыбку, но Мышка, замечавшая все и всех, строго посмотрела на свою подопечную:

– Чего ты удивляешься? Он, как и человек, стареет и умирает. Как и человеку, ему нужна свежая кровь.

Тхицун ничего не сказала. Она краешком глаза видела, что сундук почти пуст, все, что было приготовлено в нем для этого торжественного дня, теперь было на ней, и только старое медное зеркало одиноко лежало на самом дне глубокого, черного лака сундука. Она глазами, боясь пошевелиться, показала Мышке на зеркало:

– Достань его!

Мышка только фыркнула в ответ:

– Еще чего!

– Достань!

Голос Тхицун был на удивление тверд и спокоен. В нем не было ни женского каприза, ни раздражения. Посмотрев в глаза Тхицун, Мышка повиновалась. Она проворно свесилась через край сундука и выудила рукой зеркало. Обтерев подолом своего полосатого передника, она протянула его Тхицун. Та не стала разглядывать себя, но осторожно спрятала зеркало в потайном кармане своего нарядного платья. Как только приготовления были закончены и свита готова была достойно сопровождать свою госпожу, в расщелине между скалами показались послы царя Тибета. Они ехали не спеша, соблюдая достоинство и сгорая от любопытства одновременно, Им не терпелось посмотреть, так ли хороша дочь Амшувармана, как ходят слухи. Молодой человек в красивой, расшитой золотом шапке шепнул своему попутчику:

– Китайская жена покрасивей будет.

– Это как посмотреть. Эта хоть и пониже ростом, а голову держит высоко, не то что китайская невеста. Та все время в пол смотрит, словно избегает чужих взглядов или боится чего.

– Говори тише, подъезжаем.

Молодые люди спешились и поклонились Тхицун:

– Мы приветствуем нашу госпожу. Всесильный царь Сронцен Гампо шлет вам этот паланкин, чтобы вы могли продолжить ваше путешествие как подобает невесте царя.

Тхицун ничего не сказала. Она благосклонно кивнула молодым людям и сделала знак своей свите принять паланкин. Не прошло и получаса, как она уже возвышалась на жестких подушках, набитых конским волосом.

– Мы можем двигаться дальше.

Молодые люди поклонились Тхицун.

– Как быстро вы хотели бы прибыть в столицу?

Тхицун снисходительно посмотрела на них:

– Будем делать только вынужденные остановки. Мне не терпится увидеть моего будущего мужа и господина.

Отъехав на почтительное расстояние и встав во главе колонны, послы переглянулись.

– Эта женщина еще покажет себя. Я встречал много свадебных поездов, но редкая невеста вела себя с таким достоинством и так заставляла себя слушаться…

 

7

Лхаса, Тибет, 26 марта, 639 год

Бойчей быстро шла по длинному, продуваемому ветрами коридору горного дворца, и мысли ее были невеселыми. Сегодня всем предстояла встреча с новой женой Сронцен Гампо. Тибетская царевна еще не успела прибыть, а уже наделала много шума при дворе. С самого утра по дворцу то и дело сновали служанки с тазами и сундуками, расставляя все в строгом порядке и убирая в комнатах новой жены. Вэйчен отбросила гордость и заглянула в чужие покои. Темные шелковые занавеси, расшитые огромными лазоревыми цветами и диковинными птицами, тончайшая резьба по дереву и кости, расписанные лаком сундуки и тибетские шкафчики работы искусных мастеров поразили Вэйчен. В последний раз она видела такое роскошное убранство только при дворе своего императора. Вот как готовятся встречать непальскую невесту! Ей самой подобный прием оказан не был.

Дикого непальского царя ставят выше самого императора Китая?!

Вэйчен вышла в глубокой задумчивости. Зачем тибетскому царю так уж стараться? Невеселые мысли, подогреваемые женской ревностью, больно резали и не давали покоя. Вэйчен незаметно для себя оказалась на своей половине. Простые грубые занавеси на окнах, старая, темного дерева мебель и облезлый тибетский ковер на кровати – вот и все убранство. Слишком большой контраст с покоями новой жены. Молоденькая заспанная служанка, дремавшая в углу на сундуке, спохватилась и поклонилась Вэйчен.

– Простите, госпожа. Я прибирала здесь… Такой сонный день сегодня, ветер так и воет. Не к добру это. Вот я и задремала.

Вэйчен, казалось, не слушала ее. Она стояла посреди комнаты в тяжелых раздумьях. Служанка, стараясь умилостивить госпожу, выкладывала последние сплетни, что ходили на дворцовой кухне.

– Говорят, что новая жена какая-то странная. Будто приказала убрать большое зеркало из своей комнаты, хоть это и подарок ее будущего мужа. Уже выбрали благоприятный момент для свадьбы…

– И когда же нам ожидать это радостное событие?

Вэйчен снизошла до разговора с простой служанкой и сама удивлялась, как глухо и надменно звучит ее голос. Девушка, не смея посмотреть ей в глаза, тихо отвечала:

– Как только вечерняя звезда появится на небосводе, свадебная процессия войдет во двор. Там сейчас готовят факелы из чистейшего коровьего масла, как в храмах.

Вэйчен пробормотала тихо, чтобы служанка не могла разобрать слов.

– Что-то я не помню такой суеты при моем прибытии.

Служанка продолжала:

– Говорят, что царь Непала отправил богатое приданое. Часть приданого уже прибыла и выставлена в главном зале. Покои молодой жены тоже украшают из приданого ее отца.

Вэйчен обвела глазами свое скромное жилище. Да, никто не дал за нею приданого. Только бесполезная статуя для сырых затхлых храмов, где как крысы снуют нищие и старики. У нее ничего нет, кроме ее красоты и молодости, а это ненадежный товар. Внезапно ее размышления прервал слуга, что дежурил у двери.

– Госпожа, к вам генерал Хе Ли, посол императора Китая.

Вэйчен вскинула голову при появлении генерала и придала своему лицу как можно более беспечное выражение.

– Что привело столь важного господина в наши суровые края?

Генерал пристально посмотрел на Вэйчен и сказал:

– Прежде всего я хотел бы поздравить вас с таким смелым, почти безрассудным поступком. Поздравляю вас как жену царя Тибета.

Вэйчен улыбнулась. Если к ней послан сам генерал Хе Ли, значит, Тай Цзун не стал поднимать шум и при дворе решили признать ее как жену царя Тибета и свою приемную дочь. Наконец-то! Это стоило таких жертв!

– Вы прибыли из самого Китая не для того, чтобы выражать почтение царю Тибета своим присутствием на его свадьбе с непальской царевной. Что же привело вас сюда и, что еще важнее, – ко мне?

Генерал не ожидал столь прямого разговора от женщины, которая привыкла идти окольными путями. Что ж… Так даже лучше.

– Мой император, ваш отец, надеется, что как хорошая дочь вы окажете надлежащее влияние на молодого царя Тибета.

– И чего же хочет мой отец?

– Ваш отец хочет, чтобы Тибет начал войну с Непалом.

У Вэйчен перехватило дыхание:

– Вы хотите, чтобы я заставила Сронцен Гам-по воевать с Непалом! С самим Амшуварманом!

– Поскольку я вижу перед собой не наложницу евнуха, а жену царя Тибета, то вполне могу рассчитывать на вашу помощь и влияние.

Вэйчен усмехнулась. Значит, ей постоянно будут напоминать о ее происхождении и положении при гареме. Если бы не дворцовые игры таких, как генерал Хе Ли, она бы сейчас была счастливой молодой женой, у нее самой была бы семья и никто не посмел бы указывать ей на прошлые грехи.

Она задумчиво посмотрела на черную обугленную каменную печь в углу Здесь она согревалась, и здесь ей готовили еду две служанки. Те, что не сбежали дорогой и предпочли служить ей в далекой стране, чем вернуться домой в свои деревни. Ее жизнь была похожа на эту остывшую маленькую печь – закопченную и холодную, Даже этот генерал старается не прикасаться к ней, чтобы не испачкаться в копоти. Она презирала этого чванливого мужлана. Может, он и хорош в боях, но здесь, на ее территории, он ничего не стоит, Вэйчен сдвинула брови и жестко проговорила:

– Я готова предложить вам сделку.

Хе Ли передернулся. Эта шлюха еще торгуется?! Сам император Китая дает ей возможность смыть пятна позора со свей семьи, а она предлагает сделку? Ему потребовались некоторые усилия, чтобы сохранить спокойствие.

– И что вы можете нам предложить?

Вэйчен сделала вид, что не заметила его надменности.

– Вы пришлете сюда, ко мне, того, кто предложил императору взять меня в качестве приемной дочери, и я обещаю, что Тибет не будет угрожать плодородным землям Китая.

Генерал усмехнулся. Женская месть? Довольно жестоко, но она вправе требовать этого.

– Зачем он вам здесь?

– Советник Чжэн весьма искусен, я буду счастлива учиться у него.

– Откуда вы знаете, что это именно советник Чжэн порекомендовал вас императору?

– Потому что он хотел взять меня в жены, но мой отец предпочел породниться с другим родом.

Вэйчен улыбнулась. От этой улыбки даже у бывалого генерала по спине пробежал холодок, Значит, эта женщина хорошо знала обо всем, что с нею происходит и кто в этом виноват. Генерал искренне поклонился ей. Теперь перед ним стояла не просто молодая женщина, а умная и расчетливая правительница Тибета. Он нисколько не сомневался, что она справится и со старым хитрым советником Чжэном и со своим молодым мужем, и с Непалом. Вэйчен заговорила, и теперь уже генерал слушал весьма почтительно.

– Царь Сронцен Гампо хоть и молод, но у него хорошие советники и еще более хорошие исполнители. Непал привык воевать в горах и…

Генерал сделал попытку вмешаться в ход ее мыслей.

– Армии императора Китая…

Вэйчен позволила себе холодно оборвать его:

– Хороши на равнинах, но бесполезны в наших условиях. На границах с Тибетом неспокойно. Император хочет отвлечь Тибет от своих жирных южных территорий, которые вот-вот достанутся Сронцен Гампо, направив его усилия в сторону Непала.

Генерал поклонился.

– Теперь я могу со спокойным сердцем удалиться. Но перед отъездом я хотел бы заглянуть в местные лавки, что торгуют мебелью и изящными предметами. Не могли бы вы составить мне компанию?

Вэйчен нахмурилась:

– Хотите сделать подарки императору?

– Я был бы счастлив, но мои скромные возможности не позволяют мне делать подарки императору.

– Решили порадовать домашних чужеземными дарами?

Генерал покачал головой.

– Столь дальний путь перенесли не все мои лошади, и большая часть вашей утвари не доехала до Лхасы.

Вэйчен улыбнулась. Никаких потерь в дороге, конечно, не было, но раз генерал решил слегка приукрасить ее жилище, она не будет ему в этом препятствовать…

К вечеру ее комнаты преобразились до неузнаваемости. Резные сундуки, расписные столики и диковинные тумбы, тончайшие накидки и шерстяные ковры – все было даже искуснее и тоньше, чем у царевны Непала, ведь она выбирала это сама. Разгоряченная покупками, без устали расставляя и развешивая вместе со служанками свое неожиданное приданое, она только к ночи прилегла на огромную самшитовую кровать, едва вместившуюся в ее комнату. Прав был торговец, который говорил, что аромат этого дерева дает спокойный ровный сон. Вэйчен была счастлива. Пусть в этой стране, но даже здесь гораздо лучше, чем при дворе, в императорском гареме. Она сладко вытянулась на новых струящихся простынях и накрылась необыкновенно легким верблюжьей шерсти одеялом. Начиналась ее новая, настоящая жизнь. И в этой жизни не было места ни генералам, ни советникам, ни даже самому императору Китая…

Как ни устала Вэйчен, спать этой ночью ей не пришлось. Луна еще не успела склониться к закату, как в ее комнате появился царь Тибета. Раздраженный юноша не стал скрывать свое недовольство:

– Она совсем ничего не умеет! Она посмела уснуть сразу после нашей встречи!

Вэйчен, тонкая и прекрасная в лучах Луны, ласково погладила руку своего молодого мужа:

– Она проделала такой долгий путь! Думаю, что царевна держалась из последних сил из уважения к вам, мой господин.

Сронцен Гампо вспыхнул:

– Из уважения ко мне она должна была показать свое искусство любви, прежде чем захрапеть, словно старая лошадь!

Вэйчен встала и в задумчивости прошлась по жарко натопленной комнате. Давно в ее покоях не было так тепло. Она постояла возле печи, согревая спину, которую не спасал от всепроникающего ветра тончайший шелковый наряд. Тепло проникало внутрь через позвоночник и растекалось приятной дремой по всему телу. Вэйчен старательно решала задачу, которая встала перед ней сразу по приезде сюда. Мало просто управлять мужчиной. Она хотела управлять страной. И здесь ей нужна помощь. А кто лучше других сможет ей помочь, как не новая жена, еще плохо знающая и своего мужа, и страну, которая должна стать ее домом. Поэтому Вэйчен придержала колкость, готовую сорваться с ее губ в отношении новой жены, и участливо спросила:

– Какое удовольствие я могла бы доставить своему господину?

– Иди сюда… Я покажу…

 

8

Сиань, 3 мая, 639 год

Генерал Киби Хе Ли не из тех, кто тратит слова, Он предпочитает наблюдать и отдавать распоряжения, когда ситуация уже готова. Но как подготовить ситуацию, не потратив слов и времени? Уже который раз за день встречал он в императорском саду Советника Вэй Чжэна и даже пытался предупредить его о надвигающейся опасности, но холодная надменность преуспевающего Советника заставила его изменить намерения. Пусть сам выкручивается.

Невысокий полноватый евнух просеменил по направлению к главному входу и сделал знак генералу идти за ним. Его хотел видеть сам император.

Тай Цзун выглядел уставшим. Он не стал подниматься на трон и уселся чуть выше второй ступени, показав жестом генералу подойти ближе. Согнувшись в поклоне, чуть касаясь взглядом императора, Хе Ли почтительно замер. Тай Цзун, едва разжимая губы, негромко спросил:

– Вести прибывают к нашему двору быстрее людей. Чем вызвана ваша задержка?

– Необходимо было заняться обустройством жены царя Тибета, вашей приемной дочери, чтобы император не выглядел в глазах…

Тай Цзун побагровел от гнева:

– В глазах дикарей?! Какое мне до них дело?

– Эти дикари расширили свои владения на несколько государств, поглотив немало плодородных земель. И теперь заглядываются на земли Китая и уже выиграли несколько сражений.

Тай Цзун пристально посмотрел на генерала.

– Может, мне сменить боевых командиров? Может, вам больше подойдут занятия садом или вышивка?

Это оскорбление оставило глубокий след в глубине глаз генерала, но он почтительно сказал:

– Ваша приемная дочь на редкость умна. И в состоянии отвести беду от наших границ. Но она просит помощи у своего отца…

В глазах императора промелькнула хитроватая искорка.

– Чем же отец поможет своей дочери? Она так далека от него!

– Она нуждается в отцовской мудрости и заботе и смиренно просит вас прислать ей в помощь Советника Чжэна.

Тай Цзун встал и, не проронив ни слова, вышел, оставив генерала наедине со своими опасениями. Через несколько минут в зал вошел тот самый евнух, что привел его сюда. Он поклонился генералу и сказал:

– Ваша просьба удовлетворена. Наш великодушный император приказывает Советнику Чжэну отбыть с посольской миссией в Тибет и наставлять мудрым словом свою приемную дочь Вэйчен.

Евнух хитро усмехнулся и быстро скрылся за огромной ширмой. Генерал выдохнул с облегчением и, поклонившись пустому трону, тихо вышел, Он знал, что за ним наблюдают придворные евнухи через систему отверстий и зеркал, обо всем докладывая императору.

Когда генерал с легким сердцем покинул зал приема, Тай Цзун приказал евнуху:

– Приведи Советника Чжэна.

Тотчас сотни евнухов расползлись в разные стороны в поисках Советника. Не прошло и четверти часа, как Чжэн уже стоял посреди залы, склонив голову перед императором.

– Чем заслужил я внимание своего государя?

Тай Цзун милостиво сделал знак подняться.

– Вы хорошо нам служите, Советник Чжэн.

Лицо Советника расплылось в подобострастной улыбке.

– Это счастье и благо для меня, служить своему государю.

– Однако…

Император сделал паузу, и лицо Советника побледнело. С утра у него было дурное предчувствие. И, кажется, начинало сбываться…

Император поднялся на трон и с высоты своего положения торжественно произнес:

– Моя семья нуждается в ваших советах и вашей мудрости.

– Ваша семья? Кто может наставить лучше, чем сам император?

– Не все мои горячо любимые дети сейчас рядом со своим отцом. Многих судьба и государственные дела заставили уехать из-под родительской опеки. И теперь они нуждаются в моем внимании и помощи.

Медленно и страшно пришло ощущение ссылки и казни, на которую он обрек себя сам, уговорив императора признать сбежавшую Вэйчен своей дочерью и царицей Тибета. Значит, его отдают ей на расправу! А что если генерал ездил в Тибет торговаться его головой в обмен на земли Китая? Так медленно, как вытекает кровь из глубокой раны, он осознавал, что ни ехать в Тибет, ни оставаться при дворе ему теперь нельзя. В Тибете его ждет жестокая и неотвратимая женская месть. А здесь он больше никому не нужен. В его советах больше не нуждаются. В довершение к его страшным мыслям, Тай Цзун сказал:

– Будьте осторожны, Советник Чжэн. Горный народ – страшный и дикий. С вами всякое может случиться по дороге.

Советнику вдруг стало ясно, что Тай Цзун не намерен отдавать его, своего слугу, на расправу женщине. Он намерен разделаться с ним сам, под видом разбойников по дороге. А значит, у него есть шанс спастись, сбежать, не дожидаясь нападения.

Тай Цзун внимательно наблюдал, как меняется лицо Советника. Как только тот ушел, чтобы заняться подготовкой к отъезду, император приказал:

– Скажите генералу Хе Ли, что если Советник Чжэн тайно покинет столицу или сбежит по дороге в Тибет, генерал будет отвечать своей головой.

Евнух подобострастно припал к стопам императора и прошептал:

– Я тотчас доставлю генералу слова императора!

В дождливую безлунную ночь императору принесли дурные вести: Советник Чжэн, глава китайской миссии в Тибет, и генерал Хе Ли были зверски убиты ночью во время сна диким племенем на подступах к Лхасе. Император снял тяжелый перстень с руки и передал его евнуху.

– Хорошие новости. Никто не смеет расправляться с моими людьми кроме меня самого… Даже моя приемная дочь…

В Лхасе тем временем тоже не спали. Вэйчен, сжав от досады губы в тонкую струну, сидела по обыкновению спиной к огню. Мутный чай остывал на маленьком столике перед нею, но она ни к чему не притронулась.

– Значит, мой новый отец, вы не позволили мне отомстить… Но теперь вы нуждаетесь во мне больше, чем я в вас…

Она встала и подошла к маленькому резному столику работы китайских мастеров. Диковинные цветы на черном лаке уводили ее мысли обратно в прошлую весну, когда девичьи надежды расцветали, как эти цветы, и так же, как эта дивная инкрустация, они замерли навеки. Всего год прошел с тех событий, а казалось, целая жизнь. И уже совсем другая женщина была сейчас в теле Вэйчен…

Сиань, 29 апреля, 638 год

Солнце еще не встало, когда два евнуха вошли в спальню императора со словами:

– Десять тысяч лет нашему императору! Час государственных дел настал!

Тяжелые веки не давали разомкнуть глаза, и Тай Цзун, с недавнего времени волею Неба император Китая, нехотя приподнялся на кровати. Евнухи склонились перед своим господином и незаметными жестами пригласили остальных. Тотчас комната наполнилась темными одеждами и суетой утреннего одевания императора. Когда все было готово, евнухи проводили своего господина в соседнюю комнату, где уже был накрыт стол. Холодное утро пробуждало аппетит, но до встречи с Советником Вэй Чженом и генералом Киби Хе Ли, тайным советником Северных территорий, было слишком мало времени, чтобы предаваться радостям великолепной пищи. Выпив горячего чая и наспех съев чашку риса с дымящимся ароматным мясом, Тай Цзун направился в летний павильон, где его ожидали государственные мужи.

И Генерал, и Советник сидели молча на своих подушках. Слишком разными были их миры, чтобы они могли вести непринужденную беседу. Каждый из них втайне считал другого недостойным внимания государя и старался не придавать значения ни словам, ни фигуре соперника. При появлении императора оба вскочили и упали ниц перед расшитым золотыми драконами халатом. Тай Цзун медленно шел к своему трону и, на мгновение задержавшись возле придворных, жестом приказал подняться.

– Вести, которые мне приносят с Тибетских границ, нельзя принять как желательные для Китая.

Генерал Хе Ли склонил голову.

– Горы затруднительны для ведения войны. Мы не можем использовать колесницы, а в них большая сила…

Император не дал договорить генералу.

– Если моя армия и дальше будет отказываться от побед и подвергать свою страну и своего императора опасным поражениям, мне придется согласиться на притязания Тибетского царя!

Вэй Чжэн сделал шаг вперед и склонился перед императором:

– Если государь позволит мне говорить, то я бы смел предложить способ избавиться от позорного брака дочери императора с диким варваром. Царь Тибета дважды присылал сватов к вашему двору, и он согласен на любую из дочерей императора, мой господин.

В глазах императора мелькнуло любопытство:

– Говори!

Вэй Чжэн самодовольно улыбнулся и произнес:

– Для императорской семьи важно, чтобы чистая кровь императорских детей не смешивалась с грязной кровью чужеземцев. Поэтому я предлагаю своему государю удочерить несколько девушек из знатных семей, чтобы они были красивы и обучены надлежащим образом.

Император покачал головой:

– Но если это дойдет до царя Тибета, это может обернуться большими проблемами.

Вэй Чжэн лишь улыбнулся:

– Мы пошлем ему портреты ваших дочерей и приемных девушек, чтобы он сам смог выбрать себе жену. Художники, конечно, постараются, чтобы Тибетский царь выбрал себе именно ту девушку, которую вы захотите ему отдать.

Тай Цзуну уже не казалась эта затея такой бесполезной. Если царь Тибета сам выберет себе жену, то и виноват он будет сам, что выбрал не чистокровную принцессу, а смазливую аристократку. Подумав, он решил последовать совету Вэй Чжэна.

– Пусть отберут дюжину красавиц и поселят их в Восточном павильоне вместе с дочерьми императора. Мы их удочерим. И отправим одну из них в качестве жены царю Сронцен Гам-по. Это даст нам передышку в войне.

Молчавший до этого генерал поспешно произнес:

– Женщина не сможет справиться с такой задачей! Нужно послать к Тибетскому царю монахов-наставников, чтобы они обратили его внимание на…

Вэй Чжэн вдруг выступил вперед и, не дав генералу договорить, горячо произнес:

– Если не сможет женщина – не сможет никто!

Тай Цузн пристально посмотрел на него, стараясь вспомнить, где он уже слышал эти слова. Озабоченный этим красноречием, он спросил:

– Ты знаешь женщину, которая была бы нам полезна?

– Мой государь, есть женщина многих достоинств, которая рада будет оказать услугу своему императору. Эта женщина изменит ход войны.

Тай Цзун удивился столь смелым речам.

– Женщина изменит ход войны?

– Да, государь. Это дочь военачальника Цзя.

– Пусть ее приведут сегодня же.

Тай Цзун поднялся, давая понять, что аудиенция окончена, и советники поспешно удалились. Император еще долго сидел у открытого окна, мысленно повторяя слова, сказанные одним из помощников:

– Если не сможет женщина, не сможет никто…

Этот советник Вой Чжен – хитрая бестия, но знает толк в политике. При дворе поговаривали, что богатые и влиятельные семьи генерала Цзя и генерала Ху собирались породниться. А это означало бы, что под носом у императора обретает могущество новая сила, которая при желании могла легко ограничить его власть. Кто знает, не захочет ли новый сильный клан захватить Мандат Неба. Так что императору Китая более чем выгодно разрушить этот союз.

Тай Цзун позвонил, и перед ним тотчас, бесшумно ступая, возник старый евнух, служивший еще его отцу.

– Скажи мне, почему Вэй Чжен предлагает мне дочь генерала Цзя для столь важного дела?

Евнух хитро улыбнулся и произнес тоненьким, как у мальчика, гнусавым голосом:

– Господин Советник сватался к дочери генерала Цзя, но получил отказ. И потому просит своего императора отправить эту женщину в Тибет,

Император рассмеялся. Все так просто…

 

9

По прогретой солнцем дорожке, присыпанной битым кирпичом, медленно шли два евнуха. По расшитым халатам и лоснящимся лицам можно было догадаться об их высоком ранге. Их степенная походка резко отличалась от быстрых суетливых движений молодых евнухов-прислужников, которые несли за ними веер и прохладительные напитки. Подойдя к уединенной беседке, евнухи остановились, пропустив вперед слуг, чтобы они все как следует подготовили. Как только подушки были разложены и чай разлит, молодые евнухи удалились на достаточное расстояние, чтобы не слышать, о чем говорят старшие, но оставались на виду, чтобы их можно было позвать в случае необходимости, С большим интересом прислужники поглядывали на колоритную пару, расположившуюся на мягких подушках. На гладко выбритых лицах от жары выступали капельки пота. Неторопливыми жестами, словно нехотя, важные господа смахивали их шелковыми платками. Тот, что сидел у входа, был немного старше и потому заговорил первым:

– Говорят, что в качестве жены для молодого царя Тибета Сронцен Гампо наш император хочет отправить дочь генерала Цзя.

Евнух, что моложе, улыбнулся и произнес:

– Да, это так. Однако с этой девицей могут быть проблемы.

Брови собеседника поднялись вверх:

– Как у вас, столь многоопытного, могут быть проблемы с девицей?

Евнух поднес к глазам чашку из зеленого нефрита и, полюбовавшись игрой света в ее глубине, сказал:

– Этот плод уже надкусили. И если отправить эту девушку в качестве жены царю Тибета, то можно ожидать любых последствий.

Его собеседник изумился:

– Сам Советник Вэй Чжен рекомендовал эту девушку императору. Думаете, что он знал об этом пикантном обстоятельстве?

– Я этого не знаю, мой драгоценный.

– Осмелюсь спросить, откуда вы знаете о столь деликатном деле?

– Моя старая служанка дружна со служанкой молодой госпожи Цзя. Перед самой свадьбой у старухи вдруг появились деньги. Она как-то угощала мою служанку дорогими пирожными. И теперь моя служанка жалуется, что я мало ей плачу. И рассказывала, как хвасталась служанка из дома Цзя, что когда она перейдет жить в дом молодой госпожи, то ей ни в чем не будет отказа. Из всего этого я заключаю, что девица нескромного поведения и эта служанка ей потворствует.

Евнух вздохнул. Хитрый советник посылал девицу на верную смерть. Перед свадьбой ее осмотрят и, обнаружив неладное, безоговорочно предадут казни, а семью позору.

Однако евнуха, казалось, ничуть не смущал такой поворот событий.

– Я видел однажды эту девицу. Она из тех, кто оставляет шрамы на сердце. Даже на том, которое уже бьется не так часто.

Второй евнух в ужасе вскочил:

– Мы не можем отправить царю Тибета надкушенный плод.

Лицо собеседника осветила улыбка:

– Любой другой, умудренный опытом царь отослал бы невесту обратно. Но царь Тибета этого не сделает.

– Почему он этого не сделает? Говорят, он весьма своенравен и часто действует лишь по велению своего сердца, а не разума.

– Для него это единственная возможность показать всем, что он добился своего и сам император Китая отдал ему в жены свою дочь.

Евнух, что постарше, задумался. Да, этот царь слишком молод и в свои четырнадцать лет вполне может проглотить любую наживку. Если бы не Бон. Всесильная и могущественная, повелевающая временем и владеющая ключами от гор. Старик поежился. Ему даже мысленно не хотелось ссориться с Черными жрецами из Царства Мертвых. Молодой евнух не увидел тяжелую складку на лбу старика и беспечно произнес, захваченный предвкушением хорошей интриги:

– Мы прикажем генералу Цзя явиться завтра к утренней аудиенции вместе с дочерью.

Старик покачал головой,

– И все же я не осмелюсь отправить эту девицу от имени императора.

– Этого и не нужно делать. Скажем императору, что это подходящая девушка для усыновления и отправки в Тибет. Но, чтобы генерал был покорным, раскроем ему истинное положение его дочери, потерявшей невинность.

Старший евнух все еще не понимал, куда клонит его высокопоставленный приятель:

– Генералу мы расскажем о дочери, но что мы скажем императору?

– Императору нет дела до этой девушки, что бы мы ему ни сказали. У нас достаточно девушек, которые мечтают стать приемными дочерьми императора и выйти замуж за царя. Мы возьмем эту девушку, чтобы получше к ней присмотреться и решить, что нам делать дальше.

На лице собеседника промелькнула хитроватая ухмылка:

– Значит, ей суждено затеряться в Восточных павильонах?

– Эта девушка может стать утешением вашей милости, если вы поможете мне, мой дорогой друг.

Старик плотоядно ухмыльнулся.

– Я всегда готов помочь вам.

Молодой евнух встал и церемонно произнес.

– Вы так высоко продвинулись в своем служении императору, что это лишь малая крупица благ, которые причитаются вам по праву.

– Я не забуду вашу доброту.

Старый евнух сидел, задумчиво глядя в окно, на своей любимой подушке синего шелка, расшитой золотом. Мечтательно помолчав какое-то время, он отодвинул свою чашку от края к середине стола, давая понять, что разговор закончен.

– Я пришлю для вашего сада особый цветок. Зеленый пион, который, раскрываясь, становится белоснежным. В горшок, который вы пришлете за пионом, вместо земли я насыплю столько серебра, сколько войдет. Так что не стесняйтесь, мой друг, присылайте горшок побольше!

Молодой евнух счастливо улыбнулся и сказал:

– Драгоценный пион – зеленый в начале своего жизненного пути, он становится истинно прекрасным в зрелые годы…

 

10

Выйдя из дворца императора после утренней аудиенции, советник Вэй Чжен впервые за несколько дней улыбнулся. В прошлом осталось его неудачное сватовство, когда генерал Цзя лишь отмахнулся от неудачного претендента, давая понять, что немолодой и не слишком-то богатый советник, совсем недавно удостоившийся императорской милости, недостоин руки его дочери. Теперь для единственной дочери генерала не только родительский дом, но даже Китай станет сладким воспоминанием в далекой холодной стране, населенной дикарями. Вэй Чжен прикрыл лицо рукавом, чтобы никто не видел, что он улыбается.

Выходя из главных ворот, он столкнулся со своим бывшим соперником, юным красавцем Чжо Ху, которому и воинственный генерал Цзя, и его прекрасная строптивая дочь Вэйчен отдали предпочтение. Советник в упор посмотрел на юношу. Молодой человек опустил глаза и, извинившись, вежливо отступил назад, давая дорогу старшему. Однако молодой дерзкий взгляд не смог скрыть насмешку, чем вывел Советника из себя. Вэй Чжен собрал всю свою волю и ласково спросил:

– Рад видеть тебя в добром здравии, молодой Чжо. Как идет подготовка к свадьбе?

Чжо был озадачен такими вежливыми речами того, кто еще месяц назад клялся отомстить ему.

– Все готово, господин, но мы должны дождаться, пока съедутся все родственники. Мой будущий тесть хочет, чтобы прибыл его родной брат, который сейчас у северных границ.

– Разве счастливая дата не назначена?

Чжо улыбнулся.

– Осталась всего одна Луна до того момента, как я стану зятем генерала Цзя.

Советник мысленно похвалил юношу. Это было весьма тактично с его стороны, не упоминать о том, что он скоро станет мужем Бойчей, к которой сватался он сам. Советник поспешил проститься.

– Многие годы вам и вашему будущему тестю.

Молодой Чжо покраснел от удовольствия и низко поклонился:

– У вас великое сердце, господин. Я буду молиться за вас в храме предков.

Вой Чжен вздрогнул. Да, у этого юноши сильные предки, и они могли бы помешать его замыслам. Стоит поторопить события, пока никто не знает о намерениях императора.

 

11

Весеннее солнце пригревало все сильнее, и ночи стали теплыми и ласковыми, как пуховое одеяло. Для старой служанки вечерняя пора означала конец дневным заботам, и она радовалась всякий раз, когда солнце клонилось к закату. Так было до того дня, когда она встретила господина Чжо на городском рынке. Молодой человек, страстно влюбленный в ее молодую хозяйку, был так учтив со старушкой, что сердце ее не выдержало и она согласилась помочь влюбленному. Вот уже две недели как он каждый день присылал ей сладости и несколько монет, чтобы она могла себя побаловать. Старухе и в голову не приходило упрекнуть себя в том, что укрывает влюбленных, тайком впуская молодого чиновника Чжо к невесте. Что плохого в том, думала она, если желаемое осуществится на несколько дней раньше намеченного срока, ведь вопрос со свадьбой – дело решенное. Она даже себе самой не признавалась, что за эти несколько дней получила от молодого человека денег больше, чем заработала за всю свою жизнь. А раз все довольны – так тому и быть.

В доме господина Цзя были строгие порядки, спать ложились рано, чтобы с рассветом быть уже на ногах. Наложницы собирали утреннюю росу для своего господина, чтобы он смог продлить свои дни этим напитком богов, служанки убирали в доме и в саду, молодые люди с ног сбивались, выполняя поручения господина по подготовке к свадьбе его единственной дочери Вэйчен. В домашнем монастыре ежедневно молились о счастливом исходе дела – ведь предстояло породниться двум влиятельным и богатым семьям, и ничто не должно было помешать этому радостному событию. Родственники съезжались со всех концов империи, несколько комнат в доме были заставлены привезенными подарками, и они все продолжали прибывать. Во внутреннем дворике восточного павильона уже строился шатер для новобрачных, где они проведут свои первые три ночи.

Несмотря на свадебную кутерьму, к закату дом затихал – и хозяева, и слуги ложились рано. Не спалось лишь Вэйчен и ее старой служанке, которая с наступлением темноты выходила к воротам в ожидании легкого стука. Так стучат легкие пальцы бамбука от ночного ветра, отгоняя злых духов. Так постукивал молодой Чжо, стремясь попасть во внутренние покои дома господина Цзя, чтобы встретиться со своей невестой.

Старая служанка пристроилась на невысоком бамбуковом стуле у маленькой двери западного крыла дома, через которую приносили продукты на кухню. Она уже начала дремать, когда раздался легкий стук. Старушка встрепенулась, потерла глаза и тихо подошла к двери:

– Кто здесь?

– Откройте, госпожа.

Старуха расплылась от удовольствия. Так ее еще никто не называл. Она поспешно отодвинула засов и отступила назад, впуская молодого человека.

– Молодая госпожа у себя?

– Где же ей быть, как не у себя? Матушка ее легла еще засветло, ей сегодня что-то нездоровится. Господин Цзя сегодня проводит ночь с госпожой. Все на своих местах. И мой цветочек, прекрасная госпожа Вэйчен уже легла в свою шелковую постельку.

Лицо молодого человека покраснело от волнения и предвкушения любви. От старухи не укрылось его возбуждение, и она сказала:

– Что-то вас долго сегодня не было. Я уж замерзла, сидя здесь в ожидании.

Молодой человек достал из рукава своего шелкового одеяния слиток серебра и протянул старухе:

– Вот, возьми. Это немного согреет тебя.

Старуха поклонилась:

– Спасибо, мой господин. Только у меня просьба к вам.

Чжо остановился и тихо спросил:

– Что за просьба?

– Вы уж не оставляйте меня здесь, возьмите с собой в свой дом после свадьбы. Я уже и курицу молодую приготовила, она у меня в комнате в корзине живет. Я ей зернышек даю.

– Курицу? Зачем вам курица, госпожа?

Старуха хитровато улыбнулась и, жестом прося молодого человека наклониться к ней поближе, прошептала:

– А как же простыни после первой брачной ночи? Что вы будете показывать Матушкам?

Молодой человек вдруг осознал всю серьезность их положения.

– И что же нам делать?

Старуха лишь махнула рукой на его тревоги:

– Я тайком поставлю вам клетку с курицей под кровать в свадебный шатер. Дам ей зёрна, настоянного на водке, чтобы сидела тихо и не издала ни звука. Ночью вы ее зарежете и смочите простыни куриной кровью. Курицу положите мне обратно в корзину, я ее заберу, а простыни утром отдадите Матушкам. И все будет прилично.

Молодой чиновник понял, как важно иметь надежного сообщника в этом деле. О простынях он и не подумал. И если бы не старуха, не избежать бы им позора. Он достал из рукава еще слиток серебра и сказал:

– Это вам на корм для курицы, госпожа.

Старуха поклонилась, спрятала серебро себе

под фартук и быстро засеменила к комнате госпожи Вэйчен, Молодой Чжо, тревожно оглядываясь по сторонам, пошел за нею…

 

12

В доме генерала Цзя было так тихо, что невозможно было и подумать, что еще пару часов назад здесь царила предсвадебная суматоха, Служанки с огромными подносами с чаем и сладостями тенью пролетали из внутренних покоев во внешние павильоны, где собралась большая родня генерала, прибывшая на свадьбу его единственной дочери. Гости медленно прохаживались вдоль пруда, разглядывая золотых рыбок, которые роились в неимоверном множестве. Этой весной природа была особенно щедра на потомство. Молодые девушки, сбившись в стайки, тихо щебетали и быстро перепархивали из одной беседки в другую, стараясь не попадаться старикам на глаза. Среди родни царило недоумение – почему генерал ушел с дочерью в императорский дворец и вернулся один, без прекрасной Вайчен? Что могло произойти с девушкой? Почему утренний визит к императору, обещавший быть приятным, обернулся столь неожиданными событиями?

Он не вышел к родне по возвращении, что вызвало странные разговоры. Все только пожимали плечами и в растерянности пили чай, пребывая в неведении, пока наконец старшая жена не решилась на разговор с мужем, который был мрачнее тучи:

– Мой господин, нам следовало бы проявить еще большее уважение к нашей родне. Они проделали долгий путь и теперь чувствуют себя неуютно в одиночестве.

– Я забочусь о своих гостях и потому не иду к ним. Я не желаю вселять в их сердца тревогу.

– О какой тревоге говорит мой господин? Все будут счастливы увидеть вас и поздравить со счастливым событием.

Жена вдруг замерла, словно вспомнила о чем-то:

– А где ваша дочь?

– Дочь? Какая дочь?

Жена в ужасе отпрянула от него.

– Господин не мог забыть свою дочь, красавицу Вэйчен.

– У меня нет никакой дочери.

Жена тихо вышла из спальни и тотчас вернулась в сопровождении двух младших жен. Все трое упали перед генералом на колени и зарыдали:

– Разве мы плохо служили господину все это время? Разве мы недостойны знать правду и разделить со своим господином его тревоги!

Генерал жестом приказал женам подняться:

– У меня больше нет дочери. Та, что отдавалась мужчине, который не был ей мужем, мне не дочь. Эту гулящую женщину забрали евнухи. Может, она на что-то сгодится…

Женщины прекратили рыдания и молча стояли, прикрыв от ужаса свои лица шелковыми рукавами.

– Как такое могло случиться в доме нашего господина! Это приличный дом, здесь строгие правила!

Только старшая жена позволила себе поинтересоваться:

– Кто сообщил господину такие страшные вести?

Генерал нехотя поднялся со ступенек кровати и подошел к небольшому резному столику возле открытого окна. Пряный аромат пионов вливался в комнату, напоминая о том, что нет сильнее чувства, чем любовь. Это страшное чувство, которое похищало сердце и делало голову неспособной к разумным поступкам. Молодой Чжо Ху и не знал, что должен быть благодарен этому цветку за то, что генерал Цзя простил его. Он не простил только жадности и предательства старой служанки, о которой больше никто не слышал. Поговаривали только, что рыбы в пруду слишком быстро вырастали и набирали жир.

Несмотря на уговоры старшей жены, генерал не пожелал общаться с родными. Он сидел на ступенях своей огромной кровати, и мысли его были тяжелыми. Лицо императора Китая стояло перед ним, и оно больше не выражало милости или удовлетворения. Это был конец всем надеждам, связанным с женитьбой дочери, конец спокойной сытой жизни целого рода. В ушах все еще звучал визгливый голос евнуха:

– Милостивый император решил не предавать огласке недостойное поведение вашей дочери. Благодарите величайшего императора и свои заслуги перед страной!

Генерал упал на колени и зарыдал:

– Чем я, недостойный, могу отплатить за столь щедрый дар, который наш император оказывает моей семье?

Евнух бросил взгляд на Тай Цзуна и прогнусавил:

– Мы забираем эту женщину, Вэйчен, для нужд государства.

Его слова пронзили генерала. Только теперь он осознал всю тяготу своего положения. Его дочь брали не в жены, не в гарем, а как скотину, для нужд государства.

Евнухи быстро увели Вэйчен в Восточное крыло дворца на женскую половину, конвой унес императора, за которым тотчас двинулась свита, а генерал Цзя так и остался стоять на коленях, один среди пустого огромного зала…

 

13

Ни разу в жизни капризная красавица Вэйчен не была так напугана, как сегодня. Еще утром она считала себя красавицей-невестой, и вот теперь она, опозоренная перед своим императором, шла в простой одежде, какую носят дворцовые служанки, в сопровождении двух толстых евнухов в синих халатах. Евнухи проводили ее в маленький павильон, где с трудом умещалась небольшая кровать, крытая шелковым, изрядно потертым покрывалом, и низкий сундук, служивший и сиденьем, и хранилищем одежды одновременно. Окна были наглухо закрыты, так что едва можно было различить старика, сидевшего на кровати. Старик с любопытством разглядывал ее:

– Подойди поближе, моя козочка, я не обижу тебя.

Вэйчен брезгливо посмотрела на старика, и от него не укрылась гримаса красавицы. Он улыбнулся и тоненьким голосом проговорил:

– Тебе не стоит выказывать мне пренебрежения. От меня зависит твоя судьба, девочка. Садись!

Старик указал ей на место подле себя и продолжил:

– Я уже стар, и твоя красота может продлить солнечный свет моего существования.

Вэйчен вскочила и в испуге отстранилась от старика. Он продолжал как ни в чем не бывало:

– Не надо строить из себя недотрогу, красавица. Ты сама выбрала свой путь.

Вэйчен закрыла лицо руками и зарыдала:

– Что теперь со мной будет?!

– Что будет? Я могу рассказать тебе, что будет с женщиной, которая ласкова со старым евнухом и своим телом согреет его потухший костер.

От ужаса и отвращения девушка перестала рыдать, и евнух продолжил:

– Я научу тебя всему, что необходимо знать жене варвара.

– Жене варвара?!

– Быть женой варвара все же лучше, чем продавать себя каждую ночь дворцовой страже за чашку риса. К тому же этот варвар – царь Тибета.

Вэйчен с любопытством посмотрела на старика и спросила:

– А что будет с женщиной, которая не захочет согревать своим телом твой потухший костер?

Евнух покачал головой:

– Император Китая не станет брать в дочери глупую, ни на что не способную женщину. Если я скажу, что ты не подходишь, тебя отправят в монастырь в какую-нибудь деревню или забудут здесь, и ты окажешься на положении вечно голодной собаки. Если ты будешь послушна, станешь женой царя Тибета.

– Это зависит от воли императора?

Старик усмехнулся:

– Ты же не думаешь, что император сам станет заниматься подобными пустяками! Выбирать и принимать женщин ему в услужение – задача евнухов. И у тебя есть возможность заинтересовать меня.

Вэйчен осторожно присела на кровать возле евнуха, и тот расплылся в улыбке:

– Вот и умница! Теперь погладь меня. Только не робей, я люблю, чтобы женщина гладила меня там, где начинается мужская сила.

Вэйчен хотела было пошутить, что там, где начинается мужская сила, у евнуха она заканчивается, но вовремя прикусила язычок, чтобы не обидеть старика, от которого зависела теперь ее судьба.

 

14

Вэйчен уже четыре месяца жила в дальнем павильоне Восточного Дворца, куда даже слугам ходить запрещалось. Еду ей приносил молодой евнух, он же приносил смену белья и убирал в ее комнате. Он быстро застилал постель и смахивал пыль – разговаривать с Вэйчен ему строго запрещалось. Вэйчен скучала по своей старухе-служанке, которая любила поговорить и могла устроить за небольшую плату все, что госпоже было угодно. Здесь никто с ней не заговаривал, ничего в ее жизни не менялось. Страшные часы ожидания своей судьбы и неминуемые ночные встречи со старым евнухом делали ее жизнь похожей на болотную тину, которая засасывала и не отпускала, и ничего нельзя было сделать, только покориться неизбежному.

Евнух больше не заговаривал с ней про Тибет. Он только кряхтел от удовольствия и, уходя, оставлял на ее ночном столике какую-нибудь безделушку – шелковую ленту, колечко или сладости. Вэйчен лишь усмехалась, глядя на его скудные подарки.

– Неужели я так мало стою?

Подарки накапливались и в скором времени перестали помещаться в сундучке, служившем ей сиденьем. Молодой евнух, который каждое утро приходил к ней наводить порядок, не знал, куда убирать эти маленькие ценности. Вэйчен лишь пожимала плечами:

– Можешь забрать себе все, что не помещается в сундук. Мне это не нужно.

Евнух совсем недавно был при дворе, и его скудное жалование и малые заслуги не позволяли ему отсылать что-то своей семье. И вот теперь, благодаря щедрости молодой госпожи, он мог каждые выходные приносить своим сестрам маленькие подарочки, от которых неизбалованные молодые женщины были в восторге. Семья едва сводила концы с концами до того дня, когда решила продать своего младшего сына в евнухи. Их ожидания оправдались, и всякий раз, нанося визит родным, сын скрашивал их существование. Старый отец поглаживал свою жидкую бородку и приговаривал:

– Это только начало. Мальчик далеко пойдет. И мы заживем, как приличные люди.

Вэйчен видела, как молодой евнух радовался подаркам, хотя изо всех сил простодушно старался не показывать своей радости, чтобы не потерять лицо перед этой холодной фарфоровой красавицей. Он бережно прятал их в складках халата и, низко кланяясь, быстро уходил. Однажды, когда подарков изрядно накопилось, Вэйчен, прежде чем отдать их евнуху, вяло спросила:

– Отчего сегодня такая суматоха во дворце? Даже здесь слышно.

Евнух был в растерянности – ему строжайше запрещалось разговаривать с затворницей. С другой стороны – госпожа была так добра к нему, да и никакой тайны не было в том, что происходило в Восточном Дворце. Парень помялся немного, потом тихо, опасаясь, что кто-то подслушивает под окном, сказал:

– Император дал два дня на сборы. Вот оттого и беготня такая во дворце.

– Какие сборы?

– Сборы для свадьбы приемной дочери императора с царем Тибета. Евнухи выбрали несколько портретов красавиц и отправили царю Тибета. Из Тибета пришел ответ, которую из невест их царь, Сронцен Гампо, хочет видеть своей женой. Сегодня эту девушку – Белую Сливу – начали собирать в дорогу.

Вэйчен казалась весьма рассеянной.

– А как царь Тибета выбрал себе жену?

– Я же говорю – всем девушкам послали художников, которые нарисовали их портреты. Потом эти портреты отослали царю, и он выбрал себе жену.

Шелковые одежды Вэйчен прилипли к спине, в висках стучало. Никто не посылал к ней художника. Значит, старый евнух, увлекшись красавицей, решил оставить ее для своих утех…

 

15

Времени на раздумье не было, отовсюду доносились крики служанок, собирающих в дорогу караван невесты. Вэйчен, оправившись от мрачных мыслей, ласково, чтобы не спугнуть, посмотрела на молодого евнуха:

– Скажи, ты хотел бы служить царице Тибета?

Евнух попятился к выходу:

– Что вы задумали, госпожа?!

Вэйчен медленно двигалась за ним, не отрывая от него глаз, как от единственной своей надежды:

– Здесь ты никому не нужен, тебя взяли лишь для ровного счета. Ты всегда будешь питаться отбросами со стола старших евнухов и считать жалкие гроши. Или ты поможешь мне, а я возьму тебя с собой и сделаю главным евнухом, или сгниешь здесь от язв и болезней, как умер тот, на чье место тебя взяли. Выбирай!

Лицо молодого человека было бледно. От страха он едва дышал. Вэйчен дала ему отдышаться и сладким голосом пропела:

– Белая Слива не должна уехать. Вместо нее поеду я!

– Как же вы сможете поехать вместо нее?

Вэйчен пожала плечами:

– Это просто устроить. Тебе лишь нужно раздобыть снотворное зелье и дать ей перед самым отъездом, когда начнется суматоха. Никто не будет разглядывать лицо невесты и никто не хватится этой девушки. Ведь ты сказал, что она сирота, воспитывалась у дяди, который охотно продал ее евнухам. Какая им разница, кто из девушек поедет к царю Тибета?

Юноша покраснел и с большим трудом произнес:

– Она девственна и чиста.

Вэйчен сверкнула глазами, но, сдерживая гнев, сказала:

– Этой девушке предстоит долгий и опасный путь. Никто не поручится, что в пути не произойдут разные неприятности или степные народы, прирожденные разбойники, не нападут на караван. Долго ли тогда сохранится ее чистота?

Евнух призадумался. В ее словах была часть правды. Но только часть. Его все еще одолевали сомнения:

– А что будет, если нас поймают? Вы-то, может, и останетесь служанкой старого евнуха, а меня в лучшем случае утопят. А в худшем… Я даже представить боюсь,

– Не надо бояться. Наша встреча не случайна, ты поможешь мне, а я помогу тебе.

Евнух смотрел в окно, и постепенно взгляд его менялся. Из растерянного юноши в своих глазах он превращался в сильного и ловкого придворного, пробивающего себе дорогу среди тысяч жадных и хитрых изуродованных людей…

– Хорошо, я достану сонное вино. Она будет спать шесть страж.

Вэйчен просияла.

– Прекрасно.

Она подошла к пологу кровати и, поискав под одеялами, достала необычайной красоты кольцо. Красный камень, аавораживая, играл глубокими кровавыми оттенками. Казалось, что держишь в руках живое сердце. Вокруг белой извилистой дорожкой бежала, переливаясь всеми цветами радуги, струйка бриллиантов.

– Это необычное кольцо. Ты отнесешь его младшей жене императора, которую не балуют вниманием, и скажешь, что старый евнух Чан избивает тебя. В отместку ты попросишь ее сказать императору, что евнух вновь обрел свои достоинства и теперь пытается наверстать упущенное и пристает с неприличными предложениями к наложницам императора.

Юноша улыбнулся. Хитра же эта Вэйчен! Так просто убирает со своей дороги старого евнуха. Пока он будет под следствием и потом будет лечиться после повторного обрезания, у них будет достаточно времени, чтобы уехать как можно дальше. Так что уже никто не сможет догнать или остановить караван невесты.

– А как же Белая Слива? Если она проснется в вашем павильоне и поднимет шум? Что тогда?

– Прежде, чем дать ей вино, ты скажешь, что император, пленившись ее красотой, решил не отправлять ее царю Тибета. Он сам решил жениться на ней. И теперь ей предстоит ждать, когда ее заберут в монастырь. Она наверняка напугана предстоящим путешествием и предпочтет остаться дома, а тем более стать женой императора.

Молодой евнух улыбнулся. Речи Вэйчен были разумны. Белая Слива, как и всякая женщина при дворе, знает, что в монастыре женщина навсегда расстается с прошлым. Монастырь стирает прежние жизни, и она выходит оттуда чистой, с новым именем и с новой судьбой. То, что Белая Слива когда-то была приемной дочерью императора, будет стерто, из монастыря она сможет выйти женой императора Китая, а не Срон-цен Гампо, дикого варвара из далекой страны.

Бедная глупая Белая Слива…

 

16

В Восточном павильоне дворца все передвигались тихо, как тени. Никто не осмелился засмеяться или взять в руки музыкальный инструмент. Кровь молодой девушки, Белой Сливы, казненной сегодня, еще не ушла в землю, как между павильонами императорского гарема пронесся слух:

– Произошла ужасная ошибка, Белая Слива невиновна. Она вовсе не помогала бежать этой ужасной Вэйчен…

Слухи о проделках Вэйчен быстро распространились, и все ждали ответа императора на столь ужасное злодейство. К этим слухам добавились новые пикантные подробности, что эту самую Вэйчен частенько посещал евнух Чжан, который вновь обрел свои достоинства. Говорят, что он даже пытался продемонстрировать их младшей жене императора, но она прогнала наглеца прочь. Евнух Чжан был в панике. Он знал, чем заканчиваются подобные разбирательства – личные доктора императора уже готовили свои инструменты для повторного оскопления, которое сделают, как только Луна пойдет на убыль.

Шли дни, но никто не мог понять, почему император остается безучастным к столь важным событиям и почему Советник Вэй Чжен не может скрыть довольной улыбки на своем лице.

Лицо Советника светилось всякий раз, как он вспоминал то страшное утро, когда начальник стражи поднял его по тревоге и привел к императору Тай Цзун был бледен, но говорил спокойно:

– Чем ты ответишь за то, что случилось?

Вэй Чжен упал на колени и со слезами на глазах сказал:

– Моя жизнь в руках моего господина, но она слишком ничтожна. Если бы только мой император захотел выслушать меня…

Тай Цзун сделал ему знак говорить. Советник, не смея поднять лица, проговорил:

– То, что произошло, – большая удача.

Все в ужасе отпрянули – советник сошел с ума, раз позволяет себе такие речи. Император задумался и приказал ему подняться с колен. Советник, все еще не смея взглянуть в глаза императору, попросил отослать слуг и оставить для столь важного разговора лишь приближенных. Когда все двери были закрыты, Советник продолжил:

– Если женщина идет даже на убийство, чтобы стать женой царя Тибета, нам это на руку. Ее желание столь велико, гораздо больше ее страха. Она прекрасно понимает, что обман раскроют быстро, что она не успеет даже доехать до границ вашей великой империи, мой господин.

Тай Цзун усмехнулся:

– Ив чем же, по-твоему, моя удача? В том, что любая пропащая девица может называть себя моей дочерью и самовольно выходить замуж за соседних царей?

– Мой государь, никто не поручится, была ли Вэйчен достойной девицей или пропащей, ведь она жила среди вашего гарема и ваших детей, пусть и отдаленно. Никто не сможет утверждать наверняка, что вы не удочерили ее. И уж тем более никто не скажет, что она сама, без вашего соизволения отправилась в Тибет с поездом невесты.

Тай Цзун внимательно слушал бывалого царедворца. Тот, немного оправившись, говорил твердо и уверенно:

– Не стоит нам сейчас поднимать шум, чтобы все узнали, что произошло. Это не делает чести ни евнухам, ни женам императора, ни дворцовой страже. Это даже…

Советник понизил голос и чуть слышно сказал:

– Это даже может бросить тень на моего императора. Злые языки могут сказать, что при дворе, в самом гареме творится что-то неподобающее, недостойное императора…

Тай Цзун молчал. Этот человек знает, что говорит, его стоило послушать.

– Так вот, если эта девушка так сильно рисковала для того, чтобы оказаться не просто в поезде невесты, а стать самой невестой, предназначенной царю Тибета, она сделает все, о чем бы я ни попросил ее и что бы вы ни приказали ей.

Тай Цзун нахмурился. Он не привык иметь дело с изменниками.

– Я не собираюсь признавать ее своей дочерью! И подтверждать ее царственное положение.

Советник словно ждал этих слов:

– Вам и не придется этого делать, мой господин. Л4удрое недеяние будет вам опорой. Вы не признаете ее своей дочерью, но не сделаете и обратного. Вы не станете разоблачать самозванку. Благодаря этому она будет изо всех сил стараться, чтобы угодить моему императору и сохранить свое положение.

Тай Цзун кивнул:

– Хорошо. Мы посмотрим, что из этого получится, и только после этого примем решение.

Советник снова упал на колени и воскликнул:

– Великая мудрость моего господина – благословение для Китая. С помощью жены царя Тибета мы столкнем в жестокой битве два диких государства – Тибет и Непал.

– Непал дает в жены царю Тибета Тхицун, дочь Амшувармана.

– Это так. Но теперь Тибет имеет более сильного и богатого партнера – Китай. Это позволит ему расширить свои территории и завладеть сердцем Непала.

Тай Цзун все еще сомневался в возможности столь невероятных событий.

– Я не намерен присылать ко двору царя Тибета свое посольство.

Вэй Чжен, слегка озадаченный этим заявлением императора, вздохнул:

– Тогда при дворе царя Тибета будет решать судьбу страны лишь молодая женщина и несколько ее служанок…

 

17

Плотные, грубой работы занавеси на окнах не могли защитить нежную кожу красавицы от порывов звенящего холодом весеннего ветра. Вэйчен спиной чувствовала леденящую стужу, но не стала надевать шаль. Пусть все видят ее бледность и холодность. Ее царственный муж-ребенок еще не наигрался ею, и она никогда не даст ему насытиться. Дрожь пробежала по ее спине от воспоминания их первой брачной ночи, когда царь Тибета в негодовании закричал:

– У вас уже был мужчина! Как вы посмели принести мне чьи-то объедки?!

Только холодность и спокойствие спасли Вэйчен, которая так стремилась к своему новому положению, пусть даже в этой дикой стране, и не захотела бы расстаться с ним ни за что на свете.

– Разве у вас в Тибете принято царю спать с девственницами? Это же неслыханный позор для императора.

Юноша удивился столь смелому заявлению:

– Позор? Позором для царя считается есть то, что уже кто-то откусил.

– А разве вы едите сырое мясо? Или сухое зерно?

– Нет. Это я не ем.

– Вам сначала все это готовят. Так и женщина. Она должна быть готовой, чтобы удовлетворить ваши самые неожиданные желания и доставить самые изысканные удовольствия.

Царь задумался. Эта женщина такая необычная, такая красивая и безучастная, как небожительница.

– Какие странные обычаи у вас в Китае…

– В Китае нет таких обычаев. Только царственные особы могут себе это позволить. Вы сейчас сами в этом убедитесь.

Совсем немного времени понадобилось красавице Вэйчен, чтобы убедить молодого царя в своей правоте. Задыхаясь от переполнявших его небывалых ранее ощущений, он просиял:

– Я прикажу всем девушкам Тибета иметь как можно больше мужчин!

 

18

Совсем тоскливо стало после того, как отравили Мышку. Тхицун с грустью отдала монахам легкое тело маленькой старушки и дала несколько монет сверх оговоренных на похороны:

– Читайте как положено. Пусть уйдет далеко. Ей незачем сюда возвращаться.

Монах поклонился и завернул тело в светлый холст, что принес с собой.

– Вам не нужно идти за нами, мы отнесем ее в монастырь, на особое, старое место, где грифы самые старые и огромные. Они вмиг съедают все, что даем. От нее и крошки не останется к завтрашнему утру.

Тхицун не стала звать служанку и сама закрыла дверь за монахами. Самдин – первый, кто прислал своих монахов поприветствовать новую жену царя Тибета, и Тхицун, помня это, всегда оказывала знаки своего расположения именно этому монастырю. Ее дары всегда были хоть и не особо богатыми, но своевременными и желанными для монастыря. Тхицун, сама выросшая в суровом климате гор, знала цену особым вещам – дровам для кухни, огромной серебряной и медной посуде, зерну и маслу И как только с ее старой служанкой случилось несчастье, Самдин тотчас прислал монахов для погребения. Пусть им предстоит дальний путь в три дня, а то и больше, она была уверена, что все будет сделано достойно правителей Тибета. Самдин – особое место. Говорят, что им управляет женщина, которая может усмирять или вызывать духов земли и воды, оставлять глубокие следы от своих ног на камне и даже разговаривать с Черной Дьяволицей, надев маску из человеческой кожи…

 

19

Тхицун не любила сопровождать мужа в его ежегодной поездке по монастырям, но так требовал обычай. Сотни людей и животных в одном удушливом потоке вливались в узкое горлышко очередного монастыря, рассредоточивались на постой и молитвы, заполоняя двор и кухню, внося суету и многоголосие в размеренную протяжную монастырскую жизнь. Тхицун не могла спать на новом месте, тем более что ей доставалась какая-нибудь небольшая деревянная лежанка. Лучшие места всегда занимала Вэйчен, любимая жена Сронцен Гампо, да и остальным женам полагались лежаки побольше – две первые жены отличались дородностью, подкрепленной любовью к сладостям и лежачей жизни. Поэтому Тхицун ничего не оставалось, как бродить от алтаря к алтарю, разглядывая причудливые статуи богов. Древняя религия трех миров являла свои лица в причудливо-искаженных формах, как люди представляли себе ужасы подземного мира и ускользающий мир Неба. Страшные боги в темноте были еще ужаснее, и Тхицун приходилось подолгу возиться, чтобы разжечь масляную светильню у входа. Вскоре при дворе стали поговаривать о необыкновенной набожности младшей жены. Говорили, что она даже ночами не может спать, пока не обойдет алтари и не зажжет масляных свечей.

Вэйчен знала об этой особенности Тхицун бродить по ночному храму и предпочла начать свое знакомство на нейтральной территории. Она терпеливо ждала, пока Тхицун чистила медный таз, наполовину заполненный коровьим маслом, и приделывала новый фитиль. Когда масло благополучно разгорелось, Вэйчен позвала:

– Не будет ли так любезна моя дорогая сестра выпить со мной чая?

Вэйчен показала на большой серебряный чайник, который несла за нею служанка. Тхицун приуныла. Отказать китаянке было невежливо, но и недели не прошло, как отравили Мышку, и вот теперь она сама подвергается опасности, принимая чай из рук другой жены. Прежде они никогда не разговаривали, и Тхицун не могла поручиться, что Вэйчен испытывает к ней любовь.

– Я не пью чай так поздно. Нам стоит подождать до утренней молитвы. К пяти сюда придут послушники…

Вэйчен была нетерпелива. Ей было недосуг слушать трусливые отговорки этой странной женщины.

– Я не собираюсь сидеть здесь и ждать послушников, да и вы не так религиозны, как сплетничают при дворе. Вы дружите с единственным монастырем – Самдин, и не интересуетесь ничем, кроме вашего отражения в маленьком зеркале, которое всегда при вас.

Тхицун побледнела.

– А что, ото так заметно?

– Что заметно?

– Что зеркало всегда при мне и что я часто заглядываю в него?

– Может, для тех, кто вами не интересуется, это и не заметно.

– А кроме вас кто-то еще интересуется мною?

Вэйчен улыбнулась наивности этой девушки. Значит ее тоже растили взаперти, не допуская к внешнему миру, чтобы потом воспользоваться ею, как разменной монетой, и купить себе малые гарантии призрачного благополучия. У всех невест царей одинаковая судьба – их отдают в обмен на что-то.

– Женой царя всегда кто-то интересуется, так что вам следует быть осторожнее.

Тхицун показала рукой на скамью, покрытую старой шкурой, и предложила:

– Можем присесть прямо здесь. Пока чайник не остыл. Служанку лучше отослать. Ей незачем слушать наш разговор.

Вэйчен возражать не стала. Служанка поспешно удалилась, оставив девушек наедине. Тхицун сама разлила масляный чай, который Вэйчен, привыкшая к нежным ароматам свежего зеленого чая, с большим трудом заставляла себя пить. Это не укрылось от Тхицун.

– На вашем прекрасном лице слишком часто появляется жалость к себе, это делает вас слабой и уязвимой в глазах людей. Народ здесь жестокий, чужие слабости стараются использовать.

Вэйчен удивилась слишком взрослым для этой девушки речам. Тхицун продолжала:

– Вы наивно полагали, что проведете прекрасную жизнь в своей стране, среди своей семьи. Отсюда все ваши беды. Вы тоскуете и потому не можете насладиться тем, что вам дано судьбой.

Вэйчен нахмурилась. Это было правдой. Эта девочка сразу и жестко уловила суть ее жизни здесь.

– А как же вы? Разве вам не хотелось жить, окруженной заботой своей семьи?

– Я с детства была готова покинуть свой дом и стать супругой государя, все равно какого. Так уж вышло, что это Тибет, но, впрочем, все равно…

Перед Вэйчен сидела не наивная девушка, но дочь царя Непала, безжалостного Амшувармана, которую с самого рождения готовили не просто принять народ любой страны, но управлять им. Вэйчен не понимала, зачем Тхицун нужно было прослыть странноватой и жить незаметно в тени других жен, обласканных вниманием их молодого мужа. Словно проникая в ее мысли, Тхицун сказала:

– Мое время еще не пришло. Я привыкаю и осматриваюсь. Я должна узнать людей, прежде чем показать им себя.

– Ты говоришь так, словно тебе сто лет.

Тхицун зажмурилась, словно от боли.

– Моему телу пятнадцать, но моей душе намного, намного больше. Я иногда разглядываю ее в зеркале, и тогда мне, как и тебе, становится немного жаль себя.

– Разглядываешь свою душу в зеркале?

Тхицун достала из кармана рукава небольшое тяжелое зеркало работы далеких мастеров и протянула Вэйчен.

– Только не пугайся. Это не отражение твоего тела или лица. Это отражение твоей души.

Вэйчен осторожно заглянула внутрь и отпрянула, пораженная в самое сердце. Из глубины неровного стекла на нее смотрела уродливая старуха, укутанная в старую серую шаль. Тхицун осторожно взяла зеркало из дрожащих рук Вэйчен.

– Не бойся ее. Ты должна научиться любить ее, и тогда вы обе будете счастливы.

Вэйчен, казалось, не слушала ее.

– Неужели я такая? Или стану такой когда-нибудь?

Она посмотрела на свои нежные, ослепительно белые руки и спросила:

– Почему это все так призрачно?

– Наше тело меняется медленно, мы успеваем забыть, какими мы были до этого, как будто мы всегда жили именно в этом теле. Ты можешь помнить себя маленькой, свои мысли, но ты не вспомнишь ощущений своего тела в детстве. Это великий дар человеку – не помнить своего прежнего тела.

– А душа?

– Душа – совсем другое. Она может вмиг измениться. Тебе радостно, или тебя сильно обидели, или ты испытала страх – твоя душа сразу меняется. И ты видишь ее изменения.

Вэйчен опустилась на колени перед Тхицун:

– Старшая сестра! Позволь мне так называть тебя.

Тхицун молча подняла Вэйчен и посадила рядом с собой.

– Твоя душа износилась по воле людей, а мою продали черной секте Бон всего лишь за один год жизни моего отца.

Вэйчен уже ничему не удивлялась. Она тихонько заглянула в Зеркало, которое держала в руках Тхицун. В Зеркале ничего не было. Тхицун убрала Зеркало и сказала:

– Внешние образы обманчивы. Женщины красивы, и мужчины молоды. Их сущность здесь, в этом Зеркале. Зная истину, ты можешь предпринять нужные шаги.

– Что даст мне эта истина?

– Она даст тебе самое дорогое – верный путь. И время, чтобы подготовить нужные действия. В моем Зеркале видно, что нашему мужу осталось недолго. Его скоро убьют.

Вэйчен чуть не заплакала. Стоило ли таких усилий мимолетное счастье?

Тхицун обняла ее за плечи и тихо прошептала:

– Бедная девочка. Как жаль мне, что ты из простого народа и потому все воспринимаешь так остро. Будь ты царских кровей, твоя душа была бы закаленная, а так…

Она вдруг отстранилась от подруги и твердо сказала.

– Я пойду на сделку с Хаддаром. Хотя я не поклялась, что не буду иметь никаких дел с тем, кто каждую ночь моет ноги в человеческой крови.

Вэйчен в ужасе уставилась на нее.

– В человеческой крови?

Тхицун пожала плечами.

– Сидит себе на своем камне и держит ноги в еще теплой крови. Говорит, что это питает его силы.

Вэйчен кое-что слышала о Хаддаре и с сомнением покачала головой.

– Зачем ему договариваться с нами? Что мы можем ему предложить?

– Когда-то Бон выиграла в кости у Черной Дьяволицы и приковала ее к земле Тибета. Если мы немного ослабим путы, связывающие Черную Дьяволицу, он потеряет часть своей силы. А если ты не самый сильный колдун на свете, тебе стоит договариваться с теми, кто силен.

– Две слабые женщины против силы Бон? Ты видела, какие они строят пирамиды из человеческих тел на улицах Лхасы?

Немного подумав, Вэйчен внезапно развеселилась:

– Нас наверняка положат сверху, как украшение пирамиды. Все-таки мы – жены царя Тибета…

Тхцун пожала плечами:

– Наша жизнь закончится вовсе не в руках Бон и не на улицах Лхасы. Хаддар уже начал терять свою силу, и он в бешенстве. Я разбила одну из печатей Бон.

Вэйчен рассмеялась.

– Ты? Которая должна встать во главе Черной секты вместе с Хаддаром?

– Я сама не понимаю, почему так. Наверное, старик пожалел меня и передал мне не все. Поэтому я нахожу в себе силы противиться Бон и ее крови.

Вэйчен недоверчиво окинула взглядом худенькое тело подруги и покачала головой.

– Все это закончится быстрее, чем я думала.

Тхицун, казалось, совсем не слышит ее, думая о своем.

– Все, что запечатано четырьмя Великими Печатями Бон, обретает большую силу. Осталось только три печати.

– И ты собираешься разбить их все?

– Две. Этого хватит, чтобы не выпустить Дьяволицу, но заставить Хаддара постоянно поддерживать равновесие между духами и людьми.

– Зачем они убивают столько людей? Никому не нужно столько крови.

– Хаддар встречался с Черной Матерью. Она жалуется, что людей на земле живет больше, чем умерло за все время, что существует Земля. Она требует равновесия. Если мертвых больше, чем живых – это плохо для людей – духи становятся слишком сильными. Но плохо и когда живых больше, чем мертвых. Хаддар пообещал Матери привести мир в гармонию – выровнять числа.

Вэйчен содрогнулась. Прежде ей приходилось слышать о гармонии, но все больше как о музыке или о художниках. Или евнухи в саду заводили разговор о цветах и гармонии. Гармонию жизни и смерти она встретила впервые…

Тхицуи что-то тихо бормотала, покачивая головой.

– Пока не знаю, где искать ее… Чтобы не вводить слабых людей в искушение, была сделана тысяча копий, теперь никто уже не отличит, где истинная печать.

Потом достала Зеркало и положила перед собой.

– Единственный способ. Истинная печать отразится в Зеркале.

Девушки долго молча сидели, счастливые от того, что теперь не одиноки и можно хоть часть себя переложить на худенькие и сильные плечи подруги…

 

20

Кровь гулко пульсировала у него в висках, отдавая солоноватым липким привкусом во рту. Земля уже не слушалась его, как раньше, он впервые почувствовал, что стареет. Невысокий мужчина с бледным лицом и холодными глазами, которые редко видели дневной свет, стоял на вершине молодой горы, рассматривая плоский камень у своих босых ног. Несмотря на то, что было начало весны, стужа не утихала, и все вокруг было белым от снега. Камень у его ног был все еще горячий и вокруг него образовалась небольшая лужа, которая вскоре превратится в хрупкое ледяное стекло. Мужчина нагнулся и поднял камень.

– Отпечатки еле видны. А когда-то я легко оставлял глубокий след на самом твердом камне…

Он медленно спустился в долину, где его уже ждали. Шесть человек в меховых шапках и потертых стеганых халатах стояли не шелохнувшись в ожидании Хаддара. Их лица были красными от ветра, и глаза слезились, но ни один не прикрыл лица и не отвернулся. Они не отрывая глаз смотрели, как медленно спускается со священной горы маленькая темная фигурка. Когда Хаддар подошел совсем близко, все шестеро упали перед ним на колени, склонив головы, сложив ладони в молитвенном поклоне.

Хаддар устало оперся о плечо старшего и глухо проговорил:

– Земля скоро будет мокрой от крови. Готовьте монастыри. Мне придется навестить настоятелей,

– Даже Самдин?

Хаддар выразил неудовольствие тем, что приходится тратить себя на объяснения, но терпеливо сказал:

– Самдин всегда, с момента основания управлялся женщиной. Ни один мужчина не поймет женщину, пусть даже Дьяволицу, так, как это сможет другая женщина.

Служители разделились и ушли, чтобы успеть подготовить нужных людей. Как только они скрылись из глаз, он повернул лицо обратно к горе. Присев на огромный камень у подножия, он вытянул босые грязные ноги прямо в снег и, не замечая стужи, словно сидел под ласковым июльским солнцем, говорил своему невидимому собеседнику:

– Беду несут, сами того не ведая, две женщины…

В большой гулкой пещере было довольно холодно, Небольшой костер у входа не мог согреть это стылое жилище. Монахи в темных плащах двигались медленно, чтобы сохранить хоть часть тепла в своем теле. В этом промозглом оцепенении слышался мерный звук барабана. Трогая пальцами задубевшую кожу, отдававшую гулким звуком, Хаддар размышлял. Сидевшие у подножия высокого камня, накрытого толстой шкурой, не сводили с него глаз в тревожном ожидании. Наконец он поднялся:

– Пусть в Сэра отложат все дела и примут меня…

 

21

Дела шли на редкость удачно, В Сэра было четыре богатых покойника, так что почти все ламы были заняты подготовкой к Небесным похоронам. Каждый такой заказ позволял монастырю прожить почти год, а тут целых четыре… Настоятель в прекрасном расположении духа приказал расчистить даже старую заброшенную площадку, которой не пользовались уже несколько лет. Два монаха, ходившие за ним по пятам и принимавшие его распоряжения, были озадачены. Один из них, совсем молоденький, прибывший на службу недавно, даже осмелился высказать опасение:

– Мой господин, на Старое Место уже давно не слетаются грифы, и тело, пусть даже разрубленное на самые маленькие сладкие кусочки, пролежит там не меньше суток, пока весть о нем не разнесется по Небесному воинству. Да и к тому же на Новом Месте будет еще три свежих раздробленных трупа, и грифы могут не справиться с таким обилием еды…

Настоятель, казалось, не обращал никакого внимания на своих помощников. Второй монах, уловив настроение своего начальника, осмелился сказать:

– Что не съедят грифы, подберут дикие собаки.

Новичок пришел в замешательство:

– Семьи покойников особо просили, чтобы никакие собаки не приближались к трупам их предков. Они даже заплатили за то, чтобы мы проследили за этим. Ведь то, что съела собака, не скоро попадает на Небо. А им хочется, чтобы в их роду поскорее возродился такой умный сильный человек.

Настоятель подошел к каменным скамьям, на которых лежали три трупа, завернутые в светлые холщовые покрывала. Четвертая скамья была пуста, труп еще не принесли. Семья не спешила расстаться с ним, хотела, чтобы сыновья с дальних пастбищ могли приехать, чтобы проститься с отцом.

Настоятель откинул покрывало с одного из покойников и обратился к помощникам:

– Эти мертвые тела теперь ни умные и ни глупые, ни сильные, ни слабые. Они просто ждут, чтобы Природа изменила их. В этом виде они больше никому не нужны – ни бывшему владельцу, ни семье. Мы помогаем Природе сделать свою работу быстрее.

Второй помощник позволил себе высказаться:

– Грифы будут пировать почти неделю, а собаки справятся с ними за один день.

Монахи не на шутку сцепились.

– Мы не можем пускать на священное место собак. Это распугает птиц и уронит нас в глазах людей. Собаки для простых бедняков. Грифы – для богатых, которые хорошо платят.

– Но грифам хватает одного покойника в неделю. Что же нам делать?

Настоятель поспешил усмирить их:

– Вы говорите, что каждая семья хочет, чтобы их покойник был разрублен и съеден первым?

Помощники склонили головы:

– Да, верно. Это непростая задача. Казалось бы, это счастье – такой большой заказ, но мы не можем справиться с ним. Гнев богатых и знатных семей неминуем!

Настоятель пожал плечами:

– Пригласите ко мне главу каждой семьи и скажите, что у нас четыре трупа. Кто хочет быть первым, пусть платит больше.

В глазах помощников засветилось уважение к своему мудрому начальнику. Они поклонились и поспешили прочь:

– Мы немедленно соберем старейшин всех четырех семей. Пусть сами решат, кому быть первым, а кому последним.

Помощники мысленно усмехались, предвкушая, какое состязание начнется теперь. Никто из семей, претендующих на господство в городе, не захочет быть последним. Монастырю от этого только польза…

Когда помощники удалились, Настоятель еще какое-то время стоял посреди большого холодного торжественного зала и смотрел на плохо начищенное оружие под самым потолком. Служитель, который отвечал за намазывание носов паломников углем, чтобы те могли отпугивать злых духов и спать спокойно, переминался с ноги на ногу, потихоньку растирая замерзшие ступни:

– Этим оружием не пользовались уже давно, лет двадцать.

Настоятель показал палкой на меч в самом углу под потолком и спокойно заметил:

– На этом мече нет пыли. Кто-то брал его.

Служитель вытаращил глаза от испуга:

– Кто посмеет взять священный меч?

– Это ты мне скажи! Ты приставлен к Небесному воинству и его оружию!

– Клянусь, мой господин, я не видел здесь ни одной живой души вот уже много лет.

Настоятель приказал принести лестницу и снять меч. Когда черный металл лег у его ног на каменном полу, он с почтением наклонился и провел пальцем по лезвию:

– На нем осталась золотая краска.

Присутствующие в ужасе замерли, потом всей досточтимой толпой бросились к боковой лестнице, что вела на второй этаж, где в особых гротах находились самые ценные и почитаемые боги монастыря. Прямо перед лестницей на полу в углублении стены валялись осколки. Все содержимое статуи – свитки, травы, священные кости и четки – все валялось беспорядочно на полу. Настоятель сдвинул брови:

– Ты говорил, что здесь никого не было?

Служитель упал на колени:

– Никто не может незамеченным достать меч, который воткнут под самым сводом потолка! Для этого нужна большая лестница, которая наделала бы много шума. Статую разрубили одним ударом – посмотрите на срез, точно ножом по маслу! Человек не смог бы этого сделать!

При этих словах служитель замер, как будто сказал много лишнего, и закрыл голову руками. Настоятель пристально посмотрел на него и сказал:

– Ты знаешь, кто это был. Ты видел его, но побоялся позвать на помощь. Твоя трусость привела нас к большой беде!

Служитель простерся на полу и жалобно запричитал:

– Как я мог помешать ей?!

Настоятель больше не взглянул на него. Он медленно, словно в тумане, спускался по лестнице обратно в холодный пустой зал и бормотал про себя:

– Теперь уж поздно. Защитников все меньше, она вернет то, что у нее отняли.

Он еще долго стоял под огромным сводчатым потолком, сплошь утыканным оружием Небесного воинства, призванного защищать эту землю. Проводя взглядом в последний путь нерадивого служителя, которого стража вела к воротам, он подозвал к себе жестом одного из монахов и приказал:

– Пошлите за Хаддаром. Это нежелательный, но неизбежный визит.

Хаддар пришел к вечеру. В ожидании страшного гостя Настоятель стоял в раздумьях в холодном темном зале. Поклонившись повелителю Бон, Настоятель показал рукой на разрубленную деревянную статую.

– Печать разбита…

Хаддар посмотрел на обломки и спокойно сказал:

– Это сделано не сегодня. То, что вы заметили это спустя две Луны, лишь осложняет задачу. Черная Дьяволица…

– Черная Дьяволица – это сама земля Тибета. Она недвижима, пока запечатана. Печати, сковавшие коварное тело, хранятся в разных монастырях. Одна была доверена нам… Что теперь делать?

Хаддар пожал плечами. Настоятель в недоумении смотрел на спокойно удаляющегося гостя. У самой двери тот обернулся и тихо сказал:

– Хороните своих покойников и кормите грифов…

 

22

Рано утром Настоятель монастыря Депунг вышел из главного здания в прекрасном расположении духа, направляясь на кухню, чтобы лично посмотреть, как идет подготовка к большому празднику. Лепешки и чай должны быть в достаточном количестве, чтобы всем, кто прибыл издалека, не пришлось сидеть голодными, пока идет праздничная служба.

На кухне было на редкость пусто. Два монаха с глупым выражением на молодых лицах стояли возле огромного котла с водой у старой печи, где обычно готовили вечерний чай. Неподалеку от них пара монахов постарше с усердием перетирали в больших каменных ступках крупу. Завидев Настоятеля, они прервали работу и сложили руки в приветствии. Настоятель оглядел большую закопченную кухню, черные зияющие пустотой печи и спросил:

– Где все работники? Почему до сих пор не разведен огонь? Осталось всего несколько часов до начала, и паломники уже начали съезжаться.

Монахи стояли, переминаясь с ноги на ногу, но никто не решился заговорить с Настоятелем. Наконец один из молодых отважился. Он упал на колени и, защищая голову, словно от побоев, тихо сказал:

– Мы пытались развести огонь, но ничего не получается. Все разбежались со страху.

Настоятель удивился:

– Вон в той печи горит прекрасный огонь. Что же случилось с другими?

Все закивали.

– Да, это единственная печь, в которой горит огонь, но вода никак не закипит уже несколько часов. Это самая старая печь, в ней есть черный камень со священной горы. Другие печи не дают нам приготовить угощение для паломников. Они не дают нам развести огонь.

Настоятель приказал принести сухих лепешек ячьего навоза и немного хвороста. Все аккуратно разместили на костровище в самом сердце печи и прикрыли от ветра. Из старой печи достали головешку и засунули в специальное углубление для розжига. Огонь вспыхнул мгновенно. Настоятель показал рукой на ровное яркое пламя и пожал плечами:

– Не понимаю, что сложного. Разжечь печи довольно просто…

Не успел он это договорить, как огонь начал разгораться и гулкое пламя с треском вырвалось из дымовых отверстий. Все бросились к чану с водой и начали заливать пламя, которое быстро перебралось на деревянные полки с огромными медными чайниками. Монахи быстрыми отработанными движениями, словно это было обычным делом, затушили пламя, вытерли насухо печи и посуду и уселись вновь за свою работу. Настоятель побледнел. Он вспомнил старое предание: когда огонь не будет повиноваться, а вода не будет закипать, придет Та, что спрятана в глубине каменных недр, и вырвет из Земли Сердце…

Постояв какое-то время в раздумьях, он приказал:

– Откройте старую кухню и перенесите котлы туда.

Монахи удивились:

– Там так тесно, что вдвоем едва разойдешься. А приготовить нужно больше тысячи лепешек.

Настоятель лишь отмахнулся:

– Ничего, как-нибудь справитесь. Зовите на помощь старших, кто уже знаком с природой темных сил.

Настоятель вернулся в огромный зал, где уже вовсю горели масляные светильники и рассаживались по дальним скамьям все прибывающие паломники. Монахи, дежурившие у входа и наблюдавшие за порядком, сразу же окружили Настоятеля:

– Пришел господин Хаддар.

Настоятель ничем не выдал свое неудовольствие.

– Ну, что ж… Проводите его в Красный павильон.

В небольшой боковой комнате при главном зале, которую все называли Красным павильоном, было солнечно и тепло. Пыль, осевшая на старинных комодах, свидетельствовала о том, что сюда давно никто не заходил. Это была особая комната, где Настоятель принимал гостей, которые хотели остаться незамеченными. Хаддар приветствовал хозяина и сразу перешел к делу:

– Вы уже поняли, почему я здесь.

Настоятель молча кивнул и жестом пригласил гостя сесть. Гость расположился в высоком кресле резного дерева, а Настоятель присел на скамье у его ног, что свидетельствовало о небывалой степени почтительности. Настоятель, сам разливая в небольшие костяные чашки горячий чай, сказал:

– Сегодня больших трудов стоило удерживать огонь в печи.

Хаддар покачал головой.

– Если огонь больше не слушается, значит, снято Заклятие Огня старой Бон. Огонь становится холодным, он больше не согревает человека и не готовит ему пищу Он становится его врагом.

Настоятель позвонил в колокольчик и что-то тихо шепнул появившемуся монаху. Тот поспешно вышел и вернулся не раньше, чем гость успел допить свою чашку чая. Настоятель взял сверток, который принес монах, осторожно развернул и протянул собеседнику.

– Разрубили.

Хаддар помрачнел:

– Одна маленькая статуэтка, спрятанная среди тысячи копий себе подобных. Странно, что вы ее обнаружили.

Настоятель смущенно пожал плечами:

– Я нашел ее на своем столе. Кто-то положил ее туда.

– Нам делают Второе Предупреждение. Нужно вспомнить, кто из придворных сегодня приходил в монастырь.

– Придворных? Еще раннее утро, эти господа не посещают пас в неудобное для себя время.

– И все же…

Настоятель призадумался.

– Одна из жен нашего царя. Она приходила еще затемно, чтобы встретить лучи солнца на золотом лике Будды на священной горе.

– Жена царя? Которая из жен?

Настоятель смутился. Он никогда бы не осмелился спросить, кто из жен к нему пожаловал, если, конечно, собирался и дальше оставаться Настоятелем этого монастыря.

Хаддар понял, что истины не добиться, и коротко приказал:

– Больше не впускайте сюда жен Сронцен Гампо.

Настоятель в ужасе вскочил:

– Злить молодого царя, отказывая в приеме его женам?

– Чего ты боишься больше – гнева царя или того, что Дьяволице осталось вскрыть две печати? Разве ты не замечаешь, что вокруг храмов слишком много черных душ – бцан? Они подкарауливают людей, идущих в храмы, и вселяют в них злость и болезни. Реки полны трупов детей. Не успевают проводить одних, как приносят следующих. Люди слабеют…

Не успел он договорить, как дежуривший у двери монах доложил:

– Снова пришла жена нашего царя. Она принесла хорошие подарки! Куда прикажете их положить?

Настоятель молчал. Хаддар повернулся к монаху и сказал:

– Подарки возьми и сожги во дворе, чтобы никто не видел. Себе ничего не оставляй. Жене царя скажи, что к ней сейчас выйдут.

Монах удалился, даже не стараясь скрыть свое неудовольствие по поводу столь глупого распоряжения.

Хаддар поднялся и приказал Настоятелю идти за ним. Спустившись в молитвенный зал, где у высоких колонн уже стояли паломники в ожидании еды и горячего чая, он увидел молодую женщину, лицо которой было закрыто платком. Судя по наряду, это была китайская жена царя, красавица Вэйчен. Она поклонилась Настоятелю и сладким голосом произнесла:

– Мне бы хотелось сделать как можно больше для моего нового народа…

Хаддар отстранил Настоятеля и подошел почти вплотную к красавице:

– Если вы хотите помочь своему народу, вы больше никогда не войдете сюда.

Брови красавицы взметнулись вверх.

– Если я здесь нежеланный гость, то, конечно, вы меня больше не увидите. Но вместе со мной уйдут земли, пожалованные монастырю, деньги, которые ежегодно присылает двор по приказу царя, и порядок возле стен этого богатого монастыря, который поддерживается силами войск моего мужа, Если все это вам не нужно, то и мне здесь делать нечего!

Настоятель застонал от таких слов. Монастырь заполонят толпы нищих голодранцев, которые растащат его по кусочку. Им не нужны знания, спрятанные здесь, им нужно лишь набивать свое вечно голодное брюхо! Это означало конец всему, что собиралось веками…

Хаддар, к его удивлению, не проявил ни малейшего желания все исправить. Он лишь пожал плечами:

– Вашему мужу скоро будет не до того.

Женщина, двинувшаяся было к выходу, замерла. Она резко повернулась к Хаддару, так что прядь волос упала на лицо. Не обращая на это никакого внимания, она спросила:

– Вы решили занять его войной с буддистами?

– Буддисты, которых вы привезли сюда из своей страны, сеют смуту среди простого народа. Тибет на грани жестокой религиозной войны, а виной всему дочь китайского генерала, отвергнутая всеми и брошенная на потеху евнухам…

Казалось, что выдержка изменит Вэйчен и она бросится на Хаддара, чтобы зажать ему рот. Руки ее задрожали, красивые женственные губы сжались в маленькую кровавую точку.

– Старая Бон теряет силы и сторонников? Это не моя вина.

– Конечно не ваша. Это дело рук вашей приятельницы из Непала. Если падет Бон, Сронцен

Гампо не удержится на троне, который и так шатается под ним.

Она бросила презрительный взгляд на колдуна и сказала:

– Вы угрожаете Царю Тибета?

Хаддар усмехнулся:

– Я просто сообщаю вам, что не успеет взойти Полная Луна, как на троне Тибета появится новый царь.

Вэйчен пристально посмотрела в бездонные глаза колдуна и усмехнулась:

– Уже не так сильны, что готовы спрятаться за новым царем, а Сронцен Гампо отдать на растерзание голодному сброду? Я видела, как…

Она вдруг замолчала, поняв, что сказала лишнее. В глазах Хаддара мелькнуло любопытство.

– Видели меня в Зеркале? А вы знаете, что каждый раз, когда вы смотрите в это Зеркало, отдаете три года своей жизни?

Глаза ее были ледяными и излучали стеклянную хрупкую женскую ненависть. Хаддар взял ее за руку в знак примирения и сказал:

– Идите за мной.

Вэйчен нехотя повиновалась. В Красном павильоне Хаддар уселся на свое прежнее место, а Вэйчен расположилась на небольшом резном сундуке, накрытом красной, шитой золотом тканью. Хаддар с удовольствием рассматривал красавицу, которая сидела в непринужденно-привлекательной позе на самом краешке тяжелой крышки. Он улыбнулся:

– Вам лучше сесть поудобнее, разговор будет долгим.

Вэйчен мысленно похвалила себя – раз мужчина заметил ее позу, значит, он внимательно рассматривает ее. А если он ее рассматривает, значит, он уже испытывает удовольствие, пусть даже эстетическое.

– Мне так вполне удобно. Можете говорить.

Она изо всех сил старалась придать своему голосу непринужденные журчащие нотки. Мужчина, к ее неудовольствию, не обратил на это никакого внимания.

– Отдайте Зеркало, пока не поздно. Я сильный соперник.

Вэйчен в своих шелковых одеждах чуть не соскользнула с сундука, так внезапно подкосились ее ноги. Эта слабость длилась лишь мгновение. Хаддар оценил, как быстро приходит в себя эта женщина. Она тотчас оправила свои юбки и спокойно сказала:

– Соперничают лишь равные. Вы теряете силу.

Вэйчен увидела, как напрягся Хаддар, и сладко улыбнулась.

– Если госпожа Нордан узнает, что стала сильнее своего господина… Я бы на вашем месте уже начала беспокоиться.

– Мы с нею одной веры. Мы оба принадлежим Бон.

Вэйчен, казалось, не слушала его.

– Через четыре дня, в полнолуние, восемь колдунов Бон соберутся вместе, чтобы вбить обратно огромные камни, которые скоро начнут выходить из Земли у подножия священной горы Кайлас…

Хаддар вздохнул. Эти женщины времени не теряли. Придется кое-чем пожертвовать.

– Сронцен Гампо слишком увлекся расправами с недовольными. И теперь семьи казненных требуют отмщения. Одни приходят без глаз, которые выдавили по приказу царя, другие приносят свои отрубленные руки и просят помощи. Бон решила, что на трон должен взойти сын царя Тибета.

– Ему всего три года, и вся власть достанется вам. Вы будете править и растить мальчика своим преемником? Какую же участь вы приготовили для нас?

– Вы можете уйти в монастырь или остаться при дворе, как пожелаете.

Ни то ни другое Вэйчен не порадовало.

– Из всех монастырей нам больше подходит Самдин. Но даже там никто не поручится за наши жизни.

Хаддар улыбнулся:

– Пока Зеркало находится у Тхицун, вы сможете рассчитывать только на себя.

Бойчей вдруг ясно поняла, что даже если они отдадут Зеркало, никто не даст за их жизни и дохлой мыши. Бон вышла на охоту…

Хаддар сделал ей знак, что пора уходить. Бойчей быстро выскользнула из комнаты и покинула монастырь в сопровождении своей небольшой свиты, которая терпеливо ожидала госпожу у ворот. Он долго смотрел вслед небольшой процессии, медленно удалявшейся в сторону города, лежащего у подножия священных гор. Мысли его были тяжелыми…

Настоятель, проводив жену царя, вернулся к своему гостю, который сидел неподвижно, лишь глаза его сузились от гнева.

– Запирайте монастырь! Паломников принимайте у каменного алтаря на священной горе, размещайте, где сможете, но ни при каких обстоятельствах не открывайте монастырских ворот.

– Все так серьезно?

– Дьяволица просыпается и будет мстить нам за долгие годы своего унижения, как только может мстить женщина. Скоро мы не сможем отличить, где Будда, где Бон, а где сама Прародительница Зла.

 

23

Никогда еще красавица Вэйчен не была такой сердитой. Не успела она вернуться к себе во дворец, как самые неутешительные новости посыпались на нее. После легкого полуденного обеда высокий темноволосый красавец, стоявший за троном ее царственного мужа и бросавший на нее испытующие взгляды, осмелился приблизиться на непочтительное расстояние. Мужская красота больше не привлекала ее, она вполне наслаждалась властью и своим высоким положением. Красавец, будто не замечая ее холодности, мягким глубоким голосом произнес:

– Приятно, когда даже царь слушается вас, не так ли?

Вэйчен отпрянула от него, словно от прокаженного, но он, нисколько не смутившись, продолжал:

– Однако все это скоро закончится.

Вэйчен напряглась, изо всех сил борясь с искушением прогнать наглеца, и произнесла как можно вежливее:

– Я бы на вашем месте поостереглась говорить такое жене царя.

Черноволосый рассмеялся:

– У следующего царя еще лет десять не будет жены. Будете дарить ему сладости и выносить за ним горшки. Вам следует сделать правильный выбор и выйти замуж за господина Пунгсэ из знатного рода Кхунгпо.

Вэйчен ничего не ответила, а молодой наглец продолжал:

– Посудите сами: жить в изгнании среди других жен покойного царя – значит терпеть унижения и голод. У вас есть только ваша красота, которая скоро померкнет. Зачем обрекать себя на лишения, если можно стать женой великого господина и жить в достатке?

Вэйчен прикусила губу до крови, чтобы не сказать этому безмозглому красавцу что-нибудь лишнее. Она помолчала какое-то время, потом кокетливо повернула головку и сладко прощебетала:

– Я ничего не знаю про достаток господина Пунгсэ,

Красавец поклонился.

– Он только что завоевал Цангдбед, область с населением в двадцать тысяч семей.

– Я поздравляю вашего господина, но в чем, по-вашему, мое счастье?

– Область была подарена господину Пунгсэ за его заслуги. И это не единственное его богатство. Я привел вам этот простой пример, чтобы вы составили себе представление о силе моего господина.

Он приблизился к Вэйчен и обвился вокруг нее сладким змием.

– При помощи вашей красоты вы сможете управлять своим новым мужем, как управляете царем Тибета.

Вэйчен отстранилась от него:

– Как жена царя может оставить его ради простого богатого вельможи?

– Выбирайте сами.

– Я должна все хорошенько обдумать.

Темноволосый красавец рассмеялся.

– Вы необычайно умны, моя госпожа…

Старая служанка в полосатом переднике, проходя мимо темноволосого красавца, незаметно кивнула, чтобы тот следовал за ней. В глубоком переходе под большой каменной лестницей две темные фигуры старались остаться незамеченными.

– Что она сказала?

Даже в темноте было видно, как обнажились в улыбке белоснежные зубы красавца:

– В каждой женщине сидит дьяволица, которая хочет властвовать. Она хочет денег и власти.

Старуха всплеснула руками и запричитала:

– Будь осторожен. Мало ли что придет в голову этой китаянке!

 

24

Вечером, как только царственный супруг покинул ложе Вэйчен, она поспешила к Тхицун. Девушка сидела у ночного столика, терпеливо ожидая, когда служанка закончит расчесывать ей волосы перед сном. Вэйчен отослала служанку Тхицун н сама взялась за костяной гребень.

– Один чиновник так распустился, что предложил мне стать его женой.

– Пунгсэ?

– Да. Откуда знаешь?

Тхицун молча кивнула на зеркало, лежавшее на столике перед ней. Вэйчен покачала головой.

– От тебя не скроешь. И что теперь делать? Он силен, а трон под нашим мужем качается сильно, недолго и упасть.

– Он богатый?

– Даже слишком. Царь по сравнению с ним бедняк.

– Царю приходится строить дороги, содержать большие дворцы и монастыри, платить за порядок в столице…

– А тем временем чиновники богатеют.

– У них нет таких расходов, как у нас.

Вэйчен призадумалась.

– Я знаю, что делать. И Пунгсэ никогда нас не тронет.

– Говори,

– Пунгсэ завоевал область на востоке с двадцатью тысячами дворов.

– И что?

– Эта область была пожалована ему царем лишь потому, что он вложил в поход свои личные средства, содержал армию, покупал снаряжение, Он сказал царю, что на завоеванных землях живет всего две тысячи семей. Поэтому царь и отдал Пунгсэ эту область. Двадцать тысяч семей – слишком много для простого чиновника.

– Расскажешь царю?

– При дворе есть один долговязый аристократ, Донган, он всегда завидовал Пунгсэ. Донган имеет влиятельных друзей, он найдет способ донести до ушей царя важные сведения. Негоже женам царя наговаривать на его подданных. Я расскажу Донгану, а он своего не упустит.

Тхицун повернула голову. В глазах ее блестели лукавые искорки.

– Ты обрекаешь несчастного Пунгсэ на страшные муки. Я слышала, что чиновнику, который воровал из казны какую-то мелочь, отрубили обе руки и выдавили глаза.

– Он посягнул на жену царя.

– Согласна. Расскажем Донгану…

 

25

Стычки на границах Тибета постепенно переросли в настоящую войну, и Сронцен Гампо, отправляясь на запад с лучшими своими отрядами, отослал своих жен в отдаленный монастырь Самдин. Жены хоть и не высказывали недовольства открыто, понимая серьезность ситуации, но не упускали случая в присутствии хозяйки брезгливо посмотреть на старые стены с обсыпающейся краской, скудные дары, которые доставляли из ближайшего городка, и поношенное платье Настоятельницы.

Низкие, ярко раскрашенные потолки и стены монастыря завораживали Вэйчен. Она подолгу могла рассматривать картины ада людей и животных. Тхицун эта живопись нисколько не интересовала. Она помогала Настоятельнице на кухне и кормила животных, работающих для монастыря.

Легко взбегая по высоким каменным ступеням первого этажа, Вэйчен яркой птичкой порхала среди тяжеловесных матрон – царственных жен Сронцен Гампо, считавших работу ниже своего огромного достоинства. Жены мучились от безделья в этой глуши и давали волю сплетням про ночные дела Настоятельницы.

– А видели, как она на заднем дворе сдирала кожу с ребенка?

– А как ела человеческое мясо?

– Она никогда не ходит мимо нас по лестницам, а всегда оказывается в своем кабинете под самой крышей!

– А видели ее потайную комнату, всю в черном и с огромными масками из человеческой кожи? Чуть не умерла от страха!

Эти пересуды заканчивались только после захода Солнца, давая пищу новым сплетням. Вэйчен никогда не участвовала в этих пустых разговорах. Благодаря Тхицун, которой был открыт доступ в самые потаенные уголки монастырской жизни, она хорошо знала и ритуальную комнату с огромными масками, и поедание человеческой плоти Настоятельницей, и многое другое, чего даже представить себе не могли глуповатые жены Сронцен Гампо.

Жизнь в изгнании была несладкой. Дворцового изобилия не было. Все довольствовались лишь самым необходимым. И то хорошо, что родственники отправляли изгнанницам сушеное или вяленое мясо. Этот распорядок был нарушен лишь однажды, когда из Лхасы пришли невиданные дары – стадо ди, великолепные ткани, засахаренные фрукты и свежий чай. Все перешептывались в нетерпеливом ожидании – для кого все это великолепие. К удивлению присутствующих, все это было отправлено для Вэйчен Великим Советником Донганом…

Вечером, после обильного застолья, прихватив с собой большую корзину со снедью, Тхи-цун и Вэйчен вошли в комнату Настоятельницы. Иордан лежала чуть живая на своей жесткой кушетке из конского волоса. Тхицун разложила на низком столике перед нею изысканные угощения, но Нордан даже не взглянула на них.

– Мне стоит больших усилий удерживать духов воды. Люди из селений не понимают опасности, они берут воду из рек и озер, даже когда Солнце село и духи тьмы усиливаются. Я каждую новую Луну загоняю злых духов воды обратно в озеро на старой горе, окруженной кольцом священных вод Ямдрокцо.

Вэйчен удивленно подняла тонкий изгиб брови:

– Озеро в озере?

– Я все чаще слышу в свой адрес угрозы. Владыка подземных вод поклялся, что если хоть капля черной воды из запечатанного озера попадет в Ямдрокцо, все духи тьмы обретут свою силу.

Вэйчен вздохнула:

– Нельзя пускать людей к горному озеру. Может, выставить охрану?

Тхицун, до этого времени молчавшая, положила руку на плечо Нордан и тихо проговорила:

– Владыка подземных вод коварен, и он обманул тебя. Не в воды Ямдрокцо должна попасть капля из Черного озера, а в Озеро Нечистых в Лхасе у священной горы. Но пусть оно тебя больше не беспокоит.

– Люди беспечны, и что еще хуже – любопытны. Не ведая, что творят, они могут принести в кувшине черную воду и вылить в проклятое озеро.

Тхицун поежилась, словно от холода.

– Я приказала засыпать древнее озеро и построить на нем монастырь, который бы крепко держал его, как печать. В этот монастырь мы отвезли статую Будды. Люди отмолят нечистое место.

Нордан попыталась встать, но упала обратно на кушетку.

– Ты засыпала Колодец?

Вэйчен с удивлением посмотрела на Настоятельницу. Та со стоном произнесла:

– В этом озере Колодец Душ. Воды скрывали его от любопытных глаз. Черный Колдун черпал оттуда души, чтобы они служили ему.

Тхицун улыбнулась.

– Колодец я не тронула, но для Хаддара он теперь недоступен. Я расскажу тебе, как открыть его.,

 

26

Вэйчен скучала. Ей всегда было скучно, когда Тхицун с Нордан, переодевшись крестьянками, ехали в Лхасу проведать свой Колодец. Нордан что-то черпала оттуда и возвращалась довольная, вся светилась изнутри, как будто обретала новую жизнь.

Тхицун строго наказывала Вэйчен скрывать их отъезд, чтобы любопытные дамочки не разнесли новые сплетни по местным селениям, куда их возят на рынок и на прогулку Вчера ночью Нордан получила страшную весть – камни, что удерживали Черную Дьяволицу, начали выходить на поверхность земли, и это означало, что они больше не сдерживают непокорную силу, и чем больше камень вырастал из-под земли, тем больших усилий стоило вогнать его обратно. Нордан следовало явиться в полнолуние к священной горе. Восемь самых могущественных колдунов собирались вместе забивать камни обратно, чтобы Черная Мать не смогла выйти к людям.

Тхицун не стала дожидаться в монастыре и пошла вместе с Нордан. Дорога заняла почти весь день, лишь к вечеру прибыли они к подножию Горы, где уже собралось несколько странных фигур, которые молча устраивались на ночлег. Колдуны опасливо посматривали друг на друга, недовольные тем, что придется ночевать под открытым небом. Каждый из них предпочел бы забраться в пещеру и там переждать ночь, но по молчаливому согласию никто не прятался и все держали друг друга в поле зрения. Тхицун, устроившись на циновке возле Нордан, тихо спросила:

– Почему камни выходят на рассвете? Не лучше ли для них выйти ночью, когда все спят?

– Ночь для них – плохое время. Луна сковывает их своим холодом и не дает преодолеть вес Земли. Солнце, напротив, согревает и своим теплом помогает выйти.

– Как росткам?

Нордан улыбнулась.

– Как росткам, но только ото нехорошие ростки.

– Всякое дело дает ростки, хорошие или нет…

Тхицун изо всех сил старалась поскорее уснуть,

но сон пришел лишь под утро. Солнце еще не взошло, как в серых сумерках заворочались темные фигуры. Колдуны собрались в круг, чтобы распределить, кто куда встанет и за какие камни будет отвечать. Старый колдун из Ташилунпо неторопливо сказал:

– Мы должны оцепить гору. Никто не знает, с какой стороны начнут расти камни. Разделим гору на восемь частей, и каждый займет свою. Хаддар – самую страшную часть, Север. У меня – Запад. Нордан возьмет Юг…

Он не успел договорить, как раздался голос:

– Хаддара с нами нет. У нас всего семь человек. Кто-то должен взять две части.

Колдун побледнел. Все держалось на силе и могуществе Хаддара, и вот теперь они всемером должны решать задачу, с которой не справится и сотня колдунов.

– Солнце вот-вот взойдет, так что выхода у нас нет. Мне придется взять Север. Нордан возьмет два сектора – Южный и Юго-Западный. Эта женщина ей поможет, будет говорить, где идет камень.

Старый колдун сердито посмотрел и ткнул пальцем в сторону Тхицун:

– Подбери свои юбки да пошевеливайся. Иначе твоей подруге не справиться.

Тхнцун поклонилась колдуну и пошла за Нордан, которая, сняв фартук и отстегнув парчовые юбки, осталась в простых хлопковых шароварах.

Первый луч Солнца показался над горизонтом и лизнул подножие горы. Где-то за углом послышался крик и гул мерных глухих ударов. Нордан успокоила Тхицун:

– Началось. Это первые камни, они небольшие. С ними легко справится даже новичок. А здесь таких нет. Ну, кроме тебя, конечно.

Женщины расположились в отведенной им части у подножия горы и стали ждать. Уже почти повсюду слышались гулкие удары, но у них все было спокойно, казалось, что все камни решили выйти на северной стороне. Старый колдун, должно быть, едва успевал. Нордан забеспокоилась:

– Стоило бы прийти ему на помощь, но камни коварны. Как только ты утрачиваешь бдительность, они тотчас вырастают у тебя за спиной.

– Смотри!

Тхицун стояла спиной к Солнцу и дрожащей рукой показывала на круглый плоский камень, медленно выползавший из-под земли. Нордан метнулась к нему и с силой ударила в него босой ногой, вбивая обратно в землю. Камень легко ушел обратно. Нордан удивилась:

– Это был довольно крупный камень. Почему же он так легко ушел?

Тхицун улыбнулась.

– Все дело в тебе. Ты стала сильнее.

Нордан недоверчиво посмотрела на нее:

– Сильнее Хаддара?

– Лишь на время. Он вернет свою силу, как только получит Зеркало. Тогда он сможет подойти к Колодцу и черпать свежие души…

К вечеру изможденные колдуны собрались у небольшого костра.

– Мы требуем изгнать Хаддара! Он бросил нас в такой ответственный день!

Старый колдун устало поднял руку и сказал:

– Мы должны выслушать его, прежде чем решиться на это. Хаддар – великий колдун, и он знает цену своему отсутствию. Сегодня мы разойдемся с миром и соберемся в новолуние, чтобы выслушать его.

Колдуны закивали.

– Так тому и быть, пусть приходит в новолуние к Джогхангу.

Тхицун, молча сидевшая до этого в стороне, вдруг поднялась и сказала:

– Братья, сегодня вы справились без того, кого считали сильнейшим.

Все повернулись к ней, не понимая, что до сих пор здесь делает эта крестьянка. Пусть даже она помогла Нордан, но никому из смертных не дозволено присутствовать на собрании Бон. Старик повернулся к ней и сказал:

– Тебе лучше уйти. Ты помогла нам, но сейчас мы в твоей помощи не нуждаемся.

Тхицун вместо того, чтобы поспешно покинуть высокое собрание, подошла к костру и встала в самый центр колдовского круга.

– Вы всегда будете нуждаться в моей помощи.

Колдуны обступили Тхицун в мрачном любопытстве.

– Давай проверим, милая девочка. Если ты продержишься хотя бы час среди нас, можешь оставаться.

Старик, умудренный опытом, видел, что происходит что-то невероятное. Простая женщина давно сбежала бы отсюда восвояси. Но эта женщина в крестьянском наряде выглядит как-то странно. Он отстранил рукой одного из собратьев и подошел к ней ближе.

– Кто ты, странная женщина? И почему мы всегда будем нуждаться в тебе?

– Потому что ни один из вас больше не может подойти к Колодцу Душ. На месте Черного озера построен монастырь. Но даже если вы найдете Колодец, вы не сможете достать оттуда ни одной души.

Колдун обвел взглядом присутствующих. Колдуны стояли молча, сверкая злыми глазами.

– Да, это так. Кто-то запечатал Колодец. Бон слабеет.

Старый колдун улыбнулся беззубым ртом.

– Вот вам и разгадка, почему Хаддар не пришел сегодня к нам на помощь. Он бессилен!

Он снова повернулся к Тхицун и спросил:

– Ты знаешь, кто может открыть Колодец?

– Тот, кто его запечатал.

Тхицун вытащила из рукава Зеркало и подняла над головой, чтобы всем было видно. Несколько рук потянулось к нему, но Старик закричал:

– Отойдите! Никто не сможет взять Зеркало силой, вы зря погибнете.

Круг расступился, и Тхицун со Стариком остались вдвоем.

– Я отдам Зеркало тому, кто согласится стать Черным Колдуном.

Старик внимательно посмотрел в глаза Тхи-цун и опустился на колени.

– Я не узнал вас, господин.

Тхицун сделала знак Старику, чтобы он встал:

– Если ты не узнал меня, то и другим это не под силу.

– Зачем ты показала Зеркало? Теперь все будут знать, что оно у тебя. И хотеть его больше всего на свете.

– Это хорошо. Теперь все знают, что Зеркало выставлено на продажу…

Тхицун тихо вышла из мрачного круга грязных усталых фигур и побрела домой, в монастырь. Иордан догнала ее уже перед самыми воротами. Не глядя на нее, Тхицун сказала:

– Пора возвращаться в Лхасу. Сегодня мы простимся с тобой. И больше никогда не увидимся.

К ее удивлению, Иордан вовсе не выглядела расстроенной.

– Увидимся. Ты обещала подарить мне корову! Просто мы будем другими…

 

27

Во дворце уже который день стоял гул недовольных женских голосов. Жены Сроицен Гампо бегали из комнаты в комнату в поисках утраченных ценностей. То и дело слышались жалобы:

– Как они посмели взять мои сундуки? А мои платья? И зачем только я оставила их здесь?!

– Ты бы все равно не смогла увезти весь свой скарб с собой!

Вэйчен молча бродила по пустым комнатам, как и все вокруг, сожалея об утратах. Только Тхицун, казалось, нисколько не расстраивается при виде своих пустых сундуков и убогости обстановки.

– Пять лет здесь не было хозяина. За это время хорошо хоть стены сохранились. Могли и дворец разобрать по камням.

Вэйчен лишь вздыхала на ее слова.

– Хорошо, что монастырь не тронули.

– Джогханг не тронули, потому что колдуны запретили касаться хоть одной вещи.

– Ждали тебя?

– И сейчас ждут. Каждый из них помог, чем умел, теперь каждый ожидает заслуженной награды.

Вэйчен послышался странный оттенок в голосе Тхицун. Что-то она скрывала, что-то очень важное.

– Будет лучше, если я тоже буду знать, что случилось. Вдвоем легче принимать решения.

Тхицун села на угол огромного, покрытого диковинной чеканкой сундука и устало сказала:

– Теперь уже ни ты, ни я ничего не решаем. Теперь решает Он.

– Кто Он?

– Тот, кого я вижу в Зеркале каждый день. Он недоволен мной и хочет, чтобы я отдала Зеркало.

Вэйчен подошла к подруге и села рядом. Глядя перед собой в пол, она тихо спросила:

– Я так понимаю, что Зеркало ты не отдашь…

Тхицун улыбнулась и покачала головой.

– Не отдам.

– А как же колдуны, которые будут ждать своей обещанной награды?

– Мне все равно. Я не сделала ничего из того, что хотел от меня тот, что живет во мне. Я привезла в Тибет буддистов, я построила буддистский храм, я ослабила влияние Черной Бон, я отняла часть силы у Хаддара… Так что рассчитывать мне не на что. Он сказал, что часы мои сочтены.

– Тебе придется встретиться с Хаддаром.

– Встречусь. Он скоро придет.

Вэйчен встала, чтобы уйти, но Тхицун удержала ее.

– Останься.

– Зачем?

– Тогда мне не нужно будет рассказывать тебе о нашей участи. Сама все услышишь.

– Но захочет ли Хаддар разговаривать с тобой в моем присутствии?

– Посмотрим…

Вечерний сумрак медленно заползал в комнату, делая очертания предметов размытыми, а силуэты людей призрачными. Вэйчен нервничала.

– Не нравится мне этот колдун. Всегда не нравился.

Не успела она проговорить, как тяжелая дверь заскрипела и в комнату вошел Хаддар. Его было не узнать. Впалые щеки, тусклые глаза и болезненная бледность, все несло печать нечеловеческих страданий.

– Не могу сказать, что рад видеть вас обеих в добром здравии.

Вэйчен хотела что-то сказать, но Тхицун жестом остановила ее.

– Вы хотели говорить со мной?

– С вами – да, но не с госпожой Вэйчен. Пусть она уйдет.

– Ей незачем уходить. Она разделит со мной все, что осталось. Можете говорить или уходить.

Хаддар не ожидал такого приема.

– Я пришел забрать Зеркало.

– Зеркало?

Хаддар начинал терять терпение.

– Это ваша последняя ночь. Самое время вернуть то, что вам не принадлежит.

Тхицун говорила тихо, но слова ее ложились, как бусины на нитку, мерно и четко.

– Я не нашла его и не украла. Мне дали его насильно, и ничего не было сказано о том, что кто-то придет за ним. В любом случае, у меня его больше нет.

Лицо Хаддара покрыла мертвенная бледность. Эта женщина рискует навлечь на себя гнев всех колдунов Тибета. Хаддар сверкнул глазами и медленно, изо всех сил сохраняя достоинство правителя Бон, вышел из комнаты.

Вэйчен подскочила, как ужаленная.

– Что ты делаешь?!

Тхицун засмеялась.

– Бежим, У нас мало времени…

Вэйчен молча повиновалась. Они быстрым шагом вышли из дворца и направились к монастырю, Джогханг уже погрузился во мрак, едва освещенный тоненьким серпом Луны, который завтра исчезнет. Тхицун постучала в монастырские кованые ворота. Дождавшись, пока сонный стражник откроет смотровое окно, она что-то шепнула ему, и тот нехотя открыл тяжелую дверь. Тхицун почти вбежала в монастырский двор, где еще пахло едой и маслом, и жестом показала Вэйчен на небольшую скамью.

– Жди меня здесь. Я скоро.

 

28

Затхлый воздух плохо проветриваемого помещения, смешанный с запахом коровьего масла, горящего в лампадах, не давал дышать. Тхицун прикрыла нос шелковым платком и, убедившись, что она здесь одна, осторожно пошла вдоль стены. В самом дальнем правом углу стоял каменный колодец, почти скрытый от посторонних глаз. Она осторожно подошла к колодцу и приложила ухо к сырому холодному камню. Еле слышно плескались воды спрятанного под монастырем священного озера. Немного послушав умиротворяющий шелест волн, она поднялась, достала Зеркало из потайного кармана и, процедив сквозь зубы непонятное заклинание, бросила его в колодец. Через минуту послышался плеск волн, и Тхицун, удовлетворенная, вышла на свежий воздух.

Вэйчен все еще сидела на деревянной скамье, сжавшись от холода. Завидев Тхицун, она молча поднялась и, не проронив ни звука, пошла за нею.

Дома уже все спали, но Тхицун, взяв со стены светильник и какую-то коробку с самого дна своего опустевшего сундука, приказала Вэйчен:

– Приведи нашего мужа в боковую пещеру, что в Восточном крыле.

Вэйчен в ужасе отшатнулась.

– Ты в своем уме? Даже если я уговорю стражу пустить меня в опочивальню Сронцен Гампо, мне еще нужно будет уговорить царя пойти со мной ночью неизвестно куда.

– Ты справишься. Только сильно не задерживайся. Остался час до рассвета.

– А что будет с рассветом?

– С рассветом все колдуны Черной Бон будут резать наши жилы и рвать нас на части изнутри. Мы не доживем и до захода Солнца, умрем в страшных муках, а души наши останутся вечно бродить в Среднем мире.

Вэйчен пристально посмотрела сначала на Тхицун, потом на маленькую резную коробочку у нее в руках.

– Это как-то поможет спасти наши души?

Тхицун улыбнулась.

– Приведи слугу, что дежурит у твоей двери по ночам. Он поможет.

Вэйчен не стала задавать ненужных вопросов и быстро скрылась в мрачном коридоре, ведущем на третий уровень царственных покоев. Всего четверть часа потребовалось ей, чтобы Сронцен Гампо, стоя в недоумении посреди маленькой сырой пещеры, ждал объяснений. Тхицун поклонилась мужу и показала на невысокую каменную скамью у самой стены:

– Присаживайтесь, наш господин. Вам будет удобно там.

Необычность поведения жен заставила Сронцен Гампо выполнить просьбу. Он нехотя сел на холодную каменную скамью и спросил:

– Почему вы привели меня сюда посреди ночи?

– Завтра на рассвете вы, мой господин, умрете. Чтобы смерть ваша не была жестокой и не вызывала отвращения у тех, кто будет ее свидетелем, я предлагаю вам уйти из этого мира сейчас, с достоинством царя и господина.

Сронцен Гампо молчал. Он знал, что эта женщина не говорит пустое. И все же в его планы вовсе не входило умереть сегодня.

– Какую смерть вы мне предлагаете?

– Медленную и безболезненную. Я зажгу этот порошок, и он унесет нас троих из этого мира в мир Бардо.

– Но дым от порошка уплывет через открытый проход.

Тхицун показала на юношу, которого привела с собой Вэйчен.

– Он заложит вход камнями. Наши тела откроют через три Луны, но тлен не коснется нас.

Сронцен Гампо тихо прошептал;

– Какая холодная эта пещера…

Вэйчен села рядом с мужем, ласково обняв его.

– Не надо бояться, господин. Войти в этот мир и выйти из него можно только через Боль…